Вы здесь

Горячие моторы. Воспоминания ефрейтора-мотоциклиста. 1940–1941. Внезапный удар по Белграду (Гельмут Гюнтер)

Внезапный удар по Белграду

Все село собралось проводить нас, когда мы стали запускать двигатели мотоциклов. Многие девушки даже плакали, не скрывая слез. И мы в довольно угрюмом настрое ринулись в темноту, следуя за нашим командиром.

На рассвете мы добрались до района стратегического сосредоточения вблизи Денты. Дента относилась к территории Румынии и располагалась на дороге между Тимишоарой и сербским городом Вршац. Там батальон должен был дожидаться дальнейших распоряжений. Нам, мотоциклистам-связникам, покоя не было ни минуты – мы постоянно сновали между подразделениями и частями, передавая приказы и сводки.


Уже миновал полдень, как шпис приказал мне отправляться в дорогу. Мне предстояло как можно скорее установить связь с командиром, который вместе с батальоном находился уже Алибунаре, то есть уже на территории Сербии. И хотя дорога через Вршац на Алибунар была неплохой, ею прочно завладел пехотный полк СС «Дойчланд». Развернувшись на запад, мотоциклетный батальон попытался атаковать позиции сербов, зайдя с тыла. Если бы я знал, какими проблемами обернется эта поездка по лесам и лугам, я бы ни за что не стал бы съезжать с хорошей дороги и просто-напросто объехал бы «Дойчланд». Но кто мог подумать, что сербы отойдут без боя и все эти рейды по заболоченной территории под Алибунаром окажутся бессмысленными?

Все начиналось хорошо. Более-менее сносная проселочная дорога тянулась вдаль. Но вдруг дорога эта оборвалась непонятно где. Явно озадаченный, я огляделся. Находился ли батальон по пути сюда? Сомнений быть не могло. Через луг прямо к железнодорожной насыпи вели следы грузовиков. Для меня это могло означать лишь одно – вперед!

На первый взгляд могло показаться, что батальон остановился у самой насыпи. Подъехав поближе, я убедился, что, если судить по следам, мотоциклисты передвигались здесь на первой передаче. А как быть мне, если моя машина весила без малого центнер, не считая меня самого?

Вокруг не было ни души, никого, кто мог бы мне помощь. Первое, что я сделал, так это прицепил каску к подножке, взобрался по насыпи и изучил обстановку сверху. Далеко позади на юг мне показалось, что я вижу автотехнику. Местность была ровной, как стол. Лишь редкие кривые деревца виднелись тут и там, да еще кустарник. И нигде я не заметил переезда через насыпь.

Скорее всего, батальон вначале передвигался по насыпи, а позже снова съехал вниз. Ну а мне только и оставалось, что подняться сюда. Или же все-таки лучше вернуться во Вршац и поехать через него? Но с другой стороны, наверняка другие мотоциклисты все же смогли взобраться на насыпь, в противном случае я непременно наткнулся бы здесь на них. Видимо, как-то выдюжили, помогая друг другу. Будь что будет, решил я, – карабкаться так карабкаться!

Я вернулся к машине, уселся на нее и отъехал чуть назад для разгона. Потом газанул как следует! Переднее колесо вздыбилось, но мне все же удалось одолеть примерно три четверти подъема. Затем вдруг переднее колесо вздыбилось еще сильнее, заднее, соответственно, стало уходить из-под меня, и я снова откатился туда, откуда начинал восхождение. Но первая неудача только обозлила меня и добавила решимости. Чуть справа я разглядел полосу торфяника, на вид посуше и покрепче. И что главное – без чужих следов. Вот там я и предпринял вторую попытку. На это раз я уперся в руль и чуть приподнялся в седле, пока мотоцикл ревел на пониженной передаче. Есть!

Поездка между рельсами по шпалам показалась мне даже приятной в сравнении с тем, что пришлось испытать, невзирая даже на немилосердную тряску. Я остановился и вновь огляделся. И тут я заметил внизу следы колесной техники! Какого черта я мучаюсь, трясясь по этим окаянным шпалам?

