Глава 1
«Мистер Эдвард Олкотт, брат графа Грейлинга, преждевременно скончался во время своего последнего странствия по Африке. Печальным является тот факт, что в течение своих двадцати семи лет он не смог совершить ничего примечательного».
Ему срочно нужен скотч.
Но долг требовал, чтобы он оставался в Эверморе, их родовом поместье в Йоркшире, и выражал благодарность тем немногочисленным лордам и леди, которые присутствовали на похоронах его брата-близнеца.
– Рад, что это был не ты, Грейлинг.
– Такой прекрасный танцор, хоть порой и переступал рамки приличия во время вальса.
– Жаль, что он ушел, ничего не достигнув.
– Он спаивал меня больше раз, чем я могу сосчитать, говорю тебе.
Признания продолжали сыпаться на него, рисуя портрет прожигателя жизни и повесы. Не то чтобы графа когда-либо раздражали высказывания о том, как ведет себя младший брат. Но сегодня, будучи неимоверно правдивыми, эпитафии докучали ему.
Друзья его детства, герцог Эшбери и виконт Локсли, стояли рядом и также принимали соболезнования, поскольку все знали, что эти четверо были друг другу как братья и воспитывались отцом виконта. Хотя ему не представилась возможность поговорить с ними до похорон, он уже хотел, чтобы они уехали. Однако вместе с Минервой, женой Эша, они останутся здесь на ночь. Джулия пригласила их погостить, думая, что муж захочет провести время с ними. Она ошиблась, но он знал, что за ее поступком стояли благие намерения.
Любезно выражая свою признательность тем, кто пришел, она оставалась идеалом красоты даже в черном. На ее плечи легла забота о проведении всех мероприятий, рассылка траурных приглашений, общение с викарием касательно службы и забота о том, чтобы гости могли утолить жажду перед отъездом домой. В течение всего дня у него не было возможности остаться с ней наедине, но он, честно говоря, даже не знал, что сказать ей. После его возвращения между ними все чаще повисало неловкое молчание. Он понимал, что нужно измениться, причем сделать это быстро.
Когда последняя карета покатилась по дороге, Джулия подошла к нему, обняла за плечи и слегка сжала их.
– Я рада, что все закончилось.
Даже с округлившимся животом она оставалась самой изящной женщиной, какую он когда-либо видел. Она протянула руку в черной перчатке к его лицу и дотронулась до щеки.
– Ты выглядишь уставшим.
– Долгая выдалась неделька.
Он вернулся из путешествия десять дней назад. Он скорбел всю долгую и трудную дорогу домой. Сегодняшний день был лишь формальностью, чем-то, что следовало пережить, прежде чем двигаться дальше.
– Тебе не мешало бы выпить, – сказал Эш, когда он, его жена и Локк присоединились к ним.
– Я знаю, – заверил он своего давнего друга. Он провел их в холл и, обняв Джулию за талию, сказал: – Вы нас извините, дамы?
Джулия колебалась. В ее прекрасных голубых глазах роилась тысяча вопросов. Он не собирался избегать ее, но отчаянно хотел выпить и надеялся, что она ошибочно примет это за желание провести время наедине со своими друзьями. Внимательно посмотрев на него, она кивнула:
– Да, конечно. – А затем, повернувшись к Минерве, мягко улыбнулась и сказала: – Я попрошу принести нам чаю.
– Мы скоро, – заверил он женщин и направился вперед по коридору. Друзья не отступали от него ни на шаг.
Войдя в библиотеку, он бросился к буфету, разлил скотч в бокалы и поднял свой со словами:
– За моего брата. Пусть он покоится с миром. – И одним глотком выпил его содержимое.
Эш сделал небольшой глоток и, выгнув бровь, произнес:
– Такое вряд ли произойдет. Эдвард, что ты замыслил?
