В пуште
«Запустить двигатели!.. Вперед… марш!»
И мы двинулись вперед. Мы до сих пор не знали конечного пункта марша. Прямая как стрела дорога вела к венгерской границе. Я остался помочь Беле – на его мотоцикле потребовалось установить какой-то там контрольный кабель. Когда закончили, продолжили путь. Дорога так и соблазняла устроить гонки – ни одного грузовика, ни одной штабной легковушки. Мы все больше и больше старались выжать из наших BMW. Стрелка спидометра неудержимо ползла вверх – 80 км в час. 90. 100. Вот она, добравшись до цифры 110, задрожала около 120. Я, должен признаться, тоже задрожал. Мне казалось, ремешок каски душит меня, придорожные деревья неслись мимо в опасной близости. Нет уж, хватит! Я убавил газ. Бела, проехав чуть вперед, стал дожидаться меня.
– Ну, как тебе машинки? По-моему – то, что надо! – не скрывая восхищения, воскликнул веснушчатый уроженец Померании.
Я полностью был с ним согласен. И все же мне казалось, что выжатые нами 120 км в час далеко не предел для наших BMW.
Батальон мы нагнали уже в Пресбурге (с 1919 г. Братислава) в Словакии.
Дальше ехали по Венгрии. Чудно выглядела венгерская жандармерия – плюмажи на цилиндрических головных уборах. Жандармы стояли на каждом перекрестке, на каждой развилке и всякий раз при приближении нас брали ружья на караул. Будто мы генералы.
Было очень жарко. Устали мы изрядно – еще бы! Тысячу километров отмахала наша колонна. А мы, мотоциклисты связи, и того больше – у меня на спидометре пробег составлял уже 1800 километров.
Двигатель басисто напевал свою однообразную песню. Вдруг монотонность нарушил рев позади. Не успел я оглянуться, как между нами буквально впритирку пронесся Вагнер. Возьми я чуть вправо, и столкновения не миновать.
– Ты что, совсем одурел, идиот? – выкрикнул я ему вслед.
Вагнер даже никак не отреагировал, скорее всего, просто не услышал из-за шума и тут же стал сзади приближаться к Бахмайеру. Совсем, что ли, тронулся? Я изо всех сил надавил на тормоза, чтобы не врезаться в них. Но тут словно по мановению незримой волшебной палочки Вагнер дал резко влево, едва не врезавшись в машину Бахмайера, и машину Вагнера стало заносить. Из-под царапнувших по асфальту металлических частей брызнул сноп искр. Взревев, мотор заглох. Вагнер свалился на землю. Я уже успел остановиться, соскочил с мотоцикла и бросился к Вагнеру. Тот лежал как труп.
– Где я? Что со мной? – пролепетал он.
– Ты свалился с мотоцикла. Болит где-нибудь? – озабоченно спросил я.
Но тут Вагнер, глубоко вздохнув, поднялся на ноги. Надо сказать, ему крупно повезло – он отделался царапинами.
– Я, кажется, заснул. Не помню, хоть убей, как я оказался на земле!
Вот такие происшествия тоже случались. Видимо, промчавшись между нами, он уже спал или балансировал на грани сна и яви. Машина пострадала ненамного серьезнее, чем он, – помятая фара, разбитое стекло, сорванная левая подножка, пожалуй, и все. Но для таких случаев существовали ремонтники. А что касается самого Вагнера, ему исключительно повезло – слева от дороги, по которой мы следовали, был тридцатиметровый обрыв. То есть еще от силы метр, и Вагнер кормил бы дунайских рыбок, а его мотоцикл лежал бы на дне великой европейской реки. В этом смысле у ремонтников было бы забот меньше.
Уже при подъезде к Будапешту, навстречу нам подъехало несколько по виду штабных машин. Из них вышли офицеры венгерской армии и вытянулись по стойке «смирно». Ну, разумеется, и наш Старик тоже выбрался из командирского авто.
