For Rudolf
Джей вернулся с работы полностью раздолбанный, он прошел в свою комнату и лег на диван. В его голове вертелась целая панихида по своему начальнику. Он лежал и думал, что предпринять, как донести до человека, что он не прав в обращении с ним. Джей искал способ, он не мог больше вытерпеть, раздражение и злость вскипали в нем, и он взял в руки ручку с листком, чтобы набросать ему письмо.
«С Вами невозможно работать! Вы очень тяжелый человек, постоянно ломаете себя и окружающих. Все нервы мне измотали, тиран проклятый. Вы абсолютно пустой и ничтожный человек, пытающийся свою жизнь и весь мир уложить в удобную для Вас схему. Вы боитесь отыскать в себе остатки души и убиваете в себе малейшие чувства, это какое-то изуверство. Более того, Вы делаете капитал на чувствах, на слабостях других людей. Вы подавляете живую искру в окружающих вас людях, пытаясь сделать из них бездушные механизмы и поставить их себе на службу. Вы ─ раб и жизнь Ваша никчемная борьба, противоречащая законам вселенским. Вы умираете и убиваете других своей ненужной никому борьбой, своим слепым подчинением безжизненным, машинным принципам. Мне глубоко Вас жаль. Вы бездумно растрачиваете свою жизнь в слепой агонии, погоне за капиталом и благами, которыми не в силах насладиться. Вы рассматриваете меня как средство достижения цели и ждете полного моего разделения этой участи, ждете понимания, уважения и любви, хотя безжалостно насилуете мою душу, Вы ─ изверг. Я хотел убить Вас или, в крайнем случае, переломать Вам ноги и эта перспектива пока еще остается…
Видит Бог, я держусь из последних сил, как глубоко пал мир, ведь это убийство совершается повсеместно, что же мы делаем, мы убиваем друг друга как безучастные твари.
Мне ничего не стоит стереть вас в порошок с Вашей мышиной возней. Вы полностью зависите от меня, Рудольф, и не представляете глубину своей беспомощной позиции. Я единственный Ваш шанс на спасение, потому что больше никто Вам не откроет глаз, и Вы будете погребены заживо своим невежеством под гнетом накопленных заблуждений. Мне известно больше, чем вы себе можете вообразить, и я уже начал лечение, может быть, несколько резко, но время не терпит, у Вас очень тяжелый случай ─ катастрофически. Самое страшное, что Вы семимильными шагами бежите к своей гибели духовной и яростно увлечены этой гонкой.
А впрочем, Вы всего лишь регистрационная запись, нумерованный подпункт в своде правил, как не надо жить. Мне кажется, что я напрасно теряю драгоценное время, которым могу наслаждаться ежеминутно, даря свои лучшие порывы людям достойным, тем, кому небезразлична их судьба, задумайтесь над этим, Рудольф, задумайтесь!
Поражает, с какой последовательностью и целеустремленностью вы следуете за своей гибелью. Кто-то хорошо поработал над Вами, как ни странно, но Вы всего лишь жертва как, впрочем, и я, мы жертвы этой чудовищной цепи, вынужденные погибать обоюдно, связанные невидимыми нитями ─ абсурдно, но факт. Однако это можно делать с улыбкой, а не скрежеща зубами от напряжения, Рудольф, в этом заключается разница.
Вы совсем не умеете разговаривать ─ совершенно. Диалог подразумевает двоих, Рудольф, повторюсь, Вы очень тяжело больны, таких случаев не бывало в моей практике, у меня опускаются руки, но дай бог все наладится. Надо отметить, что небольшие сдвиги есть, это уже радует, мне очень, очень тяжело с Вами работать, но надеюсь, вы осознаете мою дальновидность и пойдете навстречу своему выздоровлению».
Джей перечитал написанное письмо и улыбнулся печальной улыбкой. Он подумал, что это слишком откровенно, так нельзя, здесь голые эмоции и выпады. Нужно добавить сдержанности и официальности, чтобы это выглядело, как тонкий намек, как вывернутая наизнанку шутка. Джей сознавал, что его просто вывернуло на бумагу и он не смог сдержаться, мысли должны принять более отточенную форму, тогда они легче достигнут цели и эффект будет значительно ощутимей. «Тоньше, нужно работать тоньше, это слишком грубо, не тот стиль», ─ думал Джей. Он откинул в сторону листок с ручкой и уставился в окно, хитросплетение ветвей за стеклом гипнотизировали его мозг. Он невольно застыл в неподвижном наблюдении. «Сколько людей смотрело в это окно, и что они искали там, по ту сторону стекла, по другую сторону восприятия», ─ думал он. Джей представил себя такой же безучастной частью всего происходящего, как изображение на стекле, он пытался почувствовать, как его видит само окно, сама безучастность, являющаяся ему в иллюминатор этой иллюзии. Если отвлечься от себя, от своих мыслей, ощущений, можно проникнуть на пограничную грань сознания, где полная неопределенность и сущность являют себя пытливому взору, Джею было легко преодолеть барьер, сложнее задержаться в этом состоянии отрешенности. Восприятие начинало подстраиваться под ситуацию и тормозило процесс, Джей терялся в мыслях, появлялось беспокойство и из памяти выползали прежние переживания, ему было трудно признать их пустыми, сознание держало его разум, определяло его, и Джей приходил в себя, лишь на несколько минут выпадая из привычного хода мыслей. «Я дорожу своим Я, оно мне дорого, какой бы не была моя жизнь, мне не под силу от него отказаться, может быть, я ни на что не способен. Почему все так сложно? Почему?» ─ размышлял Джей, ─ «я вон из кожи изворачиваюсь и все бестолку, должен быть иной способ смотреть на мир».