Гмоны – истребители разума. *** (А. Н. Лекомцев, 2018)

Середина мая. Над зелёным покровом бесконечной мари, с вкраплениями красных ягод прошлогодней клюквы и ранних весенних цветов вились птицы. Они видели, как по качающимся под ногами мхам в сторону большой берёзовой рощи брела группа двуногих существ. Это не ягодники, не грибники, да и, вообще, не люди и даже не обезьяны. Да и откуда бы здесь, на Северо-западе России взяться, тем же орангутангам и гориллам?

А вот уже, совсем не далеко от них, на лесной дороге, парень и девушка. Им лет по восемнадцать-девятнадцать. Не больше. В джинсовых синих костюмах, в кроссовках. Вышли просто… на природу. Может быть, и познакомиться поближе. Кто знает? Молодость.

Они остановились передохнуть рядом с большими берёзами. Из травы выглядывали многочисленные светло-коричневые шляпки весенних грибов – сморчков.

– Жаль, что у нас собой, Зина, нет с собой даже целлофановых пакетов, – сказал он. – А так ведь много грибов можно было бы собрать.

– Долго ли нам на свои дачи вернуться, Миша. Пятнадцать минут ходу, – ответила она. – Можно за ними сбегать.

Он лукаво посмотрел на неё, обнял. Девушка отпихнула его руку.

– Ты что такая робкая и нерешительная? – Спросил Миша. – Мы ведь давно знакомы.

– Ну, ты и фрукт! Ты меня за этим и пригласил сюда… подышать чистым, лесным воздухом?

– Не было у меня зловещих планов. Просто, сейчас захотелось тебя обнять, как будто в последний раз в жизни. Да и весна. Щепка…

– Щепка на щепку лезет. Так, Миша?

– Примерно так. Зинуля.

– Опасно сейчас в траве валяться.

– Боишься, что медведи нас сожрут или лоси затопчут?

– Причём здесь лоси! Сейчас тут море энцефалитных клещей. Больно мне надо молодой умирать или парализованной ходить.

– Не проблема, Зина. Вернёмся на дачи. Зайдём ко мне в домик, разденемся и осмотрим друг друга… внимательно.

– Прабабушку будешь свою рассматривать или самого себя в большое зеркало. Можешь даже селфи сделать – полную обнажёнку. В Интернет впихнёшь и станешь знаменитым, как Михаил Ломоносов.

– Ну, я же не контуженный.

– А если нормальный, то почему такой нетерпеливый? Не так же это всё делается.

– Да ну тебя!

Он сделал вид, что обиделся, отошёл в сторону.

Она присела на ствол поваленного дерева. Подумав немного, парень подошёл к девушке, устроился рядом с ней.

– Если честно, то ты мне очень понравилась, – признался Михаил. – Раньше тебя я на наших дачах не замечал, а теперь вот…

– Мы повзрослели, Миша. В этом и вся причина. Ты мне тоже нравишься. Раньше, помню, бегало рядом с нашим дачным домиком какое-то грязное и мелкое существо, на тебя похожее. А теперь вот… примерно нормальный вид.

– О твоём босоногом детстве, Зина, я могу сказать почти то же самое.

– Зря обиделся, Миша. Нельзя же вот так… сразу к девушке приставать. Требуется какое-то время.

– А если его нет? Впрочем, я могу и подождать. Я терпеливый.

Она обняла его, поцеловала в нос. Приободрившись, парень решил заключить в свои объятья подругу детства. Но та оттолкнула его и, шутя, погрозила пальцем.

Ничего не оставалось ему делать, как вести беседы про жизнь. Но про новые игры в Интернете поговорили, про фильмы… Да ещё он, между прочим, заметил, что в этих местах люди пропадают. Не бесследно, конечно, потом сотрудники МЧС находят отдельные части тел… недоеденных. У них, у спасателей, служба такая – находить то, что осталось.

Зина резко поднялась со ствола дерева, схватила его за руку, потянула к тропе. Понятно, такие разговоры не очень-то и приятны. Даже ведь от них и страшно немного. Да и пора домой, точнее, на свои дачи.

Он тоже встал, осмотрелся по сторонам. И вдруг лицо его перекосилось гримасой неподдельного ужаса. Да и было чего напугаться. Из глубины берёзовой рощи к ним вышли пять огромных двуногих существ, покрытых густой и длинной чёрно-бурой шерстью.

Эти, явно не дружелюбные монстры, встали полукругом вокруг них, оскалив свои мощные зубы. Девушка, прижавшись к парню всем телом, прошептала:

– Вот и смерть наша пришла, Мишенька. Как не хочется умирать!

Она была права, жить им оставалось считанные секунды.

Мгновение – и на высокие лесные травы начала струями литься человеческая кровь и падать куски мяса, и уже наполовину обглоданные кости.

Но даже с высоты птичьего полёта не разглядишь всего того, что произошло здесь, в светлом берёзовом бору, рядом с тропой. Очень густы кроны деревьев. Да если и увидят что-то птицы, разве же они что-нибудь скажут? Особенно, вороны. У птиц и зверей свои заботы. Пора гнёзд и спариваний.

Вот они, чёрные, крикливые, уже опустились на место трагедии. Им много мяса оставили снежные люди, то бишь, бигфуты, которые, якобы, не существуют в природе. Птицы довольны, им тоже есть, чем полакомится. А там и мыши-полёвки своё возьмут, и даже муравей кусочек уже мёртвой ткани человеческого тела утащит в свой «многоэтажный дом».

Для того, чтобы хорошо жить в России, не обязательно быть её патриотом. Скорей всего, лучше таковым, вообще, не числиться. Время не совсем обычное. Мало сказать, что весьма и весьма смутное. Оно просто невероятно логически обоснованное, противоречит тому доброму, что должно происходить, но вот никак не происходит. Всё откладывается на «потом», причём, теми господами и дамами, которые странным и невероятным образом это райское «потом» лично для себя, своих родных и близких уже сотворили, прямо, сейчас… на тысячу лет вперёд.

Но беды ведь их тоже не обходят, и то, что творится и творилось вокруг настолько реально и неотвратимо, что остаётся только разводить руками. Как ни крути, но и магнаты, и чиновники, и воры – тоже, пусть не самая лучшая и приветливая, но часть народа «этой страны». Знали бы они, что ни в каких Европах и Америках уже не укроешься от того, что надвигается на Земной Мир.

Всемирная беда, как и нищета, интернациональна. Только Господь Бог решает, кому его карать, а кого – миловать. А как, что и почему он делает, даже для великих мудрецов – необъяснимая тайна. Вряд ли, она будет раскрыта. Как утопали неокрепшие разумы самых любознательных граждан в несуразных, чумных гипотезах, так и будут. Ничего другого не остаётся, как предполагать…

Но, по большому счёту, ничего мы не боимся, даже конца света, приближением которого нас пугают элитные маги, волшебники и, прости господи, экстрасенсы. Да только ли они? С телевизионного экрана проникновенно смотрят на нас весьма и весьма странного образа мышления ведущие и проповедуют, убеждают, что скоро всем людям – полные кранты. А если так, то незачем и задумываться и пытаться, хоть как-то, напомнить власть имущим о своём существовании. Зачем? Всё равно ведь, ничего хорошего впереди не ожидается. Не предвидится в конце тёмного тоннеля даже жалких намёков на яркий солнечный свет.

Людям, которым нечего терять, кроме собственных подобий жизней, не страшны никакие катаклизмы и экологические катастрофы. Пусть природа топит их водой, испепеляет нещадным огнём, ввергает в земную тряску (землетрясение), убивает шаровыми и прочими молниями, они, всё равно, в глубинах своего жалкого сознания смирились даже с этим. Разум «простых» людей готов ко всему. О подсознании говорить, вообще, не стоит, ибо то, что в нём заключено – непостижимая тайна даже для великих просвещённых. Но и оно изрядно замусорено и, некоторым образом, тоже порабощено и зомбировано.

Зато подавляющему числу граждан планеты Земля, можно сказать, босоногому и незащищённому от бед никаким образом, получается, гораздо проще существовать на белом свете, чем двуногим «денежным мешкам». Но ведь и они, особенные господа, не простые, «сложные» люди тоже не защищены, к примеру, от обычных ливней, падающих на головы с пасмурного неба. Этот факт, конечно, не радует, не утешает, но ведь делает нищих и обездоленных относительно… такими же, как и те, кто подгрёб под себя всё, что можно. Причём, продолжает это делать, утверждая, что так и должно быть.

Не то, что бы в мире назревала экологическая катастрофа. Нет. Она перестала… назревать. Она уже стала жестокой действительностью. Явилась – не запылилась. Поздно было выражать некоторую озабоченность и определённые упрёки в адрес тех, кто, думая о собственных колоссальных денежных накоплениях всякого рода недвижимостях, уверенно и нагло разделили людей по сортам и категориям. Заодно они напрочь забыли и о том, что ведь, на самом деле, Земля – колыбель Человечества, но не Кормушка для… избранных. Умудрились ведь как-то сами себя… избрать, от имени народа.

От всемирной беды уже невозможно было уйти. Назревающая проблема несколько десятилетий тому назад была, как говорится, спущена на тормоза. Если бы даже и существовали способы, с помощью которых люди смогли бы поместить всю нашу общую, уже не только российскую, а мировую беду в своеобразную обсервацию, то не смогли бы оставить всё, как есть. Она расширялась, росла и порождала зоны более страшные, чем сама.

Вот, что такое обсервация в современной трактовке значения данного слова, общепринятого понятия. Здесь не, так сказать, загон для чумных и прокажённых, а живое пространство, поглощающее всё, уничтожающие и преобразующее Земную Обитель. И ему плевать на наши установки, морально-нравственные нормы!.. Человечество прокололось, обгадилось, по самые уши. Оно показало и доказало, что не только не совершенно, но и опасно для всего окружающего его. Рудиментарно, само по себе.

Причиной стремительного наступления Растущей Обсервации на мир условно мыслящих двуногих стало, прежде всего, варварское отношение к использованию и добыче природных ресурсов. Увы, так не только в России, а почти во всех процветающих и не очень странах Мира. Варварская добыча нефти, газа, угля и прочих полезных ископаемых, хищническая вырубка лесов, загрязнение водных массивов, засорение и засоление пахотных угодий…

Кроме этого, свою негативную роль сыграло испытание и применение в, так называемых, локальных войнах самых разных видов оружия. Перечислять все существующие безобразия можно было сколько угодно. Лишь только это и оставалось. Суть самой беды, всемирной катастрофы, теперь уже заключалась не в таянии ледников, глобальном потеплении, похолодании и прочих явлениях, а совершенно в ином. Назрел эпохальный период Всемирной Мутации, который, начал активно уничтожать Человечество целиком и полностью, преображать его.

На его основе стали появляться другие разумные существа, более приспособленные к больной окружающей среде. Природа Земли зачастую не только жестока, но и рациональна. Она решила просто: не может Человечество существовать разумно, не нанося вред окружающей среде, значит, стоит найти ему достойную замену. Всё просто и в Мирозданческом Плане справедливо.

Об этом в последние дни и месяцы часто размышлял обычный молодой человек, командир взвода одного из мотострелковых подразделений лейтенант Виктор Ковалёв. Да разве же только он один задумывался над тем, что, как и почему происходит вокруг? Не только к отдельным личностям, но и к подавляющему большинству, двуногих, условно разумных существ, к примеру, в России «умная мысля приходит опосля». Впрочем, везде и всюду теперь так. Даже гораздо хуже.

