Глава 3
Пока мы ехали в «БМВ», я пыталась угадать, куда же меня, собственно, везут. То, что к шефу, это понятно. Но вот кто такой этот самый шеф? Я, конечно, знала понаслышке клички и районы влияния самых крупных городских авторитетов, но, как всякий нормальный человек, старалась держаться от них подальше. Борьба с организованной преступностью ни в малейшей степени не входит в обязанности частных детективов. Впрочем, помогать преступникам у меня тоже не было никакого желания. После того, как мы проехали изрядную часть Заводского района, осталась только одна возможная кандидатура шефа – Кабан.
Штаб-квартира Кабана размещалась в одноэтажном приземистом здании на окраине города, обнесенном высоким глухим забором.
Когда машина подъехала к массивным металлическим воротам, они без видимых причин разъехались, освобождая нам дорогу.
Над воротами висела табличка: АОЗТ «Шторм».
Кабан, а это был именно он, сидел в большой комнате за обшарпанным столом, более похожим на обеденный, чем на канцелярский.
Был он среднего роста, сухощав и черноволос. Вид скорее озабоченный, чем свирепый. Лет около сорока пяти.
На стуле у стены примостился Троицкий с неизменным зонтиком между колен.
При моем появлении он встал со стула и церемонно представил:
– Анатолий Серафимович, позвольте вам рекомендовать Татьяну Иванову, знаменитого в наших краях детектива…
– Да заткнись ты, старый хрен, – грубо оборвал его Кабан, – я тебя уже наслушался.
Троицкий с поникшим видом опять занял свое место у стены.
– Садись, – кивком головы указал мне Кабан на ближайший к его столу растрепанный мягкий стул.
Несколько мгновений он буравил меня маленькими карими глазками, а потом визгливо спросил:
– Мне этот придурок напел тут про тебя, будто ты что хошь можешь отыскать со своей хиромантией. Это правда?
– Понимаете, Анатолий Серафимович, – осторожно начала я, но тут же была прервана.
– Да будет тебе! Серафимыч да Серафимыч. Оставь мово папашку в покое. Хоть и нехорошо про покойных, но сволочь был старик еще та. Скольки я от него натерпелся, вспоминать неохота, – неожиданно разоткровенничался Кабан.
– Как же мне вас называть? – слегка растерянно спросила я.
– Называй, как все, – кажется, он тоже был удивлен моей непонятливостью.
– А как это, как все? – продолжала допытываться я. Кабан начал сердиться:
– Ну, Кабан, как еще. Или это… Толян зовут тоже. Ты, в натуре, как маленькая все равно.
Внутреннее напряжение, нараставшее во мне с того момента, как мне позвонил Троицкий, внезапно пропало, и я неожиданно для себя и присутствующих громко захохотала.
Кабан, насупившись, смотрел на меня, решая, как расценивать мое поведение. В конце концов он, видимо, пришел к выводу, что все идет нормально, и сам захохотал, всплескивая руками и с грохотом ударяя ими по столу.
Троицкий смотрел на нас как на сумасшедших.
Нахохотавшись, Кабан сказал:
– Я гляжу, Танюха, девка ты веселая, это хорошо. Я люблю веселых. А то на эту постную рожу, – он ткнул пальцем в сторону Троицкого, – смотреть тошно. В общем, решим так, – Кабан перешел к делу, – раз этот сундук тебе все рассказал…
– Да нет, не все, – поспешила я откреститься от чрезмерной информированности, но было слишком поздно. Кабан безнадежно махнул рукой:
– Что еще не рассказал, то расскажет. Может, оно и к лучшему. Сам он только языком трепать здоров. Моим костоломам с этим в жисть не управиться, так что давай, Танюха, ищи энтих гнид, что меня кинули, падлы. Ты знаешь, на сколько они, пидоры, меня кинули? – Воспоминания об утраченных деньгах заставили Кабана перейти на визг.
Я отрицательно покачала головой.
– На полтора «лимона» «зеленью»! – горестно возопил Кабан.
От удивления я присвистнула. Сумма впечатляла. Я и не подозревала, что речь идет о таких больших деньгах.
Тем хуже для меня.
– Во, во, – страдальческим голосом подтвердил Кабан, – засвистишь тут. А все этот козел старый, – он повернулся в сторону Троицкого, чинно сидевшего с таким видом, будто все происходящее не имело к нему никакого отношения. – Давай, говорит, верняк, говорит. Заплатим полтора, получим два. Получили, мать твою! Кусок тряпки и будильник сломанный.
Он опять махнул рукой:
– Давай, Танюха, ищи. Кровь из носа, но найди. Сколько ты берешь за работу, он мне сказал. Все получишь сполна, не сумневайся, не обижу. Сроку вам даю неделю. Ты пойми, Танюха! – он опять перешел на жалобный крик. – Я ж эти бабки занял под процент, через неделю срок выходит! Чем я отдавать буду? Думаете, если Кабан крутой, так ему позволят долги не отдавать?
Он опять повернулся к Троицкому, постепенно свирепея от собственного крика:
– Что молчишь, эксперт хренов? Думаешь, наверное, чего это Кабан раскипятился, все равно занятого отдавать не будет?
