Глава 2
Вернувшись домой после неприятного свидания со Львом Владимировичем Троицким, я первым делом достала заветный мешочек и, встряхнув его несколько раз, бросила кости на стол.
14 + 30 + 9.
Это означало:
«Успех и удача не изменят Вам и в дальнейшем, если Вы, продвигаясь вперед, будете тщательно продумывать каждый свой шаг».
Короче говоря, дело спасения утопающих – дело рук самих утопающих. Жестоко, но похоже на правду.
Первый мой шаг был настолько очевиден, что его и обдумывать не требовалось.
Я взяла телефонную трубку и набрала номер Льва Владимировича. Трубку никто не брал. Видимо, он продолжал накачиваться коньяком в парке.
В течение дня я сделала несколько тщетных попыток связаться с искусствоведом, чтобы ответить категорическим отказом на его предложение.
Наконец часов около пяти он позвонил сам и неожиданно трезвым голосом сообщил, не став даже слушать меня:
– Видите ли, Таня, с момента нашей встречи обстоятельства кардинально изменились. Мой клиент желает немедленно встретиться с вами.
– А если я не желаю?
– Боюсь, что это не имеет значения. Я, признаться, боялась того же самого. Похоже, западня уже захлопнулась. Вот теперь мне действительно придется «тщательно продумывать каждый свой шаг». – Алло, – напомнил о себе Лев Владимирович.
– Да, я думаю.
– А что тут думать, голубушка? За вами уже и машину послали. Собирайтесь, и с богом. Я тоже здесь, значит, скоро увидимся.
– Хорошо, до встречи, – я со злостью бросила трубку.
Едва я успела собраться, как раздался звонок в дверь.
На пороге стояли те самые гоблины из парка. На этот раз они оба жевали. Я молча захлопнула дверь, прошла между ними к двери лифта.
Перед подъездом стоял «БМВ» с водителем. Я так же молча села на переднее сиденье и коротко бросила:
– Поехали! К шефу.
Пусть не воображает, что меня везут насильно.
Водила удивленно посмотрел на меня, но промолчал. Убедившись, что гоблины уселись на заднее сиденье, он резко рванул машину.
– Ты понимаешь, Олег, в чем суть дела, – горячился Благодаров, досадуя на непонятливость приятеля, – на самом деле не имеет значения, есть у нас картина или нет. Риск в первом случае даже больший, как ни странно это звучит.
Друзья сидели в своем пахучем подвальчике, курили, пили пиво, решая, что же делать дальше, и, незаметно для себя, перешли к обсуждению особенностей коллекционирования предметов искусства в условиях построения капитализма в современной России.
– Подожди, не тарахти. Предположим, что у нас действительно есть дорогая картина и мы хотим ее продать. Чем мы в таком случае рискуем?
– Если мы продаем ее Кабану, то рискуем тем, что он и картину заберет, и бабки не отдаст. А чтобы мы не трепались, может нас и закопать где-нибудь в лесочке, это ему раз плюнуть, не впервой.
– А если картины нет?
– Картину какую-нибудь иметь надо, желательно похожую на настоящую, но это другой вопрос. Если в процессе продажи выяснится, что она поддельная, то это плохо, но не смертельно: мы, мол, сами пролетели, нас тоже кинули. Кабан, конечно, разозлится, но мокрушничать из-за этого не станет, бабки-то его при нем и останутся. Дадут пару раз по морде, и все дела, инцидент исчерпан.
– По-твоему, выходит, что, если картина поддельная, то дадут по морде, а если настоящая, то закопают. Хороший бизнес, ничего не скажешь. По мне, так лучше вареными яйцами торговать, как тот мужик из анекдота.
– Да иди ты со своими яйцами! Пойми наконец, что я тебе толкую. С этой торговлей майонезной ты совсем отупел.
– Знаешь, что я тебе скажу, умник, – обиделся Назаров, – если один человек объясняет, а другой его не понимает, то это еще вопрос, кто из них тупой.
– Да ты выслушай сначала толком, а потом замечания свои делай идиотские.
– Ну, излагай.
– Я тебе просто объяснил, что таким жлобам, как Кабан, поддельную картину продавать даже безопаснее, чем настоящую. Согласен?
– Вроде согласен. По морде получить, конечно, приятнее, чем червей питать своим молодым телом.
– Ну вот, стало доходить постепенно, а то я начал бояться, что ты безнадежен.
– Надежен, надежен, – успокоил приятеля Назаров, – ты дальше излагай. – Да я почти закончил. Главное в этом деле – так обставить момент обмена картины на деньги, чтобы кабановская пехота нас не узнала и не сцапала.
– Легко сказать, – Назаров скептически покачал головой.
– Есть у меня один планчик. Можно их подловить на собственной жадности, но бабки должны быть очень крупные. А это значит, что картина должна быть очень дорогой. Ну, очень.
– Дорогие картины, они все на виду и наперечет. Как мы объясним, откуда она к нам попала? Скажем, что украли из Лувра? Кто же нам поверит? О таких делах в газетах на первых полосах пишут. Чтобы поверили, нам ее действительно придется украсть. А в Лувр я лезть отказываюсь принципиально, у меня с французским напряженно.
– В этом все и дело, – задумчиво согласился Благодаров, – чтобы Кабан железно поверил, картину действительно нужно украсть. Иначе он не клюнет, в этих делах он знает толк, сам, говорят, домушником был. За это и сидел. Только зачем нам ее красть? Нам ведь сама картина-то не нужна.
– Что-то я не пойму, куда ты клонишь.
– Ладно, мне еще подумать надо, завтра поговорим. Кстати, как твоя Зинаида поживает? Все рисует?
– А что ей сделается, рисует, – флегматично подтвердил Назаров.
Вдруг он что-то заподозрил и озабоченно посмотрел на приятеля:
– А при чем тут моя жена?
– Передавай ей привет, что-то давно не виделись, – спокойно продолжал Благодаров, не обращая внимания на вопрос.
И только отвернувшись в сторону, пробормотал себе под нос:
– Может оказаться, что очень даже при чем.