На стрелке Немецкого рынка
(Ладожская улица, 2)
Сегодня это место совершенно не похоже на то, каким оно было еще каких-то лет тридцать назад.
А что уж говорить про более ранний период? Тем не менее многие москвичи и гости столицы часто бывают на Бауманской улице и знают ее особенности и интересные места, а уж студенты многочисленных институтов, ежедневно укрепляющие здесь тропу к знаниям или от них, обязательно вам покажут, где расположен местный «Макдоналдс». Это своеобразный ориентир современной молодежи. Как местной, так и заезжей.
И, наверное, никто из них не знает, что на этом месте – самом начале стрелки некогда огромного и широко известного Немецкого рынка – стояла часовня, собиравшая на богослужение тысячи людей.
Впрочем, давайте по порядку.
Призрак «афганца»
Некоторые считают, что Немецкий рынок – это лишь небольшой треугольник, образованный Ирининской и Ладожской улицами со своего острого конца и обрезанный Посланниковым переулком. Однако это огромное заблуждение.
На самом деле рынок занимал гораздо большую площадь, еще далеко по Ирининской (сейчас ул. Фридриха Энгельса) улице и окрестным переулкам шли его строения. Сейчас осталось всего два фрагмента – эта самая стрелка и несколько домов по другую сторону улицы Ф. Энгельса чуть подальше, до разоренного в середине 1980-х, в самом начале строительства Третьего транспортного кольца, Малого Гаврикова переулка. Сейчас сохранились только палаты купца Щербакова, о которых мы уже однажды говорили. Все торговые ряды в переулке остались лишь на старых фотографиях…
А недавно и на самой стрелке произошли катастрофические изменения. «Вдруг» случилось несколько пожаров в старых домах. Началась их перестройка. И сейчас новоделы зовут рекламами пабов и японской кухни. Так прекратили свое существование еще одни ряды Немецкого рынка, построенные в XVIII веке.
Кстати, у местных мальчишек, пока дом после пожара стоял в запустении, родилась легенда, что в подвале торговых рядов, уходящем на несколько этажей вниз, живет некий полупризрачный бомж-«афганец», который борется за справедливость и по ночам внезапно появляется там, где нужна помощь. Что стало основой для такой легенды, теперь уже и не узнаешь. Тем более что и от жилища призрака ничего не осталось. Возможно, он куда-то переселился.
Амстердам
Известный исследователь Москвы Сергей Романюк еще несколько лет назад писал об этих местах:
«Нынешняя планировка рынка, на котором торговали „дровами, всякими продуктами и сеном“, возможно, не старше 1792 года. Сохранившиеся здесь здания относятся в основном к середине XIX века, но есть строения и начала прошлого столетия (то есть XVIII века). У вершины треугольника рыночных зданий, обращенного к Немецкой (Бауманской) улице, находилась часовня святого Николая Чудотворца. Наряду с часовней на том же Немецком рынке находился и скандально известный ресторан «Амстердам» Никиты Соколова, пользовавшийся в 1860-х годах громадной популярностью среди золотой молодежи и просто кутил. Не там ли находится ныне „Макдоналдс“, обслуживающий многочисленное студенчество этого района?»
Популярный фастфуд находится почти на этом месте, но все-таки не совсем. Часовня, о которой идет речь, увы, не сохранилась. Но судя по фотографиям начала века, она была построена чуть ближе к Бауманской улице. А не на самой «стрелке». А все питейные заведения рынка находились чуть дальше. Ну не могли они быть прямо за часовней. Это и представить себе трудно.
Кстати, название Ирининской улицы дано по приделу святой Ирины в Троицкой церкви на этой улице. А Ладожская улица тоже обязана своим названием кабаку «Ладуга», находившемуся в доме некоей домовладелицы Новоладожской (ее предки, видимо, были выходцами из Новой Ладоги на Волхове). Прежнее название части улицы, примыкающей к нынешней Бауманской улице – Синявинский переулок, – по домовладельцу адмиралу Синявину. Часть же улицы, когда-то примыкавшая к Яузе, называлась Цыганов переулок – по фамилии содержателя бань Цыганова.
Что же касается «Амстердама», то с ним связана одна интересная история. Пили и хулиганили в этом трактире сутки напролет, и местных жителей это раздражало. Здесь на иждивении хозяина были и опытные карточные шулера, и девицы легкого поведения на любой вкус. Даже простые мужики, для которых имелась целая грязная половина в нижнем этаже, познакомившись на практике с разнообразными развлечениями этого веселого приюта, стали предпочитать «Страдамент», как они его называли, простым трактирам и валили туда целыми толпами. Владелец трактира Никита Герасимович Соколов откупался от полиции, несмотря на все жалобы.
