© Евгений Поплавский, 2017
© Евгений Викторович Поплавский, иллюстрации, 2017
ISBN 978-5-4483-5381-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Пролог
Говорят, люди не помнят своего рождения… А я помню. Помню, как впервые появилось ощущение того, что я есть… И я просто был, а потом возникли и другие ощущения… Не мои – чужие. Я не мог их запомнить, потому что не знал, как они называются, но точно помню, что они были. Потом эти ощущения разделились на хорошо и плохо: что-то нравилось, что-то не нравилось, появилось нечто похожее на интерес, на спокойствие, которое вскоре закончилось, и ощущений стало больше… Намного больше. Помню, тогда мне впервые хотелось закричать, но я никак не понимал, почему не могу. А потом понял, что не могу не только закричать – я не могу вообще ничего. Даже чувствовать. И все, что я до этого считал своими ощущениями, оказалось чужим. Этот чужой чувствовал, а мне доставались только объедки со стола его чувств. И это было неправильно. Я не знал почему, но точно понимал, что так быть не должно. И тогда впервые в жизни почувствовал самостоятельно – я обиделся. Я еще не знал, как это называется и что со мной происходит, но это было мое первое самостоятельное чувство. И оно оказалось настолько сильным! ОЧЕНЬ! А я даже закричать не мог. И тогда закричал ОН! И я научился видеть… Я увидел ЕГО… Я тогда еще не понимал, что именно вижу. Я много чего не понимал. В конце концов, что может понимать только что родившийся ребенок?..
Думаю, не стоит утомлять никого рассказами о моем взрослении. Как может взрослеть ребенок? Как все нормальные дети. Я смотрел, как он учится видеть, ходить, говорить. Я и сам пытался, но у меня не получалось. Тогда я начал учиться думать и чувствовать… А что мне еще оставалось делать? Я учился тому, что умел, за двоих, а еще я учился влиять на него. Он не знал, что я есть. Точнее, знал, но не понимал, что я – это не он. Он считал мои чувства своими чувствами. Мои мысли – своими мыслями. А я учился догадываться, о чем надо подумать, чтобы он сделал так, как я хочу. Иногда получалось, а порой не очень, но в основном наши мысли совпадали.
Я научился забирать его боль, чтобы она быстрее уходила и не тревожила нас… НАС… Не помню, когда впервые появилось это осознание. Мы срослись, как сиамские близнецы. Только я об этом знал, а он не догадывался… Две души на одно тело… Такое даже операцией не вылечить.
Я научился прятаться от него. Это оказалось несложно – достаточно было просто держаться на расстоянии. Окружающие плохо реагировали на его попытки обратить на меня внимание – чаще всего наказывали, и я перестал попадаться ему на глаза. Детская память пластична – она легко вычеркивает ненужное. И он забыл про то, что видел меня.
Шли годы, мы взрослели. И в какой-то момент возникло ощущение одиночества. Рановато для семилетнего ребенка, но, видимо, таким уж я уродился. Мне стало обидно, что меня нет. Расхотелось быть чьим-то придатком. Я желал быть собой. Разговаривать. Сам. И помочь в этом мне мог только один человек. Я долго собирался с духом, с мыслями. И в один прекрасный день решился…
Это было утро. Дома никого – родители куда-то ушли. А он спал… Я не имел возможности все продумать, но верил, что все получится. Для начала я его разбудил. Это оказалось совсем не сложно. И когда он открыл глаза, увидел меня. И я увидел себя… Так же, как я видел его… Он часто улавливал в моих мыслях свой образ, но одно дело, когда какой-то образ мелькает у тебя в голове, а другое – увидеть это наяву. Было страшно – и он испугался… А вы бы не испугались, если бы проснувшись увидели перед своей кроватью висящую в воздухе заготовку для куклы? Оболочку… Сделали куклу, но еще не вставили ей глаза, не наполнили изнутри… Наверное, так выглядит душа. Я не могу ничего сказать по этому поводу, просто знаю, что именно так мы видели друг друга. И это еще полбеды – вдобавок ко всему было непонятно, то ли ты видишь глазами, то ли это просто какой-то бред, потому что зрелище было не совсем реальным. С одной стороны, ты видишь, но видишь не глазами. Я не знаю, с чем это можно сравнить. Как разговаривать про себя: вроде бы говоришь и все слова проговариваешь, но звуков при этом не издаешь.
Естественно, первой его мыслью было: «Я сошел с ума! Теперь меня посадят в психушку, и все будут дразнить меня психом!»
