Шахтерские сказы Донбасса
Геологический Донбасс широк. Очень широк, так, что немногие это себе представляют: от берегов Дона на востоке до Днепропетровска на западе, от Харькова – Купянска на севере до Таганрога – Новочеркасска на юге. Старый, Восточный, Южный, Северный, Западный – все это Донбасс, Большой Донбасс. На всем пространстве этой территории располагаются богатейшие залежи каменного угля, представляющие все основные марки каменных углей: полуантрациты и антрациты, длиннопламенные, газовые, жирные, коксующиеся, отощенные спекающиеся, тощие, а также переходные от бурых (молодых) углей к длиннопламенным.
В отдельных районах региона имеется железная руда, марганец, вольфрам, киноварь, флюорит (шпат плавиковый), медный колчедан, урановая руда, цинк, свинец, мышьяк, бокситы, графит, мрамор, гранит, поваренная соль.
Уголь дает жизнь многим промышленным предприятиям и транспорту, тепловым электростанциям (Славянской, Краматорской, Углегорской, Мироновской, Луганской, Старобешевской), является важнейшим энергетическим источником, ценнейшим сырьем для химической и коксохимической промышленности, используется в быту для обогрева жилых домов населения. Из каменного угля изготовляют кокс, технический углерод, удобрения, пластмассы, краски, жидкое и газообразное топливо, ароматические и парфюмерные вещества, лекарства.
В глубину, более чем на три тысячи метров, земли Донбасса также хорошо исследованы при помощи станков глубинного бурения. Еще в середине 1960-х годов мне довелось работать в Коммунарской ГРЭ (геологоразведочной экспедиции) на геологоразведочных работах на территориях Попасной, Тошковки, Стаханова, Брянки, Перевальска, Калиново, Дебальцево, Чернухино. На всей глубине угольные пласты разведаны неисчерпаемые, более 300 пластов в каждой точке бурения, мощности которых от 0,7 до 1,8 метра, что типично для всего Донбасса.
Схематическая карта Донецкого каменноугольного бассейна
При этом имеется одна очень существенная особенность разведанных угольных залежей Донбасса – в глубинных пластах угля полно газа. Пояснить значение этой особенности поможет приводимый ниже снимок – схема залегания и разработки угольных пластов.
По природе практически во всех угольных пластах, за исключением пластов антрацита, содержится сопутствующий природный газ метан, создающий опасные факторы для работы шахтеров: отравление, взрывы, выбросы угля и газа, возгорания пластов. При этом, хотя такого природного газа в Донбассе действительно много, взять его до недавнего времени было невозможно – газ рассредоточен не только в угольных пластах, но и в окружающих породах. В газонасыщенных породах (рыхлых или уплотненных песчаниках, а также в окаменевшей глине – сланце), которые в огромном количестве сопровождают угольные пласты, природный газ содержится в виде мельчайших пузырьков. Чтобы этот газ извлечь из пор сланца или песчаника, эту породу надо сильно сжать, чего можно достичь при помощи технологии гидроразрыва пласта (ГРП). По этой технологии выполняется наклонное бурение породных пластов, затем закладывается и взрывается взрывчатка, а в разрушенную породу закачивается специальная водяная смесь под давлением до 700 атмосфер. В результате из скважины начинает выходить газ, получивший название «сланцевый», который с помощью специальных технологий очищают от примесей и при необходимости, для удобства транспортировки, сжижают.
Схема залегания и разработки угольных пластов
Долгое время подобных технологий добычи газа не существовало. В 1950-х годах были попытки получения газа способом подземной газификации угля – поджигания угольных пластов, тушения их после стадии выгорания серных и фосфорных примесей в угле и откачки образующегося газа аппаратурой, находящейся на поверхности. Сейчас технологии ГРП существуют не только теоретически, но и практически апробированы на различных месторождениях по всему миру. Но, к большому сожалению, эти технологии являются дорогостоящими и очень вредными для экологии. Водяная смесь, нагнетаемая в разрушенную породу, содержит химические добавки, из-за большого давления эта химия, состоящая из бензола, толуола, мышьяка, диметилбензола и др., неизбежно попадает в грунтовые воды, в колодцы, вырывается на поверхность и попадает в ручейки, реки, ставки[12], озера.
С учетом наличия представленных технологий ГРП Донбасс можно рассматривать как очень большое газовое сланцевое месторождение. Начиная с глубин в 1300–1500 метров концентрация газа в породах заметно увеличивается. На глубине порода между пластами угля становится все более плотной, как видно на рисунке, это или уплотненные песчаники и известняки, или сланцы. На этих глубинах при геологоразведочных работах обнаруживаются газоносные породы, в которых имеются не только губкообразные структуры, но и полостные емкости газа. Часто газосодержащие полости соединяются протоками и образуют огромные газовые резервуары. Газ в этих резервуарах сжат до такого давления, что начинается его капельная конденсация – то есть это фактически почти готовый сжиженный газ! Добыча этого газа представляет интерес гораздо больший, чем добыча сланцевого газа, поскольку в этом случае не требуется столько затрат, как при добыче сланцевого газа. Получается, что главным делом надо добуриться до нужной полости, а потом качать газ-конденсат, радостно потирая руки. При условии, конечно, что найдется соответствующая технология подъема газа на поверхность.
Основная идея сегодняшней технологии подъема газа на поверхность – использование самых нижних горизонтов существующих шахт, без затрат сил и средств на строительство новых, специально для добычи сланцевого газа. На площадях нижних горизонтов, освободившихся после выработки угля, должна устанавливаться аппаратура, которая выкачивает газ с глубинного горизонта и передает его в аппаратуру, нагнетающую выкачанный газ на-гора. Для этого в шахтах, где очень перспективна добыча газа, должны преду сматриваться стволы повышенной глубины и увеличенного диаметра. При необходимости можно устраивать несколько ступеней с аппаратурой перекачки газа.
Кроме угледобывающих предприятий на Донбассе расположены предприятия черной и цветной металлургии, стекольной промышленности, химической промышленности, энергетики, машиностроительные и железнодорожные. Промышленность концентрируется в городах: Донецк, Луганск, Стаханов, Северодонецк, Лисичанск, Горловка, Енакиево, Макеевка, Дзержинск, Краснодон, Павлоград, Красноармейск, Дружковка, Никитовка, Дебальцево. Вблизи границ бассейна расположены крупные промышленные центры: Днепропетровск, Запорожье, Мариуполь, Харьков, Купянск, Новочеркасск, Шахты, Волгодонск.
Рассказывать обо всех районах, обо всех жителях Донбасса и обо всех аспектах их жизни – это очень большой труд, поэтому ограничимся рассказами только о небольшом регионе, являющемся местом моего рождения. Героями рассказов будут Донбасс и его люди с характерами и отношениями.
Язык и голос Донбасса
Если попробовать спрашивать встречных донбасских людей, что они любят больше всего на свете, то почти каждый ответит:
– Больше всего я люблю землю!
Люблю землю – это о жизни, о детстве, о родителях и о детях говорится. У большинства донбасских жителей родители были потомственными пахарями, трудягами, поэтому они любят свою землю и любят трудиться на ней. Любят сажать картошку, поливать огурцы и помидоры, убирать свеклу, кабачки, дыни, яблоки, вишни. А еще они любят прилечь от усталости на землю, на траву и смотреть в голубое бескрайнее небо, на облака, на голубей, на ласточек, на стаи перелетных птиц, на путеводные красные звезды над шахтными копрами.
Отдохнув, восстановившись, подзарядившись от земли и неба жизненной энергией, снова собираются на работу, в черную глубину, в забой – ко второму энергетическому источнику своей жизни, к угольным залежам Донбасса. А в забое, скалывая уголек, с улыбкой в душе вспоминают свою семью, степь, небо и солнце под мерный песенный напев: «Что ты знаешь о солнце, если в шахте ты не был?!»
В ответе также есть и еще один оттенок – «люблю Землю». Без какого-либо пафоса, без громких слов это говорится о великом – о любви к жизни, о смысле жизни и о Земле – нашей планете, голубой от просторных морей-океанов и рек с озерами, зеленой от великолепных лесов и степей, белой от снегов и туманов, серой от горькой донбасской пыли, жаркой, грозной, дорогой, единственной.
При этом невозможно живому человеку молчать о главном, совершенно естественным является его желание высказаться, отдать должное тому, что дает и силы, и веру, и надежду. Естественным является желание выразить свое отношение, найти такую форму выражения, которая соответствовала бы настрою и состоянию души, чтобы показать, как ценятся в жизни порядочность, доброжелательность, бережное отношение к своим корням, рассудительность и справедливость.
Свое отношение получалось выражать, в основном, в песнях и рассказах, т. е. в устном творчестве – для литературного изложения образование нужно, знания и время. Да и не удержат рабочие руки ручку или карандаш, грубоваты потому что. Рассказчики давали выход своей энергии, сочиняли, рассказывали, пересказывали и питали надежду, что появится более начитанное, образованное поколение и внесет эти устные сочинения в историю – соберет их, истолкует соответствующим образом и сохранит.
Первое проявление устного творчества – это определение местных конкретных и специфических названий. Когда появились рудники, шахты, шахтерские поселения – образовалась новая сфера деятельности человека и появились специфические региональные названия: Нахаловка, Собачевка, Смолянка, Долиновка, Брехуновка, Голенищевка, составившие ядро местной топонимии – множества географических названий. Тут же появились и новые наименования, относящиеся к горняцкому труду. Это названия инструментов, средств и способов производства: ствол, сбойка, вентиляция, горизонт, лава, штрек, уступ, добыча, упряжка, порода, бремсберг, квершлаг, шурф, штейгер, угольные пласты Мейн, Рау, Чери.
Первые донбасские шахты поставляли уголь на Луганский литейный завод возле Каменного Брода. Первыми горными инженерами и инженерами-металлургами были специалисты, выписанные из-за границы, поэтому и названия в большинстве своем получились иностранными, пришедшими также из-за границы, например: штрек, бремсберг, Рау, штейгер, квершлаг.
