© Зверев С. И., 2015
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Глава 1
Дом Ковригина стоял на невысоком яру над рекой Чусовой. Когда-то здесь располагалась контора лесхоза, но захирело хозяйство еще в советские времена. Потом, как водится, остатки строений и оборудования растащили местные жители. В 90‑е на этом же месте пытался обосноваться «новый русский» под уголовной кличкой Гвоздь. Сам он давно уже отирался в областном центре, где навар был жирнее, а в Харитонове у него жили мать и сестра. На этом яру, откуда открывался красивый вид на реку, он и решил построить свой особняк. Для матери, как это водится, и для себя, чтобы приезжать и отдыхать от трудов, далеко не праведных.
Дом новоявленный барин так и не достроил, остался от него лишь незаконченный фундамент. Сам он, как говорят, все-таки сел, потому что наехал на кого-то не того, и сдали его с потрохами на судилище. А в колонии его просто убили такие же ухари потому, что он чего-то с кем-то там не поделил, или потому, что кому-то что-то не так сказал.
А потом, когда страсти в стране начального капитализма поулеглись, когда появились соответствующее и вполне приемлемое законодательство и даже льготы для малого и среднего бизнеса, здесь обосновался предприниматель Ковригин. Он сам выбрал это место и вполне законно взял в аренду потому, что тут деревья и скалы не закрывали от солнца его теплицы, где с весны и до поздней осени он выращивал на продажу овощи и цветы. А еще здесь на солнечной стороне росли медовые травы: тимофеевка, оносма, чабрец, горицвет да василисник с прострелом. А с цветов этих трав пчелы давали замечательный светлый мед, который славился еще и своими целебными свойствами.
Сегодня ночь выдалась пасмурная, ветреная. Олег Николаевич Ковригин вышел проверить теплицы, убедиться, что хорошо закрыты двери и отдушины, которые ветром могло порвать. Он обошел теплицы, закурил, поглядывая на черное беззвездное небо. Ветром из сигареты высекало искры, которые уносило в деревья. Затушив ногой окурок, предприниматель решил проверить еще и ульи. Мало ли что, вдруг лотки приоткрыты, вдруг ветер будет задувать внутрь. А как дождь? Зальет соты!
Решительно скинув ватник, накинутый на плечи, Ковригин надел его в рукава и пошел по тропинке к ульям. Тут ему и преградила путь темная фигура.
– Здорово, Ковригин! – недобрым голосом произнес человек. – Че не спится?
– Тьфу… – отшатнулся предприниматель и сплюнул. – Напугал! Ты кто?
– Дед пихто! И какая тебе разница? Не о том ты думаешь, Ковригин, не тем у тебя голова забита. Ну-ка, вспомни последнее предупреждение?
– Ах вы суки, – попятился предприниматель, но тут из-за ближайших деревьев вышли еще четверо темных личностей, чьих лиц было не видно. – Значит, так решили…
– Значит, так! – грубо отрезал незнакомец. – Ну-ка, пошли в дом. Поговорим.
– Я… – заартачился Ковригин, у которого внутри все похолодело от недоброго предчувствия. – Не подходи, сука, застрелю…
Удар сзади по голове заставил потерять равновесие. Боль была тупой и охватывала половину головы вокруг темени и затылка. Ковригин застонал, схватился за голову, но ноги стали какими-то непослушными. Они подогнулись, а земля вдруг надвинулась на лицо.
Потом он чувствовал и видел, как сквозь туман. Его несли, волоча ноги по земле. И один сапог норовил соскочить, но так и остался на ноге, съехав с пятки. Потом скрип двери, электрический свет в глаза, пронзительный визг жены. Потом в лицо стали плескать холодной водой, потом на голову вылили много воды, и Ковригину стало легче. Он повозился на мокром полу и уселся. Ощущать собственную беспомощность было дико и нелепо.
– Ну, поговорим? – снова раздался все тот же голос.
Ковригин поднял ноющую голову и посмотрел вверх. Сердце сразу сжалось негодованием, страхом и болью. Двое парней неприятного вида держали вырывающуюся жену Марину, причем один зажимал ее рот. На стуле, почти касаясь предпринимателя ногами в армейских черных берцах, сидел человек с короткой стрижкой и большой головой. Он смотрел снисходительно на Ковригина, как на больного человека.
