На протяжении двадцатого века война не прекращалась ни на миг. Ожидая эпоху всеобщего благоденствия, на самом деле мы вступили в эпоху войн. Впрочем, двадцать первый век сулит нам еще более страшные испытания. Палестина, Афганистан, Ирак, Сомали, Чечня – все это примеры нового типа войны.
Поистине, те, которые не уверовали, расходуют свое имущество, чтобы отвратить с пути Аллаха. И они израсходуют его, затем они потерпят убыток, затем они будут повергнуты. И те, которые не уверовали, будут собраны в геенну.
Весна 2014 года
Пустыня Негев, Израиль
Центр подготовки
Тараш[1] Миша Солодкин, получивший свое звание в больнице, где лечился от полученных на дороге ранений, попал сюда довольно-таки случайно. В больнице к нему приходило много людей – настолько много, что у палаты были вынуждены выставить военный караул, чтобы не пускать к больному кого не положено. Командование сочло его действия в засаде совершенно верными, присвоило следующее воинское звание и отправило документы на награждение, награду, правда, пока не дали. Офицеры Шин-Бет его буквально измотали вопросами – он был важнейшим свидетелем произошедшего, настолько важным, что обсуждали возможность дать ему другое имя, чтобы он не стал целью террористов или каких-либо мстителей. Потом он вышел из больницы как раз тогда, когда командование подбирало людей для специальной операции – при этом патрульная группа его была фактически уничтожена, а сам он показал себя храбрым малым, достаточно храбрым, чтобы быть включенным в группу повышенного риска. Поэтому тараш Солодкин получил предписание прибыть в тренировочный центр в пустыне Негев для переподготовки – заодно и физнорматив сдать для дальнейшего прохождения службы после ранения.
В учебном центре в пустыне Негев он встретил несколько своих знакомых из эмигрантов, о его истории, о засаде на дороге уже знали, и командование относилось к нему с уважением. Ему даже предлагали группу, которой будет дано более легкое задание – но он отказался и с несколькими другими бывшими эмигрантами был включен в группу, которая готовилась действовать в Ираке.
То, что группа состояла из эмигрантов, – было оправданно и понятно. Во-первых, в израильской армии с каждым годом все больше и больше становится русских эмигрантов и детей русских эмигрантов, а вот сабра, коренные жители Израиля от службы в армии все чаще пытаются откосить, что по меркам Израиля просто позорно. Во-вторых, в Ираке, как и во всем арабском мире, с уважением относятся к русским людям, русские много помогали арабам, в том числе и против Израиля. Поэтому одной из наиболее выгодных легенд является легенда русского человека, если ты заговоришь с захватившими тебя в плен по-русски – есть шанс что тебя не убьют на месте, а вот если по-английски или на иврите – тут твои шансы куда меньше. В-третьих, удивительно, но до сего момента в израильской армии не существовало специализированного русского подразделения спецназа, где могли бы служить русские – подобно Дюведиану, где нужны были люди, выглядящие как арабы и способные при необходимости прикинуться арабом. Предчувствуя тяжелые времена, израильское военное командование решило сделать первый шаг к формированию такого подразделения – хотя бы создав русские группы для северного направления атаки. То, что один раз создано, – в большинстве случаев может быть легко воссоздано вновь.
Подготовка специальных групп была нетипичной для израильской армии. Первым делом – экзамен по русскому языку, а дальше два часа в день арабского. Оружие – все русское, трофейное, больше всего внимания уделялось занятиям с автоматами Калашникова и ручными гранатометами «РПГ-7». Утренние кроссы по предгорьям – солнце еще греет, а не жарит и не палит, а жара уже такая, что на кроссе в обморок падают люди, а форма покрывается соленой коркой, разъедающей кожу до волдырей. После утренней пробежки – стрельбы. Вечером – физическая подготовка, снова бег по холмам. В конце курсов – зачет.
Но до этого…
– Тараш Солодкин!
– Есть такой…
Офицер, тоже говорящий по-русски, делает отметку в ноутбуке – и перед рядовым на большой стол увесисто плюхается большой мешок с патронами – в такой упаковке по пятьсот патронов, сами патроны русские, дешевые. За ним – еще один. Стреляй – не хочу.
