Говорю от имени мёртвых. Не бывает плохой погоды, бывают неправильные пчелы (Сергей Шангин)

Не бывает плохой погоды, бывают неправильные пчелы

После такой встряски работать я уже не мог, поэтому приём на этот вечер отменил полностью, пообещав, что завтра начну пораньше и отработаю всех, чей сеанс сорвался. Ничего, подождут, никуда их покойнички не денутся, тут живых бояться нужно.

Светлана потребовала объяснить, что происходит и не отступила, пока я не выложил всё в деталях. Думала она недолго, решение приняла быстро:

– Пусть всё идёт, как идёт! С этой проблемой нужно переспать, а там видно будет.

Переспать со Светкой я всегда готов, а вот с проблемой, да ещё с такой, в постель ложиться не хочется. Замучаешься, а не уснёшь до утра, будешь ворочаться, придумывая ужастики один другого страшнее. До сей поры я как-то старался избегать негативной части жизни, зная о ней исключительно из кино. Встретившись с преступником лицом к лицу, понял, что кино всё врёт, в жизни многое проще и страшнее, а главное непредсказуемее.

Тем не менее, благодаря Светке, а точнее её любовным битвам, я уснул, как младенец, умудрившись до утра ни разу не проснуться. Утро подарило верный ответ на мучивший меня вопрос – Светка права, пусть всё идёт, как идёт. В конце концов, ну, не убьёт же он нас! Мы ему ещё пригодимся, нужно просто придерживаться определённых правил и это, как он там сказал – следить за базаром, чтобы чего лишнего кому не надо не ляпнуть. Дрессировщики в цирке к хищникам в клетку входят, голову им в пасть суют, а мне-то всего лишь помочь двум людям найти общий язык.

Отдаст Клещ этому бандиту алмазы и сгинет на веки вечные в аду, как и его подельник когда-нибудь. Все люди смертны, на всё воля Божья! К тому же, как бы противно это не было мне и Светке, услуги подобного рода могут понадобиться им и впоследствии, а быть нужным, значит, долго жить.

Светка, явившаяся из кухни в спальню в моей рубашке на голое тело, заявила безапелляционно, что я супер, что я гений и, вообще, потрясный мужик! С таким утверждениями я категорически согласился, поэтому выпрыгнул из постели голодным тигром, крепко чмокнул любимую в губы и потащил на кухню, чувствуя неимоверное желание проглотить, если не мамонта, то существенную его часть.

* * *

Рабочее утро началось в стахановском темпе – приходилось навёрстывать вчерашнее безделье. К счастью клиент шёл простой и непривередливый. После короткого разговора люди, просветлев лицом, спешили уйти, оставив в нашей кассе весьма существенную плату за столь небольшую, как мне казалось услугу. Но, согласитесь, я честно предупредил – до-ро-го – если человек платит, значит, цена устраивает. Так я думал, пока в мой кабинет не вошла Мария Степановна, потерявшая в одночасье детей и внуков, погибших в автокатастрофе.

– Здравствуйте, доктор, – негромко поздоровалась она, войдя в мой кабинет.

Я и правда был похож на доктора в белом халате, на шее стетоскоп висит, на столе прибор для измерения давления, книги по медицине. Светка настояла, мол, так у людей доверия больше, чем просто к мальчику. Привычка у людей – доктор все знает, доктор поможет.

– Здравствуйте, Мария Степановна, – я постарался придать голосу уверенность, солидность, доброжелательность, но вышло существенно проще, словно с учительницей в классе поздоровался. – Вы присаживайтесь вот сюда, пожалуйста! Как ваше здоровье, как сердце, не хотите измерить давление?

Её вид меня пугал – худая серая тень в чёрном, казалось, дунь ветерок и несчастную женщину унесет прочь. Вдруг во время сеанса помрёт от переживаний: сердце не выдержит или удар хватит? Что делать, как объяснить, почему пациент неожиданно умер?

– Вы, доктор, не смотрите, что плохо выгляжу, я жилистая, сдюжу, – успокоила она сдрейфившего «доктора». – Мне бы с детками ещё разок увидеться, не успела им слово доброе сказать на прощание, слишком быстро всё случилось. Они же ко мне ехали, спешили, а тут дождь и этот «Камаз». А у меня пироги на столе остывают. Я в окошко выглядываю, да ругаю их последними словами, что опаздывают к матери, а то и вовсе про меня забыли.

Мария Степановна рассказывала печальную историю гибели семьи, изредка прикладывая платочек к глазам. Я не торопил её, хотя вся семья уже стояла у барьера, ожидая своей очереди. Там за дверью кто-то начал возмущаться, что время нарушают, что всем нужно быстрее, но Светлана быстро утихомирила смутьянов, пригрозив вовсе прекратить приём.

– Мария Степановна, они ждут, – я осторожно взял её невесомую ладошку в свою руку и протянул руку за барьер. – Говорите, о времени не думайте!

Несмотря на то, что мы установили повременную оплату, я принял решение не брать денег со старушки даже, если она их будет предлагать. Мне казалось кощунством брать плату с таких людей в минуту прощания.

А они говорили и говорили – старушка, её сын и невестка, два внука близнеца лет десяти от роду и девочка годом их старше.

Понимаю, что это выглядит абсурдом, когда живой человек разговаривает с теми, кто уже умер. Разве можно наговориться за несколько минут, даже часов, когда прожита огромная жизнь? Тем не менее, у каждого человека остается в душе некая невысказанность, затаённая до особого часа, который не всегда наступает. Люди уходят, а мы продолжаем жить, терзаясь тем, что не сказали им этих самых важных слов.

Нужно это нам самим или тем, кто ушёл? Кому это важнее? Не уверен, но по себе знаю, что на душе становится легче, когда можешь сказать те самые потаённые слова самым дорогим для тебя людям. Именно поэтому Марие Степановне отдали столько времени, сколько ей понадобилось.

В этот вечер приёма больше не было.

* * *

Следующий день ничем, кроме погоды, не отличался от множества предыдущих. С утра пошёл мелкий противный дождик, намекая, что так будет весь день. Похолодало не по-июльски, захотелось горячего чая, горящего камина и мягкого дивана, а не работы, которой никогда не будет конца. Говорят, что если твое увлечение стало смыслом жизни, ты никогда больше не будешь ходить на работу. Но как назвать то, чем я занимаюсь вот уже больше двух недель?

Поначалу я действительно увлекся, но теперь сеансы уже становятся всё больше рутиной, зарабатыванием денег, отбытием повинности, чем увлечением. Поэтому, на мой взгляд, я хожу на работу, поэтому так и хочется её прогулять в такую погоду. Но кто мне позволит? Работай, Миша! Тем более, что день приближается к обеду – заветному времени для каждого работяги.

Светлана, остановив собиравшегося вбежать в кабинет очередника, вошла и закрыла дверь.

– Миша, тебя в полицию вызывают, – она смотрела на меня с удивлением и подозрением. – Ты что-то натворил? Говори немедленно, я вся на нервах!

– Перепутали, наверное, – отмахнулся я, но вдруг вспомнил о вчерашнем телефонном звонке. – Это по другому делу! Забыл совсем, что они звонили.

– Что значит забыл? По какому делу? Почему я не знаю? – застрочила она. – Это же не кошелек потерять, тут в полицию вызывают, – с каким-то трагизмом в голосе произнесла Светка.

– Слушай, не нагоняй волну, всё в порядке, им нужна помощь, просто помощь, меня вызывают как эксперта.

Я рассказал, что вчера во время прогулки, когда я стараюсь быть совершенно один, зазвонил мой, по забывчивости не выключенный, мобильный. Если не отключаться хотя бы на время от всех проблем, внутренняя душевная батарейка быстро садится. Поэтому при любых обстоятельствах два раза в день я ухожу в парк и гуляю, наслаждаясь ветром, солнцем, тишиной и покоем. Находясь в состоянии лёгкого транса, я не сразу понял, кто звонит и что ему от меня нужно.

Позвонивший представился капитаном уголовного розыска, уточнил, с кем он разговаривает и попросил подойти к ним в отдел в тот же день, как можно срочнее – им нужна моя помощь, как эксперта.

Звонок мне не понравился, тем более, что мы только что, буквально вчера отбили очередной наплыв желающих именно из этой государевой службы, позвонив их начальнику напрямую. И вот опять, да не на приём напрашиваются, а уже к себе вызывают. Это ли не наглость?

Сделав вид, что буквально счастлив от сделанного предложения, вежливо отказался, сославшись на плотный график приёма. Потом сбросил звонок, выключил телефон и выкинул из головы этот разговор. Но они не унимаются, а дело серьёзное – это не телефонный разговор, за неявку по повестке могут и арестовать.

– Нужно идти, Миша, это не игрушки!

Спорить со Светкой, настроенной столь решительно, я не стал, тем более, что позвонили с поста охраны – меня ожидает машина. Нетрудно догадаться, какая именно машина и куда она меня повезёт.

– Как думаешь, сколько мне дадут? – пошутил я и едва не схлопотал журналом по голове.

– Сам дурак и шутки у тебя дурацкие, – заявила Светка, сменив гнев на милость и смахивая с моей рубашки невидимые пылинки. – Ты там это, веди себя скромно, спокойно, со всем соглашайся. Главное, вернись домой – я тебя буду ждать!

Она так крепко прижалась ко мне всем телом, что я совершенно точно понял, если не вернусь вовремя, она взорвет райотдел, расстреляет весь личный состав, раскидает СИЗО по кирпичикам, лишь бы спасти милого. В такие моменты со Светкой спорить опасно. Пообещав вернуться, чмокнув её в губы, отправился в путь, чувствуя себя, если не Христом, то супергероем точно – вот, что значит любовь ближнего.

* * *

Погода, словно поддерживая меня морально, изменилась в лучшую сторону. Поднявшийся ветер разогнал серые облака, горячее июльское солнце моментально высушило асфальт, на улицах стало больше красивых девушек и женщин, но ничего из этого не радовало молодого экстрасенса, не ожидавшего от вызова в полицию ничего хорошего. Могли просто повод найти, чтобы добиться своего, – бубнил я под нос, хмуро глядя на улыбающихся, радующихся лету пешеходов.

В кабинете меня ждал молодой сотрудник уголовного розыска, сообщивший, что капитан Удальцов сейчас у начальства и просил его подождать.

– Чай, кофе? – любезно предложил сотрудник. – Только без сахара, получка завтра, а сахар кончился.

– Спасибо, не надо, – отказался я, чувствуя, что никакой чай в меня сейчас не полезет. – А по какому делу меня вызвали, что-то случилось, я что-то нарушил?

– Да что вы, – отмахнулся сотрудник. – Меня, кстати, Николаем зовут, а вас Михаил Григорьевич, если не ошибаюсь.

– Можно просто Михаил… Миша, – поправился я, не чувствуя себя пока полноценным Михаилом Григорьевичем.

– Говорят, что вы можете типа с мёртвыми разговаривать? – в глазах Николая горел неподдельный интерес. – Они же померли, как с ними разговаривать? Типа душа, да?

– Типа да, – коротко ответил я, вовсе не успокоенный словами сотрудника. – Так что от меня нужно капитану Удальцову? Хотя бы в общих чертах, если можно, – попросил я, надеясь как-то подготовиться к разговору со следователем.

– Не могу, Миша, – развёл руками Николай, – капитан приказал без него тему не начинать. Он у нас знаешь, какой строгий? Жуть! Его все бандиты на районе боятся за принципиальность. Если накосячил, Петрович мигом за шкварник и в СИЗО. Ещё никто от него не уходил домой, только на зону. Да ты, то есть вы не дрейфи, э-э-э, не бойтесь – это же он с бандюками так, а вы эксперт! – быстро уточнил Николай, заметив, как вытянулось моё лицо во время живописания судьбы личностей, попавших в кабинет Петровича.

– Спасибо, успокоил, – я тяжело вздохнул. – Можно на ты, так проще.

Кабинет следователя действовал на меня угнетающе. Давили стены, угрожая схлопнуться и раздавить, как комара. Телефон угрожающе звонил и звонил, а Николай даже не собирался на него отвечать, полностью поглощенный разговором с интересной личностью, то есть со мной. В коридоре слышались матюки задержанных и окрики охранников, их сопровождающих. Десятки людей ходили, топали, пробегали по коридору, громко хлопая дверями, словно в коридоре шла ожесточенная перестрелка. А потом и вовсе раздалась настоящая автоматная очередь за окном.

– Неужто завёл? – удивился Николай и кинулся к окну. – Серёга, ну, как наш козлик, поживёт еще?

Я хотел было кинуться к бестолковому Николаю, чтобы спасти его от верной смерти, как стрельба сменилась на всё более уверенное, хотя и достаточно громкое пыхтение автомобильного двигателя.

– Да, чего ему сделается? – отозвался, видимо, Серега. – Он же железный! Сейчас карбюратор подрегулирую и катайся, как на новом!

