Как яблоко к войне привело
Как вообще началась эта история? «Cherchez la femme», ищите женщину. А в данном случае и не одну, а целых трех – вот и разрушительное их действие возросло даже не троекратно, а раз в десять. И еще яблоко. На вид простое, а по сути – Яблоко Раздора. Кстати, у Гомера на тему предыстории и начала троянской войны (как и на тему ее окончания) информации – кот наплакал. А Вы часто видели рыдающего кота?
Попробуем восстановить события.
Богиня Эрида – ничего личного, работа такая, она ведь по должности своей на Олимпе числилась богиней ссор, скандалов и всяческих свар; к тому же ее, как обычно, на пир пригласить забыли (вот ведь глупые, сами на неприятности напрашиваются!) – подбросила в божественные чертоги обыкновенное яблоко. Обыкновенное-то оно обыкновенное, но на нем самым изысканно-пакостным образом Эрида собственноручно начертала такое слово: «Прекраснейшей». Ну, и кому же прикажете яблоко отдать? Кто есть самая-самая из всех и так самых прекрасных?
То-то и оно! Какая же женщина согласится с тем, что у соседки ноги стройнее и талия тоньше? Вот и сцепились между собой три олимпийские красотки. Это ведь не какие-нибудь нимфы-дриады, а весьма статусные дамы: Гера, супруга аж самого́ верховного правителя Олимпа Зевса (дамочка очевидно решила, что при такой должности мужа яблоко ей должны были сразу на блюдечке с голубой каемочкой подать), богиня мудрости Афина (которая в такой ситуации враз утратила весь свой хваленый здравый смысл) и… богиня любви и красоты – сама несравненная Афродита (ну, а эта-то чего? И так вроде бы красотой заведует. Не иначе, вспомнилось, как в детстве рыжей-конопатой дразнили).
Вот в сказках все проще бы решилось – спросили бы профессионального совета у волшебного зеркальца, и оно вмиг бы определило, кто на свете всех милее, всех румяней и белее. Но поскольку во все времена волшебных зеркал на всех не хватало, то три красотки весьма эмоционально начали оспаривать друг у дружки право съесть злосчастное яблоко. В конце концов, изрядно утомившись, решили: пусть их рассудит кто-нибудь со стороны. Мол, со стороны виднее. Сразу же обратились к Зевсу. Он на Олимпе главный – ему и решать. Только ведь недаром Зевс удерживал власть столько веков, несмотря на козни и интриги прочих небожителей. Мудрый был! А какой же мудрый мужчина будет в женскую свару встревать? Сразу смекнет – себе дороже выйдет. Тем более, что в этой сваре собственная супруга принимает самое непосредственное участие. То есть Гера, может, и рассчитывала на его поддержку. Но Зевс быстро сообразил, какую ловушку готовит ему злой рок – присудишь приз супруге – сразу же в семейственности обвинят и импичмент объявят. Присудишь другой богине – домой на глаза жене лучше не показывайся.
На самом-то деле это лишь упрощенная схема. Поскольку действительность еще кошмарней. Ведь Афина – родная дочка Зевса. И не от законной супруги Геры! Афродита по Гомеру – еще одна внебрачная дочь громовержца [2a. V, 131], а по Гесиоду, так вообще, – тетка! Поскольку родилась из пены морской от Урана-Неба (родного дедушки Зевса) [6. Теогония. 168—197]. А потому – хорошенько подумав, как может отозваться в такой семье неосторожное слово, – самоустранился великий Зевс от такой чести, – не достоин, мол, не компетентен по части женской красоты.
Пригорюнились три олимпийские красотки и… полетели со светлого Олимпа на землю.
Зачем?
Да ну, их, грубых олимпийцев, даже красоту женскую не в состоянии оценить. То ли дело простые смертные, для которых их красота – божественна…
И попали три красавицы (так уж как-то само вышло, хотя… не без некоторой «помощи» ненавязчиво сопровождавшего их бога хитрости и обмана Гермеса) прямиком в окрестности Трои (Илиона, как еще ее называли), города культурного и просвещенного. А, стало быть, троянцы должны и в красоте разбираться.
И приглядели-таки богини пригожего пастуха со свирелью-сирингой. К нему и отправились. Рассуди, мол, добрый молодец, кто на свете всех милее… э-э-э… как тебя там… Парис?..