Осторожно, не снимая ноги с педали тормоза, я все же спустился вниз. Мне оставалось лишь ехать по их следам. Легко сказать, каждый раз стоит мне вспомнить об этом, меня в холодный пот бросает. На покрышки налипало столько грязи, что переднее крыло едва счищало ее. Проедешь несколько десятков метров, и пожалуйте – слезаешь, штыком соскребаешь ненавистную грязь и едешь дальше. И так, повторяю, через каждые несколько десятков метров. Какие к черту луга? Это давно были не луга, а самая настоящая топь, трясина. Возвращаться теперь было бы чистейшим идиотизмом. Да и где я разыщу батальон? Он ведь рассеялся, не мог он следовать по такой местности колонной. Где-то неподалеку я расслышал голоса и шум двигателей. Судя по постоянным перегазовкам, я понял, что и моим товарищам приходилось здесь не сладко. Быстро темнело, и это отнюдь не прибавляло уверенности. И наконец, после бесчисленных проклятий в свой собственный адрес я все же выбрался на относительной сухой участок. И решил остановиться. Никакая сила не могла меня заставить двигаться дальше. Все! Точка!

Меня даже не вдохновили проезжавшие неподалеку мотоциклисты.

Я добрался до дерева с искривленным стволом, достал шинель и одеяло, завернулся в них, улегся и провалился в сон. Сквозь дрему я слышал рокот двигателей, брань водителей, отчаянно пытавшихся вытолкнуть свои машины из жидкой грязи, но… мне было все равно – перевернувшись на другой бок, я снова засыпал.

Проснулся я от холода. Жутко хотелось есть. Светлая полоска на востоке возвещала наступление нового дня. Только теперь я понял, что всю ночь продрых чуть ли в болоте. Видимо, вечером не хватило сил даже отыскать место поприличнее для ночлега. Осмотрелся. По всему полю стояли мотоциклы. И каждый водитель изобретал свой путь преодоления этой топи. И никто из них так и не сумел преодолеть ее. Мотоциклетный батальон почти в полном составе был рассеян на местности вблизи Алибунара!

Именно «почти в полном составе». Потому что несколько мотоциклов, численностью до взвода, все же каким-то немыслимым способом перебрались через эту грязь и соединились с командованием в районе Панчево. Но я об этом узнал уже потом.

И что теперь? Впереди едва различимые над гущей кустарника краснели крыши домов. Оставив мотоцикл, я на своих двоих направился к селу. Не пройдя и километра, я увидел сербского крестьянина, который вел вола. Вот так удача! Прибегнув ко всем известным мне жестам, я пытался объяснить этому человеку, что мне от него надо. А когда мы дошли до моего мотоцикла, он сразу понял, в чем дело. На удивление довольно умело он привязал толстую веревку к передней вилке машины. Усевшись на мотоцикл, я удерживал равновесие. Понукая вола, а при необходимости и угощая его ударами хлыста, крестьянин заставил его дотащить мотоцикл до самого села. Мои товарищи приняли было щелчки хлыста за выстрелы. До них вообще с трудом доходила ситуация.

* * *

Как только мы оказались на твердой дороге я поблагодарил серба – дал ему основательно глотнуть из фляжки. Он так присосался, что я вынужден был отобрать ее у него – надо же и себе, в конце концов, хоть что-то оставить. После того как я одарил его еще и пачкой сигарет, он, отвесив мне земной поклон, удалился. Не сомневаюсь, что в то утро ему было уже не до полевых работ – очень многие мотоциклисты последовали моему примеру, и заказов вытащить застрявшие в грязи машины было хоть отбавляй.

А деревня, в которую я прибыл, на самом деле оказалась Алибунаром! Если бы я только знал это вчерашним вечером! Дорога из Вршац проходила как раз через площадь. Один за одним подъезжали грузовики, в основном пехотного полка СС «Дойчланд». Получив от одной доброй местной женщины ведро, я с грехом пополам отмыл от налипшей грязи колеса своего BMW.

Позабыв о передрягах истекших суток, я уверенно обгонял грузовики. Взорванный мост вынудил меня сбавить темп. Саперы уже успели навести подобие временной переправы. Правда, проезжая по ней, не обошлось без эксцессов. В какой-то момент моя самонадеянность подвела меня – я намеревался взять препятствие с разгона, но не рассчитал. В результате снова загремел на землю. Хорошо, хоть на относительно небольшой скорости. Саперы, глядя на меня, покатывались со смеху.

– Вы бы лучше переправу понадежнее навели, чем ржать! Клоуны, а не саперы! – крикнул я им на прощание и был таков.

К счастью, падение никак не отразилось на мотоцикле. Неприхотливый конь, ничего не скажешь. А саперов мои слова все же задели, это было видно по их вмиг нахмурившимся физиономиям.

На рыночной площади в Панчево я спросил у какого-то штурманна из «Германии»:

– Не видел здесь мотоциклов где-нибудь поблизости?