– Вот же мужик, золотые руки, – кинулся было рассказывать мне Николай историю про мастера, как дверь распахнулась, и в кабинет вошёл невысокий, средних лет мужчина в обычном костюме, без пистолета, с обычной бумажной папкой на завязочках под мышкой.

Коротко стриженный, скуластый, он смотрел на меня прищурившись, словно прицеливался или оценивал ситуацию.

– Товарищ капитан, задержанный… э-э-э, приглашенный эксперт прибыл, – поспешил доложиться Николай.

– Прибыл, значит? – капитан сел за стол, движением руки предложил мне снова сесть и начал внимательно оглядывать, словно экспонат в музее. – Любопытно, а я вас себе по-другому представлял, – признался он. – Документы при себе?

– Документы? В смысле паспорт?

– Ну, да, документы, – капитан смотрел с нескрываемой усмешкой, – паспорт тоже сгодится. Должен же я знать, с кем разговариваю, – он взял паспорт, раскрыл его и внимательно сверил фотографию с моей физиономией.

Затем, забавно шевеля губами, прочитал, кто и когда выдал мне документ, перелистнул на страничку с пропиской, заглянул в раздел, связанный с жёнами и детьми.

– Не женаты, значит? Занятие у вас серьёзное, ответственное, а ни жены, ни детей, словно собираетесь в любой момент сбежать от обманутых клиентов.

– Я никого не обманываю, – понятно, что капитан меня подначивает, но всё равно обидно, когда говорят такое. – Люди получают то, за чем приходят. Ещё никто не сказал, что его обманули. Или кто-то накатал жалобу?

– Да, шучу я, успокойтесь, Михаил Григорьевич, – капитан протянул мне паспорт. – Никаких жалоб, исключительно отзывы в самых восхитительных тонах, поэтому мы к вам и обратились за помощью. Человек пропал, девочка семи лет: вышла из школы и пропала по дороге домой. Это произошло позавчера. Точнее пропало три ребенка, но данные по остальным потеряшкам поступили только сегодня утром. Розыски ничего не дают, свидетелей нет, подозреваемых тоже. Вы наша последняя надежда, Михаил Григорьевич.

Ничего себе, прямо обухом по лбу. Сижу как на иголках, переживаю, строю из себя узника совести, а тут горе вселенское – дети пропали. Представляю, как сейчас переживают родители.

– Постойте, товарищ капитан…

– Леонид Петрович, – поправил капитан, – так будет проще.

– Вы же понимаете, Леонид Петрович, что я могу… моя специфика… если я смогу с ними поговорить, значит…

– Мы понимаем, и всё же, – капитан явно решил идти до конца, – даже в этом случае вы, я надеюсь, сможете поговорить с детьми. Это так?

Я кивнул головой, изо всех сил надеясь, что ни с кем из них мне не придется разговаривать таким способом. Как угодно, только не так.

– Посмотрите, здесь их фотографии, имена, фамилии. Фотографии их родителей, одноклассников, друзей. Вот протокол опроса родителей в день исчезновения, во что были одеты, что имели при себе, какие причёски, бантики и прочее. Что ещё нужно? Мы постараемся предоставить всё возможное, только не разочаруйте нас, Михаил Григорьевич. Очень вас прошу!

До боли в глазах я всматривался в фотографии, пытаясь вызвать на разговор тех, кого со вчерашнего дня безуспешно искали родители, друзья и знакомые, полиция. Я вглядывался в ряды, выстроившихся призрачных гостей, до последнего надеясь не увидеть среди них именно этих детей. Ничего! Хорошо это или плохо? Как сказать. Если я их не вижу, значит, они ещё живы! Это здорово и есть повод для оптимизма. Только что я скажу капитану Удальцову и этому молодому лейтенанту Николаю, смотрящему на меня, как на бога? Они просто разочаруются – очередной мошенник!

– Что, Михаил Григорьевич, не получается? – без тени сарказма, словно заранее зная результат, устало поинтересовался капитан. – Но мы должны были проверить и эту ниточку, сами понимаете…

Ничего себе, он успокаивает меня, хотя на его месте я бы выгнал меня с треском, и на весь белый свет расписал, что он народ дурит за большие деньги. А он меня… Стоп! Это кто?

– Вот ваша повестка, – капитан быстро черкнулся в бумажке и протянул её мне. – Мы вас больше не задерживаем. Это покажете на выходе.

– Да подождите вы со своей бумажкой, – я раздраженно отмахнулся. – Как тебя зовут, – обратился я к незнакомой девочке, настойчиво ловившей мой взгляд.

– Меня? – удивился лейтенант. – Я же говорил…

– Тихо ты, – оборвал его капитан, – не с тобой разговаривают.

– Катя Грибова, – радостно отозвалась девочка, поймав мою руку. – Дяденька, а вы можете отправить меня туда? – она махнула тонкой ручкой куда-то вверх. – Мне здесь скучно и страшно. Они приходят и уходят, а я остаюсь.

– Капитан, кто такая Катя Грибова, лет десяти, примерно?

– Дай минутку, Миша, – капитан кинулся что-то набирать в компьютере. Имя ему явно ничего не сказало.

– Катенька, я обязательно тебе помогу, мне только нужно узнать, кто держит тебя здесь?

– Лена, Саша и Лариса, – быстро ответила Катя. – Они пошли меня искать, и попали в ловушку, – она спешила рассказать всё самое важное, словно её поезд вот-вот должен был отойти от перрона.

– Катя Грибова, ученица интерната, родителей нет, пропала полгода назад. Все решили, что она утонула, но тела так и не нашли. Дело закрыли за отсутствием улик и состава преступления. Девочка из соседнего района, поэтому в нашу серию не попала, – быстро отчитался капитан. – Что ещё, Миша? Они живы?

– Катя, где они сейчас?

– Там же, где и я, – удивилась моей непонятливости девочка. – Я же сказала, они попались в ловушку. Это в подвале нашего интерната. Я им как-то рассказала, что под нашим интернатом подвал старинного замка, там есть сокровища, и я их обязательно найду.

А потом куплю себе папу и маму, – у Кати задрожали губы, она всхлипнула, но плакать не стала. – Я ведь понимаю, что родителей не купишь, но мне так хотелось, чтобы у меня были родители, как у всех.

– Они живы? Девочки живы? – спросил я для очистки совести, точно зная ответ, ведь никого из них я пока не видел перед своим внутренним взором. Но это пока…

– Да, живы, но у них нет воды и еды, если им не помочь, они скоро умрут и… мы будем снова вместе, – она так обрадовалась своему открытию, что даже не заметила грустного факта – для этого девочкам нужно умереть.

– Катя, девочек нужно спасти, им ещё рано умирать и только ты можешь нам в этом помочь! Сделаешь? Расскажи, где их искать?

– Нет, – девочка неожиданно расплакалась, – я не помогу вам, вы заберете их у меня, а я одна, я совсем одна, я всегда одна. Пусть они придут ко мне, им ведь совсем немного осталось, ещё чуть-чуть подождать и они будут со мной. Я не скажу вам ничего, отпустите меня, мне больно, – захныкала девочка, размазывая свободной рукой слезы по лицу.

– Миша, что там у вас происходит? Помощь нужна? – вмешался капитан, чувствуя, что дело идёт не совсем туда, куда бы хотелось.

– Нужна, – признался я, не зная, как убедить девочку спасти подружек. – Возьмите меня за руку и закройте глаза, вы сможете поговорить с Катей, но она не хочет нам помогать, потому что девочки вот-вот умрут и присоединятся к ней. Понимаете, капитан?

Он не стал раздумывать, тотчас же сделав требуемое.

– Катя, девочка моя, послушай! Меня зовут Леонид Петрович, я капитан полиции и веду дело о пропаже этих трёх девочек. Дома не спят родители, думающие о самом страшном. Весь город сейчас ждёт, вернутся девочки домой или нет? Вы обязательно встретитесь, но позже, девочка моя, немного позже! Я это точно знаю, ты можешь мне верить. Я был там, где сейчас ты, правда совсем недолго, и встретил своего старого друга, погибшего за много лет до этого. Друзья всегда встречаются, сколько бы лет не длилась разлука.

Катя перестала плакать, в её огромных глазах светилась надежда. Она слушала капитана, не замечая, что всё сильнее сжимает мою ладонь. Она заговорила сразу, как капитан замолчал.

– В спортзале, в раздевалке для девочек, в стенном шкафу одна панель на стене сдвигается. Но не так просто, нужно нажать на три шишечки одновременно – две справа на уровне моей головы и одна слева. Их почти не видно, но у меня была картинка, я её нашла в старой коробке на чердаке интерната. Там за панелью есть лестница, по ней спускаешься вниз и открываешь дверь. Она открывается только в одну сторону, это ловушка для дураков. Они сейчас там. Потому что я им дала тогда перерисованную картинку, дура!

– Ты не дура, Катюша, – поспешил успокоить её капитан, – ты большая умница! Мы спасём девочек и Михаил Григорьевич поможет тебе отправиться в лучший из миров. Мы обязательно расскажем девочкам, кто их спас, ты можешь в это верить, даю тебе слово, как друг, – капитан сжал мою руку, словно передал это рукопожатие девочке. – Мы побежим их спасать, Катюша, и потом вернёмся к тебе!

– Михаил Григорьевич, вы останетесь здесь или с нами? – капитан лихорадочно собирался, торопясь на место пропажи девочек.

– Конечно, с вами, да и Катя тоже. Так, Катя? – спросил я у девочки, не сомневаясь в ответе.

– Конечно, вы ведь ни за что не найдёте те нужные шишечки, их триста лет никто не мог найти, а я нашла.

Девочки были едва живы, когда их вынесли из подвала на руках и загрузили в машины «Скорой помощи». Мы проехали до больницы – мне хотелось в точности знать, что с девочками будет всё в порядке, а капитан надеялся взять показания, если врачи пустят в палату.

– Поймите, – уговаривал он врача, – я не могу ждать, когда они придут в себя полностью. А вдруг в этом замешан какой-нибудь маньяк и завтра пропадёт ещё несколько девочек, вы готовы взять на себя ответственность за их жизни?

– Позвольте, – отбивался врач, поправляя постоянно сползающие очки, – но они же сказали, что сами по своей воле пришли в этот подвал. Какие маньяки, что вы наговариваете ужасов?

– Вы не понимаете, доктор, – упорствовал капитан, – зачастую жертвы не могут или не хотят признаться, что стали жертвами преступника. Ведь им может оказаться кто-то им хорошо знакомый, иногда даже близкий родственник или учитель. Они будут говорить всё, что угодно из опасения, что он снова может проделать с ними те ужасы, которые им пришлось испытать. Я должен поговорить с ними немедленно и не стоит препятствовать мне в исполнении служебного долга. Скажите, они могут разговаривать?

Доктор кивнул, не в силах противостоять напору капитана Удальцова. Я мог лишь посочувствовать доктору, но позиция капитана мне казалась более правильной – нужно убедиться, что никто больше не пострадает.

– Он пойдёт со мной, это наш эксперт! – безапелляционно заявил капитан и пригласил меня следовать за ним в палату.

Девочки выглядели существенно бодрее, чем час назад – теплые одеяла, горячий бульон и сладкий чай наполнили их хрупкие тельца жизнью.

Капитан с разрешения сидящих в палате родителей задавал им вопросы, они, перебивая друг друга, отвечали, а я смотрел на Катю Грибову, стоящую по ту сторону барьера с немым вопросом в глазах. Я взял её за руку, чтобы ей не было так одиноко.

– С ними всё будет хорошо? – немного грустно спросила она, разглядывая девочек, лежащих в больничных кроватках.

Я молча кивнул, чтобы не отвлекать капитана и детей от беседы.

– Мне грустно, – пожаловалась Катя, – они меня не отпускают, а здесь у меня никого нет. Вы можете мне помочь, дяденька?

Конечно могу, вот только нужно как-то объяснить девочкам, кто их спас на самом деле и почему этот человек сейчас мучается. Хорошо в сказках, там с самого начала понятно, что всё происходящее – вымысел. Можно погрустить, даже поплакать, а то и посмеяться, чтобы потом, закрыв книжку, забыть даже самую страшную сказку.

Родители, конечно же, не поверили моим словам, но не смогли отказать тому, кто спас их детей. Свою маленькую сказку я решил сделать доброй, рассказав как можно более просто о том, кто и как на самом деле помог нам их спасти. Если девочки и не поняли что-то из рассказа, это не беда, но они охотно включились в игру, согласившись отпустить Катю с тем условием, что когда-то, через много-много лет, все вместе встретятся снова.

Видимо там, куда спешила уйти Катя, было по-настоящему хорошо, потому что она сильно обрадовалась словам девочек и собралась уже убегать, как к ней подошли мужчина и женщина. Они взяли её за свободную руку, и я стал свидетелем их разговора.