– Ты? – удивился Ковригин. – Ты же этот, ты же бывший полицейский, ты же участковым был…
– И че? – удивился человек и даже оглянулся на своих помощников, как бы ища у них понимания. – Бывшие участковые жрать не хотят? Это очень хреново, Олег Николаевич, что ты меня в таком качестве вспомнил. Теперь тебе вдвойне тяжелее придется. Значит, так! Или ты сейчас подписываешь бумаги, касающиеся земельного участка, или мы забираем в заложники твоего сына.
Марина задергалась в руках двух крепких парней и едва не вырвалась, заливаясь слезами и хрипя.
– Вон, видишь, как жена реагирует? Пожалел бы супругу. А мальчонка и так больной, он ведь дэцэпэшник[1] у вас? А я не смогу обеспечить ему надлежащих условий. Вот ведь беда!
– Ну ты и сволочь, – закашлялся Ковригин и схватился за голову, которая от кашля стала болезненно пульсировать в месте удара.
Гость вздохнул и кивнул головой своим помощникам. Ковригин не понял, что эти люди собираются делать. Он даже подумал напугать их обещанием завтра написать заявление в полицию и прокуратуру. Не очень верилось, что это кого-то напугает, по району много ходило слухов о беспределе, за которым стояли в том числе и полицейские, и коммерсанты, и просто бандиты. Не очень верилось, но он намеревался попробовать.
Ковригин хотел встать с пола, но поскользнулся, когда увидел, что его жене ловко и быстро заклеили рот скотчем. Нервы сдали, и удар по голове сказался. И вдруг его жену наотмашь один из парней ударил по лицу. Удар был звучный и хлесткий. Марина потеряла равновесие и упала набок на пол. Ее подхватили и снова рывком поставили на ноги. Женщина плакала беззвучно, трясясь вся, как паралитик. Зрелище было страшное. И страшнее всего было понимание, что ты бессилен.
– Оставь, гад! – фальцетом закричал Ковригин и заскреб сапогами по полу, пытаясь найти точку опоры.
Но пришлось тут же замолчать и снова сесть. В горло ему уперлась холодная сталь ножа. Главарь наклонился к Ковригину и злобно прошипел:
– Лежи, падаль! Дернешься, и я тебе глотку проткну. На ее глазах проткну! А потом мы ее трахать будем, пока ты еще в состоянии видеть белый свет. На твоих глазах! Понял? Или ты хочешь, чтобы мы твоего поганца прямо вот на этом полу выпотрошили? Ты скажи, что предпочитаешь? Мы все можем, потому что за нами истинная власть в этом районе. Будешь сопротивляться – сдохнешь! И семья твоя подохнет в муках! Уж я об этом позабочусь. Делай, что тебе говорят, и жить будешь! Жить, понимаешь? Еще и денег получишь за свою рухлядь. Все законно, только решение прими правильное!
Ковригин с ужасом слушал страшные слова и понимал, что не врал народ, что все так и случалось с другими несогласными, с теми, кто не стал покладистым и сговорчивым. Он смотрел на белое лицо жены, на ее выпученные от ужаса бессмысленные глаза. А еще он видел, как из-под домашнего халатика бежит моча, растекаясь по полу…
А наверху в своей комнате лежит на кроватке их беда и горе – сын Максимка. Больной, скрюченный и жалкий. И как ни крепился Ковригин, как ни пытался себя сдержать, но лицо само начало корчиться в болезненной гримасе. Он вдруг с полной отчетливостью понял, поверил, что эти типы могут и обязательно, даже с удовольствием, выполнят все обещанное с ним, Мариной, с сыном. Ни перед чем они не остановятся, потому что кому-то нужен этот яр над рекой, эта земля. И он всесилен. И никто Ковригина с его семьей не защитит.