Так получилось, что Ковалёв знал о том, что происходит вокруг гораздо больше, чем очень и очень многие жители планеты. Нет, он не был предсказателем, ясновидящим или великим экстрасенсом. Всего лишь лейтенант Российской Армии, но из тех, кому в самые ближайшие дни в одном из районов предстояло с оружием в руках защищать всё человечество. А для этого надо было кое-что знать и быть готовым к любой экстремальной ситуации.

Вчера его вызвал к себе в кабинет на «дружескую беседу» командир мотострелковой дивизии, генерал-майор Ягодин. С одной стороны, строгий и серьёзный командир, а вместе с тем, простой и благодушный. Ответственная должность и высокое звание не превратили его в важного военного чиновника, он остался Человеком. А это уже много, и не каждому дано пройти испытание большими должностями, деньгами и великой славой. Но речь не о них, серых воронах, возомнивших себя павлинами или белыми лебедями, а конкретно, о генерале Ягодине. Даже солдаты, когда упоминали его в своих разговорах, то называли его не генералом, даже не «батей», а по имени и отчеству – Геннадий Михайлович.

С Ковалёвым он вёл себя просто и важный разговор с командиром взвода начал без каких-либо предисловий. Командир дивизии вручил в руки молодому офицеру небольшую брошюру с грифом «секретно» и со странным названием «Гмоны». Сначала Виктор подумал, что здесь обычная опечатка и просто искажено слово «гномы». Но очень быстро убедился, что никакой ошибки в названии нет.

Ягодин посоветовал, точнее, приказал лейтенанту внимательно прочитать эту «книжицу» прямо в его кабинете, а сам вышел за дверь, сказав, что через минут пятнадцать-двадцать вернётся назад, и они обстоятельно поговорят о важном деле.

Эта небольшая брошюра сделала своё дело. Невозможно было осмыслить, постичь своим разумом то, что происходило в мире. А речь в ней, как раз, и шла об этом. Оказалось, что странные волосатые существа, которых всё чаще и чаще видят в самых разных уголках России, это не снежные люди, не йети, а гмоны. Жестокие и беспощадные. Часть людей они убивают и, как правило, съедают. «Везёт» только тем, с кем они насильно вступают в половую связь. Тех монстры оставляют в живых, но вместе с этим и заражают их, передают им опасный и зловещий вирус «Сигма», в частности, его разновидность – «Штамм № 11». После этого заражённый человек начинает очень быстро перерождаться, изменяться. В общем, эта зараза называется ещё и Вирусом Агрессивной Мутации (ВАМ).

Через восемь-десять дней у инфицированных людей на животе вырастает густая сине-чёрная шерсть, в виде треугольников самых разных размеров. В это время они становятся активными вирусоносителями и опасны для окружающих до полного своего перевоплощения. От уже «созревших» гмонов заражение может происходить только половым путём. Во всём мире монстры и заражённые (из числа неизлечимых) люди подлежали уничтожению. Просто не было другого выхода, не существовало иных методов борьбы со страшной катастрофой.

Причиной появления на Земле уже не десятков, а многих сотен тысяч, если не миллионов жестоких монстров стали генные модифицированные продукты (ГМО). Именно, в России монстров, новоявленных чудовищ и назвали «гмонами». Первые три буквы этого названия говорили сами за себя.

Если в России и в ряде некоторых стран была уже несколько лет запрещено выращивание сельскохозяйственных продуктов с помощью ГМО, то в США, в Центральной Африке и большинстве провинций Китая появление на рынке дешёвой кукурузы, картофеля и прочего только приветствовалось. Результат от такой «выгоды» и явной наживы разного рода олигархов планеты не заставил себя ждать. На доброй половине африканского континента уже не существовало людей, там жили и завоёвывали оставшееся пространство гмоны.

В Китае одна четвёртая часть территории была уже захвачена монстрами, которые продолжали плодиться. Не намного лучше обстояли дела в США. Пять южных штатов, может быть, уже и больше, стали обсервациями, где проживали только гмоны. Не просто проживали, а продвигались вперёд. Они бесстрашно шли на танки, на крупные воинские соединения и одерживали победу за победой. Не лучше дела обстояли, к примеру, в Индии.

Что касается России, то на Дальнем Востоке, в некоторых районах Сибири уже шла страшная кровопролитная война с гмонами. Но всё держалось, при возможности, в секрете. Правительство считало, что такая информация могла бы посеять ненужную панику. Да и борьба с монстрами велась, правда, с переменным успехом и большими жертвами и потерями. Одним словом, так называемый, человеческий мир стоял на грани уничтожения и полного преобразования.

Когда командир дивизии вернулся в свой кабинет, то в первую очередь спросил у лейтенанта, что он думает по этому поводу.

– Простите, товарищ генерал-майор, – ответил Ковалёв, – но мой рассудок просто отказывается это понимать.

– А тем не менее, всё это так, – сказал Ягодин. – Я потому дал возможность тебе, Виктор, ознакомиться с этим материалом, потому что дня через три-четыре тебе предстоит отправляться в дальнюю командировку.

– Так точно, понял. Придётся повоевать. Я готов, товарищ генерал-майор!

– Полетишь, почти инкогнито, в США, может быть, в Калифорнию. Потом ещё уточним. Там у них дело – швах. Американцы попросили помощи у международных военных вил. Но некоторые подробности потом. Вызову к себе и прямо отсюда поедешь в аэропорт, а потом и… на самолёт.

– Так точно, понял! – Ковалёв стал с места. – Информация не подлежит огласке.

– Не такая уж она теперь и секретная, лейтенант. Через неделю, а может быть и раньше, в России будет введено военное положение. Все и всё будут знать. Предприниматели, например, которые выращивают генные модифицированные овощи и фрукты, будут расстреливаться на месте. Их уже четыре года тому назад предупреждали и убедительно просили не наживаться на крови своих соотечественников. Так что, особо не распространяйся, но и особо эту… тайну уже и не храни. Эта не тайна, а уже всемирная катастрофа.

На том он и расстался с генералом Ягодиным. Оставалось только ожидать заграничной командировки.

А сейчас Ковалёв, двадцатидвухлетний лейтенант, светловолосый, голубоглазый, высокорослый, сидел в трикотажном костюме в своей малосемейной однокомнатной квартире офицерского четырёхэтажного дома восковой части и пил чай с лимоном. В этот вечер он был свободен от службы. Есть время подумать о житье и бытье и даже немного отдохнуть.

К нему в комнату, без стука в дверь, по-свойски, вошёл капитан, командир роты технического обслуживания, в основном, боевых машин пехоты Кирилл Ломов, тоже одетый по-домашнему. На пять-шесть лет постарше Ковалёва. Но тоже, пока холостяк. Он привычным жестом налил и себе в большую фарфоровую чашку чаю, положил туда пару ложек сахара, кусочек лимона. Отхлебнул глоток чая из чашки и неожиданно сказал:

– А я, Витя, видел одного из них? Вот, как тебя.

– О ком ты говоришь, Кирилл? Кого ты видел? – Наигранно удивлённо спросил Ковалёв.– Кого ты видел, Кирилл?

– Чудовище это видел… огромное. Почти что человек, но здоровяк… Весь в шерсти, какой-то чёрно-бурой.

– Хорошо.

– Что хорошо?

– Хорошо, что он тебя не съел вместе с хромовыми сапогами, товарищ капитан.

– Отставить, лейтенант! Я говорю, вполне, серьёзно. Смотрю, что ты мне не веришь, Ковалёв.

– Верю, но фрагментами. Я учитываю то, Кирилл Васильевич, что ты – большой фантазёр, в душе и самым натуральным образом, художник и поэт. Ты разглядел то, что тебе захотелось увидеть.

– Чушь собачья? В метрах трёхстах от меня стоял тогда самый настоящий монстр, не так далёко от танкового полигона, и смотрел на меня. Две недели тому назад я встретился с ним. Он прикидывал, сможет ли меня догнать. Но видно понял, что затея бесполезная. Слишком большое расстояние.

– Вполне, возможно, что это так, товарищ капитан, старший товарищ мой… Ломов. Ведь если существуем мы, люди, то почему на это не имеют права бигфуты? Имеют. Причём, на самом законном основании.

– Правильная мысль. Согласен! Ведь имеются в природе всякие звери. Мы же не воспринимаем их, как чудо. Всё обычно и привычно. Но на Земле происходит страшная мутация. Я где-то об этом слышал или… сам понял.

Капитан убеждённо сказал, что, именно, эти существа – новая разумная цивилизация планеты Земля. Они – не просто гости и каких-нибудь планет. Они здешние, и уже хозяева на планете. Правда, в России, ещё всё относительно спокойно, но в Западной Европе, Северной Америке, в большинстве районов Африки… ситуация безрадостная.

Что касается Ломова, то разумом Господь его не обидел. До очень многих земных загадок он дошёл самостоятельно, своим умом. Капитан справедливо считал, что давно уже не великая тайна для «простых» людей планеты, что всё экологические катастрофы происходили и происходят потому, что некоторым двуногим существам срочно понадобились запасные «пирожки с капустой», приобрётённые не совсем просто, а за чужой счёт… Тут не всё так… обычно, как кажется.

Цена такого расклада велика. За каждой махинацией стоят миллионы безвременно и безвозвратно потерянных человеческих жизней. А ведь парадокс ещё заключается и в том, что мироеды, для которых не существует ничего святого, разумного и рационального, ещё и «веруют» в Бога, молятся, обращаются к нему… Какая пошлость! Решили вслед за библейским верблюдом пройти сквозь игольное ушко,

– Теперь уже, Витя, не ставится вопрос такого плана, верим ли мы в Бога или нет, – убеждённо сказал Ломов. – Всё гораздо круче. Господь перестал верить в нас, потому старается, уже не условно, а реально и стремительно сотворить из земного сообщества людей обсервацию, некую, уже не «фантастическую» зону.

– Какую зону, Кирилл?

– Да вот такую, которая создаётся не для людей, а для этих монстров или подобных им. Пришла пора отгородить от нас земную природу, чтобы дать ей возможность выжить, пусть даже мутируя, изменяясь. Мы уже изолированы не как бы, а явно.

– У тебя, Кирилл в голове, мощная фантастика. Бесспорно.

– Не только у меня, уже у многих. Причем, Виктор, никакая здесь не фантастика, а реальность. Самая настоящая.

Если кто-нибудь посчитал бы, что приятели вели за чаем беседу о политике, то, явно бы, ошибся. Речь шла о чистой социологии, частично, об антропологии, и, конечно же, об экологии, которая к такой организации, как Гринпис, отношения никогда не имела и не имеет. Но размышления их были запоздалыми, ибо всемирная катастрофа не просто собиралась стать владычицей планеты, она уже царила везде и всюду и с успехом одерживала победы.

Поздно, господа хорошие, стыдить уже и американцев, которые экспортировали в нормальные страны свою «свободу». Не стоило подражать дурным примерам. Ведь из, так называемой, Страны Свободы пришла в нормальные Обители не только «демократия», но и неизлечимый вирус Мутирующего Сознания Человека, его поступков и связанных с ним явлений. А с ним, вместе с ГМО, и катастрофическая зараза – Вирус Агрессивной Мутации (ВАМ). Если точнее, то вирус «Сигма, штамм №11».