– Вроде как большое начальство пожаловало, – констатировал Бела.
И действительно, генеральские лампасы на форменных брюках, позолоченные фуражки, увешанные медалями мундиры – как на параде! Нас ничуточки не смутило это прибытие важных персон. Напротив, многие из наших мотоциклистов демонстративно стащили с головы каски и уселись со скрещенными на груди руками и клевали носом от хронического недосыпания. Я и сам внезапно почувствовал, как слипаются веки. Но, преодолев себя, я все же извлек из потайного места свой фотоаппарат и, пробравшись позади нашего Старика, щелкнул несколько кадров. А венгры, вооружившись картами, скорее всего, разъясняли нашему командиру, как целесообразнее проложить маршрут продвижения через столицу Венгрии.
Бахмайеру приказали прибыть на передвижную радиостанцию и установить связь со штабом дивизии. В конце концов, это совещание на дороге закончилось.
Нам предписали подогнать форму и вообще придать себе более-менее ухоженный вид в связи с проездом через Будапешт. Смотр в Будапеште должен был проводить сам командующий дивизией группенфюрер Хауссер. И по всей дороге, куда ни глянь, весь до единого человека личный состав срочно наводил марафет: счищал грязь с сапог, отряхивал от пыли обмундирование – не подобало представать перед генералом замухрышками.
Дивизия двигалась вперед – незабываемое, захватывающее зрелище! Во главе колонны командующий, чуть позади три мотоцикла с колясками, за ними – мотоциклисты связи, выстроившиеся в колонну по три машины. Включая вестовых рот, нас было в общей сложности двенадцать человек. За нами следовали передвижные радиостанции, за ними размещенные на транспортных средствах роты. В воздухе стоял неумолчный и радовавший сердце гул двигателей. Все взбодрились, от прежней усталости и следа не осталось. Я быстро оглянулся на довольно крутую дорогу. Увиденное впечатляло: 180 мотоциклов, машина к машине впритык, словно связанные незримой нитью, приближались к Будапешту. Позади них следовали полковые грузовики и техника типичной моторизованной дивизии.
Было очень непросто держать дистанцию и интервал, следуя в колонне на малой скорости, в особенности на поворотах. Идти на первой передаче не было смысла – слишком сильна перегрузка двигателя. Удобнее было перейти на вторую, хотя это было связано с постоянными перегазовками и торможениями – только так можно было удержаться в строю. Голова колонны следовала со скоростью около 20 км в час, чтобы не позволить остальным растянуться и нарушить порядок марша.
Мы с интересом смотрели на десятки людей, высыпавших к дороге и махавших нам в знак приветствия. Нас буквально закидывали апельсинами, сигаретами, шоколадками, и мы, мотоциклисты связи, от души жалели, что передвигаемся на мотоциклах без колясок. Поэтому если что и падало между бензобаком и коленями, то по чистой случайности. Ну а те, которые ехали на мотоциклах с колясками, были счастливчиками – им все и перепало. Для всей нашей дивизии этот проезд через Будапешт стал главным событием всего марша.
Вскоре город был позади, и мы с явным облегчением перешли на повышенные передачи. Скорость увеличивалась, то есть теперь мы следовали в обычном режиме. По-видимому, где-то между Будапештом и Кечкеметом машина нашего командира вдруг резко свернула влево, врезалась в столб и перевернулась. Все сразу же остановились и подбежали к месту аварии. Командирская легковушка лежала вверх колесами. Стали вытаскивать пассажиров – те, слава богу, отделались легким испугом и, самое главное, остались в живых. Выяснилось, что авария произошла по вине уснувшего водителя. И вот этот бедолага-водитель, адъютант, командир поднялись и без промедления проследовали к другой машине. Марш продолжался. Один из мотоциклистов связи остался на месте аварии – дожидаться ремонтников.