– Это все мне?
– Нет, мне! Расписался здесь – и марш на стрельбище!
– Так точно!
Его стрелковая позиция – под номером три. Просто какая-то грязная дерюга, брошенная на землю, нет ни вала, чтобы пули не летели куда попало, ни нормальных мишеней. Наоборот – их вывезли подальше от полигона, в качестве мишеней – старые картонные коробки и листы бумаги.
У него – автомат «АКМ» выпуска шестьдесят пятого года, но нормальный еще, на каких только складах его взяли и десять стальных магазинов к нему. Эти магазины надо набить вручную, патрон за патроном. Пот еще есть, к обеду его уже не будет – но пока он есть, он выступает на лице, саднящем от бритвы, капает на руки, лезет в глаза – вообще, мерзкое ощущение, когда на коже пот. Иногда Миша смахивает его и принимается снова снаряжать автомат. Пальцы стерты уже до крови, саднят, в магазинах пружина тугая – видимо, новая, обновили.
Патрон за патроном – под немилосердным палящим солнцем. Все десять магазинов.
Все, готово. Примкнуть магазин к автомату, остальные выложить рядком, с позицией рядом. Украдкой оглядеться – справился вторым. В армии все – на соревновании, только ставка – не медаль, а жизнь.
– Ефрейтор Солодкин – готов!
Подходит офицер – странным образом не потеющий, видимо, уже привык к местной жаре, подходит, проверяет.
– Нормально. Знаком?
– Так точно.
– Из поселенцев?
– Так точно.
Офицер улыбается.
– А я местный. Но с вашими рядом жил, язык знаю. Автомат знаешь?
– У отца такой был.
Офицер жмет плечами.
– Завтра СВД выдам. Или ПК – если хочешь. Сегодня работай с тем, что есть. Начинай.
– А… упражнения?
– А что «упражнения»? Упражнения потом начнутся. Сейчас вон твоя мишень, бей короткими, привыкай. У него отдача сильная – но шьет, как швейная машинка. Начинай.
Конец дня. Башка гудит, в ушах какой-то подозрительный звон. Указательный палец на левой руке стерт чуть ли не до крови – у «АК» довольно жесткий спуск. Когда ему дали два мешка патронов, он думал, что это на несколько дней. Оказалось – на сегодня.
– Пулемет Калашникова модернизированный, применяется в армиях практически всех наших противников, используется нашими спецподразделениями и спецподразделениями стран НАТО в зонах боевых действий. Вам его тоже нужно знать – любой член группы должен при необходимости заменить пулеметчика, потому что без автоматчика группа может выжить, а без пулеметчика – нет. Он тяжелее Негева, весит примерно восемь килограммов без ленты, но намного легче, чем MAG и М60. Надежный, стойкий к загрязнению, очень неприхотливый. Подготовленный и достаточно сильный боец может нести примерно до восьмисот патронов в лентах к нему. Ствол сменный, запасной в комплекте. Применяется патрон от СВД, мощностью примерно такой же, как патрон 7,62 НАТО – но за счет тяжелой пули лучше, чем MAG, работает на дистанциях от пятисот метров. Показываю порядок неполной разборки, смотрите внимательно…
Пулеметный короб непривычный – не мешок со стальной горловиной, как на MAG, а стальная коробка из тонкой стали, зеленая, с выцветшей краской и вытисненной звездой. Непривычные и патроны – с рантиком.
Короб с лентой крепится к пулемету, лента протягивается, первый патрон ложится строго в отведенное ему место, надо следить, чтобы та деталь, которая достает патрон из ленты и подает его в ствол, зацепила первый патрон за рантик, иначе будет задержка. Пулемет и в самом деле довольно легкий, у него штатным был не MAG, но товарищи-пулеметчики давали пострелять и поносить ротный пулемет и ефрейтор знал, насколько он тяжелый.
Ствольную коробку до щелчка. Затвор. Прицел.
– Ефрейтор Солодкин к стрельбе готов!
Офицер, занимающийся в их непонятной группе преподаванием искусства стрельбы из пулемета, подходит, проверяет.
