Гончая. Корабль-призрак. Седьмой час ночи. Чтобы знать врата, чтобы знать пути великого бога (Ирина Нечаева)

Обычная форма одежды на «Гончей» – реконструкция костюмов конца семнадцатого века. Обязательной она отнюдь не является, но одни считают ее красивой, другие – соответствующей всему окружающему по духу, а третьи – просто удобной. Ну и наконец, добрая половина команды, начиная с капитана, к такой одежде просто привыкла с детства. Поэтому корабль с командой представляют зрелище весьма гармоничное, можно хоть в кино снимать – каких-нибудь «Пиратов Карибского моря-13». А еще, хоть мы в большинстве своем и не озабочиваемся кружевными манжетами и пышными жабо, наряды семнадцатого века просто таки обязывают к ношению холодного оружия, а уж равнодушных к нему людей просто, наверное, не бывает. А если и бывают, то не у нас на борту. Здесь первое место уверенно удерживает Рамсес. Он единственный член экипажа родом не из Европы, и его личное оружие демонстрирует это куда более явно, чем черты лица. Недлинный прямой кинжал без гарды, с серебряной, отделанной потускневшим перламутром рукоятью, прячется в вытертых ножнах красного бархата, тоже украшенных серебром и перламутром. И за то, чтобы увидеть мягкие линии узора на настоящей, идеально ухоженной дамасской стали, любой специалист-оружейник душу бы прозакладывал. Конечно, носит его Рамсес только по самым парадным случаям, а для работы и нарезки колбасы пользуется простой «эндурой», но факт обладания таким ножом, даже если он вообще хранится в сейфе и никогда не видит света, не может не вызвать черной зависти.

Именно поэтому мы с Джо регулярно интересуемся у старпома, давно вычислив наиболее уязвимое для коптов место:

– Почему ты, потомок фараонов, не стыдишься пользоваться арабским кинжалом?

На что он всегда ровным голосом отвечает, что единственное, чего, к его превеликому сожалению, не знали египтяне – это железа. А арабский кинжал – трофей, передающийся у них в семье несколько поколений. И немного обижается. Такой вот в меру идиотский ритуал у нас сложился.

После ужина мы втроем, как обычно, покуривали на баке, и вдруг Рамсес в ответ на очередную беззлобную подколку насчет арабских интервентов взвился и почти закричал о том, как ему это надоело. Я, мягко выражаясь, сильно удивился.

– Больше не желаю об этом слышать, – прошипел старпом напоследок и ушел с бака, чуть не забыв потушить сигарету.

– Ну вот… а я еще хотел про Дордрехт спросить, – огорчился я.

Когда капитан сообщил, что мы идем в Дордрехт, Рамсес вздрогнул:

– Вы помните, какой сейчас месяц? Там же река.

– Не волнуйтесь, я помню, – успокоил его капитан.

С того самого момента меня и терзало любопытство, но повода узнать все не было.

– Он бы не сказал, – равнодушно затянулась Джо. – У него вроде бы фобия – он иногда рек боится, старается даже из каюты не выходить.

Иногда мне кажется, что на этом корабле у меня одного нет никакой тайны, хотя бы не очень страшной.

Ветер дул ровный и сильный, «Гончая» бежала, как… гончая на нетуго натянутой сворке, делая узлов по семь, и Дордрехт все приближался. Рамсес не находил себе места, бродил по кораблю, штудировал какую-то толстенную научную книгу и постоянно тискал кота, которого мы, кстати, назвали Морганом, предварительно выяснив у капитана, не встретим ли когда-нибудь в своих скитаниях грозного котовьего тезку. Капитан пообещал, что не встретим. Коту излишнее внимание Рамсеса не нравилось, и у того на тыльных сторонах кистей не проходили вспухшие царапины.

Книгу мы у него как-то стащили, но ничего в ней поняли. Была она, разумеется, о древнем Египте, что-то там про солнце в подземном мире. Был там, правда, интересный сюжет о змее, который пытается потопить корабль, и которого то ли бог, то ли царь, то ли просто каждый приличный древний египтянин должен убить, чтобы попасть в рай. Или чтобы солнце взошло – иероглифические подписи нам почему-то мало помогали, а перевод в книге был какой-то совсем странный.