(Откуда это имя и что оно значит? Какого-нибудь внятного мнения мы не нашли. Поэтому решили выдвинуть свое: Парис – это житель Париона. Был такой городишко на земле троянской.)
– А как это по-нашему будет, по-древнеэллински? Александр, говоришь?
(Это прозвище наш пастух получил, отбив свое стадо от разбойников. Что, кстати, показывает во всей красе нелепость довольно часто встречающегося перевода имени Александр – «защитник мужей». Не «мужей» защищал Парис, а баранов! Поэтому предлагаем – опять! – свой вариант, без закосов под старину: «мужчина-защитник». Короче, реальный пацан, в натуре!)
Добрый молодец, прямо скажем, растерялся. Все же не каждый день к пастухам богини наведывались, а тут сразу три. Да еще каких! Глаза разбегаются.
Призадумался наш Парис-Александр.
А богиням его нерешительность совсем не понравилась. Занервничали дамы. Логика женская, она какая? Раз не упал с первого взгляда, сраженный моей неземной красотой, стало быть, все-таки сражен, но изо всех сил на ногах держится, потому что показать, а тем более признаться – стесняется. Так надо же его, скромника, приободрить, поощрить и поддержать… словом, намекнуть, кто здесь самая поразительная!
И давай каждая из богинь поощрять и намекать.
Гера намекнула, что скромный пастушок может стать правителем всей Азии, Афина – пообещала военную славу и победы над врагами, а Афродита – самую прекрасную женщину на свете.
И тут наш скромник наконец-то высказал, что его так беспокоило: должен ли он оценивать красоту одежды или женского тела? И, представьте, заставил-таки богинь раздеться и показать себя ВО ВСЕЙ КРАСЕ [23. 159, i-l]! Гермес, наверняка, помирал со смеху!
Ну, и что же выбрал озабоченный, но неопытный юнец? Он считал полной сказкой возможность из пастухов стать правителем (промахнулась Гера!) и даже воином, ибо вооружение в то время стоило неимоверно дорого (Афина также не угадала!).
Конечно же, прекрасную женщину!
Вот так и получилось, что Афродита не только забрала себе злополучное яблоко, но стала с тех пор считаться прекраснейшей из всех прекрасных олимпийских богинь. Хотя стоило бы называть ее прекраснейшим знатоком человеческих слабостей.
Ведь судья был подкуплен! Не красивейшую из богинь выбирал Парис! Он оценивал взятки, которые ему предлагали конкурентки для того, чтобы выиграть тендер. У недалекого красавца не хватило, да и никак не могло хватить ума, чтобы оценить последствия своего выбора. Не знал тогда паренек, что подлая судьба преподнесет ему сюрприз, и выяснится, что он – не скромный пастух, каких в Элладе пруд пруди, а брошенный после рождения сын троянского царя. И завертятся шестеренки, цепляясь одна за другую, и приведут его в Спарту, к царю Менелаю и… его жене, Прекрасной Елене. Дальше все понятно. Вроде бы… Отлучка Менелая. Страстная любовь. Бегство из Спарты. Возвращение в Трою с Еленой.
И, в конечном счете, война (а ведь предлагали ему непобедимость в сражениях!). Война, охватившая почти все азиатское побережье (а ведь предлагали ему спокойно властвовать над всей Азией! Правда, во времена Париса Азией называли лишь побережье современной турецкой Анатолии, но для тогдашних древних греков это уже было половиной мира). Война с Менелаем и его многочисленными союзниками со всей Эллады, собравшимися, чтобы погра… то есть отомстить за честь друга. И все из-за той самой женщины, которую посулила ему Афродита. Но, если с тех пор Парис и стал любимцем Афродиты, то Гера и Афина возненавидели Париса, Трою и всех троянцев.
Афродита свое обещание, данное Парису, выполнила. Предоставила ему прекраснейшую из смертных женщин – Елену.
Но!
