Вы здесь

Город мертвецов и другие истории (сборник). Заложники (Иван Грачев, 2014)

Заложники

1. Школьница

Представьте, что Ваш ребенок учится в школе. Ему от двенадцати до шестнадцати лет. Он не является надеждой школы, но и не разочаровывает своими неудачами. Вполне себе среднестатистического ума подросток.

Да, иногда он может попасть в дурацкий переплет со своими друзьями – все-таки можно себе представить подобную картину. Юношеский максимализм, первый опыт общения по-серьезному, первая влюбленность, первый алкогольный напиток. Все первые моменты вы переживаете вместе с ним, словно погружаясь в то время, когда сам был таким же глупым и самонадеянным.

И однажды ребенок, этот самый среднестатистический школьник, просто не возвращается домой. Пуфф! И в назначенное время не раздается звонок в дверь. Или не звонит мобильник в привычный момент, когда на работе берешь себе обеденный перерыв в определенный промежуток времени, чтобы услышать, как у твоего чада прошел день в школе.

Ничего не происходит так, как обычно.

Какой будет Ваша реакция? Какие мысли успеют промелькнуть в голове между походами к соседям за валерьянкой и звонками в местные социальные службы и неотложки? Возможно, мысли станут пусты, и жизнь потеряет всякий смысл, останется лишь тревожное существование? А может найдутся даже такие родители, которые не обратят внимания, особенно если отпрыск уже позволял себе подобные вольности ранее?

Но чета Деминых была не такой. Дмитрий и Мария уже начали ощущать в теле недомогание от постоянного недосыпания и передозировки легальными и не совсем успокоительными. Но и ситуация была нестандартной.

Ведь Юлии Деминой, пятнадцати лет, не было дома уже больше трех недель.

Она пропала неожиданно и при очень странных обстоятельствах. В квартире всегда висели графики согласованных школьных туров, которые совпадали с выходными днями Дмитрия или Марии. Они старались следить за посещениями дочери различных экскурсий, требующих присутствия на несколько дней, одним словом ― всегда выезжали из Петербурга для посещения музеев и проведения культурных мероприятий на свежем воздухе вместе с дочерью. Более того ― иногда казалось, что им также удалось совершить практически невозможное ― их дочь была очень пунктуальной и точной касательно вечерних прогулок и посиделок с друзьями и подругами, которые, к слову будет сказано, очень нравились родителям Юли.

Она не пила и не курила, что выглядело парадоксальным на фоне окружающих ее молодых людей и девушек. Стоило обратить внимание на то отвращение, с которым она смотрела на ровесников, употребляющих дешевые коктейли и пиво в грязных подъездах или прямо на улице; на осторожность, с которой она проходила мимо прокуренных тамбуров и помещений…

Юля была спокойной девочкой, даже несмотря на недавно открывшееся пристрастие к неформальным компаниям и тяжелой музыке, на сотни ссылок с группами «по интересам», полных татуированными лицами и проколотыми телами. Это казалось мимолетным увлечением, искрометным бунтом против обыденности, что выглядит таким желанным и даже необходимым на определенной стадии взросления. Спокойствие родителям внушал и все тот же аккуратный внешний вид любимой дочери, что сохранился прежним, даже несмотря на смену круга общения, ― ее любимые классические джинсы, кофточки, светлые куртки ― ничто в ее внешности не говорило о модных пристрастиях.

В день, когда была поднята тревога, дочь должна была вернуться с первой «одиночной» экскурсии из Москвы. Она так долго просила родителей уже наконец отпустить ее одну, что они не устояли ― а ведь действительно ― чего можно опасаться? Особенно когда в поездке участвует больше двадцати человек, самый лучший класс среди районных школ, выигравший на олимпиаде право на посещение крупнейших музеев двух столиц.

Двое суток Юля звонила родителям, сообщала об интересных местах, что проносились перед ее глазами в бесконечной экскурсии, говорила, что пару раз они даже не успели перекусить, из-за очень напряженного графика. И не уставала повторять, что очень любит маму и папу и никак не дождется вернуться домой, принять теплый душ и позволить себе отдохнуть как минимум пару дней.

И вот, когда родители узнали от классного руководителя, самой Юли и ее лучшей подруги, что автобус уже подъехал к школе, Мария, что была свободна в тот день, осталась дома, чтобы дождаться дочери, которую, как ей казалось, она не видела уже целую вечность.

Они разговаривали по телефону всю дорогу, пока Юля направлялась домой, перекидывались бесконечными новостями, Мария спрашивала, что дочь думает о предстоящих экзаменах, та отвечала невпопад, перебегая дорогу ― это все было столь обыденным для них.

– Ладно, мам, давай, я уже вижу наш дом, сейчас приду, – сказала Юля и бросила трубку.

Мария Демина, так же, как и всегда, подошла к двери квартиры, располагавшейся на третьем этаже панельного дома, чтобы проследить путь дочери и встретить ее, так сказать, у самого порога.

Наконец, дверь в парадную открылась и внизу показался взмах тени, мимолетный силуэт, постепенно приближавшийся к Марии. Но шаги приближающегося человека были слишком тяжелыми и медленными, чтобы это была Юля, всегда порхавшая, словно маленькая фея. Тем более, благодаря ее маленькому росту, миловидному лицу и привлекательной фигуре, она действительно походила на это сказочное создание.

Мимо пролета третьего этажа поднялся сосед из квартиры выше.

– Извините, Федор Петрович, вы не видели Юлю, она должна была уже подойти к подъезду? – Мария едва скрывала панику в голосе, но ведь ничего еще не случилось, правда?

– Нет, Маш, я как раз разговаривал с сыном по телефону. Я сидел на лавке внизу и никого не видел.

В тот день Юля так и не появилась дома.

Три недели спустя, в квартире бизнесмена средней руки Дмитрия и парикмахера-на-дому Марии присутствие органов власти, целой тучи родственников и следователей было вполне нормальным делом. Хотя за последние дни их напор ослаб, а журналисты и вовсе не появлялись уже через неделю после инцидента, сотрудники полиции все еще сообщали о том, что следствие ведется, в который раз допрашиваются одноклассники, учителя, присутствовавшие в тот день у автобуса, но результатов все нет.

Это все было так странно… Десятки знакомых и много больше незнакомых людей посещали эту квартиру, несколько потускневшую за последние пару недель, все спешили сказать слова сочувствия и поддержки, а Мария все сильнее думала о самоубийстве. В глубине души она понимала, что это глупо, что глупее поступка и быть не может, но это не умаляло того факта, что каждый раз, принимая ванну вечером, она брала с собой лезвие и игралась с ним, будто примеряя движение, которым рассечет свою жизнь на до и после пропажи дочери, и «после» уложится в совсем короткое мгновение. И только предательская человеческая трусость останавливала ее от этого шага, заставляя все сильнее рыдать от потери самого любимого человека в жизни.

Естественно, она во всем винила своего мужа, что начал выпивать все больше с каждым днем. Она делала это не всегда открыто, чаще всего просто думала о том, что его дела и его бизнес погубили их семью, что дочь похитили или убили из-за долгов. И муж, несомненно, знает о произошедшем, но боится говорить об этом, потому так много пьет.

И в те моменты, когда квартира темнела и всасывала внутрь все чувства и мысли, заполняясь лишь пустотой и ненавистью, Мария включала воду и ложилась в ванну и, лежа в единственной позе, столь неудобной, что когда вода доходила до груди, резкая боль сразу разрезала закостеневшие мышцы спины, чувствовала лишь остывание воды. Лезвие было припрятано за переливом.

Раздался звонок.

Дмитрий подошел к двери, чтобы узнать, кто же на этот раз захочет поделиться частью своего милосердия или разделить их слезы ― по другим причинам к ним перестали заходить, словно весь мир сомкнулся на их горе, что еще больше прогибало их спины под тяжестью утраты.

Но за дверью никого не было. Как это ни странно, но Дмитрий даже мимолетно улыбнулся, представив, как некий пацаненок, не имея ни малейшего представления об их горе, жмет кнопку звонка и тут же несется вниз, растянув улыбку от глупой, но все-таки довольно веселой шутки для самого исполнителя.

Не обнаружив злоумышленника, Дмитрий отправился вниз, решив проверить почту. Лестничная клетка была вымыта, даже остаточный запах хлорки не мог перебить своеобразной свежести, тянувшей из открытых между первым и вторым этажами окон.

Из почтового ящика торчал конверт. Дмитрий аккуратно взялся за уголок белой бумаги, та выскользнула из сухих пальцев. Еще раз подцепив едва отросшими ногтями хитрый уголок, Дмитрий подумал, что он даже не захватил с собой ключи, и хорошо, что хоть одно письмо оказалось легко доступным. Но, выкорчевав конверт из прямоугольной секции с подкрашенным номером 31, он не увидел в темноте прорези ничего другого.

Не вскрывая конверта, который походил на те, что обычно содержат в себе «письма счастья», даже не взглянув на его лицевую сторону, Дмитрий еще раз осмотрел лестничные площадки, поднявшись, посмотрел в пролет со своего этажа и, закрыв за собой дверь, направился в комнату, будучи погруженным в свои мысли.

Думал он уже не меньше недели лишь о том, что ему пора разводиться. И, естественно, он говорил себе, что ни в коем случае не прекратит поисков дочери, но только не рядом с ней, со своей женой. Она становилась просто невыносимой в последние дни. Все чаще стали происходить ссоры из-за надуманных поводов, хотя Дмитрий был достаточно умен, чтобы понимать их истинную причину.

Она ненавидела его. Это нельзя было наиграть или выдумать, когда он видел в ее глазах ненависть, в эти моменты он чувствовал лишь грусть. Мария Демина по-настоящему ненавидела своего мужа, а уж причины приходили сами собой. Стресс стрессом, а в пропаже дочери он был не виноват, в этом он был уверен. Конечно, он был мало знаком с миром современной экономики, и уж тем более в девяностые он работал обычным младшим инженером с непривлекательной для криминальных лиц зарплатой. И даже сейчас, когда его предприятие пошло вверх, оно не приносило столь ожидаемых доходов.

Дмитрий неоднократно думал, что вряд ли кто-то стал бы похищать его девочку из-за денег фирмы, особенно когда ее генеральный директор живет в «хрущевке» и каждый день принимает по утрам контрастный душ, благодарно обеспеченный старой газовой колонкой и плохим напором воды.

Конечно, можно было допустить, что ее похитили какие-то отморозки с целью получить хоть какую-то наживу, но уж точно не знавшие о его финансовом положении. Но никаких требований не выдвигалось.

