Глава 3. Воскрешение
Он открыл глаза. Вокруг него было просторное залитое электрическим светом помещение, за окном темнело небо. Он попытался приподняться и вдруг понял, что лежит на довольно жёсткой кушетке, а к его рукам и голове протянуты разноцветные провода.
– Рома, не двигайся! Я сейчас! – донёсся откуда-то слева звонкий девчоночий голос, а через несколько секунд перед ним появилась и его обладательница – красивая девушка с тёмными волосами и большими цвета небесной лазури глазами – и принялась отклеивать от него присоски с проводами. – Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, спасибо, – ответил Сафиуллин. – Простите, а где…
Но Лена, не способная больше сдерживать восторг, похоже, его не слушала.
– Это потрясающе, Ром! – восклицала она. – Всё получилось! Через десять минут после введения «Мемолина» компьютер зафиксировал бурный рост нейронов в твоём головном мозге! Правда, мы, к сожалению, не знаем, чью память ты видел, поскольку ни один из твоих предков не оставлял нейронных карт в базах данных Министерства здравоохранения (они и сейчас-то не у каждого есть), но уже то, что осуществлён рост нейронов, многое доказывает! Это так здорово! А кстати, чьи воспоминания ты видел? Хотя ты, наверное, не сможешь сказать точное имя, да? Но хотя бы время ты определил? Двадцать первый век? Двадцатый?
Она, наконец-то, замолчала, встретившись с недоумённым взглядом Сафиуллина.
– Простите, я Вас не совсем понимаю… Вы медсестра? – предположил Сафиуллин, увидев на девушке белый халат. – Это ведь больница?
Лену словно оглушило громким выстрелом. Она пристально посмотрела в до боли знакомые глаза Ромы, в которых появилось что-то новое, но что – она не могла понять.
– Рома, не пугай меня, пожалуйста…
– Почему Вы называете меня Ромой? Меня зовут Михаил Сафиуллин. Кто привёз меня сюда? Маргарита Ерёмина?
При упоминании этой фамилии лицо Лены залила восковая бледность. Она вдруг всё поняла, и от этого ей стало очень страшно.
Она подскочила ко второй кушетке, которую Сафиуллин сначала не заметил, и стала отчаянно трясти лежащего на ней парня.
– Юра! Юра, проснись! Юра, прошу тебя, вставай! – кричала она, но, убедившись в безрезультатности своих попыток, бросилась к компьютеру, который стоял на столе в дальней части помещения.
Сафиуллин изумлённо наблюдал за ней.
– Девушка, Вы так и не сказали мне, кто меня привёз! Где мои родные?.. И где я вообще? – добавил он, внимательно осмотревшись.
Вокруг блестели холодным металлом неизвестные ему приборы. На невысоком столике неподалёку от его кушетки стояли клетки с мышами и крысами разных размеров. Широченный лабораторный стол в центре помещения был нагромождён бесчисленной стеклянной посудой и большими бутылями с жидкостями.
Сафиуллин похолодел. Он, посвятивший всю свою жизнь биохимии, не мог не узнать это помещение. Лаборатория. Только какая-то странная… Таких приборов он никогда не видел, да и животные в клетках казались намного больше тех, что живут в его лаборатории. Но зачем его привезли сюда?
Вдруг у него перед глазами поплыла размытая, но очень знакомая картина кладбища, которое находилось недалеко от его дома. По мере того, как Сафиуллин пытался разглядеть надпись на надгробном камне, находящимся в центре его внезапного видения, оно становилось всё менее чётким и, наконец, растаяло, вернув его в странную лабораторию.
В этот момент один из многочисленных приборов запищал и выплюнул прямоугольный лист формата А-4. Лена ловко подхватила его, подошла к Сафиуллину и спросила, заглядывая в листок:
– Вы Сафиуллин Михаил Робертович, профессор биохимии, основатель химии парапсихологически активных веществ, живший с 1982 по… то есть родившийся в 1982-ом году?
– Да, – ответил слегка озадаченный её осведомленностью Сафиуллин: всё-таки известным учёным он назвать себя не мог.
– О нет! – застонала Лена, кидая листок на одну из клеток с мышами. – Только не это!
– Простите, девушка, может, моё общество и не самое приятное, – холодно сказал Сафиуллин, явно обидевшись на её реакцию, – но я всё же прошу сказать мне, где я нахожусь.
– Что же мне делать? Что же мне делать? – не слушая его, говорила сама с собой Лена. Она принялась ходить взад-вперёд перед кушетками, сопровождаемая раздражённым взглядом Сафиуллина. – Вызвать Наташу? Или попытаться исправить всё самой? А вдруг я сделаю ещё хуже? Что же делать?! Нет, хватит полагаться на случай! Я же учёный! Нужно звонить Наташе! Она, конечно, меня убьёт, зато поможет исправить то, что я натворила!