Когда нет истинных ценностей, то отсутствует и Жизнь, в своём нормальном виде и проявлении. Значит, пришла пора менять, но только не шило на мыло, а «человека» на Человека. Речь идёт совершенно об ином существе, более жизнеспособном, организованном и, в любом случае, гуманном и справедливом, открытом и честном. В рамках возможного и реального, разумеется. Для него понятие «соборность» не будет пустой фишкой или кубиком, на всех сторонах которого красуется сплошное зеро.

Лейтенант Ковалёв решил, что будет разумно и правильно рассказать своему другу Кириллу обо всём том, что знает сам и что уже очень скоро перестанет быть государственной тайной.

Ко всему услышанному капитан Ломов отнёсся спокойно. Он только выразил некоторое сомнение в том, что новая цивилизация разумных существ будет хуже, чем… человеческая. Люди так накуролесили и нагрешили, что, может быть, им требуется замена. Хотя, кто его знает.

Не то, что бы Кирилл был по жизни нигилистом, но считал, что если зарождается новая цивилизация, то в этом есть какой-то даже не вселенский, а мирозданческий смысл. Наверняка новые гуманоиды, к примеру, не будут вручать свои судьбы весьма странным и наглым «партийным спискам», за которые ныне бездумно отдают свои голоса «простые» люди. Конечно же, те, кто придут на смену людям, будут ратовать за всеобщее счастье, а не отдельны партий, групп, кланов и прочих «болезненных образований» общего Великого Организма.

– Ты, Кирюша, хоть и романтик, – возразил Ковалёв, – но очень опасен, как субъект. Разве ты не можешь понять, что настала всемирная катастрофа.

– Может быть, это очищение, всемирный катарсис.

– Нет, катастрофа! И теперь уже нет времени судить людям друг друга за совершённые ошибки – не время. Другое дело – явные предатели, вредители и двуногие крохоборы-кровопийцы. Те тоже будут уничтожены. Раньше надо было поставить их к стенке, воздух был бы чище.

– Я не спорю с тобой, Витя. Я просто размышляю.

Оба офицера в разговоре сошлись на том, что жертвой любых экологических катастроф (не столько стихийных, сколько сотворённых людьми) справедливо стало ныне самое высокоорганизованное и, вместе с тем, менее приспособленное к жизни на Земле, по сравнению с другими биологическими видами, животное. Это – человек, который всеми путями и способами уничтожал и уничтожает самого себя. Но Господь давал и сейчас (как уже было неоднократно), если не всем, то некоторым из человеческих потомков возможность выжить.

– Пусть большинству людей дано было преобразиться, – сказал Ломов, – но ведь и продолжать своё существование. Величайший очередной шанс.

– Бредишь, Кирюша. Когда ты станешь монстром, тем самым гмоном, ты уже будешь другим существом. Ничего человеческого в тебе не останется. Гмоны истребляют не только людей, но и разум… Вселенский разум! Как этого не понять?

– Не записывай меня во враги народа! Я просто размышляю. Понятно, что я – офицер Российской Армии, и в любую минуту… Если всё обстоит именно так, как ты говоришь, то воевать придётся не только тебе, а всем нам. Я не пожалею жизни… Но могу я в чём-то немного посомневаться?

Впрочем, Виктор тоже на какие-то мгновения представлял себя в образе гмона… Дал себе возможность мыслить и рассуждать, как говорится, не по уставу.

Невероятно, но если человечеству придётся мутировать, измениться, то в этом не будет ничего хорошего. Ковалёв это понимал, но Сомов пока нет или не до конца. Правда, если человек, если и теперь мыслящий субъект, то весьма и весьма условно.

Многое было упущено, искажено, истолковано даже самыми мудрыми людьми не совсем верно и весьма тенденциозно. Далеко не все те, кто ратовал за, так называемую, чистоту экологической среды, понимал, что борьба должна сводиться, в основном, уже не столько к тому, чтобы сохранить животных, занесённых в Красную Книгу, а сколько самого… Человека.

Ведь он уже давно находился там… во Вселенской Красной Книге. Она, без сомнения, стала настольным фолиантом самого Господа Бога. Тот, кто сейчас заботился о благе ближнего своего и дальнего, о собственном народе и процветании родины, не просто считался патриотом России, но и всей Земли. Здравый и полезный космополитизм, но весьма и весьма… запоздалый. Трудно быть патриотом всего Мироздания, ибо действия и помыслы его направлены на то, чтобы сохранить Человечество, но только не видоизменённое.

Другую точку зрения было иметь опасно не только в России, но и везде и всюду. Тем более, сейчас, когда война самых настоящих… двух миров, по сути, уже идёт. Нелегко даже на короткое время усомнится в том, что не стоит бороться с величайшей опасностью, потому что тебе «политики» пришьют такое, что и после смерти твои правнуки тебя не смогут оправдать. Ты будешь виноват только потому, что это выгодно тем, кто будет продолжать жировать на чужих костях. Далеко не каждый человек до сих пор способен понять, что правая и левая рука одного организма никогда не будут вести борьбу друг с другом. Но видимость такового потешного «боя» создавали и создают. Всемирная мафия едина, с чем не стоит спорить. Вот, именно, по этой причине она не признает никакой другой цивилизации, кроме человеческой.

Но оба собеседника, всё же, нашли точку соприкосновения в своих мировоззрениях. Ковалёв и Ломов пришли к одному и тому же выводу: самые страшные трагедии происходят не на больших и основных дорогах, а на их обочинах. А потом уже захватывают всё существующее, начиная с магистралей.

У небольшого лесного озера, не так далеко от шоссейной дороги Москва – Санкт-Петербург стояло несколько автомашин. Здесь проводили свободное время несколько десятков отдыхающих. Некоторые загорали, играли в пинг-понг и даже пытались удить рыбу. Только у воды, как говорится, можно зачерпнуть горсть прохлады. Ведь жарко, почти по-летнему. Вторая половина одного из дней поздней весны.

Тут же, не так далеко от воды стоял и мощный и «навороченный» автомобиль-внедорожник японского производства, скорей всего, что-то, из «Крауйзеров». Из «тачки» не очень громко слышалась современная, как бы, музыка. Потом её вырубили, поднадоела. Да и беседы вести мешала… за жизнь.

А разговоры житейские вела представительная компания мужчин, в чёрных костюмах, при галстуках. Обычное дело. На полчаса, свернув с трассы, подъехали к озеру магнат и его телохранители. Все они находились в неплохом настроении. Но майское парилово, не очень характерное для этих мест, не мешало им любоваться природой перед продолжением пути из северной столицы в самую натуральную и законную.

Расстегнув пиджак, философски смотрел на происходящее крупный предприниматель Родион Осиновский. Дышал свежим воздухом, прикрыв свои глаза от яркого солнца широким чёрными очками. Ему чуть более сорока лет, удачливый бизнесмен и богатый человек находился в бодром расположении духа. Ещё бы, буквально три дня тому назад он подписал в Питере перспективный контракт с одной из финских фирм о строительстве в пригороде Москвы завода по производству консервированных продуктов детского питания.

Сюда, время от времени подъезжали и фуры. Но останавливались, они, как и положено, ближе к роще, подальше от воды. Зачем же мешать отдыхающим? Задача у шофёров одна: размять ноги и ехать дальше.

Здесь же, надеясь на удачу, дежурило несколько торговок. Пытались продать молоко и недавно собранную на болоте, прошлогоднюю клюкву. Такая это ягода… Она, прозимовав под толщей снега, как правило, выглядит свежей и не теряет своего товарного вида. Ясно, что рядом с озером, находилось и небольшое придорожное село.

Рядом с Осиновским стоял сорокалетний шофёр Петя. Здесь же, всегда начеку, наготове и телохранители – Григорий и Вася. Первый – в солидном возрасте, немного грузноват. Но видно, что побывал уже во всякого рода переделках и войнах локального масштаба. А второй – лет на пятнадцать помладше его, около тридцати годов. Для такой профессии – ни много и ни мало. Вполне, нормально.

Дав знак рукой своим сопровождающим, Осиновский направился в сторону небольшого торгового ряда и стоящей рядом с ним фуры. Все четверо подошли к женщинам, продающим ягоду, молоко, солёные огурцы.

– Хочу посмотреть, Петя, что там продают, – объяснил шофёру Осиновский. – Может быть, что-нибудь и приобретём для желудка. Отоваримся.

– Видать, решили, Родион Емельянович, клюквы прикупить? – Решил уточнить шофёр. – Дело нужное. Хотя…

– На хрен она нам, прошлогодняя ягода? – Пояснил магнат. – Она все уж и витамины потеряла за зиму. Так я к тому, что у нас и так, имеется, на всякий пожарный, уже полный багажник. Забыл, что ли?

– Вот я подумал, – сказал шофёр, – зачем вам ягода.

– Ни к чему! Нам добрые люди её изрядное количество надарили. Не отказываться же! Она нам, ягодка, уже и не катит, – Осиновский уже не внимательно, а визуально разглядывал товар, стоящий на пластмассовых ящиках.– В принципе, я просто хочу ноги поразмять. Да и молочка парного трёхлитровую баночку надо бы садануть. Ха-ха-ха! Прямо почти у дороги, в походных и антисанитарных условиях.

– Я бы не советовал в пути пить сырое молоко, тем более, столько много,– охранник Григорий наглядно демонстрировал активную заботу о своём шефе и хозяине.– Сам знаешь, Родион, у тебя ведь желудок пошаливает.

– А ты мудрые советы, Гриша, давай своей покойной прабабушке,– с недовольством отреагировал на слова охранника Осиновский.– Гуди ей по своей «мобиле» на тот свет и заваливай самыми дельными советами. Ты мёртвого достанешь. Она из гроба встанет и сделает тебе контрольный пинок в твою тупую башню. Когда я тебя спрашиваю, что-то по делу, ты никогда советов не даёшь, отмалчиваешься. В каком у тебя месте тогда язык находится? А сейчас ты умный, по пустякам. Хитро-мудрый!

– Когда моя прабабушка умерла, Родион,– вполне, серьёзно ответил Григорий, – мобильных телефонов в помине не было.

– Ты теперь об этом горько жалеешь, Гриша,– Осиновский своей «доброжелательной» язвительностью мог достать любого. – Если у неё нет «трубы», значит, ты ей не звони. Но мне мозги не парь.

– Покупайте, господа хорошие, клюковку! – Маленькая сухонькая старушка сделала решительный шаг в сторону, похоже, денежной и щедрой компании. – У меня запасено. По самой дешёвке. Только что с болотины. Пусть прошлогодняя, но она ещё лучше, чем свежая. Дед мой нонче собирал. Чуть не утоп.

– У нас её у самих столько, что можно рядом с вами пристроиться и торговать. На неделю дел хватит,– пошутил, что называется, прикололся Родион Емельянович.– Ну, мы такого делать не будем. А я хочу молочка… парного. Заглочу целую трёхлитровую банку. Ну, что не допью, то мои помощники доглотают. А не захотят – на землю вылью. Остальное птицы доклюют.

К нему подошла женщина с трёхлитровой банкой молока. За её левую руку держалась девочка лет десяти. Видно было, что она незрячая. Взяв из рук торговки молоко, он жестом приказал шофёру Пете расплатиться. Тот сунул ассигнацию в руки женщины-молочницы, дав понять кивком головы, что сдачи не надо.

– А птицы, господин-товарищ, молочко-то не клюют,– пояснила торговка, – Они его, как люди, пьют.