Особенностью Донбасса является то, что этот край имеет и так называемую подземную топонимию – названия подземных угольных пластов, отражающих их особенности. Эти имена представляют большой раздел в устном языковом народном творчестве и характеризуют в угольных пластах, например: характер залегания – Крутой, Верхний, Двойной, Пологий; свойства угля – Мягкий, Рыхлый, Каменный; цвет угля – Баклажанка, Серебряный, Чери (вишневый); промышленное применение – Коксующийся, Бессемеровский; имена родных и близких женщин – Варвара, Надежда, Мария; рабочий юмор – Кащей, Солоха, Мазурик, Бабай; место расположения шахты – Ольховатка, Долиновка, Овражек; имена владельцев шахт – Гордеевский, Мандрыка, Никанор.
Видно, что в этих названиях скрывается большой мир, среда и история отношений человека с природой, где часто всего лишь одно слово может многое рассказать знающему человеку. А такие знающие люди в Донбассе есть – в нескольких местных высших учебных заведениях готовятся языковые специалисты – лингвисты и филологи. Общими усилиями подготовленные специалисты обработали большой объем таких названий, закрепили их за соответствующими объектами, дали им подходящее толкование и сохранили в архивах, внеся, таким образом, заметный вклад в науку о горных названиях – стратонимику. В свою очередь, горные инженеры составили подробную геологическую карту Донбасса с указанием всех разведанных угольных пластов с их характеристиками и названиями, принятыми в горных стандартах.
В Донбассе топонимические и стратонимические названия наполняют все коммуникативное пространство. Проявляются они в бытовых разговорах, в газетах, в названиях поселков, магазинов, остановок общественного транспорта, и есть надежда, что они не потеряются и не исчезнут из человеческой памяти.
Второй пласт народного творчества – жаргонизмы, поговорки и пословицы, сленг различных социальных групп.
Жаргонизмы – это отдельные слова или словосочетания, не свойственные основному употребительному языку, своеобразные условные разговорные выражения, употребляемые в отдельных социальных группах. Есть такое явление и в горняцкой среде. Что означает в устах шахтера обушок (горняцкий ручной инструмент), баба Лена (ленточный конвейер), тормозок (шахтерский обед), балда (молоток весом более полукилограмма), гнать порожняк (вести ничего не значащие разговоры, давать пустые обещания) – сможет понять не всякий, не соприкасающийся с шахтерской жизнью. Жаргонизмы образуются от обычных языковых выражений или слов многими способами: использованием очень редкого или вообще иного значения, метафоризацией, приданием двусмысленности, изменением произношения, переоформлением под иноязычную лексику. В большинстве своем жаргонизмы используются для упрощения сложных профессиональных терминов и для ускорения коммуникации, что может оказаться очень существенным в рабочих ситуациях. Например, выражение «дай два зада» в лексике лесогонов означало требование быстро подать тележку с лесом назад на две длины тележки.
На практике может быть слияние, своеобразный симбиоз жаргонизмов разных социальных групп или разных территорий. В Донбассе наблюдаются жаргоны, пришедшие в регион с базаров Астрахани, Ростова-на-Дону, Одессы, а также от рыбацких артелей, воровских групп, стиляг, студентов и др.
Естественно, что установившиеся классические жаргонизмы эволюционируют – развиваются и изменяются. Например, словами «черный человек» когда-то говорили о поднявшемся на поверхность после смены шахтере, пропитавшемся угольной пылью. В послевоенное время образовалось словосочетание «черный копатель», а в настоящее время получили хождение «черный нал» и «черный риелтор».
Очень показательно изменение выражения «оранжевый», которое исходно означало шатена – человека с рыжими волосами. Потом появились «оранжевое солнце» и «оранжевые песни» (игрушки и песни для детей). Некоторое время назад «оранжевый» стал означать сторонника киевского политика Ющенко и соответствующего майдана. На Донбассе такой «оранжевый» – это наглая ложь и обман, на основании этого понимания образовался устойчивый антимайданный слоган «ОРАНЖ – МАЙДАН – БРЕХНЯ».
Для упрощения обыденных разговоров и создания удобств, для высказывания личного мнения в региональном языке используется очень много поговорок – языковых выражений простой структуры, например: молчание – золото; яйца курицу не учат; сила есть – ума не надо; слово – не воробей; денежки труд любят; мне денежки нужней, в чужом добре шариться (воровать).
Этой же цели служат и пословицы – чуть усложненное развитие поговорок, где и структура посложнее, и какой-то вывод, иногда мораль, предлагается, например: так, сказал горняк, выпил бы вина, да денег нема; кабы на горох не мороз, он бы тын перерос; языком болтать – не уголь добывать; чья б мычала, а твоя б молчала.
Также упрощению обыденных разговоров служит сленг, соответствующий социальным группам, ситуациям или явлениям. Многолетними, давними и общепонятными примерами сленга являются: наезд, откат, навар, накрутка, отмывка, отмазка, засветка, раскрутка, напряженка. В последнее время эти слова интенсивно разбавляются образцами компьютерного и торгашеского сленга: торчак, мэн, сэйл, зелень, тусовка, стрелка, герла, шузы, чайник, движок, стрелялка, ламер, хакер, юзер, винт, клава, сидюк, маздай[13].
Наиболее совершенный пласт народного творчества – сказы Донбасса. Это настоящая квинтэссенция языковых особенностей, в сказах есть и топонимия, и стратонимия, есть жаргонизмы, поговорки, пословицы и региональный сленг.
Сказом следует называть не всякий более или менее внятный рассказ о каком-то случае или событии на руднике, в шахте или на поселковой улице. Как достойному произведению устного народного творчества, сказу должны быть присущи богатый и яркий язык, законченная композиция, а также обобщение, вывод, назидание или мораль. Лучшие рассказчики придают сказам перечисленные свойства, а дополнительно по своему усмотрению украшают свои рассказы выразительными диалогами, бытовыми деталями, описаниями характеров героев и существенным социальным звучанием. Очень часто рассказчики до такой степени видоизменяют один и тот же сюжет и его акценты, что порою трудно отличить бывальщину и правду от легенды и вымысла.
Наиболее частыми мотивами шахтерских сказов являются рассказы о повседневной жизни и тяжелом горняцком труде. Рассказы о бесправии простого работника перед работодателями – хозяевами шахт, а также перед нанятыми ими надсмотрщиками – штейгерами (горными мастерами) и десятниками.
Ужасные условия труда, нарушения техники безопасности, обсчеты при выдаче зарплаты, многочисленные штрафы, немалые поборы за всякую услугу – все это также отражается в рассказах. Мечты о будущей хорошей жизни, об избавлении от нищеты и о добродетельных хозяевах робко и шепотом проникали в рассказы, вызывая интерес и давая успокоение простому шахтерскому люду.
Шахтерские сказы Донбасса несут в себе не только региональные языковые особенности, но и выразительную, неограниченную энергетику. В каждом сказе отражаются определенные черты народа, местности, исторического времени, той эпохи, в которой этот рассказ зарождался. В своей совокупности сказы, вместе с включенными в них представленными выше языковыми элементами, являются источником изучения истории края, а также работы, быта, повседневной жизни и языковых предпочтений многих поколений населения Донбасса.
Для подтверждения сказанного вниманию читателей предлагаются несколько сказов, которые имеют фольклорное происхождение, пересказываемых в шахтных нарядных, на дружеских шахтерских застольях, на рыбалке, у романтических костров. Эти рассказы автор на протяжении многих лет слышал от своих старших родственников – Лебедева Александра, Богомаза Захара, Стеценко Николая и др., работавших на шахтах в городе Стаханове. Рассказы врезались в память тем, что в них говорилось о знакомых местах, разъяснялись интересные названия местных шахт, например, «Чудный Иван», «Мария Глубокая».
Сотворение угля донбасского
Давным-давно, может быть, триста лет тому назад, в одном небольшом донецком степном селе жила очень старая женщина. Родных своих – и мужа, и дочку, и зятя – она давно схоронила. Судачили про нее, что ей больше чем сто лет будет. Осталась эта старуха не одна, был при ней внук ее Ваня, мальчик лет десяти. До слез у нее доходило, когда молила Господа Бога помочь хлопчика вырастить и сил ей для этого придать.
Вроде бы сжились малец со старухой. Внук расторопным по хозяйству оказался, в хате бытовой порядок заботливо поддерживал в меру сил своих. В саду и в огороде у него все получалось, видно было, что любит этот паренек природу.
С возрастом проявилась у этого хлопца тяга к прогулкам по окрестным местам, по раздольной Донецкой степи. Набрел однажды он в оврагах, в Лисичей балке, на какую-то копанку земляную, откуда черные люди, словно страшилища, уголь доставали. Заглянул парнишка в нору эту земляную, глубокую, черную, дышащую теплом земным, и нашло на него такое желание, чтобы у этой копанки-рудника на всю оставшуюся жизнь остаться. Пришел домой и говорит бабушке:
– Эта нора земляная мне как мать родная кажется, как хата добрая люба. Хочу возле нее жизнь дальнейшую свою устроить.
Бабка расплакалась, запричитала – как так можно по своей воле променять вольную степь на дыру в земле?! Как можно променять цветущий душистый сад-огород и степь раздольную на сырость, тесноту и темень горькую?!
Парень притих, но не успокоился, изо дня в день стал появляться возле рудника. Сначала завороженно смотрел на работяг, на лошадей, которые с завязанными глазами ходили по кругу, ворот вращали, корзины с черным жирным углем поднимая из глубины. Потом стал подскакивать на помощь – то корзину поддержать, то коней водой попоить, то уголь на телеги погрузить.
Видят угольщики такое дело, слово за слово разговорили они хлопца и обнаружили у него такой интерес к жизни углекопской, какого у троих нормальных мужиков не сыщешь. Самый старший пообещал сходить домой к его бабке, походатайствовать, чтобы она не удерживала внука, отпустила на угольную работу. Раз по своей воле хочет он облачиться в мешковину шахтерскую, а светлый день сменить на ночь глубинную угольную, значит, знает его душа, чего хочет!
Побывал старший угольщик у бабки, попросил отпустить подростка на приглянувшуюся ему работу. Бабка расплакалась, но через день-другой отпустила внука, по-своему благословила. Из своего домашнего старья сварганила ему одеяние рудничное, а также какой ни есть обед – тормозок шахтерский собрала.
Пришел к руднику парень, черные от угля мужики заулыбались белозубо, а старший обнял парня за плечи и повел в рудничную земляную пещеру.