– Проезжай чуть дальше к речке. Там много мотоциклов с тем же тактическим значком, что у тебя.

Мы немного поговорили с солдатом, потом я увидел нескольких военных на выходе из пекарни. В руках у них были бумажные пакеты со свежим хлебом. Я тут же направился туда. Я обожал выпечку и вообще все сладкое. Поразительно, как здесь сноровисто переводили стоимость в немецкие марки. Мне целых два пакета навалили разных булочек и кренделей. Я понятия не имел, как буду их везти, пришлось даже очистить подседельную сумку – перекладывать инструмент и всякую всячину в другие места. А этот штурманн рассказал мне удивительные вещи: они заняли Панчево, едва войдя в него. В тот же вечер. И сербы почти не оказывали сопротивления на подходах к этому городку. Их Верховное командование никак не рассчитывало, что немецкие войска двинутся на Белград с севера. И здесь прошли едва сутки, как жизнь вошла в нормальную колею. Будто вообще ничего не произошло. Магазины работали, люди шли за покупками или на работу, в общем, по своим делам. Лишь парочка серо-зеленых грузовиков говорила о том, что Панчево занято немцами.

Командный пункт батальона я отыскал по указателю. Все верно, штурманн правильно сориентировал меня – именно у реки я и обнаружил подразделения мотоциклистов. Несколько мотоциклов и две штабные машины прибыли сюда минувшим вечером вместе с пехотным полком СС «Дойчланд». Я доложил о прибытии батальонному офицеру связи.

– Рядовой Гюнтер докладывает: тыловые части переброшены в Денту!

Унтершарфюрер Шрамм неодобрительно посмотрел на меня.

– Есть распоряжение о том, что мотоциклисты связи должны ждать указаний в Денте. Почему не выполнили приказ?

Что? Я ушам не верил! Я как безумный старался попасть в свою часть! И потом, я лично никаких таких приказов не слышал. Пока я пробирался через топь у Алибунара, мои товарищи сидели уютненько да перекидывались в карты.

– Меня никто не поставил в известность, унтерштурмфюрер. Я находился на дороге в Мариолану.

– Прекратить разговоры! Убирайтесь!

Бог ты мой! Ну, теперь меня уж никто не заставит лезть из кожи вон и вдобавок получать за это выговоры! Теперь буду действовать умнее! Вне себя от охватившей меня злости, я поставил мотоцикл перед командным пунктом. Ну ничего, засранец, ты у меня еще попляшешь!

Тут подъехала штабная машина. Из нее выбрался офицер. Наш командир. Он меня сразу заметил.

– Вы откуда появились?

Уже предчувствуя очередной нагоняй, я отделался лаконичным ответом:

– Из Алибунара, штурмбаннфюрер!

И недоверчиво взглянул на него.

– Идемте со мной!

Вместе с унтерштурмфюрером Хильгером, его адъютантом, мы вошли в здание. Унтерштурмфюрер Штрамм, вытянувшись в струнку, доложил, что никаких происшествий на КП за время отсутствия командира не произошло.

– Садитесь и расскажите, как все было.

Я в двух словах доложил командиру о своих мытарствах по пути из Денты в Алибунар. Выяснилось, что Старик отправился из Алибунара, не зная, что весь батальон застрял на заболоченной территории вблизи населенного пункта. И теперь сидел словно на угольях, дожидаясь прибытия мотоциклистов.

– Когда вы ожидаете прибытия тех, кого видели?

– Они должны прибыть в течение дня, штурмбаннфюрер!

Перебросившись несколькими фразами с Хильгером, штурмбаннфюрер повернулся ко мне и велел отправиться на КП пехотного полка СС «Дойчланд», расположенный на рыночной площади.

– Действуйте! – донесся до меня приказ, уже когда я сбегал вниз по ступенькам.

Ну что, Шрамм, съел? Старику наплевать на то, что я не стал задерживаться в Денте. Он уже рад тому, что я здесь и что рассказал ему о том, что произошло под Алибунаром.

Командный пункт полка «Дойчланд» расположился в реквизированном отеле. Здесь кипела работа – туда-сюда сновали офицеры связи, трезвонили телефоны, офицеры спешно изучали обстановку на картах. Я доложил обо всем офицеру связи, который направил меня на другой конец довольно обширного помещения, оказавшегося обеденным залом. Здесь тоже развернулась кипучая деятельность, но несколько иного рода. Здесь бегали взад и вперед уже не офицеры связи, а официанты. И шум исходил не от полевых телефонов, а от оркестра. И здесь за столиками сидели не офицеры всех рангов, а коммерсанты из Панчева, вместо оперативных карт изучавшие меню. Мой офицер связи прежде всего осведомился, успел ли я поесть. И ткнул мне под нос меню. Естественно, я ответил отрицательно, я бы ответил так, даже если бы умял полбарана.