И, как в каждый раз, Дмитрий даже не касался тех мыслей, где его любимица, его умница Юленька, была убитой. Этого просто не могло быть. Невозможность такого исхода событий была столь очевидной, что эти мысли не напоминали о себе вовсе. Мария тешила себя тем, что материнское сердце обязательно почувствовало бы смерть дочери, а Дмитрий старался мыслить немного логичней, оправдываясь тем, что ее именно похитили, ведь Юля уже входила в подъезд, а убийство уже давно бы раскрылось.

Дмитрий кинул конверт на тумбочку в прихожей.

– Кто приходил? – раздался голос его жены из комнаты Юлии.

– Никого не было, может детвора играется, – механически ответил Дмитрий.

Его взгляд был прикован к конверту, который был абсолютно белым, без адресов, без марок и штампов ― обычный конверт, в котором могут находится либо деньги, либо письмо, врученное из рук в руки.

– Дорогая, ты не могла бы подойти, – сказал Дмитрий, не решаясь вскрыть конверт самому.

– Что ты сказал? Не слышно!

Дмитрий не стал отвечать. Перед его глазами уже пронеслись печатные буквы с требованием денег в обмен на дочь, в мыслях Дмитрий уже прокручивал всевозможные варианты займов, ссуд в банке, продажу своего дела, которое так кстати поползло вверх в цене. Можно будет попробовать обратиться в какие-нибудь фонды помощи, если конечно в России такие есть…

– Что ты там говоришь? Ничего же не…

Мария вышла из комнаты дочери, в которой она проводила почти все свободное время в последние дни; растрепанная и не накрашенная ― она выглядела практически стопроцентным антиподом своего былого внешнего вида, когда она приводила в порядок волосы и наносила макияж даже когда никуда не собиралась идти.

Она увидела Дмитрия сидящим на полу в прихожей с отрешенным взглядом, направленным куда-то в сторону телефонной розетки, скрытой за тумбой.

– Что случилось? – сразу же спохватилась она. Мария сразу же услышала в своем мозгу фразы «Ее нашли», «Ее нашли мертвой», «Ее видели в аэропорту»…

Как кот Шредингера, дочь Марии Деминой была сейчас одновременно мертва и жива в ее мыслях.

– А? Что? – Дмитрий словно отошел от наркоза. Помотав головой он сразу встал, отряхнулся и указал на конверт. – Достал из ящика.

Мария вскрыла конверт, не раздумывая ни секунды.

Под внешней оболочкой оказался двойной лист, вырванный из тетради в линейку. На нем были приклеены буквы, вырезанные из газет. Но в отличие от тех, что Дмитрий видел в кино, эти все были черно-белыми, даже, казалось, выполненными одним шрифтом, только разных размеров.

Текст гласил:

ПосЛеЗавтрА в 13—45

ВЫ выйДете в Скайп

под СледУюЩим лоГином

«qwdPotr2008»

ПарОль 000444

P. S. Можете звАть ПолицИЮ мне

Все раВНо


Мария посмотрела на мужа. В ее глазах стоял ужас, даже несмотря на то, что теперь они хотя бы знали, что их дочь жива.

В назначенное время, за компьютером Юлии собрались пять человек.

Дмитрий и Мария сидели на диване, пристально наблюдая за происходящим. Следователь, мужчина лет сорока по имения Владислав Валерьевич, который, тем не менее, продолжал настаивать, чтобы его звали Владиславом, выдавал указания подчиненным.

Но слушал его только Антон ― молодой специалист по компьютерным технологиям в правовой среде. Их отдел давно сидел без работы, поэтому он считал, что это дело, связанное с пропажей школьницы, легко может стать отправной точкой в его карьере.

Пока Антон слушал инструктаж по всем необходимым психологическим техникам в общении с террористами, которые, конечно, вряд ли бы ему пригодились, ведь разговаривать с ними он не собирался; с компьютером возился Паша ― еще один технарь-программист, который назывался так вовсе не потому, что к нему обращались по мобильному с просьбой показать «где нажимается вход в интернет».

Нет, Паша был одним из компьютерных гениев, которые всегда совершают нечто очень важное для мировой общественности, не способной даже запомнить их имена. Возможно, что ему вряд ли суждено было стать новым Джимми Уэйлсом или Джобсом-Гейтсом, но для своих двадцати двух лет, он уже успел сделать существенный вклад в интернет-технологии. Не говоря уже о чипах, которые носили в своих портативных приставках последнего поколения все любители халявы; где на маленьких картах памяти, первоначально собиравшихся вручную, все так же стояла подпись HapPi-Pi – профессиональный никнейм нашего хакера.

К трем четвертям второго все было готово ― была настроена веб-камера, микрофон, и к компьютеру была также подведена специальная приставка ― гордость Павлика ― мини-роутер, который мог перехватывать всю информацию об интернет-соединении, причем идущую не только от провайдера, но и от всех сетевых подключений в интернете, будь то порно-сайт или переписка через «аську».

Антон же подключился к компьютеру хозяев через свой старенький АйБиЭм, параллельно подсоединившись к Скайпу для записи разговора и анализа местоположения и связи неизвестного.

Когда пошел звонок и Владислав уже заканчивал выдавать необходимые инструкции родителям, никто и предположить не мог, каким неожиданным окажется разговор.

Антон нажал в своем ноутбуке кнопку приема вызова и убедившись, что синхронизация с компьютером полная и стабильная кивнул начальнику.

Дмитрий не знал, что ему нужно делать ― перед ним, в мониторе, образовался черный квадрат ― провал в том месте, где обычно он наблюдал лицо собеседника.

– Алло… Алло! – суетливо заговорил он, ощутив внезапный приступ страха и волнения.

Паша показал жестом, что все в порядке, IP отслеживается и… вдруг его лицо охватила паника, цифры на экране его мини-роутера начали меняться с бешеной периодичностью. КПК, который был подключен к нему для проверки сведений, будто сошел с ума, страницы с цифровыми массивами заполнялись с бешеной скоростью, будто сотни компьютеров сменяли друг друга в непонятной чехарде. Паша раньше никогда с таким не сталкивался.

А в это время на экране домашнего компьютера Деминых появилось видео.

– Всем добрый день. Дядя Дима, Мария Николаевна. В данный момент вы видите лишь видеозапись, поэтому не нужно лишний раз портить свои нервы, пытаясь докричаться до меня. Ой, извиняюсь, наверное, нужно включить свет, чтобы вы могли поздороваться с дочкой.

Изображение, которое было едва различимым в темноте вдруг озарилось светом и Мария Демина почувствовала, что голова начинает кружиться и ей катастрофически не хватает воздуха.

– Максим?.. – только и успела удивленно прошептать она, прежде чем потерять сознание.

На экране монитора появилось лицо Максима Картанова, семнадцати лет, давнего друга их дочери, помогавшего в подготовке к экзаменам.

2. Заложник

Мария сидела за монитором и уже, как минимум, в пятый раз, просматривала запись от этого мелкого засранца, которому они когда-то доверяли. Она пришла в себя как раз в момент, когда Паша с Антоном уже заканчивали свои бесполезные манипуляции в попытке выследить сигнал. Единственное, что они смогли понять, так это то, что запись была выложена через анонимный аккаунт Youtube, в котором была заблокирована для просмотра, что пресекало попытки обычных интернет-серферов наткнуться на материал.

Каждый раз, когда глаза Марии выхватывали в ворохе пикселей дочь, слезы наворачивались в ее глазах, она не могла сдерживать рыданий, ее руки безвольно били в грудь, изо рта вырывался лишь глухой хрип.

В первые секунды видео сторонний зритель не обнаружил бы ничего противозаконного в происходящем ― Максим, спокойно улыбаясь, обращался прямо в камеру, не отрываясь от своего занятия ― держа в руках, покрытых хирургическими перчатками, словно омертвевшей кожей, ножницы и ворох газет, он методично, практически не глядя, вырезал по одной-двум буквам, после чего наклеивал их на письмо, не попадавшее в кадр.

– Так вот, поскольку это всего лишь запись, вы можете успокоиться и выслушать меня столько раз, сколько захотите. В Ты-Трубе вы можете зайти через те же самые логин-пароль, что я дал вам для Скайпа и посмотреть на это видео еще не один и не два раза. Естественно, я не считаю нужным сообщать о том, чтобы настройки приватности видео не трогались. – С этими словами его губы сошлись в обычной улыбке, не скрывавшей в себе совсем никаких негативных эмоций.

Потом он положил ножницы и обрывки газет на место, продемонстрировал получившийся вариант сообщения, который Мария могла наблюдать под левой рукой, слегка промокший от слез.

А дальше… Максим поправил камеру и в объективе появилась Юлия. Она сидела на стуле с высокими ножками и подлокотниками, вокруг которых были отчетливо различимы огромные мотки скотча, обвивавшие жертву и стягивавшие ее белыми жилами. Она могла пошевелить лишь кистями и головой, однако не была в состоянии сделать даже этого ― в ее глазах читалось усталость и боль, лицо было красным, все в испарине ― видимо Юля боролась с путами не один час.

– Не бойтесь, я не всегда держу ее связанной. У меня есть отличное место для содержания вашей дочери.

В руках Максима появился пистолет ― плохо различимый в сомнительном качестве изображения, но Владислав определил его как боевой, или хотя бы травматический, что тоже не предвещало радостного исхода без знания его мотивов.

– Итак, первый сеанс связи сейчас будет завершен. Просто хотел показать вам, что ваша дочь в порядке. Все инструкции будут приходит на выданный вам аккаунт в виде текстовых сообщений. До связи.

И видео оборвалось спецэффектом по типу выключения старого телевизора, когда изображение сползается в тонкую нить.

Мария откинулась в кресле, бросив голову, кишащую болью и дурными мыслями на спинку. Она не видела и не слышала, как кричал ее муж, когда в первый раз увидел видео-сообщение в окне Скайпа, он чуть не разбил монитор, крича: «Верни мою дочь, ублюдок!»

В ее голове просто не помещалась мысль, что семнадцатилетний пацан, с которым они вместе с Юлей посещали культурные мероприятия по школьной программе, который учил их понимать современные шутки из интернета, который советовал им фильмы для

просмотра. Он был очень хорошим другом не только их дочери, но и Диме, да и ей самой тоже. А теперь он оказался по ту сторону баррикад, куда осмелился затащить Юленьку, желая использовать ее в своих гнусных целях.