И вот, когда в 1860-е годы устроили мировой суд в здании Лефортовской полицейской части, тут же посыпались туда жалобы от жителей района Немецкого рынка. Судья Данилов нашел в уставе пункт, по которому он сам может составлять протокол, и однажды решил наведаться в трактир посреди ночи, когда по закону он должен был быть закрытым. Судья зашел в трактир, а Никита Соколов увидел у Данилова на груди судейскую цепь и, видимо, дал команду своим людям. В тот же момент во всем трактире погас свет, и Данилов не мог понять, что происходит. Когда же судья нашел лампу или свечу и стало хоть что-то видно, он обнаружил, что никого вокруг нет! Соколов дал всем команду быстро покинуть трактир. Позже судья Данилов доложил об этом происшествии полицейскому приставу Шешковскому, написав ему замечание. Но полицейский Шешковский, вместо того чтобы заняться трактиром, обвинил судью Данилова в превышении полномочий и оскорблении полиции. Видимо, хорошо угождал Никита Соколов полиции. В итоге судья заработал выговор. Но и взяточника Шешковского сняли с должности. И только владелец трактира Соколов не пострадал. Тем не менее к концу XIX века «Амстердам» постепенно потерял популярность и в итоге закрылся.
Часовня
Но вернемся к часовне Николая Чудотворца (дом № 3). В 1787 году часовня во имя Николая Чудотворца на Немецком рынке в Елохове была приписана к Николо-Берлюковской пустыни.
В 1852 году она была полностью перестроена с каменным домом и кельями.
В 1914 году по проекту архитектора И.Ф. Мейснера, видимо, была построена заново небольшая часовня Николо-Берлюковской пустыни, называвшаяся в народе Ладожской. Она фиксировала пересечение улиц и замыкала визуальную перспективу со стороны Немецкой улицы. Прямоугольный объем часовни завершался одним рядом закомар, рисунок которых поверху повторялся наличниками окон. Навес над входом покоился на двух столбах. Небольшой изящный купол придавал сооружению стройность.
13 января 1923 года часовня была закрыта, а в 1928 году снесена.
Можно только догадываться, сколько молитв и просьб было здесь произнесено торговцами, сколько пожертвований обещано. Рынок-то не просто процветал. Он был одним из самых больших, известных и имел огромные склады и холодильники, уходившие аж на семь этажей вниз.
К сожалению, то, что не было раскурочено во время прокладки туннеля и стройки, оказалось засыпано глубоко под землей. Но автору этих строк довелось в 1986 году спускаться на несколько уровней вниз в еще доступные во время стройки холодильники. Даже несмотря на то что тогда они уже были нерабочими и заброшенными, поражали и масштабы, и уровень инженерной мысли: хорошо укрепленные галереи, продуманные скаты и подъемы, и холод, который не выветрился за века…
Когда часовню снесли, это место так и осталось пустовать. А затем в стоявшем за ней доме – бывшем лабазе Немецкого рынка образовалось питейное заведение. В советские годы в здании находилась чебуречная и пивная с народным названием «Капкан». Название было дано потому, что из массы служащих, топавших к метро по Ладожской улице, пивная постоянно выхватывала клиентов внутрь. Сегодня на этом месте находятся ресторан «Пьяный дятел» и «Макдоналдс». Среди бауманцев кроме «Капкана» ходило и название «Политэк», поскольку вместо лекций по политэкономии студенты предпочитали свалить в это заведение… Названия сменились. А суть осталась прежней…
Рынок
Вот как писал искусствовед и историк Сергей Дурылин об этом рынке:
«Когда я вспоминаю мясную линию Немецкого рынка, я думаю: вот бы туда старых голландцев и фламандцев, любителей мясных nature morte’oв: какую бы удивительную по разнообразию и кровавой мясной сочности картину нашли они там!
Взять хоть бы мясные лавки. Холодные, насквозь пропитанные морозом, мрачные, с огромными чурбанами для разрубки туш, напоминавшими кровавые плахи для казни преступников, лавки эти были набиты всякими мясами до тесноты. Иссиня-красные туши – бычьи, свиные, бараньи – вздымались от полу до потолка. К потолку же были привешены, распустив крылья, тетерева, глухари, куропатки, рябчики. На Волках по стенам, как на тесных нарах в ночлежном доме, лежали гуси, индейки, утки, куры.