– Как зовут-то тебя, дружок? Прозвище каково?
– Иваном зовут меня, а по прозвищу как – и сам не знаю.
– Ничего, – отвечает старик, – будешь у нас Иваном Бабкиным!
Вот так и начал Иван жизнь свою шахтерскую. С того дня много чего повидал он в земной глубине. Попадал под обвалы породы, попадал в подземные воды, бывало, сидел без света, продолжая долбить уголь, прислушивался к осыпи мелкого камня, прислушивался к треску кровли и к звукам тяжелых водяных капель. И когда он поднимался из темной глубины, то радовался солнцу, свету, зелени и всему живому, как ребенок. Знал Иван и понимал крепко, что спускается он в глубину для того, чтобы добытый уголь грел людей и был бы им на большую пользу в жизни.
Время шло, вскоре Иванова бабка покинула сей мир. И старший углекоп все чаще стал жаловаться на немочь. Говорит он однажды Ивану:
– Помираю я! Хочу перед кончиной вот что тебе сказать. Был когда-то я молод и жаден до всего в природе тайного и сокрытого. Много я дел переделал, понял много божьих загадок, но одну из них так и не осилил. А загадка эта – про камень угольный: откуда он в земле зародился, кто его там накопил и зачем? Много ли еще под землей угля сокрыто, и на какие времена его хватит? Возьми, Иванушка, на себя этот труд и разберись в этом секрете. Разгадка какая-то должна быть, поможет она людям уголь добывать и жизнь свою лучше устраивать.
Дал старик это поручение парню и отошел в мир иной. Иван отвез деда в условное место, к подножию степного кургана, и схоронил его там. Воротился домой, сел в саду на лавку под яблоней и задумался. Стариковы слова в голове сверлят и будоражат. Вскоре, в теплый августовский вечер, вернувшись с работы, вышел он далеко в степь и прилег покемарить в траве у подножия кургана. Над ним трава полынь склонились, ароматом своим горьким осыпая. Уснул Иван, а сквозь сон чувствует, что говорит с ним степь, будто человек живой.
Очнулся Иван и осмелился он, простой смертный, со святою степью говорить.
– Степь, матушка родимая, подскажи, откуда уголь, отец наш, взялся?!
– Ой, парубче любезный, не спрашивай, не знаю я! – отвечает степь. – Поспрошай у месяца, у ветра, у ручья степного, у птиц, у полоза, у бабы каменной – может, кто из них скажет.
С новым днем взошел Иван на свой курган. Свистит ветер на его вершине, еще выше – солнце светит. Хорошо сверху видно, как ковыль переливается белыми волнами, как птицы небесные с трудом в высоте держатся, перепадая с крыла на крыло, борясь с ветром да жалобно попискивая.
– Ветер-братец! – кричит Иван. – Скажи, откуда уголь, батюшка наш, взялся?
– Не спрашивай меня, не знаю, – отвечает ветер. – Много я ношусь по белому свету, много чего я видел. В глубочайших оврагах видел я черные угольные пласты, из земли выходящие, но ничего про них не понимаю. Спроси про уголь у кого-нибудь другого, может, кто-то этот секрет знает!
Побрел Иван по степи, встречается ему степной ручей, звонкий и радостный, переливаясь, бежит, отражая в своих струйках прибрежные лозы, высокие белые облака и золотое солнышко.
– Расскажи, мил дружок-ручеек, – говорит Иван, – откуда уголь берется?
– Не знаю точно! – отвечает ручей. – Когда просачиваюсь я в глинистую степную почву, пробираюсь вниз по рыхлым песчаным породам, то попадаю в угольный пласт. Теплый и приветливый он, больше ничего не знаю. Спросил бы ты про этот секрет у какой-нибудь птицы!
Пошел Иван вперед, тень какая-то большая упала на него, и орлиный клекот раздался.
– Здравствуй, орел, дружок вольнолюбивый белохвостый! – обращается Иван к птице. – Не знаешь ли ты, откуда уголь берется?
– Немножко знаю, – отвечает орел. – Когда парю в высоте, вижу я, как блестит этот уголь внизу, солнце отражая и сверкая черным цветом, будто воронье крыло!
– Спасибо! – отвечает Иван. – Но ничего я так и не понял про уголь из твоего рассказа…
– Иванушка, спроси у старого полоза, – подсказывает орел. – Он мудрый, он все знает! А может, еще кого встретишь, тоже спроси.
Пошел Иван дальше по степи, смотрит вокруг, может, какое божье творение встретится. Видит, на пригорке какой-то гад шевелится, кажется, громадный полоз. Обрадовался Иван.
– Добрый день, мудрейший дорогой змей!
– Здравствуй, хлопче. Ты меня разве не боишься? Зачем пришел? – шипит полоз.
– Расскажи, будь другом, откуда в наших краях уголь взялся?
– Честно скажу – не знаю. Лазаю я во всех норах земляных, нет такого места на этой земле, куда бы я не проникал. Вижу, что в земле угля так много, что на тысячу лет его людям хватит. Только не могу я долго возле угля быть. Шипит он на меня и ядовитый газовый дух из себя выпускает. Остры его края, блеск его какой-то тайной полон, но откуда он взялся – не знаю! Может быть, надо спросить у каменной бабы, она очень старая, намного старше моей прабабки, ей все ведомо.
– А где эту каменную бабу можно найти?
– Иди по степи на восток. В том месте, где речка Камышеваха впадает в Танаис, древнюю реку Дон, там ты ее увидишь!
Пошел Иван на восток, ночь шел, день шел, тут и вечереть стало. На дальнем кургане Иван увидел темную неподвижную статую. Когда достиг он этой каменной статуи – солнце устало и спряталось за край земли. Жутко стало ему в степи, отовсюду страхи мерещатся. Красная от зари вода смотрится мистически и тревожно. От усталости упал Иван к ногам бабы и взмолился:
– Бабушка, миленькая, расскажи, что знаешь про уголь. Откуда он в глубинах земных взялся?
Угрюмо молчит баба каменная. Понял Иван, что ночью она говорить не будет, прислонился спиной своей к камню, еще теплому от дневного солнца, и уснул.
Спит Иван, а сквозь сон чуется ему, что баба стала говорить человеческим голосом.
– Ты – очень настойчивый парень, слушай! – говорит камень. – В те времена, о которых рассказать хочу, я уже старая была. Богата и плодородна была эта степь: травы человеку в пояс были, рыбою реки ее переполнялись, вдосталь было всякой живности. Пришел сюда с востока народ скифский – киммерийский и стал ее хозяином. Тучнело это племя и вскоре расплодилось так, что пестрой стала степь великая от числа его людей. Тогда сказал их хан-властелин:
– Эй, воины мои! Скачите во все края степные, соберите золотую дань со всех народов и принесите к моему шатру все это золото! Так и сталось, как властелин повелел. Размахивая острыми акинаками, мечами скифскими, разлетелись слуги во все концы степи нашей.
Принесли горы золота и сказали, что много еще у подданных народов богатства осталось. Спятив от жадности к золоту, хан повелевал еще и еще тащить ему золото. Ужасно расстроился он, когда гонцы стали возвращаться с пустыми сумками, – кончилось золото в степи.
Как-то поутру взглянул жадный властелин на солнце и зашелся в радостном смехе. Подозвал к себе своего казначея и спросил:
– Что ты видишь на небе?
– Мой владыка, на небе я вижу солнце золотое!
– Да, солнце золотое, солнце из золота! – закричал владыка. – Это мое солнце! Подай его сюда!
Услышало солнце эти безумные слова. Возмутили они светило небесное. Накалилось солнце безмерно, жаркие лучи его упали на степь, а в особенности – на шатер ханский, на его казну золотую. От жары непомерной дань золотая, собранная со степных народов, начала плавиться. Расплавленное золото растеклось по степи и по оврагам, по норам, по трещинам ушло в глубины земные. А плодородные зеленые просторы степные превратились в знойную каменистую страну. И с высоты на землю пролился голос: «Пусть это золото превратится в благотворные подземные угли. Когда-нибудь придут в эту степь потомки всех здешних народов, не жадные, не властные, не боящиеся труда. Пусть это черное золото пойдет им на пользу, пусть согревает их и дает им свет и жизнь».
Иван проснулся от тишины, наступившей после окончания рассказа каменной бабы. На восходе небо становилось все светлее и светлее, и вскоре над землей поднялось солнце – божественное светило, сотворившее уголь – бесценное богатство Донбасса.
Шубин – хранитель царства угольного
Как только пошли первые слухи, что в степи Донецкой уголь каменный обнаружен, так и поползли в эти края разные люди, у которых золотишко в карманах мало-мальское завелось. Чтобы купить себе земли участочек и раскопать в ней рудничок угольный, набрать себе работничков уголь добывать и иметь с этого какой-то доходик.
Был среди таких людей один очень богатый человек по фамилии Кадиев – наверное, наследник человека высокой должности «кади» – мусульманского шариатского судьи. Выкупил он участок сухой каменистой земли, располагавшийся на берегах небольшой местной речушки Смолянки, и заложил там свою первую шахту. Работники, прибывающие из местных деревень на эту шахту на сезонные заработки, стали самовольно селиться по берегам Смолянки в землянках, иногда в саманных или глинобитных хатах. Очень быстро здесь образовался настоящий углекопский поселок.
Свое стихийное поселение, нахально выросшее на кадиевской земле, горняки назвали Нахаловкой. Худо-бедно выживали здесь они, в шахте и в прилегающих мастерских находили себе посильную работу, заводили семьи, заводили небольшие огородики и одно-два деревца под окнами хатенок. Работая тяжело в будни, в выходные дни углекопы давали себе отдых, заключавшийся, в основном, в горькой пьянке, громких песнях, диких танцах и лихих пьяных драках.
Был среди этих работяг крепильщик один, Шубин по фамилии. Крутой и неуправляемый был этот человек, настоящий амбал. Злой был он, имел недюжинную силу, ужасный скандалист и горький пропойца, а матерщинник такой, каких ни до него, ни после не было и не будет. Бывало, если в забое что не по нраву ему окажется, аж закипит весь, распсихуется до того, что и прибить человека может. Матери этим человеком своих детей малолетних стращали:
– Не балуй! Гляди, вот придет Шубин, он тебе задаст!