– Так закажите себе что-нибудь, официанты знают, что здесь вкуснее!

В конце концов передо мной оказалась свиная отбивная. И это было первой нормальной едой за последние сутки. Блюдо мгновенно было съедено, запито превосходным белым вином, после чего я отставил опустевшие тарелки в сторону. Трудно было вообразить себе лучшее состояние. Теперь можно было и оглядеться как следует. Черт возьми, да здесь, оказывается, было полным-полно прелюбопытных персонажей! Трудно поверить, что все это происходило в каких-нибудь 19 километрах от линии фронта, где полуразгромленные остатки сербской армии собирались нанести противнику последний отчаянный удар с целью защитить столицу государства. А их соотечественники сидели в этом кабаке, пили и слушали цыганщину. Впрочем, все это меня лично не касалось!

– Батальонный мотоциклист-посыльный! – вернул меня в реальность голос унтершарфюрераштабиста.

Мечтания в сторону – служба есть служба. Не прошло и минуты, как я стоял в каске перед офицером связи.

– Ну как? Отдохнули? Наелись? – осведомился он.

– Так точно, благодарю, оберштурмфюрер!

– А теперь немедленно доставить вот это донесение вашему командованию. И сюда не возвращайтесь – здесь ваше присутствие больше не потребуется.

– Яволь, оберштурмфюрер!


Над городом сгустилась темнота. Личный состав роты уже почти весь прибыл. Перед командным пунктом батальона стояли передвижные радиостанции. По радио был отдан приказ на подход тыловых частей, с ними же должно было прибыть и отделение мотоциклистов-посыльных. Вся разница состояла в том, что моим товарищам не было нужды мучиться, добираясь сюда, – они ехали через Вршац по нормальной дороге.

Старик не давал ни одной свободной минуты. Я постоянно был в разъездах. Было видно, что ему приходится туго – вышестоящее начальство давило как могло. В тот вечер произошло следующее: гауптштурмфюрер Клингенберг из 2-й роты получил приказ провести разведку вдоль дороги, ведущей из Панчево на запад, а затем поворачивающей на юг, на Белград. И разведгруппа давно уже должна была возвратиться.

Но вместо группы Клингерберга в Панчево въехало саперное подразделение сербской армии под охраной двух мотоциклов с колясками. Ребята из 2-й роты взяли эту компанию в плен в ходе проведения разведоперации. Саперы нам требовались позарез, но вот своих не было. Так что пленных сербов вмиг озадачили: заставили скрепить между собой две баржи и проложить по ним узкий дощатый настил. Дело в том, что штурмбаннфюрер Зехендер задумал форсировать Тамиш. Мост через эту реку был взорван, а переправлять батальон на лодках заняло бы массу времени. И как только батальон доберется до Дуная, то продолжит наступление на Белград.

Но Клингенберг доложил, что, дескать, и мосты, которые вели к столице Сербии на другом берегу Дуная, также выведены из строя. Клингенберг желал со своими бойцами попытаться форсировать полноводную реку и попасть в город. И для этой цели отобрал двенадцать человек. Командный пункт стал напоминать растревоженный пчелиный улей.

Адъютант помчался в город. Со штабом дивизии шел оживленный радиообмен. Этот Клингенберг с ума, что ли, сбрендил? Ведь он явно превышал свои полномочия! Был направлен офицер связи специально для того, чтобы убедить Клингенберга остаться на своем берегу Дуная и ни в коем случае не лезть в Белград. Но было уже поздно. Этот упрямец вместе с горсткой своих бойцов на мотоботе благополучно перебрался на противоположный берег Дуная и ринулся прямо в пасть льва – в Белград!

Думаю, читателю будет нетрудно представить себе эту ситуацию: Белград, столица Югославии, был местом, куда стекались все силы сербов. Последним их прибежищем. Немецкие танки с юга оттеснили сербов к самой столице, а сами стояли наготове у ее ворот. Необходимо было принять решение: либо сдаться без боя, либо гибнуть в последнем и решающем кровопролитном сражении. Впрочем, Клингенберг так или иначе добровольно полез в самое пекло.

