6. И КЛАД НЕ ДОБУДЕШЬ, И ДОМОЙ НЕ БУДЕШЬ
Должно быть, Макс с Костей поднялись ни свет ни заря. В лагере я их с утра не застала, а когда подошла к месту раскопок, они уже успели углубить и расширить яму настолько, что стало понятно – это действительно вход. Он был оформлен двумя грубо вытесанными каменными столбами, а уже упомянутая балка с загадочными знаками, как оказалось, венчала этот внушительный дверной проем. Роль двери выполняли толстые бревна, уложенные в проем так плотно, что между ними невозможно было просунуть даже острие лопаты.
– А ну-ка, посмотрим, так ли крепки эти бревна, как выглядят! – Костя от души размахнулся и ударил лопатой в верхнюю балку. Гулкий удар отозвался в самом сердце кургана, и дерево осыпалось трухлявыми обломками. Часть провалилась внутрь, часть высыпалась наружу. Из темной дыры отчетливо повеяло сыростью. Я невольно вздрогнула и услышала, как сзади заворчал Шарик. Подходить близко он почему-то не решался.
– Прогнили насквозь, – резюмировал Макс, пальцами кроша обломок дерева.
– Еще бы, за тысячу с лишним лет! – радостно подтвердил Костя. – Давай теперь углублять яму, чтобы можно было полностью расчистить проход.
Стоя на краю раскопа, я чувствовала, как во мне поднимается волна беспокойства. Беспокойство было необъяснимым, и я попыталась найти его причину.
– Костя, а как насчет разрешения на раскопки?
– Какого разрешения? А, там трубку никто не берет, – отмахнулся от меня он. – Потом позвоню.
– Ну-ну, – пробормотала я. Смутная тревога донимала меня, как назойливый комар, хотелось даже отмахнуться. И это была тревога не по поводу нелегальности наших действий, а какое-то подспудное растущее чувство, что мы делаем то, чего делать вообще не следует, а не то…
– А что насчет символов, тебе удалось выяснить, почему они здесь изображены? – попробовала я еще раз отвлечь Костю.
К моему удивлению, это сработало: он воткнул лопату в землю, подтянулся на руках и сел на краю раскопа.
– С символами странная история получается. Я могу рассказать о каждом из них, но почему они выбиты здесь вместе и в таком порядке, я пока не разобрался.
– Ну расскажи хотя бы о каждом в отдельности, – попросил Макс.
Я присела рядом с Костей, Макс сложил ладони на черенке лопаты и оперся на них подбородком. Шарик лег рядом со мной, держа настороженные ушки на макушке и тревожно кося глаза в сторону прохода.
– Символ первый – триквестр. – Костя ткнул подвернувшимся под руку прутиком в то, что Макс назвал треугольником.
Орнамент из трех замыкающихся полукружий показался мне смутно знакомым. Где я могла его видеть?
– Древний орнаментальный и сакральный символ народов центральной и северной Европы. В бронзовом веке триквестр был одним из символов движения Солнца, олицетворяя основные положения светила – на восходе, в зените и на закате.
– По-моему я где-то видела такие знаки, – нерешительно сказала я. – Только никак не могу вспомнить, где.
– Вполне возможно, – согласился Костя. – После десятого века триквестр стал широко использоваться как традиционный варяжский орнаментальный мотив. А видеть ты его могла в любом сувенирном магазине, специализирующемся на псевдо-славянской символике.
– А я вот такой видел – шестиконечный крест в круге, – оживился Макс. – Один приятель на шее носит на кожаном шнурке.
– Наверное, решил придать себе мужественности, – усмехнулся Костя. – Это Громовик, или громовое колесо Перуна, он же коловрат. Олицетворение солнечного диска. Считалось, что, вращаясь, колесо придает мужества и смелости. Воины украшали этим знаком свои щиты и доспехи. Кроме того, его помещали на каждую избу, как оберег от Перуновых молний. Громовик как орнамент можно увидеть не только у древних славян, но и у скандинавов и кельтов.
Костя перевел импровизированную указку на третий знак. В ромбе пересекались четыре луча, замыкающиеся на четырех концах. Вроде бы ничего сложного, а попробуй повтори.