Пошло дело у Кадиева. Оказалось, что шахта его попала на хорошие угольные пласты мелкого пологого залегания, газа метана в ее углях почти что не бывает. Уголь легко берется и легко на поверхность выдается. Продает хозяин уголек подороже, рабочим платит поменьше, богатеет с каждым днем. А под землею в забое круглосуточно жизнь идет напряженная.
В забое – темень кромешная, только бледный свет от лампадок-коптилок. Под ногами вода, с потолка тоже вода капает, теснота, духота. Забойщики уголь скалывают – кто киркой, кто обушком. Тут же саночники грузят сколотый уголь в санки, впрягаются в них и волокут их к стволу или сбойке, чтобы на поверхность выдать. Навстречу им, от ствола, лесогоны волокут бревна-тонкомеры для устройства крепильщиками крепи, стойками и затяжками подпирающей каменные своды. Не будь крепи или будь стоек меньше, чем надо, обвал кровли случится, рухнет порода, придавит насмерть всех, кто здесь окажется.
Спустился однажды в забой хозяин со своими подручными горными мастерами. Глядит он, как крепильщик стойки ставит, показалось ему, что ставит слишком часто, рассердился. Как закричит:
– Реже крепь станови, я на тебя леса-кругляка не настачусь! А крепильщик – это Шубин оказался – в ответ ему так же орет:
– А ежели кровля нам на голову рухнет, тогда как?
– Ты как это, хамло, с хозяином разговариваешь? – встрял в разговор штейгер – мастер горный.
– Здесь он не хозяин! – вскипел крепильщик. – Я здесь шахтерского дела хозяин! Мне ли не знать свою работу?!
Помощники хозяина набросились на крепильщика:
– Шубин, утихомирься!
А Шубина уже не остановить, зашелся в скандале. Злость на него нашла. Мастер что-то записал в свой блокнотик и побежал следом за хозяином к стволу.
Подошел субботний день получки, к кассиру подходит Шубин, получил, пересчитал:
– А чего только девяносто пять копеек, даже рубля нет? – спрашивает. – Всегда рубль с гривенником было!
– Штраф с тебя!
– За что?
– Умен ты шибко, понял?! Забыл, что ли, как неправильно крепь ставил да хозяину перечил!
Взял Шубин урезанный свой заработок, набычился, глаза мутные закатил и домой поплелся. Да не дошел до дому, в шинок забрел. Выпил одно, выпил еще раз, накирялся вдрызг. Скандалы стал зачинать, драки, только в понедельник очнулся. И в шахту пошел.
Немного времени прошло, в этот же день после обеда загудели тревожно била шахтные на весь поселок. Жители Нахаловки сбежались к стволу, слезы, вопли женские, ужас. Всех оповестили, что в забое завал случился.
Быстро организовались, стали бадьей людей из забоя поднимать. Вытащили первую бадью, а там трое семейных мужиков-кормильцев, и все насмерть изувечены. Пуще прежнего пошли слезы, вопли да крики. Вторую бадью подняли – живых вытянули, слава богу. Стали людей считать – одного не хватает. Кого? Быстро сообразили, что Шубина.
Спустились вниз в шахту люди для спасения. Стали разгребать завал, но не нашли никакого Шубина. Инструмент нашли, одежду нашли, а человек как в прорву канул.
Постепенно пережили эту страсть, обычная жизнь пошла. Со всех сторон стали новые шахты закладывать. Семеновская шахта появилась, а затем Каменка, Максимовка, Борисовка, Орловка. Настоящим кормильцем стал этот край для бедноты. Только странные чудеса стали твориться во всей шахтной округе. То стуки какие-то в забое возникают, то вздохи человеческие, то матерщина неподобная. А то и человеческим голосом предупреждение, чтобы убирались все – завал скоро будет.
Однажды и с Максимовского рудника человек разговорился. Рассказал, что у них в забое тоже кто-то глухим человечьим голосом про завалы предупреждать стал. Но к тому же грозился всех угробить, завалить, если его богатство подземное – уголь каменный – колоть будут.
– Без балды, это же Шубин под землей бродит! – сказал кто-то, и все шумно согласились.
И с этого момента пошли рождаться истории и легенды про Шубина. Эти легенды в своей сути переплетаются – Шубин добрый и помогает шахтерам. Он каждый день обходит свои выработки, словно Хозяйка Медной горы уральской. Предупреждает шахтеров об опасности выброса метана или обвала. Иногда он выводит на поверхность попавших в завал шахтеров или приходит к ним на помощь. Говорят, что те шахтеры, которым встретился дух Доброго Шубина, увольняются с шахт. Считается, что увидеть Доброго Шубина – означает получение предупреждения о предстоящей гибели в забое под завалами.
Так и стали жить да про Шубина толковать: Шубин – то, Шубин – это. Вскоре Шубина стали угольным лешим почитать, а Нахаловку и все окрестные стихийные шахтерские поселения Шубинкой называть.
Да недолго это название продержалось, не понравилось оно хозяину. Повелел он своим людям, чтобы все эти поселения называли Кадиевкой и никак иначе.
Долго это название держалось, но не стало и Кадиевки. Всему этому поселению, уже более чем 300-тысячному советскому индустриальному городу, присвоили имя Стаханова – ударного забойщика из шахты Центральная в Ирмино.
На этой шахте трудился забойщик Алексей Стаханов
Но даже и при таком славном имени шахтерского города разговоры про Шубина никуда не исчезали ни в Кадиевке, ни в Стаханове. События, связанные с этим именем, одно поучительнее другого, происходили на шахтах с завидным постоянством.
Несмотря на опасность горняцкого труда и на мистические рассказы про Шубина, в городе закладывались все новые шахты. Будучи подростком, я однажды остановился у калитки родительского дома, сделал полный оборот вокруг своей оси и за этот оборот насчитал 33 шахтных террикона в нашем районе.
Самой крупной в городе оказалась шахта № 1, в советское время – шахта имени Ильича. Развитие этой шахты шло успешно: здесь уголь добывался с уровня более 700 метров глубиной, горные выработки удалились от главного ствола на несколько километров. Рядом с шахтой были построены предприятия, образовавшие сложную технологическую цепочку по производству кокса, чугуна доменной выплавки, ферросплавов, химических и парфюмерных смол и смесей, а также технического углерода и легированных сортов стали.
В начале этой цепочки используется уголь тот, что добывается на шахте, но не всякий, а только качественный коксующийся. Загружается уголь в построенные рядом с шахтой коксовые печи (их иногда называют коксовые батареи), разжигается там, а потом, в самый кульминационный момент, когда по расчетам выгорят вредные примеси из серы и фосфора, тушится водою. При этом разгоревшийся, но не сгоревший уголь коксуется, т. е. спекается в коксовые орешки величиною с кулак или чуть побольше, выделяя при этом пар, копоть и прочую вонючую гадость ужасного серого цвета, которая на самом деле имеет цену золота, т. к. это не гадость, а разнообразные углеродистые соединения. Кокс используют далее для выплавки чугуна – он легко разжигается, хорошо горит и не выделяет вредных, портящих структуру выплавляемого металла, сернистых, фосфорных и углеродистых примесей, т. к. они уже выделились в коксовых батареях.
Пар, газ и копоть не выпускаются наружу коксовых батарей, а закачиваются в трубы и направляются на химзавод, расположенный здесь же, где из этой смеси выделяются самые высококачественные смолы, парфюмерные масла, нафталин, парафин и прочее. Оставшийся газ, дым и копоть тоже не выпускаются наружу, а направляются далее по трубам на сажевый завод, по-научному называемый заводом технического углерода. Там смесь пропускается через разнообразные фильтры, в том числе и электрические, к этому потоку добавляется еще и копоть от сжигания определенного вторсырья, углерод из получающейся дымной смеси оседает на фильтрах, а в небо уходит светленький дымок, при хорошо отлаженной аппаратуре улавливания (фильтрования) совсем незаметный.
Кокс, полученный на коксовых батареях коксохимзавода, направляется на здешний ферросплавный завод. Здесь кокс используется для восстановления технического силиция (кремния) из кремнезема в руднотермических печах. В этом процессе требуется температура около 1800 °С, горящий кокс обеспечивает достижение такой температуры с самыми минимальными затратами.
Полученный сплав ферросилиций в виде болванок подается на соседний металлургический завод для получения легированных сортов стали, идущих на изготовление, например, рессор и пружин. А такие изделия направляются прямиком на местный вагоностроительный завод.
Углерод, осевший на фильтрах сажевого завода, грузят в бумажные мешки, по народному называют сажей и отправляют на заводы, которые используют это сырье для производства резины. Из хорошей сажи делают хорошую деликатную резину, например, разнообразные прокладочки в точную аппаратуру и медицинские приборы, а из плохой сажи делают грубую резину, например, галоши на валенки пенсионерам.
Весь цикл такого производства считается вредным для здоровья человека, т. к. многие углеродистые соединения, например, оксид углерода СО – угарный газ, не имеют ни цвета, ни запаха. Человека такое соединение губит мгновенно, попадая в кровь и вступая в реакцию с гемоглобином, оно блокирует транспортировку кислорода к органам человека, например, к мозгу.
Уроки Шубина
Один сезонный рабочий отработал осень и зиму на рудниках, заработал деньжат и вернулся к себе домой, в село Айдарское. Обрадовал семью свою, что жив остался, детишкам гостинцы раздал. В первый же торговый день сходили с женою на базар и купили себе корову Зорьку. По весне и хату новую саманную поставили. Огородик свой вспахали, выращивать стали все, что первоочередное для жизни, для прокорма требуется. Жить бы да радоваться. Но как-то летом набрела на их подворье старая побирушка, настоящая химера черная.
– Подайте, Христа ради, немощному человеку, что можете, – запричитала.
Не понравилось хозяевам что-то в этой старухе, подали ей только небольшую краюху хлеба и выпроводили со двора. Старуха разозлилась на это, уходя, как настоящая вещунья, предсказание оставила:
– Будешь ты, человече, жить да бока пролеживать, куркуль несчастный! Будут тебе сны вещие, как ты их поймешь, так и сложится жизнь твоя. Или как сыр в масле кататься будешь, или же опохмелка тебе будет горькая.
