Глава 5
Я не взяла с собой снимок Пиппы, когда отправилась в гости к отцу на Рождество. Мы никогда не говорили о ней, даже не упоминали о моей беременности, которая оказалась неожиданной и определенно нежеланной для большинства людей в моей жизни. Вместо фотографии я прихватила сумки, полные подарков для детей Синди и Стейси, – а их было, если не ошибаюсь, по четверо у каждой, я давно перестала отслеживать количество своих племянниц и племянников.
У нас был грандиозный ужин с окороком. Мы открыли подарки. Позвонили оба моих брата, и я поговорила с ними. Пропустив мимо ушей вопросы о личной жизни, я похвасталась своей работой – не в «Фото Фолкс», конечно, не снимками школьников и спортивных команд, а рекламными проспектами и плакатами, которые создала для своих личных клиентов. Я расслабилась и наслаждалась обществом близких, надеясь, что они тоже радовались общению со мной.
Я отклонила предложение остаться на ночь и полтора часа ехала до дома, пока мой айпод развлекал меня всем, что только в нем нашлось, – кроме рождественского гимна. В итоге я остановила машину рядом с автомобилем Алекса на моей парковке уже после полуночи.
Прошло уже больше недели с тех пор, как я видела своего соседа и говорила с ним, и я подумала о том, что нужно постучать в его дверь, когда буду проходить мимо. Не то чтобы Алексу требовалось отчитываться передо мной или что-то в этом роде… Фактически до тех пор пока плата за проживание вносилась вовремя, нам было совсем не обязательно пересекаться друг с другом. Но мы ведь общались прежде, и сейчас я скучала по нашим вечерам. Бросив взгляд в сторону его квартиры, я увидела полоску света под дверью. Глубоко вздохнув, я все же решилась постучать. Он не ответил, и моя храбрость тут же улетучилась. Отказавшись от мысли постучать снова, я поднялась по лестнице наверх и уже входила в свою квартиру, когда услышала его голос:
– Оливия?
Лучшая часть катания на лыжах – это самый первый момент, когда ты смотришь вниз с горы. Готовишься оттолкнуться. Разогнаться и устремиться вниз. Полететь. Нечто подобное я ощутила и сейчас.
– Привет, Алекс. Счастливого Рождества!
На нем были джинсы и расстегнутая рубашка с длинными рукавами, открывавшая голый торс. Взъерошенные волосы торчали во все стороны, а одна щека выглядела помятой.
– Счастливого Рождества! Я слышал, как ты пришла.
– Я тебя разбудила? Мне очень жаль.
– Нет, все в порядке. Я находился в построждественском ступоре после плотного ужина.
– Хочешь… войти? – Я открыла дверь пошире.
– Уже поздно, не беспокойся. Я просто хотел отдать тебе это. – Алекс протянул маленькую коробку, обернутую в серебристую бумагу, на которой красовался строгий синий бант.
Я взглянула на коробку, потом подняла глаза на него:
– Ты приготовил для меня подарок?
– Конечно. В это время года подарки как никогда уместны.
– Но у меня ничего для тебя нет.
– Ничего страшного. Просто открой.
– Хорошо, тогда заходи. – Я посторонилась, и Алекс переступил через порог, но так и застыл в дверном проеме.
Коробочка была обернута так, что я могла просто поднять крышку, не срывая бумагу. Внутри, удобно свернувшись на мягком ложе из прелестной ткани, лежал браслет из поделочных камней.
– Как красиво!
– Я рад, что тебе понравилось. Я знаю, это не слишком…
– У меня нет для тебя подарка, – напомнила я. – Браслет очень милый! Право слово, не стоило, Алекс. В самом деле. Но – спасибо.
– Я просто хотел тебе что-нибудь подарить, – сказал он. – Доказать, что я – не полный кретин.
Удивленная, я не удержалась от смеха:
– О боже… Я так не думаю!
– Нет?
– Конечно нет. – Я немного помедлила. – А должна?