Ночью он по радио обратился к военному коменданту Белграда. И военный комендант и вдобавок градоначальник решили сдать Белград без боя. Белград пал! И никаких сражений за него не предвиделось. К тому же вермахт вплотную подошел к городу и окружил его со всех сторон. Как все-таки удалось гауптштурмфюреру, имевшему в распоряжении всего несколько бойцов, пробраться через весь наводненный сербскими войсками город? Непонятно.

Для нас же тогда, для нашего батальона, самым главным было соединиться с группой безумца Клингенберга, причем как можно скорее. Ведь эти ребята из 2-й роты сидели там в Белграде на пороховой бочке. Стоит одному решительно настроенному офицеру сербской армии разобраться в обстановке, и конец группе Клингенберга. Сколько крови тогда прольется!

Наш «транспорт» успели подготовить еще до рассвета. На две баржи погрузились часть штабистов, включая мотоциклистов-связников (прибывших ночью), саперный взвод 5-й роты и две мотоциклетные роты. Так началось наше «плавание».

Бела, разумеется, тут же окрестил нас по-новому: «морскими мотоциклетными силами». Медленно и величаво обе наши баржи спускались вниз по течению Тамиша. Вскоре наш буксир повернул – вошел в воды Дуная, отчаянно дымя своей крохотной трубой. Силенок буксиру потребовалось побольше – как-никак теперь мы шли против течения. Наш «адмирал», простите, командир распорядился:

– Все на нос – следить, нет ли мин!

Хубер изумился:

– Неужели и этим мы должны заниматься? Ох, какой же я был дурак, что не попросился в моряки!

Швенк поинтересовался у Ганса, умеет ли тот плавать. Несмотря на то что все вокруг старались перещеголять друг друга по части шуточек, чувствовалось, что нервы на пределе. Что предпримут сербы, увидев, как мы подплываем к их столице? Какова сейчас обстановка в Белграде? Неужели они раскусили уловку Клингенберга? Но разве могли мы дать тогда ответы на все будоражившие нас вопросы? Связи с группой Клингенберга не было. И мы глядели на медленно покачивавшие нас дунайские волны…

– Это они умно придумали отправить нас в плавание без завтрака. У меня уже живот свело! – иронизировал и жаловался Швенк.

Нас на самом деле погрузили на эти баржи, не дав даже галет, не говоря уже о кофе. Просто не было времени на подобные мелочи. Но реплика Швенка заставила меня вспомнить о галетах, запрятанных в подседельной сумке мотоцикла.

– Вилли, а что ты готов отдать, скажем, за одну галету?

Тот посмотрел на меня и выразительно покрутил пальцем у виска:

– Издеваешься?

– Бог тому свидетель – нет. Не издеваюсь.

Остальные приумолкли, слушая.

– Ты, конечно, ненормальный, это ясно, но за одну галету я готов надраить до блеска твой мотоцикл, когда будем готовиться к следующему осмотру.

Я рассмеялся:

– Прекрасно. Надраишь мой мотоцикл!

И с этими словами раскрыл сумку и извлек оттуда галеты.

Вилли побелел от злости:

– Ах ты, сукин сын! Где ты их успел раздобыть?

– Не важно где. Так что – угощайся!

И мы оба принялись с хрустом уписывать галеты. Унтерштурмфюрер Хильгер с напыщенным видом подошел к нам:

– Что это там у вас?

– Галеты, унтерштурмфюрер, свеженькие. Из морского рациона. Так что – угощайтесь.

Унтерштурмфюрер двумя пальцами взял галету.

– Могу я взять еще одну? Для нашего командира?

– Разумеется, – ответил я и сунул ему не одну, а несколько штук галет.

– Точно ненормальные, – пробурчал Хильгер и, качая головой, удалился.


«Внимание! В случае огня противника немедленно к берегу и там занять оборонительные позиции. Пункт сбора – дорога на берегу», – распорядился штурмбаннфюрер Зехендер. Мы напряженно ждали, что будет. Буксир, пыхтя, причаливал к берегу. Перед нами лежал Белград.

– Сначала мотоциклисты, за ними пехотинцы! – прозвучала команда.

Мы почувствовали толчок – баржа причалила к берегу. Мы высадились. Саперы 5-й роты быстро сколотили из досок трап. На берег спустили первые мотоциклы. Никто по нам огня не открывал. Напряжение мало-помалу спадало. Вообще вокруг не было ни души. Дорога, где был намечен пункт сбора, тоже была пуста. Все шло в хорошем темпе, и вскоре послышался привычный гул мотоциклетных двигателей. Готовые в любой момент отразить атаку противника, мы на малой скорости въехали в город.

