Гостеприимный край кошмаров. Часть 1. Супермаркет (Антон Орлов, 2011)

За полчаса до высочайшего посещения в «Изобилии» творился бардак. В бакалейном углу сшибли пирамиду из чайных и кофейных жестянок, с победным грохотом раскатившихся по полу. Кому-то показалось, что боковая витрина первого этажа недостаточно кристально сияет, и затеяли еще на раз ее мыть, а в ведро откуда ни возьмись плюхнулась шуршавка. Девчачий визг, азартные выкрики ломким юношеским фальцетом «Топи ее шваброй!», тревожные шепотки старших в диапазоне от «надо позвонить в Санитарную службу» до «Санитарная служба не должна об этом узнать». Ошалевшие подростки в небесно-голубых курточках носились с охапками флажков и свежесрезанных цветов, лихорадочно распихивая их по стеллажам с товарами. Подъехал автомобиль с зубчатой короной на капоте, привезли красно-золотую ковровую дорожку, охранники начали теснить в стороны от главного входа покупателей, зевак и вооруженных фотоаппаратами иноземных туристов. Попытки утопить шуршавку привели к тому, что ведро опрокинулось, мокрая серая тварь выскочила, отфыркиваясь и встряхиваясь, угрожающе топорща колючие «оборки» (новая волна визга), и юркнула под стеллаж с печеньем. В другом конце зала покупательница требовала, чтобы ей немедленно принесли свежую куриную тушку из холодильника, а то все вокруг бегают и на нее внимания не обращают. Кричала она оглушительно и самозабвенно, словно исполняла оперную арию. Кто-то из тех, кто украшал полки красными, розовыми и пестрыми гвоздиками, поскользнулся на мокрой плитке, чуть не вмазался в призывно сверкнувшую витрину и выронил цветы в лужу. Загремело откатившееся ведро, под стеллажом зашипела шуршавка.

Явление Лерки с подбитым глазом гармонии в общее действо не добавило.

– Валерия… – Высокий худощавый юноша в «директорских» очках, с зализанной тускло-русой шевелюрой, уставился на нее с оторопью. – Только не волнуйся, Лера, все проблемы решаются, наша сила в креативе… На тебя напали?

– Ага, экстремисты какие-то малолетние, лет четырнадцать-пятнадцать, дрянь сопливая, в одинаковых рубашках с эмблемой в виде факела, вот здесь, на рукаве. Я одного шокером, а другой меня в глаз, а я стала кричать полицию, тогда они убежали. Ну, точнее сказать, это я на них напала…

– Что?.. Ты?.. Зачем?.. С этим вашим шокером, это же запрещено… – Взгляд беспорядочно заметался – то ли от эмоциональной перегрузки, то ли собеседнику стало невтерпеж смотреть на Лерку.

– Берт, подожди, я все объясню. У меня была уважительная причина!

Она оглянулась, уже готовая к тому, что за спиной никого не окажется. На то здесь и Волшебная страна, чтобы имели место наваждения и метаморфозы… Но Уважительная Причина никуда не делась.

Девочка-стебелек в добела вылинявших дешевых джинсах, такой же, как у остальной магазинной молодежи, небесно-голубой курточке и надвинутой на глаза ультрамариновой бейсболке. Остренький подбородок, узкие губы – точь-в-точь как у Берта, хотя масштаб помельче, и вдобавок через прорезь головного убора выпущен тощий хвостик того же невзрачно-русого цвета. Фамильная внешность Никесов. Козырек бросает на лицо синеватую тень.

– Эти обнаглевшие придурки ее обижали, не могла же я пройти мимо.

– Почему не могла? – Он поправил пальцем очки на вспотевшей переносице – жест, позволяющий выгадать секунду-другую, чтобы собраться с мыслями. – Ты ведь знаешь, какое у нас сегодня мероприятие, кого мы ждем и на какой пример с твоей стороны мы рассчитываем! Успешные продажи – все, личная прихоть – ничто. Лезть в драку, размахивая шокером, – это не креатив, можно было сбегать до ближайшего таксофона, позвонить в полицию…

– Берт, это же твоя сестра!

– Валерия, у меня много сестер, – терпеливо вздохнул Берт, глядя на нее сверху вниз с разочарованной миной. – А такое звездное мероприятие бывает однажды, и ты здесь находишься для того, чтобы показать нам на деле ваши продвинутые маркетинг-технологии, мы на тебя так надеялись, а получили… получили фингал!

– Видишь, я же говорила, – негромко заметила Уважительная Причина.

– А с тобой, раз не хочешь исправляться, еще будет серьезный разговор…

– В присутствии моего адаптера, – все так же негромко, с затаенным вызовом, бросил стебелек в бейсболке.

С характером, хотя по виду типичная серая мышка, отметила про себя Лерка.

– Э-э… мгм… Ладно, ладно, идите. – Бертран сбавил тон, в стеклах его импозантных очков мелькнуло беспокойство, словно зал осенила мимолетная пугающая тень. – Только не попадайся, Лера, никому на глаза в этом виде, мы на тебя рассчитываем! Проходите быстренько…

Она не знала, кто такие адаптеры, но уже ясно, что это страшная сила. Возможно, что-то магическое. Этот мир пропитан колдовством, как мокрая губка водой, поэтому Лерка заранее приготовилась к чудесам на каждом шагу.

– Пойдем. – Уважительная Причина дотронулась бледными пальчиками до ее загорелой руки с набухшей кровавой царапиной от запястья до локтя.

Позади бодрой скороговоркой распоряжался Бертран:

– Венцел, Артур, Гергина, вам генеральное задание: вооружитесь швабрами и не выпускайте оттуда шуршавку. Вы отвечаете за то, чтобы она не выскочила под ноги Летней госпоже, и постарайтесь выглядеть естественно, чтобы со стороны никаких вопросов… Мы на вас рассчитываем! Остальные – взяли тряпки, весело и корпоративно затираем лужу! Давай-давай-давайте!

Следом за своей спутницей Лерка направилась к неприметной дверце за ступенчато уходящими к потолку полками с фасованными крупами. Она не могла вспомнить, как эту мышку зовут, а спросить – лишний раз опозоришься: успешный человек всегда держит в голове имена своих деловых партнеров! Один из их девизов. В этой счастливой продвинутой семейке на каждый случай жизни найдется бодрый девиз, ориентирующий на высокие продажи и полезные контакты.

У Берта два брата и четыре сестры. Старшая, Ариадна, в рамках проекта «Молодежь всех измерений – обучение без границ» отправилась по обмену на Землю (которую местные называют Землей Изначальной, чтобы не было путаницы). Вторая, девятнадцатилетняя Глория, гордость домочадцев, даже во сне сочиняет рекламные слоганы. Две младших, тринадцати и двенадцати лет, похожи как двойняшки, и одна из них страдает психическим расстройством – что-то сугубо здешнее, специфическое для этого измерения. Марианна и Лидия. Или наоборот, Лидия и Марианна. Кто из них Уважительная Причина, Лерка определить затруднялась.

После просторных, светлых, нарядных торговых залов служебные помещения в первый момент ввергали в шок. Неказисто, словно в заштатном казенном учреждении с урезанным бюджетом, и тесно, как будто здание сжимает великанская рука – того и гляди начнут целоваться стены, перекрутятся лестницы и узкие коридорчки, сложатся по диагонали загроможденные товаром подсобки, а людей, находящихся внутри, попросту расплющит.

Здесь тоже царила деятельная суета. Лерка ловила на себе оторопелые взгляды. Пришлось вжаться в стенку, чтобы пропустить грохочущую тележку с коробками бананов – кативший ее парень напоминал робота с перегоревшими контурами, который, двигаясь по прямой, тормозить не станет и кого угодно размажет по полу. Из-за поворота доносился голос господина Никеса, главы семейства и торгового предприятия:

– Живо убрать! Развели срач, а если кто-нибудь из придворных сюда заглянет?!

Померещилось, с некоторым сомнением решила Лерка. До сих пор ведь держал марку и был джентльменом из джентльменов…

– Идем, – то ли Марианна, то ли Лидия, оглянувшись на нее, распахнула грязновато-белую дверь, за которой приглушенно журчала вода.

Кафельный закуток. Справа умывальники из пожелтелого фаянса и зеркало в облезлой раме с намеком на художественную резьбу, слева пара дверей с гендерной символикой, напротив третья, без обозначений.

Лерка, у которой из-за всеобщей суматохи отшибло пространственную память, наконец-то сориентировалась, где находится. Глянула в зеркало: подбитый глаз окружен набухающим фиолетовым ореолом. То самое, что в народе называют «фонарем». Нечего удивляться, что Берт, еще вчера намекавший на романтические чувства, пять минут назад от нее едва ли не шарахнулся.

Третья дверь вывела на лестничную клетку с окном в облупленном переплете. Солнечно и чистенько, узкие деревянные перильца, на втором этаже коридор с полосатой тряпичной дорожкой на полу.

– Пошли ко мне, – предложила Уважительная Причина. – Тебе нужно сделать примочку, тогда скорее пройдет, а то у нас семейный девиз: чтобы успешно продать товар, надо иметь товарный вид.

Жуть какая, поежилась Лерка, а я-то думала, в сказку попала.

Дом Помойного Тима примостился в конце улицы Летающих Грабель, возле поворота на улицу Горького Меда. Достаточно далеко от береговой стены, чтобы Санитарная служба не досаждала регулярными плановыми набегами, и в то же время окраина Тянги, скучная глушь, полиция сюда заглядывает разве что по случаю большого праздничного мордобоя или какой-нибудь кровавой бытовухи.

За высоким добротным забором – пристройки, сараи, огород с овощной ямой. Много чего можно спрятать. На заборе мелом накорябано: «Здеся жевёт Памойный Тим и дурак Демчо».

Раньше Демчо обижался, не столько на «дурака», сколько за деда, лез в драку с соседскими балбесами и стирал поклепы, а когда подрос и узнал, чем взаправду занимается дед, перестал заводиться из-за бытовых оскорблений. Пишут – и пусть себе. Хуже будет, если узнают, что Помойный Тим, собирающий по свалкам всякую разную рухлядь для сдачи в утиль, один из самых крутых на Кордее контрабандистов. И с кем он ведет дела, и сколько денег и ценностей схоронено по тайникам… Вот уже второй год пошел, как Демчо тоже в этом участвовал и еще ни разу не подвел, это позволяло ему посматривать свысока на шантрапу, украшающую окрестные вертикальные плоскости немудреными граффити.

Демчо пристроился в тени на ступеньках крыльца. Собранный, напряженный до легких судорог в мышцах брюшного пресса, готовый прошвырнуться с багажом – иначе говоря, отнести товар заказчику. Загорелый и худощавый, косая челка цвета темной меди падает на близко посаженные глаза, не столько скрадывая, сколько подчеркивая их по-крысиному настороженный блеск. С тех пор как он вошел в дело, постоянно чувствовал себя так, словно болтаешься между жизнью и смертью и конца-края этому не видно.

За спиной заскрипели половицы, из полутемной прихожей, пахнущей луком, сухой древесиной и сладостью переспелых яблок, выплыла мама, пышная и грузная в отличие от поджарых, будто их день за днем морят голодом, Тима с Демчо.

– Суп готов, иди, что ли, покушай, – сообщила она громко и после шепотом добавила: – Откладывается. Ближе к вечеру. Аурелия прислала весточку. Верно, сопровождает нашу Летнюю госпожу, та решила сегодня почтить своим высоким вниманием какой-то магазин в Птичьем Стане, газеты писали.

– Ага, понял.

Привычное, как брызги зубной пасты на зеркале, напряжение убралось не сразу. Вонзившиеся в плоть Демчо незримые коготки отпускали добычу медленно и неохотно.

– Давай, что ли, покушай, – вздохнула мама.

Она стояла рядом, накрыв его своей тенью, словно раскидистый куст жимолости. Большая, в темном цветастом платье и запятнанном фартуке, в ушах золотые сережки, волнистые волосы обрамляют расплывшееся лицо с подкрашенными губами и зачерненными веками – красивое лицо, хоть и расплывшееся. О деле она знала вполовину меньше, чем ее мужчины. Считала, например, что Серая Дама, которую поминает иногда дед с тоскливой горечью, – это одна из тех пропыленных бродяжек, что промышляют на помойках за береговой стеной, давняя роковая любовь и нынешняя подельница Тима, спившаяся подколодная стерва. Ага, если бы… Демчо раньше тоже так думал, хотя можно было догадаться, подсказка-то на виду. Серая Дама. Серая Дама. Серая. Ясно же, о ком речь, но если боишься что-то понять, то и не поймешь нипочем.

Вслед за матерью он побрел на кухню. Отсрочка. Госпожа Аурелия, постоянная покупательница, опять заказала товар, который легальным способом не достанешь, да и нелегальным не добудешь, если не обратишься к Помойному Тиму. Ничего удивительного, колдунья, им вечно требуется «то, не знаю что». Солидные и неболтливые клиенты. Аурелия и вовсе в фаворе – фрейлина Летней Властительницы, фактически придворная магичка, хотя формально такой должности не существует, магам вмешиваться в политику запрещено. В давние времена это был просто разумный обычай, а после Темной Весны – закон, внесенный в Конституцию. Когда Мерсмон вопреки вековым традициям узурпировал верховную власть, такой был раздрай, что мало никому не показалось, и последствия до сих пор не расхлебать, одна Гиблая зона чего стоит. Или Гиблая страна, как называют ее те, кто не любит царапающих, словно железом по стеклу, казенных терминов. Гиблая страна, золотая жила Помойного Тима… Но об этом даже думать громко нельзя.

Верховная власть нуждалась в услугах представителей магического сословия, а где нужда, там и компромиссы: тот же закон не возбраняет колдуну или ведьме занимать должность при дворе и вместе с остальной свитой сопровождать первое лицо государства на публичные мероприятия вроде сегодняшнего, где может возникнуть нужда в магической защите.

Всем хорошо, и для Демчо отсрочка. Усаживаясь за стол, он почти расслабился.

Особняк, возле которого Лерка не то совершила геройский поступок, не то отмочила глупость, уже не первый десяток лет потихоньку рассыпался. Три этажа лепных грез, заколоченные крест-накрест окна, безносые кариатиды, упадочническая белизна снега, которому недолго осталось лежать (или запущенного до полной разрухи архитектурного памятника), нефритовые пятна плесени и чернильные кляксы «волчьего бархата». Ступени парадной лестницы засыпаны палой листвой, крылатыми древесными семенами и скукоженными черными комочками дохлых шмыргалей (наверное, у них поблизости гнездо), одичавший гибикус льнет алыми поцелуями к растрескавшейся штукатурке, через дырявую ограду накидали внутрь мусора.

Там вся улица такая, но этот заброшенный дом был особенно хорош, и Лерка полезла в сумку за «мыльницей». Механический фотоаппаратик-автомат, они продаются во всех магазинах вблизи порталов «Земля – Долгая Земля», потому что цифровая техника в этой Стране Чудес дохнет на первой же минуте.

Успела сделать несколько снимков. Компанию подростков в униформе с вышитыми факелами отследила сразу, но те поначалу ее не трогали – возможно, просто не хотели связываться с иноземной туристкой, которая чуть что побежит в полицию или в свое консульство.

Девочка в синей бейсболке неловко вылезла из окна первого этажа, где кусок доски был выломан. Не глядя по сторонам, отряхнулась, надвинула козырек на самый нос. Лерка дожидалась, когда она выметется из кадра: в этих допотопных моделях вместо памяти пленка, запас ограничен, будешь щелкать все подряд – не останется места на что-нибудь интересное.

Факелоносцы привязались к девчонке, когда та через дыру в ограде выбралась на тротуар. Тупые тинэйджерские оскорбления. Она молча зашагала прочь. «Да, не могу сдать вам сдачи, но не опущусь до вас, хоть убейте» – вот такой был у нее вид, если невербальное перевести в слова. Те не отставали, начали швыряться вслед мусором и камнями. Один, самый мелкий, нагловатый и крикливый, догнал, толкнул – тут-то Лерка и не вытерпела.

Если б она выглядела на свои почти двадцать два, с имиджем представительной взрослой девицы, возможно, хватило бы одной ругани, чтобы их утихомирить. А то ведь стриженый подросток, пацанка, только ссадин на коленках да фонаря под глазом не хватает. Ага, вот и обзавелась… Когда рослый парень демонстративно пошел на нее, Лерка ткнула его выхваченным из кармана шокером, потом ее ударили – это сорвало предохранитель «нельзя выглядеть некрасиво, иначе что про меня подумают», и она заорала благим матом:

– Полиция, помогите, грабят!

Неэстетично, да. Зато эффективно. От настоящих грабителей не спасло бы, но субчики, которые явно принадлежат к некой организации, еще и форму напоказ носят, как правило, не заинтересованы в том, чтобы их обвинили в уличном разбое. Леркины вопли оказались действенней шокера, и факелоносцы обратились в бегство, поддерживая с двух сторон своего товарища, словившего разряд.

Поглядев на девочку, стоявшую рядом, Лерка решила, что это, кажется, одна из младших сестренок Берта. Подбородок, линия губ, негустые тускло-коричневые волосы, вдобавок небесного цвета курточка из недорогого второсортного шелка, на нагрудном кармане вышито ШЮМ – «Школа Юных Менеджеров». Официально зарегистрированное досугово-образовательное объединение для подростков при никесовском супермаркете. Все они помешаны на продажах, услугах, рекламных акциях и ждут неслыханных откровений от Валерии Вишняковой – «нашей гостьи из мира продвинутых бизнес-технологий», как обозвал ее господин Никес, когда в первый день со всеми знакомил.

Получается, что она их обманула, вовсе ведь не за тем сюда напросилась, и голова у нее забита сказками, а не «способами мегауспешных продаж», вызывающими у юных менеджеров эйфорический восторг.

Примочка пахла незнакомыми травами, здесь все лекарства или растительные, или магические. Устроившись на стуле, Лерка наблюдала одним глазом, как Уважительная Причина роется в стенном шкафу с ярким рекламным постером на дверце.

Светло-зеленые обои в «елочку», две аккуратно заправленные кровати, два симметрично поставленных школьных стола с полками, пара стульев, на полу красно-оранжево-голубой коврик. Жалюзи подняты, подоконник завален цветными карандашами, тетрадками, вырезанными из журналов картинками, переливающимися заколками, растянутыми резинками для волос. Здесь живут младшие сестрички, а Лерку поселили с Глорией, в соседней комнате, она заняла место Ариадны, которая отправилась по обмену на Землю.

– Зачем ты полезла в тот дом?

Задав вопрос, сразу подумала, что ответ очевиден. У них тут набегаешься, пока найдешь туалет. В тех местах, где достопримечательности и наплыв туристов, удобства еще имеются, а на прочих территориях с этим полный звездец, носи с собой и терпи, пока не лопнешь. Не то что дома, где на каждом перекрестке муниципальный сортир, и, когда оттуда уходишь, на стене появляется улыбающийся мультяшный цветочек, который говорит тебе «Спасибо за органику!». Все идет в переработку, на удобрения. А Долгая Земля экологических проблем не знает. Растительность тут кошмарно живучая, колдовская, неуничтожимая, сама кого хочешь уничтожит. В здешнем Лесу (они даже пишут его с большой буквы!) просеки, проложенные караванами Трансматериковой компании, весной и летом зарастают едва ли не на глазах, и дороги строить бесполезно – через месяц-другой от них останется одно документально подтвержденное воспоминание. Местным жителям незачем трястись над каждым литром ценной органики. Проблемы у них тоже есть, но другие.

