2
Шарп был главным контролирующим специалистом, чья задача состояла в том, чтобы смотреть за тем, как смотрят за нами. У него был свой кабинет в административном корпусе: очень холодный и очень узкий. Про себя мы назвали его «кишкой». Обычно он сидел, закутавшись в телогрейку и зимой, и летом, надев высокие сапоги, в которые заправлял суконные штаны защитного цвета.
– Вы звали меня, сэр? – Пытаясь быть более или менее учтивым, спросил я, войдя в кабинет.
Я был в одной рубашке и меня пробил собачий холод, так что я невольно задрожал.
– Что с тобой? – Покосился на меня Шарп.
– Холодно, сэр. – Пояснил я, потирая руки и скукоживаясь, будто пытался завернуться сам в себя.
– Встань ровно! – Рявкнул Шарп и холод сразу прошел. – Ты сегодня опоздал.
Это не было вопросом, но я понимал, что раз уж мне не избежать участи пленника, то я мог хотя бы посопротивляться.
– Нет, сэр. Я пришел еще до отбоя. – Тихо ответил я.
– Что? Хочешь сказать, что не таскался с этим, – он посмотрел на тетрадный листочек, – Люком Бландтом?
– Сэр, мы просто гуляли. – Ответил я, и мне снова стало холодно.
Шарп поежился, сильнее прикрываясь своим сюртуком.
– Ты живешь здесь четыре года и должен знать, что контакты с представителями других возрастных групп недопустимы.
– Но, сэр. – Я поднял руку, будто пытался отмахнуться от назойливых, глупых обвинений, но Шарп стукнул кулаком по звонку на его столе и в дверях появился рослый, полоумный парень, которого мы звали Дед, а как было его настоящее имя никто из воспитанников не знал.
– Отведи его в камеру. – Кивнул Шарп и посмотрел на меня.
Он привык к мольбам от тех, кому удавалось схлопотать пару часов или дней в изоляторе, но от меня он никогда не получал такого удовольствия.
– На два дня. – Добавил он, когда Дед схватил меня за руку.
Дед ослабил хватку, когда мы вышли из кабинета Шарпа и сочувственно посмотрел на меня.
– Что? – Грубо спросил я.
Дед был славным парнем, лет двадцати, который тоже воспитывался здесь, и я не знаю, стал ли он недоумком после этого воспитания, или уже родился таким, но факт оставался фактом: умом он точно не блистал. Казалось, все жизненные силы, которые должны были уйти в мозги, ушли, на самом деле, в рост.
– Ты злой. Это не полезно. – Тихо отвел он.
Я снова посмотрел на него, оценив сосредоточенность его лица и нахмуренный лоб, перерезанный глубокой морщиной и красный широкий шрам на шее.
– Всегда хотел спросить, – я решил отвлечься, пока мы шли до изолятора, – откуда у тебя это? – Я поднял свободную руку и провел пальцем по шраму.
Дед дернулся и схватил меня крепче, что я даже свистнул. Мне показалось, что он мне все кости на руке переломал.
– Мои друзья обозлились на меня. – Ответил он.
– Хороши друзья. – Заметил я, но больше ни о чем спрашивать не стал. Как я уже сказал, каждый в этом лагере, раз или два калечился.
Изолятор был низким одноэтажным зданием, серовато-молочного оттенка, с протертыми углами и облупившейся жестяной крышей, еще лет тридцать назад крашенной в красный цвет.
Дед втолкнул меня в двери и вошел сам.
– Мистер Шарп пригнал его. – Сказал он охраннику на входе.
Охранник посмотрел на меня, усмехаясь, и поднял с полки журнал.
– Имя? – Спросил он.
Его голос был сиплым и свистящим, как сквозняк в камере.
– Джон Рипли. – Ответил я, тут же добавив: – Номер 13448. – Я уже бывал в этих местах не раз и точно знал, что к чему.
Охранник покосился на меня, кивнул Деду и тот ушел. Теперь я поступал в распоряжении «тюремщиков». Ко мне подошел высокий парень с жилистыми руками и резко дернул на себя, что я чуть не повалился на пол. Я знал, что здесь не Гранд Отель, но привыкнуть к рабскому обращению, было не просто.
Мы прошли в комнату, где сидел начальник тюрьмы, мистер Кларксон, которому уже сообщили о моем прибытии.
– О, Джон Рипли! – С надменным дружелюбием улыбнулся он.
Сопровождающий остался стоять в дверях, а я сел на жесткий стул, напротив стола Кларксона.
– Почему ты снова попал сюда?
«Будто, тебе это неведомо?» – Подумал я.
– Статья 14, часть 2. – Ответил я, опустив голову.
Кларксон кашлянул.
– Уже пятый раз за год. А еще только апрель, парень. Ты решил купить себе абонемент?
Глупая шутка, но я усмехнулся.
– Тебе весело? – Зло спросил Кларксон.
Я помотал головой.
Он посмотрел на моего сопровождающего и махнул. Обычно, после попадания в тюрьму с воспитанником проводили долгую беседу, которая была страшнее крыс в камере, но когда ты попадал сюда пять раз за четыре месяца, от нее уставали даже надзиратели.
Меня проводили в стерилизационный душ, где я должен был провести не менее трех минут, чтобы «избавится от всех недостатков совместного проживания большого количества человек в одном помещении». На двери в душевую висели потрепанные правила, которые запрещали мыться в одежде, стирать ее, и требовали «не избегать попадания воды на открытые участки тела».
Я попытался получить удовольствие от ледяной воды и вышел голышом в коридор, дрожа от холода.
Мой сопровождающий дал мне белый синтетический комбинезон, который я должен был надеть уже в камере.
Когда железный засов на двери звякнул, известив меня о том, что 48 часов моего пребывания в изоляторе потекли, я сел на пол голой задницей и, прикрыв лицо комбинезоном, заплакал.