© Андрей Латыголец, 2017
ISBN 978-5-4485-1586-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«ГОДЗИЛЛА, ИЛИ 368 ПОТЕРЯННЫХ ДНЕЙ»
Я слышу, как по бетонному полу стучат капли, стекая тонкой струйкой вниз по нерабочей отопительной трубе, образовывая в углу моей койки ржавую лужицу. Сыро. Воздух пропах потными бушлатами. Как бы я не пытался заснуть, у меня ничего не выходит. Глаза закрыты, а в голове сплошной шум. Продрог до самых костей. Неплохая расплата за мои грешки, учитывая, что самое весёлое начнётся утром.
Спина болит, словно меня обработали дубиналом, а повернуться на бок запрещено. Вчера осуждённому сержанту Стропацкому влетело. При команде лечь на спину, он отослал караульных куда подальше. Через минуту в соседнюю камеру-одиночку залетело трое молодчиков и, загнав пинками под нары нарушителя, нанесли ему по корпусу несколько ударов резиновыми дубинками.
– «Слоны» е-б-ба-ны-е, – стонал Стропацкий, нарушая мой покой ещё более.
А утром в шесть часов нас разбудят, выведут умываться, причём на всё про всё отводится минута, за которую нужно успеть привести себя в порядок: почистить зубы, побриться, поэтому я всегда успеваю лишь сходить на «долбан» и насухо обрить свои усы, трижды порезавшись о тупую бритву. Потом пайка, тот же временной интервал в минуту, чтобы поглотить всю пищу. Кормят на губе многим лучше, чем в части, видимо, издеваются. Я запихиваю в рот мягкую булочку, туда же отправляю варёное яйцо и быстро запиваю всё горячим чаем, обжигая себе нёба. Сразу с утра начинаются изнурительные работы, где не покурить, не передохнуть. Копаешь ямы, а над тобой стоят конвоиры и покрикивают, как на скот. Но нам повезёт, отправят на продовольственный склад, я даже успею немного подремать. В последний день моей отсидки нам попадётся хорошая смена, и пацаны будут к нам снисходительны. Служат они, как и мы, только караулят провинившихся солдат.
***
Почему я пошёл в армию? Ну, так, если по-честному. Видимо, мне следовало забыть одного человека, которого я безуспешно пытался уничтожить в своём сознании уже долгие годы. Я вот сейчас не особо горю желанием описывать весь этот мерзопакостный отрезок моей жизни, в котором я постоянно наступал на одни и те же грабли. Давайте просто сразу на этом и остановимся. Что ж тут поделаешь, если я немного сентиментален. Пошёл я в армию ещё и потому, что не имел умения, а главное желания и стремления косить, у моих родителей не было так называемых связей, чтобы меня оградили соответствующей справкой, где бы я числился не годным или ещё каким-нибудь штампом, гласящем о моей неспособности нести службу в рядах вооружённых сил. С другой стороны, армия виделась мне неким институтом проверки на прочность своих физических и моральных сил. Мне очень хотелось приобрести крепкие очертания тела с рельефной окантовкой, что вполне вероятно могло произойти, учитывая армейский режим, питание и физические нагрузки, ибо по сущности своей я являюсь закоренелым лентяем и поэтому, скажем, в упражнении на пресс, всегда отношусь к себе с поблажкой.
Окончив летом 2011 года университет, и почти через неделю получив повестку, я воспринял это факт как должное и с надлежащей мне кротостью, отправился проходить комиссию. Больше всего меня раздражали переполненные коридоры поликлиники, всевозможные направления по врачам и окружающая меня призывная среда. Я решил сразу и безоговорочно проходить всех врачей и везде с ходу показывать свою удалецкую силу и не дюжее здоровье. Не удивительно, что одним из первых я оказался в кабинете, где принимался окончательный вердикт. Даже психиатр со мной долго не церемонился. Женщина из приёмной комиссии сочувственно посмотрела в мою сторону:
– Годен по всем пунктам. Вот бедный мальчик. Это ж спецназ светит, – промолвила она, и поставила жирный штамп.
Друзья, конечно, отговаривали меня от ополчения, даже предлагали незамысловатые способы «откосить», не буду подробно останавливаться на каждом из них, ввиду того, что некоторые примеры были настолько идиотскими, что мне ещё более отчётливей виделась перспектива носить погоны.
Служить я должен был отправиться в середине июля. В военкомате поговаривали, что первыми будут забирать в элитные войска, куда я лично и намеревался попасть, ну знаете, если служить, так по-настоящему. Что я дефективный какой-то?
Элитные войска означили три направления: ВДВ, спецназ и погранвойска. Попасть я намеревался в пограничники, не то чтобы я боялся прыгать с парашюта или ломать башкой кирпичи, просто мне хотелось оказаться подальше от дома, отправиться на дальнюю заставу, где повсюду лес и глушь, и нет этих удручающих звёзд над крышами городских домов.
Однако попасть в армию летом мне не представилось возможным. Призыв был отсрочен на осень. Летом забрали ребят во внутренние войска.
К августу я знал, что у меня первая группа годности и на моём личном деле значилась красная буква «А», обведённая в круг. Не уж-то они выявили мою анархичность? Позднее я узнал, что такое обозначение подчёркивало мою элитарность и привилегированность среди других призывников, и что моё дело будут рассматривать одним из первых, тем более мне всегда хотелось быть в авангарде того, что непосредственно касалось моей личности.
