2. Стоит ли выкидывать предметы в окно?
В библиотеке было прохладно – они это заметили, оказывается, ещё раньше.
– Система ещё не налажена.
Билл и Энкиду явились в куртках.
– Дура твоя система.
Но выглядел Билл умиротворённым. Стоило ему свершить месть, и он зла не держал. Интересное свойство – сказал себе кто-то из собиравших ужин.
– Я гуманист… сторонник прав говорящих человечков.
Ас посмотрел на гуманиста без малейшего сочувствия. Сейчас начнётся представление под названием «Выставляемся перед Шанни», и он знал, что ему придётся принять участие. Хочет он того или не хочет.
– Никогда не оставлю человека без чего-то дорогого и единственного. – Обкатывал предвыборную речь Билл. – Короче, не позволяю ему потерять, это самое, лицо.
Ас мог бы напугать кротким видом даже члена секты смиренников.
– Ты молодец. – Согласился он. И печально вздохнул.
Энкиду вздох не понравился. Он так же отдавал себе отчёт, что ужин будет чем-то вроде последнего тура конкурса Мистер Вселенная, – и его скрытная тихая натура всячески противилась. Если командир – в силу своей роли на корабле – имеет право изображать всадника без головы, то ему шансов не оставят.
Билл, как водится, первым спросил, пока они носили из кухни тарелки (фарфоровые), оладьи (следы муки по всему коридору) и супницу (доверили Энкиду):
– Ну, что… ушли?
Ас помолчал, терпеливо взмахивая скатертью.
– Да. – Его глаза в поднятом ножичке заблестели. – Да.
Он, как и многие домашние тираны, столкнулся с тем, что его слишком слушаются – пожалуй, можно было бы обойтись клеёнкой, но они вытащили откуда-то скатерть из натуральной ткани, пахнущую долгим лежанием в ящике и зачерствевшую по сгибам – всё, как положено.
– Точно?
– Мой опыт говорит мне.
Суровое лицо командира вынырнуло из взлетающего и хлопающего полотна, будто командир ставил парус.
– Мы пропали с маленьких хорошеньких экранчиков, товарищи экскурсанты. То есть, формально мы не вышли ещё из Большого Квадрата, но…
Энкиду усмехнулся. Государственные границы, действительно, простирались в космосе, как раскраска, попавшая в руки трёхлетке. Он установил супницу на краю стола, поймав страдальческий взгляд Аса – пятен не избежать.
– Они выпустили нас… начали упускать ещё на орбите. Система наблюдения за космосом даже в пределах атмосферы весьма слаба…
Ас незаметно, как ему показалось, подтянул угол паруса, теперь ровно покрывшего гладь стола.
– Если технически, то ещё три дня лёту – и мы вне юрисдикции. Но если по простому…
Билл кружил вокруг стола и внезапно вытащил из-под него бутылку.
– Если бы они больше тратили на космос… – Шанни выкладывала оладьи из сковороды в плетёнки. Четырьмя точными тычками отправила их к четырём приборам. – Может, надо было поставить карточки, кто где сидит?
– Это уж слишком. – Сдержанно выпалил Ас.
Энкиду (под влиянием чая, не иначе) поумнел:
– Но ведь разработана новая система сканирования открытого пространства?
Билл махнул бутылкой.
– Не боись. Сканировать будут закрытое пространство… от банки с пивом до уха гражданина. Папина новая система прослушки граждан всё съест вместе с гражданами. А кто где сидит?
Ас вежливо осклабился:
– Царские сыновья сидят во главе стола, даже если стол круглый. – И пояснил. – Если бы они внедрили это открытие – нас бы держали на мушке до самой Стены… а там, если бы им что-то показалось…
– Есть ли у кого-то медвежьи лапки. – Шумно догадался Билл и сурово повернулся к брату. – У тебя есть медвежьи лапки?
Ас попытался вернуть внимание экипажа, пока идиоты веселились. Шанни обратилась с упрёком почему-то к Энкиду, который пытался доказать жестами, что искомого у него нет:
– Говорит командир.
Веселье оборвалось.
– Словом…
«Да я за ней, как за каменной стеной, буду».
Сказав себе с усмешкой, Ас нетерпеливо пригласил всех занять места и крепко овладел бутылкой, которую Билл не сразу отдал. Он принялся за обязанности кравчего с такой непринуждённостью, что слова возмущения увяли на устах Билла, который поплёлся вокруг стола.
– Большой квадрат на самом деле маленький. – Энкиду подвинул стул, возле которого стоял, для Шанни.
Билл тоном аскета предложил:
– Выпьем за маленький…
Ас сделал лицом иероглиф «Правила Поведения», и зануда Энкиду, обидевшийся за медведей, тоже повернулся к Биллу, а его молчание всегда имело вес реплики.
Билл поспешно прибавил:
– И за Большой.
Снова посмотрели.
– Короче…
Билл осёкся и расстроился, но тут же повеселел:
– За тиранов-мечтателей… которые щедро чертят госграницы. Выпьем.
– Выпьем. – Сказала Шанни, садясь, и глаза её яростно заблестели.
Все поспешно заняли свои места и игра началась. Содвинули.
– За императора. – Сказал Билл. – Выпьем.
– Выпьем.
Содвинули.
– Мы – свободны. Да здравствует тоталитарная власть.
– Выпьем.
В то время, когда поднимались стаканы – шестнадцатигранные – забытый и скорбный Спутник совершал свой обычный усталый бег.
Там в пыли и тьме искусственно созданного смога, где решётка, вздымающаяся на шестнадцать километров ввысь, внизу вбита в глину, кремнезём и гранит на всю глубину литосферы, кто-то смотрел в небо. Рука вцепилась в прутья. И – о, Абу-Решит – как страшна была эта рука. В порванной рабочей перчатке, истощённая до того, что кости кисти проступали пятилучевой звездой под пятнистой кожей, с обломанными ногтями там, где они вообще остались.
Сзади из вонючей темноты раздавались какие-то звуки, и внезапно пролаял властный голос. Рука покрепче сжала решётку, и если небо могло видеть, то увидело бы, как блеснули глаза.
Блеск этот совпал с лёгким и еле заметным движением по небу Глобуса. Ощущение предательства и надежды извлекло из этих, давно не способных на такие штучки глаз, целительную каплю.
Они, и правда, ушли. Ас представил себе…
Как маленький светящийся шарик, эта новая планета-самозванка, винтом вошёл во врата и канул… да. Верно.
Суп (обрезки овощей по всей кухне и гора посуды в мойке, о которой время от времени вспоминали участники ужина) оказался очень недурным, хотя чрезмерно на взгляд придирчивого Аса экзотическим. По красному цвету и острому запаху он догадался, что во время спора относительно выбора первого блюда (ему пришлось отлучиться в рубку) победил громкий голос Билла. Но вкус ему понравился, что уж там. Запашистый и пряный, но не слишком – даже странно, учитывая, как энергично Билл трясёт над тарелкой банкой со специями. Дирижёр, не иначе.
Билл, продолжая дирижировать, обернулся всем телом.
– Куда ты смотришь? А…
Билл указал на завиток растения, пролезшего по стене до самой библиотеки, но не решившегося заползти внутрь.
– Надо и за него выпить. За вечное стремление к свободе.
– Осторожнее в желаниях. – Припечатал Энкиду, и Ас вспомнил то, что сказал Биллу в ту ночь на площади независимости.
Энкиду поднялся за вторым.
Когда он вышел, Билл притих. Шанни, повествуя о том, какие трудности встречают строителя во время рытья колодцев, вопросительно умолкла. Ас вмешался в паузу, наполнив стаканы.
Четыре стакана, четыре суповые тарелки плюс уйма прочего…
– Кто будет мыть посуду? – Спросила Шанни.
Не ведая того, она заставила потеплеть сердце Билла – эта простодушная откровенность, обнажающая тревоги и тайные мысли окружающих, была свойственна его дорогому дядьке-конюху.
Вот так же он однажды сказал Биллу, напряжённо размышляющему над школьным дневником. Запись, сделанная на странице, приковывала взгляд Билла, как случайно найденное заклинание – неопытного мага. Конюх появился за плечом, прочитал запись, взял твёрдой рукой дневник, и с силою шваркнув Билла по обычному для его педагогической методики месту – затылку – сказал с глубоким сочувствием:
– Не видать тебе, веретено, аттестата. – Старик подумал. – И Огонька тоже.