– И, наконец, четвертый, самый сложный по исполнению знак. Квадрат Сварога, известный также как Звезда Руси. Четыре луча звезды означают четыре стороны света. Сварог – один из самых главных богов славянского пантеона. Он олицетворял само небо, весь зримый и незримый космос. Тот, кто сковал Землю, твердь земную и твердь небесную. Тоже считался покровителем воинов и оружия.
Костя отбросил прутик и подытожил:
– Все эти символы относят нас к истории славянских племен задолго до крещения Руси. Квадрат Сварога и Громовое колесо были оберегами у воинов, триквестр и Громовик связаны с солнцем. Но, как я уже сказал, пока я не могу найти логику в их комбинации.
– А почему ты ничего не сказал о птичьей голове? – удивленно переспросил Макс.
– Потому что здесь и так все понятно, – Костя улыбнулся самой довольной улыбкой, только что не облизнулся. Это же сокол. Рарог.
– Так ты думаешь… – я не осмелилась договорить.
– Я не думаю. Я уверен. – Костя со всей силы вонзил лопату в дно ямы и спрыгнул вниз. – Макс, хватит мечтать, нас ждут великие дела.
Парни заработали лопатами, а я вернулась в лагерь, сопровождаемая Шариком и своими сомнениями. И обнаружила там невесть как материализовавшегося Даню с какой-то папкой в руках.
– А я тут тебя жду, – парень вскочил и неловко сунул мне папку в руки. – Вот. Готово.
– Что готово? – мои мысли не сразу перескочили на события вчерашнего вечера, – Ах, мой портрет?
– Ну, это не совсем портрет, – смущенно пробормотал художник.
Не дожидаясь объяснений, я раскрыла папку. Да, это точно не портрет. Я даже оглянулась по сторонам, чтобы убедиться, что никто, кроме меня, не видит этот шедевр.
Девушка на рисунке внешне действительно напоминала меня, но обладала куда более соблазнительной фигурой, граничащей с неприличием, учитывая мало что прикрывающий наряд. Кроме того, у нее имелась пара полупрозрачных крыльев, а удлиненные ушки заострялись на манер эльфийских. Восседала эта фея на белом единороге, который действительно заслуживал восхищения.
Видимо, у меня слишком уж сильно округлились глаза, потому что Даня поспешил объясниться.
– Помнишь, я говорил тебе о случайных заказах? Я рисую обложки для книг в жанре фэнтэзи.
– Это многое объясняет, – кивнула я, все еще не в силах оторвать взгляд от бесстыжей феи с моим лицом.
– Тебе нравится? – с надеждой спросил автор.
– Красиво, – сдержанно похвалила я. – Единорог классный. Как живой. То есть как живой конь, я имею в виду. С натуры рисовал?
– Нет, в интернете фотку нашел, – признался польщенный парень.
– А я уж обрадовалась, что здесь где-то конюшня поблизости есть, – вздохнула я.
– Нет, я не видел. А зачем тебе?
– Так, просто, лошадей посмотреть, может покататься, – уклончиво ответила я. Не хотела признаваться в том, что, отправляясь в Заречье, лелеяла давнюю детскую мечту – проскакать галопом по чистому полю.
– Не видел, – повторил Даня. – Да и не обращал внимания, честно говоря. Я в седле один раз в жизни сидел, еще в детстве. Отец хотел меня сфотографировать, а лошадь встала на дыбы. Я свалился и вывихнул лодыжку. С тех пор к коням и близко не подхожу.
На склоне показался Костя. Он бодрой рысцой подбежал к машине, порылся в багажнике и извлек оттуда каски и фонарики. Потом жестами показал мне, чтобы я гнала художника в шею, и убежал в сторону холма.
Я и сама была уже готова распрощаться с этим рисовальщиком фей в неглиже и с нажимом заявила, что мне срочно надо готовить обед. Ну очень срочно! И помощь не требуется, спасибо.
– Ладно, пойду спать, – разочарованно вздохнул Даня и побрел в деревню, к счастью, в обход горушки.
А я осталась с этим несчастным рисунком в руках. Надо спрятать, пока ребята не увидели, а то потом проходу не дадут, засмеют новоявленную фею. Судя по тому, чем запасся Костя, они с Максом сейчас уже лезут в курган. Надо, наверное, пойти посмотреть, но я никак не могла себя заставить. Странно, вроде трусихой никогда не была.
Вдруг послышался топот, а затем показался взволнованный и изрядно запыленный Костя.
