Коровушка
Маму Муму позвали на третий день. У ребеночка после приема разведенной смеси начался запор.
Маруся посмотрела на кричащего младенца издалека, взяла со стола чашку и ткнула Валентине, не глядя:
– Цедись.
– Как это – цедись? – запаниковал папа Валя. – Нам каждая капля молока дорога, а ты ей суешь нестерильную посудину.
– Цедись, – потребовала Маруся, игнорируя папу Валю и расстегивая шерстяную кофту.
Грудь мамы Муму выглядела устрашающе. Когда была снята стягивающая повязка и открылись промокшие чашечки бюстгальтера, Маруся застонала. На ее щеках цвели красные пятна, пересохшие губы потрескались.
– Да ты больна! – закричала Валентина, бросаясь к кроватке с ребенком и закрывая ее собой.
– Цедись! – крикнула Маруся таким голосом, что Валентина тут же села и распахнула на груди халат.
Папе Вале приказано было удалиться, а на Леру никто не обращал внимания. Она смотрела в странном оцепенении, как в чашку бьют тугие тонкие струйки, потом капают капли.
– Вот, – протянула чашку Валентина.
Маруся взболтала содержимое, рассмотрела его и протянула чашку Лере.
– Вылей, – просто сказала она.
Молоко голубело в белой емкости. Лера отнесла чашку в кухню. Постояла у раковины, понюхала мамино молоко. Потом высунула язык и осторожно лизнула его.
Когда она вернулась в спальню родителей, Маруся кормила ребеночка своей грудью. Тот глотал с утробным громким звуком, и Лера даже испугалась, что он захлебнется. Когда младенчик отвернулся, молоко из соска все капало и капало на его щеку. Но он не реагировал. Он крепко спал.
– Теперь мне тоже нужно сцедиться, – сказала Маруся, передав уснувшего ребенка Валентине.
Лера подала ей чашку, но Маруся только покачала головой.
– Принеси литровую кружку, в которой я сегодня варила яйца, – попросила Валентина.
Пока Лера смотрела, как мама Муму сцеживает вторую грудь, она вдруг поняла, что совершенно беззащитна. Это у нее случилось из-за осознания, что у женщин есть могущество, которое невозможно постичь. И из-за того, что она не причисляла пока еще себя к женщинам. Как же тяжело и страшно быть ребенком!
Маруся перестала сцеживаться, облегченно вздохнула.
– Вылить? – кивнула Лера на кружку, сглатывая вдруг накатившую тошноту.
– Нет, погоди. Я не ем ничего второй день и почти не пью, чтобы молоко не прибывало так сильно. Оттого и в холодильнике совсем пусто.
– Ты будешь это пить? – прошептала Лера.
– Очень смешно, – кивнула мама Муму. – Отнесем это Артисту. Говорю же – в холодильнике пусто. Он на собачьих консервах долго не протянет. Маленький еще.
За столом клевала носом Валентина.
Папа Валя уснул в гостиной у включенного телевизора. Маруся оглядела их и вздохнула:
– И наступило всеобщее счастье…
Дернувшись, мама Валя подперла щеку ладонью и мечтательно прошептала:
– Неужели все будет так же спокойно и хорошо, как с Леркой?…
На лестнице Лера спросила:
– Им со мной было спокойно и хорошо?
– Все познается в сравнении, – заметила Маруся. – Ты покричала неделю, а когда стала недоедать, пришла я и накормила тебя. После каждой еды ты засыпала беспробудно, еле расталкивали к следующему кормлению. Поев, опять засыпала. Ты совсем не плакала, пока не пошла ножками и не стала набивать синяки.
– Мама Муму, а можно к тебе? – спросила Лера. Ей очень хотелось посмотреть на ребеночка Маруси.
– Нельзя, – категорично ответила Маруся. – Приходи дня через три. У меня жар спадет, и я расскажу о своем ребеночке.
Вечером в приоткрытую дверь своей квартиры Маруся передала поводок Артиста, и Лера пошла его выгуливать. Неделю до этого Артист жил у Капустиных, пока не начали мыть квартиру к приходу мамы Вали с ребенком.
Через час Лера позвонила, и рука Маруси забрала поводок. Упирающийся Артист был силой затащен в квартиру.