А еще ей было стыдно. Мария стыдилась не только того, что не распознала в малолетнем знакомом угрозы, даже тогда, когда Юля в первый раз включила в своей комнате тяжелую музыку, столь незнакомую стенам их квартиры. Она стыдилась своего гнева к мужу, стыдилась мыслей, в которых желала смерти Максиму. Казалось, что собственный разум взбунтовался против ее здравого смысла.

– Черт! Вот сукин сын! – вскрикнул Паша, так громко и яростно, что все присутствующие вздрогнули.

– Твою мать, не кричи так! Что случилось? – сказал Владислав, прижимая микрофон мобильника ладонью.

– Этот урод смотрел за нами, когда мы все уперлись в видео.

– Ты серьезно? – подбежал Антон, бросив свою базу данных.

– Да, я отследил поток данных идущий от компьютера жертвы…

Владислав еле удержался, чтобы не врезать подзатыльник глупому «гражданскому». Вместо этого он несильно сжал ему плечо и сказал на ухо: «Не вздумай еще раз повторять это слово при родителях девочки, ты понял меня?»

Паша не проходил специальных курсов по общению с террористами и их жертвами, но даже без этого ему хватило ума и стыда, чтобы, потупившись, покраснеть, поняв, что ляпнул совсем не то.

– Да-да, понял, – буркнул он, готовясь рассказать о своем открытии еще немного.

Паша был довольно высоким парнем и, будь он немного подвижней, стал бы весьма неплохим спортсменом, да хотя бы баскетболистом в школьной или университетской команде. Но он был довольно ленив, когда дело доходило до спорта, поэтому Владислав и Антон наблюдали его почти двухметровое тело, практически вдвое сгорбленное перед ноутбуком, облаченное в старые протертые джинсы и водолазку. На лице его красовалась жиденькая бороденка, говорившая о нелюбви к бритью, побеждавшую, как минимум, уже неделю.

– Так вот, смотрите. Здесь поток информации говорит о том, что этот Максим переключался с одного сигнала на другой, словно анализируя нашу реакцию.

С этими словами он включил видеопоток, который записывался с их веб-камеры. Почему-то никто не подумал о безопасности видео, когда звонок только поступил, и теперь в кадр попал и Паша и Антон, только Владислав предусмотрительно отошел в сторону.

– Да уж… – только и сказал он. Вообще-то Владислав хотел добавить, что по ту сторону экрана сидит довольно смышленый ублюдок, но он не решился расстраивать родителей девочки, сидевших молча вот уже с полчаса, только наблюдая за появлением дочери в кадре на записи.

Тем более, мысль об уме противника посетила и Антона, и Пашу.

– Итак, господа. У меня есть информация, – торжественно произнес Антон, привлекая к себе внимание.

Антон не отличался особой усидчивостью за компьютером и, более того, его даже раздражали длительные переписки по работе или составление отчетов ― он был тем единственным в своем «IT-отделе», кто регулярно делал зарядку по утрам и любил проводить свободное время на турнике. Он по праву хвалился своей фигурой, и всегда, даже подсознательно, старался привлечь к себе больше внимания.

Компьютерная сфера была для него лишь работой, а не образом жизни.

– Максим Картанов, семнадцать лет, живет на Петроградке, я уже отправил наряд в его квартиру. Так, тут у нас что… Школьные олимпиады…. математика, информатика… После восьмого класса скатился в трояки, практически забросил учебу. Ага! Его родители ― Александра и Глеб Картановы! Ничего себе!

Владислав изумленно промолчал. Александра и Глеб Картановы ― это не просто журналисты, они ― легенда последних лет. Их репортажи всегда нарасхват расходились по всем центральным каналам и крупнейшим изданиям. Умудрившись не числится на каком-либо отдельном телеканале, они являлись свободными репортерами высшего звена, о подобных раньше можно было прочитать только в книгах или узнать в интернете. Их репортажи из Африки, из горячих точек, с археологических раскопок ― все были настоящими, живыми, заставляли прильнуть к экрану словно в поисках ответов на засевшие в мозгу вопросы. Настоящая легенда, разжигавшая интерес к журналистике в России.

– Подожди-ка! – сказал Владислав. – Когда ты говоришь? В девятом?

– Да, в девятом классе… черт, точно… – они замолчали.

Именно тогда Александра и Глеб Картановы погибли во время взрыва на станции «Горьковская».

Каждый задумался о чем-то своем. Владислав вышел из комнаты, чтобы связаться с нарядом, отправленным в квартиру Максима, Антон бездумно проматывал колесиком мышки различную информацию, думая лишь о родителях, которым не звонил уже больше месяца. Паша задумался о том, что не лишним будет позвать маму с папой в кино, или, хотя бы в кафе, пообщаться, ведь они так давно не делали этого.

Естественно, в квартире никого не оказалось. Она выглядела пустой, будто никто не проживал в ней уже очень долго. На кухне, в духовке стоял системный блок. Кто-то из оперов даже хихикнул, когда был обнаружен такой «подарок».

– Смотрите-ка парни, только упаковочной бумаги не хватает.

Системник доставили через полтора часа, когда уже стемнело.

Владислав спросил у Дмитрия:

– Вы будете не против, если мы останемся у вас для дальнейшей работы? Поймите, что это огромный прорыв по сравнению с тем застоем, что был в начале расследования.

– Я не против, но вот Мария… Но я думаю, что вы сможете остаться. А почему вы не можете забрать все компьютеры в участок или в другое место, где было бы проще разбираться с делом?

– Мы не знаем, как этот Максим отреагирует, если при следующей связи, которая может произойти когда угодно, он увидит другой адрес в сети. Безопаснее будет, если мы оставим все подключенным у вас.

– Ну что? Есть продвижение? – спросил Владислав, войдя в бывшую комнату девочки, которая стала похожей на серверную маленького компьютерного клуба.

– У меня есть немного. – Антон поднял правую руку, не отрываясь от монитора. – Паша сейчас пытается взломать информацию на «печеном» системнике, – так они прозвали привезенную из квартиры Максима находку, – а у меня не совсем утешительная информация. Ролик, который мы наблюдали, был смонтирован из трех частей, каждая не больше трех минут, и, что самое интересное, каждая была выложена на канал из интернет-кафе, расположенных в разных концах города.

Владислав обдумал сказанное. Картина была неутешительной. Парень знает, что делает. Не больше трех минут ― значит наряд, моментально среагировавший на появление нового видео в сети, все равно не успеет взять его.

– Хорошо хоть не из Москвы… – едва слышно сказал Владислав. Но Антон его услышал и хмыкнул.

В это время Паша справился с защитой информации на жестком диске с привезенного ПК.

– Владислав Валерьевич! Есть инфа, – сказал он чуть громче, чем того требовал случай и время, но Владислав не отреагировал. Все-таки не стоит раздражаться на особенности ведущего специалиста.

– Что там?

– Видимо это был вспомогательный диск, потому что на нем нет никаких следов операционной системы или управляющих программ. Только личные данные.

– Что? Насколько личные?

– Э… Ну, как у всех, фотографии, видео, даже папки с играми остались.

– Проверяй, это может быть полная хрень, для отвода глаз.

Паша кивнул и начал просматривать вручную, чтобы ничего не упустить, папку за папкой, которых на диске было не меньше пары тысяч.

– Так, и послушайте, что я вам сейчас скажу, – Владислав подождал, пока Антон и Паша отвлекутся от своих занятий. – У нас сейчас огромный прорыв в деле, и, не исключено, что мы сможем найти какую-нибудь полезную информацию, которая поможет нам найти террориста. Но! Никакой прессы, никаких писем в газету, в блоги, во всякие ваши социальные сети. Абсолютно ничего. Ясно?

– Черт! Социальные сети! – практически одновременно встрепенулись Антон и Паша.

Владислав ухмыльнулся.

– Вот и отлично. Работайте.

Паша проверял уже пятую социальную сеть, но только в двух нашел следы Максима, но лишь в виде удаленной страницы, ссылающейся на несуществующий адрес. Взяв на себя смелость покопаться в данных на серверах, он был очень сильно удивлен увидев лишь пробелы в портфолио объекта. Видимо, Максим тоже не преминул возможностью «подчистить хвосты».

Откинувшись на стуле, Паша взглянул на потолок. Эта мысль показалась ему глупой, но сейчас ему не хватало плаката с надписью «Чего уставился? Работай давай!», который висел у него на потолке прямо над компьютерным столом.

Да-а-а… Родителям он так и не позвонил, хорошо хоть догадался написать на рабочий почтовый ящик отцу, что сейчас работает над новым делом и расскажет все позже. Работа снова поглощала его с головой.

– Есть хочешь? – обратился он к Антону, не поворачивая головы.

Тот не ответил, слишком уж был поглощен изучением данных на диске из привезенного системника. Они ковырялись в нем поочередно, исключая возможность упустить какую-либо важную информацию из-за утомленности.

– Антон! – еще раз повторил Паша, уже громче.

– Что случилось?

– Пойдем куда-нибудь перекусим. Видимо ты еще не знаешь, что такое истощение организма от долгого сидения за компом.

– И с чего же ты так решил? Все-таки работаем с одним и тем же?

Паша усмехнулся, мимолетно оценивая внешний вид напарника.

– Это же очевидно… Ты следишь за собой, подтянут физически и одежда из дорогих магазинов. Видно, что большую часть зарплаты ты тратишь на себя.

– И что же в этом такого, а?

Антон едва сдерживал себя, чтобы не наехать на этого хлюпика, который имеет смелость критиковать его. Он бы с удовольствием посмотрел, как этот Паша начал извинялся, вытирая сопли с разбитой морды.

Но тот не отступал, более того, надменность в его выражении лица стала все более заметной, во всяком случае, так показалось Антону.

– Ты сперва послушай, что я тебе сказать хочу. Для тебя это всего лишь работа, я же… – он сделал небольшую паузу, словно погрузившись в свои мысли. Но, не найдя ничего оригинальней, сказал, – Я живу этим всем.

С этими словами он окинул руками компьютеры перед собой. После чего продолжил:

– Ты, наверное, решишь, что я всего лишь задрот… – он опять усмехнулся неприятному слову, – и у тебя есть все основания полагать так. Но требую проявить уважение к моей профессии, особенно к тому, что половину своих окладов я перечисляю детскому дому, в котором вырос.

Антон не знал, что ему и ответить. Он знал, что у Павла есть родители, а, в особенности, он полагал, без капли сомнений, что свои деньги тот тратит на игры и дорогие гаджеты.