– Бежим, с Максом беда! – крикнул он.
– Что случилось? – подскочила я.
– Скорей, – только и ответил Костя и кинулся бежать обратно. Мы с Шариком рванули за ним. На бегу я сложила рисунок в несколько раз и сунула его в задний карман джинсов. Добежав до чернеющего в яме прохода, Костя включил фонарик и проскочил внутрь, а я замешкалась, не решаясь войти.
– Катя! – гулко донесся голос из кургана. Я стояла перед раскопом и говорила себе, что должна войти, что с Максом что-то случилось и, возможно, каждая секунда на счету. Шарик поскуливал в некотором отдалении, в его глазах застыл страх.
– Быстрее! – в голосе Кости зазвучали отчаянные нотки, и я нырнула в курган, как в холодную воду. Шарик, взвизгнув, кинулся за мной. И вот я внутри, моргаю, привыкая к полумраку. В глубине горел фонарик, и я увидела Костю, склонившегося над лежащим Максом. Я кинулась к ним.
– Что с ним?
– Не знаю, – подрагивающим голосом ответил Костя. – Мы вошли сюда, он начал задыхаться, что-то прохрипел и упал.
Макс лежал на спине, весь вытянувшись, лицо его было совершенно серым и неживым. Костя закрыл лицо руками и затрясся.
– Возьми себя в руки! – сурово одернула я его. – Действовать надо, а не истерить. У него астмы нет? Или клаустрофобии?
– Я не знаю, – простонал Костя, не отрывая рук от лица. – Может, он вчерашним вареньем отравился?
Я опустилась на корточки рядом с Максом, дотронулась до его лица. Лоб был прохладным, зато щеки – горячими. Не умея найти пульс на запястье, я попыталась нащупать биение артерии на шее, как вдруг Макс распахнул глаза, оскалился и со звериным рыком сгреб меня в охапку. Я заорала, Шарик залаял, а Костя, наконец, отнял руки от лица и залился диким хохотом. Макс отпустил меня и присоединился к нему. Шарик продолжал лаять, бегая вокруг нас.
– Вы… полные… идиоты! – выдавила я и села прямо на песчаный пол.
– Катюха, не сердись, – Костя потрепал меня по плечу. – Мы когда вошли сюда, на Макса какая-то известка с потолка свалилась, он так на зомби стал походить, что это просто необходимо было использовать!
– Чтобы меня до смерти перепугать, да? – мрачно поинтересовалась я, сердясь уже больше для вида, ведь Макса с таким лицом взяли бы в любой ужастик без проб, а сейчас этот новоявленный зомби так заразительно хохотал, что и мертвого рассмешил бы. Да, кстати о покойниках.
– И где же ваш Рюрик? – задала я вопрос по существу. – Или целью всей нашей экспедиции было эффектно напугать меня, и теперь можно отправляться домой?
– Ты же не думаешь, что основателя княжеской династии скромненько так в прихожей прикопали? – осведомился Костя, поднимая с земли инструменты.
– Основное захоронение должно находиться гораздо глубже, а мы находимся в верхнем ярусе.
– Значит, важная персона похоронена где-то в серединке? А эти комнатки для кого? – спросил Макс, рассматривая помещение при свете фонарика.
– Не могу сейчас сказать, – пожал плечами Костя. – Есть несколько вариантов. Первый – это погребальные камеры для так скажем сопроводительных лиц вождя – жен, рабов и прочих верноподданных, а также лошадей – ведь не пешком же они в нижний мир должны добираться.
– И где же они все, погулять пошли? – осведомилась я.
Я уже привыкла, что вопросы, на которые у него не было ответа, Костя не удостаивал внимания, так что он спокойно продолжил:
– Второй – камеры верхнего яруса представляют собой лабиринт, сооруженный, чтобы умершие не смогли найти дорогу обратно, в мир людей. Да и чтобы те, кто позарится на княжеский инвентарь, заблудились и сгинули в самом же кургане.
– Очень грамотно, – похвалил Макс. – Проще и дешевле, чем стражу у могилы выставлять.
Я огляделась: пещера была совершенно пустой, но в ней были еще два прохода, оформленных точно так же как и вход: столбы по бокам и каменный венец с выбитыми в нем символами. Символы тоже повторялись: триквестр, колесо, квадрат, сокол. Только в другом порядке и выполнены не так искусно, как знаки на входе.