С этой же ночи пошли человеку сны необычные. Не иначе, как старуха-побирушка покой взбаламутила.
Видится ему, во-первых, что снова на шахту на заработки он пришел. Углекопских дружков своих прошлогодних встретил, веселятся, встрече радуются, горькую водку пьют.
В другую ночь обнаружил себя в забое, уголек обушком скалывающим. Работа – сплошное удовольствие, нет ни боли, ни усталости.
В третью ночь привиделся мужику какой-то старикашка ужасный, черный да неопрятный. Присмотрелся, а это крепильщик Шубин, шахтным лешим преобразившийся. Упрекать старик стал, не гоже, мол, с рудника уходить, дружков закадычных не уважать, радости общие забывать.
Попробовал мужик отговориться от Шубина:
– Тяжело мне в твоих кладовых, в забоях шахтных. Рукам неподъемно, плечам непомерно, ноги ноют, голова кружится.
Шубин смягчился, простил мужика, помиловал и пообещал, что одарит он холопа своего по-царски. Но только при встрече в забое, куда надо бы вернуться.
Утром мужик проснулся, очнулся и стал в дорогу на рудники собираться. Дети притихли, жена запричитала:
– Не покидай нас, батюшка, запасы у нас есть, зиму хорошо перезимуем.
– Не скулите, – сказал, – к весне, к посевной, вернусь.
И в этот же день ушел в Шубинку. Добравшись до шахты, оформился на работу забойщиком и сразу в глубину спустился. С охоткой взялся за работу, обушком замахнулся уголек срубить, вдруг кто-то за руку его придержал. Присмотрелся – а это Шубин ужасный.
– Постой-ка, молодец ты, что воротился, будет мне с кем про жизнь гутарить. За это я тебе помогать стану, выработка твоя будет поболе, чем у других. И стараться не надо, можешь так себе, шаляй-валяй, поворачиваться, даже вздремнуть-поспать можешь. Только никому не говори ничего, помалкивай.
Так и пошло с этого дня – мужик ни шатко ни валко в забое ворочался, уголек сам по себе на-гора шел, крепь ровнехонькая со стойками и затяжками выстраивалась, полоска за полоской – уступ снят. Горный мастер, а за ним и десятник диву даются, только молча выработку замеряют. Завершился один день, второй, а когда получка подошла, так мужик во много раз больше, чем остальные, получил. «Если дело так пойдет, то с такими заработками я и сам хозяином стану, шахту свою открою», – стал думать.
Так и пошло – ни пить, ни гулять мужик себе не позволяет, от дружков откололся, знай только в забое уступ за уступом, лаву за лавой чешет-рубит. Получку получит и у себя в каморке в потаенное место прячет. Гордый ходит, хорохорится, ни на кого не глядит. Только с Шубиным время от времени в забое про жизнь удачливую общается. Попервах благодарил Шубина, а потом забываться стал, возгордился за себя, какой он рукастый да сметливый. Даже Шубин стал удивляться его переменам:
– Изменился ты, не надо бы так. Норовом потише будь, с товарищами помирись. Может, кто бедствует, копейкой помог бы. Деньги-то у тебя дармовые, мною поспособствованные.
– Будя учить-то меня, чертяка! – со злобой ответил мужик.
– Ну-ну! – расстроено вздохнул Шубин и тенью исчез в темноте, во владениях своих.
Вскоре подходит к мужику один из товарищей его, который на дальнем, очень сложном, забое рубит. Приболел он малость, выработка упала, домой в семью уже какую неделю передать нечего.
– Позычь, будь другом, два целковых, семье передачу надо сделать. Через недельку-другую отудоблю[14], выработка улучшится, я тебе возверну.
Разозлился мужик, незачем ему делиться с кем-то, не будет он таким простодушным:
– Бог позычит, отойди от меня!
После этого разговора собрался мужик на смену, спустился в забой, обушок в руки взял. Ударил им по пласту угольному, а он не крошится, как железный стоит, только искры посыпались. Как ни старался – не ломится уголь. Позвал в отчаянии Шубина, беду свою показывает.
– Это твоих рук дело! За что же ты со мной так?
– У товарищей своих спроси, в чем здесь дело, – ответил Шубин и исчез бесследно.
Смотрит мужик на товарищей, а у них дело ладно идет, никаких проблем нет.
Товарищи заметили его смятение, стали смеяться. Выскочил он на поверхность, даже без расчета домой засобирался. Оделся, сунул руку в потаенное место, чтобы деньги в карман переложить, а там вместо денег – опилки какие-то трухлявые. От неожиданности и от удивления оторопел мужик, чуть кондрашка его не хватила. Слава богу, что на самом дне нащупал немножко настоящих денег, не шубинских.
Поделом ему, гонористому такому. Не надо лодырничать да на дармовую деньгу зариться. Не надо товарищей гнобить и в беду затаптывать.
Мария Глубокая
В одном небольшом Деркульском селе жила-была пара недавно поженившихся молодых людей. Перебивались они кое-как, толком у них житье-бытье не получалось – то одного нету, то другого не хватает. Вот и говорит однажды муж Алексей своей молодой жене:
– Надумал я на рудники на заработки податься, заработаю деньжат, вернусь, хатенку поставим, коровку купим. Детей, слава богу, у нас пока что нет, поживи какое-то время у своих родных.
Сказал так и ушел. Взял в дорогу хлеба горбушку, сальца кусочек, чтобы перекусить, да свою любимую гармошку. Пришел Алексей на рудник и стал в забое подземном обушком желанные денежки зарабатывать. Получалось у него неплохо, исполнил бы задуманное, да гармонь на жизнь его сильно повлияла.
Как-то само собой в обычай вошло, как подходит вечерний час, так и просят его с гармошкой выходить, поиграть. А как только запоет его гармошка голосистая, так сразу вокруг него народ собирается. Стал Алексей известным на всю округу гармонистом, по свадьбам да по крестинам приглашаемым, стал и к рюмке прикладываться. Устроила раздольную жизнь деревенскому мужику его любимая гармонь.
Как-то по весне отдыхала рудничная молодежь, веселилась почти до рассвета, а как стали расходиться, подошла к гармонисту Алексею одна девица, задорно бровь изогнула, фигуру свою выставила и говорит с вызовом:
– Ну что, соколик яснокрылый, проводил бы до дому!
– Почему бы и нет, красота ненаглядная, конечно провожу, – расслабился Алексей.
Идут они по бережку, Алексей беседу завязывает:
– Красота ненаглядная, чья же ты есть?
– А нас все знают, отца моего Трофима Антоновича, забойщика с каменского участка, все уважают.
При этих словах сняла она платочек с головы, тряхнула немножко плечами, и волосы ее распустились ярким пшеничным снопом. Воистину красавица сказочная!
– Разве у шахтеров такие красавицы бывают?
– Как видишь! – улыбается она.
– Как тебя зовут?
– Для тебя буду Марией!
По-настоящему Мария полюбила Алексея, сильно и по-другому, чем отца с матерью, больше своей жизни. Понравились им степные просторы – выберутся они за околицу и гуляют до рассвета.
А в выходной день уйдут они далеко в степь, за курганы, присядут в высоких полевых травах и смотрят, как ветер зеленую волну по степи гонит, как колышутся травы, как облака плывут, а солнце за них то прячется, то выглядывает, прислушиваются, как дышит земля, как птицы перекликаются, пищат, курлыкают и наполняют степь тысячами напевок.
Пройдется Алексей на два-три шага вокруг, соберет букетик полевых цветов и про каждую былинку Марии целую историю рассказывает. Про сокирку, про чабрец, про душицу, про горицвет, про незабудку, про бессмертник, про василек или ромашку. Мария совсем молоденькая, светлая, доверчивая – слушает и льнет к Алексею. А он, малодушный, притаился, не говорит, что обвенчан уже с другой.
А народ на руднике понятливый, непритворный, примечающий только хорошее, решил что у них не шуры-муры, а к свадьбе дело идет!
В один из дней приехал из деревни Алексеев сосед, письмо от жены его привез. Признается она, что живет худо и очень бедно, что решилась она в скором времени также прийти на рудник к Алексею, может, и ей работа найдется, а может, домой на пару вернутся.
Задрожал Алексей при таких новостях, задумался над тем, как бы выкрутиться из сложившейся ситуации. Что бы такое придумать, чтобы хорошеньким перед женою предстать. Ничего лучшего не придумал, как злодейское дело сотворить с Марией. Хлебнул в шинке для храбрости и пошел за околицу в степь на свидание с Марией.
Встретились, Мария обрадовалась, в глаза Алексею заглядывает, а он злодейский замысел свой утаивает, тоже делает вид, что рад девушку видеть. Забалтывает свою дрожь, разговоры разные заводит – как, мол, дела, дома как, знают ли домашние, куда пошла?
– Хорошо у меня на душе, Алешенька! Дома сказала, что к подругам схожу!
Алексей хитрит, бредет все дальше, к старому угольному шурфу направляясь и девушку туда уводя. Подошли они к яме, которая в траве неприметной оставалась, да и столкнул туда Марию. Упала в яму бедняжка, только загрохотало, а в округе по степи таинственный стон пошел.
Очень быстро кинулись Марию искать.
– Не знаешь ли чего о дочери? – спрашивает Алексея ее отец.
– Не знаю, говорила, что уйдет с рудника. Разлад у нас получился. Давно не виделись.
На третий день после злодейского поступка Алексеева гнал старый пастух мимо шурфа стадо коз. Видит, что козы чем-то обеспокоились и возле какой-то ямы столпились. Подошел поближе, прислушался – из-под земли вроде бы человеческий стон исходит. Соорудил дед из веревок и старых веток лесенку и опустился в яму. Когда глаза к темноте привыкли, различил, что висит, зацепившись одеждой за корень, в стене торчащий, человек женского виду. Обвил веревкой свою находку и с большущим напрягом вытянул-таки страдалицу наверх.
Водой напоил, лицо обмыл и узнал девицу рудничную. Собрался за подмогой на рудник сбегать, а Мария просить стала:
– Дедушка, миленький, не надо меня на показ выставлять! Помоги мне поправиться, пожалуйста, тайно от всех, я тебя отблагодарю.