– Так вот, пока ты ничего не ответил, то давай все-таки пойдем и пожрем, потому что я уже умираю с голоду, да и у тебя не наблюдается прорыва в работе. Подзарядке, знаешь ли, всем нужна.

За ночным завтраком в ближайшей забегаловке они успели обговорить очень многое. К удивлению Антона, который обнаружил, что за этим худощавым телом и усталым лицом с дурацкими очками скрывается довольно неплохой парень с крепким, между прочим, характером.

Оказывается Паша даже не стеснялся того, что родители отдали его в детдом, когда ему было меньше года. Там он и рос до четырнадцати лет, пока однажды не увидел в кабинете куратора мужчину, отдаленно напоминавшего ожившую фотографию из его тумбочки. Эта фотография, на которой была изображена свадьба молодой пары, была с ним столько, сколько он себя помнил, именно поэтому он сразу же узнал человека за дверью.

Да, это оказался его отец, который сообщил им, что они с мамой всю оставшуюся жизнь будут жалеть о своем поступке и хотели бы, чтобы он простил их и поехал домой.

– Да уж, ну и истории у тебя… – только и смог выдавить Антон, когда дослушал часть про воссоединение и всепрощение Павла. – У меня все было куда проще: обеспеченная семья, репетиторы, одержимость компьютерными играми, скандалы… А потом я просто сам понял, что меня больше не интересуют развлечения и пошел в милицию. Знал бы ты, как отец был зол. Он сказал – «Не для этого я дал тебе это образование»!

Они вместе посмеялись над тем, как Антон пародировал отца. Какое-то время они продолжали есть без слов. Паша смотрел в телевизор, висящий под таким углом и на высоте пары метров, что цвета старого «пузатого» телевизора сливались в пурпурный и о происходящем можно было судить лишь по звуку из хриплого динамика.

– А я первый раз нашкодил еще в детдоме, – прервал молчание Паша.

– Да ну?

– Да. Мне лет десять было. Ребята постоянно дразнили меня «подлизой», потому что я никогда не бесился, не убегал, не делал ничего «неправильного». Ну я и сказал им, что скоро они увидят такой прикол, которого им никогда не повторить. Но я не люблю ни насилия, ни дурацких шуток вроде тех, когда эти придурки обливали девчонок всякой всячиной от варенья до помоев.

Он продолжал рассказ о том, что в одном из классов было несколько компьютеров, подключенных к сети, и он нашел в интернете вирус, который мог выкидывать сообщение о различных ошибках при совершении определенных действий, например, при открытии конкретной программы. Но это было лишь для практики.

Через некоторое время, когда вирус нашли и подчистили, он попросил одного из старших помочь ему с проникновением в этот класс ночью. И, хотя его несколько раз чуть не поймали, за пару недель Паша уже смог немного модернизировать вирус.

– Больше всего парням понравилось, когда директор вел урок и при открытии у всех Ворда, появлялась надпись «Что, печатать собрался, дружище? Забей, рубани-ка лучше в Контру» и открывалась Контра. И так со всеми офисными программами, от блокнота до PowerPoint. Причем саму игру так и не нашли. Она была перепакована в экзешник в 40 мегабайт, распаковывалась на ходу. Жаль что там полностью перебросили систему.

Потом поставили кучу защиты. Ну, естественно, она и стала моим тренажером.

У Антона не было слов в ответ на услышанное. Оказывается, что его многолетнее обучение, потом стажировка во многих IT-отделах ― это все можно было заменить двухнедельным сидением за изучением вирусов…

– Да ты не парься! Я ведь только в хаках спец. До сих пор не могу запомнить необходимые макросы и формулы в Excel…

Они посмеялись вместе. Обстановка между ними разрядилась и стала более дружелюбной.

Перекусив на славу, они принялись обсуждать работу, все нюансы, возникшие при штудировании информации, связанной с делом.

– Так вот, я проверил несколько социальных сетей, там все пусто, – начал рассказывать Паша.– Однако нашлась кое-какая странность.

Он глотнул чая и, не дожидаясь, пока собеседник спросит, что же за странность он заметил, продолжил:

– На сервере нет никакой информации. То есть он удалял страницу не обычным методом, а полностью подчистил за собой все логи, всю внесенную при регистрации информацию.

– То есть здесь у нас ничего нет? – спросил Антон.

– Вот как раз не совсем, – самодовольно заметил Паша. – Во-первых, ты сам знаешь, что бывают такие случаи, когда зарегистрируешься на каком-нибудь «Я тебя вижу», а потом забудешь, из-за долгого непосещения.

Они вместе поржали над самой неудачной сетью в Рунете, которая мало того, что была самой невостребованной из-за неудобного дизайна и малого количества возможностей, которые были слизаны с конкурентов, так еще и ее взламывали разве только что не школьники начальных классов.

– А, во-вторых, ты может не в курсе, но создатель одной из сетей ― мой спонсор в производстве чипов для приставок.

Антон хотел было раскрыть рот от удивления, но совладал с собой. Он никак не ожидал, что этот очкарик окажется изготовителем тех самых чипов, которые заставляют рвать волосы на голове и не только лучших спецалистов Японии. Укол зависти заставил Антона сидеть ровно и спокойно.

– Так что же ты нашел, не томи?

– В принципе, ничего особенного. Я нашел две страницы-призрака в непопулярных сетях, а также, с помощью друга-спонсора, поднял регистрационную форму Максима. Но, тот, видимо, и до смерти родителей был подкован в навыках незаметности в сети. Но в старых формах было упоминание об одном видео, которое Максим со своим другом, который скрывается за ником «alegro3398», – легкий смешок. – Ты наверняка видел его, про вред курения во время рыбалки.

Антон тоже не смог сдержать улыбки. Конечно он знал это видео. Его посмотрело больше миллиона человек за все время его пребывания на Youtube, причем выложено оно было в первые годы существования известного сервиса. Короткий юмористический клип, снятый на неплохую, но все-таки дешевую любительскую камеру, повествующий о нескольких ситуациях на рыбалке, когда не стоит курить. На ум сразу приходил кульминационный эпизод, в котором чихающий медведь подходит сзади к горе-рыбакам.

– Да видел. Забавно, только сейчас вспомнил, как выглядит Максим. На фотках в деле он совсем другой.

– Так вот, этим «alegro» оказался никто иной, как его одноклассник Александр Горошевич, с которым они учились с пятого по девятый классы. Но, к сожалению, на этом зацепка кончается, потому что тот уехал в Харьков два года назад, да так и живет там по сей день.

Они помолчали. Паша допивал свой чай, у Антона уже давно остыл кофе, к которому он почти не притронулся, от чего тот стал похож на черную лужу со странной пленкой, бывшей когда-то сливками.

– Нет– А у тебя что?

Почему-то Антону показалось, что коллега издевается над ним, хотя в его голосе не звучало ехидства. Еще бы, рассказывает о своих подвигах чуть ли не с героическим подтекстом, после чего спрашивает, что же люди делают кроме него. Но это все осталось за кулисами мыслей Антона. Он никогда не отличался открытостью.

– Не так много. Я проверял кодировки, с помощью которых шифровался видеопоток. Обнаружить удалось, что скорее всего, тот использует дубликатор адресов, или, но это уже на грани фантастики, он сидит в сети через независимый канал, без провайдера.

Паша хмыкнул. Он знал тысячи способов обмануть защиту, затеряться в интернете, вести себя незаметно, или, наоборот, устроить настоящий фейерверк ошибок и вирусных атак, но так же он знал, что самой главной проблемой хакеров было то, что интернет всегда кто-то «раздает». И эту «давалку» невозможно обойти, если только ты не хочешь засветиться перед общественностью, как еще один провайдер, зарегистрировав себя через ИП. Он знал несколько команд хакеров, которые создали свою организацию по выдаче интернета, но, при этом, не озаботились прикрытием тылов и соответствующие структуры быстро до них добрались. Кому-то повезло меньше и они сели в тюрьму, кому-то больше, и этим ребятам из техники дозволен только пыльный «геймбой» и невыезд из страны.

– Да уж… – только и сумел выговорить Паша, выбравшись из своих мыслей. – Судя по всему, наш объект не владеет собственной организацией, иначе его давно бы выследили. Остается только два варианта ― искать его по алгоритму дублирования, или же искать его, как работника службы интернет-связи. Но, даже если бы он вклинился в чью-то линию, все равно нужен дубликатор.

И в этот момент раздался писк, который был похож на те, что издают микрофоны во время гаражных рок-концертов, если их поднести очень близко к оборудованию.

Антон поморщился, изобразив лицо человека, которому пришлось съесть пару лимонов. Паша тоже слегка исказил физиономию, но больше в сторону улыбки. Он достал из кармана сотовый ― звук сразу же стал громче. Нажав на кнопку «Тихо» он повернул экран к собеседнику – «Владик Валерьевич». И, оказывается, уже было почти восемь утра, то есть они просидели в кафе четыре часа.

– Начальство, – сказал Паша и снял трубку.

То, что раздалось из не такого уж громкого динамика услышали все присутствующие. Ну, так показалось Антону, который слышал голос шэфа настолько громко, будто сам звонил ему.

Лицо Павла сразу же потеряло всю веселость, заставив и Антона посерьезнеть. Видимо, кроме мата начальник использовал и важную информацию.

Уже бежим, мы здесь рядом, – сказал Паша, и, ничего не говоря, поднялся из-за стола, жестом показывая Антону сделать то же.

– Быстрее уже, мать… – раздалось из телефона перед тем, как Паша нажал на сброс.

У подъезда, в котором проживали Демины, происходило что-то ужасное. Стояли фургоны с логотипами, в которых угадывались эмблемы телевизионных каналов.

– Ой нехорошо, – пробубнил Паша и, стараясь не привлекать внимания, просочился сквозь толпу.

Провода поднимались до самого третьего этажа, Паше это напомнило последнюю «Матрицу», где слепой уже Нео путешествует в городе машин. Поднявшись на третий этаж, они увидели, что дверь заперта, и перед ней столпилось несколько человек с телевидения. Забавным казалось то, что ни Паша, ни Антон никого не узнавали.

– Откройте, вы не можете скрывать правду от людей! – кричал самый настойчивый человек.

Паша ухмыльнулся. Ему всегда казалось, что такие дурацкие фразы ― это прерогатива фильмов, но, то ли этот репортер страдал излишним драматизмом в крови, то ли фильмы давно уже перешли в нашу жизнь вместе со своим словарем, оставив на обочине ничего не подозревающего Павла.

