Уже прошло почти два с половиной года, как Джей вернулся в Город Снов, многое изменилось с тех пор. Последний конфликт Джея с Крысой потряс его и чуть ли не стоил ему жизни в Городе. Джей чудом выкарабкался из коварной ловушки, но и сейчас демоны тьмы еще рыскали за ним по пятам в надежде на то, что он оступится. Он порвал с Крысой навсегда на этот раз, по крайней мере, решил твердо придерживаться отстраненной позиции. Джей смертельно устал от него.
Джей сочувствовал Крысе, пытаясь понять корни его опустошающей душу войны, которую он возвел в императив своего существования. И Крыса остро чувствовал это отношение и беспощадно давил Джея, будто испытывал себя в своей способности творить зло и Джея в способности прощать ему это зло и принимать его таким, какой он есть. Эта взаимотерапия должна была прерваться, ибо грядущие дни уносили Джея в облака надежды на спасение от рабства добра и зла. Джей страстно и нежно полюбил одно существо, которое острыми коготками выцарапало его из юдоли смерти. Он как малыш вместе с Таней делал первые шаги на пути к вере.
Джей экстренно нашел работу и съехал от Крысы. Это давно нагнеталось, и было логическим завершением их «дружбы». Но и в последний момент Крыса не изменил себе.
Компания «КРОНО»
Джей позвонил по первому попавшемуся номеру в местной газете и договорился о собеседовании. Он был очень заинтересован в работе и получил ее на испытательный срок. Генеральный директор проникся им с первой встречи, и Джей не упустил свой шанс. А после началась утомительная канва будней. Джею трудно давалась работа: круг обязанностей, возложенных не него, был широк, плюс ко всему нужно было подниматься по утрам, придерживаться графика, а к этому Джей совершенно не привык. Крайне не хватало денег, он даже вынужден был занять денег у начальника, чтобы заплатить за квартиру. Ведь Крыса просто выставил его за дверь 15 декабря от имени Насти, он всегда кем-нибудь прикрывался, сталкивая чужие интересы и находясь за спиной, ведь, прежде всего, он был «свят». В последнюю неделю их житья Джей не раз обращался к нему: нужны были заказы, они работали вместе – выезжали к клиентам грузить мебель, предварительно договорившись по телефону. На неделе было три заказа, и не на один Джей не попал.
Рудольф, начальник Джея, был человеком дела и, похоже, вознамерился напрочь выбить из него оптимистическую чушь и сделать его настоящим человеком, по образу и подобию своему. Он непрестанно на всех орал по малейшему поводу, дабы не забывали о его присутствии во время работы, и внушал подчиненным чувство вины и полнейшего ничтожества, это позволяло ему впоследствии урезать ЗП, применяя штрафные санкции, он был чрезвычайно жаден и амбициозен. Джея забавляло это, но впоследствии стало навевать скуку, суета и беготня претили ему и нарушали пищеварение. Джей был мягким человеком, вернее, ему часто приходилось входить в положение другого, ввиду того, что он совершенно не понимал людей, особенно, когда они начинали говорить. Ему проще было со стороны, понаблюдав за человеком, определить, что ему на самом деле надо. Джей не понимал, почему люди никогда не говорят, что им действительно нужно, скрывая истинные мотивы и желания покрывалом путаных объяснений, будто пытаясь сбить всех с толку, в том числе и себя, в конце концов. Люди панически бояться правды, словно это дверь в потаенный мир их души, они даже больше стесняются ее непривлекательной грубости и мелочности. «Их очень заботят чужие мнения и страх быть осмеянными», – думал Джей и радовался этому нескончаемому спектаклю, но чаще грустил. Люди совершенно не принимают друг друга и обороняются, как могут, словно какая-то всеобщая нужда сплотила их ради этой нелепости, без которой не мыслится механизм мироздания. Джею было удобно выводить людей из глаголов, например, знает, надеется, напрягается, размышляет, делает вид и т. д. Описание данного момента с использованием разнообразия языка помогало ему, но этого было недостаточно, нужно было всегда достраивать, выводить сущностную характеристику происходящего. Для этого нужно было смотреть на себя со стороны и обуздывать свое воображение, которое норовило тут же подпихнуть какую-нибудь схему по аналогии. Вот такая сплошная запарка с этим языком. Звуковые волны настраивают мозг, как пианино умелые руки мастера, на определенное восприятие. Джей заметил, что интонация, тембр, высота, размеренность в большей степени влияют на понимание, чем само значение произнесенных слов, смысл придает речи добавочный, второстепенный оттенок. Прибавить к этому еще жесты, мимику и взгляд и можно начинать творить шедевры непостижимого.