Муж и жена стали жертвой несчастного случая, их маленький ребёнок остался на попечении бабушки. С ними простились, отпели, проводили честь по чести, но страшная тоска по малышу не отпускала их из этого мира. Познакомившись с Катей, узнав её историю, они попросили её стать их дочкой в ином мире. Катя согласилась.

– А ведь и правда, сокровища дали мне родителей? – рассмеялась она напоследок, отпустив мою руку.

Они уходили прочь, в туманную даль, становясь все мельче и туманнее, пока неожиданная вспышка ослепительного пламени не стерла их из этого мира. Точнее из иного мира, ведь наш мир все они покинули давно.

– Не плачь, эксперт, – капитан толкнул меня локтём, – родители смотрят.

Вот ничего себе, я разнюнился, как девчонка, хотя, кто знает, как бы другой вёл себя на моём месте. И, все-таки, мечты сбываются, не здесь, так в другом мире точно!

– Леонид Петрович, а как звали вашего друга? – спросил я, решив при случае предложить им поговорить ещё раз, если друг ещё был в зоне доступности.

– Какого друга? – удивился капитан.

– Ну, погибшего, – подсказал я запамятовавшему капитану, – о котором вы Кате говорили.

– Да, не было никакого друга, – легко отмахнулся капитан. – Надо же было как-то её уговорить сотрудничать, вот и придумал. В нашей работе нужно импровизировать на ходу, иначе никак, – он ободряющее похлопал меня по плечу и ушел.

А я остался с чувством недоумения и разочарования – ведь я, как и Катя, поверил ему! Нельзя так шутить даже для дела! А с виду человек приличный. Или ты, Миша, ещё не научился разбираться в людях?

* * *

Мелкая ложь капитана не смогла испортить хорошего настроения – девочек спасли и во многом, благодаря мне и моему дару. Значит, всё это не зря, есть какой-то толк, какая-то польза людям, кроме разговоров с покойниками за деньги.

В приподнятом настроении, купив по дороге букет цветов, я возвратился прямиком домой – приём давно закончился. Светлана заставила всё рассказать в подробностях, а некоторые моменты и по несколько раз, переживая за девочек и окончательно расплакавшись в финале истории о Кате, нашедшей там в ином мире родителей.

Хорошо быть частным предприятием – хочешь работаешь, надоело – отдыхаешь. И мы решили устроить себе маленький отпуск. Наше предприятие не работало больше недели. За это время некоторые клиенты отказались от записи, объяснив, что уже отпустили умерших сами, просто поговорив с ними, как с живыми, прочитав молитву, поставив свечку в церкви. Оказывается, существует масса возможностей, не обращаясь к различного рода шарлатанам, по-человечески проститься с теми, кого любишь даже после их смерти.

Очередь существенно проредилась, услуга перестала казаться экзотической, к тому же в городе, как грибы после дождя, появились во множестве «последователи», быстро понявшие, что на этом можно легко и просто «срубить бабла». Их шоу проходило несколько не так, как у меня, но «за умеренную плату», что вполне устраивало многих людей, не имевших в кармане больших денег.

Конкуренция должна снижать цену на услуги и повышать их качество, так говорит закон свободного рынка, но для мира шарлатанов этот закон неприменим. Здесь правит антураж, непонятность, заумность, причудливость, вычурность самого прорицателя и процесса оказания услуги. На сознание клиента действуют хрустальными шарами, чучелами сов, оскаленными черепами, магическими пентаграммами и прочей ерундой, подробно описанной во многих книгах и сериалах про магию.

Мой кабинет был прост, аскетически пуст и мало похож на то, место, где живет волшебство. Клиентов с каждым днем становилось все меньше. Меня это радовало возможностью вернуться к прежней спокойной жизни, Светлану расстраивало до невозможности. Весь её мир, созданный после последнего разговора с дочерью, рушился, грозя возвращением прежних серых будней.

Несмотря на успех операции по спасению девочек, силовые ведомства не спешили обращаться ко мне за помощью, рассудив, скорее всего, что инициатива капитана Удальцова не более, чем авантюра. Их практичность меня радовала – не хватало ещё стать штатной ищейкой и допрашивать покойников, выясняя обстоятельства их гибели. Капитан также пропал из вида, хотя мы иногда пересекались на улице с его молодым помощником Николаем. Тот по-прежнему при виде меня радовался, интересовался делами и жалел, что сам такого не умеет.

* * *

Слово «Дорого!» начало, наконец, работать на нас. Несмотря на небольшое количество клиентов, денежный ручеек не ослабевал. При этом работы стало на порядок меньше, появилось время для себя, мы, наконец, почувствовали, что такое богатая жизнь.

С самого начала нашего предприятия мы договорились, что существенную часть дохода будем тратить на благотворительность. Что ни говори, а дар пришёл не сам собой, по какой-то причине я был избран, чтобы нести людям покой. Не ямы копаю, не деревья валю, просто соединяю два мира, получая за это большие деньги. Был бы шарлатаном, спал бы спокойно, а тут совесть встаёт в полный рост – можешь помочь людям, помогай.

Хорошо, что у Светки масса подружек, завязанных в социальной сфере. Найти среди них одну, доподлинно знающую, куда применить свалившиеся с неба деньги, не составило труда. Наталья сразу расписала список первоочередников, второй круг и кому уж что перепадет. Каждый месяц деньги под её руководством перетекали на счета детских домов, больниц, школ, чтобы спасать самое дорогое, что есть в нашей жизни – здоровье, образование, да и просто счастье детей.

Главным условием, которое было жёстко выставлено Наталье – анонимность и отчётность. Нечего делать из благотворительности рекламу, но деньги требуют учёта. Не сказать, чтобы мы не доверяли Наталье – человек она с чистой душой, – но нужно точно знать, работают деньги в правильном направлении или просто тратятся директорами детских учреждений на свои нужды.

Однажды ночью, уснув после возвращения из дорогого ресторана и утомившись в любовных играх, я впервые за много недель вновь увидел навязчивый сон. С той поры, как началось мое активное сотрудничество с миром иным, сны прекратились, словно кто-то по доброй воле дал мне возможность полноценно отдыхать после дневных трудов. И тут снова!

Плотная толпа жаждущих встречи смотрела на меня не то, чтобы неодобрительно, но с явным недовольством, как на нерадивого хозяина, совершенно забросившего собственное стадо.

Сквозь толпу кто-то, подобно ледоколу, стремительно прорывался в первый ряд, толкаясь, пихаясь, а порой и просто отбрасывая со своего пути любого, кто пытался ему препятствовать. Наконец, он вынырнул у барьера – ну и рожа, таким лицом детей пугать, а этот в дорогом костюме, с золотыми часами, совершенно уверенный в собственном великолепии и превосходстве.

Отряхнув полы пиджака и поправив дорогой галстук, он требовательным движением пальцев буквально приказал мне – иди сюда! Не подойдите, пожалуйста, не будете ли вы столь любезны, не соблаговолите ли, сударь, а подь сюды, парень! Единственно ради любопытства, понимая, что он мне ничего не может сделать, я согласился поговорить с ним и протянул руку.

– Это, малец, с утречка мотанись в городскую управу, звякни там Лопуху, в смысле Лопухову Степану Самуиловичу, чтобы зайчиком бежал к тебе. Мне с ним кое-что перетереть нужно. Телефон запиши, да скажи, что Меняйло звонил… в смысле, блин, позвал. И это, без него не приходи, понял?

– Слышь ты, Меняйло, а не хочешь пойти пешим эротическим маршрутом? – я откровенно разозлился от такого неприкрытого хамства. – Помер, значит, все твои дела закончились, понятно выражаюсь? – я попытался высвободить руку, но Меняйло явно не собирался со мной расставаться.

– Слышь ты, хрен с горы, не поможешь, так я через другого человечка до Лопуха достучусь. Думаешь, ты один такой что ли? Ты чего войны хочешь, падла? Будет тебе война! Думаешь, помер мэр, так он уже пыль под ногами?

Блин, точно, как я забыл эту фамилию, которая в последние несколько месяцев не слезала с первых полос местных газет. Мэр нашего города, Меняйло Игорь Иванович, обвинённый в коррупции, краже бюджетных средств, организации преступного сообщества и даже в заказных убийствах. Был убит киллером прямо возле здания мэрии совсем недавно. И недели не прошло. Нового мэра пока не выбрали, кто-то временно исполняет его обязанности.

Конечно, я представлял, как могут общаться представители этого мира с простым народом, но чтобы именно так, как-то не верилось. Всё-таки власть, должен служить образцом людям, давать пример, показывать, как должны жить и работать чиновники высокого ранга. А тут бандит какой-то в натуральном выражении. Чем больше я знакомлюсь с людьми в ходе своих «разговоров», тем меньше уважения к ним испытываю. Представляю, что думают о людях хирурги и патологоанатомы.

– Слышь, парень, давай без обид, – сменил тактику мэр, – сам понимаешь, не каждый день вот так расстреливают и хоронят. Весь на нервах, а там проблем накопилось. Без меня не решат однозначно или решат плохо. Понимаешь, парень, для города плохо! Мне-то сейчас ничего уже не нужно, это я точно понял – с собой в могилу богатства не унесёшь, а вот за дело обидно. Вытащи мне Лопухова, край как надо! Тебе не сложно, а городу польза, – он откровенно давил на мою сознательность, справедливо полагая, что обычный человек не способен отказать другому, если дело касается пользы для людей.

– И что я ему должен сказать, чтобы он мне поверил? – спросил я, памятуя историю с Машей. – Думаете, я вот так позвоню, приглашу его поговорить с убиенным начальником, и он сразу прибежит на всё готовый? Нужен ключ, то, что знаете только вы и он, чтобы он мне поверил и согласился.

Мэр явно озадачился. В его планы не входило делиться со мной какой бы то ни было информацией, а тут вынь и положь малознакомому человеку практически компромат. Меня несколько смущало, что он даже не удосужился озаботиться при этом, как они со своим подельником будут разговаривать о сокровенном в моём присутствии. Мало мне Седого, теперь ещё мэр на голову свалился. И что интересно, по сути и тот и другой бандиты, один вынужден прятаться, другой всегда на виду, но оба грабят народ.

– Назовёшь ему вот эти цифры, – он продиктовал числовую последовательность, – он сразу поймёт. И телефон запиши, всё равно тебя к нему не пустят, а по этому телефону он всегда отзывается, потому что его знаю только я и его любовница.

Проснулся с дикой головной болью, безо всякого желаний работать, а когда обнаружил рядом с кроватью листок с криво нацарапанными цифрами, потерял всяческий интерес к жизни. До последнего надеялся, что ночной кошмар всего лишь сон.

* * *

Звонить никому не стал, просто пошёл на работу и занялся привычным делом, благо, что в этот день клиент шёл косяком. То ли у конкурентов начались проблемы, то ли народ начал умирать толпами, но работы было много. Когда занят делом, забываешь о проблемах, некогда думать, только успевай «соединять абонентов» и обеспечивать «трафик». Как телефонная барышня, блин.

Седой появился неожиданно. Я уже, грешным делом, решил, что он бросил эту затею, поняв, что Клещ никогда не расскажет ему обо всех заначках с камушками. В конце концов, существует масса других способов узнать требуемое. Опросить подельников Клеща, выяснить, где он бывал, что делал, с кем общался, сузить круг подозреваемых и мест хранения, провести обыски. Но, по всей видимости, у Седого были свои резоны продолжить начатое, тем более, что в это направление уже вложены деньги.

Как и в прошлый раз, он пришёл ближе к вечеру, словно дожидался отсутствия людей.

– Что, Седой, нашёл камушки? – с кривой ухмылкой поинтересовался Клещ. – Видел-видел, что Нинке кинул кусок. За это спасибо! Но свечки в храме божьем не дождался. Что-то не так? Или ты словам этого пацана поверил? Так это порожняк, он сам в этом ничего не петрит, так по ушам ездит, лохам сказки рассказывает. Тут всё по-другому, Седой, да скоро сам узнаешь, – он заржал, довольный своей шуткой.

– А рисковать не будем, – без тени улыбки ответил Седой. – Твои слова против его слов, а тебе никогда веры не было. Ты же соврёшь и у попа на исповеди, так ведь? Так что у нас со второй заначкой, Клещ? Время идёт, я всё делаю, как ты сказал, пора вторую заначку вскрывать.

Клещу явно не понравились слова Седого. План у него был, знать бы какой, но читать мысли покойников я пока не научился. Кстати говоря, кроме как Маша, никто другой и моих мыслей прочитать не мог. Видать, с Машей случай особый вышел или она сама была непростой девочкой.

Что задумал Клещ? Чего он добивается, зачем время тянет? Он же понимает, что Седой в любой момент может его Нинку с мальцом порешить, если не получит желаемого. Тут явно что-то не чисто, Клещ что-то задумал, но для реализации его плана нужно время. И потом он снова сможет воспользоваться заныканными камушками сам? Реинкарнация что ли? Он в это серьёзно верит? Или действительно есть ещё кто-то такой же как я, умеющий не только разговаривать, но возвращать эти души в наш реальный мир, помещая их в чужое тело? Жуть! Или его развели, как последнего лоха, пообещав это за долю малую от сокровищ?

