Глава 15
Обри Пику покинул преступный мир, с тем чтобы получить возможность больше времени проводить в саду.
Жил он в Мид-Сити, на улице, тротуары и мостовые которой были укрыты от прямых солнечных лучей кронами старых дубов. Участок окружал красивый железный забор. Ограждения балконов тоже выковали кузнецы-умельцы.
На большом переднем крыльце, увитом плющом, стояли два белых раскачивающихся дивана и несколько кресел-качалок, но прохлады здесь было не больше, чем на выжженной солнцем дорожке, которая вела к крыльцу.
Дверь открыла служанка, Лулана Сент-Джон, чернокожая женщина суровой наружности лет пятидесяти с небольшим. Карсон она встретила мрачным взглядом, но ей с трудом удалось сдержать улыбку, когда она посмотрела на Майкла.
– Я вижу перед собой двух хорошо известных слуг закона, которые выполняют Божью работу, но иногда допускают ошибку, используя тактику дьявола.
– Мы – два грешника, – признала Карсон.
– Как приятно слышать такие лестные слова, – поддакнул Майкл.
– Дитя, – повернулась к нему Лулана, – подозреваю, ты льстишь себе, думая, что душа твоя спасена. Если вы пришли сюда с тем, чтобы доставить неприятности нашему господину, я прошу вас заглянуть в себя и найти ту свою часть, которая хочет всем мира и добра.
– Это моя наибольшая часть, – ответил Майкл, – но детектив О’Коннор предпочитает раздавать пинки.
– Вы уж извините, мисси, – Лулана повернулась к Карсон, – но такова ваша репутация.
– Не сегодня, – заверила ее Карсон. – Мы пришли, чтобы попросить Обри об одолжении, и, пожалуйста, если вас не затруднит, сообщите ему о нашем приходе. От нас никакие неприятности ему не грозят.
Лулана всмотрелась в нее.
– Господь даровал мне отличный детектор лжи, и в данный момент он не звенит. Вы не стали трясти передо мной своей бляхой, что говорит в вашу пользу, и произнесли слово «пожалуйста».
– По моему настоянию детектив Карсон посещала вечерние курсы, посвященные этикету, – ввернул Майкл.
– Он – дурак, – поделилась Лулана своим мнением с Карсон.
– Да, я знаю.
– Она всю жизнь ела руками, – не унимался Майкл, – а тут на удивление быстро научилась пользоваться вилкой.
– Дитя, ты – дурак, – повернулась к нему Лулана, – но по причинам, которые известны только Богу, ты всегда мне нравился. – Она отступила от порога. – Вытирайте ноги и заходите.
В прихожей их встретили персиковые стены и белый мраморный пол с черными восьмигранными вставками, отполированный до блеска. Даже казалось, что он влажный.
– Обри уже пришел к Иисусу? – спросила Карсон.
Лулана закрыла дверь.
– Господин еще не обнял своего Спасителя, но, могу отметить, уже видит Его.
Будучи всего лишь служанкой, Лулана определенно взвалила на себя и ношу духовной наставницы своего работодателя. Она знала его прошлое, и ее волновала судьба его души.
– Господин в саду, – добавила она. – Вы можете подождать в гостиной или присоединиться к нему в розарии.
– Конечно же, в розарии! – воскликнул Майкл.
В задней части дома, на огромной кухне, старшая сестра Луланы, Евангелина Антония, пела «Его свет сокрушит любую тьму», закладывая тесто в форму для пирога.
Евангелина работала у Обри кухаркой и на пару с сестрой боролась за бессмертную душу своего хозяина. Она была выше ростом, более худая, но живые глаза и улыбка выдавали родство.
– Детектив Мэддисон, – Евангелина улыбнулась, – я так рада, что вас еще не убили.
– И я тоже рад. Какой будет пирог?
– С пралине, корицей и орешками.
– После него сразу потребуется коронарное шунтирование.
– Холестерин не прилипает, – указала Лулана, – если любишь Бога.
Через дверь черного хода они вышли на заднее крыльцо, где Моисей Бьювеню, шофер Обри и мастер на все руки, красил в белый цвет стойки ограждения.
– Детектив О’Коннор, – рот растянулся аж до ушей, – я удивлен, что вы до сих пор не застрелили мистера Майкла.
– Я стреляю метко, – заверила она Моисея, – но он очень уж быстрый.