Осиновский приложился губами к трехлитровой банке молока, потом угрюмо посмотрел на женщину и слепую девочку и сказал:

– Да на кой чёрт нам с вами сдались всякие… птицы! Тут люди страдают. Ты что, девчонка, совсем ничего не видишь? Даже меня, такого большого?

– Совсем ничего не вижу, даже вас,– девочка прижалась щекой к телу матери.– Но я, дядя, хорошо слышу. За вами смерть стоит. Будьте осторожны. Она, где-то, рядом. Когда деньги на операцию насобираем для меня, то, люди добрые говорят, что буду видеть. Ваша смерть даже не стоит, а рядом ходит. Я шаги её слышу.

– Да, моя Зинуля очень хочет на мир посмотреть, – вздохнула женщина-молочница. – Ведь всё ей в новинку станет. Интересно.

– Да что на него смотреть-то,– проворчала старушка с клюквой. – Разве это Эрмитаж какой-нибудь, чтоб его разглядывать? Чего хорошего-то в мире нашенском? Одна сплошная дрянь! Когда свою нищенскую пенсию получаю, то от удивлённости зрение и подсаживается. А в магазин за продуктами пойду, так что и сколько стоит, рассмотреть не могу. Не получается никак.

– Какая я-то фантастика вокруг вас образовывается, уважаемая дама, – заметил Осиновский. – Что-то совсем не понятное.

– Никакой фантастики, – возразила старушка.– Люди поголовно и глохнут, и слепнут, чтобы всяких кошмаров не видеть и не слышать. Чего только одно центральное телевидение стоит. Посмотришь пять секунд – и ясно становится, что они там… сошли с ума.

– Вредные разговоры ведёте, – упрекнул старушку Григорий. – Какие-то… экстремистские. Ведь что-то вы, так или иначе, видите и слышите!

– Немного и местами, – согласилась с ним старушка.– Вот сейчас, например, слышу, что тут рядом смертушка ходит. Но за кем она явилась, не ведаю. Может, и по мою душу.

Охранники и шофёр Петя адекватно и моментально среагировали на данное предупреждение, огляделись вокруг. Но кроме двух совсем юных проституток и молодого лейтенанта в пятнистой общевойсковой защитной форме и берцах, никого и ничего подозрительного не заметили.

На Ковалёва с нескрываемым подозрением смотрел Григорий. Как говорится, мало ли тут ходит всяких ряженых. А тут под их охраной особенный и не простой человек – Родион Емельянович Осиновский. Его очень многие знают и уважают и в правительстве, да и с президентом он не однажды встречался.

Лейтенант не счёл за труд и сам подошёл к мужикам в чёрных костюмах. Он достал из кармана пятнистой куртки удостоверение, доложил:

– Вот мои документы. Хотя я не обязан их предъявлять первому встречному. Но чтобы вы тут не беспокоились, коротко скажу. Я лейтенант Виктор Ковалёв. Вышел из своей воинской части. Она рядом. Направляюсь к автобусной остановке. Мне необходимо добраться до соседнего подразделения.

– Да что ты, лейтенант, перед моими клоунами объясняешься? – Осиновскому не хватало общения, как он выражался, с нормальными людьми. – Я на твоём месте перестрелял бы моих тупых гоблинов, как собак дворовых. Ты мне лучше вот что скажи. Молока хочешь?

– Нет, спасибо,– Ковалёв спрятал удостоверение в карман. – Я его не пью.

– А у меня слабость. Обожаю парное, – Осиновский погладил рукой свой, не такой уж и великий, живот и обратился к своей охране. – А вы тут свои могучие лбы не подставляйте. Я в своё время в горячих точках бывал. Между прочим, я – майор в отставке. И стрелять приходилось. Вижу всё насквозь. И скажу вам, дороги мои гоблины, этот лейтенант не дал бы вам возможности до волын своих ручками добраться. Я в людях разбираюсь. Если бы вы дёрнулись, то все трое тут бы, как снопы, и легли.

– Да, всё так. Никто бы и ничего не успел, – скромно согласился с Осиновским лейтенант. – Но с моей стороны никакой угрозы нет.

– Ещё бы ты нам угрожал! Ещё посмотреть надо,– Григорий при своей относительной сдержанности слыл человеком не без гонора, – кто и кого бы уделал. Я на Кавказе тоже не ромашки собирал.

– Заткнись, балбес! Макароны ты продувал в полковой офицерской столовой и, как раз, ромашки собирал. От безделья! – Взорвался Осиновский. – Только без обиды, Гриша. Чем ты там занимался, я в курсе. Пока люди воевали, ты… Одним словом, заткнись! Мне кажется иногда, что не ты меня, а я тебя охраняю!

– Много ты обо мне знаешь, Емельянович, – обиделся Григорий. – Уж за себя, как-нибудь, сам отвечу.

– Так что, Только не надо понтоваться, Гриша! – Осиновский очень не любил, когда его подчинённые переоценивали свои возможности, создавали себе дешёвую рекламу. Осиновский очень не любил, когда его подчинённые переоценивали свои возможности, создали себе дешёвую рекламу. – Охраняй меня молчаливо, без своих нудных советов и рекомендаций! А недругов у меня в Москве хватает. Я знаю! Завидуют, что я, Родион Емельянович Осиновский, ещё пока наплаву! И ни какой экономический кризис меня с копыт не собьёт.

Женщина со слепой девочкой отошли в сторону, к большой сумке с молоком и пакетами с солёными огурцами. Набравшись смелости и наглости, к ним подошли и две молодые проститутки, томно строя глазки, конкретно, Осиновскому.

– Бесстыжие, – сплюнула старушка с коробом, наполненным клюквой,– стыд-то весь потеряли! Стоят тут и всякие гадости свои добрым людям за рубли предлагают!

– Помолчала бы, Селивониха,– огрызнулась чернявая и стройная.– Про тебя рассказывают, что ты во времена совдепии тут всему посёлку давала. Задарма. А мы хоть прирабатываем. Не сидим, сложа руки в трудные для страны времена.

– А вот я и не всему посёлку я давала! – С возмущением ответила старушка. – Мы всегда по-комсомольски думали и делали, а не… где попало.

– Но вот и додумались, что теперь ты, на старость лет, в день по четыре ведра клюквы к дороге таскаешь, – низкорослая блондинка очень внимательно разглядывал потенциальных клиентов.– За что боролась – на то и напоролась. Получается, что не с теми ты и кувыркалась, старушка.

– Нельзя так со старшими разговаривать! – Урезонил девицу Осиновский.– Бабушка вопрос ребром поставила. Что вот, к примеру, вы лично тут продаёте?

– Мы продаём радость людям? Причём, не так и дорого,– ухмыльнулась брюнетка, то есть чернявая.– Вы вот, например, хотите получить удовольствие?

– Запомните, девочки, если мужик нормальный, с хорошим… столбняком…то ему ещё и сами дамы приплачивают. А ваши штуковины ничего не стоят, – сказал убежденно Осиновский.– У меня один друган вот так же получил по дороге… удовольствие. Сейчас от сифилиса лечится. Жёнушка его сразу же на развод подала, да ещё умудрилась под веским предлогом пару заводиков у него оттяпать. Вот это удовольствие! Пусть санитары собирают грязь! А нормальным мужикам такое, как бы, удовольствие по барабану. Вон, мой охранник Вася большой любитель в длинную очередь становиться.

– Да, я, в принципе, могу,– Вася переминался с ноги на ногу.– Но сейчас нам некогда. Мы же дальше едем.

– Нет, Вася,– мы заночуем здесь,– Осиновский, как обычно, был иронично-саркастичен, – и только для того, чтобы у тебя имелось время получить удовольствие. По полной программе. Мы ведь все переживать станем, если ты его, своё… удовольствие, не получишь, дорогой ты мой человек! Но ты перепутал два понятие: «удовольствие» и «сексуальное общение».

Недалеко от торгующих остановилась большая фура. Из окна кабины высунулась физиономия очень кавказкой национальности. В принципе, мужик как мужик, только смуглый, но с орлиным носом и, таким же, птичьим взглядом. Он, обращаясь к проституткам, громко крикнул:

– Ах, как я хотел, девушки, вас… видеть! Ко мне шагай обе, Сюза и Рыбка, мы сядем в кабине большой и пребольшой! И я спою вам песню про маленького ослика с большим тормозным устройством.

– Чао, мальчики! – Махнула на прощанье рукой Осиновскому и всем остальным представителям мужского пола блондинка.– Вам, импотентам, даже наши поселковые козы бесплатно не дадут!

– Дадут, если крутые мужички их изнасилуют,– как бы, возразила брюнетка.– Тут никуда не денешься.

Проститутки побежали к фуре и ловко забрались в кабину к водителю. Тот, сразу же направил свою фуру задним ходом к основной дороге. Но поехал не прямо, к автотрассе, а тут же завернул на безлюдную лесную дорогу, ведущую в глубину рощи.

– Эх, молодёжь, непутёвая,– старушка с клюквой была настроена критически к подрастающему поколению, – всё у них на деньги переводится. Ведь можно же и просто так… полюбиться. Нету в их гражданской сознательности.

Осиновский ещё приложился к банке с молоком. Сделал паузу, наблюдая за тем, как мужики курят и с нетерпением ждут, пока их шеф допьёт свой дурацкий натуральный напиток. Родион Емельянович, понимая это, поторопился. Закончив дело, поставил практически опорожненную банку в стороне, под осину, чтобы она в глаза не бросалась.

– Обожаю порядок! Кто, блин, скажет, что Питер – не культурный город, я тому пасть рвать не стану и бить не буду, а просто затрясу! – Неудачно пошутил Родион Емельянович.– А я чисто Питерский, на Второй линии Васильевского острова детство моё прошло. По кабакам. А Москва – моя ссылка. Не за какие пирожки с котятами не поехал бы в столичную глухомань, но там… «бабки» делать можно. Но что-то я затарахтел не о том.

Осиновский полез в карман и достал оттуда визитную карточку и небольшую пачку денег, пересчитал и протянул их женщине со слепой дочерью.

– Тут моя визитка, – доверительно сообщил он. – Если девчонке срочно понадобится материальная помощь, деньги на операцию, звоните! Без стеснений. Секретарю-референту скажете, что так, мол, и так. А я всех предупрежу. Тут у меня пока пятьдесят тысяч рубликов. Больше на кармане нет. Снял бы с карточки, да здесь, в лесу, не одного… кассового аппарата.

Женщина, прослезившись, дрожащими руками взяла деньги и визитку. Она встала на колени, поцеловала пухлую руку Осиновского и сказала:

– Здоровья тебе, батюшка барин, и спасибо моё крестьянское! Зина, в ножки кланяйся барину!

Девочка не успела это сделать. Остановил её сильной рукой Родион Емельянович. Кроме того, он поставил на ноги и женщину-молочницу.

– Да вы что, господа хорошие! – Смутился он. – Да какой же я вам барин! Я – обычный предприниматель. Я – такой же, как вы.

– Если бы, ты друг милый, был такой, как мы, то, к примеру, тоже здесь, у дороги, продавал бы клюкву или молоко, а то бы – и солёные огурцы. А может, и по свалкам ходил и спал в канализации,– резонно заметила старушка с клюквой.– Между прочим, у меня вон, старик дома хромой, и у самой радикулит, кости ломит. А ты мне и рубля даже не дал. Рука у меня с утра левая чесалась. К деньгам, похоже. Но где вот они? Не вижу!

