Глава 3
– Только не вздумай извиняться, – говорит брюнетка, безошибочно угадывая причину моего замешательства. – Оставь это тем, кто боится последствий. Ты не из их числа, так?
– Мне не нужны последствия, мэм.
– Твой менеджер расстроится, если узнает, да? – добродушно улыбается она.
– Расстроится? Да он открутит мне голову и прицепит ее на люстру.
Джонни, безусловно, ценил меня как толкового работника, но что-то подсказывало мне, что клиент, которому я предложила поцеловать меня в задницу, может лишить меня всякой благосклонности начальства.
– Мне нравится твой юмор, Скай, – кивает незнакомка. – И мне нравится твоя голова, так что, пожалуй, обойдемся без люстры.
Она протягивает мне красивую ухоженную руку.
– Странно, что мы еще не знакомы. Мне кажется, я знаю тебя целую вечность. Меня зовут Лилит.
– Очень приятно, – вру я. – Хотите сделать заказ?
– Да, что-нибудь погорячее.
И пока я расставляю на ее столе чашку американо, булочки, сливочное масло и тростниковый сахар кусочками на блюдце, мне не дает покоя ее имя… Лилит. Кажется, так звали первую жену Адама? Которая потом сбежала от муженька. Да, даже самые первые отношения между мужчиной и женщиной не обошлись без драм. А потом девица, если память не изменяет, связалась с Сатаной, и они сыграли свадьбу в лучших готических традициях…
– У вас необычное имя, – размышляю я вслух.
Лилит намазывает сливочное масло на половинки разрезанной булочки. После масла кончик ножа погружается в клубничный джем. Безупречное движение безупречной руки.
– Достаточно обычное для Армении, – возражает она. – Моя мать оттуда родом. Слыхала о такой стране?
– Э-э… Да. Оттуда тянутся корни сестер Кардашьян, – улыбаюсь я. – Вот и все, что я знаю об Армении.
Лилит смеется, слегка покачивая головой. В этот момент я действительно замечаю в ней некоторое сходство с Ким Кардашьян: скульптурное лицо, большие карие глаза, точеный нос. Но на этом сходство исчерпывалось. Если Ким выглядела вполне добродушно, то Лилит с ее аристократической худобой, красиво очерченными губами, не испорченными наполнителем, и пристальным, цепким взглядом производила неоднозначное впечатление.
Несмотря на все ее хорошие манеры, и выговор университетской лекторши, и вежливую улыбку, какая-то часть меня была уверена, что такие, как Лилит, с легкостью отрывают голову и ломают позвоночник тем, кто осмелится пойти против них.
«Скай Полански, меньше смотри сериалы, – возразила я себе. – Да эта женщина наверняка торгует стиральными машинами, рисует этикетки для шоколадных батончиков или держит салон для стрижки собак: Груминг, тримминг – и подстрижем коготки на сдачу… Ничего такого, из-за чего требовалось бы ломать позвоночники».
– Кто вы по профессии? – интересуюсь я будто невзначай.
– Почему ты спрашиваешь? – откидывается на спинку стула Лилит.
– Да так, всего лишь мое хобби. Обычно я могу угадать, чем человек занимается, просто понаблюдав, как он ест и как держит вилку. Но в вашем случае затрудняюсь дать однозначный ответ. Вы похожи на человека, который много времени проводит в офисе за красивым лакированным столом, ваши руки имеют дело в основном с бумагой или клавишами ноутбука, у вас наверняка есть красивый чемоданчик для документов и очки в модной оправе, но… – Я остановилась, подыскивая подходящую метафору.
– Но что? – заинтересованно спрашивает Лилит.
– Но я легко могу представить вас в военной форме цвета хаки за рулем броневика где-нибудь в пустынях Афганистана. Или инструктором по стрельбе. Специалистом по взрывным устройствам! Человеком, связанным с чем-то опасным, требующим сообразительности и смелости…
– Да ты психолог, Скай. – Лилит выгибает бровь и откидывается на спинку стула. – Ты почти попала в яблочко. Мне принадлежит клиника женского здоровья в Бостоне, и большую часть времени я посвящаю ее клиенткам. Очки и лакированный стол, все, как ты и сказала. А в свободное время я… охочусь на крупных животных.
– Охота? – я округляю глаза.
– Да, мне нравится охотиться на всех этих волков, кабанов, бизонов, медведей. Это безумно интересно, Скай. Читать следы, ставить ловушки, выслеживать добычу, тренировать собак…
– Никогда бы не смогла выстрелить в животное, – качаю я головой.
– До выстрела часто не доходит, Скай. Не люблю грязную работу, а стрельба так или иначе к ней приводит. Гораздо интереснее сразиться с животным ментально: твоя хитрость против его хитрости, твоя осторожность против его осторожности, его мощь против твоей. Но, как только оно попадает в перекрестье прицела твоего оружия и ты получаешь свою дозу адреналина, игра тут же теряет смысл. Однако все, что к этому ведет, стоит каждой потраченной минуты.