– Не так. Видишь, в прикладе специально прорезь. Она здесь – не только чтобы приклад облегчить. Руку вот сюда… вот так. Цель видишь?
– Так точно.
– Огонь!
Пулемет отдает в плечо, оглушительный грохот и фонтанчики, выбиваемые пулями из земли. Красные просверки трассеров.
– Чуть ниже – с перелетом бьешь. Ориентируйся по трассерам. Патроны можно не экономить, тут целый короб можно одной очередью выпустить – не застрянет. Если почистил нормально.
– В критической ситуации боец с пулеметом в группе очень важен, не побоюсь этого утверждения, от его действий и действий штатного снайпера группы наполовину зависит выживание всей группы! Зачастую бой начинается так – при перемещении группа попадает под шквальный огонь из засады. Террористы обычно бьют неприцельно, им все равно, ранят они кого-то или убьют – а убитые обязательно будут, если группа не умеет противодействовать засаде. Пулеметчику в такой ситуации некогда ложиться и занимать позицию, он должен прикрыть огнем пулемета маневр и занятие позиций остальными. Поэтому стрелять приходится из положения стоя или с колена. У пулемета Калашникова нет передней ручки для удержания, нет и цевья для того, чтобы держаться за него при стрельбе. Но стрелять из него навскидку можно, лучше всего в этом случае держаться за сошки, как в старых наставлениях – ремень и сошки. Ваша задача в данном случае не столько попасть в кого-то сколько ошеломить противника шквалом огня, заставить его прекратить нападение на вас, выиграть несколько секунд, чтобы занять нормальные позиции и открыть огонь. Показываю…
Стойка – на колено. Сошки… неудобно-то как… Только бы гильзоотвод рукой не перекрыть. Ну…
– Огонь!
Пулемет дрыгается в руках как норовистый конь, буквально рвется из рук, ствол задирает вертикально вверх, и приходится прилагать усилия, чтобы точно стрелять. На холме, в километре от них, поднимается облако пыли от попаданий пуль – огонь ведет десять пулеметов враз.
– Ручной противотанковый гранатомет «РПГ-7», излюбленное оружие террористов во второй половине двадцатого века. В сущности – это немецкий Панцерфауст, усовершенствованный русскими, достаточно примитивный, чтобы с ним мог работать неграмотный араб, и достаточно смертоносный, чтобы вывести из строя танк. Не всякий, конечно, танк, но…
Инструктор, похожий на араба – а может, и есть араб, есть и те арабы, которые воюют за Израиль, например, в Ливане христиане воевали за Израиль, смотрит на молодых израильтян с прищуром, характерным для тех, кто всю жизнь жил в пустыне и не хочет, чтобы песок задувало в глаза.
– …Танки бывают разные и ракеты к «РПГ-7» тоже бывают разные. Наиболее опасные для бронетехники русские тандемные, надеюсь, мы с ними никогда не встретимся. А вот это…
Инструктор поднимает со стола что-то, похожее на городошную биту, оливкового цвета.
– Вот это наиболее опасная граната, применяемая против живой силы противника. Осколочно-фугасная, китайского производства. Согласно какой-то там конвенции, нельзя делать осколочные гранаты калибром больше, чем калибр пусковой установки – поэтому китайцы сделали ее такой длинной. В городе стрелок средней квалификации может попасть в окно метров с двухсот, внутри никого живого не останется. Разрыв такого снаряда у стены может поразить осколками целый патруль. Ракета очень опасная, американцам повезло, что у федаинов Саддама таких почти не было, только старые, часто просроченные и хранившиеся как попало противотанковые ракеты, взрывавшиеся через раз…
Инструктор поднимает другую ракету, двусторонний конус на длинной палке.