По щекам потекли слезы. Жгучие, горькие… Слезы бессилия, отчаяния… Ковригину не было стыдно за них ни перед бандитами, во главе которых был бывший полицейский, ни перед женой, ни перед собой… Разве может быть стыдно кричать и плакать в тот миг, когда ты осознаешь, что самолет, в котором ты летишь, вдруг начинает падать. Ты просто оказываешься лицом к лицу со своей смертью. Один на один, несмотря на то что рядом с тобой десятки людей. Это спасаются все вместе, а умирает каждый в одиночестве, сам.
Сейчас Ковригин не чувствовал себя членом общества. В нескольких сотнях метров жили люди, тысячи людей. Там была власть, районные депутаты, администрация Харитоновского муниципального района, были магазины, отделения банков, почта, полиция. Там была цивилизация, и в то же время она была где-то очень далеко, на другом континенте, недосягаема, как джунгли Амазонки. Она где-то там, а бандиты и нож у горла – это все здесь.
И самое страшное было даже не это. Самым страшным было то, что выживи он сегодня, и завтра он все равно не получил бы помощи, не почувствовал бы себя в безопасности. Некому было его защитить. Те, кто должен был это делать, сами же ему намекнут, что надо договариваться, идти на уступки. И все потому, что он простой смертный, а правят в районе другие. Всемогущие! Они боги, а он пыль под ногами, дерьмо… К такому состоянию, к пониманию, что ты дерьмо под ногами, обычно привыкают долго. А кое-кто так и не привыкает. Тогда он или кончает с собой от стыда и безысходности, либо… ему помогают.
Капитан полиции Антон Копаев шел домой по темным улицам Екатеринбурга. Такова его работа, такова его участь, таков его крест, который он сам взвалил на себя. Приходить всегда поздно, долго и тщательно «проверяться», нет ли за ним слежки. Проверяться надо обязательно, потому что он оперативник Управления собственной безопасности ГУВД, потому что очень многие хотят ему отомстить. Из тех, кто пока остался на свободе, дружков и родственников тех, кто благодаря Антону схвачен за руку, кто находится под следствием, кто уже осужден за черные дела.
И не защитит Антона Копаева форма офицера полиции, потому что о его принадлежности к органам знает только кто-то в «кадрах», но дела таких, как Антон, хранятся в отдельных сейфах, и работают с ними только проверенные люди. И знает его непосредственный руководитель – начальник Управления собственной безопасности полковник Быков. И вся работа Антона заключается в негласных разработках, внедрении в преступные группы, установлении доверительных отношений с преступниками, с теми, кого принято называть оборотнями в погонах, кто позорит и дискредитирует полицию, кто предает ее, предает свой народ, кто стал преступником, все еще продолжая носить полицейские погоны.
Не вчера и не сразу Антон встал на путь этой борьбы. Надо было пройти через многое: через гибель собственной матери, над которой надругался и которую убил один из участковых милиционеров (тогда это была еще милиция). Нужно было пройти через понимание ее смерти, через десяток лет сознательной подготовки себя к мести. Нужно было пройти через эту месть, найти убийцу.
А потом нужно было еще найти самого себя в жизни. Тогда, осознавая, что месть свершилась, Антон еще не задумывался о дальнейшей своей жизни. И если бы не Алексей Алексеевич Быков, то неизвестно где и кем был бы сейчас Антон. Но мудрый Быков разглядел в Антоне нужные качества. И теперь годы самостоятельной подготовки, годы службы в спецназе ВДВ, годы учебы в Юридическом институте МВД не пропали даром. Быков убедил Антона, что с изобличением одного преступника в погонах мир лучше не стал. И если иметь перед собой цель, то цель должна быть благородной. Не своя личная цель, не личная обида, не личная месть. Надо продолжать защищать других людей, бороться со злом в иных масштабах.
И Антон принял предложение Быкова, перешел в его управление. Но он не перестал быть мстителем. Он перестал мстить только за себя, только за свою мать. Теперь он мстил всем оборотням за всех, кого они унизили, убили, обокрали, за все зло, которое эти оборотни несут в мир людей.