– Пока свечку не поставишь и молебен не закажешь, никакой второй заначки, – отрезал Клещ. – Был уговор, ты его не выполнил, о чём тогда базар? Пацан сказал, пацан сделал или теперь всё по-другому?

– А ты мне предъявы не кидай, не твой фарт нынче, – не сдавался Седой, – не будет второй заначки, сам знаешь, что дальше. Ты же не дурак, Клещ, какой смысл упираться? Тебе эти камушки уже ни к чему, всё, спекся, ласты склеил, к чему народ смущать? Мы же можем и проклясть, если что, ты же нас знаешь.

– Да мне ваши проклятья, тьфу – растереть и забыть, – Клещ скривил губу и действительно сплюнул. – Мне и свечки твои по барабану, Седой, но был уговор. Хочешь с Нинкой рассчитаться? Твоё дело, тогда вообще никакого разговора не получится, и сделке кранты. Что у тебя, кроме Нинки и её пацана, есть? Да ничего, Седой! Что ты меня на голый понт берёшь, как лоха на вокзале? Хочешь нормального дела, исполняй уговоры! Будем дальше разговаривать или ты всё понял, Седой?

Клещ явно пёр буром, надеясь, что Седому камни важнее возможности уесть пусть и мёртвого уже Клеща убийством его бабы с мальцом. Тупиковая ситуация – чем можно досадить покойнику? Да ничем, если не знаешь, как тот мир устроен. А как это узнать? Да просто – помирай и узнавай! Блин, надеюсь, что я это не вслух сказал!

– Вот что я тебе скажу, Клещ, гопником ты был, гопником и помер, – не поддался на развод Седой. – Нинка нам твоя не нужна, чисто по понятиям помогли, как-никак вдова нашего покойного товарища. Ты никого не сдал, косяков за тобой особых не было, так что всё по понятиям, брат. Но с камушками это ты зря, палку можно долго гнуть, да только она может и сломаться. Ты это, жди гонца!

Седой ухмыльнулся каким-то своим мыслям и отпустил мою руку. Клещ, недолго думая, тотчас же свинтил. А в моей душе затаился страх – Седой явно думал также, как я. И гонца он пошлёт, и разговаривать с ним мне придётся. Вот только я этого не хочу категорически.

– Деньги возьми, доктор! – Седой протянул пачку пятитысячных купюр, явно рассчитывая меня удивить. – Работка у тебя скоро намечается, ты уж не подведи – дело важное, общество ждёт результатов, не могу я их обмануть, на ножи поставят. Такой вот расклад, доктор! Меня на ножи и того, кто не помог тоже, – он с улыбкой смотрел мне в глаза, явно довольный результатом. – Деньги-то спрячь, ни к чему им светиться, деньги любят тишину и темноту, почти как покойники.

После его ухода я никак не мог взять себя в руки. Дико хотелось напиться до чёртиков и забыться, хотя, кого я обманываю? Ну, забудусь на один вечер, от этого Седой и его планы никуда не денутся. А может закрыть лавочку и сказать, что потерял способности? Думаешь, Седой поверит? Ага, сперва пришьёт, потом поверит. Тоска! Засада!

* * *

На следующий день, едва начался приём, позвонили из мэрии и любезно пригласили на встречу с исполняющим обязанности мэра по вопросу подготовки к празднованию дня Победы.

– Извините, не понял, а я тут с какой стати? – звонок меня не то, чтобы удивил, но насторожил.

Меняйло успел как-то пробиться к своим подельникам или это случайность, никак не связанная со вчерашним ночным разговором?

– Вам объяснят при встрече, – уже гораздо суше ответил женский голос. – Вас ждут сегодня в четырнадцать часов! – информация звучала, как приказ, подлежащий неукоснительному исполнению. – Просьба не опаздывать, у Степана Самуиловича плотный график.

Голос не стал ждать моего ответа, по всей видимости, там, откуда звонили, привыкли к беспрекословному подчинению. Кстати, а Степан Самуилович не Лопухов ли? Интересное совпадение! И что меня там ждёт?

На какое-то время мысли о предстоящей встрече отошли на второй план, потому что в кабинет ввалилась толпа гопников, которую Светлана при всем желании не смогла бы остановить, а охрана явно не решилась им перечить.

– Чо, в натуре, можешь бакланить с мертвяками, пацан? – главный тотчас же развалился в кресле для клиентов, закурил и осмотрелся, выпуская дым в потолок. – Прикольно у тебя тут, – оценил он увиденное. – Нам бы с корешом перетереть за жизнь, сделаешь? Да ты не боись, мы нормальных пацанов не трогаем, – он с ухмылкой на лице оглядел свою кампанию, которая с готовностью заржала, поддерживая приколы главаря. – Если с нами по-хорошему и мы шоколадные, усёк, пацан? Чо молчишь, немой что ли?

Есть же охрана, можно вызвать полицию, но по-прежнему, как и раньше тело охватило противное оцепенение, как у кролика перед удавом. Не в тёмной подворотне, не в глухом тупике, в собственном офисе я сидел и отчаянно боялся за свою жизнь, хотя ничего страшного ей пока не угрожало.

– Здесь не курят, – слегка справившись с волнением, предупредил я и демонстративно открыл форточку. – Плохо сказывается на результате, может вообще ничего не получиться.

Слова звучали всё более уверенно и жёстко, сказывались многочисленные сеансы, да и занятия в тренажёрке придавали сил не только в физическом плане.

– Понял-понял, – гопник подскочил, суетливо огляделся в поисках пепельницы, но не найдя ничего подходящего, ткнул бычок в землю фикуса. – Нам результат нужен, без базара, пацан! Как скажешь!

– И в кабинете может находиться только один из вас, остальные в коридор, а лучше на улицу, чтобы клиентов не распугать, – я говорил строго и жёстко, ставя ультиматум.

Храбрости мне, как ни странно, придавал белый халат, фонендоскоп и слово «доктор», к которому я за это короткое время успел привыкнуть, считая себя настоящим доктором человеческих душ.

Гомоня и матерясь в полголоса, гопники вывалились из кабинете и, насколько я успел увидеть прежде, чем дверь снова закрылась, потопали действительно на улицу. Видать дело того стоило, раз они подчинялись приказам обычного терпилы, как обычно назывались ими люди, подлежащие наезду.

– Что нужно? Коротко и точно, моё время стоит денег, которые вы, как я понял, платить не собираетесь. Поэтому решаем вопрос быстро, и я продолжаю работу – там сидят люди, которые мне готовы заплатить, в отличие от вас.

Меня откровенно несло, я чувствовал небывалый драйв, раздражение накачивало адреналином, заставляя действовать и говорить резко, решительно, не опасаясь никого и ничего. Но на главаря гопников это, как ни странно, не подействовало.

– Так я, пацан, по этому вопросу как раз и пришёл, – он улыбался широко, чувствовал себя хорошо и привычно. – Делиться нужно, пацан! Ты работаешь на моей земле, а я с этого ничего не имею. Обидно, сам понимаешь! Ты деньги гребёшь лопатой, а пацанам выпить не на что, хавчик купить не могут, без курева сидят – это ж не по-пацански, да? Цены твои я знаю, очередь твою вижу, цифры складывать умею. Значит, секи сюда – в конце дня будет прибегать мой засланец, ты ему долю малую в кулёчке будешь отдавать. Всего за десять процентов мы решаем все твои проблемы, пацан, заживёшь, как у Христа за пазухой. По рукам?

Что-то произошло в моей душе в этот момент, что-то хрустнуло и поломалось, под давлением страшной обиды – я несу людям добро, трачу себя, свою жизненную силу, здоровье, чтобы помочь им справиться с утратой, а тут приходят какие-то непонятные личности и лезут в чистый храм грязными лапами.

– Братуха, да ты не дрейфь, все будем в шоколаде, – неправильно истолковал выражение моего лица гопник и схватил меня за руку, стремясь закрепить соглашение.

Обычно в момент соединения двух миров меня поражает высоковольтный разряд тока, а тут огромной силы заряд впился в гопника, заставив его выгнуться дугой. Я не заметил, как совершенно непроизвольно нырнул рукой за барьер, войдя в соприкосновение с иным миром. При этом я никого конкретно не зацепил, но моя рука черпала энергию из барьера, щедро вливая её в виде электрического разряда в тело врага.

Да, именно врага, это враг всего того, что для меня было и будет свято всегда. Враг будет разбит, победа будет за нами! А вот так не хочешь, сволочь? Десять процентов? А хочешь, врублю все сто? А помнишь, сколько раз твоя компания унижала меня по дороге с работы? За всё получишь, сволочь!

Если бы не Светка, я бы его точно убил – у меня сорвало не только тормоза, но и крышу. Какая-то звериная жестокость не давала остановиться, заставляла бить ещё и ещё электрическими разрядами по врагу, превращая его в бессловесную, тупо скулящую о пощаде, биомассу.

– Миша, отпусти его, – кричала Светка, отталкивая гопника ногами, а меня оттаскивая в другую сторону. – Ты же его убьёшь! Отпусти ради всего святого, Миша!

Он уползал, мелко трясясь всем телом, жалко поскуливая и подволакивая ногу. Из его по-идиотски приоткрытого рта стекала струйкой слюна, но он этого не замечал, спеша, как можно быстрее покинуть кабинет.

– Выпей вот это, быстро и до дна, – приказала Светка, что-то налив в стаканчик. – Тебе нужно успокоиться, я отменю приём, мы поедем домой, и ты ляжешь спать!

Светку явно напугало произошедшее, но выше всякого испуга в её голосе звучала забота обо мне, желание защитить меня от всех опасностей, спрятать в безопасном месте. Выпитое мне явно помогло. Судя по запаху – обычная валерьянка, но в ударной дозе, как раз то, что сейчас и нужно. Нервишки ни к черту, а ведь всего двадцать пять лет, что будет к тридцати? Умом тронешься, доктор? И что это было сейчас? Как я это сделал?

– Миша, а что это было? – эхом отозвалась Светлана. – Чего он так корчился, словно ты ему на болевую точку нажал?

Я честно признался, что сам ничего не понимаю, нужно подумать, что это всё стресс виноват, был не в себе и, вообще, может быть, больше никогда не повторится. Но мой жалкий лепет её не убедил, хотя приставать с этим вопросом больше не стала, опасаясь повторного срыва.

– Давай сделаем перерыв на полчасика, попьём чайку, посидим в тишине и продолжим работу, – предложил я альтернативный план моего спасения. – Клиенты ведь не виноваты, что такие уроды ходят по свету. К тому же, мне к двум часам нужно в мэрию, приказано явиться, – я улыбнулся как можно более беззаботно, всем своим видом показывая, что опасности миновали, наступил штиль, светит ясное солнце, и птички мило щебечут на ветвях цветущих деревьев.

– Ну-ну, – скептически подытожила Светка мою маленькую мелодраму, – ты хозяин, тебе виднее.

– В смысле хозяин?

– Хозяин своих неприятностей, – пояснила Светлана, явно недовольная моим решением. – Не хочешь отдыхать, твоё дело, но тогда уж давай без таких вот срывов, если можешь, конечно.

Я пожал плечами. Не зная причин, сложно управлять последствиями. Валерьянка начала действовать, но в таком состоянии вести приём я действительно не смог. К радости Светки согласился отдохнуть тут же в кабинете на диванчике.

* * *

Странное дело, но после драки с гопником я чувствовал себя необычайно хорошо. Точнее говоря, несмотря на то, что само событие оставило в душе чувство гадливости и омерзения, мои ощущения говорили совершенно о другом. Мне было хорошо, кайфово, меня не тошнило и не срывало днище.

Забыл упомянуть, что негативным фактором общения с иным миром, проявившимся спустя несколько дней с начала массовых приёмов, оказалась неадекватная реакция организма. Поначалу этого не было, но по мере нарастания количества клиентов я начал замечать странные вещи – иногда во время сеанса меня начинало подташнивать, в другой раз появлялись резкие позывы на понос. Я терпел, относя это на усталость, но скоро все выросло до космических масштабов.

Чтобы не компрометировать себя перед клиентами, мы ввели в практику присутствие Светланы на сеансе. Если я вдруг задирал голову, она тотчас прерывала сеанс и уводила клиента прочь из кабинета, давая мне возможность добежать до туалетной комнаты. Казалось, что в организме уже ничего не должно было остаться, но меня выворачивало наизнанку всё чаще и всё болезненнее с каждым сеансом. К концу дня я чувствовал себя не лучше больного раком, проходящего курс химиотерапии, разве что волосы не выпадали.