Он застыл, судорожно пытаясь придумать, как снять с себя подозрения, но на карту было поставлено слишком многое. Он подошел к окну и устремил свой взгляд на шпиль деревенской церкви, где всего несколько часов назад прошли его похороны. Вдалеке виднелась дорога, по которой черный стеклянный катафалк вез гроб, полированный шеллачной политурой, с рельефными лепными украшениями и блестящими металлическими ручками. Плакальщики сопровождали его к семейному мавзолею.
– Когда ты понял, что я не Альберт?
– Незадолго до начала похорон, – ответил Локк.
– Ты что-нибудь сказал Джулии?
– Нет, – заверил его Эш. – Мы думали, что лучше держать наши подозрения при себе, пока мы не убедимся в своей правоте. Что, черт возьми, здесь происходит?
– Я пообещал Альберту перед смертью, что сделаю все, что в моих силах, чтобы Джулия не потеряла ребенка, – ответил он. – За время их короткого брака у нее случилось три выкидыша. И нам показалось, что единственный способ не волновать ее в этот период – выдать меня за него. Мне нужно знать, как ты догадался, что я – это не он. Если Джулия что-то заподозрит…
– Ты сошел с ума? – взревел Эш.
– Говори тише, – предупредил он. Ему не хотелось, чтобы слуги подслушали их разговор.
– Ты действительно веришь в то, что сможешь обмануть Джулию и она поверит, что ты – это Альберт?
Он делал это уже целую неделю. Он убедил всех: слуг, викария, нескольких плакальщиков, Джулию. Но не этих двоих, в чем и заключалась его проблема. Он развернулся и заявил:
– Альберт не дал мне выбора, я должен выполнить его просьбу.
– У нее уже слишком большой срок для выкидыша, – заметил Локк, стоявший плечом к плечу с Эшем, словно вместе они могли убедить его в безрассудстве принятого решения. Как будто он не знал об этом сам.
Эдвард сердито посмотрел на него:
– Можете пообещать, что сохраните все в тайне? Вы знаете, как она его любит и как сильно он любил ее. Разве ее сердце не разобьется, если она узнает, что его убили? Разве ей не может стать плохо от горя?
Тяжело вздохнув, Локк двинулся к буфету, схватил графин и налил себе еще скотча. Хотя Эдвард знал, что он попал в точку, это не принесло ему желаемого удовлетворения.
– Ты хоть представляешь себе, что будет с Джулией, когда этот обман раскроется? – спросил Эш.
Вот об этом он думал все время – и когда пробирался сквозь джунгли с телом брата на руках, и когда плыл в Англию, и когда ехал в фургоне с гробом, в котором покоилось тело графа Грейлинга.
– Ее мнение обо мне станет еще хуже. Я думаю, что она запустит в меня первым попавшимся под руку предметом, чтобы нанести смертельную рану. Она будет опустошена, ее сердце разобьется, а жизнь погаснет.
– Именно поэтому ты должен во всем признаться и сейчас же прекратить этот обман.
– Нет.
– Тогда это сделаю я, – заявил Эш и направился к двери.
Эдвард преградил ему путь, когда он потянулся к задвижке.
– Только прикоснись к двери – и живо окажешься на полу.
Эш уставился на него:
– Я отказываюсь принимать в этом участие.
– Возможно, ты старше и носишь более высокий титул, но это тебя не касается.
Покачав головой, Эш выпятил подбородок:
– Напротив, очень даже касается. Локк, скажи ему, что он дурак и не должен этого делать.
– К сожалению, я с ним согласен.
Ошеломленный, Эш повернулся к Локку. Человек, во мнении которого он не сомневался и считал своим союзником, присел на край стола с бокалом скотча в руках.
– Ты не думаешь, что это плохая идея?
– Я убежден, что это худшая идея, которая может прийти в голову англичанину, отправившемуся в крестовый поход. Но он прав. Это не наше дело, и у нас нет права голоса.
– Может, тебя и не заботит Джулия. Но мне не все равно.
– А если Эдвард прав и известие о смерти Альберта отразится на ее беременности? Если она потеряет последнее, что их связывало? Кем ты будешь себя чувствовать?
Эш обмяк и отступил назад.
– Я любил Альберта, как брата.
