Вступление
Вокус-покус от Стивена Коннора
Выразительный голос
Мы живем в эпоху, когда в любое время можем записать свой голос, сохранить его, а потом послушать, выбрав нужную запись, как выбирают книги в библиотеке. Так что нет ничего удивительного в том, что мы иногда забываем, что голос – это не только высказывание, но и напряжение голосового аппарата.
Голос – это в первую очередь энергия, а уж потом объект, и главным в нем считается сила, а не форма. Вокальное звучание никогда не возникает просто так – это всегда работа. И мы, как правило, не отдаем себе отчета в том, что это процесс. На самом деле этот процесс похож на езду на велосипеде: как и она, вокальный звук частично зависит от действий, которые совершаются на бессознательном уровне. И мышечные усилия, как при езде на велосипеде, такие же неуловимые и сложные. Управляя голосом, мы тоже отвечаем за то, сорвется он или легко устремится вперед, и стоит нам только задуматься о том, как это происходит, как нам сразу становится труднее. Именно поэтому наш голос иногда выдает нас, если мы не в состоянии скрыть своих эмоций – раздражения, возбуждения. Но это не значит, что голос – это нечто заданное раз и навсегда, существует множество различных способов – сознательных и бессознательных, желанных и просто привычных – воздействовать на «сырой» голос, придавая ему форму и стилизуя его.
Вероятнее всего, на самом деле голос никогда не бывает «сырым» – или «голым». Даже, казалось бы, спонтанные вокальные действия или такие действия, как плач, рыдания, смех, стоны или вздохи, имеют свои характерные ритмы и тональность.
И вот что еще меня поражает: когда, внезапно испытав боль, люди невольно издают возглас, они произносят что-то вроде «Ой!», вместо того чтобы просто вскрикнуть. Ведь это еще не крик в полный голос. Боли словно бы не существует, пока ее не выразишь, не сделаешь ее достаточно реальной, способной утихнуть.
Нестерпимое желание превратить крик боли в нечто подобное слову кажется столь же примитивным, как само желание просто вскрикнуть от боли.
Любое чрезмерное эмоциональное напряжение имеет свою собственную просодию – тон, интонацию и силу звука. Достаточно послушать плач ребенка, чтобы понять, что, даже не умея говорить, он может при помощи звуков – используя только голос – рассказать о своем эмоциональном состоянии. Поэтому мы и плачем, чтобы заснуть: плач – что-то вроде самоисцеляющейся раны. Он превращает стрессовое состояние в череду вокальных отрывков, создавая своеобразную личную мелодию, успокаивающую боль, выражением которой он изначально является.
И если уж голос постоянно производится нами, значит, то, что мы называем «звукоизвлечением», всегда двойственно. Мы используем голос, чтобы издавать звуки, но посредством их транслируем свои мысли, идеи и добиваемся необходимых действий, чтобы привнести какие-то изменения в наш мир. Наш речевой аппарат создает то, что мы называем собственным голосом, и благодаря этому мы проявляем нашу вокальную индивидуальность. Таким образом, наш голос – это одновременно причина и следствие; он рождается потому, что его что-то порождает.
Отношение к голосу
Голос, как и лицо, – то, что нас характеризует. На то и другое мы всегда обращаем внимание, но никогда не можем полностью контролировать. И как о лице, о нашем голосе можно сказать: «зеркало души», однако мы не можем в полной мере знать все его нюансы, а также управлять им и контролировать его. Наше представление о собственных чертах лица и мимике никогда не может точно соответствовать тому, что видят другие, как и наш звуковой образ, создаваемый нашим голосом, мы слышим не вполне так, как его слышат другие. Свой голос мы слышим не столько со стороны, извне, сколько изнутри: его вибрации и колебания, рожденные телом, отдаются в нашей черепной коробке, из-за чего звук, который до нас доходит, кажется нам глубже и богаче, чем в реальности. Людей часто шокирует звучание собственного голоса, когда они слышат его в записи, и на то, чтобы связать свой голос с тем, который они услышали, требуется довольно много времени. Однако после того как они услышат свой голос в записи, звукозаписывающее оборудование может стать для них своего рода звуковым отражением, благодаря которому голос можно развить и преобразить – сделать сильным и соблазнительным. Точно так же мы преображаем свою внешность – волосы, кожу, зубы, – когда обращаемся за помощью к зеркалу. Кроме того, с помощью определенных техник записи и редактирования записанным голосом можно манипулировать – например умножать его, накладывать слоями, усиливать, что позволяет воплотить в жизнь самые невероятные вокальные фантазии.
У человеческого увлечения эхом и реверберацией, то есть процессом постепенного уменьшения интенсивности звука при его многократных отражениях, – длинная история, правда пока еще никем не записанная. Вероятно, пещеры Ласко и Альтамира были выбраны людьми эпохи палеолита не случайно, а отчасти потому, что в них необычайно сильное эхо.