Принимаемые противорвотные и противодиарейные таблетки лишь временно смягчали реакцию организма. Мы увеличивали паузы между сеансами, чтобы в перерывах я мог восстановить силы. Ввели обязательные длинные перерывы, во время которых я гулял в парке, черпая энергию из природы. Слушал целительные мантры, пытался медитировать, принимал на ночь снотворное, чтобы лучше восстановиться к утру.

Всё это давало временный эффект, уменьшающийся с каждым следующим сеансом. Остро встал вопрос – не пора ли завязывать? Но очередь была расписана на месяц вперед и многие внесли предоплату. Совесть не позволяла отказать людям, которые настроились на встречу со своими умершими родственниками. А организм был вполне согласен послать всё и всех подальше ради выживания!

И вот сейчас, потратив на какого-то гопника мегатонны внутренней энергии, я чувствовал необычайный прилив сил! Почему? Неужто обычное высвобождение чувств, свободное излияние злости, жажда насилия могут дать столько энергии измотанному организму? Может быть, мне пора завести в кабинете резиновый тренажер в форме человека для того, чтобы дубасить его в паузах между сеансами, вымещая накопившееся раздражение?

Психологи говорят, что причина большинства наших недомоганий – невозможность сброса негативных эмоций. День за днём мы копим в себе раздражение, недовольство, обиды, не имея возможности или опасаясь их высказать. И они начинают грызть нас изнутри, порождая подобные реакции организма. Но какие обиды у меня могли быть к обычным людям, заплатившим большие деньги за десятиминутный сеанс? Никаких! Тогда откуда такая реакция? И почему сейчас мне хорошо?

Восстановив шаг за шагом всё, что происходило в кабинете, и прогнав это на несколько раз, я вспомнил тот самый момент, ускользнувший от меня при первых попытках анализа – барьер! Я не просто так запустил руку в барьер, в этот момент я ни с кем за барьером не контактировал, моей целью был сам барьер, а точнее та энергия, которая в нём находилась.

Не знаю, кто или что подсказали мне эту возможность, но я снова, лёжа на диванчике, запустил руку в барьер, чувствуя, как потоки живительной энергии наполняют каждую клеточку организма, изгоняя прежнее состояние душевной и физической депрессии. Зарядившись от барьера, я чувствовал себя готовым на полёт к Луне и обратно даже без помощи космических кораблей! Боже, что это за волшебная субстанция? С одной стороны она отделяет наши миры непроницаемой стеной, с другой – даёт безграничную энергию тому, кто с ней работает! И почему мне никто не сказал об этом раньше?

* * *

В приёмную мэра я вошёл за пять минут до назначенного времени. По всей видимости, меня ждали, потому что секретарша тотчас же сняла трубку, что-то сообщила, что-то услышала и, положив трубку на аппарат, устремилась мне навстречу.

– Михаил Григорьевич? – любезно улыбаясь, нежно проворковала секретарша. – Вас ждут, прошу, проходите в кабинет Степана Самуиловича.

Ожидающие приёма смотрели на меня с явной неприязнью, они сидели тут давно, а я вхожу без очереди, словно лучший друг мэра. Мне бы их проблемы, – вздохнул я, проходя мимо, как через палочный строй. Ещё совсем недавно я бы упёрся и ни за что не вошёл без очереди, но сейчас меня это совершенно не волновало.

– Михаил Григорьевич, дорогой вы наш! Рад, что почтили визитом, – невысокого роста бодрый крепыш в идеально отглаженном костюме спешил мне навстречу, встав для этого из роскошного кресла мэра. – Наслышаны о вас, слухом земля полнится, – одной рукой он пожимал мою руку, а другой похлопывал по плечу, словно собираясь вколотить меня в дубовый паркет.

Интересно, это такой модный тренд украшать кабинеты руководителей книжными шкафами, заполненными книгами по принципам ландшафтного дизайна – цвет к цвету, корешок к корешку, и явно их не касалась рука человека. А эти столы? Уверен, что инкрустация из чистого золота, судя по крутизне отделки и полировки. Им бы в кабинете царя стоять, а не у чиновника средней руки, но поди ж ты – великие мысли рождаются исключительно за сверхдорогими столами.

– Чай, кофе или чего-нибудь покрепче? – любезно поинтересовался Степан Самуилович, предусмотрительно не отпуская секретаршу.

– Спасибо, не надо, – в этом кабинете я чувствовал себя скованно и неловко, не хватало ещё опрокинуть чашку или подавиться чаем. – Если можно, сразу о деле, – попросил я, надеясь удрать из опасного места поскорее.

– Вот, Людочка, наш человек – дело превыше всего! Вы свободны! – движением руки, словно выметая сор из избы, он указал секретарше на дверь.

Некоторое время мы поиграли в гляделки, пытаясь победить в соревновании, кто шире и благожелательнее улыбнется. Признаюсь честно, тут я проиграл сразу – так улыбаться у меня не получится никогда, да и мои зубы вряд ли можно показывать все и сразу, стоматолог зарыдал бы, увидев их.

– Михаил Григорьевич, сразу к делу, как вы и просили. Скоро праздник и мы решили сделать нашим ветеранам небольшой подарок. Не всем, это выходит за рамки выделенного бюджета, но ежегодно в торжественном зале мэрии мы собираем ветеранов, которых награждаем чем-нибудь, и вручаем подарки. Это естественно, ведь эти люди не жалея жизни и здоровья, ковали победу на фронте и в тылу, – бодренько вещал исполняющий обязанности мэра, стараясь увлечь меня зажигательным вступлением.

Но я никак не мог забыть ночного обещания бывшего мэра, устроить мне весёлую жизнь и смешать с грязью. Ну, давай, мысленно подначивал я Лопухова, начинай избиение младенца!

– Так вот о подарках, – мэр перешёл к деловой части беседы, – мы решили дать им возможность пообщаться, если так можно выразиться, с их ушедшими в мир иной товарищами, чтобы как-то поддержать наших ветеранов. Мы материалисты, но верим, что в мире есть много необъяснимого. К тому же есть отзывы проверенных товарищей о вашей работе. Вот мы и решили, так сказать, таким образом, от лица администрации города отблагодарить наших ветеранов. Как вам, Михаил Григорьевич, наша идея?

– Извините, Степан Самуилович, не совсем понял, как стыкуются два понятия – администрация решила, а я работаю? В чём заключается ваш подарок? Или это что-то вроде субботника? Вы же знаете, моё время стоит денег, причём денег немалых.

– Михаил Григорьевич, все знаем, все учтено, смета согласована, деньги выделены. Мы же с пониманием, каждая работа должна быть оплачена по достоинству. Пятьсот рублей с человека, всего триста пятьдесят человек, итого сто семьдесят пять тысяч рублей за одно выступление. Согласитесь, Михаил Григорьевич, хорошие деньги!

Он меня за дурака принимает или за полного идиота? Вопрос не в деньгах, ради этих людей я и бесплатно поработаю. Но это же больше суток непрерывной работы! Они как себе это представляют? Старики и старушки будут по десять часов ждать своей очереди?

– Вам нужно будет всего лишь выйти на сцену, что-то там, как вы умеете, покашпировать, старички чего-то там увидят, с кем-то там поговорят в своё удовольствие и по домам. Как вам идея, Михаил Григорьевич?

– Извините, я так не работаю, – нужно отказываться и чем скорее, тем лучше, – у меня индивидуальный метод. Я работаю с каждым клиентом строго индивидуально! Это даже не обсуждается. И я не умею, как вы выразились, кашпировать – это не по адресу! Вы понимаете, что всё это глупость? – в запале произнёс я, поздно осознав, что ляпнул явно лишнее.

Они тут, затейники от бюджета, что-то придумали, уже как-то попилили суммы, пообещав мне малую часть того, что фактически уйдёт на мероприятие, а точнее в их карманы, а я нагло так заявляю, что всё это глупость! Ну не гад ли я после этого?

– Молодой человек, выбирайте выражения, вы не дома на кухне, не с женой разговариваете, – побагровев от возмущения, взорвался Лопухов. – Сказано покашпировать, значит, будешь кашпировать, сосунок! Тебе со всем уважением подкат сделали, прогнулись перед тобой, уважаемые люди прогнулись, а ты… ты… да я тебя…

Сейчас взорвётся, а кому ошметки со стен собирать, – подумал я и выпалил в страдальца последовательностью цифр, которую, как оказалось, запомнил насмерть.

Степан Самуилович словно подавился, замолчал, не в силах сказать ни слова и смотрел на меня, выпучив глаза, как на ожившего покойника. Пауза затянулась, нужно было спасать ситуацию, пока этого недомэра удар не хватил на рабочем месте.

– Игорь Иванович передает вам привет и хотел бы переговорить по важному делу, – негромко, боясь спугнуть установившуюся тишину, произнёс я со значением.

– Игорь… Иванович? – не сразу выговорил чиновник ещё совсем недавно столь привычные для него имя и отчество непосредственного начальника.

– Игорь Иванович, – подтвердил я. – Лично и сугубо, – мне зачем-то захотелось схохмить, но шутка до цели не дошла, будучи воспринятой в буквальном смысле.

– И как же нам переговорить? Он же там, – Лопухов ткнул пальцем в потолок, – а мы здесь. Он предлагает мне тоже… того?

– Вы, вообще, знаете принципы моей работы? – возмутился я. – Приглашаете, говорите, что всё изучили, а сами глупости всякие городите! Я вас просто соединю, как два телефона и всё – говорите себе, сколько влезет, но тарификация поминутная. А деньги ветеранам так отдайте, и не по пятьсот рублей – это же насмешка над теми, кто за вас жизнь отдавал. Вот прямо сейчас при мне подпишите распоряжение об установлении справедливой суммы подарка для каждого ветерана ко дню Победы и разговаривайте со своим бывшим начальником сколько угодно! Или я пошёл?

– Сидите-сидите, куда же вы? А сколько же это справедливое будет в цифрах? Тысячу рублей, две тысячи?! – в его голосе звучало неподдельное недоверие к им же названной сумме.

– Мелко плаваете! В размере ежемесячного вознаграждения мэра этого города, к примеру.

– С ума сошли? Представляете, сколько получает мэр? А помножить это на всех стариков, которым пора на кладбище? Куда им такие деньги, побойтесь бога!

– Вот они, эти старики, когда-то воевали, под пулями в бой шли, на танки с гранатами бросались, спали в промороженных окопах, были ранены и не раз, а сегодня вы их подвиг оценили в пятьсот рублей. А что такого героического сделал мэр, получающий столь высокий оклад? Ну, назовите, хоть что-то! Ничего, кроме распила бюджета и всего того, что ему вменили наши СМИ. Надо делиться, Степан Самуилович, иначе никак, в смысле не будет вам никакой задушевной беседы с Игорем Ивановичем.

Меня откровенно злили подобные люди, на словах радеющие за народ, а на деле обирающие его всеми возможными способами. Была бы их воля, этих ветеранов давно бы похоронили всех разом, чтобы не маячили немым укором перед окнами их кабинетов, загородных домов и роскошных автомобилей. Ещё и подарки им делай, пенсии плати, о здоровье заботься хотя бы для виду, а где деньги взять, если всё давно украдено на семь кругов? От таких мразей, хоть шерсти клок и то будет прок, реальная польза для стариков.

– Хорошо, твоя взяла, парень, но давай без этого шапкозакидательства и робингудства – городской бюджет не резиновый. Скажем, по двадцать пять тысяч в виде единовременного пособия! По рукам?

Вспомнив, чем это «по рукам» закончилось для гопника, я предпочел кивнуть головой, но потребовал немедленно напечатать соответствующее распоряжение и завизировать его личной подписью Лопухова. После того, как всё необходимое было сделано, предложил ему закрыть кабинет и перейти в комнату отдыха, чтобы в приватной обстановке начать разговор. Тем более, что Игорь Иванович уже в буквальном смысле этого слова землю копытом рыл, требуя немедленно включить канал связи.

– Какого хрена ты пошёл на поводу у этого оболтуса? – обрушился он на своего зама, как только я соединил их. – Богатым стал, из своего кармана заплатишь? Завтра они вдвое попросят, опять будешь платить?

Меняйло предусмотрительно вцепился в мою руку мёртвой хваткой, справедливо полагая, что мне не понравится то, что он будет говорить.

– Игорь Иванович, вы же сами ему пароль сказали, что я должен был делать, если это ваше доверенное лицо? – взмолился Лопухов, побелев от ужаса.

Что не говори, но общение с покойниками для нормального человека – большой стресс. Сколько раз всё это наблюдал, столько раз удивлялся. Ведь знают, куда и зачем идут, а каждый раз впадают в ступор, словно и не верили в реальность того, за что деньги платили. Привыкли к шарлатанам и чревовещанию, надеялись, что будет небольшое цирковое представление за их деньги, хотели свою душеньку успокоить, что покойный против них ничего за душой не держит, а тут бац и прямой разговор с тем самым покойником от первого лица, так сказать.