Осиновский, чмокнув губами, порылся в карманах брюк и достал оттуда ассигнацию, достоинством в тысячу рублей. Протянул её старушке. Та, не поблагодарив предпринимателя, быстро спрятала деньги в карман халата, в котором находилась.

Он внимательно и с юмором посмотрел на лейтенанта Ковалёва и сказал:

– Прошу, конечно, прощения. Но если ты, лейтенант, к примеру, хромой или горбатый, то у меня уже на кармане денег нет.

– Да не горбатый я и не хромой! – Ковалёв понимал добрые шутки.– Но вы, я смотрю, ребята весёлые и, прошу прощения, какие-то не совсем реальные. Полюбуюсь немного на вас и пойду дальше.

– Это не мы такие весёлые,– пояснил Василий,– а наш Родион Емельянович. Он вчера мясистый куш сорвал с одной финской компании и ещё такую сделку заклеил, что закачаешься. Вот теперь они, то есть Родион Емельянович, изволят выражать свою радость. Извиняюсь, конечно.

– А в глаз, Вася, не хочешь? – Сказал Осиновский.– Ты что, придурок, на пресс-конференции? Чего ты тут всем интервью даёшь? Твоё дело следить, чтобы со мной ничего дурного не произошло. Ты же начинаешь кукарекать не по делу!

– Пора ехать, Емельянович! – Сказал шофёр Пётр. – Отдохнули чуток – и в путь!

Осиновский вместе со всей компанией направился к машине, крутой иномарке. Он предложил лейтенанту Ковалеву довести его до воинской части. Зачем автобуса-то ждать, когда есть возможность подъехать к ней с комфортом. Лейтенант кивнул в знак согласия и заранее поблагодарил магната.

Но их жестом остановила старушка с клюквой. Она проковыляла к Осиновскому и сказала:

– Мне тут одно дело надо бы уточнить. Вы люди-то, можно, сказать главные, про всё знаете. У нас в посёлке шибко умные граждане говорят, что все наши чиновники… основные и богатые люди, миллиардерщики и миллионщики, собираются уехать из России и своё государство создать.

Старушку слушали с интересом, потому что она на полном серьёзе говорила несуразные вещи. Дескать, она точно слыхала, что богатые москвичи купили большой остров в океане и там будут жить. Может, ещё и других богатеев с собой заберут из других городов страны, чтоб им не так скучно было. Кроме того они и правительство с собой заберут… и половину депутатов из Государственной Думы, мэров, губернаторов… Одним словом, всех своих.

– Особенно, поговаривают, что за такое… новшество самые центральные районы столицы-матушки, продолжала старушка. – На остров дивный поедут и некоторые из тех, которые поют… за большие деньги и пляшут, и пишут. Ежели так и есть, то не надо бы им так нехорошо поступать. Куда ж мы без их-то? Ведь, вообще, изголодаем. Амба нам настанет, народу-то простому. Если они уедут от нас, из всех уголков Россиюшки, то нам конец придёт. Такое же, как день, ясно. Кто же нам, например, старикам будет обещать надбавки к пенсиям? Хоть копеечка, вроде, смешная, а всё – радость.

Мужики в чёрных пиджаках оцепенели, включая и лейтенанта Ковалёва в полевой военной форме. Осиновский от удивления выпучил глаза и тихо сказал:

– Мне, бабка, как, получается, послышался твой внезапный и довольно интересный вопрос? Или, может быть, у меня в башне заклинило?

– Да за такие антинародные вопросы пожизненный срок давать надо или мочить… потихоньку провокаторов! – На полном серьёзе проворчал Григорий.– Что за чушь антидемократическая!

– А чего я такого сказала? – Перекрестилась старушка.– Об этом уже многие рассуждают, мне даже родичи с Красноярска писали. Из Читы тоже.

Осиновский очень громко захохотал. Его разобрал такой задорный смех, что он схватился за живот и сел прямо на обочину дороги. Он смеялся до слёз, в отличие от остальных, которые лишь улыбались. Потом Осиновский, кряхтя, выпрямился во весь рост, не без помощи охранников.

– Давно я так не смеялся,– он достал из нагрудного кармана пиджака носовой платочек и вытер ими слёзы, вызванные активным смехом. – Очень давно. У меня, уважаемая жительница здешней местности, обязательно будет возможность сделать так, чтобы этот, ваш вопрос, прозвучал на одном из заседаний Государственной Думы. Дорогая бабушка, клюквенница, то, что говорят в народе, не всегда есть истина. Дикая глупость!

– Конечно, невозможно такое, – взяла сторону предпринимателя молочница.– Ты же помнишь, Матвеевна, год тому назад у нас в посёлке дед Рападулин запил на две недели. Так оба борова у него с голоду подохли.

– Резонно, – лейтенант Ковалёв, сам того не заметив, стал участником нелепой и случайной дискуссии, – свинья и кормушка неотделимы друг от друга. Тут логика настолько проста, что…

– Не совсем хорошая тут аналогия, лейтенант,– серьёзно заметил Осиновский. – Но всё верно… С фактами не поспоришь. Обобрали мы народ российский… до нитки. Они погрязли в грабительских кредитах, потому что больше им ничего не остаётся делать. Мужиков да баб заставляем работать за миску каши. А им с самых высоких трибун говорят, что так и должно быть.

– У каждого своя судьба, Родион, – возразил Григорий. – Не могут же все быть богатыми.

– Да какое там у большинства людей богатство, Гриша! – Осиновский говорил и любовался своим голосом и мудрыми мыслями. – Мы, представители крупного бизнеса, большие чиновники, всё берём у народа… для себя. За бугор сбываем то, что всем россиянам принадлежит! Не только нефть, газ и многое всякого и разного… Не буду перечислять. Но мы привыкли уже… грабить. Не остановиться никак! Отдели меня от заводов, от предприятий, которые стали моими… Одним словом, скучновато мне будет.

– Если вы кому-нибудь, на высшем уровне, скажете про такую борьбу за… свободу и независимость со стороны господ самого центрального района Москвы и магнатов всей Российской Федерации, Родион Емельянович, – заявил абсолютно убеждённо шофёр Пётр, молчавший доселе, – то вас так задвинут, что вы даже работу лифтёра себе не найдёте. Они сумеют, если захотят.

– Или в пострелята запишут, – не ясно было, говорил Осиновский на полном серьёзе или шутил.– Ведь не всех ещё пострелят… постреляли. Если я тупой, Петя, то не всегда, а периодически. Мне и так весело, а ты тоже – туда же, насмешить хочешь.

– У нас сейчас демократия,– смело и уверенно сказала старушка-клюквенница. – Несправедливо получается. Почему одним очень даже мелким землям можно превращаться в отдельные страны, а вот нашим богатым и умным людям и уехать отсюдова нельзя? Пусть себе живут, коли остров себе купили. Пущай садят там пшеницу, картошку… Что, они не люди, что ли? Можно ведь любой остров тоже государством назвать и сделать…Косово стало же отдельной страной, да ещё… и другие.

– Бабушка, не резвись больше! – Серьёзно сказал Родион Емельянович. – Всё то, о чём ты сейчас глаголешь, чушь несусветная!

– Нет уж! Меня не проведёшь! Не унималась старушка.– Я телевизор смотрю, я всё знаю… Грамотная. Я, понятно, как весь наш народ, категорично против, чтобы нас бросали на произвол судьбы наши миллионщики и те, что у руля. Нам без их, умных, никак нельзя. Помрём под корень! У нас вон в посёлке дед Пантелей, самый настоящий, демократ, как выпьет, так и кричит на все дворы: «Свободу и независимость буржуям!».

– Ну, ладно,– подвёл всему черту Осиновский.– Некогда мне такой бред слушать. Лично мне нет никакого резона от собственного народа освобождаться и богатств, что в недрах страны, и снаружи нашей славной России имеются. Потому и уезжать никуда не собираюсь.

Немного подумав, поправив на глазах очки, почесав подбородок, Осиновский дальше развил свою мысль. Он прямо сказал:

– Когда нас магнатов прижмут, тогда уж другие… беседы. Но пока всё мирно и тихо. Если у меня получается что-то в бизнесе и производстве, то я ведь родине служу и народу своему. А он не всегда такое дело понимает. Получается, как в песне: «А я остаюся с тобою, родная навеки страна!».

Прощаясь издалека с торговками, он громким голосом призвал их не падать духом и надеяться на самые добрые перемены. А лейтенанту Ковалёву напомнил, что он может ехать до расположения соседней воинской части в их шикарной машине. Хотя, не такая уж она и шикарная. Рабочий вариант.

Осиновский и на самом деле был в курсе того, что и где располагается вдоль автомагистрали Санкт-Петербург – Москва. Ехать до неё и не так далеко. Каких-то тридцать километров. Может, чуть больше.

Все сели. На последнее место, с краю, с охранниками пристроился и лейтенант Ковалёв. Чего бы ни подъехать, если есть возможность. Шофёр Пётр резко газанул с места, и машина помчалась по автостраде.

Они ехали медленно. Родион Емельянович решил рассмотреть давно знакомые и, можно сказать, почти родные места. Когда ещё в Питер придётся ехать, неизвестно. В основном – житьё в Москве, да поездки за кордон, по цивильным странам. Во всяком случае, они себя таковыми объявили и не принимают на этот счёт других мнений.

За окнами автомобиля тянулись леса и болота, то есть их края. Не больше. Но всё в этих местах имелось – и цветы, и птицы, и звери. Даже медведи встречаются, а лосей и диких кабанов изрядное количество.

Но с дороги всего, даже самого основного и необычного, не увидеть.

А жаль. Ведь экзотики хватает. Невозможно из салона автомобиля заметить, как вдоль дороги, по густым рощам продвигаются в сторону Москвы два огромных существа, очень похожих на людей и, одновременно, на обезьян. Но это обманчивое сходство, ибо, у некоторых и нет сомнения, в том, что они – снежные люди, которых во многих странах зовут по-разному: иети, бигфут, большеног… Названий много, не один десяток. Разве же может иметь такое количество имён и определений существо, которого, как бы, исходя из бездоказательных «аксиом» представителями ортодоксальных наук, в природе не существует? Нонсенс. Да ещё какой! Но это не снежные люди, это уже другие существа – яростные и жестокие. Гмоны.

Они не просто существовали, а вели жестокую и бескомпромиссную борьбу с человечеством.

– Весёлые старухи, особенна та, которая клюквой торгует, – Осиновский находился под впечатлением недавно услышанного. – Ведь она не шутила на счёт, так сказать, самоопределения наших чиновников и предпринимателей. Она, мужики, была очень и очень озабочена и озадачена. Старушка всеми фибрами души, что называется, не хотела, чтобы случилось именно так, как говорят люди.

Тут же Осиновский констатировал, что ничего, в принципе, особенного нет, что бабушка так считает. Российские люди привыкла к обману, и в тайне надеются, что «добрые кровопийцы» из великой и богатой страны никуда не уедут.

Ведь народ уже однажды в… территориальном плане обманули. Заверили «ответственные» господа и товарищи, что, если подавляющее большинство граждан Советского Союза проголосует за его сохранение, то, значит, так и будет. Но ведь кинули народ-то… по полной программе. У людей и сейчас так запудрены головы, что они уже не знают, где сказка, а где ложь… Правды, как правило, днём с огнём не отыщешь. Да и никто толком и не знает, где она и как… выглядит.