Слежки за ним, конечно же, не было, но привыкать к чувству безопасности не стоит. Один миг, и безопасность закончилась. Всего один миг, и за тобой начнется охота, а ты его пропустишь. И Антон был готов всегда. Он всегда очень осторожно подходил к своему дому, он всегда очень тщательно проверял свои хитрые ловушки, по которым можно определить, пытался ли кто вскрыть его входную дверь, проникал ли кто внутрь.
Еще не успев до конца оценить ситуацию, степень опасности, которую она может нести, Антон мгновенно, одним прыжком, оказался в темноте за деревьями, куда не доставал свет уличных фонарей. В конце тротуара стояла машина «Скорой помощи». На носилках в машине уже лежал какой-то человек, и возле него суетились медики. Антон сразу узнал этого человека. Но не потому, что разглядел его лицо или одежду. Рядом с машиной сидела огромная кавказская овчарка, а ее Антон знал. Серо-бурый окрас, светлые лапы и почти черная морда в обрамлении мощной шерсти на загривке.
Собаку звали Огр. Было в ней что-то ирреальное, как и в образе злобных фантастических существ – огров, – убийц, созданных волшебником из книги «Властелин колец». Антон никогда не видел Огра агрессивным. Внимательным, настороженным, готовым броситься на защиту хозяина – да, но злобно лающим, кидающимся на всех без разбору – нет.
Антон не знал имени хозяина, хотя они были знакомы. Просто очень часто, возвращаясь домой далеко за полночь, Антон видел этого плечистого мужчину лет пятидесяти, гуляющего с собакой. Как-то само собой получилось, что однажды они разговорились. Так, ни о чем. О погоде, о жизни, естественно, о животных вообще и о собаках в частности. Они не представлялись друг другу, не называли имен. Просто Антон услышал, как этот человек подзывал собаку именем Огр.
По некоторым признакам, по отдельным словам и высказываниям, Антон понял, что этот человек в прошлом военный или служил в каком-то спецподразделении. И что он в свое время прошел войну в Афганистане. А потом как-то у них произошел разговор о всеобщем современном пофигизме. О том, что сформировалась целая культура, основанная на наплевательском отношении к окружающим людям. Современному поколению не просто наплевать на то, что о нем думают другие, каким человеком он выглядит в их глазах. Все зашло, как считал сосед, гораздо дальше. Люди не считают теперь зазорным чуть ли не гадить на головы другим. Выбросить бытовой мусор из окна квартиры на газон – обычное явление. Бросить пакет с мусором мимо мусорного бака… А уж что говорить о манере ездить по дорогам, парковаться. Сложился даже определенный сленг среди водителей, который определял таких людей как «автохамов».
Хороший был мужик. Курил много, много говорил, но это и понятно. Если жизнь у него была нелегкой, а теперь он один-одинешенек в квартире, то удивляться нечему. Собака, конечно, друг, но с ней не поговоришь. Точнее, поговорить можно, ответов не услышишь. А человеку нужен человеческий голос, живое общение, понимание.
Вспоминая их полуночные посиделки на лавке, Антон подошел к машине «Скорой помощи», когда там уже собрались закрыть дверь.
– Что с ним? – спросил Антон.
– Сердечный приступ, – ответил врач, на миг замерев у двери и внимательно глядя на Антона. – Ничего страшного: подлечат, сердечко подкормят. А вы… знакомый, родственник?
– Нет, – покачал Антон головой, покосившись на Огра, который сидел на земле и тревожно смотрел внутрь машины. – Сосед. Вижу его, как он с собакой гуляет тут все время.
– Ну вот вы о ней и позаботитесь, – улыбнулся врач. – Не в больницу же нам этого красавца везти.
Антон открыл было рот, но дверь захлопнулась, заурчал мотор, и машина двинулась вдоль домов в сторону улицы. Антон ошеломленно посмотрел на собаку. Эй, ребята! Я не могу, нет у меня возможности… Огр повернул свою мощную голову к человеку и понимающе посмотрел ему в глаза. Да, неприятно, правда?
– Что ты смотришь на меня? – огрызнулся Антон. – Вот ситуация дурацкая. Бросили тебя на улице…
Огр шевельнул одной бровью, приподнял свой лохматый зад, потоптался и сел снова, но теперь уже мордой к Антону. Смотрел выжидающе.