Власть и голос
Упражнения на голос – это упражнения на власть. Владение голосом дает нам ощущение власти. Человеческие существа слишком долго пребывают в младенческом состоянии, и до тех пор, пока не наберут достаточную физическую мощь, голос остается той единственной реальной силой, с помощью которой они управляют миром и контролируют его. Так что мы рано узнаем, насколько сильно от нашего голоса зависят наше выживание и благополучие. Потом дети становятся взрослыми, и их младенческий плач порой превращается в дикие вопли диктаторов или оглушительные возгласы рок-звезд. Но голос бывает иногда очень убедителен, когда мы слышим вдохновенную речь харизматичного проповедника или нежный шепот любимого человека: от такого голоса кружится голова, и мы ему охотно подчиняемся. Иногда мы способны ощутить воздействие голоса так же реально, как физический контакт. И уверенность в том, что голосом можно приласкать или больно ударить, невольно подтверждается нашими жестами, которыми мы обычно сопровождаем наши слова: рубим воздух, гладим, разгоняем… Без жестов нам порой даже сложно обходиться в разговоре, нам кажется, что нас чего-то лишили.
Мы не только осуществляем власть посредством голоса, но и сами властвуем над ним. Голос становится могущественнее, когда мы подчиняем его своей воле, напрягая его, фрагментируя или искажая. Это невероятно, как часто наш голос начинает вредить сам себе: если мы разгневаны или взвинчены, голос может сорваться, сесть, сделаться сиплым, будто демонстрируя своим яростным самоистязанием желание (кто-то скажет, что это желание самого голоса) прямо воздействовать на мир и всех, кто в этом мире есть.
Оттого что мы ассоциируем голос с властью, мы не можем не обращать внимания на факторы, его ослабляющие, истощающие, искажающие. Некоторые особенности речи, такие как шепелявость или картавость (фрикативный звук «р»), часто воспринимаются как дефекты, подлежащие исправлению. Как и заикание, с которым во все времена боролись упорно и жестоко. В процессе этой борьбы ради укрепления и выравнивания голоса прибегали не только к различным упражнениям и схемам лечения, но даже к хирургическим операциям, направленным на устранение изъянов, портивших речь.
Однако подобные «дефекты» можно рассматривать как дополнительные средства выразительности голоса, расширяющие его возможности. Возьмем, к примеру, смех и говорение. В своей крайней форме смех несовместим с речью: смеяться и одновременно говорить так же сложно, как говорить и есть. Из-за взрывного смеха наша речь также постоянно прерывается и делается бессвязной, булькающей и чрезвычайно эмоциональной, переполненной «рыданиями» и «вздохами». Но со временем мы учимся совмещать смех и речь и в конце концов находим способ преодолеть неспособность вымолвить ни слова: мы фыркаем, шипим, хихикаем, хохочем, гогочем и т. д. – и все эти способы входят в арсенал нашего голоса. Человеческий разговор был бы довольно скучным, если бы не было всех этих голосовых вариаций и эмоциональных особенностей.
Тренировка голоса
Значительную часть усилий при работе над голосом мы тратим на то, чтобы приблизиться к некоему идеалу изысканности. Это стремление существовало уже в конце XIX века, вместе с распространением государственного образования. Примерно тогда же в Англии была разработана программа Standard English, ставшая очень популярной. В XX веке эта программа получила еще большее распространение и авторитет, и в англоговорящем обществе появились даже такие определения, как «поставленное произношение» или «королевский английский». Это даже способствовало тому, что в разных слоях общества проявились обеспокоенность проблемами языка и стремление к его усовершенствованию (больше всего тревоги, по иронии судьбы, вызывал придыхательный звук «h»). Вошли в моду уроки красноречия, преподаватели которых обещали «очистить» голос от всего лишнего.
«Мы фыркаем, шипим, хихикаем, хохочем, ржем»
Идея обучения ораторскому искусству была основана на фантазии о необходимости нейтрализации голоса, исключения из него всех личных особенностей, таких как врожденный акцент, который необходимо было исправлять, поскольку это являлось «случайным» приобретением. На самом деле большинство тех, кто разрабатывал новое произношение, являлись сторонниками освоения вокального метода, в котором основной упор делался на расширение голосовых возможностей. Они уделяли особое внимание отработке правильной дикции, которая бы делала произношение четким и плавным. Для этого следовало акцентировать внимание на продуманной артикуляции, а не на бездумной, повторяющей неправильные диалектные особенности.
Понятие «красноречие» вошло в обиход в начале XIV века для обозначения искусства публичного выступления. В этом смысле оно было связано со сценой, церковным амвоном и – что было намного чаще – с политикой. Но в начале XVII века это понятие стало употребляться шире – теперь оно касалось не только идеи риторической отработки речи или ее украшения, но и ее уместности и правильности. Словарь 1604 года Роберта Коудри (Robert Cawdrey) определял это понятие как «искусство говорить красивые речи», а его последователь Эдвард Филлипс (Edward Phillips) в своем словаре «Новый мир английских слов» (New World of English Words) от 1658 года определил его как «ораторское искусство и искусство правильной речи». Как видите, прошло немало веков, прежде чем правильность речи стала важнее ее красоты.