Нахмурившись, Алекс внимательно посмотрел на меня.
– Я просто подумал… Ладно, не важно.
– Подумал – о чем?
Он махнул рукой:
– Ни о чем. Правда.
Я хотела надавить на него, настоять на объяснении, но не стала этого делать. Приложив браслет к своему запястью, я приподняла руку и принялась покачивать ею из стороны в сторону, восхищаясь камнями.
– Большое тебе спасибо.
Ни один из нас не двинулся с места. Я подняла большую сумку, полную оставшейся от ужина еды, которую Марджори упаковала для меня.
– Ты не голоден?
Алекс положил руку себе на живот:
– Вау! Мм… нет. Не думаю, что когда-нибудь снова почувствую голод.
Я рассмеялась:
– Завтра передумаешь.
Его губы медленно растянулись в ответной улыбке.
– О да! Уверен, завтра я обязательно захочу поесть.
– Что ж, все понятно. – Мы снова застыли на месте, Алекс по-прежнему не заходил в глубь квартиры, оставаясь в дверном проеме.
– Мне точно не удастся убедить тебя взять кусочек рождественского окорока?
– Хм… а я сегодня окорок так и не поел. У нас было нечто, именуемое «турдакен»[14], можешь себе представить…
– И ты это ел? – снова рассмеялась я. – Ничего себе! Патрик всегда говорил, что хотел приготовить что-то в этом роде на Рождество.
– Ну… да, – отозвался Алекс. – Он пригласил меня к себе.
Я не могла придумать, что на это ответить, только промямлила:
– Никогда это не ела.
– Тебе стоит попробовать. Что ж, мне пора спать. Увидимся, Оливия. Счастливого Рождества.
– Еще раз спасибо за браслет.
– Не стоит благодарности. – Уже уходя, он обернулся через плечо и улыбнулся мне.
Я закрыла за Алексом дверь и прислонилась к ней. Так я и стояла, силясь понять, почему тот простой факт, что Патрик пригласил его к себе на Рождество, имел для меня такое большое значение.
Если феерия Патрика по случаю Рождества и Хануки одновременно была вакханалией еды, музыки и драмы, его новогодний праздничный вечер оказался намного тише. Здесь все еще было в изобилии еды и музыки, но список гостей на этот раз оказался значительно скромнее. Присутствовали сестра Тедди, Сьюзен, со своим тинейджером-сыном Джейденом, обитавшие по соседству Надя и Карлос, а еще несколько друзей Тедди и Патрика, которых я встречала, но не слишком хорошо знала. Да, еще брат Патрика, Шон. Я, наконец.
И разумеется, Алекс Кеннеди.
Он вошел в дом с черного хода, нагруженный свертками в серебристой бумаге с синими бантиками. Я обернулась, подняв глаза от столешницы, где резала сыр и раскладывала новую порцию крекеров. От неожиданности мое сердце глупо подпрыгнуло в груди.
– Алекс!
– Ах, Оливия… – Он улыбнулся, сверкнув белыми зубами, которые никогда не видели фигурных скобок. Я готова была держать пари, что так и было: эти зубы не выглядели совершенными, хотя небольшой изъян прикуса казался даже милым. – С Новым годом!
Алекс перехватил мой взгляд, скользнувший по сверткам в его руках.
– Патрик сказал, что вы обмениваетесь новогодними подарками.
Мы действительно дарили друг другу презенты. Обычно это были небольшие сувениры. Ни один из тщательно завернутых и явно продуманных подарков в руках Алекса не был маленьким.
Я успела подхватить один из свертков, который грозил вот-вот упасть.
– Позволь мне помочь.
– Спасибо.
Мы свалили гору подарков на стол. Я искоса посмотрела на Алекса. Мне было привычно, что мужчины в доме Патрика замечательно выглядели и приятно пахли. Если честно, их облик основательно избаловал меня, составив впечатление, как следует выглядеть всем мужчинам. Сегодня вечером на Алексе были стильные, немного выцветшие джинсы и черная приталенная футболка под тяжелой курткой-бушлатом, которую он снял и небрежно бросил на стул. Когда Алекс выпрямился, поставив свои пакеты, длинные волосы упали ему на глаза. Я не хотела рассматривать его, но не могла оторваться.