А город словно вымер. Повсюду окна и витрины магазинов закрыты ставнями. Мрачная картина. Интересно, а куда подевались сербские солдаты? Мы пока что не знали, что Клингенберг уже договорился с ответственными офицерами сербской армии о том, чтобы те объявили о капитуляции армии.

Некоторое время спустя мы встретили одного-един-ственного роттенфюрера, дежурившего с пулеметом у ворот в цитадель. Входить можно, выходить ни в коем случае. А некий штурманн проверял, все ли сербы на входе кидают в кучу винтовки. Да, воображаю себе, как у этих наших ребят дрожали коленки! Но – как говорится – кто не рискует, тот не пьет шампанское! И эта акция Клингенберга – блестящее тому подтверждение.

Потом мы добрались до центра города. На углу одной из улиц стоял человек в смешном одеянии. Серые брюки, серая гимнастерка, никаких знаков различия, воротник поднят, руки в карманах. Стоило нашему командиру приблизиться к этому типу, как тот неожиданно для всех выбросил руку вперед в приветствии. Да это же гауптштурмфюрер Клингенберг! Вся наша колонна остановилась. Клингенберг, перейдя улицу, подошел к командирской машине. И доложил о том, что город сдан без боя лично ему, гауптштурмфюреру Клингенбергу. Один корреспондент газеты, ехавший вместе с нами на барже, тут же бросился к нему с фотоаппаратом и стал щелкать снимки. Потом снял на пленку штабную машину и всех остальных. Теперь напряжение окончательно спало. Все вокруг вмиг стало привычно безопасным и приветливым.

Гауптштурмфюрер Тиксен, взяв часть бойцов своей 3-й роты, направился в штаб военного коменданта города и занял все помещения. Клингенберг уселся в командирскую машину, отбывшую в сопровождении Белы и Хубера в неизвестном направлении. Под командованием адъютанта мы направились в университетский городок – к месту расквартирования. Еще один мотоциклетный взвод двинулся к цитадели – сменить роттенфюрера и штурманна!

Как выяснилось потом, этим двоим пришлось целую ночь охранять ни много ни мало несколько тысяч военнопленных. Пока мы ехали, встретили и первые танки наступавших на Белград с юга наших войск. Короче говоря, столица Сербии Белград была полностью в наших руках. Танкисты рассказали, что по пути пришлось подавлять отдельные очаги сопротивления на подступах к городу. А вообще странная история вышла со взятием Белграда!

Местом расквартирования на следующие дни стало современное учебное здание в университетском квартале. Великолепные парки, широкие улицы и величественные здания определяли облик этой части города, расположенной на холме.

Конечно же нам, мотоциклистам-посыльным, пришлось попыхтеть, в особенности в первые часы. Мы объездили буквально весь город – необходимо было наладить постоянную и надежную связь со всеми частями и подразделениями, в первую очередь с танкистов с пехотинцами Тиксена. В результате уже очень скоро я прилично ориентировался в Белграде. Этот город произвел на меня впечатление. Чистый и весьма целесообразно спланированный.

Мы с интересом присматривались к происходящему во дворе здания. Туда прибыл оснащенный громкоговорителем автомобиль отдела армейской пропаганды. Какой-то фельдфебель совал микрофон под нос Клингенбергу. И тут мы узнали, что гауптштурмфюрер Клингенберг за свою дерзкую операцию удостоился Рыцарского креста, а все остальные ее участники получили по Железному кресту, кто первого, а кто второго класса. Никто по этому поводу не иронизировал – на самом деле гауптштурмфюрер немало рисковал, отправившись с десятком человек овладевать столицей неприятельского государства. Разгадай противник его маневр, и Клингенберга вместе с его бойцами сербы без долгих разговоров поставили бы к стенке.

– Я сейчас иду к шпису за почтой, так что, кто-нибудь, давайте отправляйтесь со мной, – объявил Хубер.