Ответ обманул Леркины ожидания:

– Я хотела посмотреть, не живет ли там один человек.

– Там вообще никого нет. Дом капитально заброшенный.

– Он как раз и живет в каком-то заброшенном доме, там все разрушенное, поломанное, разбитое. Мне надо с ним поговорить и попрощаться. Это важно.

Шорох ткани. Лерке хотелось поинтересоваться, кто такие адаптеры, но тут девочка пробормотала:

– Куда же мы это запихнули… Кажется, в коробке из-под торта…

– Что-то ищешь?

– Цветочную маску, чтобы ты смогла посмотреть на Летнюю госпожу.

– Можно сделать пиратскую повязку. Лента найдется?

– Повязка не проканает, на тебя потом наши будут ругаться. Вот, нашла! Какая тебе больше нравится – шиповник, анютины глазки, водяная лилия или василек?

– Анютины глазки, – решила Лерка. – В тему.

– Тогда надевай. Слышишь, там уже музыка играет?

Маска была картонная, с тканевой изнанкой, на резинке. Обнаружив среди хлама на подоконнике настольное зеркало, Лерка убедилась, что для Волшебной страны вид у нее в самый раз: фантастическое существо с желто-фиолетовым цветком вместо верхней половины лица, и никаких тебе неприличных фингалов.

Выйдя через черный ход, они обогнули стеклянное с бетонным тылом здание и присоединились к толпе. Лерка не сильно выделялась, некоторые из присутствующих тоже были в карнавальных масках – атласные розочки, блестящие на солнце стразы, крашеные перья. Двое юных менеджеров держали транспарант: «Где наша Летняя госпожа, там и праздник!»

Расписанный розами и хризантемами лимузин уже подъехал, и сначала оттуда выбрались две фрейлины, похожие на экзотических фей, а потом статная женщина в одеянии, слепящем золотым шитьем. В толпе завопили от избытка чувств. Лерка приподнялась на цыпочки и вытянула шею.

Правительница Долгой Земли неспешно плыла по ковровой дорожке, за ней волочился тяжелый сверкающий шлейф. Полноватая и крутобедрая, она двигалась с грацией танцовщицы высшей пробы. Там, где она прошла, возникала толчея, торопливые руки расхватывали примятые ее туфельками нарциссы – словно птицы налетели на рассыпанный корм. На продажу. Считается, такие талисманы помогают девушкам, которые обделены мужским вниманием или не могут испытать оргазм, Лерка об этом читала. Непонятно только, реальное это волшебство или суеверие. И как они разбираются, наступила на цветок сама Летняя Властительница, или ее фрейлины, или вовсе никто не наступал? Наверное, это вроде лотереи, кому как повезет.

– Красивая… – восхищенно прошептала Уважительная Причина.

Красивая или нет, судить было затруднительно: лицо Властительницы прикрывала ажурная золотая полумаска, соединенная с головным убором, который очертаниями напоминал срез луковицы, сплошь был усыпан огоньками самоцветов и вдобавок отягощен переливающимися драгоценными подвесками. Лерка, впрочем, видела в газетах ее фото: привлекательная, но ничего сверхъестественного. Зато сейчас она шествовала мимо толпы, охваченной верноподданническим ликованием, словно богиня вечного лета в сиянии и славе.

Красочная варварская мистерия восхищала и зачаровывала, и казалось немыслимым, чтобы кому-нибудь захотелось испортить такое представление. Однако желающий нашелся. Леркин, конечно же, соотечественник, кому еще это могло бы прийти в голову?

– Голос Леса расшифрован нашими компьютерами! – заорал, тряся сальными патлами, долговязый парень, протолкавшийся сквозь людскую массу наперерез Летней госпоже. – Президент Янари должна выполнить свои предвыборные обещания! Бескомпромиссные Экологи требуют! Живая природа требует…

Дальше он то ли поперхнулся, то ли сорвал голос, и его утянули в толпу. Дурак, подумала Лерка, поколотить же могут. Бескомпромиссные Экологи – земная общественная организация, ее активисты вечно расшифровывают что-нибудь сенсационное и после устраивают бучу, теперь еще и в чужое измерение с тем же самым… Еще и все переврали. Властительница – не президент, а вроде конституционной королевы сроком на восемь лет. Вот на фига ему понадобилось так вылазить, и без того здесь о туристах с Земли анекдоты рассказывают!

Лерка в раздражении прикусила губу, как будто выходка незнакомого парня ее тоже касалась, но потом снова стала смотреть во все глаза, чтобы не пропустить ничего интересного.

Возле крыльца навстречу высокой гостье выступил господин Никес, сухощавый и угловатый, словно кузнечик в деловом костюме. Почтительно склонившись, сделал приглашающий жест в сторону своего супермаркета.

Из-за плотно закрытой двери доносились вопли дерущихся вакханок.

Стах нервно курил, примостившись на подоконнике из разводчато-белого лаконодийского мрамора. Ему было велено не вмешиваться.

Мужской инстинкт требовал пинком распахнуть дверь и урезонить сдуревших девах. Здравый смысл подсказывал, что надо оставаться здесь, в холле с жемчужными стенами, громадным ковром цвета кофе с молоком и финиковой пальмой в кадке, на теплом от полуденного солнца подоконнике.

В отличие от них Стах смертен. А Эгле не нуждается в его защите. Что бы там ни случилось, от нее не убудет. Это уже второй раз, даже третий, если считать ту трамвайную аварию.

Шум стих, вопли сменились стонами. Дверь открылась, и в холл вышли две женщины. Старшая, с довольно красивым, хотя и несколько грубоватым лицом матерой начальницы, была в порядке, если не считать пятен крови на тунике и шароварах цвета хаки. Вторая, молоденькая (ну, или та, что выглядела молоденькой), одной рукой ухватилась за косяк, другой придерживала, прижимая к голове, наполовину содранный скальп. Ее волосы по-прежнему напоминали пышную шапку – но теперь уже шапку, с которой всласть наигрались бешеные кошки. Миловидное лицо как будто разрисовано алой гуашью, одежда висит окровавленными лохмотьями, на правой щеке безобразная рана – похоже, целого лоскута плоти не хватает, и в прорехе белеют зубы, сочится влажная красная мякоть. Во время службы в лесной пехоте Стах и не такое повидал, но сейчас его передернуло. Натуральные суки, хуже проституток самого последнего разбора.

– Я свавняла ффот! – невнятным хлюпающим голосом сообщила Инга.

Ага, в прошлый раз Эгле еще не так ее отделала.

Он потушил сигарету в хрустальной пепельнице в виде лебедя и шагнул вперед.

– Не надо, – захлопнув дверь, спокойно посоветовала старшая (Стах не знал, как ее зовут). – Твоя дама вряд ли обрадуется. Перед ней сейчас дилемма: собирать свои кишки с ковра или плюнуть на них и отрастить новые, твое присутствие там будет некстати.

С Эгле ничего непоправимого не случилось. Для них это не страшно. Все равно суки.

– Осуждаешь? – прошипела Инга, прилепляя сорванную кожу перед настенным зеркалом в форме бабочки (рана, обезобразившая ее лицо, на глазах затянулась). – Вы же, мужики, между собой деретесь насмерть…

– Мы деремся один на один, – криво усмехнулся Стах. – Это если уважающие себя мужики. А вы ее вдвоем уходили.

– Мы тоже один на один! – возмутилась победительница. – Тарасия смотрела за тем, чтобы она не колдовала, и больше никак не вмешивалась. Я ее хорошо проучила…

Стало быть, в магии Эгле тебя превосходит, подумал Стах.

И какого черта он сел тогда в тот чертов трамвай… Не хотелось ведь, очень сильно не хотелось, а все равно полез, потому что торопился. Надо было послушаться внутреннего голоса.

Инга закончила регенерировать. Достав из воздуха щетку для волос, расчесала густые темные кудри. В упор, с прищуром, поглядев на Стаха, поинтересовалась:

– Думаешь, твоя подружка сделает тебя одним из нас? Надейся, не вредно, но этого ты от нее не дождешься. Подачек будет сколько угодно, а единственного, что имеет цену, не получишь. У них вся компания такая – гедонисты, любители жратвы, роскошного барахла и ерундовых вечеринок. Нашел, с кем связаться, а еще леспех!

После этого они наконец-то убрались. Остановившись перед закрытой дверью, Стах деликатно постучал и поинтересовался:

– Эгле, тебе нужна помощь?

– Приготовь ванну… – тающим голосом отозвались из-за двери.

Ванна в этом доме под стать всему остальному: изнутри вызолочена, снаружи роспись по эмали, речной пейзаж с зеленовласыми русалками, кто-то из модных художников – то ли Шанариви, то ли Пластов. Стены и потолок сплошь зеркальные. Стах сыпанул в воду розовых кристалликов из большой стеклянной банки с наклейкой «Феерия блаженства», и внутри вспухли радужные пенные сугробы.

Эгле была уже в порядке, хотя и перемазана кровью, как гулящая девка, побитая товарками-соперницами. Изящество и хрупкость любовно вырезанной статуэтки, божественно покатые плечи, осиная талия, шелковистые пепельные волосы коротко подрезаны, взгляд ребенка, замечтавшегося и внезапно обнаружившего, что взрослые куда-то исчезли, с оттенком обиженного недоумения. Такое же выражение лица у нее было в том трамвае. На нее глазели и мужчины, и женщины, и Стах тоже, вплоть до того момента, пока в них не врезался выплюнутый пыльным переулком самосвал.

Отнес ее в ванную на руках. Эгле беспомощно обнимала его за шею, а потом, уже погрузившись в пышное сверкание мириад мыльных пузырей, сделала знак: не уходи. Он придвинул табурет на гнутых ножках, уселся рядом.

– Инга – ограниченная дрянь, Тарасия – старая сука, – нежный голос звучал еле слышно.

– Ага, – согласился Стах, нисколько не покривив душой, и мысленно добавил: все вы друг друга стоите, весь ваш чертов подвид.

Эгле не могла уловить, о чем он думает. Тем, кто служил в лесной пехоте, ментальную защиту ставили – будь здоров, чтобы ни один помысел не достался врагу. Взломать, никуда не денешься, можно, однако не враз и с немалым трудом, и, скорее всего, Стаха такой эксперимент убьет.

Он допускал, что это одна из причин, почему он приглянулся Эгле: слишком много вокруг вещей, которые ей без остатка подвластны, должно же быть хоть что-нибудь ускользающее, недосягаемое.

– За что вы друг друга не любите, если не секрет?

– Мы хотим разного и ценим разное, – Эгле усмехнулась, на ее точеном алебастровом носике белел мазок мыльной пены. – Вся их компания – однобокие громилы, одержимые идеей борьбы ради борьбы. Вместо того чтобы наслаждаться жизнью, вечно изобретают себе какие-нибудь противостояния. Это притом, что они всей своей бандой с одной старой серой ведьмой из Гиблой зоны справиться не могут! В следующий раз спроси почему – столько лапши на уши навешают, на целую благотворительную столовую хватит, а внятного ответа не дождешься.

– И в довершение прибьют, чтобы не задавал лишних вопросов.

– Если не изобразишь, что проникся их настроением и принял аргументы. А с Ингой мы давно друг друга терпеть не выносим. Очень давно, есть причина личного характера… Нам обеим нравятся крутые парни, и как-то раз мы обе заинтересовались одним выдающимся экземпляром, с тех пор оно и тянется.

– Экземпляр, наверное, достался тебе? – вежливо предположил Стах.

Мотнув головой, Эгле недобро сощурила лиловато-серые глаза.

– Редкостный подонок, гад и хам. Гад с большой буквы, таких поискать.

– Еще и дурак, если выбрал Ингу. Она твоего мизинца не стоит.

Эгле благосклонно приняла эту нехитрую лесть и, скривившись, добавила:

– Ни ей, ни мне. Расчетливый подонок из тех, кому на всех наплевать.

– Тоже кто-то из ваших?

Не ответив, она дотянулась до крана с горячей водой, украшенного алым, как рубин, стразом, и через минуту, когда плеск стих, сообщила:

– Он в конце концов получил по заслугам. Я теперь не жалею, что у нас не сложилось. И знаешь, между нами просто сохранялась дистанция, а Ингу он в грош не ставил. Она была еще сопливой идиоткой, когда совершила дурацкое и жестокое убийство, зарезала свою учительницу, милейшую женщину. Он не то что был свидетелем, но находился там же, поэтому знал об этой истории в подробностях[1]. Инга для него была вроде грязи на ботинках, а я – придорожным цветком. Иногда для цветка даже лучше, что его не сорвали и не унесли с собой.

– Без цветов за обочиной дорога была бы не в радость.

Улыбнувшись, она зачерпнула пены и швырнула в него. Стах не успел увернуться. Эгле повторила атаку, но теперь он был начеку, ушел в сторону. Кружевной волдырь медленно пополз вниз по зеркальной стенке.

– Ты пока иди, мне сейчас не нужна помощь.

Честно говоря, она и до этого не очень-то нуждалась в помощи. Разве что в моральной поддержке: проиграла же раунд как-никак.

Стах повернулся к двери – белому прямоугольнику, успокаивающему своей определенностью посреди обманчивых зеркальных далей, и тут ему в спину бросили:

– Она врет, что я не хочу сделать тебя одним из нас. Это невозможно. Если бы я только могла… Верь мне, Стах, это невозможно. Кое-что утрачено, и если оно не вернется, новых Высших больше не будет.

– Эгле, какое это имеет значение?

Улыбнувшись ей через плечо, он вышел в коридор.

Помещения, как на фотографиях в глянцевых сувенирных альбомах, знакомящих с покоями и убранством Летнего, Зимнего, Весеннего и Осеннего дворцов. Ничуть не хуже, разве что размеры не те. Стах жил здесь уже третий месяц, но до сих пор не освоился.

Временами его тянуло уйти. Зря связался. Тот парень, который пренебрег и Ингой, и Эгле, был, может, и Гадом с большой буквы, но, безусловно, не дураком. С Высшими лучше не связываться, в любом из смыслов. День за днем общаясь с Эгле, Стах видел и фальшь, и манипуляторские замашки – и все-таки любил ее, это не пускало однажды выйти за порог и бесследно исчезнуть. Бывает же, прекрасно понимаешь, что тобой пытаются манипулировать – Эгле в этом деле виртуоз, как, наверное, и все остальные Высшие – и тем не менее продолжаешь человека любить. Если разобраться, оно довольно грустно.

Или Стах попросту еще не успел окончательно разочароваться? Всего полтора месяца, не такой большой срок.

Он так и не узнал, что понадобилось Эгле в том дребезжащем трамвае с жесткими лакированными сиденьями и неприветливым кондуктором. Окраина Тянги, пылища, масляная жара. Демобилизованный после серьезного ранения леспех Стахей Крагин ездил на государственный продуктовый склад, объявивший о наборе сторожей. Рассыпаясь в извинениях, объяснили, что он не подходит по состоянию здоровья. Стах пять лет прослужил в мобильном карательном подразделении, потом их отправили на южную стену Танары, в помощь береговой охране – там-то и получил травмы, во время очередного прорыва из Гиблой зоны. Пенсии хватало, но ему дико и тоскливо было сидеть без дела, вот и начал искать работу. Хорошо художникам, писателям или хотя бы резчикам по дереву – твое занятие всегда с тобой, – а куда деваться такому, как он?

Перед тем как из засады вылетел взбесившийся самосвал, он не думал о кабале своего безделья, а пялился на Эгле. Когда их ударило, швырнуло, смяло, последней была мысль: помочь этой девушке, по-любому… Стах едва помнил, как, скрипя зубами от боли в заново переломанных костях, вытащил ее, израненную стеклами, с разбитой головой, на мостовую – а дальше наступила милосердная отключка.

Очнувшись, он увидел над собой прелестную пепельноволосую незнакомку с покатыми плечами, уже без порезов на лице. Та глядела изучающе, с оттенком симпатии, словно рассматривала занятный камешек – то ли ценный, то ли нет, непонятно.

«Колдунья», – мелькнула догадка. Если бы… Эгле, забравшая его оттуда к себе домой, оказалась Высшей. До того дня ни разу с ними не пересекался, она была первой.

Самое невероятное – то, что последствия его ранений, полученных на Танаре, без остатка сошли на нет. Первая реакция – радость, вторая – злое удивление: черт подери, почему же вы всех так не лечите, если можете? Эгле в ответ рассуждала долго и уклончиво, словно исполняла сложный словесный танец. Ссылалась на какой-то Договор о Равновесии, который никому нельзя нарушать, однако рассказать, что за договор, не захотела.

Позже их навестил некий господин Рунге, безупречного вида джентльмен, благоухающий сногсшибательно дорогим одеколоном. Чувствовалось, что он облечен властью, и Эгле вся мерцала от внутреннего напряжения, когда знакомила:

– Альфред, это Стах Крагин – мой новый официальный любовник и доверенный человек, он теперь у меня на службе.

Что бы там ни маячило за их словами и взглядами, все уладилось, Альфред Рунге (он глава нашей ассоциации, вскользь пояснила потом Эгле) не стал требовать, чтобы доверенного человека вернули в прежнее нетрудоспособное состояние.

Порой Стаху думалось, что он вроде уличного кошака-мышелова: подобрали, принесли домой, вылечили лапу, обласкали, и кормят хорошо, и хозяйка добрая, а он все равно нет-нет да и поглядывает на дверь, за которой остались привычные опасности, помойки и свобода.

Визит Летней госпожи, к которому готовились в запарке трое суток, занял всего-навсего четверть часа. Уже уехали, и казенную ковровую дорожку с золотой каймой с собой увезли.

Члены семейства Никесов выглядели чрезвычайно довольными, словно гора с плеч. Подобревший Берт объяснил Лерке, что теперь их, можно надеяться, перестанут донимать инспекциями. То Санитарная служба, то Магический контроль, то экологическая полиция, по меньшей мере раз в неделю нагрянут, ничего противозаконного не найдут – и разводят руками: поступил сигнал. За этим стоят то ли конкуренты, то ли какой-нибудь злобный покупатель, кляузник-маньяк, но теперь вся морока позади. У Властительницы превосходная интуиция (Лерка об этом читала: утверждается, что без оного качества невозможно выиграть предвыборные состязания), и раз она ничего скверного не почувствовала, приняла в подарок фирменный торт «Изобилие-Никес» и сказала на прощание несколько теплых слов о магазине, это должно урезонить тайных недоброжелателей.

Юные менеджеры приняли обязательство разбить около здания супермаркета клумбу в честь Летней госпожи, о чем торжественно объявили, сорвав общие аплодисменты. Сейчас они собирали рассованные по стеллажам цветные флажки, выхватывая свой декор из-под носа у покупателей.

Те, кто стерег шуршавку, зазевались – и рассвирепевший серый клубок вырвался на волю, покатился по залу, вызывая на своем пути всплески визга, а после опять куда-то забился.

– Мы справимся с этой напастью самостоятельно, – решительно сверкнув стеклами очков, объявил Бертран. – Наша сила в креативе! Все вооружились швабрами, покупателей не пугаем… И сбегайте кто-нибудь за сачком.

– Пойдем, – шепнула Лерке Уважительная Причина.

– За сачком?

– Просто куда-нибудь отсюда.

Когда нырнули в служебную дверь, навстречу попалась худенькая девочка с двумя швабрами, вылитая Леркина спутница, но лицо не задумчивое, а по-менеджерски энергичное, как у Берта, с креативным блеском в глазах.