– Пароль ему сказали, он и поплыл сразу, – не унимался Меняйло, – ты за базаром следи, а не за паролем! Вот скажи, дурень, я бы стал так деньгами раскидываться попусту? Нет! И ты думаешь, что моё доверенное лицо, моё настоящее доверенное лицо стало бы так делать? Да ты глупее, чем я о тебе думал, Лопух!

– Так, граждане, будете препираться и меня оскорблять, прерву беседу на самом интересном месте, – меня так и подмывало проверить в действии трюк с электрическим ударом. Тем более, что и кандидатура подходящая, хотя последствия могут быть печальными как для него, так и для меня.

– А ты бы, вообще, заткнулся и уши закрыл, пока мы о делах разговариваем. Тебе это знать не нужно, ты понял?

Без лишних слов я отпустил руку Лопухова, прервав их милую беседу.

– Ты… ты чего делаешь? Ты зачем связь прервал? Да я тебя… ты у меня…

Он ещё минут пять разорялся, обещая обрушить на мою голову все кары господни и чиновничьи, но я молчал и пропускал всё сказанное мимо ушей. Собака лает, караван идёт, а счетчик тикает – я им по полной счёт выставлю, за всё потраченное на них время.

– Ладно, – сдался Меняйло, – твоя взяла, беру свои слова обратно. Извини, был неправ. Продолжим разговор?

Также молча я взял его зама за руку. За двадцать пять минут разговора я столько узнал о грязной подноготной реальной жизни мэрии, что стал всерьёз опасаться за свою жизнь. С такими секретами или дружат до гроба, или гроб выходит сразу, как покинешь этот гостеприимный кабинет. Что-то мне стало везти на обещания убить меня за чужие тайны.

Как-то иначе я представлял себе, да и Светлана рисовала совсем иной образ спасителя человечества. Может быть, она была права, настаивая на словах в объявлении «по приемлемой цене». Чем дороже клиенты, тем опаснее их тайны. Чем могут грозить маленькие тайны простого человека? Да ничем! Это жизнь! А вот там, где большие деньги, жизнью не пахнет – в большинстве своём там пахнет разложением и смертью.

Из мэрии я вышел, победив в схватке за достоинство ветеранов, но с ещё меньшей верой в человека разумного. И ведь эти люди говорят о боге, носят напоказ кресты на шее, регулярно посещают церковь и даже чего-то там бормочут под нос, словно молятся. А на самом деле сводят дебет с кредитом, кто кому и сколько должен.

Нужно с этим срочно что-то делать, но киллеров на всех не хватит, тут нужен особый дар, которым я пока не обладаю. Они ведь даже не скрывают того, что делают со всеми нами. Грабят в открытую, распродают всеобщее достояние по дешёвке, лишь бы себе в карман получить ещё денежек. Когда же вы насытитесь, когда же вы лопнете от жадности? Видать никогда, не было пока ни одного примера подобного.

* * *

Погружённый в мрачные размышления, я едва не упал в открытый колодец. Чья-то рука успела остановить меня, жёстко схватив за плечо. Не очень понимая, что происходит, я обернулся в раздражении, готовый отматерить человека, спасшего мне жизнь.

– Вот это история, – радостно улыбаясь, на меня смотрел капитан Удальцов. – Как раз к вам направлялся, а тут вы собственной персоной. Кстати, вы бы в стороночку отошли, а то в колодец свалитесь!

Я вздрогнул, осознав, что лишь полшага отделяют меня от тёмной пасти канализационного коллектора, свалившись в который, можно умереть не только от ушибов и переломов, но и от адских миазмов. Пока я переживал по поводу возможных передряг в жизни, капитан успел подозвать какого-то таджика и приказал ему охранять колодец, пока не прибудут коммунальщики.

– Михаил Григорьевич, не буду отнимать вашего времени, давайте поговорим по дороге, раз уж вы идёте пешком.

Я не стал отказывать капитану, тем более, что он только что спас меня. Выслушать его – естественная форма благодарности.

– Тут такое дело, не знаю даже, как бы вам об этом сказать, да и вы совершенно справедливо можете мне отказать – это ваше право. Но тут без вас никак.

– Опять дети пропали? – обеспокоился я, готовый ринуться на помощь немедленно.

– Нет-нет, с детьми всё в порядке, это совершенно другая история. История странная, неприятная, но с вашей помощью, надеюсь, мы в ней разберемся.

– А в чём дело-то?

– Понимаете, сегодня утром ко мне привели человека. Мелкий воришка, по кличке Сивый, балуется наркотиками, гоп-стопом не брезгует и с нашим братом полицейским никоим образом общаться не хочет. На путь исправления такие обычно не встают, радуясь свободе в небольших перерывах между отсидками. И тут сам, по собственной воле прибежал сдаваться, просит спрятать его в камере одиночке.

– И я каким боком в этой истории замешан, Леонид Петрович?

– Пока никаким, Михаил Григорьевич, дальше будет более интересно. Он рассказал мне, а я всё записал в протокол, что вчера вечером некто Седой предложил ему сделку – он получает большую сумму денег, которую может в течение недели потратить по своему желанию. Причём сумма, скажу я вам, действительно большая, от таких денег мало кто сможет отказаться. А через неделю его должны убить.

– Ужасная история, прямо триллер какой-то, но всё равно не вижу интереса для себя лично, – с трудом изобразив искреннее недоумение, признался я.

Упоминание Седого, а также обещание скорой смерти Сивого, мне сказали многое. По всей видимости, это тот самый гонец, которого Седой должен был отправить в мир иной с особым поручением. И о поручении не трудно догадаться – ему нужны точные сведения о том, чем можно зацепить Клеща за живое.

– Видите ли, Михаил Григорьевич, его не просто так должны были убить, – поспешил подтвердить мои догадки капитан, – а с его помощью добраться до другого персонажа, о котором наш Сивый пока ничего не знает, но он совершенно точно уже в мире ином. И вот тут самое интересное – они планируют после смерти Сивого с ним общаться. И я подумал, а кто им в этом поможет?

– Постойте, в городе два десятка салонов оказывают точно такую же услугу. Ваш Седой может пойти в любой из них, почему вы ко мне обратились?

– Михаил Григорьевич, вы единственный, кто реально делает то, о чём говорит. Поверьте мне на слово, я лично обошёл все эти салоны и попросил их дать мне поговорить с моей умершей бабкой Агафьей. И знаете, что произошло?

– У них ничего не получилось?

– Отнюдь, – капитан улыбнулся, – всё получилось. Я поговорил со своей бабкой Агафьей двадцатью разными способами, но знаете, в чём прикол?

– В чём?

– У меня нет никакой бабки Агафьи, ни живой, ни мёртвой. Понимаете, куда я клоню? Это шарлатаны, обычные шарлатаны, получающие деньги за обман граждан. Думаете, Седой не проверил их так же, как я? Поэтому только вы или ещё кто-то, кого мы пока не знаем, кто не афиширует своих способностей, интересен Седому, – рассуждал капитан вслух.

Последнее предположение дало мне надежду выкрутиться, хотя грядущая встреча с Седым не радовала. Если бы в городе был ещё один такой же, как я, мы бы обязательно пересеклись – городок небольшой, слухи распространяются быстро, давно бы уже кто-то проговорился, что у другого цены ниже или выше. Нет никакого другого, Седой придёт ко мне. И капитан придёт.

– Я ведь вас, Михаил Григорьевич, предупредить хотел – будьте осторожны с этим Седым. Личность в городе известная, ходит в авторитетах, ему человека убить, как вам в кино сходить. В просьбах ему не отказывайте, делайте всё, что скажет, но потом, пожалуйста, не сочтите за труд позвонить мне. Очень надеюсь, что нам удастся вас защитить и Седого прижать.

– Но вы же взяли его человека, чего мне теперь опасаться?

– Седой не отступится от своего. Не этот, так другой кандидат всегда найдётся. Мало ли народу по тёмным подворотням, да блат-хатам ошивается? Он обязательно придёт, а вот зачем – это нам шибко любопытно. Он ведь по мелочам не разменивается, к тому же специально для этого человека убьёт. По всему видать, дело чрезвычайно важное для него и безотлагательное, какая-то тайна на тот свет ушла, и он её хочет вытащить.

Нет, я кино смотрю и детективы читаю, но всегда относился с некоторым пренебрежением и недоверием к сценам, где бравый следак с ходу даёт полный расклад по самому преступлению и его участникам, едва ознакомившись с уликами. А тут в прямом эфире человек, ещё вчера твердо убеждённый, что того света не существует, раскручивает дело с перспективой его проработки именно там. Умереть не встать! Дожились! Так и до сумеречного патруля недалеко!

Я достаточно твёрдым тоном пообещал обязательно связаться с капитаном, как только Седой выйдет на меня со специфической просьбой. На том мы и распрощались. Муки совести царапали душу противными кошками, ведь я совершенно точно знал, что именно задумал Седой и ради чего он это затеял. Но будет ли лучше для меня и Светланы, если обо всём этом узнает наша доблестная полиция?

* * *

Задумавшись о мрачном будущем, я совершенно автоматически шагал в сторону офиса, радуясь, что есть возможность подумать над вариантами развития событий и способах выхода из них. Хотя, какие тут выходы? Куда не кинь, всюду клин – нужно выбирать меньшее из зол, чтобы появилось время на более качественное решение всех проблем. Какое? Да, улететь к чёрту куда-нибудь на Таити! Или ещё куда подальше от наших родных бандитских пенатов. Потому что здесь нас точно прикончат раньше или позже. Вариантов нет.

Обстоятельства складываются таким образом, что каждый день приближает нас к неизбежной развязке. Меня совершенно точно – я непосредственный участник всех событий и разговоров. Светлану вместе со мной, потому что всем известно – между мужем и женой секретов быть не может. Пусть мы ещё официально не расписаны, но кого это волнует. Чем меньше народу знает правду, тем спокойнее живется владельцам секретов. Я даже не уверен, кто первый начнёт от меня избавляться – Седой или Лопухов?

Пискнул телефон, я остановился прочитать SMS, и это спасло мне жизнь. Прямо перед моим носом пролетел кирпич и разбился вдребезги у ног, больно ударив осколками. Если бы не SMS, удар пришелся бы точно по кумполу, и результат оказался бы на радость великолепным, если отчитываться перед заказчиком.

Инстинктивно отпрыгнув к стене здания, я осторожно посмотрел вверх, надеясь увидеть ловкача, сбросившего кирпич. На крыше никто не маячил. Одно из двух – смылся или случайность. Хотелось бы надеяться на второе, ведь ни Седой, ни Лопухов с Меняйлой пока не достигли желаемого. Для них я единственная ниточка, ведущая в тот мир. Или не единственная? Ведь Клещ на что-то надеется!

Переведя дух, я побежал дальше, стараясь держаться поближе к зданию – так сложнее будет в меня попасть. Я не параноик, но если тебя хотят убить, это ужасно нервирует. Где-то я эту фразу уже слышал, и тогда, помнится, она показалась смешной, а сейчас мне точно было не до смеха.

Посвящать Светлану во всё, случившееся в мэрии, а тем более о разговоре с капитаном я не стал. Ни к чему нервировать попусту, тем более, что общую тактику и стратегию мы уже совместно выработали. Буду следовать намеченному курсу и будь, что будет, авось кривая вывезет.

* * *

Перед кабинетом было непривычно пусто. Одинокий посетитель проводил меня изучающим взглядом, не сделав попыток обратиться ко мне или пройти в кабинет.

– Что в мэрии? – дежурно поинтересовалась Светка, копаясь от безделья в Одноклассниках.

– Что там может быть интересного? Хотят за наш счёт осчастливить всех страждущих, – деланно равнодушно отмахнулся я. – Что там за кадр сидит в коридоре? Клиент или просто заблудился?

– Тебя спрашивал, но не записался, сказал, что дождётся.

– Странный какой-то, тебе не показалось?

– Ну, есть немного, – согласилась Светка, не отрывая взгляда от экрана. – Теперь в таких шляпах уже никто не ходит, не модно.

– Причем тут шляпы? Ты можешь вынырнуть из своего интернета? Он давно там сидит? – видимо, в моём голосе звучало нехарактерное раздражение, потому что Светка тотчас повернулась всем телом и впилась в меня взглядом.

– Опять поругался? А можно было вежливо отказаться? Нет? Ну, тогда нечего срывать свою злость на мне, не муж, между прочим, – уколола она. – Замуж возьмёшь, тогда хоть бей, а пока мы партнеры… по бизнесу, – уточнила Светка. – Тебя какая муха укусила? Сидит себе и сидит, может, он стесняется?

В этот момент в дверь кабинета постучали.

– Войдите, – хором крикнули мы и укоризненно посмотрели друг на друга.

В кабинет вошёл тот самый парень, что ожидал меня в коридоре.

– Здравствуйте! Принимаете сегодня, Михаил Григорьевич?