Катиться дальше некуда, если самый первый человек страны заботится о бизнесменах, депутатах, чиновниках, больших начальниках… Это очень заметно по огромной разнице между годовым доходом «простого» человека и «сложного».

А столичные средства массовой информации, в подавляющем большинстве, ненавязчиво, но методично и постоянно убеждают свою аудиторию, что так и должно быть. Вот потому и крепчает у народа ностальгия по былым временам, хотя и в них-то ничего доброго и путного не наблюдалось. Так, фрагментами… Князьков разного уровня хватало и во времена совдепии.

– Старуха – провокатор,– убеждённо сказал Григорий.– Вот такие и подрывают устои нашей демократии.

– Устои чего? – Удивлённо переспросил Осиновский.– Вот видишь, Гриша, ты даже всему беспределу и название придумал. Демократия! Да будет тебе известно, что определение «устои» для демократии никак… не катит. Слово «устои» больше гармонирует с понятиями «монархия», «диктатура», «капитализм»… Такую ерунду ты сморозил, что семерым на огородный хрен не напялить. Так скажи мне, Гриша, кто же из вас провокатор: старуха или ты, мужик с верхним образованием.

– Только не надо, Родион, меня на словах ловить, буквоедством заниматься! – Обиделся Григорий.– Не стоит пришивать надёжному человеку какую-то… аполитичность! Меня уличать в чём-то… неблагонадёжном, который за родину кровь проливал?

– Значит, тебя не надо считать провокатором, потому что ты просто не совсем верно и точно изволил выразиться, приклеил «устои» к «демократии»? – Продолжал мыслить вслух по поводу равенства, братства, свободы и справедливости Осиновский.

– А вот бабку, которая, кроме своей клюквы в жизни ничего доброго не видела, следует в чём-то… крамольном обвинить. Кровь ты конечно проливал… Не спорю и не знаю, чью и зачем.

– У меня два ранения имеется, – спорил с шефом Григорий, – и награды.

– При этом у тебя, Гриша, тебя настолько загажен мозг, что ты даже не в состоянии понять, что старушка – не американский парашютист, – выставлял свои аргументы магнат. – Она ведь и мыслит правильно. Если что-то где-то отделяется, ранее неотделимое, то почему бы, к примеру, тому же Вашингтонской знати не покинуть пределы Вашингтона или, допустим, Нью-Йорка. Могут же они взять для себя, для жизни, кусочек земли… где-нибудь, на Аляске. Еще посмели против России хвост поднимать! Я хоть и буржуй, можно сказать, но патриот своей родины!

– Ну, вас понесло, господин Осиновский! – Смело заметил Григорий.– Про патриотизм хорошо говорите, а всё остальное слушать даже…

– Ты у меня будешь слушать всё, что я скажу,– серьёзно предупредил его предприниматель. – Они, заокеанские магнаты и чиновники, ведь постарались же, к примеру, разделить на клочки Югославию. Борцы, блин, за права человека! Какого человека, снежного? Вот там-то, в этой долбанной Заокеаниии, демократии не было и никогда не будет. Люди живут ради собственного желудка и считают, что они свободны, как птицы. Но такие птицы жирными пингвинами называются и о полётах лишь мечтают.

Беседу вели только телохранитель Григорий и магнат Родион. Все остальные только слушали. Пусть философствуют. Много и долго говорить – не мешки ворочать.

А эти полемизирующие друг с другом господа тяжелей сотового телефона в своей жизни ничего не поднимали.

– Ну, ты в курсе, Гриша, что большинство граждан в тех же США свободны, но очень условно и весьма относительно, – не унимался Осиновский. – Вот и нас они всех тащат в такое же болото. А мне в последнее время стыдно, что всё именно так и происходит. Жив буду, может быть, построю себе в деревне домик, и буду горох сеять. Пургу не гоню. Если успею, то сделаю. Всё, что у меня есть, пусть друганы всяких мастей себе забирают… Всё одно, народу ничего тут не отломится. Основные копейки благотворительных фондов в карманах у жуликов. В основном, это факт.

– Вы произнесли целый монолог, Родион Емельянович, – сказал лейтенант Ковалев. – А родине, я считаю, надо отдать всё, что имеешь.

– А что ты-то, лейтенант, имеешь? – Осиновский стал впадать в меланхолию. – Ты, кроме пары хромовых сапог и собственной жизни, ничего не имеешь. Ну, чуть больше некоторых других денег получаешь… Ну, и что?

– Вот её, свою жизнь, если надо будет родине, и отдам за неё,– Ковалёв сказал просто. – А как же ещё иначе? Только так русский, российский человек жить и думать должен. С вами в чём-то я согласен, а в чём-то и нет.

– А мне без разницы, согласен ты или нет, летёха! – Родион Емельянович всегда был сам себе на уме. – Сейчас вот бабка Селивониха или, как её, Матвеевна, открыла мне на нашу жизнь глаза. Слава богу, что мы, россияне, пока ещё с американским флагом в туалет не ходим по большой нужде. Но всё к тому идёт. Медленно, но уверенно.

При этом Осиновский заверил, что не за себя сейчас говорит, а за людей. Он-то преуспел. Старался, да и помогали… братаны. У него лично всё есть, и не только на Рублёвке, и не только автомобиль «Линкольн». А вот народные массы ждут у моря погоды. При новейших традициях, позаимствованных из-за Океана, вряд ли, в нынешнем веке дождутся. Одним словом, чем дальше в лес, тем больше дров. Их там – море, уже наломанных. Постарались предыдущие рулевые от имени народа довести народ до совершенно неадекватного состояния.

– Очнись, Родион, – урезонил предпринимателя Григорий. – Вспомни, кто ты, и думай только о хорошем. Каждому ведь своё. Кому выпало быть последним бомжём, а кому-то – первым министром.

– Верно, Гриша. Что-то у меня от удачи шарики за ролики зашли. Я очень успешный предприниматель. Меня сам… который этот… уважает. Вы знаете, о ком я говорю? Поэтому, молчите громче! Кстати, он классный парень и, относительно, справедливый. Правда, фрагментами. Главное, что он себя уважает. Такой вот у меня приоритет, мужики,– начал расхваливать себя Родион Емельянович, – всегда будет за мной, Осиновским. Ты, к примеру, Петя, шофёр мой личный, у меня будешь зарабатывать ещё круче! Здесь не дешевый базар. Я всегда держал своё слово. Или я его не держал, Пётр Иванович, а-а?

– Держали, Родион Емельянович, – откровенно согласился с предпринимателем водитель, – всегда поддерживали и морально, и даже… материально. Вон, ребята не дадут соврать.

Шофёр, именно, таким образом, сосредоточенно, следя за дорогой, обратился к сидящим на заднем сидении к охранникам, в общем-то, крепким мужикам, поверенным во многих делах Осиновского, секретарям процветающего бизнесмена, а, по сути, его телохранителям с большим опытом и стажем. Само собой, представители службы личной безопасности Родиона Емельяновича были и вооружены до зубов.

– С данным утверждением не поспоришь,– отозвался на голос шофёра Вася.– Не бедствуем.

Григорий, человек, что постарше и, конечно же, поавторитетнее, вместо того, чтобы выражать восторг по поводу коммерческих удач и щедрости своего хозяина и работодателя, несколько даже наставительно сказал:

– Я думаю, зря, Родион, мы заехали к твоей тётке в Чудово. Ты переутомился, а завтра у нас целый вагон дел. Да и сейчас ты зря почти три литра молока выпил. Погорячился. Тебя разорвёт, как бомбу.

– Ты, Гриша, меня, российского магната, самого Осиновского, учишь жить? – Конечно же, Родион Емельянович шутил. Но в этой шутке была огромная доля правды. – А я вот всем, почти всем, доволен. Я вчера родной тётушке Фросе не только морально, но и материально помог. И выпили мы с мужем её, Федосеем, настоящего русского самогона… на клюкве.

– Да у них там всё на клюкве! Хо-хи-ха! – Рассмеялся шофёр,– они даже в вареники ягоду пихают. Старая ленинградская школа.

– Неважно,– сказал Осиновский.– Не так важно, что, как и куда они пихают. Главное – я увидел хороших людей, и дал тётке триста баксов. Успех зарыт в том, что мы здорово провернули дело… между нами. Мы обули по полной программе финнов. Сейчас горячие финские ребята будут строить под матушкой Москвой завод по производству продуктов детского питания, который через пять лет станет моей собственностью. А ты меня, Гриша, учишь жить! Ты думаешь, меня такое не обижает? Нет, конечно! Не обижает, но настораживает.

– Во-первых, финны никогда и нигде не прогадают. Вероятно, они в чём-то вас крепко обули. Но вот в чём, вы пока не в курсе. Во-вторых, напрасно ты так, Родион Емельянович, – убеждённо заметил Григорий, – меня в чём-то упрекаешь. Я отвечаю за твою безопасность. Для меня наибольшую ценность представляют, прости, даже не твои личные коммерческие дела, а твоя, не очень путёвая, жизнь.

Главный телохранитель Григорий не без основания заметил, что кругом таится опасность, тем более, для представителей успешного бизнеса. Тут завистников и недоброжелателей столько…

– А если я в чём-то тебя, то есть вас, или тебя, какая разница, Родион, и поучаю, – заметил Григорий, – то для пользы дел. Здесь, к примеру, считай, в глухомани, даже, так сказать, по цивильной дороге любая тварь на пути может встретиться. Нам, конечно, до фонаря… но, как говорится, бережённого бог бережёт.

– Какие прекрасные слова изрёк ты, мой друган Гриша! – Осиновский был по-прежнему ироничен.– Принцу датскому, Гамлету до такой мудрости пятнадцать вёрст ползти на коленях, и, всё равно, ничего у него получится. Он никак не вкатится в тему. Запомни одно, Гришан, нам некого и нечего бояться. Дороги у нас к будущему самые путёвые. И мне до фонаря, блин, даже если они ведут в неизвестность! Всё будет пучком – и морковка торчком!

– Что, правда, то, правда, Родион Емельянович, – Вася глотнул из небольшой бутылки немного пепси-колы. – Всё так и будет! Вас вся Россия знает, и в конце любой дороги вас ждут блондинистые тёлки с жирными караваями. Всё идёт, как по маслу!

– Васёк, ну, ты, умный, конкретно, как художник Моцарт. Но много про наши удачные дороги и дела не говори. А то, факт, сглазишь, – предупредил молодого охранника Осиновский. – Ты вот лучше скажи, что тебе лично больше понравилось в городке Чудово?

– Голые бабы, Родион Емельянович, которых за умеренную цену привели к нам вчера в деревенскую баню,– откровенно признался молодой телохранитель. – А чего? Всё нормально.

– Это для вас привели, но не для меня,– уточнил, напомнил Осиновский окружающим, магнат российского уровня.– А я душой отдыхал, с мужиками в речке окуней ловил, и мы ещё… коньячок пили. Представь себе, что в этих местах сам поэт Некрасов когда-то бродил с ружьецом. Стихи у него есть, типа, «опять я в деревне, хожу на охоту». Он всё строчил и строчил о тяжёлой крестьянской доле. Может, заклинило мужика, а может – так оно и было. Простому народу сочувствовал.

– Душевный человек, видно, – заметил Василий. – За народ всегда переживать надо. У нас тоже на заседаниях депутаты сидят на лицах с печалью. Долгие годы переживают… Работа у них такая.