– Любить кого-то, как брата, – это не то же самое, что быть его братом, – сказал Локк. – Не говоря уже о том, что нас не было вместе с Альбертом, когда он испустил последний вздох. Мы не слышали последних слов Альберта и не были свидетелями отчаяния, которое могло привести его в замешательство.
– «Стань мной, – задыхаясь, шептал он. – Стань мной». – Эдвард никогда не представлял себе, сколько силы можно вложить в два маленьких слова из девяти букв.
– Почему ты всегда так чертовски логичен? – спросил Эш.
Локк поднял свой бокал:
– На твоем месте я бы не жаловался. Моя логика помогла тебе завоевать жену.
Покачав головой, Эш снова обратился к Эдварду:
– Ты действительно хорошо подумал? На каком она сроке? Между шестым и восьмым месяцем? Тебе придется несколько недель изображать любовь к Джулии, хотя вы двое никогда не ладили и весь Лондон знает, что вы едва можете находиться в одной комнате, – сказал он, искренне веря, что Эдвард поставил перед собой непосильную задачу.
Если бы все было так просто. После того неожиданного поцелуя в саду несколько лет назад она едва терпела его присутствие. Не то чтобы он винил ее. В течение всего этого времени его поведение было далеким от идеала.
– Я обдумал все варианты.
Эш нахмурился и сжал руки в кулаки:
– Если ты будешь придерживаться взятого тобой курса, катастрофы не избежать.
– С катастрофой я как-нибудь справлюсь. Главное – избежать ее до рождения ребенка. Я знаю, это будет непросто. Последние десять дней были ужасными: я пытался вести себя рядом с ней, как Альберт, и знаю, что справился не слишком хорошо, потому что она изучает меня как головоломку, которую не может разгадать. Я полагаю, что она объясняет мое странное поведение пережитым от потери брата горем. Но я знаю, что не могу и дальше использовать это как оправдание. Поэтому мне нужно знать, чем я выдал себя. Как вы поняли, что перед вами я, а не Альберт?
– Я не знаю, смогу ли помочь тебе, – сказал Эш. – Обман мне не по душе.
– Ты думаешь, мне все это нравится? – В голосе Эдварда слышались боль и отчаяние, сопровождавшие его все эти недели самобичевания. – Я убедил его пойти со мной, преследуя эгоистичную цель – попутешествовать с ним в последний раз. Я хотел, чтобы он выбрал меня, а не ее. И это стоило ему жизни. Все, на что я могу рассчитывать сейчас, это сделать так, чтобы моя затея не стоила ему еще и жизни его ребенка. Ребенок – это единственное, что осталось от моего брата. Я бы отдал все, чтобы оказаться на его месте, но прошлое не изменишь. Поэтому я могу сделать для брата только одно – сдержать данное ему обещание. Неважно, какой ценой. Неважно, какой безумной кажется эта идея, но только так можно гарантировать, что Джулия не потеряет ребенка. Помогите мне. Если вы действительно любили Альберта, как утверждаете, то помогите мне.
Глубоко вздохнув, Эш подошел к буфету и налил себе скотча.
– Мы знаем вас с тех пор, как тебе исполнилось семь. Хоть внешне вы идентичны, у вас совершенно разные манеры. Ты не трешь правое ухо.
– Черт возьми, точно!
Он до боли потер ухо. В возрасте пяти лет Альберт оглох на правое ухо после того, как Эдвард столкнул его в холодный пруд. После того случая ухо время от времени болело и Альберт потирал его, особенно размышляя над чем-то. Обычно он думал о том, как наказать Эдварда за очередную выходку.
– И ты пьешь слишком много скотча, – сказал Локк. – Я не думаю, что ты перестал это делать.
– Нет, но я пью после того, как она ложится спать.
Эш сузил глаза.
– Ты не спишь с ней?
– Господи, с чего бы это? Я не собираюсь делать из своего брата рогоносца, пусть он и мертв.
– Не могу говорить за Альберта, но я занимаюсь любовью со своей женой. Она засыпает в моих объятиях.
– Потому что ты по уши влюблен.