Рыбные лавки на Немецком рынке были особая статья. Многопудовые осетры с острейшими, как иглы, носами; грузные, не в подъем одному человеку, белуги; розово-желтые семги, каких не увидишь и в Архангельске, на их родине, занимали здесь то место, которое в мясных лавках принадлежало бычьим и свиным тушам. Судаки, караси и лещи „пылкого заморозу“ соответствовали здесь крупной птице – гусям и индейкам: эти еще были на виду и на счету, а весь прочий рыбий народ был без счету, им были набиты огромные многопудовые плетенки и короба из щепы, стоявшие на полу. Тут же стояли целые мешки с белоозерскими снетками – мелкой сушеной рыбкой, из которой варили сытные вкусные щи и картофельную похлебку, фунт их стоил копеек 15. За все последние 24 года я не видел в Москве ни единого снеточка; куда они девались – ума не приложу. В полутемных помещеньицах при рыбных лавках стояли большие деревянные чаны с живой рыбой – тут в жуткой тесноте рядом со смиренной подмосковной плотвой извивалась кольцом стерлядь, уроженица Оки или Волги.
Целые кади были полны черным жемчугом икры – зернистой и паюсной. Я говорю „черным“, потому что красной кетовой икры тогда и в помине не было, она появилась в Москве после японской войны, и сначала на нее недружелюбно косились, как на щуковину или сомовину: эта рыба-де для нехристей, а эта икра-де, икра для нехристей, недаром, мол, она добывается из „кита-рыбы“. Да и какая была особая нужда в этой новой красной икре, когда лучшая черная паюсная осетровая икра стоила рубль-рубль двадцать, а зернистая – рубль-полтора за фунт?..
Но я все говорю о лавках, магазинах, амбарах, лабазах, а ведь Немецкий рынок был сверх того и базар – ежедневный, непрерывный базар, весь заставленный телегами и возами, приехавшими из ближайшего, а часто и далекого Подмосковья со всевозможной снедью, производимой подмосковными огородниками и крестьянами.
Тут все – и мясо, и битая птица, и рыба, и масло, и сметана, и творог, и овощи, и плоды, и грибы – было еще дешевле, чем в палатках и лавках. Кто же из сколько-нибудь хозяйственного люда в Елохове покупал огурцы, морковь, капусту, картофель в лавках? Все это покупалось с воза, от огородника, от пригородного крестьянина, все это было не лежалое, не мятое, не вялое, а самое свежее, еще с блестками росы, еще с запахом вольного простора».
Бауманская улица
В старые времена улица на своем небольшом протяжении до Немецкого рынка называлась Фонтанкой, или Фонтанами, по названию питейного дома «Фонтан».
Недалеко от нынешнего метро Бауманская улица пересекается Ладожской, правая сторона которой снесена в середине 1980-х годов. Левая сторона, часть Немецкого рынка, сохранилась, а здание на стрелке улиц Ладожской и Фридриха Энгельса (Ирининской) реконструировано.
Ураган 1904 года
В пять часов утра 16 июня 1904 года над Москвой пронесся ураган огромной разрушительной силы. Серьезно пострадали Лефортово, где за считаные минуты смерч уничтожил Анненгофскую рощу из вековых деревьев, посаженных еще при императрице Анне Иоанновне, а также Мещанская, Басманная и Яузская части города.
Громадные черные тучи двигались на Москву с юга и запада. Зрелище было настолько впечатляющим и угрожающим, что многие люди позже вспоминали о том, что страшнее и темнее неба они никогда более не видели. Когда надвигалась воронка, становилось совершенно темно; на одной из улиц даже столкнулись две кареты.
Выпал град необыкновенных размеров: градины были с куриное яйцо, а отдельные градины, имевшие форму звезды, достигали 400–600 г. Проходя через Москву-реку, смерч высосал воду и обнажил на короткое время ее дно.
Было разрушено несколько сотен домов, поломана масса деревьев. В Сокольническом парке смерч проделал просеку шириной 400 метров. Погибли и получили ранения около 800 человек.
Император Николай Второй пожаловал 100 000 рублей на пособия пострадавшим.