Я затаила дыхание. Если убивать не обязательно, то я бы, пожалуй, тоже не отказалась от подобного хобби.
– Ну, а ты? Кем бы ты хотела стать, Скай? Эта забегаловка, как я понимаю, вовсе не твое призвание.
– Да, мне нужны деньги на учебу. Как только скоплю достаточно, я бы хотела стать врачом.
– Любишь помогать людям?
Желание стать врачом родилось в один из самых мрачных дней моей жизни и с тех пор меня не оставляло. Снова и снова я возвращалась мыслями в тот день, когда одно слово врача могло бы перевернуть мою жизнь, но… он предпочел промолчать. С тех пор я поклялась себе, что однажды вернусь к этому и все исправлю, предупрежу, скажу вслух то, что должны были сказать мне…
– У тебя тоже есть секрет, Скай, – замечает Лилит, не дождавшись ответа на свой вопрос.
– Да, у меня ТОЖЕ есть секрет, – подтверждаю я. – Как и у вас. Женская клиника и охота – это далеко не все, так, Лилит?
– Пожалуй, что так, – широко улыбается она и откусывает от булочки.
Лилит стала заглядывать в «Голову турка» чуть ли не каждый день. Если посетителей было не слишком много, я с удовольствием с ней болтала. Ее манера говорить влекла и отличалась своеобразием: я не могла слушать ее вполуха, она каким-то образом полностью завладевала моим вниманием.
Наше знакомство быстро превратилось в некое подобие дружбы. Конечно, я знала, что ей не ровня: она уже давно поднялась на самую вершину успеха, в то время как я беспомощно топталась у подножия и пыталась разглядеть затянутый облаками пик.
Лилит всегда оставляла щедрые чаевые, а мне нравилось развлекать ее болтовней.
– Ягненка пробовать не советую, – подмигиваю я. – Не спрашивай почему, просто не советую. Зато салаты удались на славу! А Хьюго сегодня просто в ударе, обязательно попробуй его «Пина коладу»… Что еще… Ах да, вон за тем столом сидит какой-то маклер и уже полчаса обсуждает какую-то супер-пупер-сделку. Если он ее заключит, то на радостях скорей всего оставит мне прорву чаевых!
Отпив кофе из чашки, Лилит замечает:
– Я оставлю тебе в три раза больше чаевых, если этот самый маклер попросит твой номер телефона. Ну, или оставит свой.
У меня от изумления приоткрывается рот. Лилит наблюдает мою реакцию и хитро улыбается.
– Это невозможно, – шепчу ей я. – Посмотри на него и посмотри на меня.
Мы обе смотрим в дальний угол зала, где, откинувшись на спинку стула, сидит очень привлекательный молодой мужчина. Безупречный костюм, безупречная стрижка, виднеющиеся из-под манжета рубашки дорогущие часы. Он прижимает к уху айфон последней модели и убеждает кого-то не быть идиотом и принять его условия.
– Он даст мне свой номер телефона, только если я разобью стакан и приставлю осколок ему к горлу. Или упаду к его ногам и буду умолять его об этом. Представляешь, что он подумает, когда…
– Если бы я интересовалась мнением каждого бизона, которого собираюсь застрелить, то, боюсь, никогда бы не добыла ни одного трофея, – щурится Лилит.
Ее сравнение мужчины с бизоном наполняет меня куражом.
– Не могу, – возражаю я. – В конце концов, у меня есть парень.
– Парень?! – Лилит удивлена так сильно, как будто я сказала «единорог», а не «парень».
– Он самый! – комично киваю я.
– Тогда это будет еще интереснее, – громко шепчет она, потом достает из кошелька банкноту ярко-зеленого цвета, безжалостно складывает ее вчетверо и сует под свою чашку. – Сто евро на кону, Скай. За телефон этого офисного бизона.
«Офисный бизон!»
Я зажимаю рот ладонью, чтобы не расхохотаться в голос.
– Но как? Я понятия не имею, как это сделать!
– Откуда мне знать? – усмехается Лилит. – Я заказчик, а не организатор.
Я неуверенно иду к бару, где Хьюго развлекает мужскими байками какого-то не слишком трезвого клиента, внаглую наваливаюсь на стойку и шепчу Хьюго в ухо:
– Если бы вон тот красавец в углу тоже был гомо и ты хотел бы к нему подкатить, что бы ты сделал?
– Угостил бы коктейлем с неприличным названием.
– И все, так просто?
– Чем проще, тем лучше, – с видом знатока кивает Хьюго.
– Тьфу ты, три часа. Слишком рано для коктейлей.
– А для пирожных самое время.
Точно! Я расстегиваю две верхние пуговицы блузки, пристраиваю на блюдце пухлое бисквитное пирожное с розовой глазурью и на негнущихся ногах направляюсь к столику маклера. Я это делаю. Прямо сейчас. То, чего еще никогда не делала! Я БУДУ КЛЕИТЬ ПАРНЯ!