Ужин был простым, без изысков, но вкусным, и беседа текла плавно, как вино. Я сидела рядом с Шоном, напротив Патрика, Алекс оказался на другом конце стола. Вероятно, сегодня я была просто не расположена к разговорам и хотела оставить это другим. Или, может быть, это особое время года делало меня молчаливой и созерцательной. Так или иначе, но лишь тогда, когда Патрик коснулся руки Тедди, я осознала: меня охватило большее, чем обычная праздничная хандра.
В этом прикосновении не было ничего сексуального. Ничего из того, что я видела в избытке в те дни, когда только открывший в себе склонность к нетрадиционной ориентации Патрик перетрахал полгорода – не проявляя достаточно такта или стыда, чтобы не посвящать в свои подвиги меня. Патрик дотронулся до руки своего любовника иначе – просто сжал ее на мгновение, спокойно и нежно.
Мои глаза горели. Шон рядом со мной наклонился, чтобы сказать что-то сестре Тедди, которая сидела по другую сторону от меня. Все смеялись над чем-то, что я упустила, пока боролась с неожиданно накатившей ревностью. Когда я мельком посмотрела на другой конец стола, Алекс встретился со мной взглядом.
В этом пристальном взоре я разглядела целую смесь эмоций, большинство из которых сильно напоминали форму жалости. Это больно ранило. Делало беззащитной.
Сочувствие задержалось на лице Алекса всего на несколько секунд, а потом он тоже стал смеяться, тактично игнорируя меня и мое бедственное состояние. Я же, вместо того чтобы чувствовать благодарность за это сострадание, отчаянно захотела проткнуть его вилкой. Такой человек, как Алекс Кеннеди, который бесстрастно выслушал на праздничной вечеринке «караочный» гимн в свою честь, а потом позволил «певцу» ублажать себя на веранде, не имел права судить меня.
– Итак, Лив, – сказал Шон, оборачиваясь ко мне, – чем ты занималась в последнее время?
– Да, Лив! Расскажи-ка всем, что ты поделывала!
Внезапно оказавшись в центре внимания всего стола, я от души пожалела, что мой рот не забит пищей – и это означало, что мне придется объясняться, наполнив его словами.
– О… я открыла свою собственную студию.
– Звукозаписывающую? – тут же подорвался Джейден, который мог любому надрать задницу в популярной компьютерной гитарной игре.
Нет, фотостудию. Это имеет отношение к рекламному бизнесу. Графический дизайн для местных компаний. Буклеты, веб-сайты и все в таком духе. Я снимаю для работы, вместо того чтобы пользоваться снимками из фотобанков.
– Но некоторые из твоих снимков попадают в эти фотобанки, не так ли? – В тоне Патрика звучала неподдельная гордость, а я совсем не возражала против небольшого одобрения.
– В принципе почти каждый может загрузить снимки в фотобанк, но – да. Некоторые мои работы оказались очень успешными, – признала я. Мне действительно удавалось заработать немало денег, продавая права на некоторые свои фотографии. Так оказалось выгоднее, чем использовать снимки эксклюзивно в своей работе. Это не было искусством. Просто бизнес.
– Не слушайте ее. Она – прекрасный фотограф. Некоторые из ее пейзажей висят в гостиной, – продолжал нахваливать Патрик.
– Так это снимала ты? – Шон выглядел впечатленным. Он склонился чуть ближе. – Круто!