День клонился к вечеру, а солнце к закату. Началась работа. При поддержке ротных мотоциклистов связи мы носились взад-вперед вдоль колонны сообщая о всякого рода сложностях, возникавших в ходе марша. Получив приказ следовать в хвост колонны батальона, я мчался до последней машины проверить, с какой она движется скоростью. Если голова колонны передвигалась со скоростью 40 км в час, можно было не сомневаться, что хвост мог следовать и со скоростью 80 км в час. Проезд по застроенным участкам, повороты и тому подобное вынуждали наш конвой то растягиваться подобно гигантской змее, то, напротив, сжиматься, как меха аккордеона.
Минут двадцать я тащился за последней машиной. Скорость – 70–80 км в час. А между тем совсем темнело, а мне предстояло еще добраться в голову колонны и сообщить об обстановке. Следование вдоль колонны было делом очень непростым и опасным. Стоило мне начинать обгонять грузовик, как он тут же сворачивал вправо – в Венгрии движение было левосторонним. Подача звуковых сигналов была запрещена! А это означало: выждать благоприятного момента, поддать газу, перейти на повышенную передачу и обогнать грузовик до того, как он войдет в очередной поворот.
Водителям мотоциклов с коляской приходилось ничуть не легче. Эти ребята вынуждены были чаще сворачивать влево, чем вправо. Время от времени какой-нибудь водила вдруг нажимал на тормоза, очнувшись от полудремы, чтобы не налететь на кого-нибудь, ехавшего впереди. Нечего было и думать о дисциплине вождения, и все происходило не по вине водителей. Просто к ним предъявляли слишком уж строгие требования. Разве можно было сохранить ясную голову, если ты целый день мчишься по жаре и в пыли? Где там! Хорошо было тем мотоциклистам, кто ехал на машине с коляской, – их, по крайней мере, хоть подбадривали разговорами, пением, шутками пассажиры, что хоть как-то отвлекало от жуткого, вгонявшего в сон однообразия дороги. Но каково приходилось нам, одиночкам?
Но случалось и так, что сидевшие в коляске в первую очередь дремали, и уже некому было подбадривать водителей. А если уж водитель начинал клевать носом и в конце концов мотоцикл «целовал в зад» следовавшую впереди машину, тут уж в выражениях не стеснялись. К счастью, в большинстве случаев все обходилось вмятинами на крыльях мотоциклов, и до серьезных аварий дело не доходило.
На одном из поворотов я все же умудрился слететь с мотоцикла. Из-за придорожного столбика. Поднявшись, я проковылял до лежавшего метрах в четырех мотоцикла, поднял его и продолжил путь. Проехав около 15 километров, я снова вернулся в голову колонны. Поравнявшись с машиной командира, я доложил ему об инциденте.
Где-то в районе Сегеда голова колонны стала въезжать в казарменные ворота. Казармы венгерской армии, стоявшие прямо посреди пушты, на несколько часов стали нашим пристанищем. Мы слезли с мотоциклов, поднялись по ступенькам и рухнули как мешки на койки. Будь в казарме хоть сам генерал, мы бы и не пошевелились бы. В тот день мы дошли до ручки!
Проспали мы весь день до самого вечера. В душевой смыли с себя многодневную грязь и пыль дорог Венгрии.
– Ну, как Гельмут, задница небось огнем горит? – осведомился Ципп.
– Это уж точно… Будто кто-то мне ее перцем натер. Хотелось бы знать, сколько еще эта пытка продлится.
Тут вмешался Бахмайер.
– Отставить разговоры! Готовьтесь – сейчас снова в дорогу!
Тем временем во дворе казармы уже рокотали двигатели. Едва хватило времени, чтобы проглотить чашку кофе.
– По машинам! – прозвучала команда.
Батальон выезжал через крытые черепицей ворота казармы. Предстоял еще один тяжкий день!