– Вот это – классическая ракета. Против танка, если это современный танк, к примеру, Меркава, она непригодна, а вот против старого Т-72 без динамической защиты – вполне и сойдет. Самое главное – именно такими ракетами сбивают вертолеты последний десяток лет в Афганистане. Выстрел к «РПГ» на базаре стоит долларов двадцать-тридцать, очень дешевый. Если у вас есть укомплектованная опытными гранатометчиками группа, если вам удалось просчитать место посадки вертолета и замаскировать до поры свои намерения – вертолет ваш. В Афганистане американцы уже потеряли более трехсот вертолетов, это при том, что у моджахедов нет «Стингеров», какими они сбивали самолеты во время советского нашествия…
Странно – но при этих словах Мише почему-то стало неприятно, как будто оскорбили его собственную страну. Оглянувшись, он понял – не ему одному…
– «РПГ-7» имеет очень простую конструкцию, по сути, это труба со спусковым механизмом, калибр чудовищный – сорок миллиметров или четыре сантиметра, слоновых ружей таких нет. При выстреле – ухо стрелка оказывается как раз напротив того места трубы, где воспламеняется вышибной заряд реактивной гранаты. Впечатления неприятные.
Перед выстрелом всегда смотрим, кто находится позади тебя. Опасная зона при выстреле из гранатомета – до двадцати метров! Из помещений стрелять тоже нельзя, если это помещение не размером с гимнастический зал!
Мишень – классическая для советских стрельбищ, ящики с промасленной ветошью. Стрельбы – ночные, освещения почти нет, только костры горят.
– Целься! Огонь!
По уху как кувалдой… боже…
Пуля взрывает землю прямо перед носом, жесткая крупа безжалостно хлещет по лицу. Солдат, в которого едва не попал снайпер, откатывается назад, за гребень.
– Там пройти нельзя… – говорит он, остервенело вытирая лицо.
– Кто еще так думает?
Скопившиеся в какой-то рытвине солдаты подавленно молчат – обстрел снайпером на психику действует очень здорово…
– Значит, все. Тогда объясняю. Первое – если ведется одиночный огонь, он не всегда снайперский. В Ливане и в Ираке такие штуки применялись – федаин ведет огонь одиночным из «калаша», все думают, что снайпер, останавливаются, вызывают антиснайперскую группу. Так может потеряться несколько часов, а у вас не будет и нескольких минут. Второе – даже если это и в самом деле снайпер, у него меньше возможностей, чем вы думаете. Прицел снайперской винтовки, он хоть и приближает цель – но в то же время сокращает поле зрения, только очень опытный снайпер способен быстро переносить огонь по фронту. Первым делом вы должны попытаться понять, откуда именно стреляет снайпер, даже если у вас нечем его достать в настоящее время. Вторым – передвигаться короткими перебежками, но именно перебежками, если позволяет обстановка. Никогда не бегите прямо навстречу снайперу, если вы знаете, где он находится, – цель, идущую прямо на тебя, куда легче уничтожить. Никогда не действуйте против снайпера в одиночку, действуйте группой, отвлекайте его внимание – стрельбой, метанием гранат – всем, чем угодно. Наконец – лучшее средство против снайпера – это дым и другой снайпер. И то и другое у вас будет. Все понятно? Тогда приступайте…
– А если этот снайпер в нас попадет? – мрачно спрашивает молодой младший сержант по имени Александр, он из детей поселенцев с Западного берега. – Он ведь боевыми стреляет. По дури – да и попадет хоть раз.
– Тогда про вас хорошо напишут в газетах… – усмехается инструктор, – родился… учился… мечтал… Все, пошли!
– Щас пойдут… – Абрам Собинсон, младший сержант, родившийся в Минске, а службу проходящий уже в Израиле, странно поежился. Он был сильным – но тощим, невысоким и со стороны казался пацаном.
– Обосрался?
– Ага, щаз… Тебе напомнить, как ты обосрался?
– Это когда?
– Собинсон, Солодкин – замолчали оба! Не время!
Да уж… Не время.
Они лежали в русле какой-то высохшей речки… верней, не в самом русле, а по ее краям. Четыре группы в головном дозоре… с гранатометами, пулеметами, автоматами. Лежали под палящими лучами солнца, со сбитыми в кровь пальцами, стертыми ногами… не потели, потому что нечем было потеть. Перед глазами – солнечная пелена… сорок один градус на солнце, это еще немного, это терпимо…
– Еще раз. Только по сигналу. Гранатометчикам – весь огонь на танк. Пулеметчики – бьют по колонне. Основные цели – пулеметы и пулеметчики за ними, если не выбьем – они сами нас выбьют. В минуту. Дошло?