Я пыталась понять, почему это казалось такой неожиданностью – в конце концов, я почти вышла замуж за брата Шона. Но он удивлялся так, словно никогда не встречал меня прежде. Впрочем, когда-то фотокамера в моих руках означала лишь хобби. Сейчас это была работа. Уловив аромат туалетной воды Шона, я вдруг подумала, что, возможно, его внимание объясняется иначе: просто сейчас он решил проявить ко мне больше типично мужского интереса, чем в старые времена. Я незаметно потянула носом. Шон пах совсем не так, как Патрик, но все равно это был приятный и мужской аромат. Его колено под столом уже в который раз поглаживало мое – и, подозреваю, это прикосновение не было случайным.
Я оказалась так близко к Шону, что могла разглядеть белые крапинки в его голубых глазах, точно таких же, как у Патрика. Подобно брату, у Шона были густые белокурые волосы и немного изогнутый рот. И, точно так же, как его брата, Шона отличали широкие плечи, узкая талия и плоский-плоский живот, который так и манил каждую женщину «нормальной» ориентации с намеком на либидо прильнуть к нему губами.
Но в отличие от своего брата Шон Майкл Макдональд не был геем.
– Да. Это фотографировала я.
Беседа продолжилась, но я едва ли могла вспомнить, о чем мы говорили. Я уже не смотрела на Шона. Мне и не требовалось этого делать. Я слишком хорошо чувствовала его присутствие.
После ужина настало время открывать подарки и пить еще больше вина. Я следила, чтобы мой бокал был полным, но главным образом притворялась, что отпиваю по глоточку. Алкоголь никогда не стоит смешивать с жалостью к себе, особенно в канун Нового года в доме бывшего любовника, куда тебя занесло отнюдь не ради свидания.
Главное правило для подарков казалось простым: им следовало быть маленькими. Сделанными вручную или недорогими. Ничего излишне причудливого, и каждый должен был принести что-нибудь дополнительно для общей сумки обмена случайными сюрпризами. Мне досталась великолепная пара новых мягких перчаток для вождения – более чем справедливый обмен, ведь я положила в корзину подарков, которые раздавались гостям, подарочную карту на услуги бензозаправки. Разумеется, были и личные подарки, здесь мне тоже удалось преуспеть и получить немало полезного, но самым большим удовольствием было наблюдать за лицами Тедди и Патрика в тот момент, когда они открыли мой презент.
– Лив, это… потрясающе. – Тедди погладил гладкую рамку из красного дерева. – Красиво. Правда.
– Когда же ты это сняла? – тихо, с нежностью спросил Патрик.
– Летом.
Помнится, мы отправились в местный парк на пикник и слушали группу, игравшую на набережной. Мне удалось запечатлеть их двоих, сидящих на фоне реки, они смотрели друг другу в глаза и почти соприкасались губами. Собирались слиться в поцелуе.
Они не замечали меня в тот момент, и, скрывшись за своей камерой, я думала о том, что не должна чувствовать себя третьей лишней. Теперь же я не могла сдержать ощущения, что именно так тогда и было. По соседству со мной заерзал Шон, и вскоре его бедро вновь коснулось моего. Сзади я ощутила теплоту его руки, осторожно ползущей вдоль дивана. Волосы, спадавшие у моей шеи, приподнялись.
Алекс внимательно наблюдал за мной.
Я заставила себя сосредоточить внимание на Патрике.
– Надеюсь, тебе понравился мой подарок.
– Я просто в восторге, – отозвался он. – Слушай, Тедди, это идеально туда впишется.
Пока они обсуждали, куда лучше повесить фотографию, кончик пальца Шона щекотал мою шею сзади. Я вздрогнула. Он наклонился ближе и зашептал мне в ухо:
– Холодно?
Я повернулась к нему, немного отстранившись:
– Чуть-чуть.
– Возможно, тебе нужно надеть свитер или что-нибудь в этом роде.
Когда были открыты другие подарки, комната наполнилась звенящим смехом. Патрику определенно уже было не до нас. В прошлом нередко бывало так, что все вокруг меня исчезало, кроме звука голоса Патрика, его лица. Сейчас почти тот же самый голос что-то шептал совсем рядом. На меня смотрели почти те же глаза.
