4
Приятели проснулись, когда на улице только начало светать. Стелла, накормив их завтраком, вместе с ними поехала в аэропорт. Всю дорогу она пытала Грабу:
– Саша, я же не ошибаюсь, ты человек благоразумный?
– Дорогая, умоляю тебя. Всё будет хорошо.
– Без фиглей-миглей?
– Стелла, ну какие фигли-мигли? Мне уже шестой десяток пошёл.
Эжен с интересом наблюдал за ними. «Какие же женщины одинаковые, – думал он, вспоминая, как Аннет переживает перед его отъездами. Только в отличие от Стеллы Аннет держала волнение в себе, и лишь по тому, сколько раз залезала в бассейн, он понимал, какие страсти бушуют у неё в душе.
Перед выходом на посадку Граба получил ещё одно наставление:
– Помни, что ты гражданин Израиля и еврей.
– Конечно, дорогая! – скривился Граба в неестественной улыбке.
Уже на борту самолёта он разразился монологом:
– Интересное дело: как лететь в Россию, так я еврей, а как пришли в синагогу – так веду себя не как еврей…. Я запутался, кто я на самом деле. Тесть первой жены был татарином. Трезвый он ещё ничего, а как напивался, так хватался за топор и бегал за мной с криком: «Ненавижу евреев!». Я думал, что хоть здесь буду своим. Когда приехал, первым делом пошёл к бывшим томичам, кого раньше знал, и ничего не понял: они вроде русские, но в то же время не русские. Говорят с какими-то вывертами, так, что ничего не поймёшь. Думал, привыкну, но нет… – вздохнул он. – Настоящий иудей – кто с молоком матери традиции впитал. А выходцев из России за евреев здесь по большому счёту не считают. Так и живу каким-то инопланетянином.
Нарастающий шум двигателя прервал исповедь, и самолёт тронулся с места. А когда взлетел и набрал высоту, приятели впали в полётную дрёму. Полёт прошёл хорошо, за всё время не попалось ни одной воздушной ямы, и из полусонного состояния их вывела молоденькая стюардесса: осторожно потрепав за плечи и одарив улыбкой, она сообщила о готовящейся посадке. Лайнер пошёл на снижение, и вскоре шасси коснулись взлётной полосы.
– Здравствуй, Москва! – пробивал голос Грабы шум аплодисментов пассажиров. – Ну, ты как? – хлопал он Эжена по плечу.
– Нормально.
Что испытывал Граба, Эжен не знал, но лично у него, встреча со страной где он не был десять лет, никаких чувств не вызвала. Он был лишён привязанности к местам; его интересовали только деньги и комфорт.
После прохождения таможенных процедур компаньоны, покинув международную зону, оказались в помещении местной авиакомпании.
Рейс до Томска был через шесть часов. Коротая время, приятели прохлаждались в кафе и прогуливались по магазинам аэропорта.
– На обратной дороге остановимся в Москве на пару дней, – заявил Граба, – у меня здесь столько всего было! – И опять принялся рассказывать истории.
Эжен было пытался заговорить с ним о деле, но тот лишь отмахнулся:
– На переездах дела не решаются.
До вылета они побывали в трёх кафе, обошли почти все бутики и обменяли немного долларов на рубли в местном обменном пункте. Граба выразил недовольство обменным курсом, назвав его грабительским, оскорбительным и даже преступным:
– Даже дядя Моша таких цен не ломит, – возмущался он.
Остальные деньги решили менять в Томске, предусмотрительный Граба заранее узнал предложения местных банков и, хотя разница составляла три рубля, упускать даже такую выгоду он не хотел. «А когда-то меня барыгой называл», – с ухмылкой смотрел на него Эжен.
Наконец диктор объявила о начале регистрации на рейс до Томска, и вскоре они вновь были на борту самолёта.