– Принимаю, конечно, – без особой теплоты в голосе ответил я. – Заполните карту посетителя и проходите в мой кабинет. Цены вы знаете?

– Да-да, я в курсе, а можно без карты? Нет? Не вопрос, сейчас заполню, – он сел за стол к Светлане, а я вошёл в свой кабинет полный смутных подозрений, что это непростой клиент.

Помурыжив клиента минут пять, дав мне возможность прийти в себя, Светлана впустила его в мой кабинет.

– Итак, с кем бы вы хотели поговорить?

– С вами, коллега, – без церемоний выпалил гость. – Давно хотел познакомиться, поделиться секретами мастерства, так сказать, да всё времени не было. Ну, вы меня понимаете? Клиентов много, трудно вырваться для простых посиделок, – он улыбался приветливо, но взгляд оставался колючим и испытующим.

Он как радаром меня прощупывал, словно в душу заглядывал, пытаясь вызнать всё ему необходимое. Страх вползал в душу, мешал думать здраво, мысли путались, ещё немного и я впаду… чёрт, да он же меня зомбирует! Я встряхнулся, закрыл глаза и, глубоко вдохнув, резко выдохнул, не думая, какое это может произвести впечатление на сидящего передо мной гостя.

Неосознанно сунул руку в барьер и тотчас почувствовал, как в меня потекла живительная энергия, разгоняющая холод и страх. Я взбодрился – хочешь драки, будет тебе драка! Сейчас подкоплю энергии и шарахну так, что дорогу сюда забудешь, гад!

– Однако, – искренне восхитился агрессор, словно любуясь моими действиями. – Вот так я пока не умею! И как вы этому научились? Медитация, тайные знания, случайно?

– Вам что нужно, уважаемый? – довольно грубо прервал я поток его бестактных вопросов. – Здесь не школа и не клуб по интересам. Хотите получить услугу по прейскуранту? Давайте работать. Нет? Скатертью дорога!

– Послушайте, Михаил Григорьевич, ну, зачем нам ссориться? Неужто клиентов мало на двоих экстрасенсов? Народ мрёт, как мухи по осени, работы нам выше крыши и ещё останется тем шарлатанам, что косят под нас с вами. Я же от чистой души, с чистыми помыслами. Вот я раньше про вас не слышал, и вдруг вы открываете дело, мои клиенты бегут к вам, слухи самые разнообразные по городу ходят, захотелось, знаете ли, чисто познакомиться. Кстати, сегодня клиентов у вас больше не будет. Я там перед входом в здание небольшой отворот повесил, ну, вы знаете – магический ритуал такой. Простенько, но, как ни странно, действенно – раз, и все проходят мимо. Очень помогает, знаете ли, в борьбе с конкурентами.

– Это угроза?

– Да вы что, Михаил Григорьевич, какие угрозы? Я же сказал – мне клиентов хватает, я не жадный. Просто, чтобы не мешали нам общаться. А ваш простой и потерю клиентов я компенсирую. Сколько скажете, столько и заплачу! Лады?

Значит, второй есть. Радоваться этому или печалиться, пока не решил. Но стоит выяснить, что он умеет такого, чего я не умею. Вдруг и в самом деле он хороший мужик? Чему-то у него научусь полезному, может, и ему что-то новенькое расскажу? Что я теряю, в конце концов, от этого разговора?

Вот только какое-то странное ощущение в голове, как-то мутит от всего этого разговора, мысли странные в голову лезут, словно и ненужные, словно бы и не ко времени… стоп, он в моих мозгах ковыряется?

Вся накопленная через барьер энергия вспухла голубым шаром внутри головы, создавая непреодолимый ни для кого барьер, подобный тому, который не пускает души усопших в наш мир.

– Пардон, привычка, не удержался, – посетитель гаденько ухмыльнулся, пытаясь скрыть разочарование от неудачной попытки прочесть чужие мысли. – Есть, знаете ли, такая прискорбная страсть, как вижу нового человека, так и хочется узнать, чем он на самом деле дышит, не держит ли против меня что-то, – он нервно потирал руки, облизывал губы, морщился.

И было от чего, ведь я, действуя по наитию, выпустил из созданного барьера колючие иглы в его сторону, вцепился в сознание и сейчас активно отбирал жизненную энергию. Как это получилось, ума не приложу, но я совершенно точно знал, что и как нужно делать и к какому результату это приведёт.

Через пять минут, в течение которых гость всеми силами пытался уйти из-под моего контроля, я знал о нем всё или всё из того, что мне показалось интересным и полезным.

С раннего детства, нахватавшись магических ритуалов от бабки, считавшейся в их деревне ведьмой, он промышлял на первых порах самостоятельной жизни тем же: отворот, приворот, снятие венца безбрачия, снятие порчи, не брезговал и порчей, так как за всё платили деньги, которых постоянно не хватало.

Но на достигнутом не остановился, постоянно пытался искать новые направления и однажды ему открылась способность, похожая на мою – он вышел на контакт с иным миром. Вот только соединять представителей обоих миров напрямую у него не получалось, приходилось выступать в роли телефонистки, передавая вопросы и ответы.

Чтение мыслей было его хобби, тут он не врал, действительно болезненное пристрастие к содержимому чужих мозгов сродни подглядыванию в замочную скважину. Он не стеснялся копаться в мозгах клиентов, пока они беседовали с усопшими родственниками. Без этого он уже не мог, чтение мыслей стало для него наркотиком, ни от чего другого он не получал такого драйва.

Общение с иным миром и его обитателями давали ещё больший прилив адреналина, ведь он искал среди случайных собеседников тех, у кого мог позаимствовать что-то полезное для себя. Любую информацию можно использовать, если уметь её извлекать и анализировать. Душа, потерявшаяся в первые дни после упокоения тела, самый благодарный материал – расскажет всё, что знает, был бы слушатель, а он времени для этого не жалел. Копил кубышку знаний, чтобы превратить её в сундук золота.

И однажды на него вышел Клещ, уже побывавший на первой беседе с Седым. Узнав, какими способностями обладает экстрасенс, Клещ напрямую поинтересовался, сможет ли тот вернуть его обратно в мир живых, пообещав хорошо заплатить за это. Для поддержания интереса сдал Панкрату, так звали моего гостя, самую малую нычку, в которой хранилось всего два камушка. Панкрат наживку заглотнул, дал обещание всё сделать и ринулся искать способ, надеясь быстро освоить, сулящий большие барыши процесс реинкарнации.

Пробные возвращения прошли неудачно – кандидаты на переселение душ попросту сходили с ума, новая душа не могла адаптироваться, а старую в ходе процесса уже уничтожили. Но Панкрат не терял надежды на успех, тем более, что подопытного материала, бомжей, было предостаточно – бутылка водки и очередной герой готов к полету.

Оказавшись в очередном тупике, Панкрат начал систематический обход всех, имеющих отношение к общению с миром иным. Точно также, как капитан, но своими способами, он быстро отбраковал всех шарлатанов – я остался напоследок. Удача буквально подмигнула ему зелёным глазом и вдруг такой облом, его скрутили и выжимают последние капли жизненных сил.

К моему счастью, Меняйло пока на Панкрата не вышел, а то моя значимость для него в тот же момент стала бы равна нулю. Они с Панкратом два сапога пара, быстро бы нашли общий интерес и не стали мучиться в поисках консенсуса. Одно радовало – процесс реинкарнации пока ему недоступен, поэтому Клещ будет тянуть время, надеясь воспользоваться плодами своей кражи в реальной жизни. Тем более, что реинкарнация – это покруче смены документов или пластической операции, новая личность с полной историей и пропиской, никто не найдёт, ни от кого не нужно прятаться.

– Отпусти, – прохрипел Панкрат, – иначе я сдохну!

Он действительно выглядел неважно. Куда подевался пышущий здоровьем, уверенный в себе и даже наглый мужчина в самом расцвете сил, пришедший покорять и порабощать конкурента? В кресле корчился, с трудом дыша, позеленевший, с искажённым лицом почти покойник, по недоразумению оказавшийся в моём кабинете, а не в морге.

Я отпустил его, втянул иглы, но не убрал защиту, готовый в любой момент ударить на поражение. В душе не было жалости к этому человеку. Да и человеком его можно было назвать с большой натяжкой – существо, по недоразумению владеющее способностями. Указав на дверь, я не встал, чтобы проводить его мимо Светланы – сейчас он больше думал о том, как бы забраться в нору и отдышаться, чем о мести и нападении.

– И каляки-маляки свои от входа забери, а то я ведь повторить могу, – пригрозил я.

С такими нужно вести себя жёстко, иначе будут гадить, надеясь на слабину. Панкрат с готовностью закивал головёнкой, трясущимися руками с трудом открыл дверь кабинета, как мог быстро пробежал до выхода и скрылся.

О происшедшем пришлось рассказать Светлане, хотя и здесь не обошлось без купюр – обычный наезд на конкурента, получил в лоб и удрал. Будем надеяться, что не вернётся, хотя подгадить может. Где-то так выглядела сокращённая версия эпохальной битвы экстрасенсов. Вам может показаться, что я преувеличиваю, но для меня визит Панкрата был своеобразной Курской дугой и проиграть в этой битве я не мог. Ситуация осложняется, как её разруливать понятия не имею, да и посоветоваться не с кем. Чёрт, жил ведь спокойно, куда тебя понесло, придурок? Какие тебе способности понадобились? Ну, получил ты их, счастлив?

То ли Панкрат свой отворот не убрал, то ли его последействие осталось, но в тот день больше никто не потревожил покой нашего брутального офиса супермегапупермага, разговаривающего с мёртвыми. И, слава богу, можно закрыться пораньше, отдохнуть на полную катушку, отдав должное еде и любви! Или сперва любви, а потом еде? А, ладно, дома решим! Нужно научиться радоваться тому, что есть, а не жить ожиданием грядущих проблем. Делу время, потехе час, как говорили люди ещё с той поры, когда «время» и «час» были синонимами.

Уснули мы в счастливом неведении, что судьба уже приготовила нам массу самых разнообразных и неприятных сюрпризов, которые сделают весь наш следующий день праздником неожиданных открытий и похудения кубышки. За всё нужно платить, в том числе и за право делать людям добро! Кстати, за последнее в нашей стране требуется платить особенно много – услуга опасная, её предоставление может вызывать в клиентах резонные вопросы, а почему те, кто за это получает деньги от государства, не делают то же самое бесплатно?

* * *

Пока Светлана героически отражала набеги чиновников различных ведомств, снова озаботившихся нашей благонадёжностью, я закрылся в кабинете и занялся исследованием собственных способностей, неожиданно проявившихся вчера.

Возможность черпать энергию из иного мира для собственных нужд, способность создавать защиту и атаковать, используя ту же самую энергию, чтение мыслей. Кстати, о последнем говорила Машенька при самой первой нашей встрече, а я ей не поверил, посчитав, что подобное доступно только тем, кто уже за барьером.

Балда, так ты и был в этот момент за барьером, ты же совал зачем-то туда руку, что-то там тебе было нужно. Ну, хорошо, это можно попробовать в следующий раз на каком-нибудь добровольце, хотя… что-то мне слабо верится, что кто-то согласится на вторжение в своё сознание добровольно. Вот скажи я Светлане, что могу читать её мысли и как долго мы пробудем вместе? И не хочу я знать, что она думает, это всё равно, что подглядывать в туалете – противно, отвратительно, гадко. Хорошо, значит, не на добровольце, а на жертве! Да таких кругом полно, мне ведь не нужно окунаться в их сознание на полную глубину, всего лишь понять – могу или нет?

Кстати, что они там так расшумелись в приёмной? Никогда не слышал, чтобы Светлана так орала, да ещё такими словами!

– Вы мне ещё под юбку загляните! Что вам показать, где вы ещё не были? Вы сами ваше распоряжение, по которому сюда пришли, покажите! Что значит, нет с собой? А где ваше удостоверение? В другом пиджаке оставили? А почему вы не в форме? Вам положено выходить на объекты в форме! Да, я это точно знаю! Телефон вашего начальника, быстро! Что значит зачем? А я ему сейчас позвоню и спрошу, что вы тут делаете, в курсе ли он, чем вы тут занимаетесь?

Они меня даже не заметили. Светлана метала громы и молнии, плешивый мужичок стоял набычившись и требовал показать ему ещё что-то, иначе он составит протокол. Отличный кандидат!

Повторяем упражнение. Рука в барьер, направляем лучик в голову кандидата и… регулируем громкость, пока не оглохли. Оказывается, мысли тоже могут быть громкими.

Среди скрываемого внутри мата и обещаний немедленно поставить точку на деятельности нашего кооператива обнаружилась интересная деталь – Панкрат, звонящий этому чиновнику и просящий оказать ему услугу. Вот же сволочь, а я по простоте своей решил, что достаточно его проучил, надолго хватит. Ан нет, быстро оклемался и ринулся в атаку. Получай, фашист, гранату! Упражнение номер два – лучик из читающего превращается в жалящий, чиновник внезапно умолкает, морщится, хватается за голову и оседает на стул, хватая воздух, как рыба, попавшая на воздух.