Мы возвращались из пехотного полка СС «Дер Фюрер». Швенк следовал позади меня. Я только собрался грациозно повернуть, но тут раздался хлопок, и переднее колесо завиляло. Я врезался в живую изгородь, сплошные колючки. Остановив мотоцикл, Швенк слез и подошел ко мне. Но вместо того чтобы помочь мне выбраться, он стоял и ржал во всю глотку.
– Ну, поздравляю – теперь у тебя появилась выхлопная труба номер два! – хохотал он.
Брюки как раз по центру разошлись по шву! Я кое-как с помощью булавок привел их в порядок. Но разве это выход из положения? Натянув пониже камуфляжную куртку, я прикрыл оголившийся зад. Чуть позже я как следует зашил дыру. А батальон удалось нагнать только у самой границы с Румынией.
Хорошие, ровные дороги с разметкой ушли в прошлое. Теперь мы передвигались в лучшем случае по проселочным дорогам, во всяком случае, в Германии они считались бы проселочными. Если четырехколесные транспортные средства и техника еще кое-как могли передвигаться по ним, то для наших мотоциклов тряска была просто невыносимой, несмотря на неплохие и довольно прочные амортизаторы.
В конце концов я не вытерпел и просто съехал с дороги, предпочтя ехать по мягкой степной траве. Вдали показалась скрытое за деревьями село. Неподалеку на поле паслось стадо свиней. И тут одна из свиней непонятно почему бросилась к дороге. Я подумал, что неплохо будет сейчас пугнуть животное, поехал прямо на свинью, рассчитывая резко затормозить прямо перед ней. Но свинья оказалась храбрее, чем мне представлялось, и, когда до нее оставались считаные метры, она возьми да и бросься прямо на переднее колесо моей машины. Удар! И я лечу через руль вперед. Падая, я ударился носом о камень, пошла кровь. Я сидел на земле как идиот, вся проезжавшая колонна глазела на меня, лишь чудом не дошло до массового столкновения машин. Для всех это было лишь «забавным происшествием», над которым можно было вдоволь посмеяться. Бела доложил Бахмайеру, и водитель Старика остановился помочь мне. Даже штурмбаннфюрер Зехендер и тот не смог удержаться от смеха. А уж это что-то да значит.
В довершение всего моя камуфляжная куртка, которой я так старательно прикрыл дырку на брюках, задралась, и моя задница предстала во всем своем великолепии. Подъехал командир. Я жестами дал понять своим товарищам, что о них думаю. После этого я, посмотрев в зеркало заднего вида, отер кровь с лица, поднял мотоцикл, кстати не пострадавший при падении на торфянистую землю, и уселся на него. Виновница происшествия тем временем убралась с глаз подальше и, видимо, тоже имела все причины потешаться надо мной. Мне снова пришлось заколоть дыру на штанах булавкой. Затея сомнительная – ибо булавка в любую минуту могла раскрыться и воткнуться мне в кожу.
Теперь двигавшаяся вперед колонна оставляла позади огромное облако пыли. Несколько автомобилей дивизии СС «Дас Райх» вышли из строя, но остальные неудержимо продвигались дальше. С чем-то наша переброска была связана. Явно затевалось что-то нешуточное. Иначе кто стал бы гнать ускоренным маршем столько техники до самого Балканского полуострова?
Во второй половине дня мы приблизились к группе деревянных построек, выяснилось, что это таможенная служба на границе Венгрии с Румынией. По приказу командира наша колонна была остановлена – осмотр техники. Пока мы разговаривали с настроенными весьма по-боевому пограничниками, из хвоста колонны подъехала автоцистерна. Подвезли горючее для заправки наших мотоциклов. Такое бывало, наверное, раз сто за марш. Хубер тем временем собрал котелки и направился к полевой кухне. Вскоре мы, усевшись в кружок, уже вовсю хлебали суп с фасолью и грудинкой.
– Посмотрите-ка! – обратил наше внимание Вагнер на солдата из взвода связи, бегом устремившегося к нашему командиру.