– Что это? – тихо спрашивает он, убирая айфон от уха.
– Это пирожное.
– Я понял. В смысле я не заказывал ничего такого…
– Это за счет заведения, – говорю я заговорщицким шепотом.
– Вот как, – неловко улыбается он.
– Надеюсь, вы любите сладости.
– Не откажусь, – сдается парень.
– Если вам понравится, у нас есть еще, – киваю я, – только попросите.
– Буду иметь в виду.
Я смотрю на него, а он на меня. В голове буря. Бизон в перекрестье моего прицела!
– Если захотите еще, запомните название этого пирожного: «Буду прыгать как зайчик, если вы попросите мой номер телефона».
– Что-что? – никак не поймет он.
– «Буду прыгать как зайчик, если вы попросите мой номер телефона».
– Это название пирожного.
– Да, – говорю я серьезно.
Все, кажется, ему уже не до переговоров. Парень издает смешок, бросает взгляд на бейдж у меня на груди и… молча протягивает мне ручку.
– Дашь мне свой номер телефона, Скай?
Я беру ручку и царапаю на салфетке десять цифр. Пальцы дрожат, кончик стержня рвет мягкую бумагу. Я настолько потрясена тем, что только что сделала, что на мгновение теряю дар речи. Протягиваю маклеру салфетку, а тот в свою очередь – вот это бонус! – дает мне свою визитку. Глен Келли, отдел продаж.
– Приятного аппетита, Глен, – улыбаюсь я.
– А как же зайчик, Скай? – строго говорит он.
– Ах да! Зайчик! – Я приставляю ладони к макушке и три раза прыгаю на пятках.
– Что это было, Скай? – хихикает Лилит, когда я возвращаюсь к ее столику. – Ты прыгала зайчиком?
– Лилит, только взгляни на это, – изумленно говорю я и показываю ей визитку. – Не могу поверить…
Лилит бросает взгляд на маленькие часы на запястье:
– Итак. Сто евро за шесть минут, Скай. Играючи. Прыгая зайчиком. И это не считая его чаевых и номера телефона! – Она вытаскивает ярко-зеленый квадратик из-под чашки и сует мне его в передник. – Слушай, а если бы ты могла и дальше зарабатывать по сто евро за шесть минут, – тысячу евро в час! – строя глазки симпатичным парням, ты была бы рада такой… хм… работе?
– Шутишь? Это была бы самая лучшая работа на свете, – хихикаю я. – Но справедливости ради надо сказать, что я не просто строила глазки! Мне пришлось шевелить мозгами, выдумывать тактику, играть роль ловкой штучки!
– И… тебе понравилось, – заключила за меня Лилит.
– Ужасно, – призналась я.
В ту самую минуту я и подписала себе приговор.
Визитка Глена отправилась в мусорную корзину там же в кафе. Я не собиралась звонить ему. Он мил и хорош собой, но, черт возьми, у нас с Терри вот-вот сложится! Мне казалось, что еще день-два – и он предложит мне остаться у него на ночь. Сделает мне неприличное предложение. Запустит мне руку под юбку, провожая на последнем трамвае домой…
Кейт была настроена ужасно скептично, но я парила выше облаков. Мне нравилась эта странная старомодность в отношениях: когда он и я не прыгали в постель при первом удобном случае, а сближались медленно, как в танце. Красиво, ненапряжно, по сужающейся спирали.
– Ты невозможно отстала от жизни, Полански, – заявляет Кейт, когда в обеденный перерыв я прибегаю в ее стейк-бар через дорогу. – Чего ты ждешь? Второго пришествия? Пока медик тянет канитель, хватала бы в охапку того маклера и использовала по назначению.
– Я влюблена в Терри. И я тоже не прочь потянуть время. Мне осталось еще килограмм семь, и…
– И что тогда? Он перестанет дарить тебе собачек и чудесным образом дозреет до упаковки «Дюрекса»? Полански, знаешь что? – Кейт тушит окурок о край металлической урны и поворачивается ко мне. – Ты достойна самого лучшего парня! Самого-самого лучшего из всех, что бродят по этой планете!
– Что с тобой? – улыбаюсь я смущенно.
Кейт редко бывает сентиментальна. Последний раз я помню ее такой растроганной, когда она узнала, как жутко обошлась со мной миссис Кэннингэм – мать Джейми, моего первого парня. В остальное время она просто непробиваемый танк, защищенный броней.