– Лидочная эмтэшка, Лидочная эмтэшка! – бросила она скороговоркой, протискиваясь мимо.

«Ага, теперь я в курсе, как тебя зовут. А которая обзывается – Марианна, и у нее чердак не в порядке. Лидия – единственная нормальная в этой продвинутой и сдвинутой бизнес-семейке».

Что такое «эмтэшка», Лерка не знала. Судя по безразличному виду Лидии, вряд ли что-то сильно обидное.

За стеклянным «Изобилием» круто вздымался изумрудный травяной склон (здесь-то и будет обещанная верховной правительнице клумба), наверху купались в небесном сиянии пятнистые от потеков многоэтажки с неказистыми балкончиками. Этот район назывался Дромадерские холмы и был, видимо, очень старым, еще со времен первых переселенцев, иначе откуда бы взяться такому названию? На Долгой Земле верблюдов нет и пустынь тоже нет, здесь другая биоэкосистема, иначе сбалансированная.

Справа к жилым домам широкой петлей поднималась асфальтовая дорога, с обеих сторон обсаженная могучими тополями, слева туда же карабкались каменные лесенки, а у их подножия раскинулась небольшая барахолка. Продавалась там та самая всячина, которую «Памятка Туриста» ни в коем случае не рекомендует покупать, тем более с рук, тем более на блошиных рынках.

Левее барахолки зеленел запущенный сквер: акации, туя, одичалые розы, давно не крашенные скамейки. Столбик с черной дощечкой, мелом выведена дата последней проверки. Сегодняшнее число, патруль Санитарной службы побывал здесь с утра пораньше перед высочайшим визитом. Наверное, они-то и спугнули шуршавку, пробравшуюся в магазин.

«Изобилие» сверкало, словно граненая стекляшка, завалявшаяся среди обрезков голубой, зеленой, серой и желтоватой бумаги.

– Тебе не попадет за то, что ты ушла, не отпросившись?

– Тогда я нажалуюсь. С моим адаптером шутки плохи.

Лерка хотела спросить, кто такие адаптеры, но Лидия повернулась к Дромадерским холмам и негромко, даже немного растерянно произнесла:

– Там живет кто-то хороший, и хорошо бы с ним встретиться, но там полно домов, и в каждом по сотне квартир, а я даже не знаю, кого надо искать.

– Ты же говорила, что твой знакомый поселился в какой-то развалине типа погибающий архитектурный памятник?

– Который в развалине, это другой знакомый, – Лидия снова была в синей бейсболке, тощий хвостик выпущен в прорезь, козырек затеняет глаза, голос звучит серьезно. – И я бы не сказала, что он хороший человек. Он меня бил, это точно. В магазине я тоже иногда кого-нибудь раздражаю, но они из-за этого руки не распускают. Все равно я хочу с ним поговорить, теперь же все позади. У нас с ним было и всякое другое, кроме мордобоя. И он потом просил у меня прощения, но уже после, когда я не могла ответить. Ну, когда меня уже не было, понимаешь?

Лерка машинально кивнула: ага, понимаю, хотя на самом деле не могла понять ровным счетом ничего. Девчонка сейчас несет… не то чтобы полную ахинею, но что-то очень странное.

– Он твой родственник?

– Ничего общего с моей семьей теперь. Мне кажется, он был моим любовником.

– Что?..

Лерка оторопела. Ничего себе откровеньице! Потом возмутилась:

– Его хоть за это посадили? Или ты сказала, он прячется в какой-то развалине…

– Это было раньше. Мне же тогда было не тринадцать лет, как сейчас.

То есть еще меньше?.. Взмокшая Лерка стянула «анютину глазку» (так и вышла в ней из магазина, лучше маскарад, чем фингалище вполлица) и моргала, собираясь с мыслями.

– У меня вторая степень, – сообщила девочка таким тоном, словно это все объясняло. И, видя, что слушательнице проще не стало, добавила: – Я имею в виду свой диагноз.

Ага, диагноз. Уже понятно. Значит, вот кто у нас сумасшедший… Хотя, если не считать этого бреда о любовнике, Лидия выглядит более вменяемой, чем все остальные креативные Никесы.

– Валерия, спасибо, что ты за меня заступилась.

– Лерка, – поправила она чуть резковато и сразу же, чтобы смягчить впечатление, объяснила: – Валерия, Лера, Лерочка – это у меня вконец изгвазданные имена, уже как бы не мои, а для друзей я Лерка.

– Из-за чего у тебя так с именами?

– Дома я работала в коммуникационном центре. Ну, представляешь, нам звонят, мы отвечаем на разные вопросы, это могут делать и компьютерные программы, но некоторым клиентам больше нравится, если на том конце живой человек, и кроме того, у фирмы налоговая льгота – федеральные меры по борьбе с безработицей. Мы должны были представляться, и обязательно своим настоящим именем, по закону о праве потребителя на полную информацию о лицах, предоставляющих услуги. А чертовы клиенты мусолили наши имена хуже жвачки. Одни произносят их по-хозяйски, словно прикарманивают и начинают использовать чужую мелкую вещь вроде авторучки или телефона. Другие, чем-нибудь недовольные, повторяют твое имя через каждые два-три слова, как будто хватают тебя за шиворот и тычут носом в мусорницу. Третьи назойливо называют тебя уменьшительным именем, словно купают в мерзком сиропе – они тебя всей душой презирают, потому что им позарез нужно, как наркоману доза, хоть на кого-нибудь смотреть с недосягаемой высоты. И так далее, есть еще варианты, один другого противней. Такая же грязь, как у проституток, но только на словах, без телесного контакта. Терпеть это раз за разом – хоть стреляйся, и, заканчивая разговор с очередным гадом, я представляла, что сдираю с себя свое имя и выбрасываю, как испоганенную одноразовую оболочку. После этого становилось чуть полегче, до следующего звонка – тогда все повторялось, и к концу смены я дико выматывалась, чувствовала себя совсем ободранной и прозрачной. Лерка – это мое уцелевшее настоящее имя, для близких и друзей, для меня самой, потому что Леркой никто из тех меня ни разу не называл. Вот бы еще до Берта дошло, что я Лерка, а не Валерия.

– До него не дойдет. Он такого не понимает.

– А что вы себе квартиру не купите, разве удобно жить в магазине?

– У нас есть квартира. Большая, с красивой мебелью, на улице Золотых Карасей в Касиде. Папа с мамой там гостей принимают. Мы тоже иногда там бываем, прибираемся, помогаем готовить. Папа говорит, жить надо здесь, чтобы не тратить время на постороннюю чепуху. Я даже родилась в «Изоблии», в подсобке на полу. Мама пересчитывала прибывший товар, сверяла ведомости и сама не заметила, как начались схватки. Сперва из меня пытались воспитать живой символ креатива и успеха, но когда оказалось, что у меня сорвана крыша, им пришлось на это забить. С моим адаптером даже папа спорить боится.

– Адаптер – это кто?

– Это психолог, который меня адаптирует. Ее зовут Злата Новашек.

Вот и выяснилось, и никакой страшной тайны.

– Если познакомишься, не говори ей, что я хочу его найти, – попросила Лидия.

– Кого – его?

– Моего бывшего любовника. Она считает, что это будет неправильно, что нам незачем встречаться. Вначале я кое-что ей рассказывала, я же была еще маленькая. Лучше бы помалкивала. Адаптеры думают, что прежнюю память надо поскорей уничтожить, это и есть адаптация. А я не хочу отказываться от той своей памяти, это же была не чья-нибудь жизнь, а моя собственная. Тот человек, которого я помню… Может, он уже умер, но он долго жил в каком-то сильно разрушенном здании, до самого моего рождения. Злата считает, я должна все это выбросить из головы, а я бы хотела с ним поговорить, если он до сих пор жив. У нас были сложные отношения, его доводил мой характер, а я хотела от него уйти, но несмотря на это мы любили друг друга по-сумасшедшему. После его объятий у меня вся кожа бывала в синяках, и еще некоторое помню… Только зря я рассказывала об этом Злате.

Да она же напропалую фантазирует, с облегчением догадалась Лерка. Тихая невзрачная мышка, ничего такого с ней в реальности не было. Вырастет, будет писать любовные романы – всяко лучше, чем заниматься «креативом» в этом шизанутом супермаркете.

Лерка в тринадцать лет тоже сочиняла себе красивую и необыкновенную жизнь с умопомрачительной любовью. В той придуманной жизни ее звали Эстеллой, у нее было фарфоровое лицо сердечком, огромные глаза, длинные иссиня-черные локоны, белое кружевное платье и бриллиантовая диадема – внешность героини из любимого анимэ-сериала. Вот и с Лидией то же самое – можно считать, все нормально.

От магазина к ним со всех ног бежала Марианна, неумело размахивая руками, крича на бегу:

– Куда вы делись?! Вас же все ждут, а вы тут сидите! У нас чепе, надо шуршавку… – в этот момент, уже подлетев к скамейке, она спохватилась и перешла с крика на заговорщицкий шепот, – поймать!..

Дед выбрался из гамака после обеда. Демчо в это время сидел под вишней, которая опять зацвела, и блуждал взглядом в траве, словно пытаясь мысленно укрыться в путанице стеблей от своего бытия, опасного и во многом подневольного. Светло-зеленое с переходом у основания в потаенную молочную белизну, бесхитростно яркое, как в детской книжке, таинственные изумрудно-болотные дебри… Ни от чего там не скроешься, в царстве козявок страсти кипят не менее жестокие, чем у двуногих млекопитающих.

Услыхав минорный скрип половиц на веранде – в этом доме все скрипит, и неспроста, хозяевам друг от друга таиться незачем, а чужак шагу ступить не сможет, чтобы себя не выдать, – Демчо поднял голову. Тим стоял в проеме, положив ладонь на подпирающий крышу столбик, и щурился из тени на залитый солнцем сад. Взъерошенный, худой, как щепка, с изможденным лицом нездорового пепельного оттенка, словно во все поры намертво въелась пыль – типичная внешность неприкаянного собирателя вторсырья, докатившегося до самого дна. Глаза быстрые, внимательные, по-бродяжьи тоскливые. Тим принадлежал к подвиду долгоживущих, в конце весны ему перевалило за двести восемьдесят, но выглядел он не солидным мужчиной в летах, а скорее постаревшим подростком.

Тим был пленником Серой Дамы. Незримая цепь, о которой никто не знает, и на одном конце призрачный крюк, впившийся в сердце, а другой уходит в туманы, в царство кошмаров, дернет за него сильная когтистая рука – и пойманный спешит на зов. Во всяком случае, так оно представлялось Демчо. Два года назад, ничего толком не понимая, однако решив раз и навсегда покончить с дедовой зависимостью, он тоже с бухты-барахты влез в эту игру, и теперь у Серой Дамы двое слуг вместо одного, она по-любому осталась в выигрыше.

Демчо вырос с дедом и матерью. Бабушка, принадлежавшая к подвиду В, давным-давно умерла от старости, а маме уже за сотню – она, как и Тим, подвид С, и когда минувшей зимой по нечаянности забеременела, не захотела травить плод. Природа стремится к равновесию, и долгоживущие женщины рожают редко, сделаешь аборт, а потом, может, уже никогда… Купила бы у знахарки нужное снадобье – и все шито-крыто, но мама решила Демчо оставить. Ее вызвали на районный Суд Морали, приговорили за развратное поведение к штрафу и шести месяцам общественных работ. Маленького Демчо соседские ребята дразнили «зимним ублюдком», но с наступлением весны нравы традиционно изменились, запретное стало дозволенным, и вопрос о безотцовщине сошел на нет.

Взамен папы, чья личность так и осталась невыясненной, у него был Тим, и когда Демчо начал улавливать, что любимым дедом помыкает какая-то загадочная Серая Дама, он здорово разозлился.

Стоило ей позвать (а звала она, являясь во сне), и Тим спешил, как собака на хозяйский свист. У мерзавки хватало совести гонять его за шампунями и бальзамами для волос, за коньяком элитных марок, за книгами, журналами и газетами, за кофе и шоколадом, за винтиками и гайками, за шурупами, бинтами, сахаром… Как будто сама не могла прошвырнуться по магазинам! За покупками ходили и дед, и мама, и Демчо, причем нельзя было брать все сразу в одном месте – надо понемногу, в разных магазинах, в разное время, словно участвуешь в какой-то бесконечной игре с запутанными, но жесткими правилами. Потом дед упаковывал заказы Серой Дамы в рюкзак и невесть куда уходил. На глаз нипочем не определишь, сколько этот объемистый потрепанный рюкзак, загруженный перед ходкой, на самом деле весит. Тим жилистый и недюжинно выносливый, хотя с виду кожа да кости, словно не сегодня завтра на больничную койку.

Эти странные дела все же приносили порой кое-какую пользу помимо денежного достатка. В конце весны Демчо угораздило на пустыре за школой наступить на караканца. Сам дурак, полез в бурьян за укатившимся мячом, а на ногах шнурованные тапки для занятий в спортзале: выдвинувшийся из спинки подлой гадины костяной гребень пропорол и матерчатую подошву, и ступню. Парализованный болью мальчишка успел заметить, как в заросли чертополоха шмыгнуло желтое в зеленоватых пятнах чешуйчатое существо с торчащими из продольной хребтовой щели острыми шипами. Караканец, не спутаешь. Если в школьный медпункт – это ясно чем закончится, в газетах нет-нет да и пишут о таких случаях, и Демчо, стиснув зубы, отправился домой. Лучше умереть от яда, чем согласиться на ампутацию. К тому времени, как дохромал до перекрестка Горького Меда и Летающих Грабель, ступни он уже не чувствовал, словно вместо нее деревяшка, а голень горела, как от крапивного ожога. По дороге он плакал, и Тим, увидев его зареванное лицо, озадаченно поинтересовался:

– Опять обзывались? Тебя или меня?

– Нет… – Демчо всхлипнул: он ведь прощался с жизнью, и было уже не стыдно. – Караканец… Я на него ногой… Не надо «Скорую помощь», я же знаю, что они сделают!

Не тратя лишних слов, дед потащил его в комнату, на диван, мигом разрезал и содрал окровавленную тапку, обмазал распухшую ногу каким-то масляным снадобьем из темной склянки с надписью «Конфитюр ягодный ассорти», потом замотал полотенцем. Неправильные действия, пособия по первой помощи рекомендуют совсем другое… Но боль сразу пошла на убыль. Тим принес бутылку с наклейкой «Бренди» и дал Демчо выпить столовую ложку вязкой жидкости, коричневой с рубиновым отливом. Это было не бренди – размечтался! – а наимерзейшая горечь, от которой едва глаза на лоб не вылезли.

Примерно через час нога была в порядке, не считая ранок на подошве.

– Подарок Серой Дамы, – пояснил дед. – Лекарства, каких ни в одной аптеке не купишь, круто зачарованные, а то кто же ей будет по магазинам, высунув язык, бегать, если со мной беда приключится?

– Пусть бы сама за покупками ходила, – буркнул Демчо. – Или ей собственную задницу тяжело таскать?

Он как будто опьянел, никакого бренди не надо. Сначала приготовился к смерти, потом оказалось, что смерть отменяется. Старая мебель, выцветшие обои с красно-синими букетами и золотыми завитками, жужжание мухи, заблудившейся между окном и тюлевой шторой, тиканье ходиков в соседней комнате – все это попрощалось с ним, а после передумало, вернулось обратно и поплыло вокруг медленным хороводом. Пропитанное чудодейственным зельем полотенце, валявшееся на полу возле дивана, пахло гниющими бананами и полынью.

– Она бы, может, и с удовольствием, да ей там ни шиша не продадут, – с какой-то непонятной обреченностью усмехнулся Тим. – Ее ни в одном магазине на порог не пустят.

Нет бы ухватиться за эту почти подсказку и пораскинуть мозгами… А он подумал, что дедова знакомая – опустившаяся неряха, от которой разит крепким настоем мочи и пота, немытая, вшивая, с испитым одутловатым лицом, в грязных обносках и в придачу больная заразным лишаем, подцепленным на береговой свалке. Попытавшись увязать этот образ с дорогими шампунями, иноземным марочным коньяком и килограммовыми партиями шурупов, Демчо сделал только один вывод: как кусочки ни складывай, головоломка не решается.

– Кто-нибудь знает о том, что ты наступил на караканца? – спросил Тим, глядя пытливо и обеспокоенно, словно речь шла о краже или еще каком подсудном деле.

– Никто. Я никому не сказал. Боялся, что повезут в больницу, а там бы ногу отрезали. А чего?

– Никому ни слова, понял? Иначе нам всем троим несдобровать – и мне, и вам с мамой. Если что, отвечай, напоролся в траве на стекло или на острую железку и сразу пошел домой. Эти лекарства не входят ни в какие реестры, из-за них у нас могут быть неприятности. Понял?

– Они же мне помогли, ничего же плохого, классная штука…

– В том, что ты появился на свет, тоже, на мой взгляд, не было ничего плохого, а пришлось раскошеливаться на штраф, и Барбара шесть месяцев подметала подъезды в муниципальных домах Птичьего Стана. С лекарствами Серой Дамы дело обстоит намного серьезней, страшно даже подумать, кто их зачаровал… Так что смотри, не наглупи.

Два года назад, когда Демчо стукнуло шестнадцать, он решил выследить Серую Даму и с этой благой целью начал за дедом шпионить. Тайком собрав рюкзак с запасом еды на несколько дней, следом за ним потащился на рандеву. Маме сказал, что нанялся полоть огороды, это было принято с одобрением. По версии «для соседей» Барбара содержала семью в одиночку на свой скромный заработок, в то время как сын-подросток учился – не хуже, чем у людей! – а малахольный старик шастал по свалкам. Работала она в трикотажной мастерской, и если б не необходимость держать в секрете незаконный источник доходов, давно бы уже могла выкупить эту мастерскую себе в собственность на Тимовы деньги.

Маршрут оказался такой, что черт ногу сломит, причем не только в переносном смысле. Вместо того чтобы выбраться за стену через «мусорные ворота» Птичьего Стана (тамошняя береговая охрана славилась своим разгильдяйством и пропускала старьевщиков туда-сюда, взимая пошлину, равную стоимости бутылки пива), Помойный Тим и повисший у него на хвосте Демчо доехали зверопоездом до полуострова Лендра – туристического рая, застроенного отелями, магазинами, ресторанами и развлекательными заведениями. В воздухе витал запах специй, перебивающий иноземные ароматы, играла музыка, в зоопарке за беленой стеной с намалеванными страшилищами верещала, рычала и выла отловленная в Лесу экзотическая фауна. Демчо однажды побывал в этом зоопарке со школьной экскурсией. Просто так туда не зайдешь, билеты дорогущие, особенно с тех пор, как открылись порталы и туристов понаехало.

Тим начал рыться в мусорных контейнерах, но местные собиратели выброшенного добра тут же на него напустились и прогнали, угрожая зверской расправой. Он безропотно поплелся прочь. У Демчо, наблюдавшего эту сценку из засады и готового ринуться деду на выручку, сложилось впечатление, что все это было для проформы, словно Тим кому-то глаза отводил. Все равно рюкзак под завязку набит плитками шоколада, перевязочным материалом и журналами для Серой Дамы, жестянки из-под иноземных коктейлей туда при всем желании не упихаешь.

Изгнанный из райских кущ Лендры, Помойный Тим побрел вдоль кромки размякшего от жары асфальтового шоссе на север, в сторону Птичьего Стана, однако в районе водонапорного комплекса, издали похожего на обшарпанный замок, нырнул в кусты. Демчо, немного выждав, полез за ним.