– Ты на что намекаешь? – нахмурился Антон еще больше и засунул руки в карманы. – Между прочим, мы с тобой даже незнакомы. Подумаешь, я с твоим хозяином несколько раз на лавке посидел да о жизни поболтал. Я даже не знаю, как его зовут.
Собака странно кивнула головой, потом передней лапой стала тереть ухо, как будто в него что-то попало. Или так, как будто не хотела слушать возражений. Например, пыталась стряхнуть «лапшу с ушей». У людей это так называется. Антон вздохнул. Бросать этого красавца и умницу на улице ему явно не хотелось. Но какой выход? Не в квартиру же его к себе брать? Завтра Антон уйдет на весь день, может и ночевать не прийти. А этого зверюгу нужно кормить, выгуливать. Нет, нет и нет!
Огр перестал теребить лапой ухо, поднял на Антона морду. Он приоткрыл рот и снова его захлопнул с еле слышным высоким звуком. Не заскулил, а коротко попросил или позвал. И в его умных глазах появилось вроде недоумения. Мол, а что делать? Другого выхода все равно нет.
– Слушай, – возмутился Антон, понимая, что решение все же созрело, – ты на меня не дави. Знаем мы эти поскуливания, эти проникновенные взгляды. А вот чего я не знаю – как и чем тебя кормить.
Огр мгновенно очутился на четырех лапах в напружиненной позе. Он посмотрел на человека, потом в сторону улицы. Антон сначала не понял, решил, что собака почуяла людей или другую собаку. Но потом как-то неожиданно для себя сообразил, что в половине квартала отсюда есть круглосуточный магазин. А в нем в том числе и собачья еда всех видов. То, что пес понял его слова и позвал в магазин за едой, предполагать было глупо. Антон потряс головой и отогнал наваждение.
– Я не могу идти с тобой в магазин без поводка. Там дорога, люди…
Он не успел договорить, как по асфальту порскнули собачьи когти, и лохматая туша помчалась по аллее в сторону ближайшей лавки. Назад Огр затрусил более степенно, как будто устыдился своей горячности и торопливости. Все-таки он солидная собака. И у этой собаки в пасти был сложенный поводок. Подойдя к опешившему Антону, Огр сел, продолжая держать поводок в зубах, и посмотрел в глаза. Потом с пониманием нагнул голову и положил поводок к ногам Антона. Какие проблемы, человек? Все решаемо, пошли.
– Та-ак! – Антон присел на корточки перед собакой и посмотрел ей в глаза. – Значит, ты считаешь себя очень умным, да? Мысли мои читаешь? Речь человеческую понимаешь? А с чего ты взял, что я все решил? Бред все это и фантастика, далекая от истины.
Орг снова клацнул мощными челюстями и издал короткий звук «аф». Это выглядело так, будто он предлагал закончить наконец болтовню об очевидном и заняться, черт возьми, делом. Покупкой для него еды!
Антон выругался, взял с асфальта поводок и поднялся на ноги. Огр с готовностью вскочил и занял позицию возле левого бедра человека. Как и положено по команде «рядом». Получалось, что собака признала его временным хозяином взамен заболевшего постоянного. Антон с подозрением посмотрел на Огра. Тот поднял глаза, полные недоумения, и многозначительно фыркнул. У Антона появилось некоторое сомнение относительно своего статуса. Что-то непохоже, что ему уготовили роль хозяина, хотя и временного. Скорее всего, этот ушлый тип с мощным загривком назначил его ответственным за кормление на время отсутствия настоящего хозяина. Ведь он видел Антона с ним, и не раз видел. Значит, доверять можно.