– Вчера ко мне в бар забрела молодая женщина и принялась жаловаться на жизнь, раскидывая чаевые налево и направо и заливая все слезами… Мне хотелось ее утешить, слово за слово, и я рассказала ей твою историю. Знаешь, как она отреагировала? «Ни черта себе, похоже, у меня нет проблем!» Понимаешь, к чему я? Ты, Полански, натерпелась побольше многих и давно заслуживаешь самого лучшего парня! Ищи его и не трать время на тех, кто равнодушен. Поверь, когда мужчина заинтересован, он может быть очень изобретательным. Но мы без конца тешим себя иллюзиями, что ему мешают обстоятельства. Ты смеешься, а на самом деле это межнациональный женский спорт! Называется «придумай оправдание тому, кто тебя не хочет».
– Кейт, – уверяю я подругу, – если к тому времени мы с Терри не продвинемся дальше, то, клянусь, я куплю умопомрачительное белье, доукомплектую его бутылкой шампанского и приеду к нему домой с неприличным предложением.
– Ты знаешь, где он живет?! – округляет глаза она.
– Да, однажды я была у него дома, смотрели кино. Никакого криминала…
– Даже слушать не хочу! Пенсионеры и те развлекаются лучше!
Смеюсь. Ничто не способно подпортить мне настроение. И нравоучения близкой подруги в том числе.
Говорят, пикси[8] можно встретить, если прогуляться по лесу в полнолуние. Маленькие, озорные, доброжелательные и очень похожие на маленьких детей, они носят одежду зеленого цвета, остроконечную шляпу и обязательно попросятся к вам на руки, если встретят вас по дороге.
Мне не было надобности гулять по лесу, у меня имелась своя Пикси, которая являлась ко мне во сне: мой собственный эльф. Чаще всего это случалось в полнолуние, когда луна светила так ярко, что мешала крепко спать: мне снилась мать, она приходила ко мне в гости и приносила на руках пухленькое голубоглазое существо, завернутое в зеленое одеяло. Потом мама опускала ее на пол, и Пикси, встав на четвереньки, принималась исследовать все уголки нашей квартиры. Она отказывалась просто сидеть на месте: Пикси ползала, кряхтела, становилась прямо, держась за стенку, потом шатающиеся коленки не выдерживали, и она снова плюхалась на попу.
Я пыталась поймать сказочное создание, бегала за ней, протягивала руки, но Пикси магическим образом ускользала – оказывалась совсем в другом углу комнаты. Эта воображаемая погоня продолжалась необычайно долго, а заканчивались подобные сны тем, что моя мама подхватывала Пикси на руки и делала мне пока-пока ее крохотной ручкой.
«Подожди, я хочу ее подержать!» – упрашивала я маму, молила отдать мне маленького эльфа, но она оставалась глуха к моим просьбам. Она поворачивалась ко мне спиной и уходила – медленно и неумолимо. Я бежала за ней, но мои ноги едва касались земли, и я никак не могла догнать неспешно идущую мать. Она уходила не оборачиваясь, пока Пикси, сидящая у нее на руках, смотрела на меня поверх ее плеча и махала ручонками.
Это полнолуние тоже далось мне тяжело. Утром я пришла на работу разбитая, в пресквернейшем расположении духа. И надо же было такому случиться, что именно в этот день Лилит, словно решив добить меня, рассказывала про «мерседесы»-кабриолеты и длинные шикарные волосы, которые мне почему-то крайне необходимы. Я смирилась со своей судьбой и со своей невыдающейся генетикой. Привыкла к грязной работе и свыклась со своими волосами, очень тонкими и медленно растущими. Короткая стрижка оказалась единственным оптимальным вариантом прически, и, сколько себя помню, у меня никогда не было волос длиннее подбородка. И тут вдруг эта попытка соблазнить меня рапунцелевскими косами.
Я помогала Джонни собирать с пола осколки стакана и впервые чуть ли не злилась на Лилит. Кто она? Что она? Почему в ее словах так много меда и соблазна, почему я готова ловить каждое ее слово и почему мне так хочется бросить все и бежать за ней, как собака бежит за хозяйкой?
Я не стала наращивать волосы, как того хотела Лилит. Радикальные действия – это не для меня. Бегать вприпрыжку за мечтами – тоже не мое. Мне вполне комфортно в моей реальности, с плохими волосами, с трамваем вместо «мерса» и с бойфрендом-студентом вместо знаменитости.
В течение трех следующих дней Лилит больше не заглядывала в кафе. Странно, но мне ее стало не хватать. Ее необычной жизненной философии, ее тонкого юмора, ее безумных пари и таких щедрых чаевых. Так что я чуть не заплясала от радости, когда она наконец появилась. И тут же сникла, когда увидела, что Лилит пришла не одна, а в компании хорошенькой девушки примерно моего возраста. Они заказали капучино, свежую выпечку и уединились в дальнем уголке. Я испытала нечто похожее на ревность.
А потом Лилит, подняв руку, подзывает меня и спрашивает:
– Можно нам сегодня чего-нибудь покрепче, Скай? На дорожку.
В тот момент я подумала, что слишком быстро к ней привязалась. Слишком быстро и сильно.
– Вы уезжаете? – бормочу я.
