Вы здесь

Гончая. Корабль-призрак. Обитатель брашпиля (Ирина Нечаева)

Обитатель брашпиля

Он входил в твой сон, разгоняя страх,

принося уют и покой

И блестела соль на его усах,

и искрился мех под рукой.

Олег Медведев, «Корабельный кот»

Стоял собачий холод, а я стоял собачью вахту. Не ахти какой каламбур, но я даже в тепле и днем с Вудхаусом не сравнюсь.

Из-за многонациональности команды у нас на корабле две «собаки» – английская dog watch и голландская, на которой я и пытался одновременно не заснуть и не замерзнуть насмерть. Вообще-то, конечно, сейчас на мостике должен был быть капитан, но он все еще не счел мое обучение законченным, и ночные вахты пока принадлежали мне.

Собака выдалась противной, но нетрудной. Время подходило к восьми склянкам, и я уже расслабился, потихоньку прикидывая, как сдам вахту, покурю и залягу поспать. Хотя нет, не буду курить – лишних пятнадцать минут торчать на мокрой холодной палубе совершенно не хотелось. И когда раздался твердый звук удара, как будто кто-то рухнул на палубу спиной и затылком, а за этим звуком последовала витиеватая, с большим мастерством составленная из старомодных проклятий тирада, я, конечно, не насторожился – подумаешь, запнулся человек обо что-то – но все же прикрикнул для порядку:

– Чего орете по ночам?

Мне никто не ответил, но буквально через минуту матрос с нервно подергивающимся лицом доложил:

– Сэр, мне в ноги что-то бросилось…

– Не говорите глупостей, Штейн, – посоветовал я. Этот парень был моим соотечественником и был меня старше лет на триста, но об этом я предпочитал не думать.

– Нет, сэр, так и было. Оно было красное, – слово «красное» он произнес таким конспирологическим шепотом, что я сразу принялся перебирать в памяти все известные мне приметы и поверья, вспоминая, не означает ли «что-то красное» немедленной гибели корабля.

– Отлично. Спасибо. Разберемся, – пообещал я, так ничего и не вспомнив.

Остаток вахты я развлекался, пытаясь сообразить, что это такое было. И сообразил-таки, аккурат под восьмую склянку.

– Ребята говорят, что на палубе видели клабаутермана, – сообщил я своей сменщице.

– Ого! – подняла брови Джо. Посмотрела на небо, на приборы и заключила: – пока вроде ничто не предвещает. Спасибо, что предупредил. Спокойной ночи.

Вместо того чтобы идти спать, я поперся на камбуз позаимствовать оттуда подходящую миску. Потом, пожертвовав половиной бутылки крепкого фленсбургского рома из своих личных запасов, поставил миску с ромом под брашпиль, рассудив, что алкоголю в такую погоду клабаутерман обрадуется сильнее, чем молоку. А представив, каково Джо там одной напряженно высматривать признаки надвигающегося шторма, вовсе вернулся в рубку. Но оттуда она меня безжалостно прогнала.

Шторма до утра никакого не случилось, а ранний победоносный рассвет расчистил небо, предоставив «Гончую» в полное наше распоряжение. Но прежде чем приступать к делам, мы все же нашли пятнадцать минут, подымить и подумать.

– Доброе утро! Чего такие грустные? – радостно спросил подошедший чуть попозже Рамсес, который в отличие от нас выспался, и вообще был не в курсе происходящего.

Мы молчали.

– Чего случилось-то? – еще раз спросил он, протягивая Джо огонек. Подумал вслух, – интересно, а прикуривать втроем от одной зажигалки можно?

– Нельзя, – отрезала Джо, забирая зажигалку у него из рук, – нам теперь вообще ничего нельзя, только ходить по струночке и следить за приборами.

– Кэп сердится, что ли? – нахмурился Рамсес. – Так вроде не с чего.

– Хуже, – убежденно ответила Джо, но потом все-таки поправилась: – ну не хуже, конечно, но почти так же. У нас на борту то ли активизировался, то ли просто завелся клабаутерман.

– А вы думали, что на «Гончей» его нет?

– Он вчера показался матросам, – объяснил я, – да не просто показался, а чуть не напал на Штейна.

– Это уже серьезнее. – Рамсес задумался. – Небо чистое. Значит, он просто сердится на команду. Что предприняли?

– Я ему рома налил, – при свете дня эта идея казалась чуть менее логичной, чем ночью.

– Ты что же думаешь, он такой же пьянчуга, как мы? – ехидно сказала Джо, а Рамсес серьезно спросил:

– А он выпил?

– Не знаю, не смотрел…

Тщательно затушив сигареты, мы подкрались к брашпилю.

Перевернутая миска и не испарившаяся еще лужа рома явно свидетельствовали о том, что клабаутерману мое угощение не понравилось.


На камбузе хватились пропавшей миски, кто-то из ночной вахты проболтался, а один из матросов признался, что ночью кто-то шипел ему в ухо. Экипаж мгновенно охватила паника – не паника, но суеверный страх уж точно. Приказы выполнялись быстро и идеально, вахтенный штурман поминутно проверял курс, свободные от вахты матросы моментально находили себе какое-нибудь полезное занятие, разговаривали все, как на светском рауте, на баке не толпился народ… И хотя вторая поставленная под брашпиль миска, уже не с ромом, а с жирными сливками, оказалась пустой, никого это не успокоило. За этот день на «Гончей» было отремонтировано, зачинено, вычищено и отдраено все, что в принципе можно было отремонтировать, зачинить, вычистить и отдраить. Что тут говорить, если даже Джо навела порядок в своих личных вещах.