Оставалось еще мгновение, когда все это, возможно, приняло бы совсем другой оборот. Если бы Шон не заерзал на диване, чтобы снова прижать свое бедро к моему уже более откровенно и сексуально, чем когда-либо делал Патрик… Если бы я могла быть сейчас на свидании, как и планировала… или если бы это не был канун Нового года и я все еще не любила бы одного мужчину, который уже никогда не станет моим…
– На самом деле я собираюсь принести что-нибудь выпить.
– Хочешь, чтобы я составил тебе компанию? – Губы Шона растянулись в легкой, насмешливой улыбке, которая наверняка сразила бы меня на повал, не напоминай она так сильно улыбку его брата.
– Нет. Я скоро вернусь. – Моя собственная решительная, не оставлявшая шансов для компромисса улыбка наконец-то отвратила Шона от дальнейших ухаживаний, потому что я сбежала на кухню, обойдясь без навязчивого следования по пятам.
По правде говоря, мне не хотелось пить. Просто нужно было немного побыть на свежем воздухе, чтобы проветриться и привести мысли в порядок. Я совершенно не собиралась поддаваться тоске – не сегодня вечером, вообще никогда. Нет, этого больше не будет. Со мной все в порядке. Точно.
Я и была в порядке – ровно до того момента, пока не влезла в свое пальто и не обнаружила в кармане маленький, обернутый бумагой сверток. Это был еще один подарок, который я хотела отдать Патрику, когда мы останемся наедине, не на глазах у всех. Я купила другу большую пуговицу с изображением острого ножа из его любимого комикса, «Каваи Нот». Патрик «подсадил» меня на странные, пронизанные нездоровым чувством юмора картинки, и это была та вещь, которая по-прежнему связывала нас, увлечение, которое он не разделял ни с кем другим. Я обернула пуговицу неброской, «поликонфессиональной», без рождественского орнамента бумагой и небрежно нацарапала на ней его имя. Я хотела убедить, да, черт побери, убедить Патрика в том, что этот подарок был случайным и небрежным. Купленным впопыхах. Ничего не значащим.
Но, нащупав в кармане круглые края пуговицы сквозь слой дешевой бумаги, я поняла, что была единственной, кто способен понять: этот подарок был важным, серьезным, значимым.
К тому моменту, когда я вылетела из задней двери и понеслась вниз по ступенькам крыльца, сдерживать слезы было уже невозможно. Глаза застилало пеленой, слезы застывали на моих щеках. Лицо горело, я летела не разбирая дороги, то и дело спотыкаясь. Морозный воздух, который я судорожно, вымученно глотала ртом, обжег мои легкие. Я пробежала вниз по дорожке мимо гаража и, не в силах больше сдерживаться, разразилась неистовыми, отвратительными рыданиями. Я остановилась, опершись рукой о холодное дерево, чтобы смахнуть слезы с глаз…
– Да что за черт! – в ярости заорала я, когда обнаружила, что нахожусь здесь не одна. – Ты-то откуда тут взялся?
Под навесом гаражной крыши, зябко кутаясь, стоял Алекс. Он было наклонился, но, заметив меня, тут же выпрямился. В руке у него была незажженная сигарета.
– Вышел прогуляться перед домом. Оливия? С тобой все в порядке?
– А что, похоже, что со мной все в порядке? – Разумеется, я хотела ответить ему спокойно, но слова яростно, стремительно сорвались с губ, перемежаясь рыданиями. Я хватила кулаком по стене гаража. – Нет! Я не в порядке!
Закрыв лицо руками, я зарыдала прямо в перчатки. Громкие звуки, вырывавшиеся из моего горла, напоминали ржавые шестеренки, которые будут лязгать друг о друга до тех пор, пока весь механизм не сломается и не остановится. И вдруг я почувствовала твердую руку на своем плече и еще более твердую грудь у своей щеки. Я и не осознавала, что Алекс был таким высоким – моя голова едва доходила ему до подбородка. От куртки моего утешителя доносился приятный аромат. Его свободная от сигареты рука поглаживала меня по спине.