Не дождавшись ответа от окаменевшего искусствоведа, он неожиданно спокойно обратился ко мне:
– Правильно, можно и не отдавать, коли взяты у лоха какого-нибудь, у фраера то есть, – перевел он для непонятливых, – а тут никак нельзя, Танюха. Есть люди покруче Кабана. Ну, не покруче, – уточнил он после секундной паузы, – но тоже палец в рот не клади. Так что ищи, Танюха, ищи.
– А если не найду? – поинтересовалась я.
– Башку оторву, – деловито разъяснил Кабан и добавил, поглядев на Троицкого: – Обоим.
Что-то было в лице Кабана такое, что не позволило мне усомниться в его словах.
Благодаров сошел с электрички примерно в половине одиннадцатого утра и, закинув за спину свой нетяжелый, приятно позвякивающий рюкзак, бодрым шагом направился по знакомой тропинке, ведущей вдоль овражка к виднеющемуся вдалеке дачному поселку.
Солнце начинало припекать во всю свою июньскую силу, но воздух сохранял еще ночную свежесть. В небе пели жаворонки, в траве стрекотали кузнечики, в пруду квакали лягушки – словом, жизнь вокруг кипела во всем своем многообразии.
«Лепота, – подумал Благодаров, снимая на ходу майку, чтобы подзагореть, – может, и мне дачу купить?»
Благодаров был стопроцентно городским жителем. Своей дачи у него не было, ни он сам, ни его жена, ни тем более дети не питали ни малейшего пристрастия к земледелию. Максимум, на что его хватало, это раза три-четыре за лето выбраться в гости к счастливым обладателям дачных участков из числа друзей или родственников. Причем больше суток провести на даче он был просто не в состоянии. Его неудержимо тянуло назад, в город.
Тем не менее всякий раз, впервые в году выбравшись на природу и поддавшись ее расслабляющему очарованию, он невольно начинал строить маниловские планы слияния с ней, родимой.
К счастью, это быстро проходило, не успевая дать серьезных осложнений.
На этот раз он направлялся в гости к своему другу и компаньону Олегу Назарову.
Благодаров знал, что, кроме Олега и его жены Зинаиды, на даче сегодня никого не будет, а он хотел без помех поговорить с ними обоими.
Чтобы разговор проходил непринужденнее, Благодаров захватил с собой изрядный запас спиртных и прохладительных напитков, зная, что Зинаида запрещала Олегу брать выпивку на дачу, дабы не снижать производительность его сельскохозяйственного и строительного труда. Но гость – это святое.
Олег, разумеется, знал о предстоящем визите друга, но для его жены он должен был оказаться сюрпризом.
Поэтому, когда Благодаров, отворив калитку, возник перед глазами хозяев, Олег повел себя соответствующим образом.
– Зинаида, ты посмотри, кто к нам пришел! – воскликнул он с неподдельной радостью, электричка здорово опоздала, и в его душе уже начинало зреть ужасное подозрение, что Благодаров передумал и не приедет. Это означало бы крушение всех радужных планов на приятное времяпрепровождение.
– Здравствуйте, хозяева. Бог в помощь! – степенно поздоровался Благодаров.
– Здравствуй, Леша, проходи, пожалуйста. – Зинаида была приветлива, хотя и не кипела таким энтузиазмом, как ее муж.
Благодаров правильно рассчитал время визита: начало июня – период, когда все уже посажено, а обрабатывать и тем более пожинать плоды еще рано. Дела на участке, конечно, всегда найдутся, но ничего такого, что нельзя было бы отложить. Оказалось, что хозяева еще не завтракали (исключительно вследствие беззастенчивого саботажа этого мероприятия, проводимого Олегом все утро), и поэтому стол был накрыт естественно и быстро. За едой, легкой выпивкой и разговорами незаметно пролетело около часа к тому времени, когда речь зашла, как это и должно рано или поздно случиться в любом застолье, о деньгах. Зинаида стала рассказывать, что она построила бы на участке, если бы имела достаточно средств.
Благодаров решил, что наступил подходящий момент для серьезного разговора.
– Мне кажется, – осторожно вступил он в беседу, – этот вопрос можно решить.
– А-а, – отмахнулась Зинаида, – вы с Назаровым уже который год его решаете, да все никак не решите толком.
– На этот раз дело верное, да надо бы с тобой посоветоваться.
– Что же это за дело такое? – без особого интереса спросила Зинаида, намазывая бутерброд паштетом. – Раньше вы вроде без моих советов обходились.
– Ну, это малость по твоей части. Хотим картину продать.
Зинаида от удивления намазала паштет себе на ладонь. Заметив ошибку, она слизнула паштет с руки и, проглотив его, спросила:
– Какую это картину, мою, что ли?
– Боюсь, Зинаида, что после продажи твоей картины не только на второй этаж, а даже на собачью конуру денег не хватит, – вступил в разговор ее муж.
– Так объясните, о чем речь.
Благодаров вопросительно посмотрел на друга и, увидев, что тот одобрительно кивнул головой, стал излагать свой план.
Вопреки опасениям компаньонов Зинаида не отказалась категорически, что автоматически привело бы к крушению всех замыслов, а задала несколько вопросов, касающихся деталей ее участия в деле, и попросила пару дней на размышления и выяснение некоторых обстоятельств.
В заключение Благодаров внушительно предупредил:
– Об этом разговоре никому ни слова. Я повторяю, ни-ко-му. Даже моей жене. В деле мы трое, и больше никто ничего знать не должен. Иначе сгорим, как мотыльки.
Его собеседники одобрительно кивнули головами.