И еще одно подозрение почему-то появилось в голове Антона. Он засомневался, что Огр пропал бы без хозяина за несколько дней. Прожил бы, и прекрасно прожил, в мусорные баки выбрасывают остатки пищи… Только нет у него желания питаться объедками… Зачем, если можно заставить вот этого человека заботиться? Он человек, он обязан! И не разделяет ли Огр еще и теорию своего хозяина о пофигистах, расплодившихся в последнее время в стране? Вот и решай: пофигист ты и пройдешь мимо или приличный человек и позаботишься о собаке, с которой знаком. Тьфу, зараза лохматая! Тебя мне еще не хватает для полного счастья…
Машина неслась на северо-запад, а Огр, как и положено собаке, торчал своей огромной мордой в окне. И ведь не раздражает его ветер, который заставляет щуриться, раздувает шерсть, щекочет ноздри. Хорошо еще, что Антон отправился в командировку на служебной «99‑й». Все-таки старушка, не так жалко, если этот громила поцарапает когтями что-то. Правда, пришлось купить новые чехлы на сиденья.
Честно говоря, это было не единственное, что Антону «пришлось». Ему пришлось в первое же утро убежать из дома в шесть утра и оставить собаку там одну. И весь день думать о ней потому, что он не вывел Огра на улицу «по делам». Он ведь тогда вернулся домой с новоявленным жильцом в два часа ночи. Будет Огр терпеть до вечера (до позднего вечера) или «отомстит» ему в прихожей на половичок.
Огр не отомстил, но встретил Антона, когда тот вернулся около часа ночи, таким взглядом, что человеку захотелось провалиться сквозь землю от стыда. И это при том, что он был и не виноват. Собака очень снисходительно стащила с тумбочки поводок и подошла к двери. Спина и затылок были полны негодования и презрения. Антон нахмурился и заявил, что должен сначала поужинать. Ведь некоторые тут весь день жрали, когда хотели, а он весь день…
Собака не дослушала до конца этот жалкий лепет и стала довольно подозрительно обнюхивать половичок у входа. Антон решил не испытывать судьбу и, понося последними словами всех хитроумных и предприимчивых собак на свете, принялся снова надевать легкомысленно снятые перед этим ботинки. Ему даже показалось, что Огр многозначительно усмехнулся. Хотя, возможно, ему просто попала пыль в нос.
А потом было два дня мучений. Выгул в час ночи, три часа сна, и снова выгул – теперь уже в пять. Это были вечерняя и утренняя прогулки, только по причине особенностей работы Антона интервал между ними был слишком мал. Но оставлять собаку без туалета на сутки он не мог. Потом часок дремоты под звуки чавканья Огра возле своей чашки. Причем он все время зачем-то громыхал ею по полу. Потом приходилось все же вставать и каждый раз перешагивать через огромную волосатую тушу, перегородившую дорогу из комнаты в кухню и санузел. Причем туша недовольно фыркала каждый раз, когда Антон через нее перешагивал.
А потом он получил задание от Быкова и не мог возразить и признаться в сложностях личного характера, которые у него возникли дома. Быков не поверил бы в эту чушь с незнакомой собакой и принялся бы язвительно шутить по поводу девушек и котов. Он в таких случаях всегда вспоминал один и тот же анекдот про кота, которого спрашивали, а правда ли, что в марте с ним творится что-то необычное. Кот глубокомысленно отвечал, что да, и в марте тоже.
В результате Антон ехал в командировку с напарником, которого стоило больших усилий уговорить куда-то ехать из теплой квартиры. Он даже утащил из дома свой новенький красный коврик, который купил ему Антон. Теперь коврик лежал на полу перед передним сиденьем, а само сиденье было максимально сдвинуто назад. Места кавказской овчарке все равно было мало.
Антон поглядывал на Огра и думал о задании. Харитоновский район, сто восемьдесят километров по прямой и около двухсот пятидесяти – по шоссе. Быков утверждает, что там красивейшие места по берегам реки Чусовой. И на этих берегах творится сплошное безобразие. Какие-то дельцы вполне успешно освобождают там земли под коммерческое использование. А всех неугодных, будь то простое население или мелкие предприниматели, всеми правдами и неправдами выгоняют. Методы у них вполне в духе 90‑х годов, то есть откровенно криминальные. И вся беда в том, что местная полиция не просто смотрит на все происходящее сквозь пальцы, а чуть ли не сама занимается организацией активного давления на несговорчивых.