– Все верно, Вася. Но сейчас бы за такие стихи его надёжно упаковали бы так, что – мама, не горюй.

– Но если бы он рекламные тексты бы писал для Центрального телевидения или переписывал чужие вирши и за свои выдавал, – сказал Пётр, следя за дорогой, – может быть, таким вот поэтом стал великим, как, допустим, Тыков или Мыков. Строчил бы безграмотную дребедень, и за это бы славился и богатыми господами… оплачивался с потрохами.

– А если бы ещё и Россию дерьмом обливал, то цены ему бы не было, – продолжил свою мысль Осиновский. – Сейчас так, чем хуже – тем лучше. Впрочем, Некрасов бы, вряд ли, пристроился. Честный человек. Бутылки по городским помойкам собирал бы. Наши заинтересованные товарищи и господа сделали бы вид, что такого поэта Некрасова не существует в природе. У нас ведь многое есть, а, присмотришься – ничего нет. В телеящик глянешь и въедешь, что культура у нас, где-то, на провинциальных выселках. Или её вообще не наблюдается? Нет, в принципе, культуры. Я за базар отвечаю. Но зато, братаны, есть министр и министерство этой самой… культуры. Ха-ха-ха! Слава ПЕР! Ура!

– Что такое «ПЕР»? – Спросил Ковалёв. – Акционерное общество?

– Ты меня удивляешь, лейтенант, – Осиновский находился в приподнятом настроении. – Это же наша, без всякого гона, партия власти. Специально для тебя расшифровываю – Партия «Единая Россия».

– Да бог с ней, с вашей партией или там акционерным обществом! Мне другое интересно. Вы, что, на полном серьезё, Родион Емельянович, – поинтересовался Вася, – лично знали этого самого чудилу Некрасова?

– Познакомлюсь с ним, непременно, Василий Васильевич, заверил молодого телохранители Родион Емельянович. – Но не сейчас, а когда-нибудь, не очень скоро… когда буду в другом мире. А теперь… стоп, машина!

– Что случилось, Родион, – Григорий инстинктивно полез пальцами в скрытую кобуру с «Вальтером», на портупее, под пиджаком, – чувствуешь опасность?

– Большую опасность, – Осиновский схватился руками за живот. – Называется конкретно – расстройство желудка от… всякого и разного выпитого и съеденного. И ты был прав, Гриша. Свою лепту молочко внесло в такой расклад. Всем оставаться на местах!

– Почему? – Подал голос Василий.– Мы же должны…

– Я что, невнятно пробормотал? – Довольно свирепо сказал Осиновский. – У дороги буду, вон в той рощице! И нечего меня тут за руки держать, а то прямо здесь моё… днище выбьет. Пяти минут мне достаточно. Пока хожу, откройте для меня бутылочку «Камю» и закусь приготовьте… любую! Уверяю вас, что звуки, которые мне предстоит издавать, будут мало похожи на соловьиные трели. Туалетную бумагу не надо, подотрусь по-крестьянски, листом подорожника. Как вы, блин, все мне… оппозиционели!

С этими словами он поспешно вышел из машины и спустился в небольшой овражек.

Они не посмели следовать за Осиновским, но прислушивались к каждому шороху, к каждому звуку. Крики птиц, едва уловимый плач сверчков, откуда-то, из-за рощи, шум машины… Нет не с магистрали, где звуков хватало, а очень далеко, в противоположной стороне.

Так что, опасности автомобильный путешественник по лесным дорогам для них не представлял. Потом послышались и другие звуки, которые явно подтверждали, что у магната Осиновского и, на самом деле, понос. Раздался его короткий крик. Василий дёрнулся. Но Григорий остановил почти юного своего коллегу жестом и сказал:

– У Родика хронический и очень активный геморрой, так что, такие крики он часто издаёт. У каждого, как говорится, своя судьба, своя дорога.

– Вы не слышите? Там, в кустах, кто-то рычит, – Ковалёву показалось, что неподалеку от них разгуливает дикий зверь.– Возможно, медведь. Правда, попусту он никогда не рычит. В редких случаях.

– Тут случай совсем не редкий. Родион Емельянович ещё не так рычать умеет одним местом… с помощью своего очка, – не без ехидства сказал Петя. – Не надо было ему молоко долбанное пить.

Но кто бы мог подумать и представить, что в это самое время Осиновского буквально рвало на части огромное волосатое двуногое существо. Такое физическое состояние предпринимателя, явно, было не совместимо с жизнью. Так бы выразился каждый третий отечественный криминалист.

Одновременно, почувствовав недоброе, все, включая шофёра и лейтенанта, выскочили из машины и бросились в овраг. Это произошло буквально минут через десять после того, как Осиновский, не состоявшийся отшельник или крестьянин, отлучился от них по большой нужде. Им предстояло увидеть жуткую картину. Тело Осиновского было разорвано на несколько частей. Трава в крови, из раздавленного черепа явно высосан головной мозг.

– Неужели эти куски мяса, – с ужасом пролепетал Василий, – раньше были Родионом Емельяновичем?

– Да! Были! Были!! Были!!! – С шёпота перешёл на крик Григорий.– Неужели ты не понял, олух царя небесного, что Родика наполовину сожрали?!

– Жаль. Теперь я лишился работы и хорошей зарплаты, – у Пётра было отвратительное настроение. – Не везёт. Три года назад шоферил я у одного крутого. Так того, мотоциклисты-байкеры пистолетными пулями пришили. Всё при мне и произошло. Всё выглядело совсем не так, как сейчас. Меня тогда не зацепило, но до сих пор левый глаз дёргается.

– Мне плевать, что у тебя там и где дёргается! Мне твои мемуары тут слушать некогда! – Григорий был зол на себя и всех присутствующих. – Дело-то произошло мерзкое. Нам тут каждому за это по ордену дадут. Он будет у нас всю жизнь с шеи свисать до самой… скорлупы! Что за тупой день! Но ментов, которые копы, вызывать надо бы. Без них не обойтись.

Главный телохранитель Осиновского отошёл в сторону, достал из кармана пиджака мобильный телефон и начал куда-то названивать. Что-то и кому-то объяснял, жестикулируя руками. Но о чём он говорил, никто не слышал. Василия тошнило. Причём, выворачивало, как говорится, все кишки наружу. Он первый раз видел такое.

Потом они поднялись наверх, к дороге, к машине. Все курили, ожидая приезда полиции и «скорой помощи». Василий, с бледным и возбужденным лицом, открыл дверцу машины, достал из салона бутылку «Камю» и жадно приложился к ней губами. Потом ещё раз, и ещё. Никто и ничего ему не сказал, понимая душевное состояние молодого охранника.

Моментально опьянев, он сел прямо у одного из колёс «Ланд Крузера» и глухо сказал:

– Какие мы, к чёрту, телохранители! Мы ведь даже тело Родиона Емельяновича не сохранили!

– И почему такая несправедливость происходит? – Сам себя или кого-то Всемогущего и Всесильного спросил Петя. – Почему такое с людьми творится? Почему человеческая жизнь ничего не стоит, и замочить можно запросто, даже самого крутого и уверенного в себе?

– Потому, что всё больше и больше появляется на белом свете и стран, и душ, которые находятся в изоляции от окружающего мира, – дымящаяся сигарета в руках Григорий ходила ходуном. Руки тряслись. – Они, наши души, изолированы, они в замкнутом круге. Своеобразная обсервация, в которую не войти, из которой не выйти. Выше пупа не прыгнешь. И она, блин, обсервация делается всё больше и больше.

– А я на вас всех плевать хотел! Балбесы деревянные! – Пьяно выругался Василий. – Плевать!

Григорий подошёл к сидящему на земле коллеге-телохранителю, крепко рубанул его ребром ладони по шее. Вася на мгновение отключился. Начальник небольшого мобильного отряда телохранителей и доверенных лиц Осиновского расстегнул кобуру, находящуюся у молодого охранника под мышкой, с левой стороны, и вытащил оттуда пистолет Макарова. Спрятал его в карман своего широкого пиджака.

– Я против Василия ничего не имею, – пояснил окружающим он. – Но в таком состоянии ему может померещиться что угодно. А стреляет юный балбес отменно.

Очень скоро к месту происшествия подъехали две полицейские машины. Ясно, что присутствовал здесь и представители прокуратуры. Не так ведь часто дикие звери нападают на предпринимателей. Подкатила и «скорая помощь» (это был новенький «Форд»), чтобы засвидетельствовать смерть. Следователь, в основном, задавал вопросы Григорию. Что касается, лейтенанта Ковалёва, то Виктора никто и ни о чём не спрашивал. Только записали его фамилию и сказали, чтобы он топал до расположения своей части. А там, если понадобиться, вызовут, куда надо в качестве свидетеля.

Велась тщательная фото – и видеосъёмка, производились необходимые замеры рулеткой, изучались следы и останки.

К следователю подошёл криминалист и просто сказал:

– Предположительно, господина Осиновского разорвал медведь. Но больно уж странные следы он оставил, почти человеческие. Видимо, такая у косолапого… порода.

– Ну, ни заяц же убил Родиона Емельяновича Осиновского, – своеобразно ответил следователь. – Конечно, медведь. Кстати, это уже второй случай за месяц на трассе Москва-Санкт-Петербург. Есть, правда, у меня и очень не вероятное предположение.

– Жаль мужика. Хоть и магнат. А всё равно, тоже ведь… человек,– выразил своё чисто гражданское мнение криминалист. – Я тоже допускаю, что здесь поработал совсем не… медведь.

Лейтенант Ковалёв пошёл по тропе, через в рощу, в одну из воинских частей. Туда он и направлялся по своим служебным делам. Ему сказали, что он, как свидетель, совершенно не нужен на месте происшествия. Так посчитали следователь, главный телохранитель Григорий, да и все остальные. Но Виктор знал то, о чём ему не рекомендовано было говорить. Он совершенно не сомневался, что Осиновского разорвал один из гмонов.

Совсем скоро страшная всемирная «тайна» будет известна каждому жителю планеты. Пришло время не просто обороняться, но и одерживать нелегкую и обязательную победу. Возможно, предстоящая война затянется на долгие годы, и потери будут большими.

Хоть и официально не доказано, то есть, не подтверждено (кому-то ведь такое надо) существование, так называемого, снежного человека, но научных теорий и гипотез его происхождения уже довольно много. Они противоречат друг другу, иной раз выражая диаметрально противоположные точки зрения и мнения. Но редко какое, даже, как бы, поверхностное предположение на этот счёт, не исключает возможность процесса мутации в человеке, результатом которой и стало появление в природе снежного человека. Всё верно.

Но если бы знали следователи и полицейские, что реален не только сам бигфут, но и новое существо, внешне похожее на него, но яростное и кровожадное – гмон. Конечно, работники правоохранительных органов были частично в курсе того, что происходит в мире. Им положено знать кое-что «лишнее». Но ни одному из законников пока и в голову не могло прийти, что кровавые следы здесь оставил один из гмонов. Но до истины, конечно же, следователи и криминалисты дойдут. Правда, ничего им это открытие не даст.

Да и люди они были почти творческие, но при этом и рационально и стереотипно мыслящие. Прекрасно понимали, что под понятием «мутация» можно предположить всё, что угодно. Да и стоит ли углубляться в суть теорий, иные из которых кажутся очень несуразными и нелепыми? Впрочем, это не является подтверждением того, что они не содержат в себе, если не основную часть истины, то её фрагменты.