– Да. Возвращаюсь в Штаты. Мои поиски окончены. – Она ослепительно улыбается сидящей напротив девушке. – Познакомься, Скай, моя новая ассистентка Алиша, будет помогать мне в моей клинике в Бостоне.
– Вы подыскивали ассистента все это время? – выдыхаю я.
– Да, – кивает Лилит. – Сначала мне показалось, что ты, Скай, идеальная кандидатура, но…
– Но что?
– Честно говоря, ты слишком нерешительна, мне нужен кто-то понапористей и кто не боится радикальных перемен.
Сидящая рядом Алиша улыбается мне немного грустно, она поправляет локоны, и вдруг я замечаю, как ярко высветлены ее волосы у корней, – свежайшая покраска! Судя по темным волоскам у нее на руках и темно-карим глазам, эта девочка буквально на днях перекрасилась из брюнетки в радикальный, кричащий блонд.
– Я не подхожу, потому что не нарастила волосы? – озаряет меня.
Так и есть. Ответ не нужен, я читаю его в глазах Лилит. Она пожимает плечами, переводит удовлетворенный взгляд на Алишу и лениво откидывается на спинку стула. Не знаю, почему все это настолько меня потрясло. Даже если бы Лилит предложила именно мне бросить все и рвануть с ней в Америку – я бы вряд ли на это пошла. Моя работа, мой дом, расцветающие отношения с Терри, воспоминания детства, Хьюго и Кейт, мой жизненный уклад, мои победы и потери, мой разум и сердце – все было здесь, в Ирландии. На кой черт мне бросать все это и уезжать? Просто меня ослепил, сразил наповал тот факт, что мне в очередной раз нашли замену. Так уже бывало, причем не раз: находился кто-то, кто оказывался лучше меня и с удовольствием занимал мое место.
– Поздравляю, Алиша, – киваю я. Чего-чего, а выдержки и такта мне всегда было не занимать. – Если хотите чего-то покрепче, могу предложить отличный ирландский виски.
Когда Бог закрывает двери, он открывает окно. После нанесенной пощечины судьба может внезапно подарить улыбку. Джонни разрешил мне уйти домой пораньше – вот так удача! А как только я вышла из «Головы турка», мой телефон преподнес мне еще один сюрприз, после которого я минут пять потрясение стояла посреди улицы и туповато улыбалась прохожим. «Приезжай ко мне. Не звони, заходи без стука. Жду тебя. Терри». Дальше Терри напомнил свой адрес (как будто я могла его забыть!) и поставил в конце эсэмэски трогательные «ххх» и «ооо»[9]. Ох, неужели этот день настал?! У меня не побриты ноги, про зону бикини вообще молчу, белье такое, что его лучше бы никому не видеть. Успею ли смотаться домой и привести себя в аппетитный вид? Я набираю его, но Терри тут же сбрасывает. Ох, это даже заводит!
«Я не совсем готова, сколько времени мне дашь?» – пишу ему я.
«Приезжай прямо сейчас, не могу ждать».
ЧЕРТ! Я потрачу кучу времени, если поеду домой прихорашиваться.
Ладно, план «Б»!
Я забегаю в ближайший магазинчик и требую мыло и бритву. Потом возвращаюсь в «Голову турка», на десять минут запираюсь в кабинке туалета и наспех соскабливаю с себя пух.
Терри чокнутый, просто чокнутый – и мне это нравится!
По дороге я залетаю в магазин нижнего белья, покупаю красный кружевной комплект, бегу в примерочную и переодеваюсь в обновку быстрее, чем одеваются солдаты по сигналу тревоги.
Если сегодня вечером я не получу достойное вознаграждение за свои мучения, то мои яичники просто взорвутся. Ох, ведь он не на пиццу с пивом меня позвал, правда? Пожалуйста, только не пицца…
Пятнадцать минут езды по улицам Дублина впервые показались мне вечностью. Я с трудом помню, как вбежала в подъезд многоквартирного дома, взлетела по лестнице и приоткрыла дверь.
Откуда-то лилась мягкая грустная мелодия. Под эти меланхоличные звуки я не смогу заняться любовью; плакать и перебирать в памяти все свои личные драмы – вот что у меня получится. Ладно, с музыкой разделаюсь позже, как только глаза привыкнут к полумраку. Я сбрасываю туфли и с колотящимся сердцем иду в спальню – туда, где на прошлой неделе мы с Терри бросались попкорном и смотрели «Железного человека». Дверь, угол стены и…
Мое сердце останавливается.
Безмолвный ужас всаживает мне в живот кулак и сжимает все внутренности в тугой ком.
Связанный Терри лежит на полу. Рот залеплен скотчем, в глазах паника и отчаяние. В комнате царит хаос и витает легкий дым, как будто где-то плавится проводка. Я делаю шаг вперед и чувствую, что вступаю во что-то мокрое. Роняю взгляд: я стою в луже какой-то черно-красной жидкости.