Крепкий, мускулистый, широкоплечий, с ладонями в суповую тарелку, Моисей был дьяконом в церкви и пел в хоре вместе с сестрами, Луланой и Евангелиной.
– Они пришли повидаться с господином, но не будут донимать его, – сообщила Лулана брату. – А если ты решишь, что донимают, возьми их за шкирку и вышвырни на улицу.
Как только Лулана вернулась на кухню, Моисей повернулся к детективам.
– Вы слышали Лулану. Вы, конечно, из полиции, но здесь ее слово – закон. Закон и порядок. Я буду у вас в долгу, если вы станете вести себя так, чтобы мне не пришлось вышвыривать вас за шкирку на улицу.
– Если мы увидим, что ведем себя недостойно, то сами вышвырнем друг друга, – пообещал Майкл.
Моисей кисточкой указал, куда нужно идти.
– Мистер Обри за тем языческим фонтаном, среди роз. И, пожалуйста, не насмехайтесь над его шляпой.
– Его шляпой? – переспросил Майкл.
– Лулана настаивает, чтобы он надевал солнцезащитную шляпу, когда долго работает в саду. Он же лысый, вот она и тревожится, как бы у него не начался рак кожи. Мистер Обри поначалу возненавидел эту шляпу. И только теперь начал понемногу к ней привыкать.
Карсон покачала головой.
– Никогда не думала, что доживу до такого дня, когда у Обри Пику появится босс.
– Лулана – не босс, – возразил Моисей. – Она так сильно любит людей, что им не остается ничего другого, как подчиняться ей.
Кирпичная дорожка пересекала лужайку, огибала языческий фонтан и уходила к розарию.
В центре фонтана находилась скульптурная группа из трех полноразмерных фигур. Пан, с козьими ногами и рогатый, играя на флейте, гнался за двумя обнаженными женщинами (или они гнались за ним) вокруг колонны, увитой виноградной лозой.
– Я, конечно, не знаток антиквариата, – заявил Майкл, – но уверен, что это Лас-Вегас восемнадцатого столетия.
Розовые кусты росли рядами, проходы между ними засыпали гранитной крошкой. В третьем из четырех рядов лежал мешок с удобрениями, распылитель и подносы, на которых располагались садовые инструменты.
Здесь же был и Обри Пику, под соломенной шляпой с такими огромными полями, что белки могли проводить на них кольцевые гонки.
Пока Пику не заметил их и не поднял голову, он напевал какую-то мелодию. Вроде бы «Его свет разгонит любую тьму».
У восьмидесятилетнего Обри было младенческое личико (понятное дело, старчески-младенческое), розовое и пухлое. Даже в глубокой тени противоракового головного убора синие глаза весело поблескивали.
– Из всех знакомых мне копов вас я люблю больше всех, – не стал скрывать свои чувства Обри.
– А других-то ты хоть чуть-чуть любишь? – полюбопытствовала Карсон.
– Из этих мерзавцев – никого. Но никто из остальных и не спас мне жизнь.
– Зачем тебе эта глупая шляпа? – спросил Майкл.
Улыбка Обри превратилась в гримасу.
– Ну что будет, если я умру от рака кожи? Мне восемьдесят лет. Я могу умереть от чего угодно.
– Лулана не хочет, чтобы ты умер до того, как найдешь Иисуса.
Обри вздохнул.
– С этой троицей я спотыкаюсь об Иисуса всякий раз, когда поворачиваюсь.
– Если кто-то и сможет вымолить тебе прощение грехов, – заметила Карсон, – так это Лулана.
По лицу Обри чувствовалось, что сейчас он скажет что-то резкое. Вместо этого он всего лишь вздохнул.
– Раньше у меня никогда не было совести. Теперь появилась. И это куда хуже, чем абсурдная шляпа.
– Почему ты носишь шляпу, если терпеть ее не можешь? – спросил Майкл.
Обри оглянулся на дом.
– Если я сниму шляпу, она увидит. И тогда я не получу пирог Евангелины.
– С пралине и корицей.
– И с орехами. Я люблю этот пирог. – Обри вновь вздохнул.
– Что-то ты часто вздыхаешь, – заметил Майкл.
– Я стал жалким, не так ли?
– Ты был жалким, – возразила Карсон. – А теперь в тебе появляется что-то человеческое.
– И дается это нелегко, – добавил Майкл.
– Как будто я этого не знаю, – согласился Обри. – Так что привело вас сюда?
– Нам нужно крупнокалиберное, громкое, вышибающее двери оружие, – ответила Карсон.