(Огонёк был новый конь.)
Билл почувствовал облегчение, что его страхи обнародованы и можно начать протестовать.
Ас, не поднимая глаз от стакана, ответил:
– Неужели у вас всех хватит наглости вписать командира в наряд по кухне?
Шанни рассмеялась, повеселел и Билл, который, несомненно, попытается увильнуть. Пусть попробует.
Энкиду внёс блюдо – о, боги уборки… – и все потянули носами.
– Макароны с сыром.
Билл проворчал:
– Главное, оригинально. – Однако сам же с такой энергией набросился на еду, что Энкиду с довольным видом отодвинулся на стуле и стал рассматривать ужинающих.
Все ели с удовольствием, и даже призрак позднего грохотания воды и лязга тарелок истаял в парах макаронов с сыром.
Ужин заканчивался под третью бутылку, извлечённую Биллом из того же источника.
– Откуда он их берёт? – Спросила Шанни.
Вино было слабое, и оттого попытка напиться выглядела ускользающе волнующей.
Энкиду пригляделся к Асу, раскладывающему на тарелке без всякой на то нужды вилку с ножом.
– Вписываешь в круг?
– Прости?
– Он что-то тебе сделал? – Вмешался Билл, в эту минуту уверяющий Шанни, что с балкончика виден его дом в предместье и даже службы. И, дескать, кто-то туда зашёл и вышел с расширенными глазами. – Если он тебя обижает, жалуйся мне.
– А он обернулся? Ну, с глазами?
Билл повспоминал, закатывая глаза и трогая кончиком языка губы.
– Конечно, обернулся.
Щедро показал.
После ужина отставив тарелку, Билл сделал какое-то привычное движение и вдруг закаменел. Ас посмотрел и поправил вилочку.
Шанни шепнула в стакан:
– Та-ак, тут кто-то поступился домашними привычками. Похвально.
Билл выглядел сбитым с толку.
Но Шанни его удивила:
– Это так приятно. Спасибо
И добавила мимо Билла:
– …Мой командир, мой лучший друг.
Билл подарил лучшего – предположительно – друга таким взглядцем, что в таких случаях иные нибирийцы, не выдержав, попросили бы, чтобы им предварительно завязали глаза.
Ас ничуточки не смутился. Он ничего не сказал и сложил нож с вилкой на своей тарелке косым крестом.
Билл зорко пригляделся.
– Это вот что? – Указывая пальцем. – Буковка какая-то.
Он потянулся через стол и встретился с глазами командира.
– Просто хотел узнать, что это символизирует.
Энкиду пояснил:
– Что он больше не хочет.
Билл протянул: «А» так долго и звучно, что звук слился с треском разворачиваемой газеты.
Ас отодвинулся и загородился.
Билл разрешил:
– Читай, читай. За время путешествия у тебя будет время до тонкости изучить особенности шрифта, а уж содержание будет от зубов отскакивать.
Он собрал вилочкой остатки со всех тарелок.
– Надо подкормить домового. Эх, жалко кота не взяли. Интересно, как папа его назовёт?
Он потянулся, стаскивая к себе тарелки.
– У нас будут свои приметы и странности. …Есть у нас третье?
Шанни показала коробку и пошумела. Ас сразу возмутился:
– Вы же должны были что-то сделать сами.
Энкиду сказал:
– Дружище, это перебор.
– Это печенье с предсказанием.
– Тем более. Всякие гадательные штуки – это не для нас.
Шанни внезапно шарахнула коробкой:
– Да они просроченные! Надо спасать.
– За борт.
– Ты же говорил, нехорошо в окна бросаться!
Уличённый Ас поступил, как все тираны – рассердился.
– Это исключение.
Энкиду забрал коробку.
– Там дата вчерашняя.
Билл вступился:
– Вчерашние предсказания нам ничего не сделают. Ну, Асушка… не будь педантом.
Командир требовательным жестом забрал коробку и исследовал. Все молчали в ожидании. Наконец, он поднял глаза и изрёк:
– Ладно. Но читать я не разрешаю. Чушь это всё какая-то…
Шанни кивнула.
– И на том спасибо.
Унесли тарелки. В полутёмной кухне, когда все вышли, Билл поставил тарелочку под стол. Энкиду заглянул из коридора. Билл ответил ему взглядом из-под стола и позвал шёпотом:
– Слушай… это чудесное вино… оно такое милое, да?
Энкиду оглянулся и пианиссимо ответил:
– Ты имеешь в виду…
– Ты же её спрятал?
Энкиду кивнул с голодным блеском в глазах.
– Как ты думаешь, начальник будет третьим?
Энкиду хотел ответить, но вовремя передумал. Шанни прикрикнула:
– Долго вас ждать?
Возвращаясь, не посмели обменяться ни словом. Шанни поставила коробку посреди стола и подтолкнула её к Асу.
– Командир…
Ас начал было бормотать относительно вреда гаданий, но сообразил, что это старо, и раздражённо полез в коробку.
Шанни ждала, когда двое притихших обзаведутся своим печеньем. (Получилось так, что их руки столкнулись в коробке.)
– Командир, – вежливо, – я в общем, согласна с вами относительно осторожности, которую нам следует проявлять в делах такого рода. Ибо так много того, что неподвластно разуменью, командир. Но одно предсказание я могу сделать.
– Что это значит? – С прохладцей спросил Ас, брезгливо глядя на бедное печенье классической сердцевидной формы.
– Не считая себя специалистом в гаданиях, всё же осмелюсь предположить, что сегодня после ужина на некоем корабле трое сильных духом решат возвеселить свой дух, притупив свои чувства и презрев опасность.
Ас откровенно смутился, и это выглядело очень мило. Он даже потупился, держа очень славное подрумяненное сердечко в ладони. Билл и Энкиду, услышав такое предсказанье, не выказали ни малейшего желания ни опровергать его, ни высмеять.
Билл выждал приличное время и сказал, как ни в чём не бывало – взглянув очень доброжелательно на командира, впервые с начала первого ужина:
– Вот бедолаги.
– Не вздумайте оглашать. – Отойдя от потрясения предсказанием Шанни, проскрипел командир.
Энкиду нахмурился и сказал Биллу, следя за его рукой:
– Это моё.
– Постой… вообще-то это – моё. Оно лежало справа…
Билл запнулся.
– Да. – Неуверенно молвил он. – Справа…
Шанни с усмешкой следила за печеньем.
– Справа, если с потолка смотреть? – Невинно переспросила она в тот момент, когда сомнения Билла устоялись.
– Я взял самое большое…
Он отчаянно нахмурился, потом разломил печенье и жадно уставился в бумажку. Воскликнул:
– Вдруг это твоё! Дай-ка мне взглянуть…
Энкиду отрезал, накрывая рукой свою собственность:
– И не подумаю.
Ас приложил руку к глазу:
– Но если смотреть с пола…
– Не показывай на себе. – Окрысился Билл.
Ас уже не сердился, он расслабился и нечаянно сломал в руке печенье. Оно захрустело. Билл, запихивающий в рот остатки своего, весь подался через стол, и комнату сильно встряхнуло.
Потом ещё раз. Коробка уехала, командир после мгновенного оцепенения вскочил и, забыв на столе сломанное печенье с белеющей бумажкой, промчался к выходу.
Они услышали, как стучат его шаги по лестнице. Первым был Билл… он опередил даже Шанни, а вот Энкиду, похоже, не торопился. Пока он вышел вслед за торопыгами, комнату подбросило дважды.
В Игровой он нашёл их.
В полукруглой стеклянной стене сначала они увидели только звёзды. Между двумя огненными шарами мелькнул огонь.
Энкиду сказал:
– Вон оно что…
Шанни потерянно молвила:
– Это… неужели это она?
Огонь приблизился. Он шёл по своей орбите и, очевидно, оказался в непосредственной близи от Глобуса в тот миг, когда они забавлялись предсказаниями. Теперь было видно, что огонь имеет форму скрещённых шпаг. Три стрелки блестели от солнечных батарей, четвёртая, вооружённая наконечником, указывала на запад вселенной.