– И куда же вы дальше двинетесь? – спросила я. – Указатель-то не предусмотрен.
– А ты что, с нами не пойдешь? – удивился Костя. – Ты ведь уже внутри кургана. Где твой авантюризм? К тому же, тебе вообще бояться нечего, охранник-то с тобой!
Я взяла дрожащего «охранника» на руки. На «слабо» меня конечно же не взять, но авантюризм кое-какой присутствовал и уже разжег любопытство. Было страшно… интересно, что же мы здесь обнаружим? Я решительно кивнула, и мне вручили оборудование археолога – фонарик и каску. Каску я вернула Максу, который со смехом напялил ее на голову, отчего стал похож на никогда не мывшегося шахтера. Костя прихватил кирку, включил фонарик на своей каске и вошел в правый проход, внимательно глядя под ноги. Макс шел за ним и освещал стены и потолок. Из потолка местами торчали корни, их тени двигались в лучах фонариков, напоминая то ли змеиные клубки, то ли лапы с длинными когтями, но в остальном проход не был ничем примечателен. Ничто не указывало на его искусственное происхождение, напротив, он был похож на естественную пещеру и вел нас вниз, заворачивая направо.
– Спиральный лабиринт, – приглушенным голосом сказал Костя.
– Это нормально? – шепотом спросила я, стараясь на всякий случай не касаться стен: кто знает, какие твари могут по ним ползать.
– В представлениях язычников вселенная состоит из ярусов – нижний мир, срединный и высший, – принялся объяснять специалист по древним захоронениям.
– Асгард, Мидгард и Хельхейм, – в очередной раз удивил познаниями Макс.
– Совершенно верно, – подтвердил Костя, – И могильные курганы сооружались в соответствии с этими представлениями. А пронизывает эти миры мировое древо Иггдрасиль, так что в центре кургана мы, скорее всего, найдем каменный столб, являющийся вертикальной осью всего комплекса.
Я шла за ребятами, стараясь отделаться от чувства, что за нами кто-то наблюдает, даже спину покалывало от этого, и уже сожалела, что согласилась сюда залезть, но возвращаться одной было еще страшнее. А вдруг, пока мы спускаемся сюда по правому проходу, там, наверху, из левого прохода как вылезло что-то или кто-то, и поджидает там меня, потирая руки. Или лапы. Или что там у него есть.
Мне уже начало казаться, что спуску нет конца, стало тяжело дышать, а стены будто бы начали сближаться, грозя раздавить нас. «Наверное, это и есть клаустрофобия», – подумала я, но потом поняла, что проход и в самом деле сужается. Я уже открыла рот, чтобы предложить вернуться, как вдруг мы практически выпали в довольно большую камеру, точно такую же, как та, из которой начали свой спуск. Нам снова предлагалось выбрать из двух вариантов проходов.
– Какие теперь будут предложения? – вкрадчиво спросила я, и сразу высказала свое. – Вернемся?
– Нет, только не теперь! – взволнованно возразил Костя. – Разве вы не понимаете, что мы в двух шагах от секрета кургана. Помните, что я говорил вам про ярусы? Мы сейчас в срединном мире! Надо сделать еще один переход, и мы в нижнем мире!
– А там Рюрик в золотом гробу! – зловещим голосом провыл Макс.
– И двенадцать верных витязей, головами по кругу, – поежилась я. – Кстати, Костя, а эти двенадцать, что с ним остались, зимой от холода и голода умерли?
– Нет, не умерли, – отозвался Костя. – Согласно традиции, которая возникла на родине викингов, двенадцать воинов, давших клятву верности своему вождю, становились побратимами, и обязаны были отдать друг за друга жизнь. А также, в случае смерти своего лидера, сложить головы вместе с ним. Так что верные воины, которые всю зиму охраняли каменную насыпь с телом Рюрика, и перенесли его на место окончательного захоронения, были ритуально убиты и похоронены вместе с ним в том же кургане.
– Как, и они тоже? – ужаснулся Макс. – Жестокая плата за верность.
– Клятва двенадцати считалась самой сильной и нерушимой, и они прекрасно знали, на что шли, – хладнокровно сообщил наш историк. – Кроме того, они свято верили, что отправятся вслед за своим вождем, прямиком в сияющие чертоги Вальхаллы.