Из-за двери раздавался могучий командный голос Владислава:

– Когда нужно будет, тогда и расскажем все. У меня расследование и, между прочим, здесь живут люди, которые не хотят ни о чем распространяться. Так что не вмешивайтесь в частную жизнь, если не хотите последствий.

– Да уж, ну и досталось ему, даже не матерится – вполголоса сказал Антон. – Набери его, я свой телефон там оставил.

Паша набрал шэфа и, подождав несколько гудков, начал подниматься вверх.

Дверь отворилась, и вышел сам Владислав. Хоть он и был уже не так молод, но недостатком физической подготовки он точно не страдал. Заслонив собою дверь, он жестом, означавшим как «идите быстрее», так и «ну я вам устрою», отправил своих работяг в квартиру.

Напиравшие репортеры, коих было всего двое, больше походили на гиен передо львом, в своих тщетных попытках пробраться внутрь.

Благополучно закрыв дверь, Владислав Валерьевич несколько раз вздохнул, чтобы немного успокоиться и отвел парней в комнату с компьютерами.

– Какого хрена! Где вы шатались?! – сразу же начал он.

– Вообще-то мы ужинали,.. или завтракали, смотря как посмотреть… – ответил Антон.

– Ужинали, значит, они… – Владислав ходил по комнате, пытаясь успокоиться.

– Что случилось-то? – встрял Паша.

Начальник еще походил немного и сел на диван. Видимо, окончательно обнаружив свою точку спокойствия, он произнес:

– Утечка. Скорее всего, от вашего Максима.

– Он не наш… – начал было Паша, но Антон толкнул его локтем.

– Включайте компьютеры, сейчас сами увидите. – С этими словами он вышел на кухню и начал греметь чайниками.

Хозяева квартиры либо спали, излишне переутомившись как морально, так и физически, либо что-то тихо обсуждали в своей комнате, но оттуда не было слышно ни звука.

Максим Картанов выложил видео, в котором признался, что дело о похищении месячной давности ― его рук дело, так же он отправил ссылку на видео на несколько новостных сайтов и, будто этого было недостаточно, также разослал его по нескольким телеканалам.

«Так вот, поскольку теперь стало немного яснее, кто за всем этим стоит, я хотел бы предложить нашим товарищам из телевизора неплохую „жареную“ информацию. Мне нужен всего лишь прямой эфир продолжительностью не больше пятнадцати минут, после чего я сдамся. Люди, имеющие к этому непосредственное отношение, могут писать мне на этот адрес (адрес электронной почты высветился на экране).»

– Как думаешь, что он имел в виду, когда говорил про людей, имеющих непосредственное отношение, – спросил Паша у Антона, не отрываясь от экрана. – Думаешь, нам тоже стоит что-то написать?

– Нет, – ответил Владислав, входя в комнату. – Скорее всего это было обращено к телевизионщикам. У них рейтинги зашкалят, если он даст добро на трансляцию только одному каналу.

– Что же нам тогда делать? Похоже, что Максим начал наступление, но нам даже противопоставить нечего, – довольно театрально выразился Антон.

– Подожди, я думаю… – сказал Владислав.

Они все молчали. Паша в наушниках изучал видео, воспроизводя секунду за секундой, пытаясь уловить какие-нибудь важные элементы окружения или неожиданные фразообороты. Антон взламывал защиту почтового ящика, указанного в конце обращения. Владислав ковырялся в телефоне, выискивая кого-нибудь, с кем можно связаться в такой ситуации. В этот момент работа казалась приостановленной.

– Слушайте меня, – сказал Владислав Валерьевич. – Я попробую связаться с руководством одного телеканала, у меня есть связи. Необходимо любой ценой сделать так, чтобы трансляция шла именно по нему. Вы же пока попробуйте состряпать письмо, которое обеспечит нам эту гарантию.

– Есть! – вскрикнул Паша. – Нашел!

Все придвинулись к его монитору.

– Смотрите сюда, – сказал он указывая в самый угол изображения.

Там, отретушированный какой-то неизвестной Антону программой, был снимок экрана из видео-обращения преступника. В углу едва виднелся некий белый предмет.

– И что же это? – спросил шэф.

– Это… – Антон прищурился, будто пытался придать снимку резкости. – Это USB-модем.

– Именно, – торжествующе сказал Паша. – А это значит, что он использует сотовую сеть для связи с интернетом.

– Что это нам дает? – нетерпеливо спросил Владислав.

– Ну… Мы можем отследить, каким оператором он пользуется для выхода в сеть. Узнав это можно попробовать выследить местоположение, – ответил Антон.

– Но это будет непросто, – перебил Паша. – Видите это?

Он указал на коробку, в которую был вставлен модем.

– Скорее всего, самописное устройство. И я не знаю, что оно делает, ни разу не сталкивался с подобным.

– Работайте.

Трансляция прямого эфира была одобрена и назначена на следующий день. Более того, Владиславу, с последующей передачей в руки его спецов, была предоставлена копия письма, в котором Максим договаривается с руководством канала.

Весь день Паша с Антоном работали не покладая рук, пытаясь обнаружить преступника, но ничего важного, кроме названия сотового оператора, услугами которого пользовался Максим, найти не удалось. Но они не бросали поисков, прервавшись только ближе к ночи, чтобы пойти домой, переодеться и выспаться. Приближался важный день.

– Ну что у нас? – спросил Владислав.

– Пока все то же. Я уже чуть ли не каждый номер с дозволения оператора проверяю. Ничего нового. Все интернет-соединения его сети чисты, – ответил Паша.

– Хорошо, продолжай. Трансляция через час. Что у тебя, Антон?

– Тоже пока ничего. Видео было все так же выложено из одного из интернет-кафе. Более того, на канале пользователя появилось еще одно, на котором этот Максим лыбится в камеру, секунд пять идет.

– И что же это может означать? – удивленно спросил Владислав.

– Судя по отчетам, оно появилось через полчаса после появления видео-обращения к телевизионщикам. Но появилось из компьютерного клуба, который находится в минимум в часе пути от предыдущего. Он просто прется над нами. – Последняя фраза прозвучала на повышенных тонах. У всех сдавали нервы.

– Да, не забывайте так же, что во все зарегистрированные заведения, где посетителям предоставляют доступ в сеть со своих машин, были предупреждены о появлении преступника. Но звонков не поступало, – напомнил Паша.

Трансляция была назначена в вечерние новости по городу. Предположительное число зрителей достигало пары десятков тысяч, но аналитик сказал, что после появления видео-обращения в сети, многие люди отписывались, что обязательно будут следить за новостями. Число подписчиков стремительно возрастало.

А время таяло с оглушительной скоростью.

– Итак, мы представляем вам, уважаемые телезрители, эксклюзивную информацию. Максим Картанов, сын погибших журналистов Александры Картановой и Глеба Картанова, не раз сотрудничавших с нашим каналом. Что же заставило его встать на путь преступника? – раздавалось из динамиков телевизора.

Прямой эфир должен был транслировать видео из Скайпа без задержек, в противном случае, если бы Максим не увидел себя в телевизоре, то трансляция прерывалась и судьба девушки оставалась совсем плачевной. Пять минут до старта.

– Так, будьте все время начеку. Раз он решил сдаться после эфира, значит это неспроста. Видимо, ему есть, что сказать или показать. Лишь бы девочке не навредил, урод, – сказал Владислав, сделав звук в телевизоре потише, на время разговоров о предстоящем эфире.

На экране безмолвно шевелили губами лучшие психологи и деятели искусства, пытаясь понять, что заставило молодого человека из легендарной семьи встать на «кривую дорожку разбоя». Владислав поморщился. Он никогда не любил подобные разглагольствования о психологии преступника, о моральной стороне и о том, что не каждый преступник с точки зрения масс, является таковым в вопросах приличия. Для него преступник ― он и есть преступник. Мразь и тварь, которой самое место в тюрьме, куда бы он с радостью посадил того, кто обсуждал возможные побуждения, заставившие молодого парня похитить девочку.

– Здравствуйте, меня зовут Максим, хотя меня уже должны были представить, а еще и, скорее всего, обсудить несколькими минутами ранее. Я еще раз хотел извиниться, на этот раз прилюдно, перед семьей Деминых. Вряд ли вы поймете меня и точно не простите, но речь не о вас. Она даже не обо мне и не о вашей дочери. Речь пойдет о моих родителях.

Он сидел в комнате с белыми стенами, в которых любой строитель угадал бы только что заштукатуренные, словно подготовленные к ремонту. Но качество видео оставляло желать лучшего, поэтому происходящее на экране походило на интервью из будущего.

«Когда умирали мои родители, я сидел дома, за компьютером, сидел в интернете. И я плакал. Потому что видел все, что с ними происходило. Все благодаря этому (он показал пальцем на некую конструкцию, едва попадавшую в кадр, и придвинул ее к экрану)».

– Видел? – крикнул Паша, сразу начав набирать что-то на клавиатуре. – Эта коробочка ― роутер. И обычный USB-модем. Твою мать, скорее всего он использует обычную линию, но через модем дублирует ее и отправляет в виде сотовой связи! Он работает в собственной сотовой сети!

– Черт, – вторил ему Антон. – Надо искать не интернет-соединение, а обычный разговор.

«Не конкретно этот модем, но такой же фирмы и модели, мой отец пересобрал в мощный передатчик видео с камеры, которую он брал с собой на репортажи. И всегда видео передавалось на его личный сервер, откуда любой человек, знавший пароль, мог посмотреть прямой эфир. Сейчас я бы хотел предоставить вам видео их последнего эфира. Это касается каждого из нас».

Изображение сместилось. На переднем плане появилось очень качественное видео с профессиональной камеры, а в верхнем правом углу появилась миниатюрная копия белой копии с Максимом посередине.

– Итак, сейчас мы находимся на станции «Горьковская», которая готовится к отправке на кап. ремонт, – сказала женщина, в которой все узнали Александру Картанову, или, как ее называли фанаты и поклонники «Говорливая Саша». Она стояла в центре кадра с микрофоном в руке.

– Ну вот, опять ты про ремонт, – послышался голос из-за кадра. Баритон принадлежал оператору ― Глебу Картанову.

– И какие у тебя предложения? Давай я буду говорить про веяние времени, над которым ничто не властно. И вот это время уже коробит нашу бе-бе-бе… – она кривила губами, явно недовольная тем, как муж критикует ее слова.

– Хорошо-хорошо, все-таки твой репортаж. Хотя я не понимаю, почему мы не поехали в Нижний на ярмарку.

– В другой раз поедем в Нижний. Ты же согласился запечатлеть нашу любимую станцию перед тем, как ее превратят неизвестно во что.