– Терри, – выдыхаю я и бросаюсь к нему. – Кто это сделал, что произошло? Давай убираться отсюда.
Я опускаюсь перед ним на колени и, нервно оглядываясь, начинаю дергать стягивающие его веревки. Он беспомощен, испуган, потрясен, но, к счастью, связан не слишком крепко – мне без особого труда удается ослабить его путы. И тут…
В комнате появляется кто-то третий. Я слышу шаги и громкий выдох – чуть ли не стон. Оглядываюсь и… Не могу сказать наверняка, но, кажется, именно в тот момент я закусила губу до крови. Я почувствую во рту вкус крови, когда буду бежать по улице, забыв даже про туфли.
В проеме двери возникла фигура. Нет, не головорез, не вор, не маньяк. Там стоит обнаженная девушка. Тонкая талия, светлая розоватая кожа, порочно выбритая промежность, стройные длинные ноги. На ней только чулки и черная бархатная маска. В одной руке она держит повязку для глаз, в другой – наручники.
Увидев меня, она инстинктивно прикрывает рукой грудь. Бесполезно. Такую большую грудь не так-то просто спрятать. Девушка испуганно роняет на пол наручники, и вместе со звяканьем я полностью осознаю суть происходящего: это не похищение и не ограбление, я – свидетель чужой сексуальной игры! Терри тут же без посторонней помощи избавляется от веревок, красная лужа, в которую я наступила, это разлившееся вино: бокал валяется тут же. Дым в воздухе не от плавящейся проводки, это курятся какие-то индийские благовония. И наконец – я не могу не посмотреть туда, хотя мое лицо пылает огнем, – тонкие штаны Терри топорщатся от эрекции. Он все еще возбужден.
Не могу говорить, не могу дышать, разливающаяся в спальне мелодия добивает меня: голос, который так похож на голос Терри, выводит ноту за нотой, слово за словом:
Если нам суждено умереть этой ночью, тогда мы умрем вместе. Смотри, как багряное пламя полыхает на склоне горы. Небо обращается в пустыню[10].
Мне нужно уносить ноги отсюда, пока не стошнило от этой музыки и… всего остального. Я бросаюсь к выходу, отталкиваю стоящую на пути девку, но Терри догоняет меня, хватает за руку и что-то говорит. Я не различаю его слов. Я слышу только песню:
Теперь я вижу пламя в сердце горы. Я вижу пламя, пожирающее деревья. Я вижу пламя, опустошающее души. Я вижу пламя – оно как кровь, текущая по ветру. И я надеюсь, что ты будешь помнить меня…
Я вырываюсь на лестничную площадку. Песня становится тише, но я все еще слышу ее:
Небо, падая, обрушилось на этот одинокий город…
– Скай! – орет мне в спину Терри.
– ЧТО?! – Я резко поворачиваюсь, и он отскакивает от неожиданности. – Что еще мне стоит знать помимо того, что ты трахаешь свою бывшую?! И знаешь что. Я не против – трахай на здоровье! Только при чем здесь я? Зачем все это время нужно было дурить мне голову?
– Она не моя бывшая. Мы познакомились сегодня вечером в холле больницы.
Я каменею. Просто превращаюсь в мрамор.
– Ты хочешь сказать, что знаешь ее… пару часов? – Я сглатываю, мой рот полон слюны, как обычно бывает перед приступом рвоты.
Терри хватается за голову, словно ее пронзает страшная боль.
– Я сам не понимаю, как это произошло! Она предложила просто… секс без обязательств. Один раз. И я слетел. У меня никого не было вот уже полгода, Скай, мой мозг просто отключился…
– Почему же он не отключился на прошлой неделе, когда я сидела и смотрела гребаный фильм в твоей гребаной спальне?!
– Ты же не девушка легкого поведения! С тобой можно или серьезно, или никак, а после Эшлин… – он бросает в меня имя своей бывшей, – я все еще не уверен, что готов затеять что-то серьезное снова! Столько… долбанных драм было в наших отношениях, что меня от одного этого слова передергивает. Я не мог ПРОСТО переспать с тобой потому, что с серьезными девушками это не бывает ПРОСТО! Я не смог бы воспользоваться тобой, а потом сказать: прости, я не хочу ни с кем встречаться. Понимаешь? Ты слишком… хорошая для подобного обращения!
Небо обращается в пустыню.
– Терри, я МЕЧТАЛА о подобном обращении! Все это время я мечтала стоять перед тобой в одних чулках, и будь что будет! Неужели ты не видел этого?!
Высказавшись, я бросаюсь сломя голову вниз по лестнице. Задыхаясь, ничего не видя от слез. Он не догонит меня, даже если вставит себе в задницу реактивный двигатель.
Скай Полански, дамы и господа! Слишком хорошая для того, чтобы быть оттраханной! Слишком хорошая для порочной любви! Слишком серьезная! Слишком не легкого поведения! Слишком хорошая даже для отличника из интеллигентной семьи, что уж говорить обо всех остальных мужиках!
