3
Вирита, потом не раз мысленно возвращаясь к событиям этого дня, так и не смогла вспомнить, из-за чего же началась ее первая за все двенадцать лет жизни ссора с отцом. Но, как обычно бывает в случаях, когда обе стороны не склонны к уступкам и упорствуют в сознании своей правоты, ни отец, ни Вирита не сумели остановиться вовремя.
– Ты похожа на свою взбалмошную мать! – воскликнул господин де Эльтран, потеряв остатки терпения.
О матери он прежде говорил с Виритой только единожды. И очень серьезно. Он сказал, что Вея де Эльтран опозорила свое имя и свою семью недостойным поведением и впредь о ней – ни слова. Объяснение, конечно, малопонятное, но его более чем достаточно: Вирита не сомневалась в правоте отца. Тогда не сомневалась, но сейчас…
– Ты не любишь меня! – закричала она. – Ты выгонишь меня, как выгнал ее! Ты подлый, подлый!
Она тотчас же устыдилась слов, недостойных Высшей. А вот испугаться не успела: отец шагнул к ней и наотмашь ударил по щеке. Вирита отшатнулась к стене. Не глядя на дочь, господин де Эльтран вышел из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью.
Вирита упала в кресло, содрогаясь от рыданий – жутких рыданий, без слез. До этого дня она и вообразить не могла, что кто-то, пусть даже отец… особенно – отец! поднимет на нее руку. Стыд и гнев душили ее. Стыд и гнев требовали выхода, требовали немедленных действий.
– Эрн! – крикнула она, распахивая окно. – Коня!
– Что с вами, госпожа? – спросил Эрн пятью минутами позднее, подсаживая Вириту в седло.
В другое время эта непозволительная вольность обернулась бы для Эрна наказанием, но сегодня…
– Меня ударил… отец… Едем!
Короткая сумасшедшая скачка. Едва войдя в грот, Вирита упала на ложе из еловых веток, покрытое старым плащом – и наконец-то заплакала.
Она не слышала, как вошел Эрн. Только почувствовала, что он сел рядом.
– Все уладится, госпожа, – тихо сказал он. – Господин любит вас…
– Не любит! – в ярости выкрикнула Вирита, приподнимаясь. – Если бы любил, никогда не ударил бы!
– Всякое бывает, госпожа.
– Замолчи! Откуда тебе знать? Я теперь одна, понимаешь? Одна!
– Я никогда не оставлю вас, госпожа, – сказал Эрн, поднимаясь на ноги. – Сейчас я разожгу костер, все повеселей будет.
Отогревшись и немножко успокоившись, Вирита принялась думать, что же делать дальше. Эрн, будто бы угадав ее мысли, предложил:
– Давайте вернемся домой, госпожа. Вас, наверное, уже обыскались.
Вирита нахмурилась.
– Возвращайся, если хочешь. А я останусь здесь.
– Но госпожа…
– Пошел прочь!
Эрн вздохнул и устроился поодаль от костра.
Рабу не позволяется сидеть в присутствии свободного. Но сейчас Вирите было все равно.
К счастью или несчастью, слуга оказался прав: гнев господина де Эльтран быстро утих, ради примирения была извлечена из прабабушкиной шкатулки фамильная брошь, на которую Вирите прежде разрешалось только смотреть. Но Вириты дома не оказалось, не оказалось и ее коня, и лошади Эрна, да и самого Эрна тоже. Когда Вирита не появилась к обеду, беспокойство отца переросло в страх на грани паники. Господин де Эльтран разослал людей по всему имению с приказом во что бы то ни стало отыскать молодую госпожу де Эльтран.
Вириту нашли поздним вечером. Она спала в гроте, на подстилке из покрытых плащом еловых веток, а верный Эрн сидел у костра, поддерживая огонь.
Вириту привезли домой, уложили в постель, к ней тотчас же поспешил доктор…
На этот раз вся тяжесть гнева господина де Эльтрана обрушилась на голову Эрна. Подозвав надсмотрщика за домашней прислугой, хозяин брезгливо указал на Эрна и велел:
– Высечь так, чтобы три дня подняться не мог.
Конец ознакомительного фрагмента.