– Вам нехорошо? – испугалась Светка, решившая, что это её стараниями здоровье настырного чиновника неожиданно ухудшилось. – Водички, корвалол, но-шпу?

– Да, оставь ты его, – вмешался я, втянув жалящие лучики. – Видишь, товарищу уже лучше, он уже уходит. Правда? И Панкрату привет передавайте, скажите, ещё раз так сделает, я его в асфальт закатаю. Да-да, именно так и передайте! Портфельчик забыли и шляпу!

Светка озадаченно переводила взгляд с позорно убегающего чиновника на меня и обратно, чувствуя, что без моего вмешательства тут точно не обошлось.

– Я что-то не знаю о тебе? – она сцепила пальцы, в её голосе звучал металл. – Мы вроде договорились не врать друг другу!

Правда? Не помню, но на всякий случай поверю, потому что спорить со Светкой в таком состоянии себе дороже. Излагаем сильно укороченный вариант легенды о возможности воздействия, связываем его с уже известным инцидентом, произошедшим с гопником, а затем и с Панкратом. Радуемся, получаем свою порцию аплодисментов!

– Хреново, – грустно резюмировала Светка не вполне характерным для себя словом. – Господи, за что нам это? Мы же добрые, зачем нас испытывать на вшивость? Вот скажи мне, Миша, кого мы в этом мире обидели, кому дорогу перешли, за что нас всё это падает с неба?

При последних словах я инстинктивно кинул взгляд вверх и поёжился, вспомнив ужас, охвативший меня сразу после падения кирпича.

– Много кому, – неохотно признался я. – Конкуренты не дремлют. Услуга уже востребована, рынок создан, клиент готов, настала пора убрать лишних. Нам этим заниматься некогда, да мы и не будем, потому что добрые. А они будут, потому что хотят денег, денег и ещё раз денег. И доброты в них ноль!

* * *

По утрам Светка, накормив меня завтраком и убедившись, что я не надену светлые носки к тёмным брюкам, убегала в офис – к приходу доктора всё должно сиять чистотой, свежестью, порядком. Персоналу надлежит занимать позиции, согласно штатного расписания, быть мобилизованным и мотивированным к долгому трудовому дню. Без командира в большом хозяйстве сложно, а Светка – тот ещё командир, сказывается педагогический опыт.

Мне разрешалось ещё немного поваляться на диване, а потом неспешно пошагать в офис. Утренний променад – лучшее средство для плавного пробуждения и настроя на работу. Ты один в потоке людей, спешащих на работу. Никто тебя не окликает, никому ты не нужен, безликий, равный среди равных, никто. И это очень важно, почувствовать себя песчинкой на огромном пляже, каплей в океане, листочком в лесу. Поэтому с утра мне можно неспешно идти в офис, даже при огромной очереди, уже ждущей моего появления. Почти бог, но, скорее, раб чужих желаний.

В это утро воздух был особенно свеж и чист, ночная гроза промыла его до кристальной прозрачности и насытила озоном. Я с удовольствием дышал полной грудью, наслаждаясь каждым вдохом. Главное в такие моменты не столкнуться с кем-нибудь или не споткнуться обо что-то.

– Чо, доктор, вот и встретились снова! – услышал я до боли знакомый голос.

Обернувшись, ещё не веря ушам, увидел недавно поверженного гопника – он и его компашка быстро окружили меня, явно намереваясь отомстить за недавнее унижение их главаря.

Даже не думая, черпнул энергию из барьера и кинул её щедрым веером в окруживших меня отморозков. Никакого эффекта!

– Что, Михаил Григорьевич, не получается?

Господи, и этот здесь? Панкрат? Скорее всего, они сговорились и заранее подготовились – Панкрат каким-то образом блокировал мои способности, а гопникам предоставлялась возможность тупо замесить меня кулаками, ногами и обрезками арматуры, наличие которых они не скрывали. Каждый получал своё, а мне предлагали по-быстрому перейти в мир тех, с кем я так успешно разговаривал.

В такой ситуации выражение «хреново» не совсем точно отражает масштаб проблемы. Делать нечего, будем отбиваться, чем бог послал. В конце концов, зря я, что ли, ходил два месяца в карате в третьем классе? Давно, правда, но мастерство не пропьёшь! Ха! Ча! Я встал в стойку, чем сильно рассмешил пацанов. В животе стало совсем противно, не хотелось помирать вот так бесславно от рук каких-то ублюдков в такой день, но вариантов, похоже, не предвиделось.

– Это что тут происходит? – услышал я знакомый голос.

С противоположной стороны улицы к нам спешил Николай, одетый не в форму, а в обычный спортивный костюм. Это и подвело гопников, принявших его за борзого прохожего, которого нужно проучить по-быстрому.

– Чо, парниша, жить надоело? Хиляй мимо, пока цел! Ты чо, не понял, убогий?

Николай не стал ввязываться в разговоры, с ходу ударив первого набежавшего ребром ботинка под коленную чашечку, а второму всадив кулак в кадык. Третий, заскулив, упал и свернулся калачиком от жесткого удара ногой в солнечное сплетение. Остальные отпрянули назад, смелые лишь против беззащитных.

Панкрат, решивший поддержать отморозков, отвлекся от меня, начал что-то бормотать под нос, намереваясь, по всей видимости, применить какое-то быстродействующее заклинание. Это стало его роковой ошибкой, я оказался на свободе и тотчас же запустил в него самый мощный заряд энергии, какой смог собрать за это краткое мгновение.

Хлоп, Панкрат почувствовал удар, но устоял. Попятился, выстраивая уже защиту, а не нападение, помня, что я могу с ним сделать, дай мне возможность. А затем и вовсе позорно сбежал, оставив подельников на произвол судьбы.

– Спасибо, Коля, – я благодарно пожал его мужественную руку. – А теперь не мешай, я тут разберусь с подонками по-своему.

Уложить их мордами в асфальт и заставить прочувствовать все муки ада теперь было достаточно легко. Энергия лилась потоком из барьера, выстреливая остро жалящими иглами в катающихся и визжащих от боли хулиганов. Но мне их было не жалко – пусть на себе прочувствуют всё то, чем они щедро одаряли окружающих. Я бы их точно убил, слепая ярость переполняла меня, отключая всякое чувство жалости. Но в какой-то момент что-то ударило меня в голову. С тылу подобрались, сволочи – мелькнула прощальная догадка.

* * *

– Кувалдин, тебя кто просил отправлять его в нокаут? – услышал я, как сквозь вату, знакомый голос. – Нельзя было поделикатнее? Это же эксперт, единственный в своем роде специалист, а ты его кулаком в челюсть, как гопника последнего. Тебе было сказано защитить, а не угрохать!

– Товарищ капитан, он же не в себе был, – оправдывался Николай. – Я ему и кричал и остановить пытался, а он на меня так зыркнул, что ежу понятно – ему сейчас всё по барабану, он бы их убил точно. А нам зачем восемь трупов на участке? И его под суд отправят за преднамеренное убийство! Ищи-свищи потом этого эксперта, закатают лес валить лет на десять.

– Вот моли бога, Коля, чтобы он оклемался и без последствий! Потеряет свой дар, мало не покажется, – выговаривал Леонид Петрович, – знаю я этих предпринимателей, за копейку удавятся.

Пришлось сделать вид, что я только что очнулся и не слышал сказанного в мой адрес.

– Где я? – главное не переиграть. – Леонид Петрович? Коля? А эти где?

– Вот, Леонид Петрович, я же говорил, что ничего с ним не сделается, крепкий парень! – Николай кинулся ко мне. – Как себя чувствуешь, Миша? Ты это, извини, что я тебя немного того, – он потёр кулак.

– Видать, было за что, – смиренно ответил я, стараясь поменьше двигать челюстью.

– Эти в камере, рады до жо… в смысле, что живы остались, но идут в полный отказ – мол, чисто прикололись, никто не подстрекал и никакой арматуры не было. Заявление писать будешь?

– А надо?

– По уму надо, но сейчас они точно хвост прижмут и растворятся, а у нас конец квартала, сам понимаешь – статистика захромает.

Нет, ну, ежели на принцип пойти, то я могу им вкатить статью за нападение на сотрудника полиции, но дело в том, что они могут заявить, что защищали тебя, то есть вас, Михаил Григорьевич, когда полицейский начал вас избивать. Такая вот заковыка может выйти.

– Ну, тогда я ничего не пишу? – снова уточнил я, чувствуя, что пользы от моего заявления не будет, а маеты не оберешься.

– На том и остановимся, – обрадовался капитан. – Суток на пятнадцать я их закрою, за хулиганку, они к этому привычные и выступать не станут. А там что-нибудь придумаем.

– А с Панкратом что делать?

– С каким Панкратом? – капитан вопросительно посмотрел на Николая, а тот лишь пожал плечами в недоумении.

– Ну, там ещё мужик был в такой необычной шляпе ковбойской. Неужто не видел? – не поверил я.

Не заметить Панкрата было попросту невозможно, он не скрывался, стоял в открытую совсем рядом с местом драки.

– Не было там никого, – уверенно ответил Николай. – У меня глаз-алмаз, я картинку чётко секу, если бы мужик был, я бы его срисовал.

Надо же, выходит Панкрат ещё и глаз от себя отвел, чтобы подстраховаться. Опасный противник, с таким нужно держать ухо востро, чтобы не помереть раньше времени.

Расстались мы с мужиками тепло, но одна фраза капитана никак не давала мне покоя «тебе было приказано защитить». Так Николай там не просто так появился? Он меня должен был постоянно охранять или капитан подозревал что-то подобное? Да ну, как он мог такое подозревать? Хотя при слове «Панкрат» он явно вздрогнул, словно это имя ему было знакомо.

Чертовщина какая-то, паранойя сплошная, нужно срочно менять мировоззрение, люди жизнью рисковали, о тебе заботились, а ты даже их спешишь во враги записать. Леонид Петрович был прав – удары по голове даром не проходят!

* * *

Светлана постоянно вспоминала о погибшей дочке. Без плача и слёз, душевно, словно она и не умерла, а просто уехала в деревню к бабушке и вот-вот должна вернуться домой. Видимо, это было очень важно для них обоих – поговорить. Сколько невысказанного мы тянем за собой по жизни, не имея возможности вернуться чуть раньше того страшного момента, чтобы сказать простое «Я тебя люблю!», а не «Ты опять не выключила свет в спальне!»

Мне казалось, что я знаю Машу не то, что с детства, а практически с момента зачатия, столько подробностей из её жизни было мне рассказано. Светлана варила суп и говорила, что Маша любила побольше морковки, стирала вещи и неожиданно вспоминала, что Маше к лицу было платьишко с ромашками, мы просто гуляли по улице и оказывалось, что Маша любила гулять именно в этом парке.

Понятное дело, что родители никогда не забывают своих детей, как бы далеко они не находились и что бы их не разделяло. Даже смерть не сможет разлучить родителей с детьми – они живут в их памяти, в оставшихся вещах, домах, дорогах. У меня не было детей, но порой мне казалось, что Маша была и моим ребенком тоже.

Повторно пытаясь попасть на работу, я быстрым шагом нёсся по улице, наверстывая упущенное время. Переживая за клиентов, которые сейчас укоризненно смотрят на часы и думают про меня всякую нехорошую ерунду, я едва не наступил на лапу собаке, лежащей в тенёчке у стены дома. Небольшая, чёрная, как смоль, похожая на большую щетку для обуви, она буквально распласталась на асфальте, тяжело дыша и высунув язык. Рядом с ней на корточках сидела маленькая девочка в цветастом платьишке и двумя аккуратными косичками, гладила по лохматой голове и что-то негромко говорила.

Увидев меня, девочка сперва заругалась на неуклюжего дядьку, а потом вдруг сообразила, что я могу ей в чём-то помочь.

– Дяденька, собачке плохо, ей нужен доктор! – она смотрела на меня снизу вверх и говорила таким жалобным тоном, что мне захотелось немедленно превратиться в Айболита. – Если никто-никто ей не поможет, она умрёт, как наша бабушка.

Девочка всхлипнула, видимо, вспомнив бабушку. Мне бесконечно жаль и девочку, и её бабушку, и эту собаку, но я спешу на работу. Меня там ждут! Куда я собаку дену? К тому же этих бродячих собак в городе тысячи, тут люди живут хуже собак, а я буду с собаками бегать по ветеринарам.

– Ну, что ты, маленькая? Она не умрёт, скоро придет её хозяин и обязательно заберёт домой. Видишь, собачка просто не хочет уходить с этого места, она кого-то здесь ждёт. Представляешь, что случится, если мы её заберем и хозяин её никогда не найдёт? – я старался говорить убедительно, но девочка смотрела на меня с недоверием и явной неприязнью.

Конец ознакомительного фрагмента.