– Так, я не буду больше ссорится по пустякам, иди сюда.

Александра подошла, оказавшись ниже центра объектива она слегка нырнула под камеру и раздался звонкий «чмок» прямо рядом со встроенным микрофоном.

– Глеб, смотри! – в ее голосе был неподдельный страх и удивление, так неожиданно вплетенные в равномерное происходящее.

Камера развернулась на сто восемьдесят градусов.

– Что такое, где? – суетливо спрашивал Глеб, аккуратно водя камерой из стороны в сторону.

– Смотри, у тоннеля!

Прямо возле выхода из тоннеля от Петроградской происходило странное движение, похожее на драку. Людей было немного, что было весьма странно для послеобеденного времени, если, конечно часы на видеопотоке были правильно выставлены.

Изображение тряслось и моргало, пока Картановы бежали к тоннелю.

Было похоже, что какой-то человек терпел побои от тогда еще милиционеров. Камера начала опускаться ниже и, на расстоянии около десяти метров, она полностью легла на каменный пол и в кадре появился Глеб.

Он пытался мирно урегулировать вопрос, но то-ли из-за сбоев с микрофоном, то-ли репортеры выключили их умышленно, ничего не было слышно. Но зато стало понятно, что двое милиционеров избивали другого, своего коллегу, по видимому.

И как только Глеб сказал пару слов, то эти двое сразу же набросились на него. У них не было ни дубинок, ни других вспомогательных средств, но они довольно ловко попытались скрутить Глеба. В тот момент, когда руки одного из милиционеров оказались в замке на шее репортера, тот, кого избивали, превозмогая боль, что без труда читалось на его лице, поднялся и что есть силы ударил готовящего удар мужчину в район позвоночника. И хоть это не возымело ожидаемого результата, он смог отвлечь противников от спасителя, за что тут же поплатился ударом коленом в челюсть.

Александра, в это время, подбежала к камере, в ее глазах читался страх, но она старалась не терять концентрации, хотя и плакала практически навзрыд. Наклонившись к устройству, стали видны только ее руки, шарившие в районе объектива. На секунду в кадр попал черный металлический предмет, похожий на пистолет и камера погасла.

– Твою мать! – воскликнул Владислав, не обращая внимание на то, что поддерживает открытый рот чуть ли не обеими руками.

Все присутствующие в комнате обомлели от изумления. Вся работа была брошена, чувства смешались, оставив лишь удивление и завороженность происходящим в телевизоре.

– Это же день терракта, если верить камере, – воскликнул Паша, но никто не обратил внимания.

Люди, смотрящие телевизор, переключившие на этот канал, и не подозревали, что станут свидетелями трагедии, которая приключилась не только в семье Картанова Максима, но и в десятках других семей, чьи родственники погибли в тот ужасный день.

Камера включилась через несколько мгновений, которые заполняли кадр знакомым «профилактическим» шумом. В объективе на мгновение появился сотовый Глеба, он набирал чей-то номер.

– Алло, Максимка! Да, это папа. Слушай, Максим, срочно проверь мой сервер. Это очень серьезно, не ври, что не знаешь пароль. Кое-кто взламывал его трижды на прошлой неделе. Давай-давай, – голос из-за камеры был запыхавшимся, судя по всему, говорившему сбило дыхание и было трудно дышать.

– Глеб, не надо сына втягивать! – воскликнула Александра.

Они стояли посреди развилки в тоннеле метро. Освещение было тусклым, Глеб экономил заряд батареи в камере, поэтому светили лишь малочисленные габаритные огни на стенах и фонарик того мужчины в форме, которого они вытащили из драки. Его лицо было похоже на окровавленную маску из плотной резины ― так сильно оно опухло от града ударов, но он еще держался на ногах.

– Давайте быстрее, можем не успеть, – голос неожиданного спутника был приглушен, у него очень сильно болело горло и все лицо тянуло болью.

– Включил? Отлично. Камера пишет? Все. Давай, сын, пока. Папа на работе. Нет, не знаю когда приду. Мы тебя с мамой очень любим.

И он бросил трубку, даже не предупредив сына, что с ним может что-то случиться.

– И все? Ты даже не сказал ему ничего? – закричала жена.

– А что мне стоило ему сказать? Что если мы не вернемся, он знает, что делать? Саша, мы столько раз чуть не погибли, он уже взрослый и знает, что делать. Но мы выберемся, ему не о чем волноваться! – голос Глеба тоже срывался на крик, но он все еще сдерживался.

– Максимка, что бы ни случилось… – Александра смотрела прямо в камеру и практически не моргала, – знай, что я не стреляла, хотя стоило бы… Мы их просто отпус…

– Где вы там? Мне нужна помощь! – кричал милиционер, темный силуэт с фонарем в руках, стоявший с края тоннеля.

Камера снова зашевелилась по направлению к свету.

– Здесь не ходят поезда, этот тоннель закрыт, – на ходу объяснял проводник.

Они продвигались глубже, но камера однажды обернулась и стало понятно, что они ушли не больше, чем на семьдесят метров от входа. Позади ярко саднили люстры станции.

– Смотрите.

На стенах была закреплена взрывчатка. Но не строительная, в чем любой человек, интересующийся современным вооружением, смог бы быть уверенным на все сто. Да и Глеб выругался достаточно громко, что стало понятно ― его многолетний опыт вылазок как на стройки, так и на войну, сработал как надо, дав понять присутствующим, что положение серьезное.

У Владислава зазвонил мобильник. Он посмотрел на экран и обомлел. Звонил начальник всего отделения по его району. Что за? Может номером ошиблись?

– Да, Петр Семенович? Что? Как отрубать? – он был не на шутку взволнован, но следующий вопрос, видимо был куда серьезней, потому что он вышел из комнаты и продолжил совсем тихо. – А как же девочка? Но ведь… Понял…

Он прислонился к стене, обдумывая услышанное. «Плевать на девчонку, пусть твои парни отрубят сигнал! Как угодно, это не имеет значения».

– Так, ребята! Поступила новая информация, пока я не могу вам ее сообщить. Но вы должны отрубить сигнал, найти способ сделать это. Работайте, и без вопросов.

Антон и Паша переглянулись, но молча сели за свои агрегаты в соседней комнате, краем глаза поглядывая в телевизор. Никто из присутствующих не знал, что Паша нашел способ отключить сигнал уже через минуту после приказа. Но видео продолжалось.

Кадр уже несколько раз описал круг, чтобы показать то количество взрывчатки, которое было закреплено по стенам тоннеля. Рвануть должно было сильно, возможно даже аукнувшись трещинами на асфальте наверху, как, собственно, и получилось.

– Я же говорю вам, что эти двое проверяли всю конструкцию, – сказал милиционер, обводя правой рукой вокруг, тем временем левой придерживая ребро.

Вдруг изображение исчезло. Экраны тысяч телевизоров покрылись черно-белой рябью.

Паша вздрогнул. Странно, казалось, он так и не нажал на кнопку, но хотел это сделать.

– Что случилось? – спросил Антон, проверяя какие-то данные в ноутбуке. Судя по графикам – он просматривал сигнал приема вещания, потому что сейчас на экране пульс замер, превратившись в тонкую красную линию, которой не хватало только отвратительного пищания.

– Они отрубили сигнал, идущий от самой башни, – сказал Владислав, нервно сжимая в руке мобильник.

– Но что же будет с…

Договорить Паша не успел, изображение на экране стабилизировалось, заменив «белый шум» знакомой картинкой Питерского метро с маленькой сноской с лицом Максима в углу.

– Звони операм, кажется я знаю где он, – прошептал Антон, обращаясь в большей степени к начальнику.

Паша склонился над клавиатурой, что-то оживленно набирая.

–…говорю вам, что нам не отключить эту систему, – сразу же с полуслова начал раненый служитель порядка.

– Что ты предлагаешь? Сейчас на станции самое оживленное время, и людей там сейчас не мало, – Саша кричала, но ее голос не срывался в истерику.

– Нам надо уходить, – закричал Глеб из-за кадра. – Живо! Может успеем предупредить служащих станции, пусть уводят людей!

Изображение в кадре неровно повернулось и показало огни станции. В таком ракурсе это смотрелось даже немного романтично – свет в конце тоннеля.

– Глеб… – раздался голос Александры Картановой из-за кадра. Голос был тихим и дрожащим.

Объектив быстро развернулся, но даже скорости этого движения хватило лишь для того, чтобы зритель успел заметить зеленый огонек в темноте круглых сводов.

Раздался оглушительный взрыв, приумноженный эхом пещеры и не самым лучшим качеством записывающего устройства. Даже если там и были крики, то их просто поглотил треск и грохот, продолжавший греметь даже через пару секунд после того, как изображение свернулось в комок ничего не значащих картинок, где не угадывались ни лица, ни цвета…

В какой-то момент, столь незаметный на фоне происходившего, изображение Максима пропало, и сейчас на экране бушевала мерцающая пустота, то черная, то серая, словно ничто примеряло на себя разные оттенки. Но вдруг изображение сменилось до боли знакомым Марии и Дмитрию интерьером – комната, в которой Максим, когда-то их знакомый и, возможно, даже друг, держал их доченьку. Но сейчас он был там один.

– Это сообщение касается только тех, кто понимает, о чем речь.

Его лицо было серьезно, все-таки он обращался к многотысячной аудитории, похоже, что он не забывал об этом ни на секунду.

– Видимо, вы все-таки нашли мой передатчик на телевизионной башне, смею вас поздравить. Но, к сожалению, он передавал лишь мое изображение. Я взял на себя смелость обмануть руководство телекомпании, чтобы не портить зрелище для обывателя. А теперь о главном.

Он поерзал на стуле, будто подыскивая положение получше, после чего снова выправил спину и, практически не моргая, и глядя только в объектив, сказал:

– Завтра я буду в Екатерининском саду в 16—00. Не опаздывайте, – он уже потянулся к камере, чтобы заслонить ее или выключить вовсе, но отдернул руку. – За безопасность девочки можете не волноваться.

И изображение исчезло.

3. Стокгольмский синдром

Максим Картанов проснулся рано. Открыв глаза, он увидел лишь белый потолок и улыбнулся. В квартире своего друга он жил уже больше месяца и маялся от безделья. Интернет был подключен через тучу устройств, которые они соорудили вместе, чтобы быть немного более незаметными для окружающих. И, несмотря на некоторую завесу невозможности, стать призраком во всемирной сети оказалось вполне реально, хоть и приходилось проводить множество различных манипуляций с трафиком и маршрутизированием перед каждым посещением необходимых аккаунтов.