И Лена опять побежала в другой конец лаборатории. Сафиуллин вне себя соскочил с кушетки и поспешил за ней, полный решимости выяснить, где он находится и почему. Но тут справа от него что-то шевельнулось, и он инстинктивно обернулся.
На него смотрел стройный темноволосый мальчик лет шестнадцати, одетый в белый медицинский халат с закатанными рукавами и джинсах. По мере того, как голову Сафиуллина пробивала шокирующая информация, лицо мальчика всё больше искажала гримаса ужаса.
Сафиуллин смотрел на себя в большое прямоугольное зеркало, показывавшее его во весь рост, и не мог ему поверить. Сначала он подумал, что зеркало не без фокуса, но, ощупав своё лицо и волосы (мальчик в зеркале в точности повторил все его движения), понял, что он действительно не он.
– Кто я?! – воскликнул Сафиуллин, и его испуганный голос эхом отразился от равнодушно попискивающих приборов.
Лена обернулась на него, сидя за компьютером, в мониторе которого отображалось перепуганное насмерть лицо девушки, обрамлённое густыми каштановыми волосами.
– Вы что, правда провели эксперимент? – тихо прошептала Наташа через несколько секунд, зло глядя на Сафиуллина из монитора. – Вы спятили! Нас всех отстранят от работы! Всех не допустят к защите научного проекта, а следовательно, и к поступлению в вуз! Ну, держитесь! – добавила она, бросая испепеляющий взгляд на Лену, которая уже наполовину сползла со стула, и исчезла с монитора.
– Ух-х-х! – выдохнула Лена, вставая. – Ещё легко отделалась! Надеюсь, она немного остынет, пока будет добираться…
– Да что тут, чёрт подери, происходит?! – заорал Сафиуллин, вконец взбешённый её пренебрежительным по отношению к нему поведением и ужасной ситуацией, в которой оказался. – Кто это?! – Он ткнул в зеркало. – Кто я?!
– Вы Сафиуллин Михаил Робертович, – наивно ответила Лена, слабо улыбнувшись.
– Вы что, издеваетесь?!
– Пожалуйста, успокойтесь! Давайте дождёмся мою подругу, она Вам всё объяснит… и мне заодно…
– Нет уж, извольте объяснить сейчас! – настаивал Сафиуллин.
– Ох, ну, хорошо, хорошо, – страдальчески глядя на него, сказала Лена. – Сегодня 14 июня 2126 года. Вы… точнее Ваше сознание и, быть может, сознания ещё нескольких людей находятся сейчас в голове Вашего потомка в пятом поколении, Ерёмина Романа. А сами Вы давным-давно… умерли…
– Что?! – Большей ереси он ещё никогда не слышал. – Что Вы несёте?
– Я же говорила: лучше дождитесь мою подругу, – с лёгким раздражением сказала Лена.
Тут раздался громовой удар: это распахнулась и ударилась о стену дверь. В лабораторию, словно ураган, влетела растрёпанная Наташа и, недобро сверкая глазами на Лену, двинулась прямо к ней. Сафиуллин нисколько не удивился, что Лена под напором её взгляда слегка отпрянула назад.
– Как вы посмели! Как посмели лишить меня будущего из-за какого-то чокнутого ловеласа! – крикнула она, ткнув пальцем в Сафиуллина, который недоумённо поднял брови. – Он, значит, развлекался с этой Егоровой, пока мы работали, а под конец года, видите ли, опомнился! Гнать надо было его в шею, когда он припёрся сюда! Безответственный, самовлюблённый, эгоистичный…
– Простите, Вы это всё обо мне? – ошарашено спросил Сафиуллин, на мгновение забыв о своём главном вопросе.
Наташа осеклась и резко повернулась к нему.
– Ах, да… Ты же не… Вы же… А кто же Вы? – спросила Наташа, смотря на знакомого ей парня и от этого чувствуя себя идиоткой.
– Я уж и сам не знаю! – иронично сказал Сафиуллин, разводя чужими руками.
Наташа посмотрела на Лену и совсем другим тоном (видимо, любопытство победило в ней гнев) спросила:
– Кто он?
Лена, явно обрадованная спокойствием подруги, сразу же ответила:
– Сафиуллин Михаил Робертович…
– Сафиуллин?! – взвизгнула Наташа.
– Д-да, – вздрогнув, подтвердила Лена.