– Раав за окном. – Громко сказал Билл. – Мы не сошли с ума?
Голос Аса ответил:
– Как ни странно, вы здоровы. Это она…
Вооруженная стрелой красавица шла прямо на них. Это был потерянный зонд-шпион, роскошный старый космический аппарат, запущенный страшно давно в области радужного Кишара сразу после войны за Спутник.
Названный в честь знаменитой красавицы былых времён, звездолёт получил сложное задание.
Дорогой беспилотник выполнил всё, что от него – вернее, от неё, – требовалось. За исключением одного. Когда всё было сделано, Раав полагалось покончить с собой, запустив систему самоуничтожения. Но что-то произошло, и вооруженная дама просто улетела, вдобавок поменяв орбиту.
С тех пор считалось, что она потеряна. Раав промчалась так близко, что они успели разглядеть гравировку на её стреле, и исчезла, напоследок ещё раз шаловливо приподняв их и опустив на пол.
Ас вышел к ним, удерживая на губах загадочную улыбку.
– Что, доктор? – Энкиду скопировал улыбку. – Шпион прошёл в метре от жизненно важных органов?
– Когда она появилась, начался сеанс связи с Нибиру.
Билл всполошился.
– Твой папа мелькнул с котом, тыча бедное животное в глаз и что-то крича.
– Что?
– Не беспокойся, он не попал. Потом стал тыкать себе.
Сообщив это важное известие, Ас деловито направился вниз.
– Куда?
Он обернулся.
– Уборка, дорогие, уборка.
Он косо взглянул на Шанни, недоверчиво оценивающую мизансцену. Билл сделал руками всплеск и, видимо, утаив часть чувств, остаток выразил:
– Да вы что? Первый ужин, он же должен стать незабываемым событием, искрой, на которую мы потом смогли бы оглядываться на нашем странном и страшном пути среди пустоты и мрака! А вы хотите утопить драгоценнейшее воспоминание в сутолоке будней и рутины… эти тряпочки…
Он бы не мог пожаловаться, так как большую часть они, несомненно, выслушали, отворачиваясь с доброй улыбкой (Энкиду), спускаясь по лестнице – Ас, и протягивая ему руку…
Билл недоумённо замолчал, глядя на исчезающую внизу макушку командира и предмет, который Шанни вложила ему в доверчиво раскрытую ладонь. Он помял предмет.
– Это носочек. – Пояснила Шанни. – Поскольку он лежал тут одинокий, я решила, коль у него нету пары, он должен посвятить себя общественной деятельности.
Билл слабо что-то проговорил.
Шанни вежливо склонилась:
– Что? Ну, потом расскажешь… знаешь, как здорово делиться драгоценными воспоминаниями, пока вытираешь со стола.
– Но… этот носочек?
– Отличная тряпочка. Тем более, что, как я уже сказала – он лежал тут совсем один.
Билл покачал головой:
– Нет, я знал, что столкнусь с этим….но не знал, что непонимание встретит меня так быстро и безжалостно…
Шанни шла вниз. Она не обернулась. Билл швырнул того, кто должен был помочь обществу, и заспешил за ней.
Спустившись, он обнаружил, что уборка в разгаре. Ас даже не посмотрел на него, с умным видом окуная в мойку, полную отвратительной жирной воды, блюдо, некогда бывшее чудесным блюдом с макаронами, не говоря уже о сыре.
Билл прикоснулся лбом к косяку. Мимо толкнув, протиснулся большой тёплый Энкиду с метлой.
– Извини, старина.
– Да ничего… – Опечалился Билл. – А… командирчик, ты не подскажешь…
Ас обернулся и швырнул в него блюдом. Блюдо летело, как стандартный шатун – ловя чуткую воздушную волну и чуть подрагивая шляпочными краешками. Билл вытянул руку, сдвинувшись до пояса на сорок-пятьдесят градусов, поймал его за мокрый ободок и встретился взглядом с цветком в центре. Художник, наверное, фантазировал. Причём, фантазия его была не вполне в духе того художественного направления, которое поощрял даже папа Билла, именуя направление здоровым нибирийским осмыслением действительности.
– Вытри-ка.
Билл вспомнил про носочек и подавил вздох. Тряпочку ему услужливо отыскал Энкиду, передав её тем же манером. Сняв с носа полотенце, Билл унылым механическим движением запустил механизм рутины будней.
Но самое трудное ожидало Билла в конце. Ас, классическим жестом опытной хозяйки запуская руки в фартук, дабы удалить излишнюю влагу, позвал:
– Шанни…
– Да? – Синий глаз из-за дверцы шкафа.
– Насчёт твоего предсказания…
Энкиду, заталкивая под мойку чистое ведро, напрягся, и они с Биллом в этот момент представляли собой скульптурную композицию Аллегория Внимания.
– Не умоляя твоей проницательности… Боюсь, ты ошиблась.
Шанни без особого чувства прихлопнула дверцу.
– Да-а?
Ас кивнул.
– С командиром не спорят. – Отчеканила Шанни надменно.
Ас не решился ввернуть последнюю фразу, полную скромного достоинства.
Билл безмолвно негодовал. Энкиду тоже как-то приувял.
Когда Шанни вышла, оба кинулись к Асу.
– Где она?
Ас посмеивался.
– Кто?
Билл изобразил взмахами женственные формы. Ас просканировал направление, в котором ушла Шанни.
– Ты ведь не всерьёз?
Ас помолчал. Потом взглянул на Энкиду.
– Вы, верно, оба с ума сошли. Мы только что чуть не столкнулись с предметом по курсу, считавшемуся абсолютно безопасным.
– Ты столкнёшься кое с чем похуже, если заначишь. – Тусклым шёпотом пообещал Билл. Он зло сверкнул глазами.
Ас вышел, подняв ладони.
– Нет, нет и…в общем, повторяйте этот иероглиф, пока не погрузитесь в сладкий крепкий сон.
Энкиду мыл руки. Крупные пальцы перебирали воду, как нечто плотное. Он прикрутил кран ласково, не до конца. Ничего, командир докрутит.
И перекрутит, возможно.
Вложив руки в складки полотенца, он медленно стирал влагу с кожи. Капля за каплей.
Нет такого слова… только это. Слово, которое равно пугает и веселит и царей и нищих, в зависимости от контекста. И это слово, конечно, кровь.
Капли, падающие из крана, с которым так бережно обошлись, были прозрачны. Под их мерное падение что-то возникло. Ритм – шагов или движений? Энкиду потёр лоб. Крошево печенья на столе перед Биллом… своё предсказание он вытащил аккуратно, сломал сердечко таким манером, что будь оно настоящее, никто бы не пожаловался.
Таков уж Энкиду. Зачем быть жестоким? Он посмотрел на свои руки, раскрыв ладони. Только он знал, сколько силы заключено в них, в каждой клеточке кожи. Ах, как он должен следить за собой. Нельзя никому причинить вред… Без нужды.
Билл раскрошил своё лакомство. Растёр в песок. Энкиду отступил к выходу и пошатнулся, будто шёл по дикой местности. Песок и холмы.
Коричневые плечи и колени холмов приподнимали горизонт по всему плато. Невысокие и напряжённые, под белым небом. Цепь влачилась, не натягиваясь. Это было торжество земли, её неторопливая власть.
Идти по такой – одно удовольствие. В этих шагах была правда… о, нет – истина. Хотя и это всего лишь слово.
Он прислушался – голос Билла. Вкус печенья уже забыт. Но сладкий и пряный вкус яблочной начинки остался на губах. Он возвращался даже во сне.
Текст предсказания, которое он не прочитал, а увидел, подобно картинке, тоже поселится в его сне.
Капля за каплей.
Шаг за шагом к своей цели среди холмов. Раз-два… два… каждый второй шаг был утверждением, отправленным письмом.
К голосу Билла присоединился другой голос. Синева и светлые волосы. Небо и дюны.
Такого цвета кровь драконов, вспомнил он слышанное когда-то поверье. Но кто ему это сказал?
Как Билл не помнил сорванного им цветка – во всяком случае, он так говорил – так же и Энкиду не помнил первых лет своей жизни. Человечество тоже не помнило первых тысячелетий – но им рассказали боги.