Максим налил себе холодного чая из старого заварника и прошелся по пустым комнатам. Больше всего ему, естественно, нравилась «белая» комната, ведь это была его идея – выкрасить стены и записать обращение именно в таком виде. Выглядело немного глупо, но все-таки не так плохо, как первые обращения к родителям Юли, когда на заднем плане можно было отчетливо различить предметы интерьера вплоть до дурацких обоев чуть ли не десятилетней давности.

Максим сел на пол и медленными глотками цедил горький, слишком сильно заваренный чай, обжигавший рот не температурой, а противным вкусом. Именно такой чай он и любил – темный, с белесой пленкой на холодной жидкости, настолько сильно заваренный, аж до густоты, что могло стошнить – Максим не знал почему, но этот вкус был приятен ему, как коньяк, который он пил единственный раз в жизни, ставший последним.

Когда кружка опустела, он выглянул в окно.

Толпа уже разворачивалась у входа в Екатерининский сад – нужно было уже собираться с последними мыслями и выходить.

Максим видел происходившее почти с высоты птичьего полета, но изнутри картина представала совсем другой. Десятки, может даже сотни людей, пришли в этот солнечный, без единого облака на небе, день, чтобы увидеть нечто неожиданное, столь непривычное и выдающееся из их жизни. Ведь для них Максим был всего лишь еще одним «лицом из телевизора» – личность без души, отдавшийся за пиар и пустившийся во все тяжкие, что и привело к плачевному результату преступника. Другие приготовили плакаты с изложением своих требований к правительству, будто это имело какое-то отношение к акции Максима Картанова, но тут уж ничего не поделать – любая активистская деятельность нашла себе лаз в сегодняшний день.

Максим не зря фильтровал и вносил необходимую редактуру в свое видео-обращение, зря волновались спецслужбы, пытаясь отключить трансляцию – все, что могло иметь какое-то отношение к истинным целям взрыва, было тщательно удалено и подчищено. Вместо политической деятельности перед зрителями предстал, как это не прискорбно было признавать, не более чем очередной остросюжетный «видос», один из сотен других, отуплявших население одаренных интернетом граждан.

В толпе можно было заметить самую разношерстную публику – как молодежь, в основном группами по десять-пятнадцать человек, так и одиноких «знаменосцев» – держатели плакатов и транспарантов, представители самых разных возрастов.

И вот среди всего этого столпотворения, среди молодежных группировок, представители которых решили, что участие в подобных акция очень модно и куда интереснее обычного шопинга, среди людей постарше, многие из которых, несомненно являлись представителями неких политических и псевдополитических организаций, среди обычных зевак, как безработных, не знающих чем заняться в столь безоблачный день, так и обычных прохожих, которые не смотрят телевизор и не посещают многочисленные блоги и image-борды, среди всего населения парка на сегодня, выделялась пара молодых людей, державшихся немного поодаль, в широкой тени молодых деревьев.

Девушка и парень, непримечательные внешностью и без пристрастия к происходившему, они стояли и разговаривали, и, казалось, что они ждут чего-то, оглядываясь по сторонам.

– Как ты думаешь, он придет? – спросила девушка. Она выглядела гораздо старше своего возраста, в глазах наблюдалась некоторая жесткость не присущая женщинам такого типа.

– Надеюсь, что это шутка… – пробормотал ее собеседник себе под нос, озираясь по сторонам и надвигая кепку на глаза, боясь лишнего внимания. – Он сам устроил этот цирк, а теперь пусть только попробует не прийти.

– А ты охотно помог ему, Павел, – строго заметила собеседница. – Можешь не обращать внимания на некоторые мои реплики, это просто мысли вслух. Я уже вся перенервничала.

Паша мягко положил ладони девушке на плечи и почувствовал, как ее дрожь передается ему легкими толчками. Ее практически колотило от озноба.

– Все будет хорошо. Он знает на что идет. Ты что забыла, мы же все обдумали и обговорили, тебе ничто не грозит.

– Да помню я, помню… – Она снова посмотрела в сторону входа, на небольшое кольцо оцепления, к которому должен был подойти Максим. – Я так за него волнуюсь.

Она еле сдерживала слезы, хотя посторонний наблюдатель вряд ли смог бы обратить на это внимание. Но девичий организм – это не огромная плотина, способная сдержать натиск чувств, бьющихся с огромной силой, и поэтому ее глаза уже давно покраснели от соленой влаги, проступавшей на веках.

– Давай-давай, не раскисай, Юлька. Ты совсем уже плохо держишься, на тебя это не похоже.

Юлии Деминой хотелось обнять его и разрыдаться прямо на плече. Уже месяц ей не давало покоя чувство вины за то, что она так бросила родителей, забрав все лучшее, что они берегли, забрав их нервы и сон, оставив лишь кучу проблем. Но она знала, что не может бросить любимого в его стремлении к цели, достижение которой порой было ей непонятно и даже безумно. Но вместо слез и жалости к себе она выбрала любовь, пусть и неправильную, запретную, ну и что – все так делают, а чем она хуже, тем более, что она находила в себе разум не уподобляться этому быдлу, в которое превращалось большинство ее сверстников. Она отвернулась.

Но именно в этот момент толпа у входа оживилась.

– Юля, тебе пора. Кажется, я его вижу, – сказал Паша и, оставив девушку одну, прошел чуть дальше от входа, к одинокой скамейке у памятника Екатерине.

Юля протерла глаза салфеткой, которую выудила из кармана своих джинсовых шорт до колен, и, сделав вдох-выдох несколько раз, чтобы голос не дрожал, пошла вперед. Пути назад уже не было.

Владислав Валерьевич стоял в центре оцепления и не находил себе места. Он всю ночь не мог уснуть, все время размышляя о происходящем. Ведь не может преступник просто так взять и сдаться властям, даже несмотря на выполненные требования. Да и требования-то были бредовыми, если взглянуть на них со стороны его длительного опыта. Теперь это все больше и больше походило на подставу, но он просто не мог не довести дело до конца.

Похоже, что этот Картанов просто договорился с девчонкой и разыграл своеобразный спектакль, чтобы добиться… чего? Внимания масс-медиа? Популярности? Нет, вряд ли молодой, умный парень стал бы ставить на кон свое будущее ради «такой» популярности…

– Владислав! Он идет, – сказал один из оперативников из оцепления.

Владислав отвлекся от своих мыслей и взглянул туда, куда был направлен взгляд оперативника.

Максим Картанов направлялся вовсе не со стороны Невского проспекта, вопреки ожиданиям многих, он шел из парка на выход. Особо не таясь, с поднятой головой он шествовал уверенно и свободно, будто не собирался сдаваться полиции, а просто вышел на прогулку. Странным было то, что многие не обращали на него внимания, будто вовсе не знали, кто он такой. Формально, конечно, именно так все и было, но именно поступок этого человека собрал сегодня здесь такую толпу.

Лишь когда шепот начал перерастать в откровенный гул, срывающийся в крик, как на птичьем базаре, люди осторожно, боясь поступков этого человека, начали обступать его со всех сторон. Это выглядело, по меньшей мере, смешно – овцы собрались вокруг нового человека, готовые внимать его словам, пока пастух не разгонит это безобразие.

Максим прошел до оцепления без проблем, не обращая внимания на людей вокруг, даже не смотря на них. В его глазах цвела уверенность в собственных силах – определенно, стоило ожидать от него неожиданностей, будто он уже погрузил ладонь в рукав в поисках последнего козыря.

Хотя рукавов у него не было. Он вышел на встречу, одевшись в соответствии с погодой – в джинсовых шортах чуть ниже колен и в желтой футболке со всем известным принтом на груди – круглой, улыбающейся рожицей.

– Здравствуйте, Владислав, – сказал Максим, пройдя вперед, через расступившееся оцепление.

Владислав защелкнул наручники на протянутых ладонях Максима и посмотрел ему в лицо.

– Где девочка? – только и спросил он у преступника.

– А вы еще не догадались? Думал, что когда увидите меня, то вопросов больше не останется.

– Можешь не сомневаться в моих умственных способностях, скорее мне стоит сомневаюсь в твоих. Но все же – где девочка? Мне плевать, если это какие-то игры тупоголовой шпаны или же ты настоящий отморозок, моя цель – вернуть ребенка родителям.

Максим улыбнулся и тихо, чтобы в шуме какофонии криков только Владислав услышал его слова, сказал:

– Посмотрите мне за спину. Да повнимательнее.

Среди буйствующей, выкрикивающей разные сорта бреда, массы народа, Владислав увидел Юлю без особого внимания. Ее неподвижность резко контрастировала с девятым валом вокруг. Еще чуть-чуть, и она погрузится в волны беспорядков, происходящих рядом. Она увидела Владислава и помахала ему рукой.

– Где моя девочка?! Где она?! – кричала мать Деминой, прорываясь к Максиму.

Когда ее пропустили, Мария вцепилась в его плечи так сильно, что двое крупных мужчин еле оттащили ее в сторону. Юля видела все это со стороны, но не решалась пока подойти, а Владислав почему-то не спешил с ее разоблачением. Возможно, что, несмотря на его возраст и опыт, ему было слишком неловко вот так представлять матери дочь, как человека, который обрек ее на страдания, граничащие с безумием. Но именно дочь в глазах следователя была сейчас главным преступником, потому что даже несмотря на любовь к этому человеку в наручниках (а их отношения становились ясны, стоило только посмотреть на обоих внимательнее), она не имела никаких прав поступать так с человеком, который произвел тебя на свет и растил, кормил и воспитывал, как огромную часть самого себя.

Владислав думал, что даже плохое воспитание не должно наказываться столь радикальным способом.

– Мария, успокойтесь! – громко и уверенно, сказал Владислав, сдерживая гнев матери.

– Где она?! Отведите меня к дочери! Что он сделал с ней! – она все кричала и кричала, не в силах остановить истерику.

– Посмотри на нее! Видишь, что ты сделал с ней?! – крикнул Владислав на Максима, с силой сжав его лицо и направив его в сторону Марии. – Ну что, стоят ваши игры такого? А? Стоят?

Максим ничего не ответил. Его улыбка давно уже была стерта с лица. На Владислава исподлобья смотрел человек, достаточно взрослый, чтобы осознавать свои поступки.

– Вы ничего не знаете… – начал Максим, но Владислав не сдержался и ударил его ребром ладони в ухо.

– Да мне насрать, понял. Ты сядешь. Не знаю, на что ты рассчитываешь, но ты сядешь, я приложу к этому все усилия.