Томск, родина компаньонов, был провинциальным сибирским городком, основанным в 1604 году казаками по просьбе татар для защиты от киргизов. В течение нескольких веков являлся местом ссылки каторжан. Основным занятием жителей были грузоперевозки: через город проходил Сибирский тракт, по которому можно было добраться до самого Китая. А также взимание с проезжих необременительной пошлины – исключительно для того, чтобы познакомить с местным колоритом. В пору развития РЖД Томск мог стать центром Сибири, но, по одной из городских легенд, из-за жадности местных купцов, давших взятку, чтобы строительство железной дороги обошло город стороной, он превратился в общественно-культурный аппендикс. И только основание в 1878 году университета спасло Томск от неминуемой деградации, внеся десятитысячную армию студентов.
После четырёх часов полёта самолёт пошёл на снижение, и в иллюминаторе можно было разглядеть пригородные дома, рядом с которыми копошились люди. С высоты дома казались игрушечными, а люди – букашками. Граба заёрзал в кресле:
– Ты хоть что-нибудь чувствуешь?
– Конечно – уши вот как заложило.
– Ну, ты, Женька, твердокожий! Столько лет не быть в родных местах!
Родные места встретили вечерней прохладой сибирского лета. В воздухе еле заметно пробивались давно позабытые запахи хвойного леса и каких-то трав. Приятели как заворожённые стояли возле выхода из здания аэропорта. Перед ними располагалась площадь с припаркованными по краю машинами и автобусной остановкой. К остановке медленно подъехал автобус и, остановившись, распахнул двери.
Граба оживился:
– Смотри, 119-й до сих пор ходит! Давай на нём прокатимся. Вспомним былое.
Эжен согласился, но, зная Грабу, подумал, что тот просто хочет сэкономить на такси.
Автобус по пустынной вечерней трассе за полчаса домчал до города. Покружив немного по улицам, он остановился на центральной остановке. Друзья вышли и оказались лицом к зданию, на котором висела вывеска: «Отель «Сибирь».
– Раньше была гостиница, а теперь отель. Цивилизация, – многозначительно сказал Граба. – Здесь и остановимся. У меня здесь одна хорошая знакомая работает.
Однако ни знакомой, ни цивилизации в отеле не оказалось. Знакомая давно уволилась, а номера, припудренные косметическим ремонтом подобно потёмкинским деревням, оставались на деле теми же самыми гостиничными, советскими. Из цивилизации были только цены на них. Осмотрев номера, Эжен поморщился:
– А что-нибудь поинтереснее за последнее время в городе появилось? – спросил он на ресепшене у небрежно одетой женщины со следами былой молодости на лице.
Та осмотрела их с головы до ног:
– Если вам некуда деньги девать, езжайте в «Магистрат», – скривилась она в неприязненной гримасе:
Заказав через неприветливую администраторшу такси, приятели вскоре были возле двухэтажного здания под старину со шпилем, искрящегося иллюминацией и большими золотыми буквами «Магистрат». На входе их встретил портье в форменной одежде. Приветливо улыбаясь, он распахнул перед ними двери и, подхватив багаж, провёл в уютный холл, не уступающий приличным европейским отелям.
В отличие от предыдущего «отеля» за стойкой приёма сидела миловидная и излучающая доброжелательность девушка. С очаровательной улыбкой она не то в шутку, не то всерьёз поинтересовалась о цели визита иностранных гостей, на что Граба важно ответил: «Бизнес». Девушка показала свободные номера. На сей раз Эжен остался доволен ценой-качеством услуг, и только бережливый Граба, переведя рубли в привычную для себя валюту, впал в негодование:
– Пятьсот шекелей за сутки! У них там что, унитазы из золота?! Давай вернёмся в «Сибирь»!
Но когда Эжен сказал, что проживание берёт на себя, успокоился.
Компаньоны разместились в двухместном номере на втором этаже с видом на центральную площадь, на которой мирно соседствовали часовня и памятник непримиримому борцу с враждебными научному коммунизму течениями, к коим относилась религия, – вождю мирового пролетариата В. И. Ленину.
Утомлённые двумя перелётами, они, наскоро приняв душ, легли спать.