Энкиду тоже рассказали.
И он верил – пока не ему не рассказали совсем другую историю, и теперь он не знал, верна ли и она.
Он помнил, как это произошло. Но не будет же он каждый раз это вспоминать? Этак можно стать задумчивым.
И невежливым. Чего доброго.
Капля за каплей.
Он неслышно прошёл по лестнице и застыл на минуту над акустической ловушкой, которую открыл благодаря Шанни. Она тогда так уставилась вниз, что ему стало интересно, скажет ли она, в чём дело. Она не сказала. Отсюда было слышно, как Билл направился в комнату с фонтаном.
…войдя в кухню, он посмотрел на плечи Шанни, склонённые над мойкой.
– Что-нибудь нужно?
Она не сразу расслышала, и он повторил. Повернувшись с чашкой в руке, она поглядела в её глубину.
– Нет… спасибо. Свободен.
– Вот за это спасибо.
Она вопросительно подняла взгляд, занятый открывшейся ей глубиной фарфора. Потом сообразила и улыбнулась без малейшей отзывчивости. Однако повторила ещё приветливее:
– Вот и вали, пока я не передумала.
Так он и сделал.
Возле её двери он оглянулся и вошёл. Мягким светом из соседних комнат были освещены комод и кровать. Возле комода он совершил коленопреклонение и вытащил из нижнего ящика, из-под полотенец, которые папа Билла призывал не брать с собой, чемоданчик.
Сел поудобнее и, ковырнув в замке прихваченной из кухни вилочкой для десерта, тщательно перебрал то, что нашёл под крышкой.
…Шанни отступила, пятясь, от двери в свою комнату и, подождав – прислушавшись, надела туфельки. Она вернулась в кухню, где в мойке лежала невымытая чашка.
Возле комода Энкиду, не изменивший положения, поднял взгляд на дверь и некоторое время смотрел.
Ветер веет, где хочет, – спустя пять минут читал он. Энкиду вернулся в свою комнату и сейчас лежал в постели с маленькой книжкой. Томик был старый и припахивал плесенцой, но не противно. Некогда между страниц поползли ветви живого микроскопического существа. Потом высохли и ныне составляли целое с плотью страниц. Избавиться от них уже невозможно – разве что бросить книгу в огонь. Но этого делать нельзя. Это была ценная старая книга, смесь лжи и правды, знания и невежества, призывов к уничтожению и призывов к свободе.
Книжку эту Энкиду всегда таскал с собою, с самой юности. Откуда она у него, он прекрасно помнил. Ему протянул эту книгу – страшненькую и даже на вид липкую, в дрожащих и грязных руках несчастный пьюха в переулке.
Энкиду почувствовал тогда, как в горле у него образовался камень от боли и жалости. Ему исполнилось семнадцать лет, и обстоятельства его были самые неопределённые. Он и о себе-то мало что знал. Знал, что он один, что очень красив, что совершенно невежествен, что сильно влюблён и, ну, так ещё кой-чего по мелочи.
Он протянул нибирийцу, пребывающему в полутьме переулка, как сам царь теней, пачку сигарет, в которую воплотились его последние деньги.
Это была вся его собственность. Пачка была первой в его жизни, купленной спустя полчаса после того, как он получил призывную в армию на срочную службу.
Он не успел расковырять блестящую оболочку, только почувствовал, какая гладкая и нарядная эта штука. Он прочитал угрожающую надпись и рассмотрел картинку с черепом, в который надлежало превратиться самому юному Энкиду, стоило только прикурить сигарету.
Надпись и картинка не возмутили его воображение. Для того, чтобы напугать нибирийца после того, как его призвали в армию, которая славилась своей дедовщиной и которой грозили мальчикам с младенчества, требовалось что-нибудь посильнее.
Но Энкиду не был напуган…
Не будем говорить – «ничто», скажем, мало, что могло напугать Энкиду, рождённого неизвестно кем и где. Во всяком случае, усилий великого государства Нибиру в попытках сохранить ему здоровье с помощью изображения последнего приюта мысли – черепа, и оставить от него вот это самое с помощью веками отработанной системы малых пайков и меткой стрельбы северонибирийских террористов, – этих усилий было недостаточно.
Он без сожаления проводил своё последнее гражданское достояние, скрывшееся в горсти владыки переулка. Грязь подчёркивала изначальную красоту удлинённой кисти и скульптурных фаланг.
Книгу Энкиду взял, ибо владыка, как и подобает, был горд и не желал милости, но хотел продать книгу, которая так же являлась его последним достоянием.
Энкиду тщательно оттёр ногтем переплёт, обильно используя фермент, всегда сопутствующий нибирийцу. Он решил подержать книгу под воздействием солнечного света, и сел с нею на скамейку. Ветер настырно сворачивал и приподнимал страницу, силясь перевернуть. Энкиду лениво читал то, что попадалось на глаза.
Вот, как сейчас.
Так вышло, что своё образование Энкиду начал получать с помощью книги, купленной в переулке. Позднее он позаботился, чтобы увеличить количество своих знаний, уже другими способами, но книга осталась при нём.
Из неё он узнал, что дом на Нибиру не настоящий, а настоящий находится для всякого нибирийца в небе. Узнал легенду о крови. Прочёл о странных нибирийцах, которые были готовы приносить в жертву своих сыновей непонятно ради чего. Там был и рассказ о знаменитой красавице, в честь которой назвали сбежавший звездолёт.
Кто она?
Она или мстит или хочет кого-то выручить, или ни то, ни другое.
Зная её так давно и так мало, теперь он мог оперировать только несколькими, ничего не говорящими предположениями.
Шанни не стала брать себе печенье. Под шумок она уклонилась, а её никто не спросил. Даже забавно, что Билл упустил это.
Даже обидно
Она бы запросто придумала любое предсказание в любом стиле в любых обстоятельствах.
Намёк на её жестокость заключался в её глазах – они были синие и холодные.
Ветер веет, где хочет.
Билл всё же потащился за командиром. Повторение нигилистического иероглифа результатов не давало. Потоптавшись перед дверью, он робко поскрёб неотзывчивую поверхность.
Ответом было молчание. Билл стукнул покрепче, и нагрубил двери:
– А ну, открыл.
И, в самом деле, дверь открылась, и тут же две крепкие, как рекомендуемый сон, но не столь же ласковые руки кормчего и кравчего, ухватили Билла за ворот и втащили в рубку.
– Ты что же это. – Встряхиванье. – Бунт?
Билл был отпущен и мыкнул просительно:
– Асушка.
– Сказал – нет.
Ас приблизил острый нос к носу Билла и прошипел:
– Ты соображаешь? Надрызгаться втихаря в первую же ночь…
– Но мы же всё продумали. Она уходит спатеньки, а мы культурнейше… и утром свежие встаём. Не дыша.
Ас сел.
– Билл, поверь, я ведь тоже нибириец.
Билл этим не удовлетворился.
– Так в чём же тут собака?
– А если кто узнает?
Такое, прямо скажем, малопонятное и малодушное объяснение ввергло Билла в изумление, выразившееся в глупом смехе.
– Кто, позволь? Иные формы жизни?
Ас смолчал.
– Ты же вытащил все штучки?
Тихо:
– А если не все?
– Вздор. И… ну, допустим, и что же – нас вернут обратно?
– Билл, не стоит рисковать. И, между прочим, есть элементарные правила…
(– Ты уже говорил.)
– Леди не в восторге от того, что останется бодрствовать одна на корабле, отданном на волю мрака, в то время как командир и балласт пребывают в изменённом состоянии психики, в науке известном под названием бревно.
– Она не узнает.
Ас вскипел.
– Вы бы поскромнее себя вели! Это всё из-за вас. Не могли сдержаться, начали перемигиваться четырьмя глазами с самого начала ужина. Вот она и вычислила.
Билл обиделся всерьёз.
– Так значит, это мы с Энком виноваты, что это милое нежное вино будет щекотать наши утомлённые нервы? Тьфу, оно у меня вот тут стоит.
Ас пробормотал:
– У меня тоже.
– Глотнуть свободы охота.
Ас что-то вякнул и усиленно занялся трёхмеркой.