Перед закатом мы собрали спешное совещание на баке, решая, стоит ли докладывать капитану. В том, что он способен поговорить с клабаутерманом и выяснить суть проблемы, никто не сомневался. Но ведь мы трое тоже не просто так жалованье получаем! Неужто не справимся? Команда сегодня вела себя выше всяких похвал, любой дух перестал бы сердиться.

– Что происходит, господа? – спросил капитан, сгущаясь из воздуха у нас за спинами. Мы разом замерли, застигнутые на месте преступления, а он продолжил: – почему ни одна живая душа на борту не бездельничает? Почему в кои-то веки раз никто не играет в кости? Чем вы их запугали?

– Это не мы, – честно ответил Рамсес. Врать капитану никто из нас бы не рискнул.

– А кто же? – капитан вытащил из кармана пенковую трубку и принялся неторопливо ее набивать. По голосу я предположил, что он улыбается.

– Клабаутерман развлекается.

– Надо же. Хорошо, я с ним поговорю.

Курил капитан долго. Гораздо дольше, чем всегда. И если мы с Джо могли хотя бы нетерпеливо слоняться вокруг него, то Рамсес почти сразу же отправился на мостик, напоследок одарив нас эталонно тоскливым взором – его огромные вытянутые глаза подходят для таких финтов лучше некуда. Докурив наконец, капитан аккуратнейшим образом выколотил трубку и все-таки пошел выполнять свое обещание. Мы двинулись следом, делая вид, что просто прогуливаемся.

А капитан, обозрев брашпиль со всех сторон, ткнул его носком начищенного сапога и обернулся к нам:

– При вас он все равно не покажется.

Намек был более чем ясен, и мы ретировались на почтительное расстояние. И совсем не смотрели на маленького человечка в ярко-красной куртке, прошедшего за капитаном по палубе.

Через пять минут капитан велел подавать ужин в свою каюту. Через полчаса вышел на палубу и подошел к нам.

– Это не он. И он не знает, кто виноват. – В голосе капитана слышалась если не тревога, то некоторая озабоченность. – Я сменю Рамсеса, а вы думайте…


И мы думали. Сначала втроем, потом к нам присоединился Алан. Сидели полночи, хлестали кофе, но так ничего и не придумали. У нас просто в головах не укладывалось, что кто-то может безобразничать на борту «Гончей» без ведома Ричарда Кэссиди. Да и безобразия были такие… специфические. Подумаешь, опрокинуть миску с ромом. Может, она сама опрокинулась на волне. А матросам показалось все. Успокаивая друг друга подобным образом, мы все-таки разошлись спать.

Утром целых трое матросов – нормальные, не склонные к истерикам и галлюцинациям парни – рассказали, что кто-то их трогал и даже вроде бы ходил по ним ночью. А на камбузе не досчитались копченых селедок, приготовленных для завтрака, и шести тарелок, осколки которых, правда, были обнаружены там же. Игнорировать это уже не получалось, и наша вчерашняя глубокая задумчивость окрасилась отчетливыми паническими тонами.

В порыве вдохновения мы решили осмотреть «Гончую». Не знаю, что мы надеялись найти – маленькое безобидное привидение? – но корабль обыскали, как говорится, от киля от клотика. Нельзя сказать, что мы не обнаружили ничего интересного, но ничего подозрительного не было точно. Парусник и парусник, никто посторонний и не догадается, что с ним что-то не так.

На тотальном обыске наша фантазия иссякла – вообразить, какая нечисть может терроризировать корабль, подобный нашему, и откуда она взялось в открытом море, мы никак не могли. Сначала мы все бродили по палубе, шарахаясь от любого резкого движения, но ближе к вечеру подуспокоились и занялись повседневными делами, предположив, что оно уйдет, если не обращать на него внимания. А даже если и не уйдет – что нам, из-за пары тарелок и полбутылки рома с ума сходить?


А на закате капитан пригласил нас троих к себе в каюту. Когда мы вошли, он стоял спиной к столу и почему-то улыбался.

– Добрый вечер, господа. Садитесь. Вы так ничего и не узнали?

Мы послушно сели. Рамсес на правах старшего отрицательно покачал головой за нас всех.

– А я нашел вашего полтергейста. Ну… честно говоря, это он меня нашел, – уточнил он после некоторого колебания. И отошел в сторону.

На столе, прямо на бумагах, дремал, уютно свернувшись, большой черно-рыжий кот, никак не отреагировавший на наш неопределенный удивленный возглас. Когда Джо вознамерилась его погладить, кот приподнял голову и уставился на нас. И широко зевнул, как будто наша компания показалась ему совсем обычным делом. Черное пятно вокруг левого глаза придавало ему пиратский вид.

– Откуда он взялся? – полюбопытствовал я.

– Чего не знаю, того не знаю, – признался капитан. – Кошки, Рудольф, появляются откуда угодно и где угодно. Можете теперь успокоить команду.

Кот все-таки муркнул и вывернулся рыжим животом кверху под рукой Джо. А вот переходить на край стола он категорически отказался. Когда я обернулся от двери каюты, кот топтался, устраиваясь поосновательнее, на коленях капитана, полностью погрузившегося в какие-то документы.