Тот пробежал глазами поданный ему листок и тут же последовала команда: «Всем мотоциклистам-посыль-ным немедленно прибыть!» Ну а те, к кому относился этот приказ, оставили недоеденный обед и помчались к мотоциклам.
Нас принял адъютант, и от него мы узнали о начале войны между Германией и Югославией. Дивизию намечалось расквартировать в районе Темешбурга (Тимишоара) и ждать дальнейших указаний. Мы, приумолкнув, побежали рассаживаться по мотоциклам.
Пограничный шлагбаум был поднят, и голова колонны двинулась вперед. Таможня вскоре исчезла в непроглядном облаке пыли. Довольно скоро мы выехали на вполне приличную дорогу, которая вела в направлении Арада. Город этот мы миновали без остановок, и уже во второй половине дня ближе к вечеру бесконечная цепочка транспортных средств остановилась, не доезжая Тимишоары. Частям и подразделениям по радио передавали распоряжения относительно размещения. Мотоциклетный батальон повернул на запад у пригородов Тимишоары.
Между тем пустынный пейзаж обретал признаки присутствия людей. По обе стороны дороги примостились небольшие румынские села. Каково было наше удивление, когда мы впервые увидели деревни, населенные этническими немцами (фольксдойче)! Чисто выбеленные стены жилых домов и сельскохозяйственных построек, дружелюбно машущие в знак приветствия люди, радостные лица. И в Триебсветтере (Томнатик) мы получили сигнал остановиться. Наконец мы добрались до района расквартирования. Основная часть батальона осталась в Томнатике, а остальных расквартировали в близлежащих деревнях, также заселенных этническими немцами.
Мы, мотоциклисты, провели в этой местности незабываемые дни. Как можно забыть тех, кто жил здесь уже на протяжении веков, обустроил местность, обрабатывал землю, невзирая на политические дрязги и суровость природы. А разве забудешь, как они принимали нас, немцев?
– Я бы пожил здесь год-другой, – с улыбкой признался Швенк.
Разместили нас быстро – нас, мотоциклистов-посыльных, разбросали по двум стоящим рядом фермам.
В 18:00 мы с котелками уже собрались отправиться к полевой кухне.
– Ни в коем случае! Вы мои гости! И никаких больше разговоров на эту тему!
Хозяин фермы встал в воротах и не желал нас выпускать.
– Пока вы у меня на постое, вы обедаете за моим столом! Хоть месяц, хоть год!
Мы невольно переглянулись. Нас было шестеро здоровяков – прокормить нас было не так уж просто. Но мы были вынуждены принять приглашение хозяина, в противном случае мы бы смертельно обидели его.
Несколько минут спустя нас пригласили в столовую. Вы не поверите, что выставили на стол эти добрые души – просто вообразить себе невозможно! Нарезанная огромными ломтями жареная свинина, ветчина, сыр – все, что пожелаешь! Наши явно не избалованные жратвой из полевых кухонь желудки заурчали в предвкушении большого пира.
– Давайте, давайте, ребята! Не стесняйтесь! Присаживайтесь!
Кроме хозяина фермы и его жены за столом сидели две дочери и трое сыновей, еще пришли и гости – соседи, у которых тоже на постое стояли наши. Удивительно – будто им своих постояльцев не хватало. Я питал особую слабость к картошке – в тех местах, откуда я родом, картофель – еда номер один. А вот здесь, куда мы прибыли, оказалось, что картошкой только свиней откармливают.
На стол подали и белое игристое вино – чтобы в горле не пересохло. Это был настоящий праздник! Пиршество! Потом, уже на вечерней поверке, выяснилось, что наш повар не знал, как быть, – никто не явился на ужин к полевой кухне. Весь батальон угощался у местных жителей.