– Он тоже был влюблен.
Эдвард покачал головой:
– У каждого из них своя спальня. Я в безопасности.
Эш наклонил голову:
– У нас тоже.
Выругавшись, Эдвард наполнил свой бокал до краев, подошел к гостинному уголку у камина и опустился в кресло. Конечно, Джулия сказала бы ему, что он должен делить с ней постель. Если только она не посчитала его отсутствие желанием оставаться в одиночестве. Как скоро его странное поведение начнет беспокоить, напрягать и обременять ее, став причиной того, что он пытался предотвратить?
Эш и Локк присоединились к нему, усевшись в соседние кресла. Казалось, ни один из них не хотел находиться здесь, но, по крайней мере, они больше не смотрели на него так, словно он был безумен, как маркиз Марсден.
Эдвард уставился на языки пламени, представляя, как он будет гореть в аду.
– Я думал остаться в Африке, отправить ей телеграмму с извинениями о задержке, но знал, что Альберт будет преследовать меня, если я оставлю ее одну перед родами. Я много слышал о мертвых, преследующих живых.
– Призрак моей матери, бродящий по болотам, – это не более чем безумная фантазия моего отца, – сказал Локк.
– И тем не менее я вырос на этой истории.
Эдвард взглянул на двух мужчин, которые были ему как братья, и спросил:
– Вы не знаете, как Альберт ласково называл Джулию?
Оба мужчины моргнули и посмотрели друг на друга, не зная, что ответить. Наконец Эш сказал:
– Альберт был из тех, кто придумывает такие имена, но я никогда не слышал, чтобы он называл ее как-то иначе, а не по имени.
– Я тоже, – признался Локк. – Вероятно, он приберегал их для интимной обстановки.
Черт возьми! Он был так уверен, что сможет выдавать себя за брата, но они говорили о стольких деталях, на которые он никогда не обратил бы внимания. За его короткий период пребывания дома ему удавалось не вызывать подозрений. Но если он останется на долгое время, потребуется большая осведомленность и серьезные усилия.
– Я не разбирался в его вещах. Просто собрал их.
Он поставил оба сундука в спальню, которую отводили ему, когда он гостил у Альберта. Следует внимательно изучить содержимое сундука.
– Может, мне попадется письмо, в котором я найду хоть какие-то ответы.
От осознания этой возможности все внутри Эдварда сжалось. Смерть оставила слишком много вопросов.
– Думал ли ты о том, – начал Эш, постукивая пальцем по бокалу, – что тебе придется отказаться от любых интимных связей? Учитывая твое прошлое и твой неутолимый аппетит, у тебя возникнет немало трудностей. И, честно говоря, я не знаю, готов ли ты к этому. Любой намек на твое распутство – и Джулия подумает, что Альберт ей изменяет. Из-за этого она может потерять ребенка.
– Я думал об этом и буду целомудрен, как монах, – заявил он со смешком. – Может, на самом деле все будет не так сложно, как вы себе представляете. Ни одна из дам моего сердца не присутствовала на похоронах. А ведь некоторые из них были знатного рода.
Он заметил их отсутствие, так же как и отсутствие слез на лицах тех, кто пришел проститься с Эдвардом. Ни один человек не оплакивал его смерть. Господи Иисусе, посещение собственных похорон – очень полезный опыт.
– Эдвард…
– Грейлинг, – сказал Эдвард, перебивая Локка. – Если вы не возражаете против осуществления моей затеи, вам придется признать меня графом Грейлингом. И вы должны звать меня либо Грейлинг, либо Грей, как обращались к Альберту в присутствии других. Начиная с завтрашнего дня вам следует делать это, даже когда мы остаемся наедине, чтобы потом не проговориться на людях.
Ему надо перестать думать о себе как об Эдварде. Манерами, мыслями и поступками он должен быть графом Грейлингом. По крайней мере пока Джулия не родит наследника.
А потом он сделает то, что умеет лучше всего: даст ей еще один повод ненавидеть его – раскроет правду, разбив ей сердце и разрушив ее мир.