Вся беда была в том, что Афродита, будучи прекрасной и лицом, и телом, отличалась сметливым, но, если вдуматься, недалеким умом. Ибо обладай она хоть толикой умения предвидеть далекие последствия, то сосватала бы Парису симпатичную девушку, благо в Элладе (в отличие, надо полагать, от Трои, – иначе, зачем было за три моря ходить) красивые барышни не были редкостью. Главное, ведь, убедить окружающих, что именно эта девица и есть самая распрекрасная. С этой задачей Афродита уж как-нибудь бы справилась. И зажили бы молодые долго и счастливо. И все остались бы довольны. И никакой, тебе, войны. Так нет же! Красавица-богиня подсунула такому же недалекому, как и она сама, юнцу замужнюю даму, в свою очередь, не отличающуюся большими умственными способностями, чей супруг, между прочим, славился своей вспыльчивостью и ревностью! И что Вы после этого хотите?
Или… не столь Афродита и проста? И «простое» мирное развитие событий не устраивало богиню любви? Если учесть, что в мужьях у нее бог войны Арес, все становится на свои места. Семейное предприятие. Cosa Nostra.
А если еще вспомнить, что первым мужем Афродиты был (до сих пор к ней неравнодушный) бог-оружейник Гефест… Что Афродита и сама не прочь принять участие в битве (вернее, покрасоваться в стильных доспехах – «от самого́ Гефеста!») [1. V, 131—132] … Круг интересов богини любви оказывается весьма своеобразным! Возможно, сто́ит семь раз подумать перед тем, как иметь с ней дело! Если получится. Подумать.
Так вот и вышло, что из-за какого-то яблока разразилась война. Кровопролитная. На целых десять лет. А, может, то яблоко вообще кислое было? Или червивое? Его же, в конце концов, так, кажется, никто и не попробовал. Даже «победительница».
Так что, будьте как мудрый Зевс – не вмешивайтесь в женские склоки, а то целые города и государства погибнут.
Однако мы вспомнили эту древнюю историю не для того, чтобы сделать давно известный вывод.
К тому же… Еще в древности было высказано предположение, что как раз Зевс и замутил воду. Не зря же ПО ЕГО ПРИКАЗУ Гермес сопровождал (если не вел!) трех богинь к Парису. Предвидел верховный олимпиец, чем все это закончится, но затеял интригу ради того, чтобы… похвастать перед богами и людьми красотой своей дочери Елены! [5. Эпитома. III, 1]
Поэтому перед тем, как делать выводы…
Для начала поближе познакомимся с действующими лицами.
Итак, Елена Спартанская…
Красотой она прославилась чуть ли не с рождения. Слух о ней прошел по всей Греции и даже за пределы оной. От женихов отбоя не было, толпами свататься приходили. И все сплошь герои, как на подбор! Среди них [битая ссылка] Одиссей, Менелай, Диомед, оба Аякса и многие другие. Выбирай – кого душа пожелает. Так почему же известная красавица выходит не за царя или, на худой конец, перспективного наследника-царевича, а за Менелая? Ведь Менелай даже не наследник самого захудалого чего бы то ни было. К тому же, сразу по двум причинам! Первая: у него есть старший брат Агамемнон, который еще очень даже может иметь своих наследников. И вторая: они с братом были вынуждены бежать из родных Микен и искать приют в Спарте. Потому как их «любящий» дядя Фиест убил их отца и намеревался также поступить и с ними. То есть нищий изгнанник «без будущего» – подходящая партия для царской дочери? Все становится на свои места, когда выясняется, что отец Елены, царь Спарты Тиндарей дал право дочери самой выбрать себе мужа. А ей понравился светловолосый красавец Менелай! [7. 78]
Дальше – больше, Тиндарей выбрал Менелая своим наследником и постепенно передал ему власть над Спартой (Лакедемоном, как называли свою страну сами спартанцы). Хотя у Елены были братья – прямые наследники по мужской линии! – Кастор и Полидевк, знаменитые Диоскуры («отроки Зевса»), прозванные так за их отвагу! [5. III. XI, 2]
А также Тиндарей «немножечко» помог старшему брату Менелая – Агамемнону. «Добрый папочка» сделал его царем Микен, использовав всю мощь спартанского войска. Хотя в то время Микенами правил его второй зять, муж его второй дочери Клитемнестры – Тантал, сын «дядюшки» Фиеста! После чего Агамемнон – с одобрения Тиндарея! – женился на… Клитемнестре, перед этим убив ее мужа и ребенка! [5. Эпитома. II, 15—16]
К удивительной доброте спартанского царя мы еще вернемся, а пока продолжим знакомство с Еленой.