До октября у меня была отсрочка, и именно в октябре я должен был узнать свою участь и наименование воинской части. А посему у меня оставалось целых два месяца беззаботного дуракаваляния. Я даже устроился на работу, продавая на книжной ярмарке пиратские диски. Перепехнулся с парочкой девах и записал демо-запись со своей тогдашней группой, которая развалилась почти сразу, как только я переступил порог КПП. Да, ещё я пересмотрел кучу военных фильмов и сериалов, дабы проникнуться боевым духом и отвагой киношных бойцов. Меня весьма впечатлили «Братья по оружию» и «На Тихом океане» – типичная американская лабуда в духе героического экшена, чего мне, в принципе, и хотелось получить, увидеть и ощутить от армии.
Первое моё заблуждение, касаемо вооружённых сил нашей страны развеялось уже на первых этапах службы. Уж лучше бы я посмотрел такие советские фильмы, как: «Делай раз!», «100 дней до приказа», «Караул», «Кислородный голод», чтобы иметь хоть малейшее представление об армии. Откуда мне было знать, что там всё совсем по-другому, и о том, что как не уверяли нас из телевизора, «дедовщина» в белорусской армии всё же присутствует. Знакомых и друзей, отбывающих воинскую повинность, я так же не имел, поэтому значительный пробел в этой сфере жизнедеятельности привносил во все мои ожидания толику законспирированной таинственности.
В военкомат я вернулся в октябре. У меня было право выбора, я мог пойти в ВДВ или спецназ. «Купцы» – так называли представителей той или иной части, приходили к нам каждый раз, когда нас вызывали в военкомат. Помню этого красивого капитана с голубым беретом, который он засунул себе под погон. На коридоре капитан причитал, что ВДВ не для всех, пугал, что у нас от ежедневных нагрузок может рассыпаться позвоночник, в общем, уверенно психологически отсеивал колеблющихся и нерешительных персон. Я спокойно сидел в углу длинного коридора, подальше от краснощёкой массы призывников, улыбался и ждал своих «купцов» в зелёных беретах. Помню, когда пришли спецназовца. Три здоровых быка. Безмолвными истуканами они зашли в кабинет, и через полчаса от туда вышла женщина, которая вела наши дела и с листика зачитала около двадцати фамилий, среди них была и моя. Мы прошли в помещение и нас по одному стали подзывать к этим Джонам Уэйнам. Мне попался майор, очень смахивающий на не безызвестного Павличенко. Он пролистал моё дело, повздыхал, поднял на меня свои коровьи глаза и сказал, мол, видит парень я не глупый, стихи пишу, высшее образование за плечами, зачем мне голову отбивать? Я многозначительно закивал.
На следующий день должны были прийти пограничники, и по иронии судьбы вечером я сильно перебрал с друзьями. Дома около десяти утра меня разбудил телефонный звонок. На обратном конце линии очень интересовались моим появлением, а в военкомате я должен был быть уже в девять утра. Я быстро залез под душ и не завтракая, через час прибыл по назначению. Однако, по словам главного военврача, «купцы» уехали, не дождавшись непунктуального юношу. Главврач сказал не уходить и ожидать в коридоре с остальными. В тот день пришли «купцы» из роты почётного караула, расхваливали возможность халявной поездки в Венесуэлу, а я сидел в печали, что проспал свою погранзаставу. У меня появилась апатия и полное безразличие к действительности, мне давно надоела эта призывная волокита, и я сам для себя решил больше не заниматься элитарными изысками. Будь, что будет. Да и на самом деле, я же не выбираю между блондинкой и брюнеткой или, скажем, между Gibson и Fender. Это всего лишь гребенная белорусская армия, где совсем неважно какого цвета у тебя берет или шевроны на твоих плечах. Так я и попал на базу охраны и обслуживания Центральных органов управления. Несколькими словами, в штаб Министерства обороны и на случай войны, отступал бы с Верховной ставкой в тыл, не принимая серьёзных боёв на протяжении всей военной компании, а лишь охраняя высшие чины и министров всех вместе взятых. Говаривали, что это так же элитное подразделение.
Меня вызвали к «купцам» из министерства почти сразу. Посадили напротив капитана Гуриновича, тогда ещё командира третьей роты охраны, старшего лейтенанта Рыбца, больше смахивающего на шифрующегося гомика, уж больно подозрительными были его выщипанные брови, и щекастой старшины Сладковой из санчасти. Сказали, что я им подхожу, служить буду в Минске, поинтересовались, смогу ли выстоять на посту два часа; видимо, тогда мне было плевать окончательно, хоть сутки, записывайте и оставьте меня, наконец, в покое.
В тот же день мне вручили последнюю повестку. В ней провозглашалось, что 15 ноября 2011 года я должен явиться в свой военкомат по месту жительства к семи утра для дальнейшего следования в закреплённое за мной подразделение. Что ж, у меня оставался месяц с хвостиком. Впервые я почувствовал небольшое волнение, охватившее мой разум и то тревожное ощущение, когда сосёт под ложечкой. Однако оно пропало, как только я вышел на улицу и вздохнул свежим воздухом.
За день до отправки в войска меня лично обрил наголо лучший друг, пообещав проделать этот обряд со мной ещё на проводах. Проводы прошли, наверное, как и у всех: пьянка до утра, веселье, друзья и подруги, а на утро грусть и второе, настоящее волнение, что вот оно, скоро свершится и я окажусь наедине со своими мыслями, страхами, слабостями в совершенно незнакомом мне месте с кучкой таких же взволнованных пацанов, которые даже не имеют ни малейшее представление, с чем нам всем придётся столкнуться.
Я сидел у товарища, лысый, красный от переживаний – пил водку, смотрел на себя в зеркало, как на прокажённого (уж больно мне не идёт лысина) и осознавал, что назад пути нет.