Посреди стрекочущих крыжовниковых зарослей торчала страховидная, как не до конца объеденный шмыргалями мертвяк, кирпичная будка с табличкой на дверце «Посторонним вход воспрещен». В крыжовнике ни единого просвета – значит, деду некуда было деться, кроме как войти в эту будку.

Темно и затхло, ступеньки уводят вниз. Демчо вытащил орех-светляк, дедов, кстати, подарок – света чуть-чуть, но хотя бы видно, куда ногу ставишь. Прикрывал ладонью, чтобы Тим не заметил, если вдруг оглянется, но тот назад не смотрел: рюкзак тяжеленный, не до того. Шел бы налегке, засек бы слежку, а тогда он, как обычно, положился на амулет, предупреждающий о заинтересованном чужом внимании. Вот именно, о чужом. На Барбару и Демчо амулет не реагировал.

Судя по несусветной вони, справа тянулся канализационный желоб. Временами там что-то хлюпало и чавкало, заставляя Демчо цепенеть от страха. Немного успокоился, разглядев накрывающую канал осклизлую рабицу частого плетения: наверх оно не вылезет.

Когда наконец-то поднялись на поверхность, уже наступили сумерки, в сиреневом небе светлыми пятнышками плавали медузники. Тим укрылся от них в стоявшем неподалеку сарае. Демчо последовал его примеру, сонно удивившись тому, что здесь целое городище обветшалых необитаемых построек. Не слышно ни голосов, ни собачьего лая, нигде ни проблеска электрического света, он и не думал, что на Кордее есть такие заброшенные места… Разве что Танара, которая находится как раз после Лендры, если по часовой стрелке.

Это и оказалась Танара. Большой полуостров на юге Кордеи, соединенный с ней перешейком, в прошлом процветающая область, в настоящее время территория малолюдная и опасная, населенная печальными призраками Темной Весны.

Туристов с Земли Изначальной сюда тянуло, как мух к разбитой банке меда.

Во-первых, легендарная Танхала – бывшая столица, зимой заваленная снегом по самые карнизы вторых этажей, летом опутанная травяными тенетами, захваченная в безраздельное владение стрекозами и медузниками, хрещатками и ящерами, птицами и шмыргалями, перекидниками и гигантскими личинками, нетопырями и шуршавками и в придачу одолеваемая набегами экскурсантов. Она опустела семь с лихвой долгих лет тому назад, или двести тридцать лет в переводе на староземное исчисление. После Темной Весны всех оттуда выселили на восточные полуострова – Касиду, Птичий Стан и Тянгу, захудалые прежде городишки разрослись и слились, образовав новую столицу, а Танхала превратилась в город-наваждение, город-реквием. В отменный аттракцион для увешанных фотоаппаратами гостей из другого измерения.

Во-вторых, Гиблая страна, дотянувшаяся от Кесуанских гор до южной оконечности Танары. Для людей Долгой Земли – ужасающий шрам на ткани реальности, мучительная угроза, для жизнерадостных иноземных туристов – первостатейное шоу экстра-класса. А уж прорыв из Гиблой зоны, это и вовсе счастье, хитовая, как они выражаются, достопримечательность, которую увидеть и умереть. Ага, вот насчет последнего – в самое яблочко.

Ассенизационный туннель, по которому Помойный Тим и измотанный преследованием, но не намеренный сдаваться Демчо перебрались кратчайшим путем с Лендры на Танару, был проложен под лесозаливом, разделяющим два полуострова. То-то пришлось так долго тащиться сквозь вонючую подземную темень.

Собираясь на охоту за дедовыми секретами, он додумался захватить с собой дедов же старый спальник со вшитыми по углам оберегами. Забрался туда с головой, а снаружи, со всех сторон, что-то шуршало, стрекотало, скреблось, жужжало, плакуче свиристело всю ночь напролет, и он то задремывал, то снова просыпался. Озяб, отлежал бока, натерпелся страху, но Тима все-таки не проворонил.

Тот двинулся в путь спозаранку, рюкзак положил в невесть откуда взявшуюся тележку, сверху прикрыл грязной ветошью, накидал ржавых консервных банок и рваных кусков резины. Несмотря на свой непрезентабельный вид, средство транспортировки покатилось ровно, не издавая скрипа, – оси хорошо смазаны, колеса в полном порядке.

На востоке, в прозрачном парном мареве, сияли золотом под лучами восходящего солнца крыши множества зданий. Дома в семь-восемь этажей, трубы котельных, разновидные башенки, округлый, как тыква, купол (то ли автомастерская, то ли цирк), геометрическое кружево угловатых опор ЛЭП с оборванными проводами, и в обе стороны конца-края городу не видно… Это же Танхала! Они переночевали на окраине мертвой столицы, а теперь углубятся в лабиринт ее улиц – пугающее безлюдье, круговерть зелени, заброшенные дома, кишащие созданиями, каких в обитаемых городах рьяно истребляет Санитарная служба, закисшие каналы, обрывки давних чар, взломанные сорняками тротуары. Где-то там находится загаженное гнездо дедовой приятельницы, которая переводит в немереных количествах бинты, шоколад и гайки, не напасешься на нее, прорву. Если эксцентричная тетка выглядит так, что ее погонят взашей из любого магазина, да в придачу еще и ведьма, ясно, что возиться с ней никому не в охотку: живет в покинутом городе вопреки постановлению властей – ну и пусть ее. Лишь бы не цеплялась к туристам, которые источник дохода, и не мешала рабочим, которые сносят квартал за кварталом с упорством мыши, грызущей корни тысячелетнего елажника.

Не пошел Тим в Танхалу. Мимо, на юг, по обочине пыльного старого шоссе. Демчо шагал за ним, выдерживая приличную дистанцию, и терялся в догадках: куда же дед направляется?

Машины проезжали раз в полчаса. Армейский броневик, несколько туристических микроавтобусов (на каждом оранжевый треугольник с буквой «Т» – чтоб сразу видно, что едут психи), длинный автобус с экскурсантами, грузовик с гремящими в кузове бидонами. Заслышав шум мотора, дед со своей тележкой проворно прятался в буйном придорожном кустарнике, и Демчо на всякий случай делал то же самое.

По широкому каменному мосту перешли через реку – сначала Тим, потом благоразумно отставший преследователь. На заляпанных пометом перилах сидело множество пернатых, одинокого человека они не боялись, зато Демчо под сотнями непроницаемых птичьих взглядов стало не по себе: если этой крылатой ораве что-нибудь не понравится, или заклюют, или обгадят. Медленное течение Танхи отзывалась мурашками вдоль позвоночника, это было почти приятно. В воде плыли облака.

Дальше начались огороды, окаменевшие или заполоненные лопухами, лебедой, репьем, остом, кипреем, крапивой, превратившиеся в болотца пруды, развалины домишек, трактиров и автозаправок. Было бы понятно, поверни Тим на северо-запад, в глубине Танары сохранилось два захудалых городка и десятка полтора деревень, но он тащился прямиком на юг.

Шли весь день, заночевали в руинах усадьбы, скрипевшей при лунном свете всеми своими деревянными костями. Демчо решил, что надо потуже затянуть пояс и экономить еду. Ох и выскажет он этой чокнутой тетке, когда наконец-то ее увидит… Назавтра пешее путешествие по необитаемому краю продолжилось. Царство бурьяна, безмятежное солнце, жужжание насекомых и поедающих чьи-то останки шмыргалей, усыпленные травяными колыбельными развалины.

На пятый день, ближе к вечеру, впереди замаячила пологая гора, очертаниями похожая на понуро сидящую собаку, и горизонт в той стороне опоясала ровная кайма на белесом, словно небо там вконец выцвело, фоне.

Рыдающая гора, сообразил Демчо. Пришли, называется… Кайма – это знаменитая южная стена Танары, теоретически защищающая людские земли от исчадий Гиблой зоны. Теоретически, потому что во время прорывов оно оттуда лезет через стену, как закипевшая каша из кастрюли. Полоса риска – пятьдесят километров, дальше мерсмоновы твари пока еще не забирались.

Здесь наблюдалось радующее глаз оживление: микроавтобусы и трейлеры (даже глядя издали, Демчо мог на что угодно поспорить, что все они помечены оранжевыми треугольниками «Осторожно, турист!»), разноцветные палатки, стоянки иноземных гостей, по-детски убежденных в том, что кошмары Гиблой страны – это что-то вроде «беспрецедентной акции» для потребителей острых ощущений, а Темный Властитель тайком получает жалованье от туристических бюро с премиальными за каждый прорыв.

С ними проводят разъяснительную работу, втолковывая, что, если ударит набат, надо немедля садиться в машину и на полной скорости ехать в глубь Танары, наплевать на брошенное имущество, жизнь дороже. Те, кто поумнее, принимают это к сведению. Другие, представители непробиваемой категории «А какую еще услугу вы мне можете предложить?», остаются посмотреть, их обглоданные останки потом собирает похоронная бригада.

Возле туристов кормятся потрепанные продавцы ходовой мелочовки: пиво, газировка, минералка, сигареты, пирожки, сделанные из костей сувениры. Мелкий нелегальный бизнес, на который администрация Танары смотрит сквозь пальцы, получая с этого дела свою десятину.

Демчо наконец-то понял, кто такая Серая Дама: одна из этих торговок, дед ей товар для перепродажи таскает. Вот только зачем туристам шурупы и саморезы в таких количествах и неужели они себе сами не купят, что почитать?

Вопреки ожиданиям, Тим не повернул со своей колымагой к пестрому стойбищу иноземцев, а углубился в руины зимнего тепличного хозяйства. Спрятал тележку в укромном месте, под обломками досок и кучей вялых лопухов, поужинал и устроился на ночевку.

«Значит, она придет сюда?» – предположил Демчо.

Она так и не пришла, а дед с утра пораньше полез в колодец заброшенной теплотрассы.

Опять странствие в затхлых потемках. Чем дальше, тем хуже, на последнем участке пришлось ползти на четвереньках по трубе метрового сечения, обдирая ладони и колени. Тиму приходилось тяжелее, он еще и рюкзак волоком тащил. Демчо про себя изругал последними словами сумасбродную стерву, ради которой его дед вынужден выполнять такие номера. Ничего, скоро он ей выскажет… Все-все выскажет… А сейчас главное – не сдаваться и ползти, потому что в одиночку он в этих подземных кишках не найдет дороги ни вперед, ни назад.

Труба вывела к неширокой речке, на сырую каменистую отмель. Надо же, как погода испортилась, мимоходом отметил Демчо, жмурясь от пасмурного дневного света, показавшегося в первый момент слепяще-ярким.

Небо заволокло хмарью, все вокруг увязло в жемчужном киселе. Вода напоминала темное стекло, но вместо своего отражения он увидел там размытую кляксу, от ее шевелений к горлу подкатывала тошнота. Не стал мыть в этой водице испачканные саднящие руки, а уж выпить хотя бы глоток и подавно не согласился бы ни за какие коврижки. Вытер ладони о штаны, размазав кровь и ржавчину.

Еще и страх нахлынул такой же, как в детстве: хочется поскорее оказаться дома, забиться под одеяло, и чтобы вся эта жуть осталась далеко-далеко.

На том берегу виднелись кривые безлистые деревья, усыпанные бледными цветами, на ветвях что-то копошилось, переползало с места на место. Ощущение всеохватной печали, разлитое в воздухе, в воде, в тумане, было до того сильным и угнетающим, что Демчо невольно шагнул назад, к зеву трубы, и мокрая галька угрожающе хрустнула под его подошвами: не надейся, не уйдешь.

Наверх вела добротно сколоченная деревянная лесенка с перилами. Это свидетельство человеческого (как ему тогда подумалось) присутствия немного его успокоило.

Со склона, из-за корявого кустарника, доносились голоса: Тим с кем-то беседовал. С женщиной – властное глубокое контральто, напевные интонации.

Почему-то Демчо не мог разобрать ни слова. Иноземная речь? Но туристы с другой Земли, перед тем как пуститься во вся тяжкие в «волшебном» измерении, специально обучаются долгианскому языку магическим способом, у них это называется «под гипнозом». И Тим никогда не сознавался, что умеет шпарить по-ихнему.

Вытерпев укол обиды – слишком многое, как выяснилось, от него скрывали! – Демчо крадучись поднялся по лестнице. Хотел остановиться, однако ноги сами понесли его в обход искривленного, словно застывшего в трагической пляске, кустарника. Он понял, что попал под действие чар, его попросту поймали, а потом, обогнув сумятицу извилистых ветвей, покрытых бело-розовыми соцветиями, похожими на мотыльков со сложенными крылышками, наконец-то увидел дедову Серую Даму.

Рослая, выше и Тима, и Демчо. Статная, длинноногая, атлетически широкоплечая и узкобедрая. Выступающая грудь под шнурованной безрукавкой из грубой кожи, выкрашенной в темно-синий цвет и усеянной серебряными заклепками, скорее вызывала оторопь, чем возбуждала: это вовсе не было женщиной.

Ну да, Демчо видел их раньше – на картинках, на фотографиях, в кинохрониках, рассматривал чучела в Музее Флоры и Фауны. Видимость совпадает, и все равно ничего общего с этим жутковато-прекрасным существом. Наверное, тогда он впервые понял, насколько сильно реальность может отличаться от демонстрационного материала, призванного создавать о ней более-менее близкое впечатление.

Штаны, заправленные в высокие мокасины с бахромой, покрывала прихотливая вышивка металлизированной нитью (где взяла? да Тим же принес в какую-то из прошлых ходок!), на поясе пара кинжалов в ножнах, длинный и короткий, за спиной меч – наверное, с изогнутым клинком, кесу всегда изображают с кривыми мечами. Слева на груди крупная брошь в виде серебристого цветка с иззубренными лепестками, выглядит опасно – зараз и украшение, и метательное оружие. На запястьях широкие браслеты, усыпанные сверкающими алмазами, тоже страшные в ближнем бою штуки.

Ни на вот столько не похожа на тот образ Серой Дамы, который нарисовал себе Демчо: ни заносчивого мутноватого взгляда свихнувшейся стервы, ни горестного вислого носа пьянчужки с несложившейся жизнью. Царственная осанка, горделивая посадка головы. Лицо, шея и мускулистые руки покрыты короткой шерстью, напоминающей серый бархат. Лоб и щеки иссечены шрамами: не те безобразные щербины, которые остаются после близкого знакомства с роем вьюсов или другой похожей пакостью, а ровные белесые линии – следы заживших порезов. Вероятно, что-то ритуальное. Радужка слегка раскосых глаз темно-красная, почти бордовая. Заостренные уши плотно прижаты к бархатистому черепу. Верхняя губа приподнята в улыбке, и видны острые клыки – дикие предки долгианских автохтонов были хищниками.

Ошеломленно уставившись на кесу, о присутствии деда Демчо в первый момент забыл. А Тим между тем стоял рядом, придерживая за верхушку сгруженный на землю рюкзак, все больше бледнел и дышал так, словно ему не хватало воздуха.

Резко повернувшись, кесу сделала сложное волнообразное движение рукой перед его грудью, тогда он встряхнулся, глубоко вздохнул и с отчаянным напором заговорил все на том же незнакомом языке.

– Из-за тебя у него почти произошла нежданная сердечная болезнь, – произнесла Серая Дама низким мелодичным голосом, когда дед выдохся и умолк. – Я остановила плохое. Ты младший, должен подчиняться. Зачем пошел за ним? Тебя сюда не звали.

– Я думал… – Демчо запнулся, прежние домыслы насчет загадочной дедовой подельницы показались ему нелепыми и жалкими, словно дешевые безделушки, высыпавшиеся в грязь с опрокинутого пинком прилавка.

– Глупо думал, – заметила кесу, словно прочитав его мысли (позже выяснилось, что так оно и было).

Тим снова заговорил, часто моргая, пересохшие побледневшие губы дрожали.

– Есть два выхода, кроме смерти, – остановив его повелительным жестом, сказала Серая Дама. – Я могу сделать так, чтобы он забыл. Или возьму с него клятву, как с тебя.

Должно быть, она специально перешла на человеческую речь, чтобы Демчо тоже все понял.

– Я поклянусь, что никому про вас не расскажу. Я не хочу забывать, что со мной было. И потом, если я об этом забуду…

– Снова пойдешь по следу Тима, – ухмыльнулась собеседница, сверкнув сахарными клыками.

– Ни-ни, больше этого не повторится! – дед энергично замотал головой. – Буду теперь от него беречься пуще, чем от полиции, пусть он лучше забудет, наргиянси, и дело с концом…

– Деда, почему, я не хочу ничего забывать!

– Молчи, обормот, – шикнул Тим. – Тебе придется дать наргиянси не простую клятву, а Нерушимую – знаешь, надеюсь, что это такое?

– Ага, читал… – он испуганно кивнул.

– Раз ты сам сюда пришел, сам выберешь, – решила кесу. – Пока можешь подумать, немного времени.

То, что после этого они затеяли варить на угольях кофе с сахаром и корицей, показалось Демчо до невозможности диким – ну, ни в какие ворота, это же действие из другой жизни! – однако что было – то было, сварили. Вода из жутковатой темной речушки вполне годилась для питья, только кипятить ее нужно было подольше. Огонь кесу зажгла магическим способом. С самого начала было ясно, что она ведьма.

Называть ее следовало наргиянси – «госпожа» по-кесейски. Как ее зовут, даже Тим не знал. Однажды она сказала: «Не надо, чтобы мое имя плавало в ваших мыслях. Вам так безопасней», но это было в какую-то из последующих встреч. А тогда Демчо прихлебывал из кружки кофе, грыз галеты и копченую ножку неведомой мелкой дичи и чувствовал себя так, будто уже умер и находится на том свете: интересно, странно, к прежней жизни по-любому нет возврата. Еще и затуманенная окружающая обстановка вполне себе смахивает на потустороннюю.

Несчастному Тиму кусок в горло не лез, а серая наргиянси уплетала шоколад, шелестя фольгой и культурно отламывая от плитки по одному квадратику. «Везде же написано, что они питаются свежим мясом…» – обескураженно припомнил Демчо. Светски изысканные движения, синий лак на когтях, которые кесу могут произвольно выпускать на полтора-два сантиметра или втягивать так, что слегка загнутое острие находится вровень с кончиком пальца.

– Я ем сырое мясо, – усмехнулась его мыслям наргиянси. – Теплое лучше. Тебе станет страшно, если увидишь мой основной прием пищи. Любезно не хочу шокировать. А люди всеядные, в любом смысле.

Последняя реплика прозвучала презрительно.

– Что хочешь предпочесть – клятва, что будешь мне служить, или забвение? – спросила она после трапезы.

– Если я поклянусь и начну на вас работать, вы оставите моего деда в покое… наргиянси?

Тим делал знаки, несогласно тряс головой: не надо, только не это!

– Нет. Вдвоем вы принесете больше. Он старый и умный, ты неопытный, пока неосторожный. Должен учиться. И ты ошибся, что его надо освобождать. Совсем не так. Он сам захотел приходить в нашу Гиблую страну, и смотреть, и испытывать опасность, и торговать. Он хотел так жить, и он так живет.

– Ему плохо! – выкрикнул Демчо в иссеченное шрамами бархатное лицо. – Он от такой жизни мучается, разве нет?

– Человеческая странность. Не только человеческая – наша тоже, всеобщая. Тим хотел быть бродяга, избегать ловушки, приходить туда, куда людям запретно, а когда это получил, стал мучиться. Я сказала правду, Тим? Он мечтал так жить, ходил сюда без спросу, и состоялось наше знакомство. Если сбылась мечта – должно быть хорошо, а ему плохо. И подумай, если у него это отнять, ему опять будет плохо.