Билл приободрился. Покаяние командира навело его на мысль, что капля точит иные материалы и т. д. Он решил пока оставить начальника в покое и дождаться, когда естественные потребности возобладают над волей, мужеством и чувством долга.
– Ну. – Глубокомысленно. – Должно быть, ты прав.
Ас подозрительно глянул и вернулся к трёхмерке. Билл вспомнил о небесной авантюристке.
– Как это она из-за угла выскочила…
Сейчас океан вокруг был полон мира и покоя. Мерцали большие звёзды. Билл принялся гулять по рубке.
– А это что?
– А ну, положь.
– Судовая роль. – Прочитал Билл и, перевернул толстую тетрадку, похожую на классный журнал.
– Ты заполнил?
Ас мельком глянул:
– Само собой.
– И когда успел. – Польстил Билл.
Билл с некоторым трепетом открыл журнал. В памяти смутно пролетели воспоминания не самого вдохновляющего порядка. Голос матери, говорящий:
– Стих вписал? Нехороший стих? Будьте добры, дайте почитать, госпожа учительница.
Далее – полёт рукописи, взмах, раскрывающий истрёпанный обрез и еле слышный подавленный смех матери.
Билл листнул манускрипт.
Командир комплексного управления – Александр сир Александр, космолётчик первого класса, лицензия от… и тра-та-та… паспорт выдан и тра-та-та… герой Северной Нибирии.
Билл быстро посмотрел на неподвижный профиль.
Пассажиры – Бильга сир Баст и тра-та-та… Энкиду сир Гурд, последнее место работы – инструктор природоохранного отделения компании Заповедные Территории, леди Шамхат мистрис Алан, последнее место работы… мелким шрифтом – привлекалась, как эксперт, к работе правительственной комиссии такого-то яррогода по выяснению обстоятельств деформации рельефа…
Билл отвлёкся.
– Что-то упало?
– Где?
– Тут сказано, что Шанни выясняла насчёт того, что где-то что-то отвалилось?
Ас фыркнул.
– Ты бы положил.
– Я не имею права это читать? Вот это – про грозу браконьеров и про… чёрт, что это за фамилия у Шанни? Что-то знакомое.
Ас опять повторил, что лучше бы Билл оставил всё в покое, но добавил:
– Если бы ты не имел права, эта книжка не находилась бы там, где чьи-то большие ручонки могут её тиснуть.
Билл посмотрел вскользь своими неправильными глазами леану из музея естественной истории, помотал тяжёлой абрикосовой шевелюрой.
– Почему тут не написана твоя настоящая фамилия?
Ас развернулся в кресле.
– Потому что у меня её нет.
Билл смущённо опустил глаза. Не стоило, впрочем, обольщаться насчёт глубины его смущения. Ас дождался – интервал был в такую долю секунды, что на обычном нибирийском языке, хоть и породившем великую литературу, нет образного обозначения для подобной величины. Билл снова посмотрел ему в глаза.
Ас сделал вот что. Встал, так что кресло поехало без него в сторону к сияющему окну, прошёл к трёхмерке, сунул, не глядя внутрь, длиннопалую сухощавую руку и вытащил обратно. Рука не была пуста.
Билл очень обдумал увиденное и по своей природной хитрости – а ведь она была ему свойственна, хотя никто этого не знал – прочувствованно молвил:
– О… Командир.
Ас посмотрел на дверь, поставил вытащенное на клавиатуру довольно небрежно – Билл опять содрогнулся, но не посмел шутить насчёт кнопок, понимал – минута не та, и комр в таком настроении и состоянии духа, что надо ловить, ловить эту минуту и ни в коем случае не испортить её какой-нибудь глупостью.
Ас снова устроился в кресле, сложил ручки на груди и испытующе посмотрел на скромно молчащего Билла.
– Слушай внимательно. – (Ему бы военруком в закрытую школу.) – Когда станет тихо на этом судне… когда станет – запомни, – Билл кивал чаще, чем нужно, – ты берёшь громилу и вы – Билл, хватит мотать башкой, – на цыпках идёте на запад, к техпомещениям.
Билл пискнул:
– Там, где метла?..
– Там, где метла. – Удовлетворённо проурчал военрук… тьфу, – Ас.
Благосклонно задал закрепительный вопрос:
– Усвоил?
Билл еле выговорил голосом, полным неподдельного уважения:
– Усвоил.
Билл вышел под напутствие:
– И убери это выражение из глаз, если не хочешь, чтобы я тебя прикончил во сне.
Растроганный Бильга сир Баст, получив такие точные распоряжения, немедленно направился на поиски сира Гурд.
Хроника – неписанная – Глобуса гласит следующее. Спустя полтора часа после разговора в рубке, двое ждали в коморке в конце самого распоследнего, какой ни есть, коридорца. Билл косился на метлу
Послышались шаги. Лёгкий стук.
Ответили:
– Мы тут.
Ас вошёл и отпрянул.
– А что? Сидите на корточках с округлёнными глазами… я даже испугался.
Билл вытащил из карманов и поставил три чашки. Из правого две и одну из левого. Энкиду любовно отодвигал и придвигал ящики с надписями, состоящими сплошь из сокращений, звучащих, как выстрелы.
Здесь за ящиками и закрытой дверью было уютно. Всякие частности, вроде бездны за стеной и осуждающих синих глаз, здесь не катили.
– Господа, не так плотно, я ж не устрица, мне надо видеть вход. – Попросил подобревший Ас. – И почему не стаканчики?
– Кроме высшего образования, нужно иметь, хотя бы среднее, соображение. – Процитировал Билл старую заповедь всех космопроходчиков. – Стаканчики могут проверить, чашечки никогда.
Он рассматривал:
– Из маминого сервиза хотел… тово. Мама не положила. А он мне предназначен.
Поднял стаканчик, обвёл убежище взглядом.
– В приданое.
Поправил покачнувшийся ящик. Рассмеялись, переглянулись.
– Э. Полегче с граблями, ваше высочество.
– Да, я и забыл, что ты высокородное существо из золотой молодёжи.
– Его молодость под вопросом. – Отозвался бастард. – Так… Слегка обветренная. У него давно проблемы со свечками на торт. Он их выдёргивает и прячет в карман. Нет, больше не надо.
Билл застыл.
– Нет, надо всё… а то примета есть.
– Ладно.
– Да тут пустяки какие-то.
– Сказал – ладно. Извини, я тебя задел?
Энкиду заметил:
– Не притворяйтесь, что вас забрало.
Билла потянуло на обобщения:
– Итак, компания из двоих нибирийских мужчин, киборга Баст, образованной актрисы… в смысле, девицы… летим.
– Вот… ты доливай.
– Там просто уже капельки.
– Ты по системе: он позвонит, он не позвонит.
Билл подержал оскудевшее вместилище над одной чашечкой, и над другой… ну, вы представили.
Энкиду благодушно попрекнул:
– У меня дважды позвонит, ты командира пропустил.
Ас не сердился.
– Ничего.
– Ну, да, он за рулём. А хорошо, что нас с Нибиру не видно. А мы погрузили бомбы, заряженные саженцами деревьев?
Ас долго думал, потом облизнул губы и сказал:
– Завтра проверю. Завтра проверю.
– Ты же уже сказал.
Энкиду объяснил:
– Он для порядка. Их так учат. Чтобы сообщение не перепутать. Чтобы сообщение не перепутать.
Ас вслушивался в двойной смех, как будто издалека:
– Инфантилы.
Его серые глаза казались чуть иными. Энкиду первым перестал смеяться, потому что увидел, как, продолжая улыбаться губами, командир нацелился в пространство совершенно трезвыми холодными глазами.
Поднял палец. Привстал. Теперь и они услышали…
– Что это за звуки?
Произошла занятная суета. Минута миновала, и в коридоре стояли трое нибирийцев, строгих и самоуверенных, сроду не употреблявших ничего крепче слабенького вина.
– Скажем, – отчаянно прошептал Билл, – что нам померещились странные звуки.
Энкиду ответил тем же манером, чуть спокойнее – в смысле, отчаянно, но не так:
– Вот дурак, нам, и правда, померещились.
Было тихо. Шлёпающие вкрадчивые звуки прекратились.
– Это не Шанни.