Старик согласился, устроил ее в своем жилище, козьим молоком питает, настоями из полевых трав отпаивает. Как окрепла Мария, силы ее восстановились, говорит пастуху:
– Вот тебе, дедушка, мои золотые сережки, моим отцом дареные. Снеси их в лавку к торговцу. За эти деньги купи шахтерскую одежку под мой размер.
Как старик выполнил это поручение, Мария остриглась накоротко, совсем под мужика, замаскировала свое лицо угольной пылью и пошла в контору в шахту наниматься.
– А ты что, впервой на руднике? Чего-то я тебя раньше тут не видал! Кем в шахте можешь? – спрашивает десятник.
– Могу стволовым, могу при конюшне, могу газомерщиком, – говорит Мария.
– Пойдешь газомерщиком! Завтра с утра выходи на работу!
Ходит Мария в образе газомерщика по шахте. Во все уголки заглядывает. Ясное дело, Алексея ищет. Все время молчком, с рабочими не говорит – это чтоб ее по голосу никто не опознал. Пуще глаза доверенную ей газомерщицкую лампу Вольфа оберегает. Лампа эта – штука капризная, заправляется керосином, фитилек эластичный имеется, подкруткой особой вниз-вверх регулируется, чтобы пламя или сильнее делать, или убавлять, повернешь не так – вообще погаснуть может. Горящий фитиль в этой лампе под стеклом помещается, по рискам на стекле газомерщик определяет, сколько в забое газу скопилось – так хитрый немец Вольф придумал.
Наконец подходит она к месту, где Алексей уголь рубит. Лампу свою за спину спрятала и тайком подошла к нему. Стала в сторонке за стойкой крепежной и глядит, как он кайлом породу чешет и сколотую породу бросает в санки. Остановился Алексей, чтобы дух перевести, тихо в забое стало.
– Алексей! – позвала она протяжно.
– Кто тут? – испугался мужик.
– Это я, Мария! К тебе явилась. Ко мне не подходи, тут Шубин рядом, шаг ступишь – пришибет тебя запросто. За что же ты убил меня, Алешенька? Не за мою ли к тебе любовь? Судить я тебя пришла! И слово мое будет таким: останешься ты навечно в темной шахте и быть тебе навек каменным человеком без сердца и без глаз.
Взмолился Алексей, на колени упал.
– Не губи! – взмолился. – Прости меня, заблудшего.
– Ну да ладно, – отвечает Мария, – я не злопамятна. Ты мне злом – я тебе добром. Живи, Бог тебе судья!
Рассмеялась и тихонько ушла, исчезла в темноте.
Вылез из шахты Алексей, спешно собрался и в свою деревню навсегда ушел. Как уходил, сказал дружкам:
– Страсть-то какая, Мария под землей бродит!
Тут по всему руднику шум пошел. Мария, мол, объявилась – привиденьем подземельным. Многим голос ее стал чудиться по забоям. Люди всякой тени сторониться стали, в шахту идти боялись.
Дело до начальства дошло. Привезли из церкви батюшку, отслужил он молебен, ничего не помогло. Уходить с рудника стали углекопы, приговаривая:
– Пропади пропадом она, эта шахта! Ужас как глубокая, воздуха не хватает, газу много, платят мало, а тут еще эта Мария. До добра это не доведет!
Призадумалось рудничное начальство, на уступки пошло, прибавило народу гривенник на упряжку. Все равно народ волнуется:
– Добавка-то хороша, спасибо. Только страшно. То один Шубин был, а теперь еще и Мария!
А Мария обдумала свой разговор с Алексеем и решила домой явиться. Темным вечером она постучала в окошко отчего дома. Удивился Трофим Антонович, когда дочку узнал.
– А ты знаешь, как на шахте ужасно говорят про тебя? – спрашивает.
Рассказала Мария отцу все, как было.
– Ну это хорошо, что так обошлось. Вот паразит какой Алексей! Но как бы так сделать, чтоб народ в шахту работать пошел? Боятся-то люди тебя. Уходят с нашей шахты.
– А очень просто! – отвечает дочь. – Завтра утром приоденусь и пройдусь по руднику. Скажу, что помогать тетке в деревню ездила.
Так и сделала. Народ ее увидел, радостно привечал, страхи свои забывая. Заработала шахта, и все вернулось на свой черед.
Только дед-пастух не выдержал, рассказал правду одному своему знакомому, тот – другому, через какое-то время весь рудник в курсе Алексеева злодейства был.
Дивились таким делам все люди в поселке, а шахту с тех пор стали звать «Мария Глубокая».
Чудный Иван
Благодаря обнаружению угля и организации первых шахт на рудниках стало собираться много разного народа. И молодежь удалая из окрестных деревень, и уже немолодые мужички. Очень самобытные и удивительные люди иногда попадались.
В те давние прошедшие времена, в какое-то зимнее время, появился на руднике один человек, в возрасте, совсем убого одетый, хилый здоровьем и заметно подслеповатый. На работу взяли его несложную – дверевым на дверях возле ствола. Жить устроился как получилось. Летом в шалаше в кустах у ручья, а в холодное время – в небольшой землянке, которую человеку несложно за день-другой вырыть в прибрежных крутых откосах. Зарабатываемых денег хватало ему на пропитание, а если что оставалось – без сожаления раздавал местным убогим, Христа ради просящим милостыни у рабочих людей.
Как и положено дверевому, стоял он на дверях – открывал и закрывал шахтные двери при прохождении людей, лесогонов или других грузов, для того чтобы сквозняки по забоям не гуляли и воздух не высасывали. Работа не сложная, но зябкая, потому что на ветру, который от сквозняков получается. В зависимости от погоды ветер разной силы возникает, на разные голоса воет и разные шумы создает.
Проходит мимо дверевого множество людей разного склада, разного характера и разной судьбы. Много разных рассказов от людей он выслушал, настоящих исповедей. И вот такой он был добросердечный и лагидный[15], что для каждого находил добрые слова, утешение и надежду каждому давал, чтобы не расстраивались бедолаги и не теряли веру в лучшее будущее. Не бог весть какое богатство такие слова, понимал это Иван – такое этого мужика имя было, – и все чаще у него возникало желание как-то неожиданно разбогатеть, чтобы была жизнь безбедная и чтобы страждущим людям можно было настоящую помощь оказывать.
Однажды стоит Иван на посту и видит, кто-то с забоя с огоньком идет. Ясно, что непростой человек, а кто-то из начальства – про стым забойщикам лампочки не полагались. Подошел огонек поближе – оказался знакомый штейгер, горный мастер значит.
Присел подошедший, чтобы передохнуть, и разговор завел, как по приличному положено.
– Как живешь, Иван?
– Я-то ничего, а вот многие из наших – худо!
– А почему так?
– Пьют много, дерутся, здоровье ни к черту.
– Ну и много таких, кто пьет?
– Да многовато будет. Вот, надысь, Мишка Соленый всю свою получку недельную пропил в шинке! Женка его уж так плакала и убивалась! Мишка, хоть и виноват, пропойца, отвечает с гонором, что это он в забое деньгу добывает, поэтому что хочет, то и будет делать с ней. А семье его жить как?
– Понятно, – отвечает штейгер.
– Ребят-сирот голодающих жаль, стариков бездетных и инвалидов жаль. Кто им поможет?
– Э-э-э, да ты совсем угодник святой!
– Не угодник я, а только было бы у меня много денег, я бы всем помощь оказал, для стариков, увечных и для заблудших святую богадельню воздвиг бы. Для рабочего брата – баню, а для женщин – прачечную.
– Ты смотри какой! Но на все это денег надо многовато! Не меньше, как тыщ двадцать золотом, – смеется штейгер.
Смутился Иван, помолчал, а потом спрашивает:
– А где же это золото взять? Вот уголь мы добываем в шахте, а золото, оно где? В шахтах бывает?
– Бывает, но только редко.
– А каково оно, золото, как его распознать, если наткнешься?
– Золото желтое, блестящее и не ржавеет.
– Понятно. А много ли золота надо, чтобы двадцать тыщ получилось?
– Ну, думаю, примерно с полпуда надо. Что ты так заинтересовался, еще с ума свихнешься, если про такое думать будешь.
– Прости, Господа ради, добрый человек. Спасибо, что поговорил со мною, с недостойным.
Поговорили, штейгер пошел дальше, а Иван долго еще сидел не шевелясь, задумавшись. И вот с этой самой поры словно случилось с ним что-то. Людей стал сторониться, стал часто уходить в лесок, за породные отвалы, выискивать стал что-то. Ежели кто к нему из людей станет приближаться, вскочит и прячет то, что в отвале породном нашел.
Народ это быстро заметил, любопытствовать стал, мужики с расспросами к Ивану приставать начали.
– Ваня, что ты ищешь в породе-то? Сказал бы нам, мы бы тоже поискали!
Иван не смущается и серьезно отвечает:
– Да, ищу. Но не могу сказать, а то удачу спугну. Придет время, сами все узнаете!
Посмеялись мужики. Удивились. Умом тронулся, что ли? От греха оставили Ивана в покое. Потом стали замечать, что веселее становится Иван, как вроде бы денежку какую нашел. А Иван еще более добросердечным стал. Всем – и молодицам, терпящим от пьяных мужей, и старикам обессилившим, и мужикам разболевшимся – стал тихо и уверенно вещать, чтобы потерпели, потому что скоро многое изменится к лучшему. Незаметно как-то прилепилось к дверевому Ивану прозвище – Иван Чудный.
А выпившим мужикам ужасно любопытно бывало, что же такое Чудный Иван задумал, что ищет? Один из них, Мартын Погорилый, подкрался к спящему Ивану и стал рыться в его котомках. Нащупал оклунок небольшой, но очень тяжелый. Развязал, а оттуда золото засверкало, словно богатство несказанное. Присмотрелся, а это капельки окатыши медного колчедана, действительно похожего на золото. Рассказал Мартын собутыльникам своим, что обнаружил. Поняли мужики, в чем дело: и чудаковатость человека поняли, и лагидность его, и неумелую скрытность.
Оставили в покое Ивана, на всю оставшуюся жизнь ставшего Чудным. При этом чудо еще сотворилось, несколько мужиков из-за такой истории пить перестали. Иван исчез с рудника после того, как объявил, что в Луганск по делу съездит и вернется, чтобы баню и прачечную построить. Ушел с тяжелой котомкой за плечами, и больше его никто не видел.