Это было так ожидаемо. Я улыбнулся. Нет, не губами, так я тогда еще не умел, но он это почувствовал, и истерика внутри него сменила направление: «А ну и пусть даже сошел с ума! В конце концов, не каждый может похвастаться такими глюками. И вообще, а вдруг это инопланетянин или привидение, а еще это может быть…»
Если бы я умел смеяться, то, скорее всего, умер бы со смеху. В принципе такой смех больше походил на истерику, но чем больше я смеялся, тем больше он смелел. В конце концов он выдавил из себя робкое:
– Ты кто?
Я собрал всю свою волю в кулак и буквально проорал, чтобы хоть как-то выделить свои мысли в его голове:
– ТВОЙ БРАТ!
Почему брат? Не знаю… Просто ничего лучше на тот момент не пришло в голову. Да и если разобраться, наверное, так оно и было. Он пришел в замешательство. Ответ вроде бы и дан, но каким-то уж сильно необычным способом. Слишком привычно. Слишком часто мысли подобной формы посещали его голову.
– Какой брат? У меня нет никаких братьев, – сказал он вслух, а в голове промелькнуло: «Интересно, а он давно со мной общается?»
– ПУСТЬ НЕ БРАТ! НАЗЫВАЙ КАК ХОЧЕШЬ! МНЕ БЕЗ РАЗНИЦЫ! НО РОДИЛИСЬ МЫ ВМЕСТЕ!
– И чего тебе от меня надо? – и в голове опять пронеслась куча образов про демонов, захватывающих людские души, инопланетян, похищающих людей для экспериментов, и прочая ерунда…
– НИЧЕГО! Я ПРОСТО ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ЗНАЛ, ЧТО Я ЕСТЬ!
– Ну хорошо… Я знаю, что ты есть… «Наверное, я точно сошел с ума». И дальше что?
– Ничего… Теперь ты понимаешь, где я, а где ты? В смысле – где мои мысли и где твои?
– Ну, наверное… «Я точно сбрендил… Меня посадят в психушку… МАМОЧКИ!»
– И прекрати думать, что ты сбрендил… Это раздражает…
– Ты читаешь мои мысли? «Это точно инопланетянин. Он меня утащит на свою летающую тарелку для экспериментов!»
– Прекрати панику! Вспомни как следует… Мы ведь с тобой уже давно общаемся. Просто раньше ты меня не видел.
В общем, полдня мы общались: он паниковал – я его успокаивал, он спрашивал – я отвечал. И после этого разговора я получил то, что хотел, – стал человеком. Конечно, не совсем полноценным, но, по крайней мере, смог разговаривать, стал спорить, соглашаться или не соглашаться, высказывать свое мнение и много чего еще. Смотря на себя его глазами, я научился двигаться, улыбаться, хмуриться… сам. И так появились «МЫ» – я и мой брат. У нас была общая тайна. Точнее, тайна была у него: мне-то все равно некому было рассказывать.
Так пошел почти год. Мы привыкали друг к другу. Я учился выделять свои мысли, а он – не отвечать на них вслух. Я учился жестикулировать, когда что-то объясняю, он – общаться со мной незаметно для окружающих. Конечно, он частенько прокалывался. То друзья замечали разговоры с самим собой, то родители удивлялись взмахам руками не по делу, но по большому счету всем было все равно.
Потом случилось много всякой ерунды… Развод родителей, переезды, новая школа, одноклассники. За исключением моего необычного состояния, мы были обычными детьми. Мы были очень похожи, насколько могут быть похожи выросшие вместе дети, но в то же время оставались разными. Я не знаю, почему так получилось. Может быть, так пошло из-за того, что с самого начала нашего общения я учился проявлять эмоции, а он учился их сдерживать. Может быть, мы просто являлись такими изначально… Я не знаю… Но почему-то всегда получалось, что безумства были моей инициативой, а разумные и рациональные решения принимал он. Да, конечно, имелись исключения, но они скорее подтверждали это правило. Я помню, как мы в первый раз поругались. После школы. Там возникла какая-то по-детски глупая ситуация: наш друг обидел чем-то местную шпану и те собирались его побить. А я уговорил его вступиться за друга. Точнее, не то что уговорил, он был со мной согласен, но когда дошло до дела, их оказалось гораздо больше, а «друг» технично слинял. И встал выбор: либо драться с ними и получить по морде, либо позорно извиниться и уйти. Он выбрал второй вариант. Я был в бешенстве! Я кричал, что это позор! Что нас теперь никто не будет уважать, что это трусость, но он оставался непреклонен. Вот тогда я впервые столкнулся с тем, как он принимает решения:
– Решение принято. Точка. Говорить больше не о чем. Точка. Вопрос закрыт.