Я выбегаю из подъезда, и меня наконец рвет съеденной в обед капустой и «Нутеллой». Прямо на тротуар на глазах прогуливающихся парочек.
– Деточка, ты в порядке? – Ко мне подходит парочка сердобольных пенсионеров: старушка в модном черном плаще и принаряженный старичок.
– Да… я… в полном порядке.
«Я слишком хорошая для того, чтобы быть не в порядке. Умница. Мечтательница. Неисправимая, неизлечимая дура!..»
– Помогите мне поймать такси, пожалуйста, – бормочу я, и старушка с видом заправской полисменши тут же тормозит машину.
Я заползаю в салон, вымученно улыбаюсь пенсионерам и отрывисто говорю таксисту: «"Голова турка". Парламент-стрит. И, будьте добры, выключите музыку».
А ведь нам до седьмого оставалось всего одно небо.
Кафе покидают последние посетители. Я вбегаю внутрь, несусь мимо барной стойки, влетаю в подсобное помещение и останавливаюсь перед четырьмя большими пакетами с мусором, которые еще не успели вывезти. Я помню, что вытряхивала содержимое угловой мусорной корзины в зеленый пакет. Значит, в нем и надо искать. Я хватаю с полки нож и разрезаю полиэтилен. Окурки, салфетки, портящиеся остатки еды, пыль, волосы, мусор непонятного происхождения – горсть за горстью я перебираю все это в поисках волшебного средства, которое заглушит мою боль.
– Скай? – в подсобку заглядывает Хьюго. – Ты что тут забыла?
– Потеряла кое-что, – бормочу я, отворачиваясь. Хьюго не отстанет, если увидит мое зареванное лицо.
– Помочь?
– Ты не можешь мне помочь, Хьюго! – рявкаю я в пол.
На языке вертится: «Ты же не трахаешь женщин!» – но я никогда не скажу этого вслух.
– Хотя подожди! Хьюго, в той куче обуви, что оставили у нас тетки навеселе, не найдется пары шестого размера? Принеси мне хоть что-нибудь, пожалуйста.
Еще сто пригоршней липкой дряни. Надо было надеть перчатки, не дай бог порезаться о стекло, тогда мне точно отрежут руку! Хотя черт с ней, с рукой, мне только что разрезали грудь и вынули сердце. И тут я наконец нахожу то, что искала: прямоугольник белой плотной бумаги с именем и телефоном: Глен Келли. Отдел продаж.
Я вспотела от волнения, задыхаюсь от вони окурков и объедков, запаха индийских благовоний и рвоты, колготки у меня на ступнях почернели от беготни босиком, я чувствую себя такой грязной, точно меня с головой окунули в дерьмо. И… хочу стать еще грязнее.
«Здравствуйте, Глен, извините, что поздно, это из кафе на Парламент-стрит, вы забыли у нас какие-то документы. Перезвоните. Менеджер Скай». Я понятия не имею, где этот мужчина сейчас, что делает и в чьей компании проводит время, но мне хватает мозгов составить сообщение так, чтобы его подруга – если она у него имеется и имеет привычку заглядывать в его айфон – не вцепилась ему в горло. Я собираю высыпавшийся из пакета мусор, принимаюсь мыть руки, и в этот момент мой телефон начинает вибрировать.
– Привет, Скай, – говорит мне маклер. – Я точно не забывал никаких документов.
– Я знаю, Глен.
Он молчит. Эта тишина заключает в себе больше смысла, чем любые слова.
– Что делаешь сегодня ночью? – произношу я ровным тоном.
Надо же. Я задала этот вопрос малознакомому мужчине так же легко, как могла бы спросить закадычную подругу. Мой голос почти не дрожит. Мое сердце, кажется, вообще остановилось.
– Дай угадаю, – быстро реагирует он. – Пью с тобой «Абсолют»?
Я домыла руки, подкрасила губы и вызвала такси. Хьюго притащил мне пару лакированных лодочек из нашего «бюро находок».
Совсем скоро чужие руки разденут меня, исследуют, перемешают, как кубик Рубика, и соберут снова. Но самое главное – они мне не дадут умереть. Я не должна остаться одна этой ночью. Небеса сегодня не особенно прочны – кажется, их может обрушить на землю все что угодно: дуновение ветра, трепетание крыльев бабочки, велосипедный звонок, звук входящего сообщения…
Я пыталась обнаружить источник навязчивого странного звука. Шарила рукой по прикроватной тумбочке, щупала ковер под кроватью, исследовала складки одеяла. Отвратительная, режущая слух мелодия будильника. Которая доносилась непонятно откуда. Как эти звуки очутились в моем телефоне? Где сам телефон? И почему я никак не возьму в толк, что не так с моей кроватью. Подушка, одеяло, матрас – все какое-то…
Я резко сажусь, натягивая одеяло на грудь, и все случившееся накануне обрушивается на меня, как лавина.