Краткая всеобщая радость, затем Энкиду эту радость умерил:
– Тогда что это?
Ас бородкой и осанкой показывал, что передышка кончилась, сосуд осушён, надо жить и лететь дальше.
– Ну, всё. Расходимся.
– А её куда?
Ас, ещё более холодный и трезвый, чем обычно, посмотрел и вдруг резко рванул дверцу аварийного люка. Перед ними был маленький шлюз. Ас перевёл выключатель на Изнутри-Наружу. Открылся круг синего света. Билл охнул.
– Бросай. – Рявкнул комр.
Билл замешкался. Вечностью пахнуло из окошка. Синергетическая защитка только отделяла их от пустоты. Ас выдернул из его руки предмет и швырнул.
Горлышко дулом взяло на мушку запад ойкумены, и стекляшка, блеснув на прощанье, улетела. Ас быстро захлопнул люк. Все молчали, подавленные неистовством сдержанного командира.
– А если болтаться будет?
Ас хмыкнул.
– Я, по-твоему, пьяный, что ли?
– Нет, конечно.
– С этого бока её гарантированно унесёт на восток к тем астероидам ещё до утра. – Отчеканил Ас.
Билл уважительно отозвался:
– Глаз-алмаз.
(Ас помигал.)
– Надо было записку положить.
Энкиду вздохнул:
– Несвоевременные шутки в отягчающих обстоятельствах.
– Это ты из УК цитируешь? – Узнал Ас.
– А помните того, кто прыгал, как в кино, из звездолета, потому что его-то отправили, а систему посадки не доработали? – Осенило Билла невовремя.
Энкиду деланно ужаснулся:
– Ну, и смысловые ассоциации у тебя. Можно даже подумать, ты выпил.
Разошлись, чувствуя, что последний эпизод удалил все тщательно введённые Снаружи-Внутрь элементы покоя. Покоя вообще нет, так что зря старались. Командир ушёл в рубку, уже ругая себя мысленно за шапкозакидательство и использование аварийного люка, если честно, в хулиганских целях.
В Игровой Билл засмотрелся в окно. Астероид с шестью хвостами крутился где-то далеко, возле небольшой планеты. Билл зажмурился и, подождав, разлепил глазыньки. Но хвосты никуда не делись.
– Как насчёт космического адаптационного синдрома на завтра? – Спросил он у проходившего в Детскую Энкиду.
– Я смотрел, там огурцы солёные есть.
Билла царапнуло по боковушке зрения. Голубой диск на чёрном был стёрт вспышкой.
– Эй, Энкиду, – тревожно пожаловался, – у меня чего-то в глазах блестит.
Из комнаты ответили:
– Это радиация, не боись.
Перед сном Билл, весёлый и свежий, направляясь на краткую прогулку, увидел тень, выползающую из-за поворота. Вышел Ас, подняв молоток.
Билл предложил:
– Если ты мне скажешь, куда ты идёшь, я тебе скажу, куда иду я.
– Не надо.
Ас подбросил на ладони мелкие железяки.
– Поставлю задвижку в ванной.
– А. – Примирительно произнёс Билл.
Ас прошёл мимо.
Позже, взбрыкивая ногами одеяло в Игровой, Билл прислушался и сказал в соседнюю комнату:
– Энк… слыхал… Братанчик, ты спишь?
В Детской послышался звук переворачиваемого тяжёлого тела.
– Уже нет.
Издалека слышно было, как сдержанно постукивает железо. Потом негромкий лязг и падение чего-то, упавшего с металлической жалобой. Билл затаил дыхание, надеясь услышать вербальное сопровождение, подобающее мыслящему существу, но восстала тишина ночи. Она до того удручающе подействовала на Билла, что он опять заговорил, пытаясь пригнуть к себе спинку кровати:
– А странно, верно?
Из Детской не донеслось ни звука. Билл подождал. Голос Энкиду произнёс несколько слов. Билл рассмеялся.
– Ну, спи. Спи. Раз ты такой толстокожий. Если мимо меня пройдёт призрачная женственная фигура, я сделаю вид, что не вижу.
Молчание за стеной сделалось напряжённым. Страшно далеко опять раздались удары молотка.
– Душа пальмы, к примеру.
Билл отметил, что в Детской заскрипела кровать и с непритворной досадой молвил:
– Тоже мне, слесарь… с одного удара гвоздь забить не может.
Внезапно над ним нависла огромная чёрная фигура. Билл, взвизгнул, садясь и вглядываясь.
Фигура сказала придавленным голосом:
– Билл… может, надо что-то прояснить?
Билл копошливо закутался в одеяло и угрюмо ответил:
– Ты бы, братец, не подкрадывался. Тут тебе не заповедные территории, а я не антилопа.
Энкиду постоял ещё с полминуты и что-то сказал, но в эту секунду молоток вдалеке ударил с силой, и реплика была заглушена.
Билл поднял палец, осветившийся падающей звездой.
– О, молодец… Вколотил. Что ты сказал?
– Ничего.
Энкиду ушёл, расчерченный светом.
В Спальне было тихо, будто там спала мышка, хорошо поработавшая днём. Но это была не мышка, отнюдь.
Чуть позже далёкие шаги на юге возвестили, что командир сделал своё дело. Его твёрдая поступь, удалявшаяся по лестнице, тоже сделала своё дело. Она заставила приподняться уши Энкиду, повеселила засыпающего в хорошем настроении Билла и даже встроилась в сон Шанни, как художественная деталь.
Глобус, ведомый закинувшим на клавиатуру ноги в домашних туфлях Асом, одновременно и летел, и висел на месте. Кому-то со стороны показалось бы даже, что он летит назад, к Нибиру, но то был бы, конечно, обман зрения.
Командир подрёмывал, сложив руки на груди. Он не встрепенулся, чтобы поглядеть на трёхмерку – просто приоткрыл совершенно не тронутые сновидениями глаза. Распустив руки, он косо глянул в приоткрытую дверь дежурки. Там, аккуратно застеленная с откинутым уголком одеяла раскладушка, делила одиночество с повисшим над нею паучком. Паучок решился и, спрыгнув, пробежал по одеялу, канув где-то за белейшей складкой.
Ас огляделся с видом нибирийца, который ждёт.
Энкиду вошёл в чёрную кухню и замер. Тут кто-то был. Он постоял, светя глазами, как само Приключение, и включил свет. Остановился в центре прибранной и притихшей кухни. Из-за шкафа вышел Ас и, заняв проём двери, прилёг плечом и даже виском к косяку. Руки скрещены. Он и Энкиду обменялись взглядами.
– Попить захотелось? – Приветливо спросил Ас на правах ночного хозяина.
Энкиду кивнул.
– После этого острого супа, понятное дело.– Согласился Ас.
Он покинул свой приют, распустил руки, вышел на середину, оказавшись нос к носу с научным руководителем экспедиции, – просто кадр из фильма про любовь, – но вместо поцелуя последовал вопрос не вполне дружелюбным тоном:
– Итак?
Оба разом глянули на полку у потолка. Антресоли были приоткрыты. Энкиду сказал:
– Покажешь?
– И не подумаю.
Ас помолчал.
– Почему…
Раздались грохочущие шаги, и в проёме выросла и заполонила пространство фигура с всклокоченной головой. Билл плюхал глазами, вглядываясь в общество.
– Тю.
– Это всё, что ты скажешь?
Он посмотрел склеенными сном глазами на Аса и шумно почесался наотмашь, взлохмачивая халат.
– Если ты не выдашь мне тетрадку с ролью… Да, это то, что я хотел сказать.
С этими словами он вышел на середину, а так как там уже пребывали двое, стало тесно.
– Я, собственно, – болтнул Билл заговорщицки, – пришёл за стрелялками, которые вы нашли там, наверху.
И он протянул руку ладонью вверх, при этом вознамерившись сесть. Александр с состраданием посмотрел на воспротивившийся насилию стол.
– Спроси у него.
– Так-таки у него?
Теперь все трое синхронно уставились на дверь. Шанни, ничуть не заспанная, смотрела на них ясными синими глазами. С учётом золота Билла, льда Аса и фиалок Энкиду, здесь был представлен почти весь спектр.
Шанни увидела то, что не видели другие. Бастард был разъярён: края твёрдых губ закаменели, треугольник плеч распрямлён.