Высший пилотаж в искусстве английского красноречия был показан в пьесе Джорджа Бернарда Шоу «Пигмалиона» (1913), в которой цветочница Элиза Дулитл просит профессора фонетики научить ее «говорить благородно», чтобы она смогла осуществить свою мечту и устроиться работать в цветочный магазин. Уже из названия пьесы ясно, что процесс работы над речью девушки здесь рассматривается как своего рода процесс преображения; так же как Галатея, которую Пигмалион создал из камня и оживил, Элиза Дулитл рождается заново после того, как осваивает науку изящного и правильного произношения слов взамен нечленораздельных воплей: «У-у-аааааа-у! О-у-ууууу!» Благородная речь преображенной Элизы – нечто гораздо большее, чем просто внешнее проявление ее успешного овладения изысканными манерами. Это показатель того, что знание ее идет изнутри: речь ее осмысленна, потому что она – результат не внешних перемен, а внутренних!
Упражнения для идеального владения голосом тесно связаны с упражнениями по вокалу. Начиная с XIX века было разработано множество методов и техник, чтобы сделать голос певца более сильным и выразительным. Некоторые из них мы приводим в этой книге, они могут стать весьма эффективными, особенно когда нужно сделать голос сильным, расширить его диапазон и в дальнейшем поддерживать на хорошем уровне, чтобы не потерять. Физическая работа, связанная с обучением вокалу, как правило, тесно соседствует с творческой работой. Певцы и ораторы часто рекомендуют при постановке голоса детально представить в воображении свои артикуляционный и дыхательный аппараты – диафрагму, грудь, гортань, глотку, язык, голову, – чтобы видеть всю телесную архитектуру с ее галереями, коридорами, куполами и сводами, которая имеет мало общего с реальной анатомией. И, конечно, здесь важна не столько точность представления воображаемой картины, сколько понимание того, как в рамках этой картины рождается голос.
Первые педагоги, занимавшиеся постановкой голоса, считали, что голос – это совокупность физиологических и эмоциональных данных. «Голос зависит от тела, однако голос и тело подчиняются уму, – писал в XX веке один преподаватель вокала, утверждавший, что голос может быть слабым как по физическим показателям, так и по психологическим. – Отсутствие надлежащего контроля над эмоциями всегда связано с отсутствием или неправильным использованием голосовых данных», – продолжал он, и мы, пожалуй, согласимся с ним в том, что «плавному течению речи вредят пренебрежительность, напыщенность или жалкие попытки казаться образованным». Это всегда происходит, как утверждает он, «из-за незрелости ума, неспособности контролировать эмоции или ненормального психического состояния». За последние десятилетия взгляд на постановку голоса расширился, и теперь речевые тренинги ведут не только педагоги по вокалу и театральные педагоги, но и специалисты по духовным практикам, обучающие медитации, пению и йогическому дыханию (пранаяме). Работа над голосом ведется теперь параллельно с работой над формированием и изменением своего духовного состояния.
«Плавному течению и вредят пренебрежительность, напыщенность и жалкие попытки казаться образованным»
Голос и самоидентификация
Голос является одним из самых мощных и универсальных инструментов нашего тела, но довольно часто мы совершенствуем его при помощи различных технических устройств, таких как рупор, мегафон и микрофон, усиливающих звук, или устройств, транслирующих голос на большие расстояния, таких как телефон и радио, или же устройств для фильтрации голоса и его изменения, или искусственных систем генерации речи, как у Стивена Хокинга, которые помогают воспроизвести утраченный голос. Может даже показаться, что у нас существует опасность потерять реальный, естественный голос среди этой какофонии (от др.-греч. κακός – «плохой» + φωνή – «звук») голосов, усиленных, улучшенных, дополненных различными оттенками. Но все эти приспособления можно рассматривать как расширение тех способностей, которые присущи голосу как исконному человеческому свойству, которые содержат в себе заманчивое, головокружительное обещание самоизменения. И не в последнюю очередь это уникальность, неповторимость голоса, дающая ему возможность создавать невероятные сочетания с другими голосами в ансамбле или хоре.
Возможно, причина, по которой мы так много усилий тратим на улучшение и совершенствование наших голосов, заключается в том, что голос – это своего рода звуковой портрет личности. Слово «личность» (persona в латинском языке) первоначально обозначало маску, за которой греческие и римские актеры прятали лица. Однако в маске всегда было отверстие для рта и через него был хорошо слышен голос. Также от существительного persona в латинском языке происходит глагол per-sonare, означающий «звучать через». В английском языке это же слово the person («персона») при изменении одной буквы на конце превращается в the persona («персонаж») – вторичный характер, через который можно проецировать голос. Мы выражаем себя через наши голоса, эти дополнения нашей личности, но таким же образом наша личность формируется и пропитывается нашим голосом. Эта двойственность отражается и на голосе: мы работаем над голосом, а голос работает над нами.