Долго мы просидели в тот вечер за столом с нашими хозяевами. Они желали знать про Германию буквально все. Несмотря на то что несколько поколений прожило здесь, где единственным источником информации были газеты, нас очень удивило, насколько прочны их связи с их истинной родиной. Их гордости за Германию, их любви к ней могли позавидовать даже некоторые из наших «райхсдойче». Мы узнали о том, как организована работа на фермах, заложенных еще их дедами и прадедами. Воистину это был благодатный край. Плодородная почва и солнце обеспечивали обильный урожай. Однако на этой почве и под этим солнцем нужно было трудиться в поте лица. Несмотря на всю их привязанность к Германии, эти люди все же являлись примерными гражданами Румынии. Сыновья наших хозяев уже успели отслужить в румынской армии. Только далеко за полночь мы разошлись спать.
– Доставить этот конверт в штаб дивизии в Тимишоару!
С этими словами адъютант вручил мне толстый конверт. Отдав офицеру честь, я отбыл из места расквартирования в пункт назначения. Я не спешил, поэтому ехал на умеренной скорости. Ярко светило солнце. И вообще, мир казался совершенным. За день до этого мы провели регламентные работы на нашей матчасти, мотоциклы были в идеальном состоянии. Смотр техники проводил уже знакомый мне по Вогезам обершарфюрер. Когда я доложил ему о том, что все необходимые регламентные работы проведены, он многозначительно покачал головой:
– Ну как? Свечи больше не подводят? Теперь знаешь, как сменить их?
Мои друзья навострили уши – никто из них не знал о моем досадном инциденте в Вогезах.
– Яволь, обершарфюрер!
Надо сказать, я очень многому научился в ходе этого продолжительного марша. Теперь мне уже вовсе не требовалось обращаться по каждому пустяку к ремонтникам – я сумел освоить машину. Так кавалерист, в конце концов, объезжает даже самую норовистую лошадь, и та чувствует это. Так и мой BMW. И Бела, и
Швенк, да и остальные наши многому научили меня. Именно благодаря им я узнал самые необходимые вещи об эксплуатации мотоцикла, хотя временами они преподавали мне уроки в весьма жесткой форме.
По пути в Тимишоару меня поразили в селах, где проживали этнические немцы, установленные вдоль дороги и накрытые столы. И каждый проезжавший немец обязан был остановиться и отведать предложенных угощений – не остановиться было просто невозможно: нас не пускали дальше! Да и сами мы были отнюдь не прочь пображничать, тем более что за столами сидели такие аппетитные девушки, что просто слюнки текли. Один роттенфюрер из саперного батальона так загляделся на какую-то местную красавицу, что стакан с вином расплескал. Движение на дороге было довольно оживленным. Взад и вперед носились связные на мотоциклах, грузовики спешили подвести все необходимое. Мелькали и легковые автомобили, доставлявшие офицеров на совещания. Основательно подзаправившись – как-никак несколько толстенных бутербродов с ветчиной, сыром и маслом, – я продолжил путь.
Скоро я доставил пакет в штаб дивизии, оставил машину в мотоциклетном разведвзводе и направился изучать Тимишоару. Как выражался по подобному поводу наш Бела: «Черт возьми, надо же хоть краем глаза увидеть этот мир!» На всем облике города, на его административных зданиях, на широких улицах лежал отпечаток Германии. Вот вывеска парикмахерской. Как же приятно все-таки усесться в удобное кресло и вдыхать приятные запахи. Наш Хубер отнюдь не был цирюльником от Бога, и его разболтанная машинка мало походила на инструмент для стрижки волос. А здесь меня подстригли образцово.
Каким-то образом я оказался у железнодорожного вокзала. Несколько новоиспеченных обер-юнкеров (кандидатов в офицеры) размашисто шагали мне навстречу. Я отдал им честь. Один из них остановился:
– Я вас знаю?
Я присмотрелся к нему. Это был мой первый инструктор, еще когда меня только-только призвали, тогда унтершарфюрер Клосковски. Мы разговорились. Оказалось, они только что прибыли вместе с товарищами из Бад-Тёльца. Клосковски поинтересовался, как сложилась судьба его бывших подопечных из отделения. Прощаясь, мы пожелали друг другу ни пуха ни пера.