В конце концов, как раз сегодня была Пасха, так что писем и посылок из дому будет целая куча. С Хубером пошел Ганс, и вскоре оба вернулись нагруженные, как верблюды. Хвала и слава германской полевой почте! Мы и суток в этом городе не пробыли, а письма нашли нас. Все, кто получил из дому посылку, тут же вскрывали ее, отбирали для себя предметы личного пользования, а остальное вываливали на стол. Вольф, самый старший из нас, разделил большую кучу на девять маленьких. Не важно, кто и сколько получил, сегодня – а были и такие, кто вообще ничего не получил, – каждому все же кое-что досталось. Включая и унтерштурмфюрера Бахмайера – ему досталась кучка не больше и не меньше, чем его подчиненным. Надо сказать, что все время, когда я служил в нашем подразделении, традиция эта не менялась. Некоторым присылали огромные посылки, другим намного меньшие. И у нас был обычай – делить все поровну. По моему мнению, очень хорошая традиция.


– Так, собирайте пожитки… Мы выступаем! – распорядился унтерштурмфюрер Бахмайер.

Это плохо. Мы так привыкли к Белграду. Сразу после полудня батальон отправился в путь. Проехали по городу. Жизнь местного населения, похоже, наладилась. Собравшиеся на тротуарах зеваки глазели на проезжавшую колонну мотоциклов. Путь продолжился вдоль берега Дуная, пока перед нами не выросла во всем величии цитадель XV столетия. Смедерево. Проехали и через этот городок. В конце концов добрались до пункта назначения – им оказался Пожаревац, очень приятное место.


– Гюнтер, вы ведь можете рисовать, верно?

Черт возьми, в чем дело? В Белграде я уже однажды удивил адъютанта, когда я от безделья намалевал карикатуры. Представил на листке бумаги «командование» и своих товарищей. Вышло в целом похоже.

– Разве что чуть-чуть, унтерштурмфюрер, – ответил я.

Выяснилось, что на 20 апреля в офицерском клубе намечалось торжественное мероприятие, на которое пригласили и наше командование. И нашему Хильгеру пришло в голову украсить зал карикатурами, скорее дружескими шаржами, так сказать, «для поднятия настроения». Только этого мне не хватало. Я что-то нечленораздельно мычал, мялся, в конце концов изложил Хильгеру свои опасения по поводу возможных последствий. Тот в ответ лишь расхохотался:

– Не бойтесь, бояться вам решительно нечего!

– Вам, унтерштурмфюрер, легко говорить «не бойтесь». А если кто-то из командования сочтет карикатуру обидной? Что тогда? Ведь мне придется расхлебывать!

– Да бросьте вы! Короче говоря, с этой минуты от всех служебных обязанностей вы освобождены. Отправляйтесь в город, приобретите все необходимое – ну, там, бумагу, грифели, краски – все, что потребуется для работы. Шпис выдаст вам необходимую наличность. И приступайте к работе. Я время от времени буду проверять, что вы там намалевали; всю ответственность беру на себя.

В конце концов я взялся за работу. И надо сказать, понемногу мне даже стало нравиться. Подходили и мои товарищи, если у них выдавалась свободная минутка, кое-что советовали. В принципе сюжетов хватало. Начал я с командира. Изобразил его в образе ангела в белых одеждах с крылышками за спиной – он, махая ими, спускался с небес прямиком к лежавшей вверх колесами штабной машине. Хильгер представал в коротких штанах и с барабаном ландскнехта на пузе. Мы в своем узком кругу прозвали его «пимпфом»[3], но просто в шутку. Хильгер был хорошим парнем. А вообще-то таким прозвищем нередко удостаивали чрезмерно задававшихся кандидатов в офицеры, и оно носило довольно уничижительный характер. Но на нашего Хильгера это не распространялось.

Наш Шрамм, на гражданке учитель средней школы, получил в руки кавалерийскую саблю, под мышку – армейский устав, а на голову – цилиндр. В общем, всем досталось без исключения. Клингенберг стоял в монументальной позе – ни дать ни взять Наполеон, а перед ним с десяток кинооператоров из отдела пропаганды, нацеливших на него камеры. Из его рта вырывалось облако со словами: «Я захватил Белград!» Стоило мне присмотреться к моим творениям, и я почувствовал себя довольно неуютно. Ганс, заметив мое состояние, высказался так:

– Гельмут, я от души надеюсь, что ты не переборщил!

Вечером, собрав все нарисованное, я отправился к адъютанту.

– Ну… посмотрим, что вы там изобразили.

И стал просматривать рисунки. И по мере того как он их просматривал, улыбка его становилась все шире. Последним был шарж на него. Я, стоя в сторонке, наблюдал за реакцией Хильгера. Унтерштурмфюрер усмехнулся. Только не улыбнуться, не дай бог тебе улыбнуться, одергивал я себя. Потом он вручил рисунок мне, велел поднять его повыше, а сам отступил на несколько шагов. И тут свершилось – гауптштурмфюрер Хильгер разразился смехом:

– Черт возьми! И как такое вам в голову пришло!