Джей пытался обставить Рудольфа, Рудольф Джея, и оба действовали из субъективного понятия о благе друг друга. Все бы хорошо, но главный глагол в этом высказывании обставить – значит обмануть. Нужно просто решить, обман в субъективном понятии о благе является благом или нет, но тут опять загвоздка: что значит субъективное понятие о благе и, вообще, существует ли благо в субъективном понятии, вот! Благо понятие объективное и применимо к отношению многих, то бишь с характером всеобщности. Опять же это чья-то мысль, а она субъективна или рождена эйдосом Платона, но Платон единичен, следовательно, субъективен, опять же единичен в понятии, но множественнен в восприятии и так далее до бесконечности. Теперь давайте отвлечемся от глагола «обставить» и поставим акцент на словосочетании благо друг друга. Благо даже в субъективном понятии остается благом, что немаловажно, безотносительно объекта блага, в отношении же объекта, благо примет другую форму, но она может возникнуть только из взаимодействия Рудольфа и Джея. В данном случае, преобразится не благо, расшириться понятие о нем, а значит, благо в субъективном понятии будет больше походить на благо во всеобщем смысле, что ж, это безусловное благо, но и это лишь малая грань динамики происходящего.
У компании «Кроно» было три учредителя, и со всеми Джей контачил неплохо, пытаясь всех водить за нос во благо, пока ему это не наскучило. Он тешил себя мыслями о развитии, лишь изредка вспоминая себя прежнего, сражающегося с демонами тьмы. Рудольф не дотягивал до них, Джей отдыхал душой, занимаясь какой-то чепухой, продавая диваны и мебель. Единственное, что его еще роднило с прошлой жизнью, он по-прежнему был свободен от системы. Он не подписывал никаких бумаг и не числился в штате официальных сотрудников, полагаясь на веру в необходимость, вернее закон необходимости. Ему нужны были деньги, а «Кроно» нужен был он – вот весь коленкор, остальное богатство восприятия.
Африка. Джей подкрался к песчаному берегу реки и увидел трех больших серых слонов. Он начал наблюдать за ними, пытаясь понять цель их появления у реки. Слоны, похоже, совершали какой-то таинственный обряд: два слона погрузились в воду брюхом к верху так, что из воды торчали только кончики хоботов, чтобы дышать, а третий слон взгромоздился на них верхом, по грудь выступая из воды. Он опирался на животы своих собратьев, которые заработали ногами, и все это нагромождение животных поплыло. Черная река с желтыми берегами проносилась перед глазами вновь и вновь. «Крутяк», – подумал Джей, – «так можно реку переплыть, а вот море вряд ли, хотя слоны огромные…»
Джей поначалу беспокоился на счет денег, узнав о скупости Рудольфа, но его воображение быстро набросало возможную защиту.
«Если Рудольф захочет притеснить меня или нарушит свои обязательства, я просто подам на него в суд лично и на компанию „Кроно“. Напишу статью в местную газету о „политике открытых дверей“, которой они так дорожат, натравлю на него телевизионщиков, социальные службы и ОБЭП. Но сперва, вотру ему, что я агент тайного подразделения ОБЭП, у меня зарплата 20000 евро, шикарная квартира за счет организации. А разыгранная мной бедственное положение всего лишь приманка, легенда. Меня внедрили в его организацию с целью заказного шпионажа. „Кроно“ – это экспериментальный проект в рамках федеральной программы по борьбе государства против нарушения частными предпринимателями прав граждан. Каждую неделю я пишу отчеты о работе его компании, у меня нет документов, но при необходимости могут сделать любую ксиву», – думал Джей.