Все это было оперативной информацией, которая не является основанием для возбуждения уголовного дела. Основанием для возбуждения послужили бы результаты хоть какой-то официальной проверки прокуратурой. Но и для этой проверки нужно хотя бы одно заявление от пострадавшего или очевидца. Заявлений оттуда не поступало. Зато поступали оперативные данные об уголовных преступлениях против личности.
Антон должен был под видом простого дельца попытаться проникнуть в преступную среду, найти неопровержимые доказательства преступной деятельности, установить личности организаторов и исполнителей, причастность к совершению преступлений должностными лицами из местной полиции. В принципе ничего особенно сложного и необычного в данной операции Антон не видел. Он много раз внедрялся таким вот образом в преступные группы. Но теперь имелась некоторая сложность. Вот она, рядом сидит и в окно морду высунула.
Что делать с собакой, Антон еще не решил, он просто никогда не имел собаки и не работал с собакой. Нет, кое-какие представления имел. В основном это были детские воспоминания о дворняге, которая была у одноклассника и с которой они играли в шестом, кажется, классе. Были представления о работе полицейского с собакой, основанные на голливудских боевиках. Но эти истории больше напоминали детские комиксы, особенно если ты судишь о сюжете и исполнении ролей с точки зрения профессионала.
Ладно, решил Антон, нужно найти дом, желательно на окраине Харитонова, где придется снять угол. Огра придется держать на улице, сколотив ему будку. Вряд ли хозяева согласятся на собаку в доме. Но кое-кто может не согласиться и на собаку во дворе. Например, если у хозяев уже есть собака. А еще, согласится ли Огр жить на улице…
Антон нахмурился. Он стал ощущать, что идет на поводу у собаки, играет по ее правилам, оказался под ее давлением.
– Слышь, ты! – позвал Антон, вложив в интонацию как можно больше властности. – Тебе не кажется, что ты слишком многое себе позволяешь?
Собака проигнорировала его восклицание. Антон набрался решимости, понимая, что животное должно откликаться, должно обращать внимание на призыв. Это, как ему казалось, основа дрессировки и управления животным.
– Огр! Ну-ка морду в салон! Еще не хватало, чтобы я тебя простудил. Или тебе что-то в глаз попадет. Объясняйся потом с твоим хозяином.
Реакция была примерно такой же. В том смысле, что реакции совсем не было. Пришлось признать, что знаний по дрессировке собак нет. Наверняка использовал слишком много слов. Команда должна быть короткой!
Впереди виднелся участок разобранной дороги. Строилась какая-то новая развязка, и машины объезжали этот участок по грунтовке справа. Антон засомневался. Отклоняться от намеченного на карте маршрута не очень хотелось. Увидев рабочих возле скрепера далеко впереди, Антон решил, что лучше спросить. Делать большой крюк не хотелось, да и ориентироваться на местности необходимо четко. Мало ли. Вдруг ему по этой дороге придется уходить от кого-то на машине. Или преследовать…
Но сначала остановился возле лесополосы: заглушил двигатель, вытащил ключ из замка зажигания и потянулся всем телом. Хорошее утро, отличная погода. Подумав немного, Антон обошел машину и открыл переднюю дверь.
– Огр! В туалет! – скомандовал он. – Или как там у вас принято? Гулять!
Собака смерила человека снисходительным взглядом и не шевельнулась. Она созерцала окрестности с видом туриста.
– Ну и черт с тобой, – буркнул Антон. – Кобениться еще мне будешь… То в машину не уговоришь сесть, то не выгонишь!
Продолжая ворчать, он пошел пешком в сторону людей. С дорогой все оказалось проще, потому что нужная ему развилка была впереди примерно в полукилометре. Здесь строилась новая развязка, которая соединит две федеральные трассы, но будет это еще через пару месяцев. Поблагодарив рабочих, Антон двинулся назад, видя издалека, что собака продолжает сидеть в машине.
Подошел к машине и взялся за ручку двери. И тут Огра как ветром сдуло с сиденья. Он махнул метра на два. Поспешно обнюхал кусты вокруг и нашел по каким-то признакам единственно подходящий. Тут он с наслаждением освободился от накопившейся жидкости, блаженно прикрыв глаза… Потом он запрыгнул на сиденье и стал смотреть вперед.