Когда мы подошли совсем близко к месту своего назначения, Рамсес окончательно сошел с ума. Джо утверждала, что раньше с ним такого никогда не было, по каким бы рекам ходить не приходилось. Мы даже спрашивать перестали, в чем дело, решив узнать у капитана, поймав его в особенно хорошем настроении, или у самого Рамсеса в открытом море, когда он придет в себя.

– Сколько времени? – однажды спросил старпом, когда мы околачивались на мостике во время его вахты, не совсем доверяя ему корабль.

– Пятая склянка, – охотно ответила Джо.

– То есть седьмой час… – Рамсес желто побледнел. – Ребята, смените меня кто-нибудь пожалуйста на полчасика. Очень прошу!

Джо пожала плечами и приняла вахту, а я повел его курить. Про часы в книге, кажется, тоже что-то было, и в каждый час происходило что-то свое. Впрочем, ничего хорошего не обещал ни один из этих часов, так что почему надо бояться именно седьмого, я понять не мог.

– Может скажешь наконец, что происходит? – поинтересовался я, вручив ему зажженную сигарету.

– Я расскажу, но потом, – умоляюще посмотрел он, – накликать боюсь.

В тот раз он ничего не накликал, и, когда пробило шесть склянок, резко оживился и вернулся на вахту.

Ночью корабль вел капитан, и бояться чего-то было бы странно. Мне не спалось, и я вышел на палубу еще до рассвета, часов в шесть. Легкий туман укутывал корабль, и из-за него, да еще из-за того, что матросы капитанской вахты двигались практически бесшумно, стояла полная тишина. Поэтому когда капитан негромко окликнул меня, я его услышал.

Капитан на мгновение оторвался от приборов, на которые смотрел с большим интересом, и жестом пригласил меня присоединиться. Я послушно уставился на экраны и сразу же понял, что заинтересовало Кэссиди. Взбесившийся эхолот утверждал, что Маас мелеет с невероятной скоростью.

– Рамсес? – коротко спросил капитан

– Спит.

– Интересно… – недоуменно нахмурился капитан и велел: – Разбудите немедленно!

Рамсес в самом деле спал, с головой забравшись под одеяло, и в первый миг после пробуждения даже попытался меня ударить.

– Капитан зовет! – шепотом распорядился я, и старпом мгновенно вскочил и еще быстрее оделся.

– Смотрите, Рамсес, – указал на эхолот капитан и улыбнулся, – Придется вам все-таки с этим разбираться.

– Есть, – кивнул старпом, мгновенно становясь спокойным и собранным впервые за прошедшую неделю, но тут вахтенный матрос отбил шесть склянок, и вода в Маасе стала столь же стремительно прибывать.

– Завтра в шесть. – Приказал капитан. – И Джо позовите, ей будет интересно. А больше никого не надо, пожалуй.

День миновал спокойно, в том числе и вахта Рамсеса, который снова сделался уравновешенным и почти невозмутимым, но категорически отказывался что-либо нам объяснять, утверждая, что скоро мы сами все увидим. В полночь, сменившись, он ушел спать, прихватив с собой недовольного Моргана, а мы с Джо, не в силах ждать скорой развязки, решились спросить у капитана заранее.

– Прошу прощения, господа, но это не моя тайна, – развел руками капитан, – а кроме того, я и сам всего не знаю. Подождите немного, а лучше всего идите-ка спать до утра.

Делать ничего – мы дисциплинированно разошлись по каютам. Я даже заснул, настолько велика оказалась волшебная сила приказа. Однако в половине шестого утра мы снова вышли на палубу. Живая часть экипажа мирно дрыхла, ибо была не в курсе происходящего – плачевное состояние старпома мы от них удачно скрывали; а вот капитан от своих, по-видимому, ничего не скрывал, и его матросы потихоньку бросали дела и сходились к мостику, чтобы не пропустить кульминацию.