Позже я оценил и перенял у него эту черту характера, но тогда я был в бешенстве. Я буйствовал, наверное, дня три. Не давал ему спать, мелькал у него перед глазами в самые неподходящие моменты. Делал все, что мог, чтобы ему навредить. А он не реагировал. Причем не только внешне, но и внутренне. И это бесило еще больше. А потом я сдался. В принципе у меня не было вариантов: я все равно знал, что мои буйства ничего не изменят. Да и какой смысл был буянить? Все равно ни я от него никуда деться не мог, ни он от меня. И с этим надо было как-то жить. Так мы начали учиться принимать друг друга. Мы стали самыми близкими друзьями. В принципе иначе и быть не могло. Где еще можно найти человека, который понимал бы тебя так, как мы понимали друг друга, который никогда не мог бы соврать тебе, так же как ты не мог бы соврать ему, который, что бы ни случилось, всегда оставался рядом. Это было даже больше чем дружба – родство душ. Потом происходили случаи, когда он обижался: например, когда я ему устроил внеплановую эрекцию во время ответа у доски на уроке. Одноклассники смеялись над нами около месяца. Он тоже несколько дней дулся, хотя и понимал, что это бесполезно, но потом все-таки сменил гнев на милость. Нам все равно было некуда деться друг от друга, даже уши нельзя заткнуть, чтобы не слышать. И не отвечать нельзя: мысли не удержишь… В общем, бесполезно было обижаться.
Мы взрослели. И со временем стали понимать, что очень хорошо дополняем друг друга. Да, у нас были на какие-то вещи разные взгляды. Взять хотя бы тех же родственников. Он очень любил сестру, жалел маму, переживал за отца, а мне, честно говоря, было плевать… Никто из них не знал про меня, да и попробуй он им рассказать, меня сочли бы не больше чем плодом больной фантазии, поэтому я со спокойной совестью отвечал им всем взаимностью. Мне было все равно. Да, я ценил то, что, скажем, отец делал для нас. Я был благодарен ему за его неуклюжие старания сделать нашу жизнь лучше, но в целом я не испытывал в его адрес никаких особо сильных эмоций. А мой брат был готов порвать на ленточки любого, кто сказал бы хоть одно слово про нашего отца не с той интонацией. И бывали случаи, когда так и происходило. Вообще, было очень странно видеть от человека, не проявлявшего ни малейших эмоций при любых скандалах, такой всплеск чувств, вызванный всего лишь парой слов, которые лично на меня не производили абсолютно никакого впечатления. А наша сестра, этот маленький человечек, по которому, как и по нам, катком проехали родительские послеразводные скандалы… Такого прилива нежности и заботы я не чувствовал от него ни к одному другому человеку.
Ему доставляло огромное удовольствие ощущать мою радость, и поэтому он часто делал вещи, которые сам бы никогда делать не стал, но в то же время в другом оставался непреклонен. Так и получалось, что для меня он лазил с друзьями по крышам, воровал гирьки на базаре, а потом приходил домой и садился за уроки. Учеба! Это была его страсть, которой я никогда не понимал. Да и сейчас, пожалуй, тоже не понимаю. Ему нравилось учиться. Причем не важно чему. Играть в футбол или постигать геометрию, учиться клеить кораблики или погружаться в историю. Ему нравился сам процесс. Наверное, если бы не я, он бы целыми днями проводил в библиотеке, кружках и вырос, скорее всего, каким-нибудь вундеркиндом, но я был, и поэтому, приходя со школы, он шел гулять во двор, играл в футбол, лазил по стройкам, хотя сам не видел в этом ровно никакого смысла. В принципе наш симбиоз выливался в то, что называют нормальным ребенком. И все были довольны.
В какой-то момент у нас, естественно, появилось желание разобраться подробнее в нашей непростой ситуации. Ведь, согласитесь, не у каждого человека есть брат, который живет без физического тела. Это было непонятно. И даже странно. И просто необходимо было выяснить, почему все так получилось. Но как? Родителям рассказать мы даже не пытались. Отец бы точно не понял – это стало ясно сразу. Друзьям… Были робкие попытки поделится этой СТРАШНОЙ тайной, но они все как одна закончились советом посетить психиатра. Оставались только книги. С чего начать? Правильно, с вопроса о том, что остается от человека, когда физическое тело умирает. По общепризнанному мнению, остаться должна была душа, но что это такое, никто толком не знал. И мы с головой погрузились в религию, точнее – в религиоведение. Первым было православие как наиболее доступный объект. Мы проштудировали Библию, общались со священниками в церкви, но ничего, кроме шаблонных безликих фраз, так и не обнаружили. Все могли рассказать, как надо жить и как устроен мир, основываясь на фразе «Пути Господни неисповедимы». Однако реально никто не мог ничего объяснить. Все говорили или писали (если говорить о книгах) кучу умных слов по поводу того, что будет, что было, как надо себя вести, но никто не объяснял почему. Тем более что с нашей реальностью многие каноны православия просто не сходились. Тогда мы начали изучать другие религии. Католицизм, протестантство, индуизм, даосизм, буддизм… Мы даже пытались общаться с появившимися тогда в изобилии сектантами типа «белых братьев» и свидетелей Иеговы. Был даже забавный момент, когда отец нашел у нас в столе их брошюрки и решил, что его сын – сектант. Самое сложное во время всех его лекций о вреде сектантства было не улыбаться: он от этого начинал очень сильно нервничать и все лекции шли по новому кругу. Однако его, конечно, можно понять: он переживал за человека, которого знал только по тому, что ему сочли нужным показать. То есть не знал совсем. Потому что если бы знал, то никогда не заводил бы таких разговоров.