Антон опомнился, когда Огр одарил его многозначительным взглядом. Мол, ехать будем или тебя столбняк хватил? У кого дела? Кто кого ехать уговаривал в такую рань? Антон прорычал нечто не очень лестное для собак, поняв, что снова вызвал снисходительное недовольство Огра. Усевшись в машину, Антон дотянулся до ноутбука на заднем сиденье. А что включает в себя смысл слова «дрессировка»? Может, в Интернете он почерпнет что-нибудь полезное в этой области.
Интернет его не обрадовал. Дрессировка животных включала в себя «комплекс обучающих действий над животными, предпринимаемых для выработки и закрепления различных условных рефлексов и навыков». Но дальше было еще интереснее. Объяснялось, что дрессировка может производиться с целью развития дружеских отношений, формирования адекватного поведения животного для нахождения его в человеческом обществе, поиска объектов какого-либо типа, защиты в определенных обстоятельствах или развлечения.
Отлично, думал Антон, дружеские отношения, адекватное поведение в моем обществе. И с развлечением тоже очень точно. Он же, гад, из меня веревки вьет. Дрессировка, видите ли, является необходимостью для комфортного взаимного сосуществования человека с определенными видами животных. Ему со мной точно не комфортно, но он терпит. Жрать хочет, вот и терпит. Ну и пусть терпит!
Но! Огр не бросил машину, когда Антон остановился, когда ушел далеко от нее. Он сидел и… охранял? Он по нужде не ушел, а сделал это, когда Антон вернулся.
– Слушай, Огр, – сказал Антон, разглядывая собаку. – А ты псина умная.
Огр, к большому изумлению, повернулся и посмотрел в глаза. Невольно закралось впечатление, что он понял похвалу.
– А раз ты псина умная, – продолжал Антон, – то давай договоримся. Я тебя взял к себе, потому что уважаю твоего хозяина, потому что он в больнице. Из-за него, а не из-за тебя.
Огр посмотрел более пристально и даже с каким-то удивлением.
– Да-да, – более уверенно заявил Антон. – Ты себя еще ничем не проявил, чтобы я проникся к тебе уважением и любовью. Имей это в виду! Я еду работать. И она у меня трудная и опасная. Если ты мне будешь мешать, то прогоню в два счета. Живи сам как хочешь, можешь пешком возвращаться к своему дому и там ждать хозяина. Либо ты…
Собака вдруг открыла рот, вывесила огромный алый язычище и уставилась преданными глазами. Даже с каким-то умилением. Антон замолк на полуслове. Огр захлопнул пасть с легким поскуливанием, нагнулся и понюхал руку. Потом очень осторожно, с каким-то уважением лизнул самым кончиком языка.
Антон смотрел в преданные глаза собаки, в которых играли какие-то непонятные чертики. Опять появилось ощущение, что собака прекрасно поняла его слова, что она согласна на его условия и даже будет слушаться. Нельзя сказать, что Огр раньше не слушался. Нет, когда Антон его выводил на улицу, то он выполнял все положенные команды и вел себя как вполне благовоспитанный пес. Но дома… Дома он вел себя по-хозяйски бесцеремонно. Теперь он как бы давал определенные обещания.
– Ладно, – прищурился Антон, – будем считать, что мы договорились. Хотя кто сказал, что ты хоть что-то понимаешь, кроме…
Огр сделал недовольную морду и громко выдал одно короткое, но очень громкое «аф». При этом он посмотрел вперед, а потом снова на Антона. Это выглядело как намек на то, что хватит болтать и поехали наконец. Антон опять почувствовал себя «младшеньким в семье». Его опять поставили снисходительно на место.
– Вот достался ты мне! – проворчал Антон, заводя мотор и выруливая на дорогу. – Жил себе и жил, горя не знал. Черт меня дернул тебя взять! Спокойно бы обошелся помойками пару недель. Похудел бы маленько, жирок свой растряс.
Он ругался несколько минут, чтобы утвердить себя царем природы и хозяином положения. И чувствовал, что лохматая псина сидит и ухмыляется…