– Парни… господа… я вообще-то пришла именно за тем, что лежит… – она вопросительно оглядела собрание… – лежало… – закончила она, – там, наверху.
– Ты. – Подал ненужную реплику Энкиду.
Его лицо было вроде не приспособлено под состояние смеха, но сейчас в спокойных очертаниях скул, в мягком свете глаз проступило, как сквозь песок, совсем другое выражение. Можно было бы даже осмелиться предположить, что он вот-вот захохочет.
– Мне дали…
– Позволь, – спокойно вклеился Ас, – спросить…
– Леди Сунн. – Быстро прервала его Шанни. – Я понимаю…
– Мама?
– …звучит невероятно, но…
– Мама дала тебе пушку?
– …это именно так. И не одну, ваше высочество.
Некоторое время кухня изображала послушную молчаливую сцену. Наконец она не выдержала: дверца антресолей протяжно сказала – тзоу…
Ас, как вежливый, счёл это приглашением.
– Конечно, принимая во внимание благородство леди Сунн… зная, что ты – единственная женщина на корабле, переполненном головорезами, бывшими космопехами…
Энкиду отвесил Асу исподлобья злой взгляд.
Шанни принялась протискиваться, и даже Ас был вынужден – оценив маневр – подвинуться. Она застряла среди пышущих нибирийским теплом тел как раз возле него.
– Ну, головорез.
Ас распахнул куртку. Шанни присвистнула.
– Где?
Билл заворчал:
– Нескромно-то как. Мне распахнуть халат? Предупреждаю вас, что…
Энкиду поспешил:
– Не надо.
Он присел и, приподняв коврик, зацепил пальцем половицу. Вытащил и показал красивый пистолет, большой и чёрный, классический, как маленькое чёрное платье.
Шанни казалось, была удивлена. Билл подошел, и, склонившись, жадно рассмотрел.
– Да… этим локоны не завьёшь. Только если…
– Аккуратнее.
– Я так понимаю, это то, что с производства не снимали. – (Ас.)
– Обмыть надо. – Задумался Билл. Нахмурился. – А чё ты?
Ас шагнул к Энкиду и сказал, глядя сверху вниз:
– Он сюда пришёл. Он видел, что там – и пришёл.
Энкиду медленно поднялся.
– Итак… люк задраен. Если ты хочешь совершить похороны по обряду космопехов.
– Это как? – Заинтересовалась Шанни.
Она успела вытащить пистолет из руки Энкиду. Тот посмотрел на опустевшую руку.
– Когда заживо выбрасывают в безвоздушное пространство.
Билл заговорил, как показалось Шанни, убеждающе:
– Неизвестно, что хуже. Когда вас в родном доме заставляют распахнуть халат, это тоже волнует.
– Я тебя и пальцем не тронула.
– Но могла бы. Я хотел сказать – ты явно собиралась.
Они смотрели друг на друга и потому пропустили момент.
Грохот и падение стекла, зазвеневшие предметы трогательной утвари и главное, кран, за который ухватился мощной рукой Энкиду, на которого прыгнул Ас.
Билл заорал:
– Э!
Драка не состоялась.
Шанни подняла руку, на миг пропавшую в маленьком радужном облачке. Неприятный звук самолёта-бомбовозки всех оцепенеть. Ужас и холод наполнили помещение. Сама Шанни в момент выстрела приподнялась над полом – не очень высоко, но подсунуть под её туфельки, скажем, низенький «кошачий» стул, стоявший здесь, чтобы доставать предметы с верхней полки, и опрокинутый драчунами, – можно было бы.
Ас выпустил Энкиду. Тот сел на поднятый Биллом «кошарик» и массировал горло.
– Что…
Шанни, твёрдо стоявшая на полу, показала.
– Так… маленькая унижалка. Действует не на всех нибирийцев.
Ас взглянул на оружие и на неё.
– Судя по тому, как ты красива и свежа…
Шанни поблагодарила вполне искренне:
– Я очень люблю, когда такое говорят. Спасибо.
Ас сказал:
– Если ты и впредь будешь так поступать, некому будет тебе говорить такое.
– Командир, не опускайтесь до жалкого морального шантажа.
Билл, шипя и шумя, ощупывал себя везде:
– Ты ж могла нас…
Шанни с укором возразила:
– Минимальный уровень. – Она показала.
– Это из списка запрещённого оружия. – Хмуро поделился Ас. – Индивидуализация цели – чёрный пункт на всех заводах. Вдобавок механизм полёта для стрельбы по движущейся мишени… такая смесь явно заказана утончённым клиентом.
Он подошёл к Энкиду и сказал:
– Бей в морду.
Энкиду опустил руку, посмотрев на вяло раскрытую огромную ладонь, и устало улыбнулся.
– Бей немедленно. А то нам лететь вместе.
Шанни замерла.
Энкиду помолчал и, спустя некоторое время, исполнил просьбу. Шанни отвернулась и, положив прибор на стол, набрала воду из-под крана горсточкой – протянула Асу. Он принял без благодарности, не потеряв почти ни капли.
Почему-то толпой побрели не по спальням, а в библиотеку. Место первого ужина привлекло их, как первая удачная охота молодых хищников.
Вернулись в библиотеку слегка взбудораженные, в состоянии нервной необъяснимой печали, и почему-то безмерно счастливые. Скрывая это друг от друга, расселись. Шанни забралась на свободную полку между тяжёлыми томами в обгрызенных уголках, и подтянула колени повыше. Энкиду прошёл, большой и спокойный, вглубь и устроился в дальнем старом кресле, со следами глубоких царапин на искусственной коже, а Билл принялся расхаживать, то и дело как будто нечаянно и вполне естественно задевая стол, за которым у арочного окна в Гостиную, прямой и стройный, сел Ас.
Упавшая книжка отвлекла их внимание и заставила дёрнуться всех разом. Всех? Нет, Билл, хотя и вскрикнул даже еле слышно, как птичка, которой червячок в еде попался, но это было, пожалуй, демонстративно.
Остальные, действительно, обратили внимание на такую мелочь. Шанни выпрямилась и спустила одну ногу на пол. Ас повернулся и сразу взглядом нашёл книжку.
Билл держался за свою широкую грудь.
– Ох. Ох. Какие ж мы нервные. Ох! Меня всего… прям… будто чего-то… а ты, командир, даже поёрзал. А ты, Энкиду? Ты поёрзал?
Ас взмолился:
– Скажи ему… пожалуйста, ответь. А то он будет выяснять подробности.
Билл заметил:
– Вот вы шутите, а домовой-то сидит и слушает.
Он показал, пригорюнившись, как это происходит.
Энкиду пригляделся из глубины кресла.
– Похоже.
– Ну, вот. Всё прояснилось. – Билл забыл про домового. – Мы покричали, постреляли, двое красивых мужчин подержали друг друга в объятиях и, в конце концов, помирились, как и подобает. Мы даже можем поцеловаться… немножко…
Он умильно скосился на Шанни, представлявшую собою прекраснейшую иллюстрацию, выскользнувшую из старой книги.
Ас посмотрел на него. Билл показал ладошками: всё-всё-всё… и принялся расхаживать по библиотеке широким шагом сеятеля по целине.
Ас сказал, даря сеятеля недобрым взглядом:
– Раз мы так нечаянно собрались… давайте поговорим по возможности начистоту и обговорим план полёта.
Билл выслушал эту важнющую тираду и, покачавшись с пятки на носок, ненатурально рассмеялся.
Ас вопросительно поджёг попавшуюся в поле зрения часть Билла.
– То есть, то, что один не в меру высокомерный тип соизволит нам поведать. – Пояснил Билл.
– Не понял.
– Без тебя знаю.
– Что ты знаешь?
– О чём тебе папа шептал.
– Мне?
– Ну.
– Я не царский сын.
– Если тут ещё кто-то скажет про царских сыновей…
Ас, и сам видно вспомнив, как холодно и неприютно иногда бегать по коридорам, закрыл тему:
– Словом, мы вроде не знаем, зачем нас послали туда… и кто послал… и куда, собственно?
Шанни повернулась, и почему-то не проявила ни строптивости, ни удивления.