– Биохимик? Основоположник химии парапсихологически активных веществ? Человек, синтезировавший DDNC и предложивший пять способов биохимического пробуждения телепатии?
– Да, – ответил уже Сафиуллин. – А откуда Вы об этом знаете? Я же ещё не опубликовал способы…
Тут глаза снова застелило кладбище, которое казалось теперь таким чётким, точно он сам стоял перед серым треснувшим надгробным камнем. «Сафиуллин Михаил Робертович. 1982–2066 гг.», – прочитал он.
– Я… я умер? – тихо спросил Сафиуллин, когда видение растаяло. – Какой сейчас год?
– 2126-ой, – сочувственно ответила Лена. – Вы умерли шестьдесят лет назад.
Наверное, у него был ужасный вид, потому что Наташа испуганно подтолкнула под него стул, в который он бессильно свалился.
– А кто же этот бедный мальчик? – спросил Сафиуллин, смотря на свои раскрытые ладони.
– Это Ваш прапраправнук Роман Ерёмин, – ответила Лена.
Сафиуллин устало закрыл глаза. Голова и так казалась жутко тяжёлой, а тут ещё и этот бред сумасшедшего. Вдруг в памяти что-то промелькнуло.
– Вы Лена, – сказал он, посмотрев на Лену. – А Вы… – Он перевёл взгляд на Наташу. – Вы Наташа, верно?
– Вы… помните? – изумилась Лена.
– Видимо, к некоторым Роминым воспоминаниям Вы всё же имеете доступ, – медленно промолвила Наташа, уставившись на Сафиуллина невидящим взглядом. Но через секунду она уже очнулась. – Я и не знала, что Рома Ваш потомок. Наверное, он и сам не знает об этом. Почему у него другая фамилия?
– Моя дочь вышла замуж и взяла фамилию мужа, – ответил Сафиуллин. – Так, наверно, и прервался наш род по мужской линии. Теперь, стало быть, все мои потомки носят фамилию этого бездарного музыкантишки, мужа моей дочери Константина Ерёмина… Вы мне, кстати, так и не объяснили, что со мной.
– Вам объяснить будет гораздо легче, чем кому-либо, – обрадовалась Наташа. – Помните Вашу работу «Молекулярная память»? В ней Вы пытались доказать существование генетической памяти.
– Да-да, конечно, – оживился Сафиуллин. – Я в молодости занимался генетической памятью, но так и не преуспел в этом направлении и бросил, засекретив свои разработки. Где Вы прочитали «Молекулярную память»?
– Один из Ваших потомков рассекретил этот труд вместе с другим – «Генерация параспособностей», – ответила Наташа.
– А-а, это, наверное, Рита с Лёшкой постарались, – улыбнулся Сафиуллин. – Я попросил их после моей смерти опубликовать мою последнюю работу – «Генерацию», но они, кажется, решили отнести в редакцию всё, что было в столе. И что же с этой «Молекулярной памятью»? Она хоть кому-нибудь пригодилась?
– Конечно! Благодаря этой работе Вы сейчас говорите с нами!
Наступила недолгая пауза. Парень на второй кушетке зашевелился, и Лена тут же метнулась к нему. Сафиуллин и Наташа остались неподвижны.
– Вы хотите сказать, что я и есть результат эксперимента с генетической памятью? – медленно спросил Сафиуллин, вставая и снова смотрясь в зеркало.
– Да! После введения созданного нашей группой препарата, который мы назвали «Мемолин», активируется память ДНК и РНК митохондрий. Они в свою очередь стимулируют рибосомы клетки на кратковременный синтез белков с другими параметрами в отличие от Ваших собственных. Белки в головном мозге собираются в новые нейроны, и тут же обволакиваются липидным слоем. Новые нейроны должны были выстраиваться в той же последовательности, в которой они существовали в головном мозге предыдущего организма, но что-то пошло не так. У мыши выросла такая же нейронная сетка, как и у её матери, а продержалась эта сетка всего несколько часов, после чего распалась без последствий для мыши. Но Вы… Организм человека повёл себя несколько иначе, чем мы думали. Ваша нейронная сетка, видимо, слишком прочная…
– А с какой это стати школьники вообще проводят опыты над людьми? – нахмурился Сафиуллин. – Или в будущем это разрешено?
Прежде, чем расстроенная Наташа попыталась ответить, на помощь подруге примчалась Лена:
– Простите, Михаил Робертович, это я вводила Вашему прапраправнуку препарат. Он очень просил меня об этом в связи с его очень непростой ситуацией, которую слишком долго объяснять… Да и вряд ли Вы поймёте…
– Не надо было поддаваться на его провокации! – строго сказала ей Наташа.