Шахта, на которой эта история случилась, выработалась, ее забросили. И до сих пор по нашему краю у стариков спор идет, где такая шахта была. Кто говорит – в Ирмино, кто – в Долиновке, кто – в Ольховатке.
С тех пор, если среди угля начинают попадаться шарики медного колчедана, золотистого на цвет, то такой угольный пласт, а то и всю шахту называют Чудным Иваном.
Аршинка – мягкий и податливый угольный пласт
Особая история Донбасса – это история шахтных угольных пластов. Разные пласты угольные бывают: и толстые, и тонкие, и пологие, и крутые, и сухие, и подтопленные. И по цвету разные, и по твердости. Прозвища пластам народ давал самые разнообразные: Зайчик, Алмаз, Мазурка, Булат, Мандрыка, Баклажанка. Этих пластов настолько много, что местным краеведам пришлось новую науку создавать – стратонимику. Науку об угольных пластах, об их характеристиках и о происхождении их наименований.
На одном небольшом Лисичанском руднике выработалась старая-престарая шахтенка. Был уголь и в один день все – закончился. Может, если копнуть в глубину, новый пласт обнаружится, но как и кому копать в те времена было? Горные мастера поступили по простому: собрали инвентарь и материалы, какие были, и перевезли на другую шахту этого же хозяина. Углекопы тоже собрали нехитрые пожитки, побросали свои землянки и со своими семьями следом покочевали на новое место. Буквально через месяц на месте оживленного шахтерского поселка остались заброшенные хатки, землянки и огороды, пустырь, тоскливое место.
На некогда шумном пятачке осталась только одна маленькая девочка Аришка, лет десяти от роду, сирота. Жила до этого она с отцом в землянке плохонькой, по сути, в норе земляной, весною отец ее заболел и умер.
Так и пришлось ей в степи жить одной. Начались холода. У заброшенной шахты сыро и страшно. По степи ветер гуляет и на разные голоса воет. Для прокорма надо ребенку на заброшенные огороды проходить и выбирать там редкую картошку, свеколку, морковку, кукурузу. А чтобы от холода не околеть, стала Аришка собирать хворост, обломки крепления шахтного и разные пни старые.
Пошла она однажды за ветками к дальнему Лисичьему оврагу, а там не подступиться, не пролезть – терновник густой. Заметила тропку звериную, стала пробираться по ней в овраг, а на полпути соскользнула и свалилась в какую-то яму. Осмотрелась – это угольная яма, дикими лисицами разрытая. По бокам, среди глины и осыпи мелкого песчаника, увидела угольный пласт, черным цветом в глубине поблескивающий. Стала Аришка ежедневно туда ходить и уголь в сумки набирать, натаскала в свое убежище приличную кучу угля. Натаскала еще и камней, очаг соорудила в нише, поближе к выходу. Попробовала однажды, разожгла хворост, потом на его жар угля наложила – уголь разгорелся, тепло стало. Обрадовалась сиротинушка – холода зимние пережить можно будет.
С наступлением холодов и снежных дней Аришка затыкала тряпьем щели в двери, со старой заброшенной землянки перенесла маленькое слюдяное окошко, в глубь норы, подальше от мороза, отодвинула кувшин с водой и круглосуточно стала поддерживать угольную топку в очаге.
От тепла и мертвой тишины стала много спать, потому что во сне ей видится чистая горница, стол, полный хлеба, пирогов да душистой каши. А в горнице этой и батюшка ее умерший, и матушка, которую она и не помнит почти. Приятно смотреть такой сон, но как только хочет хлеба взять или к матушке приласкаться, просыпается. И долго потом лежит с открытыми глазами и слушает вой ветра да тявканье диких лисиц.
В один такой день уловила Аришка необычные звуки у своего жилища. Скрип снега под ногами большого и сильного человека, разговор человеческий и конское ржанье зычное. Приподнялась, смотрит в окошко, а невдалеке стоят сани с парой лошадей. На санях сидят мужики и громко о чем-то рассуждают. Бросилась к двери, а дверь ее, собранная из обрезков, подобранных на отвале пустой породы, оказалась снаружи снегом привалена, открыть только с большим трудом можно.
Аришка сунула свои ножки в тряпичную обувку-обмотку, дверь отодвинула и, слава богу, что худенькая, протиснулась на свет божий. Подошла к саням и с удивлением стала рассматривать богатую одежду на сидящих там мужиках. На ногах подшитые валенки, на плечах меховые шубы с высокими воротниками, на головах шапки-ушанки, снегом припорошенные. Сидят и обсуждают, куда дальше ехать, чтобы угольные пласты искать. Желательно найти бы крутой овраг, дождями да весенними водами размытый, и полазить в нем, обследовать, нет ли выходов угольных пластов на поверхность. Жаль только, что снегопад прошел да поземка приспела, дело поисковое усложнила.
Обошла Аришка сани, низкорослыми тяговыми лошадками запряженные, и оказалась на виду у мужиков. Мужики от неожиданности притихли, потом удивляться стали:
– Господи, а ты откуда? Чья ты будешь? Что же ты, мелюзга такая, дай бог, если с аршин росту будет, здесь делаешь?
Стали выпытывать у сиротки про жизнь ее горькую, при этом Аршинкой ее называя. Да между слов сказали, что поиском угля они занимаются, хозяин такое задание дал. На вопрос, как же она на таком холоде не замерзла, Аришка рассказала, что приютилась она в нише земляной, устроила там очаг, в котором круглосуточно уголь горит, угля в дальнем Лисичьем овраге очень много, она еще с осени натаскала.
Приезжие оживились, стали просить малолетку:
– Сделай милость, детка, покажи нам это место, мы тебя очень хорошо отблагодарим.
Согласилась Аришка на уговоры, дверь своего жилища задвинула на место, забралась на санки и махнула рукой за горизонт:
– Укажу вам это место, поехали вон к тем терновым кустам, вдалеке темнеющим.
Доехали до оврага, остановились, смотрят на крутые обрывы. Дикое место, непролазное, шиповник, терновник, валежник. Как тут можно поиск произвести?
Аришка подсказывает мужикам, что в угольных пластах дикие лисы нор нарыли и живут там, надо смотреть на тропинки следов и по ним пролезать.
Наткнулись на звериную тропку быстро, по ней продрались через терновник в глубину оврага и там обнаружили и множество нор звериных, и угольный пласт. Набрали мужики угольных камней в свои сумы походные, уголь этот оказался и мягким, и податливым. Довольные сложили все в сани, укутали Аришку в меховой полог и отправились в обратный путь. На прощание посоветовали диким зверям – вроде бы звери могут это услышать и понять – уходить отсюда в другой овраг, т. к. по весне придут сюда люди, начнут материалы завозить и шахту новую обустраивать.
Выходы угольных пластов на поверхность
Один из мужиков забрал сиротку, которую он беспрестанно Аршинкой называл, с собой в поселок. Семья этого мастера была немалая, и один дополнительный рот ему не помехой, а, наоборот, в радость будет. Потому что хозяин за открытие пласта угольного – а найти пласт помогла Аршинка – дал хорошую денежную награду. Приемной дочерью стала мастеру Аршинка.
Весною у оврага, где нашли добрый уголь, заложили новую шахту. Угольный пласт с мягким и податливым углем назвали Аршинкой. Уголь с этого пласта стал пользоваться популярностью у населения. Горел он очень хорошо, бездымно, ровненьким жаром, на нем и пищу готовить удобно оказалось, и жилища обогревать хорошо.
С детства своего помню, когда отец собирался в шахткоме заказывать уголь нам на зиму печку топить, мать ему напоминала, чтобы уголь обязательно с Аршинки был.
Наша любимая шахтерская дочь Фрося
Много есть на Донбассе сказов про людей сильных характером, но в большинстве своем – это про сильную половину, про мужчин. Но на этой земле есть и женщины сильные характером, с несгибаемой душевной силой, находящие радость в каждом божием дне. Такие женщины – это настоящая опора мужчинам и защита своим деткам. В этом смысле очень показателен сказ про Фросю – дочь шахтерскую, который, чтобы никто не сомневался, родился именно в нашем уголке донбасского края.
В давние времена на одном небольшом руднике жила совсем обычная семья. Муж Игнат был углекопом, жена его Катерина, верная его подруга, красивая, спокойная, добрая женщина, смотрела за семьей и домашним хозяйством. Было в этом небольшом хозяйстве три курицы с петухом и две козы молочные, чтобы детей кормить, вишня ветвистая под окном, яблонька молодая напротив крыльца, куст сирени у калитки, несколько грядочек с укропчиком, лучком-цыбулькой и прочей огородной зеленью, а также букетики астр, мальвы, ромашек и ноготков в палисаднике.
Почти что каждый год Катерина рожала ребеночка, и каждый раз это оказывалась девочка. Когда родилась у этой пары пятая девочка, то стали мужики над Игнатом смеяться, подкалывать его, слабаком и бракоделом называть.
Через какое-то время еще две девочки у них нашлись. С этого момента стали Игната прозывать Семикозом – так у нас кличут тех, у кого семь дочек, семь симпатичных и шаловливых козочек, и ни одного сына – козлика. Кстати, тех отцов, у кого семь сынов и ни одной дочки, у нас кличут Семибратом.
Очень большая злость мужика разбирала из-за этого. Как посмотрит на свою семейку, на жену с дочками, набычится, сверкнет глазами, закурит, присядет на завалинку и думу думает. Как же хочется, чтобы пацан хотя бы один был. Злым, вспыльчивым, ершистым стал. По любому случаю набрасывался на жену:
– Ты, фифа лопушистая, особо не форси! Давно ремнем тебя не отхаживал? Зараз получишь у меня.
Таким образом каждый божий день, даже по несколько раз на дню, до слез свою жену доводить стал. Потопает Катерина в сараюшку, поплачет там от души, с курочками и козочками пообщается, успокоится и продолжит дальнейшие свои домашние хлопоты. А девочек своих увидит, они ее облепят, общебечут, так и забудет про мужнину напрасную обиду.