– Унтерштурмфюрер, позвольте напомнить вам о нашей с вами договоренности…

– Ладно, ладно, все в порядке. Вы первоклассно справились со своей задачей, на отлично выполнили работу. Жду не дождусь увидеть, как на это отреагируют остальные офицеры.

И я отдал ему рисунки. Будь что будет!

На следующий день, 20 апреля, весь батальон собрался на рыночной площади. Это было торжественное и редкое зрелище – выстроились все пять рот мотоциклетного батальона. Но ведь сегодня день рождения фюрера! Начищенные до зеркального блеска сапоги, кожаные ремни, серые каски резко контрастировали с яркими красками погожего весеннего дня. Командир произнес краткую речь, после чего зачитал список фамилий. Я ушам своим поверить не мог, услышав и свою. Прозвучали и фамилии Циппа и Ганса. Мы выстроились перед батальоном в самом центре площади. И встали в строй уже в звании штурманна (ефрейтора). Почетный караул из представителей от каждой роты взял ружья на караул. Прозвучал гимн, и на этом торжественная церемония завершилась.


Производство в штурманны было для меня полной неожиданностью. Строго говоря, я прослужил уже год, поэтому мне «полагалось» следующее звание. Однако всерьез я об этом никогда не задумывался. Первым делом мы отправились в небольшое кафе на главной улице и как следует обмыли звания. Начали мы с кофе мокка. Я впервые в жизни пил мокку, потом мы съели по пирожному и решили перейти к горячительным. Мы отлично провели время. Бела произнес впечатляющую речь, не позабыв напомнить нам старую истину о том, что, дескать, «в каждом ранце солдата лежит маршальский жезл». Потом, когда Швенк стал медленно сползать под стол, мы решили, что с нас хватит, расплатились и направились к месту расквартирования.

Я уже стянул один сапог, как раскрылась дверь.

– Смирно! – подал команду Вольф.

Это был унтерштурмфюрер Хильгер.

– Гюнтер, одевайтесь и следуйте за мной!

Дьявол, ну что там еще? Я с трудом натянул снятый было сапог. Все-таки шнапс есть шнапс, а не парное молочко. Когда мы пришли в каморку Хильгера, он велел мне остаться и ждать два часа.

– Чувствуйте себя как дома. Если будут звонить, вот бумага и карандаш. Записывайте, кто звонил. В случае чего вы знаете, где меня найти.

И исчез за дверями. Что это было? Особая честь? Поощрение? Или унтерштурмфюрер замышлял какую-то шутку? Боже, как я завидовал моим друзьям, спокойно храпевшим в койках.

В полночь Хильгер вернулся, поставил на стол бутылку вина и объявил, что карикатуры удались, даже очень, что подняло настроение офицерского состава. И, мол, если я еще пару часиков потерплю, он снова придет. Что я мог ответить?

– Яволь, унтерштурмфюрер!

В жарко натопленной комнатушке мне отчаянно захотелось пить. Я сидел, уставившись на вино. Перед самым приходом Хильгера я уже растянулся на его койке и распевал народные песни моего родного прирейнского края. Короче говоря, эта бутылка меня и прикончила.

– Эй, Гюнтер! Черт вас побери! Может, все же встанете с моей кровати?

Хильгеру пришлось буквально стаскивать меня с койки. Но тем не менее я на него не был в обиде. Тем более что унтерштурмфюрер Хильгер, а не кто-нибудь дотащил меня до моей собственной койки.

* * *

В этом городишке имелась автомастерская, куда мы при случае обращались за помощью. Я договорился с унтерштурмфюрером Бахмайером, что заеду туда приварить опору для ноги, которая уже еле держалась. Я был удивлен, сколько наших приходило в эту мастерскую. Кто с колесом, кто еще с чем-нибудь. В основном это были солдаты 3-й роты. И что выяснилось – буквально рядом с этой мастерской располагался буйный кабак с девочками – понимаете, что я имею в виду. Надо сказать, как выяснилось позже, последствия визитов сюда наших солдат оказались для последних весьма неожиданными.

Служебных обязанностей заметно поубавилось. Дважды пришлось съездить в Белград кое-что доставить. Большую часть времени мы занимались нашими машинами, стремясь привести их в идеальное состояние. И все техосмотры и прочие аналогичные мероприятия были нам нипочем.