Главный детский доктор. Г. Н. Сперанскому посвящается…. От автора (А. А. Овчинников, 2009)

От автора

Мой дед Георгий Несторович Сперанский, «главный детский доктор», как его называли в народе, прожил огромную, плодотворную и очень не простую жизнь. Он родился и поступил в гимназию при Александре II, учился на медицинском факультете Московского университета во время царствования Александра III, получил диплом врача и стал работать детским доктором при Николае II. Революцию он встретил, будучи уже опытным педиатром и зрелым 44-летним человеком. Через месяц после смерти Ленина ему исполнился 51 год. Академиком он стал при Сталине, ко дню смерти которого ему уже минуло 80 лет. Золотую звезду Героя Социалистического Труда ему вручал Хрущев, а когда генсеком стал Брежнев, деду было уже 93 года. Умер он в возрасте 96 лет, пережив трех царей и четырех коммунистических лидеров, четыре войны и две революции, репрессии тридцатых годов и оттепель шестидесятых и вылечив за свою долгую жизнь несметное число детей разного возраста из различных социальных слоев. Потом он лечил детей своих повзрослевших пациентов, их внуков и правнуков. Его считали своим доктором и спасителем люди по меньшей мере четырех поколений.

У деда была большая семья, но мне единственному из шести его внуков и внучек, посчастливилось прожить вместе с ним более 30 лет, от моего рождения в 1937-м до его смерти в 1969 году. К сожалению, в молодости мы часто бываем глупы и недальновидны. В школе, будучи активным пионером-ленинцем, как все дети того времени, я был поглощен интересами своего класса и пионерской организации, а затем, став старшеклассником и студентом, окунулся в мир спорта, учёбы и первых романов и поэтому не проявлял должного внимания к своему деду, мало интересуясь его жизнью. Повзрослев, я несколько раз попытался спровоцировать деда на воспоминания и записать их на магнитофон. Но толку из этого не получилось. С одной стороны, занятый своими проблемами, я был недостаточно настойчив, а с другой – дед не очень любил вспоминать и записывать события своей жизни. Возможно, причиной этого были те страшные годы, когда за высказанную правду можно было запросто сгинуть в лагере. Кроме того, он был очень занятым человеком и, целиком посвятив себя медицине, старался не тратить своё время попусту. Мне удалось найти лишь короткие записки, сделанные дедом во время Великой Отечественной войны и после неё. Кое-что о своей жизни он рассказал Ольге Алексеевне Чумаевской, которая тридцать пять лет тому назад, в 1973 году, опубликовала небольшую брошюру о Г. Н. Сперанском. Зато у меня сохранились старые альбомы с множеством фотографий, собранных дедом в разные годы, и его комментарии ко многим из них. Эти пожелтевшие снимки позволили воссоздать некоторые эпизоды из жизни деда, бабушки и окружавших их людей.

Я, как и мой дед, стал медиком, и в течение 12 лет учился и работал на кафедре детской хирургии в том же институте, где дед заведовал кафедрой педиатрии. Тем не менее я бывал на его обходах и лекциях лишь считанное число раз и потому не могу подробно описывать профессиональную работу Г. Н. Сперанского. За меня, к сожалению очень кратко, это сделали Ольга Алексеевна Чумаевская и, отчасти, Вячеслав Александрович Таболин. Кроме того, мне попались короткие печатные и рукописные воспоминания о Георгии Несторовиче его коллег, пациентов и учеников, посвященные различным датам его жизни (А. И. Баландер и М. Я. Пуковская, М. М. Райц, В. А. Жорно, С. Г. Звягинцева, Е. М. Фатеева, В. А. Таболин и Ю. Е. Вельтищев, С. Н. Куманина-Декапольская). Выдержками из этих воспоминаний я позволил себе воспользоваться, естественно, ссылаясь на авторов, большинства из которых уже давно нет на этом свете. Я не ставил перед собой задачу осветить историю становления советской педиатрии, хотя совсем не касаться этого вопроса было невозможно, так как мой дед был связан с ней самым тесным образом. Прежде всего мне хотелось рассказать о Георгии Несторовиче и его жене Елизавете Петровне как о моих дедушке и бабушке, с которыми я на протяжении многих лет встречал каждое утро и каждый вечер садился ужинать дома в Москве или на даче в Деденеве и с которыми провел в путешествиях на юг и в Прибалтику немало летних месяцев. Мне казалось важным написать также и о семье Сперанских, и о людях, которые их окружали, так как без этого трудно создать живой образ человека.

Теперь, на склоне лет, я всё чаще вспоминаю о своём деде. Я остался перед ним в долгу за счастливое детство и юность, за выбор любимой профессии, за всю мою благополучную жизнь. Свой долг, хотя бы частично, я попытался оплатить этой книгой.

Алексей Овчинников

Рис. Андрея Крылова