Однажды вечером, когда они своей большой семьей поужинали, показалось им, будто кто-то плачет за калиткой. Вышли, смотрят, а там прямо на траве ребенок лежит, укутанный в тряпки, подкидыш значит. Взяла женщина ребенка, внесла домой, а муж ворчит:
– Нашли кому подбросить! В дом зачем тащишь?
Но тут интересно ему стало, кто же там в тряпках? Может, хлопчик!
– Давай посмотрим, кто это. Разверни!
Оказалось, что и это девочка.
– Ой, господи! Убирай ее куда хочешь, хватит и своих девок. Неси ее околоточному участковому, пусть он разбирается с этим добром.
Унесла Катерина дитя от мужниных глаз да в сараюшке и спрятала. Ходит туда коз доить, заодно и подкидышку доглядает. Удивительно, девочка эта понимающей оказалась, настроение кормилицы чувствует, молча лежит, лишний раз не пикнет. Как стало во дворе холодать, приемная мама ее в хату взяла. Авось, заработавшийся муж не заметит и не поймет. Где семь девочек, там и восьмая незамеченной в хате проживет.
В самом деле, муж действительно ничего не заметил, так оно и обошлось.
Прошло лет семь-восемь, Игнат стареть начал, спокойнее стал, подобрел с годами, на подросших дочек с радостью посматривает. Бывало, затеет в хате возню с девочками – они на него насядут, шутя с ног валят на топчан, а он, обороняясь от них, кричит играючи:
– Караул! Женский отряд напал на меня! Спасите-помогите!
А девочки веселятся, шумят еще громче.
Однажды во время такой возни Игнат скомандовал:
– Женский отряд, по росту в одну шеренгу становись!
Выстроились в ряд все девочки. Отец стал их считать: одна, вторая, третья… что за дела? Восемь душ насчиталось. Обалдел:
– Эй, жена, Катерина! А почему девок у нас восемь? Меня ведь Семикозом зовут, не Восьмикозом.
– Так а сколько, восемь же и должно быть!
– Да ладно тебе, хватить меня за лопуха считать. Неужели это та, подкидышка, у нас осталась. Это сколько же лет прошло, а ты мне ничего не сказала!
– Да! Мы уже выросли, мы уже большие. Посмотри на нашу Фросечку, какая хорошенькая, какая ласковая получилась.
И указывает Катерина на девочку, которая так и приросла к Игнату, обнимая его своими ручонками. Игнат посмотрел на ребенка – настоящего ангелочка, подобрел, заулыбался и на девочку, и на жену:
– Ах вы мои хорошие, ах вы мои интересные.
Так и загладилось давнее ослушание Катеринино. Ни к какому околоточному она тогда и не подумала обращаться, сердцем своим добрым прикипела к подкидышке. Не сразу, а после многих раздумий дала она найденной дочери имя Ефросинья, по-простонародному – Фрося. Видела Катерина, что этот ребенок в радость ей оказался и характер свой довольно рано проявил. Девочка спокойная, сдержанная на эмоции, очень настойчивая и трудолюбивая. Всегда чем-то занята: куклам одежду шьет, маме помогает по дому, папа с работы придет – к нему ластится, по-детски за ним ухаживает и все в его делах понимает. На все дела ее хватает, и на друзей тоже.
Правда, подруг у Фроси почти что не было, всегда она держалась компании мальчишек и в детских играх ни в чем им не уступала.
Пока Игнат любовался самой младшей девочкой, старшие сестры ее уже выросли и постепенно одна за другой стали выходить замуж. Одна, потом другая, третья – вскоре одна Фрося дома осталась. Притихли родители и однажды признались один другому, что боятся одинокими остаться, не знают, что делать без Фроси будут, если и она замуж уйдет.
С возрастом Игнат обветшал, стал меньше угольную выработку давать, меньше платить ему стали, нужда в их хату постучалась. Однажды вечером Фрося сообщила приемным родителям о своем решении:
– Пойду завтра на рудник на работу наниматься. Все работают, и я буду.
Родители притихли, но возражать не стали. Пошла Фрося утром на рудничный двор и нанялась присматривать за шахтными лошадьми, занятыми на подвозке крепежных бревен у лесогонов. Так и началась ее трудовая жизнь.
Со временем Ефросинье пришлось много разных рудничных дел освоить. Прежде всего побывала лесогоном, со своими лошадками лес в забой подавала, потом работала грабаркой на погрузке угля, потом глыбы породные выбирала с угля, потом кайлом углубляла проходы в породистых подложках. Со многими тяжелыми трудовыми обязанностями обзнакомилась.
Сотрудники по забою не уставали дивиться на нее и нахваливать:
– Ты смотри, не мужик, а какая сильная и сноровистая, устойчивая. Как ладно у нее труд получается! На ее дела смотришь и самому легче становится.
Взрослеть Фрося стала, а с возрастом и душою своей доброжелательной раскрылась, краше и пригожее стала, статью своей и стройной, и ладной сформировалась. Во всей округе Каменской второй такой не встретишь. Мужчины-сотоварищи уважали ее и хорошего жениха найти при каждом удобном случае желали.
Вроде бы к этому дело и шло. Заприметил Фросю один молодой забойщик, Ефремом звался. Добрый парень, путный и толковый, местный батюшка Эфраимом его кликал. На первый взгляд мог показаться он малость угрюмым и замкнутым, но при близком знакомстве становилось ясно, что это он сдержанный такой и настойчивый, с независимым характером. Быстро осваивает любое дело, мастеровит на все руки, горазд на технические выдумки. По-настоящему присох он к девице.
Но, как часто бывает, Фрося вроде и не замечала такого молодца. Приглянулся ей другой удалец, молодой офицер, красавец из 13-й роты военного полка, расквартировавшегося в ближнем селе по речке Камышевахе. Все бы ничего, но по осени полк должен был сняться и уйти в столицу, в Санкт-Петербург город. Вот этот красавец и сманил Ефросинью в столицу. Ничего не обещал, но она поехала за ним не задумываясь.
Привез офицер Фросю в столицу, представил ее своей родне и объявил:
– Жениться хочу на моей любушке!
Семейство офицерово спокойненько так ему ответило:
– Чего это ты вздумал! У тебя головка как, не бо-бо? Кто она для нас такая? Безродная, недостойная.
И отправили своего отпрыска в полк, который уходил на Кавказ. Сами же стали подыскивать ему невесту из какого-нибудь столичного семейства. Ефросинью, пригожую и статную, передали в театр, сцены драматические представлять.
Талантливый человек талантлив во всем! Очень быстро достигла Ефросинья вершин и в театральном деле, стала она настоящей известной примой. Пошли гулять о ней восторженные впечатления по столичным знатным домам. Дошли они и до царского дома. Дала команду царица, Катерина по имени, доставить Ефросинью к ней во дворец, чтобы посмотреть на это чудо своими глазами.
Когда доставили Фросю во дворец, царица очень довольная осталась. Долго и с гордостью толковала своему окружению и всяким гостям заграничным, как прекрасно ее государство, то есть Россия, сколько достойных и талантливых людей имеется в нем. И определила Ефросинью в свою особую группу фрейлин. Велела быть ей на всех увеселениях, представлениях, маскарадах и прочих забавах дворцовых.
Так вот и началась новая праздная жизнь для Фроси, не то что тяжелая шахтерская жизнь на родном руднике донбасском. Какое-то время эта веселая жизнь была ей в удивление, в охотку, но быстро вся бестолковость надоела ей, и она заскучала. А заскучав, вспомнила Ефрема далекого, того самого, и загрустила.
В это же время Ефрем, находясь на руднике, узнал, что его зазноба в столичном городе оказалась, и дошло до ума его, что если он не отыщет ее прямо сейчас, то никогда больше и не увидит. Собрался Ефрем и тут же подался в Санкт-Петербург. Кое-как устроился и сразу же пошел по городу, поближе к разным присутственным местам, выискивать и выспрашивать про Ефросинью. Первое время сплошная непонятка у Ефрема получалась, никаких новостей, опрашиваемые им простые люди никак не понимали, что парня интересует, что он ищет. Но постепенно удалось ему подступиться к более важным личностям, которые слышали что-то о молодой театральной красавице в царском дворце, и предположили, что это и есть Ефросинья.
Перебрался Ефрем к ограде царского сада и целыми днями, и в погоду, и в непогоду, устроился простаивать у калитки в надежде хотя бы случайно увидеть Фросю. Досветился он там до того, что царские караульные его приметили. Доложили своему начальству, мол, проверить бы надо этого человека, вдруг окажется злодей какой.
Взяли Ефрема, в караулку привели, допрашивают, а он говорит:
– Не злодей я, а серьезное дело у меня, проведите меня к государыне, только ей скажу все.
Офицер караульный доложил государыне Екатерине, что непонятного человека задержали, целыми днями у забора сторожащего. Царица рассердилась и велела знатно выпороть человека задержанного и прогнать прочь. Но в самый последний момент сменила гнев на милость и заинтересовалась, может, что неординарное пришлый человек знает:
– Постой-ка, постой. Давай этого человека сюда. Это же интересно, что он ищет у нашего царского дома.
Привели Ефрема, смутился он перед государыней, но очень толково всю свою историю изложил и признался, что пуще жизни любит свою Фросю.
Царица тут же сообразила забавную игру с молодыми людьми. Условие Ефрему объявила, что если сегодня вечером узнает он свою зазнобу среди сотни молодых женщин и девиц только по одной руке, вместе с сотней других тянущихся к нему из-за театральной занавеси, то отпустит она Ефросинью к Ефрему и наградит их достойно.
Ефрем не дрогнул, не растерялся и в этот же вечер на сцене домашнего театра, на виду большой праздной публики, среди множества разнообразных женских рук, тянущихся к нему, узнал руку Фросину.
Немало удивилась государыня, как это он определил свою девицу по одной только руке.
– Это очень просто, – отвечал Ефрем, – шахтерский труд на всю жизнь руки человека метит, метками не простыми, а угольными, въедающимися в кожу человека синими отметинами.
Увидел он такие отметины только на одной руке, рука эта ему самой родной показалась.
Подступилась царица к Ефросинье:
– Скажи, милочка, по совести, где ты хочешь жить? Где тебе будет лучше – здесь, в моем царском дворце, или в степном пыльном донбасском руднике?
Конец ознакомительного фрагмента.