Лилит уехала.
Терри променял меня на какую-то девку.
Которую знал от силы пару часов.
Мои туфли остались в его квартире, но я за ними не вернусь.
Я перебрала голыми руками десять кило воняющего мусора, чтобы найти номер телефона Глена.
И ПЕРЕСПАЛА с ним.
И еще у него самая дебильная мелодия будильника из всех существующих!
Я со стоном выползаю из кровати, подхожу к столику и отключаю будильник. Глен тоже проснулся, и теперь он разглядывает меня в лучах утреннего солнца.
– Ты таки победила его, – восхищается он.
– Он взял меня измором.
– Хочешь кофе?
Глен вылезает из кровати – голый, как и я, – и я смущенно отвожу взгляд.
– Хочу кофе, душ, завтрак – и не надейся избавиться от меня раньше.
Он смеется и бросает мне пушистый синий халат. Облекаюсь в него, и меня обволакивает мягкая теплая ткань со слабым ароматом то ли парфюма, то ли кондиционера для белья.
– Овсянка? Яичница с беконом? Тосты с джемом? – кричит из кухни он, пока я пристраиваюсь на унитазе.
– Тосты! А «Нутелла» есть? Включаю горячую воду, умываюсь.
– Есть!
– Отлич…
Мой голос предает меня. В стакане ДВЕ зубные щетки. Черно-серая и розовая. Медленно открываю дверцу настенного шкафа и стискиваю челюсти: на полке пачка ежедневных прокладок, упаковка тампонов, гигиеническая помада, флакончик женских духов и расческа с парой длинных светлых волос между зубцами…
Захожу в душевую кабинку и включаю горячую воду. В меня ударяет сноп горячих струй. То ли напор такой сильный, что он едва не сбивает меня с ног, то ли мои ноги так ослабели, что едва держат меня.
Вхожу в кухню, опускаюсь на стул, сложив на коленях руки.
– Тебе сильно подрумянить или как?
– Да, посильнее.
– «Нутелла» там, – кивает Глен на дверку шкафа, и я достаю оттуда большую, килограммовую банку шоколадной пасты.
– Ого. Любишь сладкое? – беззаботно чирикаю я.
– Не особенно, – отвечает он, не подумав. Боже, сразу порази меня молнией в голову, если я когда-нибудь поверю хоть одному мужчине.
– Степсайд[11], будьте добры.
Таксист болтает со мной всю дорогу, и под конец поездки мне уже почти не хочется покончить с собой. Сейчас я зайду в магазин и впервые за долгое время куплю себе нормальной еды. Например, пиццу размером со спутниковую тарелку – и умну ее в один присест! Потом еще раз приму душ. Потом лягу на крыше, подставив небу лицо, и остаток дня проведу в размышлениях о том, каким был бы мир, если бы в нем не существовало мужчин. Если бы его населяли только женщины, размножающиеся почкованием. А недостаток крупных, неразборчивых, бездушных хищников компенсировали бы волки, кабаны и медведи. И они не попадались бы на каждом шагу: их численность регулировали бы отстрелом!
Сжимаю кулаки. Воспоминание о Лилит будоражит. Теперь я знаю, почему меня так тянуло к ней – она неимоверно сильная, и свидетельства этой силы я видела во всем: в ее глазах, в манере говорить, в особенностях ее хобби, черт возьми, даже в том, как она держала нож в руке! Я тянулась к ней в подсознательном порыве перенять хоть частицу этой силы. И, клянусь, Лилит была готова поделиться ею со мной. Пока я все не испортила своей бесхребетностью, своей подозрительностью и апатией. Если бы мне только удалось набиться ей в подруги, она могла бы научить меня не быть такой размазней, такой законченной неудачницей…
Роюсь в кошельке в поисках подходящей банкноты, и вдруг на глаза попадается мятая купюра в сто евро – та самая, которую Лилит сложила квадратиком. Мой выигрыш в пари. Надеюсь, у таксиста найдется сдача. Я расправляю купюру между пальцами, поворачивая, и едва не роняю ее на пол: по краю выведен ручкой номер телефона и большая изящная буква «Л».
Выскакиваю из машины так быстро, как будто она заминирована, вытаскиваю из сумки телефон и звоню. Звоню. Звоню… И как только устанавливается соединение и звучит ее вежливое «Алло!», я набираю в легкие воздуха и говорю скороговоркой:
– Лилит, ты еще не уехала? Ты еще в Ирландии? Да? Правда? Забери меня с собой. Хоть на полставки, хоть на четверть ставки, забери меня отсюда. Хоть ассистентом, хоть уборщицей, хоть кем. Я наращу волосы, если это так нужно!.. – Голос срывается, я горько плачу в трубку: – Меня здесь больше ничто не держит.
– Где ты? – наконец говорит она.