Джей продолжал развивать эту тему и наполнялся чувством гордости за себя, ему было обидно за тех, кто работает на Рудольфа, за их каждодневные унижения и неспособность воспротивиться жесткому всезнанию начальника, в глубине души он желал отмщения. Больше всего его поражало, как теряется личность на фоне какой-нибудь структуры типа «Кроно», как она вбирает в себя человека вместе с его слабостями и проблемами, делая его неспособным больше к сопротивлению, превращая его в послушного голема с искусственной душой. В нем вскипала обида и негодование за человеческую слабость, и хотелось стереть в порошок ненавистную структуру всеми возможными способами, показав силу и волю одного единственного человека, сумевшего подняться на защиту своих личных интересов. Но разум подсказывал ему, что это всего лишь спесь, ведь разрушать всегда легче, чем создавать, он опять влезал в чужую шкуру, на этот раз Рудольфа. «Он сам своими руками организовал это дело, потратил на него кучу денег и нервов. Он гонится за совершенством и бесится по каждому пустяку; это его идея фикс, его детище, к которому он строг и которое любит как самого себя. В этом отношении можно проследить его характер, мотивы и, если угодно, стиль жизни. Погоня за капиталом, вот его стезя, он ее себе выбрал и точно ее придерживается, не позволяя себе расчувствоваться. В рыночной экономике душа излишняя, вернее, жалость к себе подобным, сострадание, любовь – это невыгодно, нерентабельно, а значит, обречено на провал. Мир нарисованного американскими книжками успеха, это мир профессиональных навыков, а не сочувствия к ближнему. Сила, выраженная в капитале, в материальном достатке, вот что делает экономику здоровой, а личность независимой. Я выбрал действовать в направлении к независимости реальной, а не метафизической, которой я пытался достичь раньше. Я просто на время уступил пальму первенства обладать моим сознанием рациональному подходу», – думал Джей.
Джей тосковал по своим прежним «круги своя». Душевное смятение, неуверенность в завтрашнем дне, заставляющие его мозг возводить вселенские мосты между хрупким человеческим я и суровой реальностью, постепенно оставляли его. Он боялся потерять свою душу на фоне этой безучастной ко всему борьбы, он чувствовал, что становится всего лишь покупателем и продавцом своего «я». И лишь одно основание заставляло его идти на этот компромисс с собой – любовь к Тане. Единственный интерес, одно обязательство перед собой, которое надо было выполнить любой ценой, запланированная в скором будущем встреча. Джей точно знал, что она нужна ему как воздух, как откровение, дарованное свыше, он верил и готов был сражаться до последнего.
«Я видел одноклассницу, мы с ней учились в начальной школе. Она была скромной, стеснительной девочкой и мало говорила, боясь проронить не то слово. Иногда она приходила в школу с черной косичкой, но чаще распускала волосы и аккуратно подбирала их ободком. Маститая чернь проступала во всем ее образе, черные густые брови, темный пушок под носиком. Она была медлительна и часто краснела из-за оценок, а ребята, наверное, считали ее глупой. Я не помню, чтобы она смеялась. Она была печально красива в своей робости.
Мы ехали в Лексусе на заднем сиденье, на Насте была мини-юбка и вызывающая всеобъясняющая улыбка. Я смущенно смотрел на нее снизу вверх, а она смеялась мне в лицо, обдавая меня женскими флюидами. «Она была все той же школьницей», – надеялся я и не мог выйти из замешательства. Она предложила снять с нее юбку, и я представил ее нежный лобок, густо поросший черным гребешком. Я желал ее невинность, ее робость, но это не вязалось с ее новой небрежной короткой стрижкой и колоритным макияжем, поэтому я завороженно сидел напротив нее, проглатывая ее тупой смех».