– Так точно.
– И не ссать! Прорвемся…
Танк они сначала услышали и только потом увидели. Древний Т-72, использующийся здесь в учебных целях, окрашенный в светло-серый цвет, упорно полз вперед, попирая гусеницами древнюю, библейскую землю. Он шел первым, за ним – грузовики, «Хаммеры»… с пулеметами. Развернуты елочкой, причем солдаты за пулеметами настороже, они знают, что едут по руслу не просто так, что где-то впереди – засада.
Четыре гранаты срываются в направлении танка, по две с каждого берега, огонь пулеметов косит ракетчиков, но дело уже сделано – танк останавливается и выбрасывает из люка столб красного дыма – есть поражение. Со всех сторон бьют трассеры, колонна огрызается огнем, пытаясь занять оборону, – и все больше и больше солдат, у которых на каске открылся красный лоскут, выругавшись, опускают оружие. Убиты…
Холм. Просто холм, несколько пацанов в старой и драной форме, лопаты и оружие. Много оружия и лопаты.
– У вас… – инструктор смотрит на часы, – только тридцать минут.
Лопата вырывается из рук, соленый пот ест глаза, руки уже давно стерты до кровавых пузырей. Каменная, неподатливая земля, чтобы ее копать, нужно буквально вбивать в нее лопату. Выковырянные куски земли складываются в нечто наподобие бруствера.
Рокот вертолетных лопастей, неожиданный – и совсем рядом. Никто не слышал, как вертолет подобрался к ним вплотную.
– Ложись!
Тараш Солодкин едва успевает свернуться клубком в яме, которую он выкопал и которая совсем не похожа на окоп. Гремит установленный на вертолете бортовой пулемет, свистят пули, врезаясь в землю. Страшно…
Причина всего этого – такой жесткой и многоплановой подготовки солдат, которые, в общем-то, должны будут сидеть на скамейке запасных, – была простой. Точнее – причин было даже несколько. Первая причина – они были резервом командования. Северная группа вполне могла застрять там, в горах Тебриза, быть блокированной и даже не выполнить задания. В этом случае предусматривался запасной план – повторный авиационный удар, уже напролом, всеми силами израильских ВВС и, возможно даже, ракетами и заброска сильной эвакуационной группы. Группа, находящаяся у самых границ и хорошо подготовленная, при необходимости могла либо принять участие в десанте – либо попытаться пробить коридор к прорывающейся к границе основной группе. Причина под номером два – на группу и в самом деле могут напасть. Все очень просто – пролетающий над границей на большой высоте беспилотный дрон-разведчик[2] замечает непонятный лагерь, и информация о нем попадает на стол офицеров-аналитиков иранской армии. Учитывая, что лагерь находится у самой границы, – принимается решение проверить его, для чего к лагерю посылают банду. Это может быть отряд Аль-Кодс, иракская Хезбалла или местная их крыша – Армия мучеников Муктады ас-Садра. Банда – до ста человек живой силы, несколько единиц техники, в том числе автомобили с пулеметами, гранатометы и, возможно, минометы. Если в лагере просто нефтяники – их можно обложить данью или похитить ради выкупа. Могут и просто убить – в назидание всем, чтобы больше ни у кого не возникало светлой мысли разбить лагерь прямо у иранской границы. В этом случае необходимы были люди, способные защитить лагерь от нападения боевиков, защитить при любой ситуации.
Наконец – третья и последняя причина состояла в том, что никто не питал иллюзий относительно военного разгрома Ирана. Можно лишить его ядерного жала – но Иран все равно останется опасным. Иран будет намного опаснее, чем Саддам, лишившийся Осирака – потому что Ирак делал ставку на классическую, государственную силу, а Иран делает ставку на исламский экстремизм и поддержку террористических организаций. А для террористов, для террористического удара возмездия нет ни границ, ни расстояний. Вот почему Израиль должен был быть готовым ко всему, что произойдет потом. Готов к любому развитию событий, в том числе и к нападению со всех сторон. Готов на уровне – все, способные носить оружие…