– Стойте!

Юля расталкивала людей вокруг себя, они опешили от такого отчетливого выкрика и расступались, оглядываясь на нее. В ее глазах стояли слезы, которые она тщательно пыталась удержать в себе.

– Стойте, не трогайте его! Я цела, меня никто не похищал…

– Юля, не надо… – сказал Максим.

–…это все моя идея, поэтому если нужно – надевайте наручники и на меня.

– Юленька… – ее мать подошла к ней, протягивая руки к ее лицу, не веря тому, что ее дочка цела, словно не обращая внимания на ее слова.

– Мама, прости меня. Но я должна была. Я люблю Максима, – сказала Юлия Демина и, приобняв мать, тут же отстранилась и подошла к Владиславу. – Ну что? Забирайте и меня с ним.

– Но не в наручниках. Ты поедешь с нами, а там видно будет.

Максима вели к выходу из парка. Круг оцепления превратился в колонну и направился к служебным автомобилям, нарушаясь лишь в моменты, когда особо ретивые скандалисты и репортеры пытались пробиться к арестанту.

– Максим, что заставило вас так поступить?! Скажите, это правда, что вы действовали от лица якобы похищенной Юлии Деминой? – эти и десятки других похожих вопросов висели в воздухе, не находя себе пары в виде полноценного ответа.

Максим Картанов шел вперед, держа руки в наручниках перед собой, и не позволяя полицейским вести себя.

Вдруг из толпы отделилась небольшая группа молодых людей, которая направлялась прямо к колонне полицейского сопровождения.

Не прошло и нескольких секунд, как они ворвались прямо в колонну.

– Максим, мы тебе поможем! Давай, беги же! Беги! – кричали парни лет двадцати пяти, вступая в драку с опешившими полицейскими.

Один из них схватил Максима за цепь наручников и потащил наружу, пока его напарники удерживали брешь. Но он не ожидал того, что произошло после. Максим дернул руки на себя, вырывая наручники у неизвестного «помощника», заставив того покачнуться от неожиданности жеста, и, сжав их в замок, ударил незнакомца в шею. Тот отлетел на спины дерущихся и немигающими глазами уставился на своего кумира.

– Вы что, совсем идиоты?! Хватит заниматься всякой херней! – Максим обращался ко всем присутствующим, воспользовавшись заминкой, произошедшей в этот момент. – Что вы творите, люди?! Зачем вы все сюда пришли? Посмотреть на человека из ящика? Может увидеть известную личность? Или просто поржать и поснимать это все на камеры?

В его словах была правда – фотоаппараты и мобильники торчали из масс, как иглы из спины ежа, даже еще до того, как «представление началось».

– Я обычный преступник, и именно поэтому я иду сейчас с ними, – Максим кивнул на Владислава с его людьми. – Научитесь думать, что вы делаете, иначе так и останетесь овцами. Считаете, что я невиновен? Да вы даже понятия не имеете, что тут сегодня происходит! Валите отсюда, если у вас еще остался здравый смысл…

– Все, хватит с тебя внимания на сегодня. – Владислав оборвал Максима и повел его в старый добрый «УАЗик».

Этот день стремительно подходил к концу. Пусть часовая стрелка только начинала отходить от цифры «3», но день уже заканчивался. Безмятежное солнце закрывали собой маленькие тучи, словно поторапливая светило к линии горизонта. Они были слишком малы, чтобы накрыть его собой, но их было так много, и ветер гнал их прямо в центр небосвода. Тень набегала на землю стремительно, подсказывая, что сегодня уже ничего не произойдет. Как, впрочем, и завтра…

4. Эпилог

Когда к Максиму приходила Юля, на самое еще первое свидание, примерно через месяц после суда, он представлял себе нечто «киношное», стеклянную перегородку с телефонными трубками по обе стороны, как усовершенствованная версия двух банок на шнурке. Но все оказалось куда проще – отдельная комната, все в том же двуцветном стиле, как и все помещения тюрьмы – серые бетонные стены и пол, сотнями ног раскрашенный в чуть более темный цвет. В этой комнате было шесть столов, рядом с каждым по две скамьи – по одной с обеих сторон. Видимо, собратьев Максима по несчастью не очень часто навещали, потому что возле одного из столов стояла Юля, рядом с ней охранник – и больше, кроме них, никто не ждал, пока сопровождающий снимет холодные наручники с запястий Максима…

В этот раз все обстояло иначе – три стола уже были заняты и возле четвертого, самого дальнего от входа и, по счастливой случайности, самого удаленного от соседей, сидел мужчина в старых, еще чуть ли не советского образца, очках и деловом костюме. Хотя кейса не было рядом, Максим был уверен, что его сегодняшний визитер точно носит с собой нечто похожее на Голливудские «чемоданы-для-передачи-денег».

– Здравствуйте, Максим, – произнес незнакомец после некоторой паузы, повисшей на время, пока охранник отойдет на безопасное расстояние. – Как вам тюрьма нового образца?

– Неплохо. Во всяком случае, для человека, которому не с чем сравнивать, – любезно ответил Максим, осторожно улыбаясь, глядя в глаза этому странному человеку, который носит дорогой костюм, при этом не меняет старые очки.

– Ну что ж, я рад. Ведь это именно я настоял, чтобы два года вы провели именно здесь.

Максим ничего не сказал на эту реплику, несмотря на то, что Незнакомец явно ожидал ответа.

– Чем обязан такому визиту? – проговорил Максим через несколько секунд неудобного молчания. – Вы же не для социального опроса о качестве тюрем сюда приехали?

– Да, не для него… – мужчина снял очки и посмотрел Максиму в глаза. – Я думаю, что вы догадываетесь, товарищ Картанов.

Он так странно цедил слова и произнес слово «товарищ» с такой интонацией, что на секунду Максиму показалось, будто он перенесся назад во времени лет эдак на тридцать-сорок.

– Нам известно, что случилось с Вашими родителями и, более того, нам также известно, какую именно информацию вы удалили намеренно из своего… хм… видео-обращения.

Максим молчал, пытаясь сохранить невозмутимость. Но в глубине души у него царила буря эмоций. Ведь этой встречи он так сильно добивался всеми своими действиями, и вот, спустя год после заключения, удача нашла его.

– На самом деле, я лично очень признателен вам, уважаемый Максим, за то, что вы не пустили в эфир, но, в то же время, не могу вас похвалить в принципе за ваши действия.

– Так что вы, собственно, от меня хотите?

– Я хочу, чтобы вы молчали и не делали глупостей, товарищ Картанов, – ну вот, опять КГБ-шные замашки, – и тогда, может быть, нам могут пригодиться ваши таланты.

– Польщен… А что будет, если я откажусь, ведь материал еще не найден, я правильно понимаю?

Мужчина недобро ухмыльнулся и надел очки, снова превратившись в работника серой массы, в своеобразного офисного работника на стыке столетий.

– Все будет хорошо, если вы этого захотите, Максим, – сказал мужчина, удаляясь к выходу. Максим успел подметить, что его не обыскивала охрана, как обычно бывает с рядовыми посетителями.

– Картанов! У тебя что, день общения сегодня?! К телефону, живо! – кричал один из охранников.

Максим подошел к телефону и взял трубку.

– Максим, это я.

– Нет, Максим – это я, – в шутку ответил Максим, когда узнал голос. – Привет, Антон.

– Догадываешься, зачем звоню?

– Не очень.

– Я уже навел справки о твоем посетителе.

– Как? Уже? – полушепотом сказал Максим, не веря своим ушам. – Всего минут пятнадцать прошло.

– Ну, ты же знаешь, как у нас тут все происходит, хоть я и не совсем легально этим занимаюсь.

– Смотри не подставляйся, товарищ полицейский, вдруг прослушивают.

– Спокойно, у меня все под контролем. Так вот…

Этот человек был из тех, кто относится к правящей элите, по максимуму стараясь обособиться от нее. Крупный бизнесмен на деле, в прошлом сотрудник довольно влиятельных структур. Судя по всему, он имел прямое отношение к ФСБ и прочим «внутренним». Антона насторожило то, что он сам пришел на встречу в тюрьму, возможно, он был далеко не самым важным лицом во всей сложившейся комбинации с событиями почти десятилетней давности. И теперь они нашли Максима и даже предложили мирное решение проблемы.

– Спасибо, друг. Но мне пора, а то охрана уже на часы поглядывает.

– Хорошо. Максим, ты это… держись там.

– Уж точно не пропаду… – сказал Максим. Он хотел выдержать паузу, но побоялся, что Антон бросит трубку и выпалил, – Юле привет передавай.

Не дождавшись ответной реплики, он бросил трубку.


Антону не спалось ночью. Назойливый червяк сомнений терзал его мысли уже не первые сутки, не отпуская ни на секунду. Что такое они творят? К чему ведет эта игра, какая расстановка сил будет в будущем, когда Максим выйдет из тюрьмы. Все чаще его посещали мысли, что зря он однажды подписался на блог этого странного, но чертовски харизматичного паренька в интернете…

Антон хотел было сделать ночную зарядку, но передумал. Тело ломило от каждодневной лени, порожденной этими самыми мыслями, что круговертью проносились в его голове.

Он сел за компьютер.

Ничего не хотелос. Юля с ним не общается, оно и понятно – в свободное время они не были знакомы ни на секунду, хотя Антон восхищался этой не по годам умной девчонкой и понимал, какие чувства к ней испытывает Максим.

Паша уехал в другой город, во всяком случае, он так сказал. Хотя, скорее всего, опять штампует где-нибудь в подполье свои чипы для приставок, вон новая модель на днях появилась.

И хотя они вроде бы добились того, чего хотели, удовлетворение все не приходило. Более того, Антон уже и забыл, что за цель они преследовали. Не исключено, что все это было лишь игрой Максима Картанова, который вдохновил их на приключение в реальной жизни.

Чтобы прогнать экзистенциальные мысли, Антон вошел в анонимный блог – один из самых популярных в своей среде, и ввел знакомую спарку «логин/пароль». Некоторое время он клацал мышью по случайным ссылкам, мышиное колесико трещало на всю комнату, открывая сотни статей абсолютно разных людей со всех уголков необъятной.

Антон даже улыбнулся своим мыслям о том, что ждет, когда увидит знакомый ник Максима.

Посидев и подумав над названием новой темы, Антон напечатал «Заложники» и нажал Enter.

Курсор в поле «Содержание поста» ждал его, в равные промежутки времени подмигивая на белом фоне.

09.12