Кому надо и просто необходимо, тот знает, что в каждом живом существе имеется не только определённый генный «запас», но и, так называемый, генный код. Так вот, мутация, которая приобрела в земной природе, можно сказать, «катастрофическую» активность не только научилась расшифровывать его, но и… (может быть, сенсация) делать другим, более совершенным и жизнеспособным. Поэтому можно сказать, что гмоны подразделялись на несколько видов. У новой мутации, явно, существовало много путей.

Но ведь новое – хорошо забытое старое. В незапамятные времена нашими предками считались гигантропы и мегапитеки, чей рост достигал двух с половиной метров, а то и более. Никто ведь до конца не уверен, что они действительно – наши предки. Они, скорее всего, предки тех относительно и частично разумных двуногих, на которых повлиял процесс мутации. Она всегда существовала, действовала и проявляла себе перед каждым очередным «концом света». Тут, вполне можно поставить знак тождества между «мутацией» и «эволюцией». И если Дарвин прав, то – частично.

То, что мы называем «атавистическими генами», проявляющими сейчас, пожалуй, и есть тот изменённый «генный код». И нет сомнения в том, что мутация даётся нам от Бога не в качестве наказания за грехи наши, а во благо… во имя спасения, скажем так, основного «рационального зерна». Разумеется, снежные люди и, может быть, гмоны существовали и более пятидесяти тысяч лет тому назад, но они в корне отличались от нынешних. Ведь даже клон любого живого организма, всего лишь, «жалкая» копия оригинала. Но каковой бы она не являлась и не считалась – это уже самостоятельное, иное существо, со «своей» духовной субстанцией.

Мутация научилась даже в «мёртвом» порождать «живое». Именно поэтому, если и криогенная медицина и добьётся положительных результатов, то, при любом раскладе, из нынешних замороженных тел, что называется, пробудятся в мир земной совсем иные существа. Совсем не те, которых подвергли моментальной заморозке. Но катастрофа была не только явной, но уже ощутимой. Кто был автором этого апокалипсиса, не ясно. Может быть, Господь Бог, может, Дьявол.

Но любой, слишком уж по-своему или наоборот, трафаретно, традиционно верящий в Господа, не пытается противостоять происходящему и спорить с тем, кто стоит над Человеком. Смешно противостоять.

Ведь только Всевышний позволяет нам только то, что может позволить. Одним словом, то, что нам не положено видеть, мы и не видим. Но продукт социально-экономических и экологических катастроф – гмон – не просто существовал, но и брал верх над человеком, тем, который есть homo sapiens. Видно, пришло тому время. В любом случае генетической аномалией гмона, в самых разных его видах, считать было никак нельзя. Пусть даже он продукт ГМО. Эти монстры уже являлись генетической нормой и… необходимостью, исходя уже не только из Мирозданческих Правил, но и чисто Земных.

Но, может быть, это совсем не божий промысел, а происки дьявола. Совсем не важно. Главная беда заключалась в том, что гмоны появились на Земле для того, чтобы уничтожить и переродить людей. Это уже великая опасность и война не на жизнь, а на смерть.

Огромное ночное стрельбище. Шум коротких автоматных очередей. Воины

мотострелкового взвода лейтенанта Виктора Ковалева вели огонь по светящимся мишеням. Трассирующие пули, стремительно описывая яркие, зримые дуги в воздухе, навсегда зарывались в землю.

Шум пальбы смолк, но зато в ночную тишину врубились другие звуки: ворчание боевых машин пехоты (БМП) голоса воинов, заливистый хохот совы, летящий из соседней рощи. Лейтенант Виктор Ковалев, в общем-то, был почти доволен стрельбой своих подопечных, улыбался. Он на короткое время отдыха со своим подразделением облюбовал место для перекура. Одни сидели на стволах поваленных деревьев, другие – на корточках, третьи – стояли. Некоторые находились в стороне, не принимали в общем разговоре участия.

– В целом, нормально, парни, – удовлетворённо заметил Виктор, – не очень скверно отстрелялись. Правда, не все. Но ничего. А можно было бы и нужно получше стрелять. Некоторые забывают, что оружие, оно, живое. АКМ не только продолжение вашей правой руки и предплечья, тела, но и всей вашей сути, души, в конце концов.

– Товарищ лейтенант, – засмеялся щуплый воин, рядовой Лев Смукун, – как же оружие может быть продолжением моей души?

– Очень просто, – ответил Ковалёв. – А если такого не произойдёт, то не очень старательный воин может стать в первом же бою открытой мишенью.

– Войны не будет, – возразил Смукун. – Какой дурак сейчас будет воевать с нами?

– Война давно идёт, рядовой Смукун, – сказал командир взвода. – Страшная, беспощадная… Она только меняет формы… Одним словом, готовьтесь! У нас впереди будут еще ночные стрельбы и не с применением приборов ночного видения, а фосфорических насечек. Настраивайтесь из движущейся боевой машины пехоты стрелять и на всякое – разное. Вы – мотопехота, так что, вам предстоит стрелять и стрелять. Не только из автомата.

Лейтенант, между делом, как бы, говорил воинам, вверенного ему подразделения прописные истины. Он с шутками и прибаутками, на которые был не большой мастак, напоминал молодняку, что долг каждого мужчины – суметь защитить свою Отчизну, родной дом, своих близких… Они, конечно же, из уставов знали, что защита Отечества – это священный долг. Но Ковалёв рассказывал им больше того, что расписано в самых разных документальных источниках, имеющих правовую силу и значение.

Виктор терпеливо выслушивал даже и тех молодых «нигилистов», которые пытались убедить его, командира Российской Армии в том, что за рубежом к таким вещам относятся гораздо проще. «Но ведь это не так,– возражал Ковалёв.– В большинстве стран, даже для нас с вами очень не понятных, нормальные люди (если они не отщепенцы и не идиоты) мужчины всегда берутся за оружие, когда на их землю нападает враг». Он всегда мог обосновать свои слова, доказать, что прав, что иначе и быть не может и… не должно.

– Товарищ лейтенант, – обратился к Виктору щупловатый воин, рядовой Зерюков.

– Разрешите задать вопрос! Только он не по военно-патриотической теме.

– Спрашивай, Зерюков! Пока перекуриваем, можно поговорить и не по теме. Но основная тема для нас, мужчин – защита родного крова и земли, на которой живём. Разумеется, в случае необходимости, мы обязаны нанести мощный упреждающий удар и на чужой территории. Короче… Слушаю тебя, Зерюков!

– Правда, что у нас, в расположении части, неделю назад капитан из химической роты Рогов видел снежного человека? – Спросил Зерюков. – Может быть, кто-то просто прикалывается.

– Утверждают, что это правда, – лейтенант не умел и не хотел врать. – Но Максиму Филипповичу такое могло и показаться, как и любому из нас. Впрочем, совсем недавно я был свидетелем трагического происшествия, которое… Нет! Не буду об этом. Тут пусть специалисты думают и гадают. Да я вам уже рассказывал о гибели нашего отечественного мультимиллионера, может, и миллиардера, Осиновского. Там похоже…

– Читали мы о страшной гибели миллиардера, не помню, в какой, но в питерской газете, – сказал Зерюков. – Там один учёный пишет, что убил его не медведь, а снежный человек Медведь обязательно бы оставил следы когтей. Да и шерсть обнаружили – совсем не медвежью.

– Я не склонен, что-либо утверждать, – Ковалёв не хотел брать на себя ответственности даже за малую часть открытий и гипотез отечественных учёных. – Вот когда всё это воочию увижу сам или на собственной шкуре испытаю, тогда я вам доложу. Если, конечно, мне позволено будет об этом говорить.

– А я читал одну книгу, научная фантастика, – в беседу вклинился рядовой Данилов, – что, вроде бы, все бигфуты – перерожденные люди. Когда они попадают в какую-то зону на Земле, я толком не понял в какую, то перерождаются, обрастают шерстью, дичают и всякое такое.

– Это ты, Толик, дичаешь. На местных женщин смотришь с такой любовью и нежностью, что у тебя слюна с подбородка капает, – отпустил шутку в сторону товарища сержант Савостин. – Хорошо, что у нас в роте резиновых Зин не выдают. А то бы ты их своими сексуальными пытками замучил.

– Уверяю вас, что и в других российских воинских подразделениях за личным составом не закрепляются такого рода сексуальные агрегаты, механизмы и приспособления, – не без юмора сообщил Ковалёв. – Да и стрелять по-молодости надо учиться из автомата Калашникова, а не из… собственного пальца.

Лейтенант в который раз заметил, что, к сожалению, не все пока научились чувствовать мишени, сплошное «молоко» идёт.

– У нас тут, «молочников» начальство не жалует, – заметил командир взвода.– А что касается секса, то уволитесь в запас – своё наверстаете. А рядового Данилова нечего задевать! Нормальный парень всегда должен уметь отличать женский пол от мужского.

– Конечно, отличаю,– заверил всех ефрейтор Данилов.– У меня обычная… ориентация. Без всяких закидонов.

– Супернормальная ориентация, – сказал рядовой Томов. – Ты бы, Толя, сейчас и со Снежной Бабой, со Снегурочкой, перепихнулся бы, факт.

– Отставить непристойные разговорчики! – Осадил личный состав лейтенант. – Я думаю, Снегурочки пусть достаются Дедам Морозам. Да и ефрейтор Данилов – не снеговик, а воин. Так что, когда пойдете рядовой Томов на гражданку, уйдёте в запас, испробуйте такую радость сами… до полного отморожения вашего, так сказать, корня жизни.

Воины засмеялись, шутка взводного им понравилась. Но Ковалёв сказал серьёзно, что для нормального человека должен существовать не столько секс, сколько семейные ценность. Он, сам лично, категорически выступает против распущенности в сексуальном плане. Ничего в этом хорошего нет, одни неприятности… и долгие думы под старость лет.

– Интересно, товарищ лейтенант, – решил сказать и своё слово, обычно молчаливый и невозмутимый Егоров, – о чем, эти люди снежные думают. Они же, точняк, разумные существа.

– Когда стану снежным человеком, рядовой Егоров, или каким-нибудь другим монстром, – отшутился командир взвода, – тогда все вам доложу. Вы лучше Егоров старайтесь прицельней стрелять. Вы можете, я же чувствую и вижу, но не пытаетесь. Завтра очень подробно разберём сегодняшние стрельбы. Сделаем анализ. Вопросы есть? Нет. Тогда слушай мою команду! К машинам!

Воины, разобрав автоматы, торопливо вставали на ноги. Поспешили чётко и быстро выполнять команду офицера.

По проселочной дороге, от стрельбища в сторону расположения части, колонной шли боевые машины пехоты. Именно они снились лейтенанту Виктору Ковалеву. Ни одна БМП, а множество. Плотная, шумная стрельба по каким-то черным теням.

– Стоп! – скомандовал водителю машины Виктор. – А теперь продолжайте стрелять прицельно! Без моей команды!

Лейтенант Ковалёв через люк с автоматом наперевес выскочил из БМП. Его окружали двухметровые гмоны. Виктор видел, что его воины уже вступили в бой с волосатыми человекообразными существами.

– Товарищ лейтенант! – Не говорил, а практически кричал, рядовой Егоров. – Бейте их! Не жалейте патронов!

– За что же мы их убиваем, Егоров? – Тихо сказал Виктор. – За что?

– За то, что они похожи и не похожи на нас! – Ответил чей-то голос. – Разве может быть иначе?