Клосковски стал командиром роты, упоминался в сводке вермахта и удостоился Рыцарского креста. Потом дошла очередь и до креста березового – он был похоронен где-то в России. Клосковски принадлежал к тому типу младших командиров, которые доводят своих рекрутов до полнейшего изнеможения. Но – самое любопытное – не было в отделении человека, который возненавидел бы его за это. На самом деле Клосковски прекрасно понимал, на что мы способны, и дрессировал нас ради нас же самих, а не просто ради собственного развлечения.
У нас в группе было парочка умников. Они изо всех сил старались на занятиях загнать в угол Клосковски своими хитроумными вопросами. Куда там! Отвечал он всегда впопад и с улыбкой – кто-кто, а Клосковски прекрасно понимал их намерения.
Ко всему иному и прочему, этот человек вел себя так, будто ему наплевать решительно на все на свете. Клосковски всегда имел при себе и детонатор, и парочку гранат или других подобных «игрушек». Однажды, это было на полигоне под Бредой, мы сидели вместе с ним и обсуждали французские ручные гранаты. И вот один из наших возьми да спроси его: мол, а чем отличаются французские от немецких?
– Сейчас выясним, – невозмутимо ответил унтершарфюрер.
И недолго думая дернул за кольцо и небрежно так швырнул гранату на несколько метров.
Мы тут же бросились на землю. Прогремел взрыв.
– Ну как? Больше вопросов нет? – с улыбкой спросил Клосковски.
Однажды Хубер должен был выполнить поручение. Примерно в 16:00 он на своем мотоцикле с коляской отбыл в Тимишоару. Время подошло к девяти вечера, а Хубера и след простыл. В свое время наш адъютант обратил внимание на то, что если мы отправлялись с каким-нибудь поручением в Тимишоару, то всегда возвращались бог знает когда. И Хубер получил указание возвращаться немедленно. И теперь уже никто не думал, что он потащился в кино. Вот если бы речь шла, скажем, о Беле, тут бы сомнений не было ни у кого.
Бахмайер приказал мне отправиться в Тимишоару на поиски Хубера.
– Может, у него поломка в пути ему понадобилась помощь?
– Яволь, унтершарфюрер! – отрапортовал я и бросился к мотоциклу. Черт бы его побрал! Все мои ребята сидят себе да попивают винцо, а я их оставляю!
– Не бойся – мы за тебя выпьем! – выкрикнул мне вслед Ципп.
Ну и друзья! Еще и издеваются!
Хубера я обнаружил километрах в тридцати от Тимишоары. Он едва шел, пошатываясь.
– Где тебя столько носило? – напустился на него я. – Тебя уже заждались.
– У меня заднее колесо накрылось! – буркнул он в ответ. – Вот и пришлось поработать.
Осмотрев машину Хубера, я убедился, что поработать ему действительно пришлось не на шутку. Он вынул камеру из колеса коляски, вставил ее в заднее колесо, а шину колеса коляски забил травой. Вот и тащился как черепаха.
– Дай мне чего-нибудь хлебнуть – в глотке пересохло.
Разве я мог ему отказать! Во фляжке оставалось еще немного шнапса, которым нас изредка баловали. Хубер в один присест все и выдул. И мы, горланя непотребные песенки, потащились назад в Томнатик. Прибыли мы на место уже за полночь.
Наконец, случилось то, чего уже мы давно ждали, – в ночь с 10 на 11 апреля 1941 года, как раз в Страстную пятницу, наш мотоциклетный батальон подняли по тревоге. Мы так еще и не поняли до конца, что нас сюда пригнали отнюдь не на отдых. Вот уже несколько дней в Югославии шла война. Хотя кое-кого из наших мотоциклистов уже направили в приграничные районы, основные силы батальона наслаждались спокойствием в Румынии.