– Все верно, наргиянси, – вздохнув, подтвердил дед. – Не всякая мечта должна сбываться, но я по молодости этого не понимал. Некоторые мечты лучше бы так и оставались мечтами.

– Это не только твое. Иногда возникающая проблема. Я знала другой такой же человек. Да, не кесу, человек, из ваш народ. Он тоже получил для жизни на каждый день то, что раньше мечтал, и тоже был не рад, тоже говорил такие слова, как ты сейчас. А потом не вовремя умер, это была тяжелая беда.

Застарелая ярость и горечь в ее голосе заставили Демчо замереть: как будто находишься рядом с опасным хищником, и лучше лишний раз не шевелиться, чтобы тот не обратил на тебя внимания.

– Он не должен быть умирать, ни в тот раз, ни после, – в глазах цвета темного рубина мерцали тоскливые огоньки. – Большое зло, что он так посмел… А мне не хватило времени длиной в один вдох, чтобы вырвать его у смерти. Мер-р-рзавец…

Неожиданное финальное ругательство побудило Демчо растерянно сглотнуть.

«Любила она его, что ли, если до сих пор так переживает?»

– Нет, его любила не я, но я была его берегущая, – уже спокойным тоном возразила Серая Дама.

«Надо научиться не думать ничего лишнего… А что значит берегущая?»

– Не думать лишнего – хорошее свойство, – невозмутимо одобрили его намерение. – Научись, тебе пригодится. Или ты предполагаешь, одна я умею узнавать твои мысли? – и она потянулась за плиткой в усыпанной золотыми звездочками обертке: заесть горькие воспоминания горьким шоколадом. – Вместо «берегущая» люди говорят «телохранитель». Смешное слово, примитивный смысл.

Кесу служила телохранителем у человека? Ничего себе… Но в пору Темной Весны, когда Мерсмон пустил их в Танхалу, они жили бок о бок с людьми, заходили в магазины и кафе, ездили в трамваях… Оказывается, их еще и на работу брали, хотя бы в охрану.

Потом Тим выложил свежие новости и слухи, по нему и не сказать бы, что он держит в голове такой ворох информации из самых разных областей жизни. Демчо тем временем размышлял: если выбрать забвение, на самом-то деле ничего не исчезнет, просто он снова не будет об этом знать. То, чем занимается дед, – предательство? Но ведь он не порох сюда таскает, а кое-что из снеди, бинты, литературу – гуманитарный груз, как выражаются иноземцы. Плюс шампуни, кое-какой крепежный материал, который без токарно-фрезерного станка не изготовишь, тоже ничего страшного. Оттого, что кесу все это получат, никто не помрет. И к тому же после того, как зимой обошлись с мамой, Демчо никому ничего не должен, поэтому вопрос о предательстве отпадает.

– Ты выбрал одно из двух?

– Да, наргиянси. Я лучше дам клятву. Деда, не волнуйся, вдвоем веселее будет рюкзаки носить.

– Подумай… – сокрушенно попросил Тим.

– Я уже подумал.

– Хорошо выбрал. Повторяй за мной слова…

– Ох, Демчо, Демчо, что же ты натворил, шальная башка, – выговаривал потом дед, глядя печально и опустошенно. – Влип, как муха в клей! Я-то хотел уберечь тебя от этого, а ты сам полез… И я старый дурень, знал ведь, что у тебя шило в заднице, да недооценивал его размеры. Что же делать-то будем, а?

– Будет у нас семейное торговое предприятие, как у Никесов, которые везде своих магазинов понатыкали.

– Тьфу на тебя, – вздохнул Тим. – Придется теперь обучать тебя всем премудростям, чтоб не попался, хотя видит Бог, не хотел я тебя этому учить!

Он показал Демчо, где припрятаны тележки для транспортировки товара по пустынным дорогам и тропкам Танары, смастерил толстые защитные перчатки и наколенники, чтобы не оставалось ссадин после путешествия ползком по трубам, рассказал обо всяких поведенческих уловках, помогающих отводить подозрения.

Окончив в прошлом году школу, Демчо купил курьерский патент и начал работать частным доставщиком. С точки зрения соседей, это позволяло ему добывать немного карманных денег, но по большей части валандаться без дела и сидеть на шее у матери: хорош помощничек вырос, ничего не скажешь! Еще и повадился за Помойным Тимом по свалкам таскаться… Его осуждали, Барбару жалели. Ага, спасибо, раньше надо было пожалеть, зимой. Уж лучше быть подневольным контрабандистом на службе у Серой Дамы, чем таким же, как эти. Зимой они, глядя на маму с ее животом, корчили постные рожи и неодобрительно качали головами, а сейчас, что ни вечер, хлещут пиво и предаются незамысловатому добрососедскому блядству или такому же незамысловатому мордобою, когда поднакопятся взаимные обиды на почве разрешенных летней моралью перекрестных адюльтеров. Тошно.

Курьерский патент давал возможность разносить заказчикам выменянные в Гиблой стране диковинки, не привлекая к этому занятию ненужного интереса. Конечно, Демчо боялся, что его выследят, разоблачат, сцапают, этот страх стал для него привычным состоянием, и он чувствовал себя кем-то вроде отчаянного мыша, которого всякий, кто покрупнее, не прочь слопать, но за маму и деда он боялся больше, чем за себя. Участвуя в этой игре, он, по крайней мере, постарается оградить их от неприятностей.

Тим рассказал ему, как познакомился со своей покровительницей:

– Шесть долгих лет тому назад, когда Гиблая страна подступила к стенам Танары, полез я туда за цацками на предмет продажи магам для исследований. Они тогда за всякие странные штукенции хорошо платили. Не хуже, чем сейчас. И ведь не мальцом был вроде тебя, а столетним балбесом-авантюристом. Надеялся разбогатеть, и еще, как она, помнишь, сказала, тянуло меня туда, словно в какой-то колдовской сон, от которого никакого спасения – по-страшному колется, но все равно хочется. Нас таких дуралеев несколько пошло – ну, и нарвались на серых хозяек этого окаянного сна. Моих компаньонов растерзали, а меня, раненного, наргиянси у своих красоток отобрала. Она в Гиблой стране вроде королевы, остальные кесу ее слушаются. Не знаю, чем я приглянулся ей… Скорее всего, своей запутанностью душевной, она сразу просчитала, как можно эту запутанность эксплуатировать с выгодой. И вдобавок есть тут, Демчо, один серьезный момент, я ведь никогда не чувствовал к серым отвращения. Так уж я устроен… Страх, нелюбовь, то, что они человеку совсем чуждые, – это все да, но никакой гадливости, а они, говорят, на такое очень внимательны и оскорбляются, когда ими брезгуют. Серая Дама вылечила мои раны и взяла с меня Нерушимую клятву, с тех пор мы вроде как деловые партнеры. Платит щедро, не жалуюсь. И ренегатом я себя не считаю. Может, наоборот. Может, благодаря тому шоколаду и тем шурупам, которые я приволок на своем горбу, ее бесовки чуток меньше будут наши окраины грабить. Понятное дело, то, что я таскаю, – капля в озере в дождливую погоду, но первым делом ей нужна информация обо всем и возможность заказывать что-нибудь конкретное, чтобы без проволочек получить. Однако опять же прикинь: или они ради информации кого-то выкрадут, допросят и после сожрут – или я побеседую с Серой Дамой за чашкой кофе, и этот кто-то неизвестный будет дальше жить-поживать, так что я, выходит, служитель меньшего зла. И я не сообщаю никаких секретных сведений, мне узнать их неоткуда. Только то, что и так всем известно. Как ни посмотри, я не ренегат, а порядочный делец.

Когда Демчо слышал о зверствах кесу во время прорывов, его коробило, и в голове не укладывалось, что за этим стоит все та же Серая Дама – умная, ироничная, сладкоголосая, на свой лад элегантная, и впрямь самая настоящая дама, куда там до нее соседским теткам – как до луны в небе. Однажды он не выдержал и заговорил о прорывах: может быть, наргиянси не знает, что вытворяют на Танаре ее младшие подруги?

Тим опасливо охнул. Кесу выслушала эти путаные резковатые рассуждения с вежливым лицом – словно в гостиной на чаепитии – и снисходительно ответила:

– Идет война. Враги наши делают так же, но ты видишь с одной стороны. Это не избежать. Каждый мстит за своих, и война растет. Мы не трогаем ваши караваны, потому что Наргиатаг сказал: мы воюем с армией, а не с Трансматериковой компанией. Это милость к людям. Гуманность, если назвать ваше слово, но ответной благодарности нет. Наргиатаг не всеяден, как другие люди, он такой же, как мы.

Наргиатагом кесу называют Мерсмона, Темного Властителя. Уж чего-чего, а говорить о его гуманности…

– Так вы же берете с Трансматериковой дань, – нашелся Демчо. – Об этом все знают. Не будет караванов – некого станет грабить.

– Слабый платит дань сильному, таков обычай, – снисходительности в голосе наргиянси прибавилось. – Уничтожить ваш народ – не цель.

– Во время прорывов вы же убиваете не только солдат, а всех, кто попадется. Туристов с другой Земли, которые вообще ни при чем.

– Эти сами хотят такой гибели, – она улыбнулась, задумчиво и жутковато, показав клыки. – Когда мы приходим их убивать, они спрашивают: можно с вами сфотографироваться на память? Фотокартинку не возьмешь с собой в Страну Мертвых, они это не понимают.

Демчо мог бы возразить, что иноземные туристы вовсе не хотят гибели, до несчастных балбесов просто не доходит, что их могут всерьез прикончить – это же нарушение прав потребителя, влекущее за собой штрафные санкции. Потребителей не убивают, их стараются привлечь акциями, скидками и бонусными программами, но поди объясни это кесейской колдунье, ближайшей помощнице Темного Властителя!

В другой раз он собрался с духом и задал давно вертевшийся на языке вопрос:

– Наргиянси, вы видели Эфру Прекрасную, Весеннюю Королеву? Какая она была?

– Не такая, как в глупой человеческой сказке, – фыркнула кесу.

– Она была красивая?

– Да. Не как мы, но нам было приятно на нее смотреть. Умела не ссориться из-за пустяки и не прощать то, что не надо простить, – это было наоборот, чем у многих других людей, и это было правильно, для нас понятно. Когда кьянси Эфра устроила нам хорошую вечеринку с угощением, я тоже получила достойное любезное приглашение, там было очень незабываемо, всем понравилось. Когда она ушла в Страна Мертвых, многие знакомые кесу о том пожалели, и я тоже. А человек, которого я берегла, перед ее могильным камнем заплакал. Верно, увидел тогда свою собственную тропу, уводящую прочь из Страна Живых. Мерзавец, ему нельзя было уходить по этой тропе… – наргиянси сжала унизанные серебряными перстнями пальцы в кулак, ее раскосые глаза полыхнули багровым отсветом давнего, но все еще не угасшего гнева.

Демчо подумал, что, если она когда-нибудь в неопределенном будущем повстречает своего бывшего подопечного в Стране Мертвых, тому парню ох как не поздоровится.

– А когда Темный Властитель ее казнил, кесу не пытались за нее заступиться?

– Выдуманное человеческое вранье, – Серая Дама снова фыркнула, почти по-кошачьи. – Наргиатаг кьянси Эфра не убил. Некрасивая легенда, как будто мозаику цветной камень замазали грязью. Все изменили. Кьянси Эфра была для Наргиатаг не атхе’ориме, а каннеро’данлаки’сийве – наделенная привилегией без сожалений отдавать то, что ей не нужно.

– А что это значит?

– Я тебе не скажу, – категоричным тоном заявила кесу. – Ты еще молод, чтобы объяснять тебе такие вещи.

Демчо не стал настаивать, нет так нет. Пусть наргиянси временами снисходит до болтовни с контрабандистами, раздражать серую хищницу не стоит. Он довольно быстро научился улавливать, когда можно приставать с вопросами, а когда лучше заткнуться.

Тим спустился с веранды в пятнистый от солнца и тени сад, подошел к поднявшемуся из травы внуку и вполголоса сказал:

– Она мне снилась. Велела пока не приходить. Потом, как все закончится, позовет, так что гуляй.

– Ясно, – кивнул Демчо, ощущая слабый тоскливый холодок.

Вроде бы ерундовый обмен репликами, но если бы кто-нибудь мог услышать и понять, о чем речь… О прорыве, который случится в ближайшую пару недель. Предупреждать об этом никого нельзя, да они и не смогли бы: Серая Дама знает толк в чарах, и пусть Демчо этого не чувствует, его сознание как будто запеленуто в кокон, защищающий от проникновения в мысли извне и в то же время не позволяющий нарушать ее запреты. Клятва клятвой, пусть и Нерушимая, но ведьма из Кесуана подстраховалась, и при попытке рассказать о прорыве он или начнет заикаться и задыхаться, или попросту потеряет сознание. Демчо не знал, что именно случится, поскольку ни разу не проверял. В такие моменты, как сейчас, он чувствовал себя предателем, и на душе было скверно, хоть сам себе по роже съезди.

– Демчо, это не наше дело, – дед глядел на него обеспокоенно и предостерегающе. – Не бери в голову, слышишь? Если б мы на нее не работали – вовсе бы ничего об этом не знали. От нас ничего не зависит.

Снова кивнул, хотя этот аргумент ни капли его не утешал.

Как-то раз, набравшись смелости, он спросил у Серой Дамы, зачем нужны прорывы.

– Война, – терпеливая снисходительная улыбка. – Танара будет наша рано или поздно. Люди сами ушли, бросили Танхалу напрасно. Город многих воспоминаний, и они там кружатся, как снежинки зимой, как лепестки на ветру летом: красивые, грустные, смешные, злые, незаконченные… Мы хотим забрать это себе.

Мама помахала им с крыльца: госпожа Аурелия скоро подойдет за своим заказом.

Окованный железом дубовый контейнер с приготовленным для нее товаром стоял в сарае, неприметный среди старого хлама. Демчо отомкнул навесной замочек, откинул крышку: проверить напоследок, все ли в порядке.

Два отделения, в каждом наглухо завинченная трехлитровая стеклянная банка, со всех сторон обложенная ватой, словно хрупкие и блестящие елочные шары в старой заветной коробке. Только содержимое – ничего общего с теми праздничными украшениями. В одной банке сидит «пурпурный крест» – экземпляр размером с ладонь, фиолетово-красный в черную крапинку. И жрать ему там нечего, и дышать нечем, а вполне себе живой, шевелится. Магическая тварь, неподвластная обычным законам природы. В другой банке скрипожорки, целая горсть, салатовые, оранжевые, лимонно-желтые фасолины в бахроме черных ресничек, эти выглядят неживыми, словно пластмассовые игрушки – ага, как бы не так!

И то и другое можно добыть только в тропиках, далеко-далеко за Кесуанским хребтом, кто же туда отправится на свой страх и риск? Магам эта опасная дрянь нужна для волшбы, и они готовы платить, не спрашивая, каким образом Помойный Тим добывает этакие редкости. Сами небось догадываются, где и у кого, но держат догадки при себе, чтобы не лишиться источника ценных ингредиентов.

Аурелия сообщила, что ждет в парке Медных Шаров. Она поддерживала связь со своими тайными поставщиками через магическую шкатулку, стоявшую в маминой комнате на трельяже. Выглядела шкатулка так себе: незатейливая работа, надпись «На счастье!», но если ее открыть, перед тем нажав в особом порядке на розовые граненые стекляшки, на внутренней стороне крышки можно будет прочитать сообщение от волшебницы. Если пришло новое послание, шкатулка начинает наигрывать мелодию «Сансельбийского вальса». Распространенный у магов способ связи, причем Демчо еще в школьные годы вычитал в популярной книжке, что за образец они взяли какие-то высокотехнологичные приборы, изобретенные на Земле Изначальной еще до колонизации Долгой Земли.

Контейнер был не столько тяжелый, сколько громоздкий и неудобный, а тащить – только пешком: «пурпурный крест», эта мохнатая ползучая загогулина, когда у него начинается всплеск активности, выводит из строя любую технику в метровом радиусе. Влезешь с ним в автобус или трамвай, непременно что-нибудь заест, заглохнет, переклинит. А то еще трамвайные обереги затрезвонят, и кондуктор тебя взашей вытолкает.

На улице с плохим асфальтом и большими тенистыми тополями какой-то шкет выкрикнул в спину: «Помойный Демчо!», тут же ушмыгнув в подворотню. Драться с Демчо соседские ребята побаивались: может отлупить. Безобидный с виду Тим знал немало боевых приемов и внука за эти два года кое-чему обучил. На резонный вопрос, почему же он в таком случае никого не бьет, дед ответил:

– Трус я, Демчо. Никуда не денешься, трус, потому и перед Серой Дамой склонился. Ежели к стенке припрут, и не отболтаешься, и бежать некуда, покажу зубы, а чтобы просто так – мои зубы дорогого стоят, лучше их поберечь.

Демчо не все дедовы принципы разделял. Вот наступит осень – пора строгих нравов, и если хоть одна сука припомнит ему или маме, что он родился зимой от внебрачной связи, вломит он этой суке по первое число, чтобы сразу в дежурную травматологию.

В парке Медных Шаров было всего два медных шара – позеленелые и неприметные, на каменных тумбах по обе стороны от входа. Аурелия сидела на скамье под акацией возле выцветшей палатки мороженщика и ела эскимо в серебряной обертке. Демчо с ящиком пристроился на другой скамейке. Госпожа Аурелия внушала ему не то чтобы неприязнь, а скорее уважительное отторжение. Высокая, полногрудая, осанистая, она статью напоминала Серую Даму, и этого было достаточно, чтобы вызвать у него оторопь. Светлые волосы лежат идеально гладким каре, длинное платье из дорогого переливчатого шелка, золотится на солнце прозрачный шарф – сразу видно, что служит во дворце.

Пока она с томным наслаждением уписывала мороженое, Демчо едва не соблазнился: может, тоже взять? Оно здесь высший сорт, вдобавок на нее поглядишь – самому захочется, словно дразнит. Но лучше после, на обратном пути. Он отвернулся, и тогда колдунья, мигом расправившись с остатками эскимо, поднялась со скамьи. Точно ведь дразнила, а как он перестал смотреть, ей стало неинтересно. Лицо неприступно строгое, как у школьной директрисы, по виду не подумаешь, что она склонна к таким девчоночьим фокусам. И лет ей двести пятьдесят, не меньше.

Путь предстоял неблизкий: мимо неистребимо провинциальных тянгийских кварталов (пусть Тянга вот уже семь долгих лет считается частью столицы, нет в ней столичного лоску), через запруженный автомобильными пробками и пестрыми уличными кафе Птичий Стан, по нарядным проспектам и мощенным розовой плиткой бульварам Касиды. Руки ноют, пот в три ручья, но если сесть с этим ящиком в машину – финиш машине.

Лестница Лесных Дев. Не протолкнуться от иноземцев, фотографирующих друг друга при свете заката возле статуй полунагих дриад. Наверху блестит жидким золотом застекленный щит: изложение легенды о том, как волшебные девы, запечатленные скульпторами Тартоном, Амфидисом и Криновским, показали первым колонистам пригодные для человеческих поселений территории, позже названные островами по аналогии с островами в Мировом океане на Земле Изначальной. Лапша для туристов. Нет в Лесу никаких человекоподобных дев. Есть кесу, но те не девы, а демоницы.