Дело в том, что был у нашей красавицы один маленький, но существенный (с точки зрения будущего супруга) изъян, а именно – ее слишком часто кто-то похищал, уводил, увозил. Видно такая уж была у нее доля на роду написана – быть все время кем-то похищаемой.
Так что родственники, вырвав несчастную из рук очередного коварного похитителя (эту часть задачи решали ее братья Диоскуры), призадумались (а вот это уже по части отца – Тиндарея) о дальнейшей репутации своего рода. И порешили поскорее выдать беспокойную красавицу замуж. Тем более, что в Спарте, где проживала красавица, народ был сдержанный, нравы строгие – не забалуешься. Так что, пусть теперь муж за ней присматривает и несет всю ответственность…. Ну, как показали дальнейшие события, Менелай за женой присматривал не очень хорошо.
Красавице в Спарте было скучно – ни пиров, ни развлечений, ни пылких поклонников. Спартанцы с утра до вечера истязали себя всяческими физическими нагрузками, бряцали оружием, пропадали на охоте. Женщины также не вызывали интереса – день-деньской пряли, ткали, да рожали суровых спартанских воинов. Ну, словечком не с кем перемолвится, в новом наряде не перед кем покрасоваться! Нужно сказать, что НЕСПАРТАНСКОЕ поведение Елена, как и ее сестра Клитемнестра, скорее всего унаследовала-усвоила от своей матери, этолийской «принцессы» Леды. Той самой, которая прославилась своими проделками с лебедем. Вернее, якобы с любвеобильным Зевсом, принявшим облик лебедя. Хотя непонятно, что мешало громовержцу принять облик человека. В общем, с фантазиями была дамочка!
Удивительно ли, что появление в Спарте нового лица, да еще мужского, к тому же весьма привлекательного, не могло остаться незамеченным. Ну, а дальше уже знакомый сценарий – страстная любовь, побег из дома… Но ситуация-то уже другая. Теперь Елена – замужняя женщина. И ее законный муж Менелай принял Париса, вместе с его закадычным приятелем Энеем, как дорогих гостей. Пиры в их честь устраивал, кормил, поил. Но, как только важные дела заставили Менелая отлучиться на Крит… Так что Парис с Энеем, ко всему прочему, еще и нарушили закон гостеприимства! Что-что, а это во все времена не прощалось! К тому же страстно влюбленный Парис вместе с Еленой не забыл прихватить и немалые ценности из дома своего гостеприимного хозяина, что значительно отяготило трюмы корабля Париса и намного облегчило сокровищницу Менелая. И это, заметьте, с ведома и полного одобрения Елены! Так что домой Парис прибыл не с пустыми руками, а с молодой женой и богатой добычей, за что и был принят на родине с распростертыми объятиями и без ненужных вопросов. И, видимо, влюбленные голубки решили, что на этом приключение и закончено – все им с рук сойдет. А, может, вообще ничего не решали…
А что Менелай? Прикажете, простить такое коварство? Так и оставить безнаказанным? А Вы сами как бы поступили на месте оскорбленного правителя свободолюбивой и гордой Спарты? Но что же делать? Воевать в одиночку с могущественной Троей? И призвал Менелай героев со всей Эллады себе в помощь.
А героев, как мы помним, к тому времени развелось без счета. А подвигов осталось мало. А если ты подвиги не совершаешь, то какой же ты герой? У окружающих возникают сомнения в твоем божественном героическом происхождении. Тут уж за любую мелочь ухватишься, лишь бы доказать свою крутую родословную. А здесь – такая возможность! Совершить легкую прогулочку к азиатскому побережью – при попутном-то ветре плыть – всего ничего. А там, позагорав и накупавшись в ласковых морских волнах, совершить пару-тройку подвигов, о которых можно рассказывать долгими зимними вечерами, словом, покрыть себя неувядаемой славой, и на несколько лет можно с подвигами не заморачиваться! И к тому же такая прекрасная возможность погра… эээ… вернуться с богатой добычей!