Рамсес появился за пару минут до шести. Серьезный, подтянутый, тщательно выбритый, при своем прекрасном кинжале. Видать, что-то важное сегодня творилось в его судьбе. Нарушал торжественность момента только Морган, который крался за старпомом в классической манере Тома, в очередной раз охотящегося на Джерри.

В тишине предвкушения прозвучали склянки, и я внутренне сжался. Напряжение не успело еще стать ощутимым, когда капитан быстрее обычного спустился с мостика и подошел к правому фальшборту. За ним рванулась вся команда, так что «Гончая» заметно накренилась. Рамсес бросил взгляд за борт и махнул рукой:

– Знакомьтесь, господа, змей Апоп.

Змей был огромен. Свитый в тысячу узлов, он не уступал по длине «Гончей», а каков бы он был, если быего развернуть, я не смог даже представить. Если бы Рамсес не назвал бы его по имени, я решил бы, что вижу Йормунганда, не меньше. Все бесчисленные кольца его гладкого тела сверкали ярким золотом, переливавшимся при малейшем движении. А двигался он непрестанно, извивался, перетекал, отбрасывал золотые блики, несмотря на отсутствие солнца, и при этом пил воду Мааса, или впитывал ее всей кожей, но уровень воды в реке понижался неуклонно и быстро.

Он поднял голову, выставив ее из воды, и посмотрел на нас. У змея оказалась треугольная хищная морда и… ядовито-синие массивные брови, которыми он кокетливо подвигал, ощутив внимание публики. Нелепый мультяшный жест рассмешил всех, даже капитан неожиданно закашлялся, прикрыв рот перчаткой, но змей снова нырнул, и золотое мельтешение в убывающей воде было самым прекрасным, что я когда-либо видел: текущая вода и огонь, и на то и на другое можно смотреть вечно, тягучий золотистый танец, переливы жидкого металла…

– М-мр-ряу? – громогласно вопросил Морган, вспрыгнувший на планширь.

Змей смутился – или испугался? – и замер. Я очухался. Рядом сжимала виски пальцами Джо, терли лица матросы. Только Рамсес все еще смотрел на змея, но не зачарованно, а тоскливо.

– Прошу вас, Рамсес, – капитан сделал широкий жест. Он был явно недоволен собой.

Рамсес кивнул, не отрывая взгляда от змея. Размашисто перекрестился, отбросил в сторону драгоценные ножны и нырнул. И не было никакой смертельной схватки, вода не вскипела расплавленным золотом, не сжались жесткие кольца, не раздалось шипение разъяренного чудовища. Змей дернулся всего пару раз, в явной агонии, как будто кошачий голос лишил его воли и сил.

Рамсеса мы вытащили сразу же. Он влез на палубу, мокрый, как рыба, и злой, как белый кит, и тут же велел:

– Змеюку не потеряйте, пригодится.

– Зачем? – удивился кто-то из матросов.

– Сумочек, бля, нашьем и продавать будем, – Рамсес развернулся к нему всем корпусом, и движение вышло угрожающим, – Делай, что сказано.

– А что это вообще было? – осторожно спросила Джо.

– Хтоническое, мать его за ногу тройным перебором, чудовище, – энергично пояснил старпом и, слегка умерив тон, обратился к Моргану: – спасибо тебе, котище. С меня большой кусок мяса.

– Простите, но он-то здесь причем? – поднял брови капитан. Кажется, он был удивлен не столько змеем и ролью кота, сколько выражениями, которые употреблял Рамсес, никогда не позволявший себе подобного ни при женщинах, ни при старших по званию.

– Солнечный кот – народное египтянское средство от змея Апопа. – Рамсес все никак не успокаивался, и это было непонятно.

– Чего ты теперь-то злишься? – попытался выяснить я

– Чего? Я?! Злюсь?! – переспросил Рамсес – не понимаешь?! Вот чего! – и швырнул что-то на палубу. Это оказалась серебряная рукоять кинжала с обломком клинка не длиннее дюйма.

– В Египте на эту тварь ходили с бронзовым ножом! Ни хрена п-полезного не изобрело человечество за последние три тыщи лет! – Потом подумал и уточнил: – Разве что христианство.