На втором марше отставший от Аурелии Демчо едва не отправился считать ступеньки. Оступился – и с ужасом, с задержкой в секунду, понял, что теряет равновесие. Самому-то сгруппироваться недолго, но что будет с «пурпурным крестом» и скрипожорками…

Катастрофы не случилось, его перехватил крепкий русоволосый парень, поднимавшийся навстречу. Поймал за плечи, развернул и сумел удержать, хотя его самого садануло чертовым ящиком – это Демчо понял по гримасе своего спасителя.

Растерянно поблагодарил. Успел заметить, что спутница у парня фантастически красивая: лебединые плечи, длинные загнутые ресницы, черты лица такие же изысканные, как у мраморных лесных дев, словно одна из них тайком спрыгнула с пьедестала, сменила сползающую белую тунику на модный костюмчик и затесалась в толпу. Наверное, какая-нибудь фрейлина из свиты Летней госпожи… Они пошли дальше, наверх по лестнице, а Демчо поспешил догнать Аурелию, так и не оглянувшуюся.

Колдунья жила на улице Мотыльков, в двухэтажном особняке с хороводами лепных ящериц по карнизам. Как и в прошлые разы, она приглашала Демчо зайти, выпить чашку кофе, а он рвался поскорей удрать и отнекивался: извините, нельзя мне, работа, клиенты ждут. Неспроста же настаивает: наверняка начнет выпытывать, где они с дедом добывают «пурпурных крестов» и других тропических скрипожорок.

– Я тебя когда-нибудь приворотным зельем напою, – шутливо пригрозила Аурелия, убедившись, что завлечь его на пресловутую чашку кофе без чар не получится.

Он отвесил неуклюжий поклон и почти бегом припустил по улице. Не напугала. Привороты его не возьмут, сама Серая Дама на всякий случай защиту поставила.

На блистающем витринами проспекте Ясного Месяца Демчо перешел на шаг. Можно прогуляться, сегодня у него есть свободное время, целый вечер с хвостиком. За последние два года он отвык от праздношатания и не мог с ходу придумать, что с этим неожиданным временем делать. Вот если б у него девчонка была… Но девчонки на второго по крутизне (после Тима) контрабандиста Кордеи внимания не обращали.

– Зачем ты ввязался, разве требовалось твое участие?

– Парень мог что-нибудь сломать и себе, и другим, на кого налетит по дороге.

– И надо было по этому поводу играть в хорошего мальчика?

В голосе Эгле звучал тихий упрек, большие лиловато-серые очи феи глядели с трогательным недоумением ребенка, которому не дали досмотреть интересное.

– Рефлекс. Условный, – Стах пожал плечами.

– Если бы он не удержался, было бы весело. Я же не подставляла ему подножку, ни настоящую, ни ментальную, но если само случилось, почему не посмотреть комедию?

– Не люблю, когда лишние человеческие жертвы, – он скупо усмехнулся, словно показывая, что говорит не всерьез, а пытается отшучиваться. – Профессиональное.

– Тебя же целую маленькую вечность назад демобилизовали! Привыкай к мирной жизни.

– Мирная жизнь – это когда человек кубарем летит с лестницы, сшибая встречных, и никто ни ухом, ни рылом?

Вышло грубее, чем ему хотелось, но Эгле от его грубости оживилась, словно поймала прохладное дуновение вентилятора. Или это для нее тоже «комедия»?

– В мирной жизни все посложнее, чем в вашей лесной пехоте, потому что мирной она только называется, а на самом деле каждый исподтишка ведет свою собственную невидимую войну, только не с кесу, а с себе подобными. Болит?

Колено, познакомившееся с ребром окованного железом ящика, и впрямь болело. Приходилось прикладывать усилия, чтобы не корчить рожи.

– Дай-ка, я еще раз…

Придвинувшись к нему вместе со стулом, скрипнувшим ножками по каменной плитке, она положила ладошку на невезучий коленный сустав. Боль начала утихать.

– Так лучше?

– Спрашиваешь… Спасибо.

– Понадобится время. Меньше, чем после встречи трамвая с самосвалом, но все равно я это делаю не мигом. Взять хоть нас, хоть магов, с этим у всех по-разному. Кстати, колдун, который лечил лучше и быстрее, чем кто угодно еще из моих знакомых, был таким немилосердным гадом… Но лечил потрясающе, мог буквально из агонии человека вырвать. И несмотря на это – скотина выдающаяся, моральный урод, ублюдок… – прелестное лицо ожесточенно скривилось.

– Тот самый гад, который ни тебе, ни Инге? – догадался Стах.

Она медленно кивнула и грустным, чуточку театральным тоном попросила:

– Не надо о нем. Здесь так хорошо, еще не хватало всякую мерзость поминать.

Стах не возражал. К тому же и колено почти прошло. Когда Эгле отняла руку, он поймал ее запястье, поцеловал тонкие жасминовые пальчики.

– А заведение и правда отличное. Никогда не бывал тут раньше, даже не знал о нем.

– Это один из тех особенных уголков, которые кому попало не показывают, – лукаво улыбнулась Эгле.

Они сидели в патио «У Климентины» неподалеку от Летнего дворца. Красное вино, блюдо с мозаикой холодных закусок, паштеты в хрустящих вафельных стаканчиках, отменно сваренный классический кофе. Эгле привела его в одно из своих местечек, других посетителей было раз-два – и обчелся. Иноземный турист, забредший сюда по чистой случайности, влюбленная парочка – судя по экзотическим радужным нарядам, смывшаяся на полчасика из дворца. Они уже сидели здесь, когда Стах с Эгле пришли, а новых, видимо, перестали пускать после появления небожительницы. Наверняка снаружи на дверях сейчас висит табличка «Закрыто».

Юные придворные посмотрели на часы в деревянно-золоченом футляре, ахнули и убежали. Турист потянулся следом за ними.

– Одно из немногих заведений, где мне по-настоящему хорошо, – заметила Эгле, когда остались вдвоем. – Стах, ты бы не согласился кое в чем меня выручить? Только имей в виду, это может быть опасно.

«Опять манипулируешь. Прекрасно ведь понимаешь, твое «опасно» для меня дополнительный крючок».

– Что надо сделать? – спросил он вслух с тем выражением, которое принято называть бесхитростным.

– Знаешь, что такое «свекольный зуб»?

– Понятия не имею. Что-то магическое?

– Вроде того. Достать это можно только у магов, и то не у всякого, а где они берут – неизвестно.

– Вам, Высшим, что-то неизвестно? – Стах вздернул бровь.

– У колдунов свои секреты, причем, заметь, у каждого свои, и они умеют их беречь. Мне нужен «свекольный зуб», очень нужен, это чудовищно важно. Я подскажу, к кому обратиться, но никто не должен узнать о том, что ты действуешь в моих интересах, и в первую очередь – ни одна любопытная пройда из наших.

Лерка решила, что не вредно будет перечитать «Памятку Туриста». Она изучила эту полезную брошюру еще на Земле, а здесь за несколько дней такой шквал впечатлений, что все перепуталось, а то и вовсе вылетело из головы.

«Долгая Земля – своеобразный туристический рай, с которым мы каждый раз знакомимся заново с интервалом в 24 года, когда раскрываются порталы, соединяющие Землю с этим полным загадок параллельным измерением. Один здешний год – так называемый долгий год – равняется 32 земным, каждый сезон длится 8 лет. Поскольку феномен межмировых порталов проявляет себя циклично и период активности совпадает с долгианским летом, для нас это царство щедрого солнца и тепла, безудержного цветения, фруктовых радостей. Суровые зимы с минусовыми температурами и снегопадами здесь тоже бывают, но порталы в это время закрыты.

Полгода – в течение 16 лет – жители Долгой Земли занимаются сельским хозяйством, снимают урожаи и запасают продовольствие впрок, в следующие полгода кормятся этими запасами, продукцией тепличных и животноводческих комплексов, а также скупыми дарами зимнего Леса.

Большую часть территории Долгой Земли занимает Лес – сельва, пуща, мангра, джунгли, тайга. За все время, прошедшее после вторжения людей в это удивительное измерение, соседство с человеческой цивилизацией не нанесло могучему долгианскому Лесу никакого ущерба, что само по себе, как утверждают компетентные экологи, можно рассматривать в качестве аномального явления. Побывайте в колдовском Лесу, получите массу фантастических впечатлений и заряд живительной энергии!

Только не забывайте о том, что категорически не рекомендуется посещать Лес в одиночку или группой «дикарей», это может быть опасно для вашего здоровья. Обратитесь в экскурсионное бюро, вам предложат разнообразные варианты ознакомительной прогулки в Лес на любой вкус и кошелек.

На Долгой Земле есть четыре заселенных людьми области – Кордея, Лаконода, Магаран и Сансельба, так называемые архипелаги: крупный остров, по площади сравнимый с Калимантаном или Мадагаскаром, окружен россыпью островов меньшего размера. В силу экономических причин друг без друга им не обойтись: нефтяные месторождения обнаружены только в районе Сансельбийского архипелага, а солью всех обеспечивает Магаран и так далее. Кроме того, люди должны сообща противостоять внешнему агрессору, поэтому сепаратизм здесь не популярен. Единое государство, столица находится на Кордее – сначала это была Танхала (см.), в настоящее время Касида. Административные органы Лаконоды, Сансельбы и Магарана возглавляют генерал-губернаторы – полномочные представители верховной власти. Глава государства – Властитель (весной и осенью) или Властительница (зимой и летом), избирается на восьмилетний срок, совпадающий с временем года. Нынешняя Летняя Властительница Долгой Земли – Александра Янари.

Летняя Властительница – это де-факто сезонная королева, помимо государственных дел она принимает участие в красочных церемониях и фееричных традиционных ритуалах. Посмотрите на это собственными глазами, насладитесь сказочным зрелищем! Но не забывайте о том, что нарушать местные обычаи и законы не следует, это чревато нежелательными для вас последствиями.

Согласно легендам и сохранившимся документальным свидетельствам, 232 года назад от начала текущего лета Весенним Властителем Долгой Земли стал Валеас Мерсмон – авантюрист, авторитарный диктатор и злой колдун (фотографий и выполненных в реалистической манере портретов не сохранилось, зато дожили до наших дней многочисленные карикатуры долгианских художников). Известно, что он обладал уродливой наружностью и еще в молодые годы убил свою мать, добрую волшебницу, которая верно служила людям и во всем слушалась Высших. Ему дали шанс исправиться, но злоба на весь мир, зависть к Высшим и ненависть к людям пустили глубокие корни в его черной душе, и много лет спустя, опираясь на армию подчинявшихся ему кесу (см.), он узурпировал власть, разогнал парламент, разоружил лесную пехоту и объявил себя абсолютным бессрочным Властителем Долгой Земли. Своих политических противников Мерсмон отдавал на растерзание автохтонам, разорял храмы, угнетал население, приказал перекрасить в черный цвет Весенний дворец, запретил людям радоваться, а также мечтал уничтожить все человечество и собирался после открытия порталов организовать вторжение на нашу Землю с целью захвата власти. За это его прозвали в народе Темным Властителем, а период его правления, продолжавшийся 3 года, – Темной Весной. В конце концов справедливость восторжествовала, а зло получило по заслугам, Мерсмон был свергнут и заточен в Кесуане, в своем же собственном замке, но жажда реванша не дает ему покоя: Гиблая зона, кишащая туманами, голодными кесу и кошмарными волшебными тварями, доползла до южной границы Кордеи, тянет свои холодные ядовитые щупальца к человеческому жилью. Хочешь почувствовать себя сказочным персонажем, оказавшимся перед лицом угрожающего Зла? Побывай с экскурсией на Танаре, посмотри с береговой стены на леденящую кровь Гиблую страну!

Посетите также Танхалу – бывшую столицу, отравленную злыми чарами Темного Властителя, из-за чего жителям пришлось ее покинуть, забрав с собой только самое необходимое. Оплот зла, перекрашенный в черный цвет Весенний дворец, при последнем штурме был до основания разрушен, но в мертвом городе сохранилось множество других живописных достопримечательностей. Автобусные экскурсии проводятся регулярно по четным дням недели.

С Темной Весной и недолгим, но бурным правлением Мерсмона связана также легенда об Эфре Прекрасной. Злому колдуну приглянулась простая девушка из народа, Эфра с острова Мархен, добрая и скромная, всех поражавшая своей красотой, и он силой взял ее в жены, хотя Весеннему господину, пока он не передаст корону Летней госпоже, по обычаю вступать в законный брак не полагается. Он был ревнив и бросил на съедение своим кесу мархенских юношей, которые раньше ухаживали за Эфрой, и заставил ее смотреть, как их убивают. Несчастная красавица плакала, умоляла пощадить несчастных, но непреклонный Темный Властитель только смеялся в ответ. Слезы, падавшие из правого глаза Эфры, превращались в алмазы, а из левого – в жемчужины. Потом прекрасную супругу жестокого тирана полюбил благородный герой Залман, который пришел сразиться за нее с колдуном и в неравной схватке погиб, но перед смертью разрубил ударом меча Камень Власти, обеспечивавший злодею неуязвимость – тот носил волшебный артефакт в перстне на среднем пальце правой руки и никогда с ним не расставался. Убив героя, Темный Властитель казнил Эфру Прекрасную, а потом чаша человеческого терпения переполнилась, и его победили. Легенда гласит, что все эти события происходили в Кесуане, в наводящем ужас замке Мерсмона. К сожалению, организовать туда экскурсию по техническим причинам нет возможности, зато в Касиде есть музей восковых фигур «Темная Весна» – возьмите на заметку, вы обязательно должны там побывать! За отдельную плату в специально отведенные утренние часы можно сфотографироваться с восковыми персонажами в любой из представленных в музее экспозиций.

В ювелирных магазинах можно купить «Слезы Эфры Прекрасной» – изделия с алмазами и жемчугом. Только не приобретайте такие украшения с рук или в сомнительных лавочках: алмазы могут оказаться фальшивыми, а долгианский речной жемчуг, как правило, не отличается высоким качеством, и велик риск, что вам подсунут некондицию, прикрытую временными «чарами лоска». Остерегайтесь подделок! Сначала убедитесь, что вам предлагают качественный товар, а потом уже совершайте покупку.

Из области оригинальных местных традиций. Мораль на Долгой Земле меняется в зависимости от времени года. Осенью и зимой адюльтеры и внебрачные связи не одобряются. Осенним Властителем может стать только женатый мужчина, примерный семьянин, не замеченный в супружеских изменах, Зимней Властительницей – вдова, разведенная или незамужняя дама, известная своими строгими принципами. Весной и летом царит легкомысленная свобода нравов, Весенний Властитель должен быть холостяком и галантным кавалером, Летняя Властительница – королевой и гейшей в одном лице, регулярно меняющей фаворитов. Золотой туристический сезон – это цветущее лето, жаркое, карнавальное, любвеобильное, вас ждет множество приятных неожиданностей и романтических приключений!

Долгая Земля – мир волшебства и чудесных загадок, здесь на каждом шагу можно встретить колдуна или ведьму. Продовольственные запасы, необходимые для того, чтобы благополучно пережить вторую половину осени, суровую зиму и первую половину весны, сохраняются на специально оборудованных складах не в вакуумных или криогенных камерах, как у нас, а исключительно с помощью магии. Чародеи занимаются также врачеванием, делают обереги, защищающие постройки от пожаров, а технику от закона Мэрфи, создают иллюзорные декорации для съемок художественных фильмов. Магия подменяет здесь высокие технологии, которые на Долгой Земле невозможны. Не упустите свой шанс посмотреть вблизи на самых настоящих волшебников, которые умеют ловить руками пули и превращать людей в каменные статуи!

Потомки древних колонистов, населяющие архипелаги Долгой Земли, разделились на три подвида, различающиеся продолжительностью жизни. Представители подвида В живут по 70–90 лет. Подвид А – стремительно стареют и в 20–25 лет умирают. У подвида С средний срок жизни составляет 330–350 лет, маги (принадлежащие, как правило, к этому подвиду) нередко живут и дольше. Землянин, попавший на Долгую Землю, может оказаться латентным представителем подвида А или С. При первых признаках аномального старения вам следует немедленно вернуться в родное измерение и обратиться в клинику для прохождения интенсивной антивозрастной терапии. На начальной стадии этот процесс можно остановить с минимальными осложнениями. Раньше времени не пугайтесь: для того чтобы ваш организм подвергся необратимой мутации под действием неизученных местных факторов, вы должны прожить на Долгой Земле не менее двух лет, поэтому рекомендуемый допустимый срок пребывания здесь для землян ограничивается годом.

Не стоит заранее беспокоиться, известны и противоположные примеры. Наиболее яркий из официально зафиксированных случаев – история Олимпии Павлихиной, которая оказалась латентной представительницей подвида С и способной колдуньей, осталась на Долгой Земле, дожила до четырехсот двенадцати лет, умерла достаточно известной в своих кругах престарелой магичкой. Побывай в чудесном измерении и проверь себя: а вдруг ты тоже волшебник? Другого счастливого шанса не будет!

Любопытным на заметку, это интересно! Феномен носителей МТ, или носителей мнемотравмы. Среди всех трех подвидов время от времени появляются люди, которые помнят эпизоды своей прежней инкарнации так же хорошо, как минувшие события настоящей жизни. Долгианские медики, психологи и маги до сих пор не разгадали эту волнующую загадку. Согласно статистике, МТ (если считать это психическим расстройством) чаще всего поражает тех, чья прошлая жизнь рано и трагически оборвалась, или тех, кто безвременно ушел, не успев доделать что-то важное. Что такое мнемотравма – проклятие или подарок? На этот вопрос нет однозначного ответа. Может быть, вы предложите свой ответ? Может быть, это ступенька, ведущая к бессмертию духа? Может быть, на Долгой Земле умирать не страшно: все равно возродитесь для новой жизни и будете все помнить!

Долгианские автохтоны – народ кесу, произошли от лесных хищников (на Земле аналогичного вида не существует). У них царит жесткий матриархат, так как способностями к магии, в силу генетических факторов, обладают только женские особи. Кесу ведут оседло-кочевой образ жизни, кормятся охотой и собирательством, приручили грыбелей, которых используют как верховых и дойных животных, изготавливают простейшие орудия труда. Племена постоянно воюют между собой, совершают набеги на человеческие поселения и нападают на караваны. Кесу обладают примитивным разумом и скудным словарным запасом, к отвлеченному мышлению не способны, тем не менее кесейские шаманки могут наводить чары на людей. Единственный человек, который сумел договориться с ними и подчинить их своей воле, – Темный Властитель Мерсмон (см.), ни до, ни после него это никому больше не удавалось.

У женских особей кесу голоса удивительно мелодичные и красивые, их чарующее пение сравнивают с пением мифических сирен, завлекавших Одиссея. В то же время боевой визг кесу, включающий в себя ультразвуковые частоты, действует на противников как страшное акустическое оружие. И то и другое можно прослушать в записи, впечатления непередаваемые! А в фотосалонах вы сможете сфотографироваться с чучелами кесу на фоне декораций, изображающих лесную чащу, разоренные деревни или пугающие туманные ландшафты Гиблой зоны. Почувствуй себя победителем свирепых серых бестий, покажи своим друзьям на Земле уникальные снимки, запечатлевшие твой успешный контакт с демоницами долгианского Леса!