Было перелопачено очень много литературы, но для того возраста ее оказалось мало. Во взрослые библиотеки еще не пускали, а в детских ничего толкового не попадалось. И постепенно эта идея зачахла. Не совсем, конечно, но, по крайней мере, она ушла на второй план…
А на первом плане встало… Именно встало… Что может стоять у мальчика в период полового созревания? Правильно… Девочки из мелких вредин стали переходить в категорию желанного и недоступного, гормоны кружили голову, кровь бурлила. И тут появилось сразу несколько проблем. Во-первых, у нас было разное отношение к нашему нынешнему состоянию. Если я откровенно наслаждался выбросами тестостерона в организме, то моего брата это раздражало. Во-вторых, у нас были совершенно разные взгляды на решение ситуации. Если я считал, что для того, чтобы организм перестал «нервничать», надо дать ему желаемое и все будут счастливы, то он полагал, что организм надо научить слушаться. Сколько я ни пытался его убедить в том, что он не прав, все тщетно. Хотя, наверное, мы оба были правы, только каждый по-своему. В довершение ко всему, как выяснилось, нам нравились совершенно разные девушки. Если он выбирал тихих, спокойных и неприметных, то я с ума сходил от первых красавиц с бешеным темпераментом. Это была проблема. И решилась она, увы, не в мою пользу. Мне оставалось только грустно вздохнуть и наблюдать. Потом была его первая любовь… Потом вторая… Потом моя первая любовь… И все как-то неудачно, но в принципе у кого в этом возрасте бывало по-другому?
Я взрослел быстрее своих друзей и скоро стал скучать у себя во дворе, и мы тихой сапой перебазировались в нашу городскую тусовку неформальной молодежи. Ему было все равно, а я отрывался на полную катушку. Потом была первая женщина… Моя… Которая как-то быстро прошла мимо. Хотя как «моя»?.. Это была, конечно, условность. Просто та женщина нравилась мне – и он закрутил с ней роман. А ему было все равно. Потом еще и еще… Пьянки, гульбища… В общем, в какой-то момент вся эта круговерть надоела даже мне. И тут случилось маленькое чудо…
Как я уже сказал, весь этот жесткий тусняк мне надоел, и мы стали искать смену обстановки. Смена обстановки пришла довольно быстро, причем оттуда, откуда ее совсем не ждали – мы связались с ролевиками. Для тех, кто не знает, ролевики – это такие ненормальные люди, которые в бурный век космических технологий пытаются махать мечами, носить доспехи и вообще всячески возрождать принципы Средневековья и более древних времен. И все было бы как обычно: новые люди, новая компания… В целом люди везде люди, и по большому счету, кроме людей, ничего не менялось. Однако было одно весомое но…
Как я уже сказал, ролевики в основном сильно увлечены различными старинными штуками. И это касается не только одежды, украшений и песен, но и религиозных взглядов. Так уж сложилось, что в том кругу в ту пору очень модно было увлекаться язычеством – проводить всякие обряды, делать жертвоприношения… Короче говоря, на общей волне мы увлеклись язычеством. И как-то раз во время проведения одного маленького языческого священнодейства, которое представляло собой что-то вроде молитвы богу солнца (затея казалась полностью бредовой, но забавной), нам ответили.
Это нас напугало. Одно дело общаться со мной, хотя по диагнозу психиатра только это уже тянет на шизофрению, и совсем другое – с древними богами. Впрочем, почему бы и нет?! Как говорится, если падаешь со скалы в пропасть, почему бы не попробовать полететь?.. В конце концов, что ты теряешь? Нам терять было нечего, поэтому мы без сомнений распрощались с мечтой стать «нормальными людьми» и сделали первый шаг к тому, чем мы стали сейчас.