– Как? Разве мы не летим на Эриду?
Возникло молчание. Командир помнил о терпении:
– Мы летим на Эриду.
– Но?
– Откровенно говоря, мы ничего не знаем. Мы не знаем даже, кто мы… в смысле, по какому принципу мы отобраны…
– Отобраны? Какое странное и даже неуместное, мягко говоря, слово. – Отозвалась иллюстрация. – Звучит, как подозрение или даже как обвинение… но в чём?
Скульптура за столом неторопливо ответила:
– Я не это хотел сказать. Видите, даже насчёт слов мы не можем договориться.
Играть роль судейского молотка было, видимо, не просто.
– Что вы имели в виду, командир? – Из кресла спросил полутёмный Энкиду. – Что нас кто-то выбирал? Что наше присутствие здесь именно в таком составе не случайно?
– Именно, что похоже на случайность. – Ответил командир. – Слишком.
– Похоже?
– Давайте не будем цепляться к словам. Цепь событий, которая привела нас сюда, кажется очень прочной. Но если разобрать каждое звено, возникнут вопросы.
Энкиду вроде как согласился:
– Даже наследование происходит по принципу случайного выбора.
Билл решил показать свои познания и закивал, снуя по комнате, что при его габаритах было подобно порханию бабочки-парусника в банке из-под варенья.
– Как песня в плеере… вы пользуетесь таким сервисом?
С книжной полки, светя глазами, Шанни невежливо перебила Билла, собравшегося развить тему:
– Уважаемый командир опять намекает на заговор?
Ас усмехнулся – у него это получилось не очень удачно:
– Я бы не полетел… – Начал он.
– Опять? – Повторил Энкиду. – Но когда…
– Полетел, полетел. – Сказала Шанни. – Вместо того, чтобы туманно оскорблять…
– Я не…
– Почему бы вам не рассказать о вашей персональной миссии?
Билл воззрился:
– У тебя персональная миссия?
Ас зарычал:
– Хватит!
– Нервишки сдают? – (Шанни.)
Ас покинул импровизированную рубку.
– Я зря затеял это. Честно, я просто хотел, чтобы мы вместе попытались разобраться, что происходит…
Он направился к выходу, но обернулся:
– Леди Шанни, я больше не подниму этот вопрос. Но прошу вас поверить, что, храня заговор молчания между нами, мы упускаем шанс на скоординированные действия… и вообще, что нас ждёт…
Он не договорил и, поклонившись ей коротко, смылся.
Энкиду сказал – и не понятно было, упрекает он, или сочувствует:
– Неловко вышло.
Шанни выбралась из своего убежища.
– Не знаю…
Билл заныл:
– Ну, куда… зачем вы…
Он и Энкиду остались. Возможно, брат и смотрел на него из глубины комнаты. Билл вздохнул.
– Песню захотелось послушать.
– Командир совершенно прав. Если мы будем скрытничать друг с другом, что будет там, в неизведанном месте?
– Так что ж ты это раньше не сказал?
Энкиду встал и, проходя мимо Билла, шепнул ему:
– Потому что тут нету пылесоса.
Билл не стал провожать его взглядом.
Долгая ночь на этом не кончилась. Ас в одиночестве вернулся в Библиотеку и, оглянувшись среди полок, подошёл к столу. Он не смог сдержать вздох облегчения, когда увидел, что рвение Шанни к уборке не простёрлось до выметания из-под стола. Он нагнулся и выгреб с пола крошево, источавшее вкусный запах. Скомкав беленькую полоску бумаги, он сунул её в карман и вышел, провожаемый тишиной.
В дежурке, наконец, почтив собою раскладушку, – он лёг поверх покрывала, не раздеваясь, – он посмотрел вверх, и рука его сама вытянула из кармана бумажку. Поднеся её к глазам, он сначала потёр висок, так как лёгкая пелена усталости заволокла белую полоску. Потом прочёл. И ещё раз. Скрутив обрывок, он бросил его в пустую банку из-под кофе и, подсунув под щёку подушку, свернув её, как печенье из коробки, решил заснуть.
«Сам сможешь выбрать».
– Что ж… это неплохо. – Пробормотал он, так как все командиры имеют право разговаривать вслух.
Сон немедленно приснился, и он понял, что спит, когда опять услышал голос:
– Хорошее предсказание…
Понять, чей это голос, он уже не успел – он, видите ли, спал.
А теперь во сне хорошо было бы снова полюбоваться вольной красавицей, летящей по непросчитанной орбите. Почти столкнувшись – а почти не считается – с маленькой новой планетой, Раав направилась, не сбивая темпа по своим, только ей одной ведомым делам к неизвестной цели.
Знала ли она, что названа в честь хитрой умной и талантливой женщины, некогда, по преданию, сдавшей свой город чужой армии? Такое во все времена называется предательством и не приветствуется, как пример для подражания. Но дело в том, что город, родной город Раав был плохой город. В нём было всё, за исключением свободы. Именно поэтому Раав спрятала лазутчиков из армии вторженцев, а наутро вывесила на свой подоконник красный пояс в знак своего предательства.
Об этой истории написано много книг и никогда цензура не оскверняла вёрстку ни одного из папирусов, если там шла речь о женщине по имени Раав. Это уж само по себе удивительно – хотя объяснялось такое попустительство просто: происшествие случилось на Эриду. Правда, во всех этих книгах обычно речь шла о тридевятом королевстве либо о тридесятом царстве, совершенно не смущавших богатое, как оно и положено по нормативу, воображение государственных чиновников, участью своей обречённых читать много чего.
Изящная – всего девять тонн – казавшаяся душой оживших часов, Раав была послушна до поры до времени. Последние данные, как гласят летописи ЦУПа, пришли точно в указанное время и отличались изумительной доскональностью. Поэтому утверждать, что Раав давно замыслила побег, нельзя было. О ней вообще нельзя было говорить.
Из газет и Мегамиров она пропала, и любая шалая новость о пропавшем беспилотнике, как по волшебству, исчезала в синергетическом коконе Нибиру.
Вообще-то, имелся один подозрительный момент, который мог бы своевременно намекнуть родителям красавицы, что не всё так ладно да складно в её внутреннем мире. Однажды, выполняя один из первых ознакомительно-испытательных полётов над Родиной, Раав вдруг отключилась.
Все перепугались, но, оказывается, она ввела себя в режим сна. Такого указания ей никто не давал. Испытатели – со стоявшими дыбом волосами, или если волосяные характеристики этого не позволяли, с блестящими от тревожного пота макушками – ждали, ибо ничего другого им не оставалось. Раав не оставила им выбора.
Так же внезапно – но было ли это внезапно? – рукотворная звезда о четырёх лучах проснулась, и как ни в чём не бывало, вежливо дав понять, что она вновь готова к общению, полетела вокруг Родины, над восточным материком – отечеством традиций и послушания, – отщёлкивая многоцветные снимки, делающие честь её чувству прекрасного.
Испытатели утешились, и так обрадовались, так захлопотались, что по природной беспечности нибирийцев, верящих в лучшее, сочли происшествие случайностью.
Спустя четыре года она сбежала.
Её появление вблизи корабля, вылетевшего с непонятным даже для экипажа заданием, тоже было внезапным и случайным.
Удаляясь во мраке, вертя своими четырьмя стрелами над хрупким ярко-синим мозгом, полным воспоминаний, Раав сама стала только воспоминанием.
И ведь вот какая штука – нет ничего реальней воспоминаний.
Заодно она, когда игриво толкнула Глобус, оставила на его тёмной стороне какую-то безделицу. Так… пустяк. На память.
Крохотный синий огонёк ожил не сразу.
Уже бродил в дикой стране снов, ничком, приподнявшись на локтях и выставив гривастую голову Билл. Заняв теневую сторону постели в Детской, так что свет звёзд не дотягивался до него, очевидно, тем же занимался Энкиду.
В Спальне было темно, и что делала Шанни неизвестно – но и там было тихо.
Даже командир, которому что-то говорил во сне ненавистный рыжий леану, бежавший по холмам, и тот совсем скапустился.
Твёрдый лик профилем впечатался в твёрдо сложенную подушку, глаз плотно прикрыт. Спит командир, спит.
Конец ознакомительного фрагмента.