Еще одно здешнее чудо света – это зверопоезда, или гигантские пустотелые черви-путешественники, приспособленные людьми для поездок через лесные территории в границах архипелагов. Эти животные хорошо поддаются дрессировке и охотно пользуются заполненными водой транспортными траншеями, которые прокладывают для них люди. Могут они также двигаться по «бездорожью», ломая кустарник и оставляя за собой глубокие борозды. Окунитесь в местный колорит, прокатитесь на зверопоезде! Только имейте в виду, что удовольствие от поездки может испортить неприятный запах в полостях «вагонов», поэтому запаситесь салфетками, пропитанными ароматическим лосьоном (они продаются на вокзалах), или захватите с собой респиратор.

Внимание! Ознакомьтесь со списком наиболее распространенных долгианских животных, которых можно встретить вблизи человеческого жилья. Они подразделяются на опасных и безвредных. Если вы увидели караканца, гигантскую хищную личинку или хрещатку, следует немедленно поставить в известность Санитарную службу, но если вы позвоните туда из-за безобидного перекидника, вас могут оштрафовать за ложный вызов. Иллюстрированный перечень животных с краткими описаниями см. в Приложении. Там же найдете вопросы теста «Хорошо ли я знаю местную фауну?».

ВНИМАНИЕ!!! Вещи, о которых гостю Долгой Земли не следует забывать!

Не предпринимайте неорганизованных самостоятельных вылазок в Лес и тем более в Гиблую зону!

Если вы приехали на Танару, не разбивайте лагерь в пятидесятикилометровой полосе риска вдоль границы с Гиблой зоной!

Если вы увидели живых кесу, не бросайтесь к ним с целью пообщаться и сфотографировать. Постарайтесь, чтобы они вас не заметили. Если есть возможность, спасайтесь бегством, лучше на автотранспорте. Бегают они быстро, из луков стреляют метко.

Если вы находитесь на Танаре в полосе риска и услышали набат, предупреждающий о прорыве, – НЕМЕДЛЕННО садитесь в машину и эвакуируйтесь в глубь полуострова, на север. Возьмите с собой тех, кто окажется рядом.

В присутствии местных жителей воздержитесь от рассуждений о том, что Тьма привлекательнее Света, Темный Властитель – это круто, и пр. Вас могут неправильно понять. В измерении Долгой Земли такие высказывания приравниваются к антигосударственной пропаганде со всеми вытекающими последствиями.

На вокзалах не заходите в зону кормления зверопоезда, не тычьте палками ему в морду, не пытайтесь подлить пива в котел с жидким кормом для трудолюбивого животного. Это может вызвать агрессивную реакцию у работников вокзала, вплоть до рукоприкладства. Кроме того, вас привлекут к административной ответственности за хулиганские действия.

На ночь закрывайте на запоры окна, форточки и балконные двери, чтобы исключить возможность проникновения в жилое помещение медузников и других кровососущих гостей.

Отправляясь на экскурсию в Лес, смажьте открытые участки кожи репеллентами. Если вас все-таки покусали, примите антиаллергены, предварительно посоветовавшись с врачом, и ни в коем случае не расчесывайте.

Не приставайте к магам с бесцеремонным требованием «показать что-нибудь волшебное». Не проявляйте навязчивости, общаясь с магами. Если колдун в данный момент чем-то раздражен, это может вызвать неадекватную реакцию с трудноустранимыми последствиями.

Воздержитесь от попыток самоубийства в расчете на повторное рождение с сохранением вашей текущей памяти. Нет никаких гарантий, что в следующий раз вы родитесь носителем МТ. Нет никаких гарантий, что вы вообще в следующий раз родитесь.

На экскурсии в Лесу не отходите от группы, не употребляйте в пищу неизвестные плоды, ягоды и грибы, не дразните лесных обитателей.

Если вы увидели шмыргалей, похожих на пушистые черные клубочки, не пытайтесь их поймать. Это не «пушистики», а животные-санитары, пожиратели падали. Зубы у них мелкие, но острые, и достаточно велик риск инфицирования ранки. Если вас укусил шмыргаль, обработайте место укуса антисептическим раствором, который следует носить с собой в карманной аптечке, и обратитесь к врачу. То же самое следует сделать, если вас укусило любое другое местное животное.

Не приобретайте непроверенные амулеты и сомнительные «дары Леса» на уличных лотках, на барахолках и у подозрительных личностей.

Будьте осмотрительны, соблюдайте правила гигиены и личной безопасности – и желаем вам приятного отдыха в Волшебной стране!»

Лерка захлопнула брошюру, в глянцевой обложке отразился тусклый электрический блик. Один отрадный вывод: Лидия не сумасшедшая и не завравшаяся фантазерка, а носитель мнемотравмы, и то, о чем она рассказывала, было на самом деле в ее другой жизни.

«Хорошо, что я не начала с апломбом взрослого индивида рассуждать на тему «не выдумывай», вот бы села в лужу!»

Небо над Птичьим Станом сиреневое и безбрежное, как будто смотришь со дна океана, и вдали проплывают, лениво шевеля щупальцами, творожисто-бледные медузы… Не медузы, а медузники. Летучие кровососы. Те самые, насчет которых предостерегает глянцевая «Памятка». Лерка сидела в сваренной из металлических прутьев беседке (или клетке?), примостившейся на крыше супермаркета. С потолочной решетки свешивалась гирлянда лампочек, их свет отпугивал парящих в поднебесье упырей, да и меж прутьев этим тварям не пролезть. Она уже успела сходить в Музей Флоры и Фауны, посмотрела на заспиртованных медузников с поганочными «колоколами» величиной с ведро и мохнатыми черно-белыми щупальцами метровой длины, но живые и опасные – совсем другое дело.

– Валерия, ты здесь?

Из чердачного люка в центре беседки высунулась голова Берта, блеснули прилизанные волосы и очки.

Первым делом он украдкой бросил взгляд на ажурную дверцу – задвинут ли засов. Ага, чего еще ждать от туристки, если не целенаправленного и злостного нарушения запретов… Засов был там, где ему полагалось, и Бертран выбрался на крышу, уселся рядом.

Спохватившись, Лерка потянула вниз сдвинутую на лоб «анютину глазку»: прикрыть опухшее лиловое непотребство, пока окончательно не отпугнула кавалера.

– Завтра у нас тренинг и мозговой штурм, – с немного вымученным энтузиазмом (день выдался трудный, одно изгнание из супермаркета шуршавки чего стоило) сообщил Берт. – В наших филиалах «Всё для домашнего хозяйства» застряла большая партия вашей сантехники. Надо что-то придумать, чтобы привлечь покупателей.

В интонации сквозил легкий упрек: словно это Лерка виновата в том, что унитазы и раковины, закупленные на ее родной Земле, плохо расходятся. И ни намека на продолжение вчерашнего… Ясно, фингал его безнадежно расхолодил.

Не то чтобы Лерка успела влюбиться в Бертрана Никеса, но у них вполне могли бы сложиться хоть более-менее серьезные отношения, хоть не претендующий на продолжение «летний» романчик. Он принадлежал к числу тех парней, которые ей нравились. Или, точнее, не принадлежал к числу тех, которые не нравились. С этим у Лерки обстояло довольно-таки сложно.

Когда ее отец сменил работу и Вишняковы переселились из орбитального города в Новотаган, с одноклассниками на новом месте у нее не заладилось. Так бывает. Ничего страшного, никакого криминала, но ей было одиноко и противно, и она еще тогда решила: эти, которые толкаются, ухмыляются, обзываются, швыряются обслюнявленными комками жвачки, для нее не парни. Так, что-то человекообразное, непривлекательное и совсем ей не нужное. И когда она станет взрослой и красивой – скорее сдохнет, чем кому-то из них хотя бы улыбнется, не говоря уж о переспать. С девчонками у нее в той школе отношения были пусть не теплые, но взаимно терпимые, воевать приходилось исключительно с мужским контингентом. Возможно, потому, что сама выглядела пацанкой, это их провоцировало.

В выпускном классе по крайней мере одному отомстила: забыв о том, что творилось всего-то полтора года назад, тот попытался за ней ухаживать – и его жестко и радостно отбрили. Кажется, так и не понял, за что.

Этим дело не ограничилось. Лерка мысленно перечеркивала жирным крестом каждого, кто так или иначе напоминал ей школьных недругов. Знакомясь с парнем, она словно подвергала его моментальному и беспощадному сканированию: похож на тех или нет? Если похож – ну его ко всем чертям, потому что встретились бы в то время, и он бы с ней так же пакостно себя вел. По этой же причине она разозлилась до белого каления на поганцев, привязавшихся к Лидии, и сразу схватилась за шокер: самый невезучий схлопотал разряд не только за безответную мышку в синей бейсболке, но и за прошлую, тринадцатилетнюю Лерку.

Берт Никес, безусловно, ни в кого не плевался жвачкой ни в десять лет, ни в тринадцать, ни в пятнадцать. Типаж не тот. Настроенный на позитив интеллигентный мальчик, примерный юный менеджер – вот кем он был в школьные годы. А сейчас это неглупый парень, рядом с которым можно побыть симпатичной девушкой, не возражающей против флирта, а не готовым к отпору непримиримым существом, ощетинившимся колючками прошлых обид.

Да только для него флирт и фонарь под глазом – вещи несовместимые, так что с романтикой придется обождать, пока синячище не сойдет. Лерка приуныла, а Берт продолжал с просыпающимся воодушевлением рассуждать о завтрашнем мозговом штурме. Не обнадеживает… Понятно, что этим он зарабатывает на жизнь, – но неужели он именно этим и живет?

Медузники спустились ниже, издали чуя теплую кровь, и все равно не хватало света, чтобы разглядеть их в подробностях, тем более через прорези маски. Сверху доносились тихие свистящие звуки и шелест, словно шелковые ленты колышутся на сквозняке.

Вроде бы он о чем-то спросил, а она прослушала? Пропустила мимо ушей, уловив только интонацию.

– Почему ты решила поменяться с Глорией? – повторил Берт. – На целый год… Для перехода в неосновной подвид, если ты предрасположена, это недостаточный срок, но ваши все равно не любят так надолго у нас задерживаться.

– Я зато люблю лето, а у вас тут сплошная теплынь, – она улыбнулась, прикинув, как это должно выглядеть со стороны: желто-фиолетовый картонный цветок и под ним улыбка. – Еще у вас интересно, чудеса всякие. Если в чужой стране пожить какое-то время по-настоящему, это совсем не то, что побывать на экскурсии.

Правда, но не вся. Не хотелось говорить про замурованную квартиру. Это прозвучит абсурдно и неубедительно, как бредовая выдумка – сама бы не поверила, если б ей о таком рассказали.

Год назад родители снова перебрались на орбиту, забрав с собой младшую сестренку, а Лерка, выяснив, что в орбитальном городе подходящей работы для нее не найдется, решила осесть в Новотагане. Для нее купили «молодежную» квартирку в одном из огромных облупленных домов, похожих на виноградные грозди, их полным-полно понастроили в позапрошлом веке, и сначала там было неплохо, до последнего времени было неплохо, а потом пришли судебные приставы и наглухо замуровали внутренний дверной проем в квартире на восемнадцатом этаже в другом крыле этой громадины.

Внутри находилась пожилая супружеская пара. Наверное, они и сейчас там находятся. Или уже не они, а то, что от них осталось?

Тяжба между рассобачившимися родственниками, владевшими жильем на долевой основе. Дверь на лестничную площадку одна-единственная. По решению суда квартиру разделили на две несообщающиеся части, и счастливчик, выигравший процесс, остался с дверью, а проигравшая сторона – в керамолитовом мешке без выхода наружу.

Бравые парни в форме приставов понимали, что творят не то, однако распоряжение начальства выполнили – куда б они делись? У тех, кого замуровали, имелся некоторый запас продуктов, но рано или поздно он должен был закончиться. Вообще-то, соседи сверху время от времени спускали им на веревке пакеты с лапшой быстрого приготовления и дешевыми плавлеными сырками. Судья, женщина с незапоминающимся усталым лицом, в сетевом интервью объяснила: все по закону, спорную жилплощадь следовало поделить между тяжущимися, у них ведь была возможность где-нибудь каким-нибудь образом сделать себе другую дверь… Ну и что, места не нашлось (не на улицу ведь, на высоте восемнадцатого этажа!), ну и что, денег тоже не нашлось, деньги следовало где-то изыскать, главное – время для этого им было ранее предоставлено, так что все по закону.

А Лерке было страшно. Заживо замурованы. Средневековая казнь. Или не казнь, а жертвоприношение? Кому или чему их принесли в жертву? И понимала ли судья, что делает, или что-то управляло ее волей, дергая за ниточки, а она только говорила хорошо поставленным голосом (категоричным, но немного усталым, работы невпроворот)? И что же творится с городом Новотаганом, если там происходят такие вещи? Вслух ни о каком жертвоприношении речи не шло, судья просто выполнила свою работу, и приставы добросовестно выполнили свою работу – словно мозаику из кусочков сложили, и в результате что-то зыбкое, таящееся от людских взглядов, слякотно-бесформенное получило пищу и слопало, не подавившись.

Когда подвернулась возможность удрать в параллельное измерение, Лерка раздумывала недолго. Пусть даже она окажется подвидом А. Черное, как безлунная ночь, сказочное зло Долгой Земли показалось ей предпочтительнее того невидимого, безымянного, рассеянного в пространстве, которое исподтишка заглатывает жертвы в ее родном цивилизованном мире. Ага, тут летающие медузы-упыри, прорва прочей мелкой и крупной зловреди, опасные автохтоны, похожие то ли на орков, то ли на обросших шерстью эльфов, и недобитый Темный Властитель в придачу, но хотя бы людей в их собственных квартирах не замуровывают.

– Есть креативные идеи? – натужно бодрым голосом осведомился Берт.

– О чем?

– Как заинтересовать покупателя вашей сантехникой. Пораскинь до завтра, договорились?

Кому что, а торчку доза. Он скрылся в чердачном люке, оставив разочарованную Лерку в желтом электрическом коконе посреди бескрайних сумерек. Кто польстится на побитую даму с фингалом, не способную придумать, как бы покреативней всучить покупателю унитаз… Налетевшие из-за береговой стены медузники уплыли в ту сторону, где фонарей поменьше. Нет бы, гады такие, поближе подобрались, чтобы их хорошенько рассмотреть.

Лерка недолго печалилась в одиночестве. Из люка показалась сначала темно-синяя бейсболка, искрящаяся в свете подвешенных в беседке лампочек, а потом и вся Лидия.

– Можно посидеть с тобой?

– Ага. Твой брат только что от меня сбежал.

Девочка устроилась рядом на все еще теплой после Берта скамейке. Тоненькая и прямая, словно позировала фотографу, уже через несколько секунд она слегка ссутулилась.

– Значит, ты помнишь свою прошлую жизнь?

Спросив, Лерка тут же подумала, что зря спросила. Законченная дура-туристка, падкая до местной экзотики, – из тех, что радостно лезут в Гиблую зону и норовят плеснуть пива в котел с кормежкой для зверопоезда.

– Да, я же говорила, – Лидия восприняла ее интерес нормально, как продолжение дневного разговора. – Только я не очень хорошо помню, у меня вторая степень, а всего их четыре.

– Самая крутая – четвертая?

Она кивнула, тень от козырька бейсболки на мгновение целиком спрятала мелкое бледное личико с острым подбородком.

– Тогда человек вообще массу вещей помнит, словно это было вчера или на прошлой неделе. Как Сабари – тот, который судится за кастрюлю с кредитками.

Процесс Сабари. Лерка о нем что-то краем уха слышала.

– У меня еще реальное перепутано с галлюцинациями или снами, потому что мне вспоминаются очень странные места, которых на самом деле нигде нет. Злата точно сказала, что нет. Зато я помню, что было в промежутке между жизнями, пока я была духом и снова не родилась. Это не у всех остается. Злата считает, что именно из-за этого с моей прошлой памятью перемешались те ложные пейзажи, у нее как раз была диссертация на эту тему. Не обо мне, мы тогда еще не познакомились, но она говорит, мой случай подтверждает ее гипотезу.

Последним фактом девочка, похоже, немножко гордилась.

– А что ты помнишь про тот свет? – Лерку опять охватило неистовое любопытство, которое никуда не запихнешь и не уймешь, пока оно не получит свое.

– Про настоящий тот свет – ничего, я там, кажется, не была. Я все это время жила… ну, в смысле, не жила, а просто находилась около того человека, про которого я тебе говорила, который живет в разрушенном доме. Как будто меня там что-то держало. Наверное, я тогда была вроде призрака.

«Вот это да!»

К чести Лерки, вслух она это не ляпнула. Не совсем «туристка», не безнадежная. Зато любопытство ее так и распирало: словно стоишь перед дверью, за которой находится что-то запретное, недоступное и в то же время страшно важное, и дверь эту лучше бы не открывать, но вдруг появилась возможность заглянуть в замочную скважину – разве можно удержаться?

– Как там было?

– Оттуда все казалось размытым и словно водянистым, и ничего цветного, будто смотришь черно-белое кино. У меня же тогда не было глаз со всеми колбочками, хрусталиками и сетчатками. И не знаю, тот дом на самом деле такой громадный или мне казалось, потому что масштабы я тоже воспринимала сдвинуто.

– Ты не пыталась пообщаться с живыми? Ну, как привидение?

– Не получалось, – Лидия мотнула головой резко, словно до сих пор испытывала досаду по этому поводу, и тощий русый хвостик метнулся туда-сюда. – Вначале мы с ним были заперты в доме вдвоем, а что случилось перед этим и почему я умерла – совсем не помню. Там все было поломанное, разбитое, обвалившееся. Он лежал в одной из комнат на полу, больной и парализованный, не мог пошевелиться. То терял сознание, то приходил в себя, но поговорить мы не могли, даже когда он бредил.

Лерка было удивилась – все навыворот… Правильно, навыворот и должно быть: это других живых человек видит и слышит, находясь в здравой памяти, а для беседы с духом сон или бред – состояние в самый раз.

– Его что-то намертво опутывало, какие-то щупальца. Представляешь, одни щупальца, без всего остального, и их очень много – сотни, тысячи отростков. И ему было жутко больно, как будто каждая клеточка наполнена вязкой темной жижей, только на самом деле это не жидкость, а боль. Я все видела, но помочь никак не могла. Это была не обыкновенная болезнь, что-то магическое. Потом пришла та колдунья. Такое впечатление, что мы с ней в прошлой жизни совершенно точно были знакомы, хотя ни лица, ни имени… И в том разрушенном доме мне ее рассмотреть не удавалось, как будто не человек, а сгусток тумана, в котором иногда мелькает женский силуэт, очертания плеча или руки… Наверное, она от кого-то пряталась и для этого пользовалась чарами, но если бы я была живая, может, нормально бы ее увидела. Главное, что она сумела его вылечить. Не полностью, но паралич прошел и боль стала выносимой. Сначала она высадила дверь. Эта комната, где он лежал, снаружи была капитально заперта, я-то просачивалась сквозь стены, а колдунье пришлось туда ломиться. Кажется, с дверью она возилась очень долго, а когда наконец смогла войти, даже я увидела, как яростно у нее загорелись глаза, словно у кошки в потемках, хоть она и была закутана в свой туманный морок, который гуще всего был перед лицом.

– Тебе там, наверное, было страшно? – посочувствовала Лерка.

