Вы здесь

Гипноз и магия. Введение (Жерар Энкос (Папюс))

Введение

Полные веры в свою миссию, современные ученые хотели низвергнуть все античные памятники философии и преданий, говоря: «Довольно метафизических теорий, только критика и факты».

Кропотливо, с непрерывным трудом, из рода в род, они вопрошали природу во всех ее областях. Материя им открывала секреты жизни, которую она поддерживает, как пружина в часах указывает на эластичность, составляющую их душу. В свою очередь, жизнь открывала им свой секрет двигателя, свои принципы и конец: Бога вечно живого и вечно любящего в природе и Бессмертного духа, пребывающего в воплощенном человеке.

Тогда между учеными академии возник большой разлад.

Одни, очень редкие, имели смелость изучать действия Духа, как изучали явления природы.

Другие, ослепленные гордостью и тщеславием, хотели провести границу возможного в природе, подразделять действия на достойные их наблюдения – серьезные и недостойные наблюдения, которыми можно пренебречь. Как будто в истине есть что-нибудь достойное пренебрежения.

И вот предполагали, что эти старинные идеи, касающиеся Магии, духовных Существ, невидимых психических атмосфер, действия на расстоянии, идеи, изученные в течение более тридцати веков в святилищах Египта, никто никогда их не услышит, и надеялись, что они навсегда исчезли вместе с оккультными науками.

Открытие гипнотизма, казалось, должно было навсегда привести в уныние защитников невидимого мира, относя все необъяснимые факты к auto, altero, pseudo внушениям, которые объясняют скептикам всех поколений одновременно и чудеса, и героев, и даже святых.

Но увы, гипнотизм и внушение открывают во всю ширину двери для опытов экстериоризации чувствительности, а отсюда Магии, во всех ее отраслях: стоило ли прилагать столько труда, чтобы научно обосновать отрицание Бессмертного духа и Бога. Их снова найдут на повороте дороги, и хотя их оскорбляют и отрицают еще ради рисовки, но не пройдет и двадцати лет, как они отвоюют свои права гражданства. Тогда увидят, что Предвечный имел своих лучших жрецов среди ученых, которые Его вопрошали, полагая обойтись без Него, и отнимали у Него заслугу в Его творениях, надеясь изобрести непреложные законы бесконечности. Если эти исследования закончатся примирением Науки сердца с Наукой ума, то этот век займет не последнее место в истории. Когда духовенство сбросит свой сектантский клерикализм, чтобы стать столь же ученым, как и религиозным, когда академики прозреют, сохраняя все, что касается мира Духов и души, и станут столь же религиозными центрами, как учеными, когда человек, достойный этого имени, откроет, через страдание и смирение, этот прямой путь в середину Китайской философии, так удаленной от Вольтера и Лоелы, но завоевывающей и никого не оскорбляющей, тогда брак Спасителя и Духа станет близким, человечество выйдет торжествующим со своей страдной дороги и мудрецы в молчании будут раздавать наиболее желаемое из всех богатств, единственное, которое переживет все недуги: душевный покой.