Я – всеми руками за равенство полов и все такое прочее, но, держу пари, найдется совсем немного женщин, которые были бы в состоянии сопротивляться тому очарованию поддержки, которую предложил мне Алекс. Сильные руки, мужественная грудь. Я не нуждалась в словах утешения или совете. Мне даже не хотелось объяснять ему, что произошло, – я просто хотела, чтобы эта томительная, невыносимая тоска прошла. Когда я, наконец, отпрянула от Алекса, рыдания прекратились, но мне едва ли стало хоть немного лучше.
– Это – самое замечательное время года, черт возьми. – Алекс сжал сигарету губами. – Время праздников – дерьмовее не придумаешь!
Я засунула руки в карманы.
– Ага.
Он кивнул в ответ. Только и всего. Никаких объяснений. Никаких заверений, что все будет хорошо и прочей фигни.
Я внимательно изучала его лицо. В свете уличного фонаря его глаза казались темнее, а кожа – бледнее. Я смотрела, как он прикоснулся губами к кончику сигареты, потом вынул ее изо рта и медленно глотнул холодный воздух.
– Так ты здесь куришь? Или нет?
– Нет, – ответил он. – Я бросил.
– Так какого черта ты тут д-д-делаешь? – с трудом произнесла я, стуча зубами. – Достал уже этот холод!
– А… старая привычка. Видишь ли, когда ты куришь, у тебя всегда найдется оправдание, чтобы улизнуть, когда тебе этого захочется.
– Буду иметь это в виду. – Я принялась растирать свое лицо не только для того, чтобы смахнуть слезы, но и пытаясь хоть немного согреться. – Определенно мне следовало принять приглашение парня, с которым я познакомилась в кафе. Он хотел пригласить меня от души поразвлечься в отеле «Херши». Стандартная программа – ужин и танцы под живую музыку. Уверена, там в моем распоряжении оказалось бы много шоколада и парень, которого можно поцеловать в новогоднюю полночь. Знаешь ли ты, сколько лет прошло с тех пор, как у меня было свидание с поцелуем в полночь?
– Не может быть, чтобы слишком много.
Мой смех прозвучал еле слышно, и в нем почувствовался скрежет ржавых шестеренок, уже знакомый по недавним рыданиям.
– Вот именно – слишком много. И вовсе не потому, что мне этого не предлагали!
– Нисколько в этом не сомневаюсь.
Это казалось нереальным. Все, буквально все вокруг. Ночь, разговор. Стоявший передо мной мужчина, который снова поднес сигарету к губам, и теперь она свисала с уголка его рта.
– У меня нет вечернего платья, но я отказалась от свидания не из-за этого.
С легкой улыбкой внимая этой нелепой болтовне, Алекс пристально смотрел на меня.
– Ну же, не стесняйся и спроси меня, почему я отвергла ночь в отеле «Херши» и предпочла прийти сюда?
– О, я знаю почему, – сказал Алекс.
Мои плечи резко, потерянно упали. Я в растерянности моргнула покрасневшими, опухшими глазами.
– Ты знаешь?
– Ты любишь его.
Если что-нибудь и могло заставить меня плакать той ночью, так это те три слова, что так легко, прозаично слетели с его уст. Может быть, я снова разразилась бы рыданиями, если бы уже не выплакала все слезы. И не застыла бы на месте от холода. Все, что я могла сделать, – это лишь покачать головой и судорожно выдохнуть, выпустив изо рта длинную струйку пара.
С улицы вдруг донесся оглушительный треск фейерверка. Тут же принялся звонить церковный колокол. Слезы снова хлынули из глаз, и у меня перехватило дыхание.
– Черт возьми! – сдавленно прошептала я. – Полночь…
– Счастливого Нового года, – отозвался Алекс.
И, отбросив сигарету, он притянул меня в свои объятия и поцеловал.