И превыше того! Героев на подвиги, в данном случае, призвал долг! Данная Менелаю клятва. Суть клятвы заключалась в следующем. Практически все герои так или иначе претендовали в свое время на руку прекрасной Елены. А потому, чтобы избежать конфликта, еще перед тем, как выбрать мужа для дочери (вернее, объявить во всеуслышанье ее выбор) царь Тиндарей, взял с претендентов обещание, что те не только не будут иметь претензий к будущему мужу, но и в случае какой-либо беды обязательно придут ему на помощь. Ну, первая половина клятвы понятна – война зятя с отвергнутыми женихами никому не в радость. А вот что значит «в случае беды»? Какую-такую напасть предвидел отец Елены? Может быть, хорошо зная свою дочь, склонную к похищаемости, опасался нового побега с пылким поклонником? Или, зная так же хорошо пылких поклонников, рассчитывал охладить их пыл – мол нигде не найдешь укрытия, когда за тебя возьмется банда героев, женихов-неудачников, желающих хоть кому-то отомстить за свою неудачу?.. Кто знает?..
Интересное совпадение: заставить женихов дать такую клятву, как и передать право выбора мужа самой Елене – оба этих поступка ПОСОВЕТОВАЛ Тиндарею наш герой ОДИССЕЙ [7. 78; 5. III. X, 8]! Вывод, на первый взгляд, напрашивается только один – поскольку Одиссей сам был в числе женихов, а значит, предполагал стать мужем Елены, он почему-то был уверен, что выбор Елены падет именно на него. Так что клятву он придумал к собственной выгоде и никак не предполагал, что ему самому же и придется ее выполнять. Но Елена предпочла Менелая. А разочарованному Одиссею ничего не оставалось, как жениться… на двоюродной сестре Елены, Пенелопе. (Заметим в скобках: ну, и кому повезло больше?)
На тот же, на первый взгляд, справедливость вышесказанного подтверждает то, что, когда пришло время, Одиссей отнюдь не жаждал доказать на поле брани свою воинскую доблесть. Гомер упоминает, что Агамемнону много дней пришлось его уговаривать [2. XXIV, 115], но, судя по другим источникам [7. 95; 14. 819], Одиссей, чтобы избежать исполнения данной клятвы (ведь ДЛЯ себя, а не ПРО себя ее придумал!), притворился сумасшедшим. На глазах изумленных Менелая и Паламеда, приехавших, чтобы призвать героя к оружию, Одиссей запряг в плуг вола и осла, и стал таким образом пахать поле, обильно засевая его солью (заметим, по тем временам дорогое удовольствие – соль стоила почти как золото! К тому же просоленная земля становилась бесплодной – двойной убыток!). Однако, один из прибывших, Паламед, разоблачил его. Он положил новорожденного Телемаха, сына Одиссея под плуг, и тому пришлось срочно выздороветь. И пошел наш герой на войну во исполнение клятвы! Но Паламеду обещал отомстить…
Кстати еще одним «симулянтом» оказался никто иной, как краса и гордость греческой мифологии отважный и могучий Ахилл! Правда, он не уклонялся от клятвы, поскольку по малолетству не сватался к Елене. Просто древние эллины очень доверяли так называемым предсказателям. (Эти ребята, окончательно обнаглев, даже соревнования между собой устраивали, вроде такого: кто точнее скажет, сколько плодов на этой смоковнице. Ах, это орех?! Ну, всё равно!) Так вот, один из них и «предсказал», что без Ахилла, мол, никак! (Интересно, сколько ему заплатили «заинтересованные лица»? ) Так что пришлось бедолаге Ахиллу по настоянию своей матушки нарядиться в женское платье. И уселся герой прясть пряжу среди женщин – мол, здесь уж точно искать не станут! И кто же разоблачил притворщика? Да наш же хитроумный Одиссей, за что греки воздали ему честь и хвалу! Изображая купца, он разложил товары, среди них – оружие. И, когда его друг Диомед (не путать с Паламедом!) разыграл нападение разбойников, одна юная «девушка» сразу подхватила оружие, готовая к битве! [7. 96]
И ведь не посочувствовал Одиссей собрату, хотя сам только что побывал в его шкуре! Хотя, с другой стороны, понять можно – раз я должен идти воевать, так почему кто-то другой за печкой… вернее, рядом с очагом отсиживаться будет? Нет уж, дудки!.. вернее, сиринги!
Хотя Ахилл, в отличие от Одиссея, после разоблачения с великой радостью согласился принять участие в походе! Надоело молодцу сидеть рядом с мамочкой. И нашел он приключений на свою… пятку.
Вот так: началось с яблочка, а кончилось войной!