Они-то знали, на что шли, а знает ли Костя? Он снова выбрал правый ход с той же бесшабашной уверенностью, с которой, верно, воины Рюрика шли на смерть, рассчитывая продолжить свое существование в бесконечных пирах и прочих наслаждениях Вальхаллы.
Мы с Максом двинулись за своим лидером. Ход снова вел вниз, только на этот раз шел против часовой стрелки.
– Сейчас, сейчас, я чувствую, – нетерпеливо бормотал Костя, бодро спускаясь вприпрыжку. Я старалась не отставать. Ощущение холодного взгляда в спину стало невыносимым. Я практически уткнулась Максу носом в спину, и вновь спуск внезапно закончился. И что же? Перед нами опять была пещера с двумя проходами.
– Все, дальше не пойду, – решительно заявила я. – Так и заблудиться недолго. Кто знает, на сколько метров вниз прорыт этот безумный муравейник.
– Костян, в самом деле, пойдем обратно, что-то и мне не по себе, – поддержал меня Макс. – Бестолковая прогулка получается.
– Мы просто выбрали не ту дверь, неужели непонятно, – раздраженно проворчал Костя. – Вернемся и проверим левый проход. Помните, что я говорил про лабиринт?
– Про заблудиться и сгинуть? Помню! – отозвался Макс.
– Эх вы, – разочарованно протянул Костя. – С вами только зарницу в начальной школе проводить! Пойдем назад, хотя бы еще пару тоннелей проверим!
Назад. Вниз. Налево. Пусто.
Назад. Вверх. Вверх. Налево. Вниз. Пусто. Направо. Вниз. Пусто.
Мы остановились, переводя дыхание. Костя раздраженно кружил по очередному распределителю, тщательно осматривая стены и каменные опоры. Я присела на пол и опустила Шарика, давая отдых рукам, но не отпустила его от себя: еще кинется в какой-нибудь проход, и поминай как звали.
– Костя, пойдем обратно, – попросила я.
– Ну, хорошо, пойдем, – сдался Костя. – Надо будет посидеть, нарисовать схему лабиринта и попробовать найти логику в расположении переходов.
– Возможно, все дело в порядке символов на верхних балках? – высказала я предположение. – Он все время меняется.
– Честно говоря, я вообще не понимаю, как все эти проходы располагаются внутри холма, – высказался Макс – Это противоречит моему пониманию пространства.
– Ладно, возвращаемся, – объявил Костя, и мы двинулись в обратный путь, вверх по тоннелю.
– Странно, – заметил Макс. – Мы же в последний раз спускались по часовой стрелке, значит, подниматься должны против? А тоннель поворачивает направо.
– Ты просто перепутал, – бросил на ходу Костя.
Макс промолчал. Но когда вместо того, чтобы выйти к переходу наверх мы снова оказались в камере-распределителе с двумя проходами, которые вели вниз, он не сдержался и пробурчал что-то нецензурное.
– Согласна, – вздохнула я. – И куда теперь?
– Вернемся обратно, – нерешительно скомандовал Костя.
Мы вернулись, и с этого момента начался кромешный ад. Сначала мы еще бодрились, пытались шутить, убеждая себя, что это невозможно – заблудиться внутри небольшого холмика. Как могли, храбрились друг перед другом и скрывали свое беспокойство. Но когда счет переходам, тоннелям и пещерам потерялся, стало глупо не признавать очевидное. Мы заблудились и не можем отсюда выбраться. Костя запоздало дал команду погасить все фонари, кроме одного – батарейки уже начали садиться. Телефон был с собой только у меня, но толку от него не было никакого – мобильная сеть внутри холма отсутствовала. Мы пробовали стучать, но от этого начал осыпаться потолок. Лабиринт пещер и ходов оказался словно заколдованным. Макс оставил на одной из развилок погасший фонарь, чтобы иметь ориентир, от которого можно было бы методично обследовать ходы, но больше мы к нему так ни разу и не вышли. Даже держаться направления вверх оказалось невозможным: ходы ныряли вниз вопреки всем законам логики и пространства. Погас один фонарик, через некоторое время другой. Я выключила телефон – батарейка была почти на нуле, и мы потеряли счет времени. Теперь его отмеряли жажда, голод и усталость.