– Это уже не важно, – отозвался Сафиуллин и вдруг вспомнил свои видения. – А почему я помню свою смерть и похороны? Ведь генетическая память передаётся из поколения в поколение. Значит, я должен помнить лишь часть своей жизни: от рождения и до двадцати семи лет, когда родилась моя дочь и унаследовала память о моей жизни до неё. Всё, что было позже, я помнить не должен, так как память об этом должна была умереть вместе со мной.
– Правильно, но Вы кое о чём забываете, – сказала Наташа тоном учительницы, что не понравилось Сафиуллину. – Ваша остальная жизнь отпечаталась в памяти Ваших детей и внуков, которые тоже передавали её по наследству. Так что Вы частично такой, каким Вы запомнили себя, и частично такой, каким Вас запомнили Ваши потомки.
Они замолчали. В лаборатории всё также монотонно попискивали неведомые приборы. Сафиуллин переваривал поступившую информацию. Он не мог, но очень хотел верить в происходящее. Неужели он сейчас живёт в собственной мечте? Ведь он мечтал когда-то об успехе проекта «Молекулярная память», но так и не смог изобрести состав, способный пробудить генетическую память.
– А этот ваш «Мемолин»… Что это? Что у него за состав? – спросил заинтригованный Сафиуллин.
– Состав очень сложен, но главными его составляющими, как и в Вашем проекте, являются N,N – диэтиламид лизергиновой кислоты, психоделический стабилизатор, изобретённый Ромой, и DDNC, немного усовершенствованный мной, – ответила Наташа.
– Вы усовершенствовали DDNC? – Сафиуллин скептически поднял брови. – И как же?
– Я ввела ещё одну аминогруппу в бета-положение и присоединила его к производному индола, – холодно ответила Наташа, задетая его неуверенностью в её способностях. – В итоге вещество показало намного лучший результат при его проверке на ДНК и РНК памяти.
– Гениально! Аминогруппу Вы добавили для лучшего сцепления с молекулами нуклеиновых кислот, так? – восхитился Сафиуллин. – А зачем пригодилось производное индола?
– Индольный хвост хорошо размягчает оболочку ядрышка клетки, что позволяет почти всем молекулам вещества добраться до хромосом, – азартно ответила она, польщённая столь живым интересом со стороны видного учёного, которого считала своим кумиром.
Сафиуллин хлопнул себя по лбу.
– Как же я не догадался! Вот почему мой DDNC работал так слабо и медленно! Наташа, Вы гений! Или все дети в недалёком будущем такие одарённые?
– Нет, – ответила Лена, улыбаясь, – даже по нынешним меркам Наташа гениальна! Она лучшая ученица в городе. За неё уже все вузы передрались!
Смущённая, но жутко довольная Наташа просияла.
– А теперь, если Вы не против, Михаил Робертович, мы должны просканировать Ваш мозг, – сказала Лена. – Нужно проверить состояние Вашей нейронной сетки.
Сафиуллин послушно вернулся на свою кушетку и надел на голову прибор, похожий на средневековый шлем. Через пять минут Лена уже вернулась с результатами обследования.
– Похоже, у нас проблемы, Наташ, – тихо сказала она.
– Что случилось? Говорите же! – Сафиуллин хотел быть в курсе всего, что происходит в его голове… то есть в голове его прапраправнука.
Лена вопросительно покосилась на Наташу, и та сразу кивнула.
– В общем… нейронная сетка не уменьшается, а, наоборот, увеличивается, – сказала Лена. – Не знаю, с чем это связано, но это очень опасно. Если мы вовремя не остановим рост новых нейронов, то мозг просто начнёт разрушать старые за неимением свободного места. В таком случае Рома, скорее всего… сознательно погибнет… А Ваше сознание на некоторое время станет доминирующим, но потом… потом, я думаю, Вас тоже сменит кто-нибудь ещё…
Сафиуллин смотрел на неё с ужасом. Мало того, что он умрёт во второй раз, так он ещё и унесёт с собой Рому, оставив его тело поочерёдно переходить от одного потомка к другому. Наташа нервно покусывала побелевшие губы.
– Есть и другой вариант развития событий, – прервала молчание Лена. – Мозг может не начать разрушение старых нейронов. В этом случае произойдёт внутреннее кровоизлияние, и Рома погибнет не только сознательно, но и физически…
В этот миг парень на соседней кушетке что-то промычал и начал подниматься. Все взгляды обратились к нему. Юра сел на кушетке и уставился на них глазами, в которых больше не было и следа от его неугасаемого оптимизма и юмора.