Вот как описывал это событие писатель и журналист Владимир Гиляровский – «дядя Гиляй»: «Картина катастрофы такова. Сначала легкий дождь. Потом град по куриному яйцу и жестокая гроза. Как-то сразу потемнело, что-то черное повисло над Москвой. Потом это черное сменилось зловеще-желтым. Пахнуло теплом. Затем грянула буря, и стало холодно. После грозы над Карачаровом опустилась низко-черная туча. Туча снизу росла, сверху спускалась другая, и вдруг все закрутилось. Некоторым казалось, что внутри крутящейся черной массы, захватившей небо, сверкают молнии, другим казался пронизывающий сверху вниз черную массу огненный стержень, третьим – вспыхивающие огни… Эта страшная масса неслась на них, бросились – кто куда, не помня себя от ужаса».
Или как писали «Московские ведомости» 30 (17) июня 1904 года:
«…Вихрем на Немецком рынке снесено много крыш, причем дело не обошлось без несчастных случаев: падавшие крыши причиняли ушибы людям и лошадям. Ураган в особенности разразился в Сокольниках, Лефортове, за Покровской заставой, а также в Люблине и Перерве. Вековые деревья вырывались с корнями и с крыш срывались железные листы; телеграфные и телефонные столбы сносило. В Анненгофской роще произведено громадное опустошение. Снесены и рухнули на многих фабриках и заводах трубы, причем были несчастные случаи с людьми».
После урагана возле часовни у Немецкого рынка состоялся молебен по погибшим и пострадавшим, собравший огромное количество местных жителей, торговцев и просто сочувствующих.
Интересно, что Иван Грозный, чтобы не тратиться на содержание иностранцев, среди которых было много пленных ливонцев, разрешил им варить пиво и торговать вином. А в Москве в то время действовал «сухой закон» – до того, как Грозный не открыл первый кабак для опричников. Вот все жители города и ходили пить в Немецкую слободу. Некоторые историки считают, что как-раз отсюда и пошло выражение «уйти в запой», то есть уходили в буквальном смысле слова в запой на несколько дней в Немецкую слободу и возвращались назад из запоя в Москву.
Николо-Берлюковская пустынь
Николо-Берлюковская пустынь находится в Московской области, близ села Авдотьино, в 20 километрах от Богородска (Ногинска). По словам духовного писателя XIX века Ивана Шевелкина, «во всей губернии не найти такого приволья».
Местное предание гласит, что название «Берлюки» происходит от прозвища жившего здесь когда-то разбойника (это прозвище переводится как «волк», «зверь» или «человек с суровым характером»). Позднее это место освятилось молитвами иноков…
Здесь в XVII веке рядом с храмом Святителя Николая поселился инок Варлаам, пришедший, скорее всего, из соседнего Троице-Стромынского монастыря. В Смутное время храм сожгли поляки, и Варлаам построил деревянную часовню, куда поместил икону святителя. Вскоре на месте часовни была сооружена небольшая каменная церковь – духовная власть спешила восстановить утраченные в Смуту святыни.
После упразднения патриаршества Петром Великим эти земли перешли сначала к кремлевскому Чудову монастырю, а затем – к Троицко-Стромынскому. При строителе Сильвестре община приобрела в Москве небольшое подворье. При описи имущества 1764 года за Николо-Берлюковской пустынью числился храм с двумя престолами – Живоначальной Троицы и святителя Николая, деревянная колокольня, братские кельи. К ней были приписаны три часовни в ближайших деревнях. Число братии составляло восемь человек.
В царствование Екатерины Великой было упразднено несколько сот обителей, в их числе оказалась и Берлюковская пустынь, закрытая в 1770 году. Впрочем, вскоре митрополит Московский Платон (Левшин), гостивший в имении сенатора В.И. Лопухина Саввинское неподалеку от Берлюков, решил возобновить ее. Средства на возобновление Никольского монастыря в Берлюках поступали и от московской знати, чьи имения располагались в этих местах.
2 декабря 1779 года Николо-Берлюковская пустынь была утверждена как заштатный монастырь. Через год обители вернули и три часовни, принадлежавшие ей ранее, а в 1787 году передали еще одну – близ Немецкого рынка в Москве.
После 1917 года в Николо-Берлюковском монастыре располагалась психиатрическая лечебница. Обитель во второй раз была закрыта.
В 1993 году власти отказались вернуть хорошо сохранившийся монастырский ансамбль Церкви. В этом же году с монастырской колокольни бурей сорвало крест, который не был снят даже при Советской власти.
Но в 2006 году решением Священного Синода Русской Православной Церкви благословлено возрождение монашеской жизни в обители.