– Не очень. Чего бояться, я ведь уже умерла дальше некуда. Было грустно. Знаешь, чувство такое тоскливое: вот все для меня закончилось, и мне же не хотелось, чтобы оно закончилось, а что-то изменить уже поздно. Зато колдунья была живая и могла менять то, что происходит в жизни. Она сразу принялась его лечить. Ложилась рядом на пол, обнимала его и вытягивала боль, ей пришлось делать это много раз, даже не сосчитать. Ей самой было очень больно, из-за этого она шипела и рычала, как животное, и так скребла пальцами пол, что на паркете оставались царапины. В той комнате без окон был паркет, затоптанный и заляпанный засохшей кровью, у меня в отдельные моменты зрение обострялось, и я смогла все это рассмотреть. Колдунья втягивала в себя его боль, сколько получится, потом отползала в сторону и выплескивала эту вязкую массу, там образовалась как будто мазутная лужа. Для меня это выглядело, как мазутная лужа, а что увидел бы живой человек – не знаю. Я забилась в дальний угол, под самый потолок, потому что чувствовала: в такой луже в два счета можно утонуть. Точнее, влипнешь туда – и все равно что утонешь.

– А что это было?

– Магическая мерзость какая-то. Колдунья и мой знакомый потом сделали так, чтобы оно собралось в жирный черный шар, и не знаю, куда этот шар дели.

– Как звали знакомого, тоже не помнишь?

– Нет. Если б помнила, его можно было бы найти через справочную службу. Я даже не помню, как меня в той жизни звали и кем я вообще была. У меня же всего вторая степень. А колдунья все-таки справилась, хотя ей было ужасно тяжело. Он еще что-то посоветовал, когда смог наконец разговаривать, и у нее пошло быстрее, постепенно она вытянула всю эту гадость до последней капли. Только с щупальцами ничего не смогла сделать, он до сих пор болеет. То есть болел до тех пор, пока я оттуда не сбежала, чтобы родиться в супермаркете, а как сейчас, не знаю. Это же не простая болезнь – или чары, или какой-то магический паразит, которого никак не выведешь.

– И такие, что ли, бывают?

Лидия печально кивнула.

«Спасибочки, как будто обыкновенных гельминтов нам мало! В «Памятке Туриста» об этом, кстати, ни слова…»

– Он никогда не выходит из дома. Возможно, ему нельзя, в смысле противопоказано. А колдунья навещает его, приносит продукты и всякие нужные вещи, то остается пожить, то уходит по своим делам. Иногда они говорили обо мне, я сразу это понимала, хотя звуки тоже то воспринимала, то нет, у меня же больше не было органов слуха. Он считал себя виноватым в моей смерти, а колдунья меня ругала, но говорила, что это целиком ее вина.

– А что, если она его ревновала и извела тебя из ревности? – выдала версию Лерка.

– Не знаю. Может, он сам меня убил, может, и правда она, а может, все было как-то иначе. Я не помню своей смерти. А сделать ремонт в этом раздолбанном доме они так и не собрались. Наверное, денег не хватало… И там время от времени происходило что-то страшное. Мне тогда становилось муторно, ничего не видно и не слышно, а он после этого ходил как пьяный или избитый, или то и другое сразу, и повсюду валялась поломанная мебель. Это всегда случалось во время отлучек колдуньи, а когда та возвращалась, они вдвоем чинили столы, стеллажи и стулья. Не могу понять, что там творилось во время этих затемнений. Скорее всего, это он напивался и сам все громил, пока ее не было дома. Хотя могло быть и что-то другое. Я же говорю, призраком я воспринимала окружающий мир… ну, процентов на десять от того, как у живых людей, и наверняка что-нибудь не замечала и путала. Если бы можно было их найти, встретиться, поговорить… Но я знаю только то, что они живут в большом разрушенном доме с обвалившимися потолками, разбитыми лестницами, трещинами на стенах и мебелью, которую много раз ломали и снова приводили в порядок.

– И ты готова лезть ради этого в каждый подходящий дом?

– А как еще-то? Я же не помню ни адреса, ни как их зовут.

– Лера, Лида! – из чердачного люка выглянула Глория. – Пошли спать! Хватит непродуктивных посиделок на крыше, надо хорошенько отдохнуть перед завтрашним мозговым штурмом.

Лерка делила с ней комнату, заняв место Ариадны, которая изучала продвинутый маркетинг в одном из земных мегаполисов – возможно, в том же Новотагане. Как любят говорить в этой семейке, «в тесноте, да не в убытке».

Уютное девичье жилище, на полках косметика и недорогая бижутерия, учебники, вазочки с сухими букетиками-оберегами. На стенах рекламные постеры «Изобилия-Никес» и фирменный календарь «Покупай круглый год!». На столе громоздкий агрегат для ручной печати (у них же нет принтеров и прочего), рядом лежит незаконченный реферат «Как воспитать из себя корпоративную личность» – работа Глории для какого-то молодежного конкурса.

Жалюзи закрыты неплотно, в комнату сочится лунный свет, на полу растянулась наискось полосатая сияющая дорожка – только ступи на нее, утянет неведомо куда. Тишина, как опалово-черный омут, это просто невыносимо: надо или немедленно уснуть, или сказать что угодно вслух, пока эта зыбкая лунная река, уже подобравшаяся к самой кровати, не унесла тебя в свои серебрящиеся дали.

– Лера! – тихо и тревожно позвала Глория. – Не спишь?

Ага, она тоже это почувствовала.

– Нет

– Тогда оцени, как тебе такой слоган: если в доме мало ваз – покупайте унитаз!

Большего и не требовалось. Подкрадывавшееся к Леркиной постели лунное волшебство разлетелось вдребезги, сгинуло в один миг.

– Что это? – ошеломленно вымолвила Лерка.

– К завтрашнему тренинг-штурму. А то я лежала-лежала, думала-думала, чем бы завтра всех зажечь…

Так она, значит, и не заметила козней лунного света. У Никесов на такие штучки иммунитет. У всех, кроме Лидии.

– По-моему, ничего… Ну, это самое… креативно.

– Зажигает, да? – обрадовалась Глория. – А еще вот так можно: если в доме много ваз – покупайте унитаз! Чтобы покупатель по-любому пошел за нашей сантехникой.

– Если в доме нету ваз, не купить ли унитаз? – неожиданно для самой себя выдала Лерка.

– Красота какая! То, что надо. Будет слоган из трех частей, и мы всем покажем, как надо поднимать продажи!

За окном что-то неслышно проплыло – то ли украденный ветром воздушный шар, то ли медузник.

У свеклы не бывает зубов.

«Свекольный зуб» – редко встречающийся лесной корнеплод интенсивной бордовой окраски, продолговатой формы, величиной чаще всего с грецкий орех, с характерным твердым хвостиком, напоминающим звериный клык, и неприметной темно-зеленой ботвой, которую легко можно перепутать с листьями снарыжника, челемницы или одуванца полосатого обыкновенного. Произрастает в сырых затененных местах, на дне оврагов, под корягами. Различают ложный «свекольный зуб», умеренно ядовитое растение, используемое в фармацевтике для приготовления лекарств, а также в магии в качестве ингредиента для зелий, и истинный «свекольный зуб», от ложного отличающийся исключительно свойствами, применяемый для некоторых видов волшбы. Разобраться, какая перед вами разновидность, поможет проверка или тестирование, которое должен выполнить опытный маг, во избежание ошибки или побочных эффектов. Истинный «свекольный зуб» встречается реже, чем ложный, в соотношении один к тысяче».

Захлопнув справочник, Стах уточнил:

– Тебе, само собой, нужен истинный?

– Само собой, – игриво отозвалась Эгле.

С ногами забравшись на диван, она куталась во что-то пушистое и льдисто-полупрозрачное, ворсинки одеяния мерцали в свете ночника радужными искрами. Чудо-тряпка с Земли Изначальной.

– Тут сказано, для некоторых видов волшбы. Для каких, если не секрет?

– Секрет, – она передернула точеными покатыми плечиками. – Имей в виду, Инга и кто угодно еще из их шайки не должны пронюхать о том, что ты ищешь для меня «свекольный зуб». Эти – в первую очередь не должны.

– Учту.

– Их влияние растет. Мы стараемся не сдавать позиций, но к осени расклад может измениться. Они потеснили нас и добились контроля во многих областях, это из-за их происков стало так трудно доставать кое-какие необходимые вещи.

В этот раз Стах не стал докапываться, о каких «необходимых вещах» идет речь. Захочет – сама объяснит, не захочет – по-любому толку не добьешься.

Отлеживаясь по больницам после того прорыва, он запоем читал все подряд, лишь бы чем-то занять голову, заглушить нарастающую депрессию. Заглатывал переводную беллетристику с Изначальной, в том числе романы о вампирах. Долгианские писатели этим не увлекаются, никакого романтического ореола: открой на ночь окно – гарантированно кровососов поналезет, уснешь и не проснешься, если только бдительные соседи Санитарную службу не вызовут. Кишащие в ночных небесах медузники свели на нет зловещее очарование литературного вампиризма, но среди иноземных готических книжек все же попадались любопытные и затягивающие. Вампиры там объединялись в тайные общества, вели межклановые войны, подчиняли себе людей, исподтишка влияли на политику… Знакомо?

Припоминая эти вымышленные истории, Стах про себя ухмылялся. Пусть Эгле и вся их порода пьют стаканами кровь разве что в переносном смысле, аналогия так и напрашивается.

– Займешься этим завтра, ладно? – голос Эгле звучал непреклонно, а смотрела она по-детски просительно, и в глазах вспыхивали, отражаясь, разноцветные искры. – Мне в самом деле очень нужно… Позарез нужно, и помочь можешь только ты.

Дружный семейный завтрак в столовой для работников «Изобилия». Длинный стол, скамьи с орнаментом на спинках, полезная овсянка и вареные яйца, тоже полезные. Никесы в сборе, за исключением Ариадны и старшего брата, двадцатисемилетнего Арчибальда, который год назад женился и живет в Касиде. Плюс Лерка – сбоку припека.

Перед началом утренней трапезы Глеб Никес, как заведено, спросил:

– Что нас ждет?

– Успех! – ответили хором домочадцы.

И она вместе со всеми, хотя чувствовала себя то ли кукушкой, нагло обосновавшейся в чужом гнезде, то ли самозванкой, втершейся в герцогский дворец, то ли просто обманщицей, потому что нужен ей не «успех», о котором они столько говорят, а волшебство, на которое они не обращают внимания, хоть и живут в магическом измерении. Вернее, пресловутый успех тоже, но лишь как материальная подпитка, потому что без денег никуда. Ведьмовские способности у нее, похоже, на нуле – если б были, уже проявились бы так или иначе – и не светит ей стать второй Олимпией Павлихиной. Найти бы хоть какое-нибудь завалящее приключение на свою задницу, а то ведь обидно… Вроде как побывать у моря и ни разу не искупаться.

Молодые Никесы дежурили на кухне парами, и мыть посуду досталось Лерке с Лидией.

– Тебе ничего особенного ночью не снилось? – спросила она сквозь плеск воды, вспомнив, как подкрадывался к ней вчера иссиня-серебряный лунный свет, пока Глория не прогнала его своим слоганом.

– Нет. – Девочка мотнула хвостиком; без ультрамариновой бейсболки она выглядела до того невзрачно, что разбирала жалость. – Я почти не вижу снов. Иногда мне кошмар снится… Куст, у которого обрываются корешки, мне от него бывает плохо и страшно. Злата сказала, этот сон для меня символизирует смерть. Или какая-нибудь коротенькая ерунда мелькает перед тем, как проснусь. А настоящих интересных снов, о которых рассказывают, у меня вообще не бывает.

– Наверное, ты сильно устаешь с этой менеджерской беготней и поэтому спишь как убитая. Говорят, так даже лучше, для здоровья полезней.

– Наверное, – рассеянным эхом отозвалась Лидия, споласкивая тарелку с зеленым ободком и слегка надбитым краем.

Устроились в сквере, притащив складные стульчики для тех, кому не хватило места на скамейках. Бертран, пятнадцатилетний Ричард, Глория, Лидия, Марианна. «Наша гостья из параллельного мира чудесных и сокрушительных маркетинг-технологий». На гостью глазели, и можно было только гадать, что вызывает у зрителей неуемное любопытство: выданная Бертом лестная характеристика или напоминающая распухшую черносливину отметина под левым глазом. Или, возможно, шокирующее сочетание того и другого? Глазеть на нее было кому, собралось с полсотни мальчиков и девочек в одинаковых светло-голубых курточках – юные менеджеры, подрастающая надежда Долгой Земли и конкретно никесовского торгового предприятия.

Начали с речевки:

– Рынку звездец безусловный грядет, – пробормотала Лерка себе под нос, добавив девятую строчку.

Ее, к счастью, никто не расслышал.

– Наш сегодняшний тренинг – это мозговой штурм! – радостно объявил Бертран Никес, он был тут за главного. – Что мы об этом думаем?

– О-о-о!!!

– Ура-а-а!!!

– Позитив! Позитив!

Все вопили хором, и Лерка, чтоб не оказаться в белых воронах, тоже с ходу выпалила что-то в тему. Покосилась на Лидию: бейсболка опять нахлобучена на самый нос, лицо в тени, тонкие бледные губы шевелятся медленно и безразлично.

– Нам надо продать сантехнику с Земли Изначальной, и мы ее продадим! – вскинув руку со сжатым кулаком, продолжил сияющий Берт. – Мы – лучшие, поэтому у нас все получится! Вы хотите быть лучшими?

– Да!.. Да!..

– Хотим!..

– Если покупатель не знает о нашем товаре – надо его привлечь, если покупатель не хочет – надо его заставить! Что мы должны сделать, чтобы покупатель узнал о нашей сантехнике?

– Донести до покупателя информацию!.. Грамотно провести рекламную кампанию!.. – закричали наперебой юные менеджеры.

Лидия даже губами больше не шевелила. Отключилась. Мысленно она сейчас в том разрушенном доме, где живет ее бывший любовник. Или где-то еще, но не здесь. Зачем ей видеть сны, если и так хватает снов наяву?

– Кампания должна быть нацелена на то, чтобы привести покупателя в наши магазины «Всё для домашнего хозяйства». Раздавать рекламные листки – этого мало, мы должны придумать что-то более эффективное!

– Хватать и тащить, – хмыкнула Лерка. – Если отбивается, все равно тащить.

– Что-что ты сказала? – повернулся к ней Берт.

– Останавливать их на улице и рассказывать о нашей сантехнике.

А что еще оставалось, если не выкручиваться?

– Правильно, главное – как мы будем останавливать и рассказывать, – подхватила Глория. – Это должно нести в себе элемент карнавального действа, элемент внезапности…

– Чтобы покупатель не успел убежать.

«Язык мой – враг мой. Даже странно, что фингал я получила вовсе не за это».

Берта уже понесло, он был не в том состоянии, когда человека может зацепить чья-то ирония:

– Валерия права, надо действовать целеустремленно и решительно. Мы должны двигаться к продажам, как таран-машина через Лес, преодолевая все препятствия. И с элементом игры, конечно, как предлагает Глория. Например, в прятки… Идет покупатель, допустим, мимо сквера, и тут из кустов ему наперерез выскакивает промоутер…

– С сиденьем для унитаза на шее, – снова не удержалась Лерка.

Молодой Никес уставился на нее с разгорающимся агрессивным блеском за стеклами «директорских» очков.

«Щас как врежет…»

– Да, да, да! Валерия, это же то самое! Гениальный ход! Покупатель, естественно, остановится, а наш промоутер с сиденьем для унитаза на шее сразу же забирает инициативу в свои руки и говорит… – Берт вытащил из кармана сложенный вчетверо листок с машинописным текстом. – Да, говорит он вот что: «Здравствуйте! А вы знаете о том, что у нас сейчас проходят акции? До конца текущего месяца в наших магазинах «Всё для домашнего хозяйства» действует десятипроцентная скидка на высококачественную импортную сантехнику с Земли Изначальной! А если вы приобретаете сразу два комплекта сантехники, скидка увеличивается до пятнадцати процентов! Еще одна акция «Купил сам – приведи соседа»: если ваш знакомый по вашей рекомендации купит у нас комплект иноземной сантехники, вы станете участником накопительной бонусной программы и получите скидку три процента на любую следующую покупку. Также вам предоставляется уникальная возможность протестировать высококачественное сантехническое оборудование с Земли Изначальной, при условии, что помимо стоимости приобретенного товара вы на месте оплатите доставку и установку. Если оборудование вам не понравится, наши работники по истечении первого месяца эксплуатации демонтируют его, и вы сможете получить деньги назад. Таким образом, вы оплачиваете приобретенный товар только в том случае, если он отвечает вашим самым высоким требованиям и стандартам. Акции и скидки действуют в наших магазинах «Всё для домашнего хозяйства», расположенных по адресам: улица Малиновой Воды, 45, улица Доблестных Механиков, 26а, площадь Злаков, переулок Шляпновойлочный, 4/1, проспект Народного Сопротивления Темным Силам, 137, бульвар Веселых Чаровниц, 77, а также в центральном супермаркете «Изобилие-Никес» на площади Процветания».

Переведя дух, Берт оглядел помалкивающих слушателей и осведомился:

– Какая, по-вашему, будет реакция у прохожего?

– Если выскочить из кустов с унитазной сидушкой на шее и все это без запинки сказать, прохожий будет в ступоре, – первой откликнулась Лерка.

– Вот именно! А мы, пользуясь его ступором, берем его и ведем к ближайшему нашему магазину, демонстрируем образцы сантехники… Главное – напор и контроль, потому что менеджмент – это управление, в том числе покупателем, в том числе ситуацией… Авенир, ты хочешь что-то спросить?

– Что значит – тестирование сантехники? – поинтересовался серьезный толстощекий мальчик. – Разве так бывает?

– У нас – будет. Главное здесь что, как ты думаешь?

– Разрекламировать…

– Главное – побудить покупателя совершить покупку. А потом кто же захочет по новой выворачивать из пола унитаз, опять звать слесарей, затирать слякоть и все такое… Поэтому мы будем говорить о тестировании: если человек думает, что сможет отказаться от приобретения и получить деньги назад, это облегчает для него принятие решения о покупке. Понял, Авенир? Все поняли? Сейчас начинаем тренинг, всем разбиться на пары промоутер – покупатель, потом поменяетесь. Промоутеры пока читают текст по бумажке, но до послезавтра надо выучить наизусть. Глория, раздай всем листки.

Началась суета. Лерка прикидывала, как бы увильнуть от участия в этом безобразии. Не получится ведь, не отвертишься… А вот сама виновата, не будь злой стервой. Рекламный текст состряпали Бертран с Глорией, но кто начал изгаляться и подбросил им идейку насчет унитазного сиденья? Не суй другому грабли, сам об них упадешь, или как там, в древности, говорили… Теперь одна последняя надежда, что старший Никес эту жуть не одобрит, чтобы его торговый дом не дискредитировали.

Лерка поймала взгляд Берта – эйфорический, почти влюбленный. Кажется, за сегодняшний вклад в общее дело фингал ей простили.

Демчо снова сидел в своем заросшем дворе и глядел на травяные стебли. Это успокаивало. Это помогало думать, что взаимное поедание и естественный отбор – нормальное состояние для кого угодно, будь то насекомые, кесу, люди.

Мама уже дважды звала обедать. Слегка рассердилась, что он никак не идет. Маме проще, она ведь не знает, кто такая Серая Дама.

Больше всего Демчо хотелось предупредить других о близком прорыве, чтобы в этот раз на Танаре никто не погиб. Но он знал, что это невозможно. Чары Серой Дамы не позволят. Страх за маму с дедом не позволит, они же все втроем в этом деле повязаны. Ничего не изменить, и события будут развиваться своим чередом, как эти миниатюрные жестокие спектакли в травяных кущах.