2
Перед собранными на следующее утро на площади деревенскими жителями выступал, изящно изогнув опорную ногу, стянутую узким чёрным голенищем дивного сапога, и постукивая гибким стеком по голенищу сапога второго, выставленного несколько вперёд, немецкий офицер лет тридцати. Ужасно коверкая русские слова и посверкивая над толпой солнечным зайчиком, играющим на стекле монокля в правом глазу, он объявил:
– Тепер с вами будэт говорайт команданте unsere корпус генэрал граф Вальтер фон Брокдорф Алефельд. Вы будэт внимателно слушайт и исполняйт.
Вперёд неспешно выдвинулся, чуть прихрамывая, пожилой немец в длинном кожаном, едва не до пят пальто. Строгой серьёзностью на озабоченном мыслью лице он чем-то напоминал прежнее райкомовское начальство, посетившее однажды (лет десять назад) деревню, как раз перед началом коллективизации. К удивлению собравшихся он заговорил на чистом русском:
– Крестьяне, немецкий солдат пришёл освободить вас от рабской повинности перед большевиками. Мы будем дальше воевать с ними и гнать их в Сибирь, а вы – просто работать. Разбирайте своих коров из колхозного стада, берите инвентарь, возвращайте наделы земли и растите хлеб. Мы будем его у вас покупать. Колхоз отменяется. Исполняйте.
Краткость и такая милая крестьянскому уху содержательность речи немца удивила и насторожила русских. Однако, когда в тот же день коровы и инвентарь были без всяких препятствий разобраны по дворам, крестьяне задумались.
– Это куда гнёт немец-то? – говорил вечером соседке дед Матвей.
– Что-то тут не так, – сокрушалась Матрёна. – Наш председатель, перед тем как в лес уйти, предупреждал: «Немец – коварный враг». Никому нельзя верить.
– Да? А глазам и рукам своим, которыми корову нынче доишь, веришь?
Матрёна и вправду доившая, разговаривая с Матвеем, свою корову, не нашла, что ему и ответить кроме всегдашнего и несомненного:
– Поживём – увидим.