Выйдя из душного помещения студии на улицу, Кирилла обдал легкий ветерок летнего дня. Сев в машину, он снял пиджак и посмотрел на часы. Было начало четвертого вечера. Только-только яркий световой день стал переходить в свою послеобеденную пору. Не зная как распорядиться временем до вечера, Кирилл некоторое время не заводил машину. Усталость, накопленная за последние несколько дней из-за сдачи очередного номера журнала, начала сказываться только сейчас. Он не спал эту ночь, мало спал предыдущие, а кроме того, после отправки материала в Финляндию, где печатался журнал, редакция по традиции отметила сдачу номера. Они уже с утра выпили шампанского, поэтому, собираясь на съемки, Кирилл глянув на себя в зеркало, решил надеть на передачу очки. Теперь, когда напряжение сошло, ему хотелось развеяться. В клуб в такое время ехать было бессмысленно, жизнь там начиналась после десяти вечера. Значит надо ехать домой отдохнуть.
Запикал телефон. Кирилл достал его и прочел сообщение: «Ты опять был великолепен. Я не перестаю тобой восхищаться. Жаль, что передача, наверное, выйдет в эфир без эффектного скандального конца. Что должно произойти, чтобы я разочаровалась в тебе? Виолетта.»
«Что за маньячка? Дам тебе однажды по морде, вот и разочаруешься», – ответил про себя он.
С некоторых пор некая девица по имени Виолетта стала его преследовать, причем весьма своеобразно. Он ощущал, что она бывает почти везде, где бывает он и она всегда в курсе всех событий его жизни. При этом, слава богу, она ни предпринимает силовых действий. Она не разу не попыталась познакомиться с ним лично. Только истязает его телефон смсками и рабочий автоответчик сообщениями, чем очень веселит его редакционную команду. Кирилл часто раздражался на эти текстовые преследования. На этот раз смска почему-то слегка приподняло настроение Кириллу. Он завел машину и нажал на газ.
Подъехав к дому, он выглянул из окна машины и оглядел здание. Вот уже больше двух месяцев, как он купил квартиру, после семи лет мытарств по общежитиям и съемным углам. Вспомнив про четыре года проживания в общежитии МГУ, где он учился на журфаке, потом год в общежитии ВГИКа, где он закончил Высшие режиссерские курсы, а затем вереницу старых грязных московских квартир, которые он снимал уже работая, Кирилла слегка передернуло. Теперь он каждый раз подъезжая к дому, где находилась его собственная квартира, испытывал тихую радость и умиротворенность от бытовой устроенности.
Поднявшись на свой этаж и войдя в квартиру, тут же от хорошего настроения не осталось и следа. С порога прихожей Кирилл стал закипать от раздражения от разбросанных туфель и домашних тапочек. Пройдя на кухню, он даже не стал заглядывать в холодильник, зная, что ничего там не найдет. Гора немытой посуды, остатки еды и крошки на столе усилили раздражение. По тишине в квартире, Кирилл уже понял, что Артема дома нет и все же он прошелся по всем трем комнатам, чтобы убедиться в этом. Ему ничего не оставалось, как только принять душ и прилечь отдохнуть. Обессиленный от усталости, расстроенный от неприбранности в квартире и отсутствия Артема, Кирилл упал в кровать в спальне и тут же уснул.
Разбудил его длинный телефонный звонок. Очнувшись, он долго не мог нащупать трубку. Ему пришлось встать и поискать ее по дому. На базе телефонной трубки не было. Он глянул на часы – они показывали полпятого – Кирилл даже не сразу смог определить ночи или дня. Телефон продолжал длинно звонить. Наконец, он нашел трубку, включил ее и вернулся в постель.
– Да, да, мам, это я. Я еще сплю. Как вечер? Сейчас половина пятого, – и только теперь до Кирилла дошло, что он проспал почти сутки.
Мама звонила редко, потому что в поселке, где она жила, в Москву можно было позвонить только с почты, предварительно заказав разговор. Поэтому, обычно мама писала ему письма. Сам же Кирилл почти никогда на эти письма не отвечал, предпочитая дождаться очередного телефонного звонка из дома. Но даже редкие звонки матери его часто раздражали. Мать он, конечно, любил, заботился как умел, чаще всего высылая деньги и подарки. Но в общении с ней не нуждался. Она была уже старая, так как тридцатилетний Кирилл был ее позднорожденным ребенком, и дело было даже не в возрасте, а в том, что она всю жизнь прожила в глухом поселке под Иркутском и взаимопонимания они уже найти не могли. Знать, что она здорова и сыта, вот все, что Кириллу было нужно. Мать же жила только думкой об единственном сыночке и, конечно же, звоня, доставала его немыслимыми, на его взгляд, разговорами. Он не так давно с телеграфным переводом сообщил, что сменил квартиру и, соответственно, поменял номер телефона, вот она спешит проведать его по этому номеру. Кирилл даже не решился сказать, что нынешняя квартира – его собственная. Боялся долгих нудных расспросов о цене квартиры, на какие заработки была куплена и так далее.
Кирилл в полудреме слушал ее нудный старческий голос:
– Кириллушка, почему же как я не позвоню, ты всегда дома и всегда спишь? Что у тебя с работой? Тебя не выгнали? Ты зачем мне столько денег опять прислал? Сам-то ты на что живешь? А почему ты опять поменял квартиру? Дорого платить что ли? А за эту сколько ты теперь платишь?.. Сыночек, я же тут тебя по телевизору видела. Я в субботу к тете Любе ездила. У них есть какая-то антенна и они могут ловить почти все московские каналы. И тут случайно тебя показали. Я аж прослезилась. Кириллушка, но почему ты такой худой? Ты не голодаешь?
Кирилл на каждый вопрос матери невразумительно мычал. Услышав последний вопрос он невольно пощупал свои бока и подумал, что надо бы все-таки походить опять в бассейн и в тренажерный зал, а то талия зарастает жирком.
– Нет, мам, не голодаю, – нехотя ответил он. – Мам, я зачем тебе деньги высылаю, чтобы ты их на телефонные переговоры переводила? Пиши лучше письма…
– Но ты же не отвечаешь на них, Кириллушка, а я так переживаю за тебя.
– А что ты переживаешь? Я уже восьмой год живу в Москве и все еще жив и здоров, ну, что же ты переживаешь?
– Все думаю и думаю о тебе…
– И что же ты все думаешь и думаешь обо мне? Мам, мне уже почти тридцать лет. Я сам о себе могу подумать. О чем же ты думаешь? Что ты себе нервы мотаешь по пустому?
– Ну, как же по-пустому-то? Я переживаю, что ты до сих пор не женат, что я внуков еще не видела. Я же уже старая, а хотела бы внучков понянчить. Почему же ты не женишься? Твои одноклассники уже давно по двое ребятишек имеют…
– Тебе не надоели одни и те же вопросы? Ты звонишь и задаешь эти вопросы, пишешь мне в письмах об одном и том же, сколько ж можно про одно и то же?
– А ты женись, привези ребетеночка, тогда я не буду тебе задавать эти вопросы.
– Все, мам, пока, рад был тебя слышать, целую, всем привет, – Кирилл хотел было закончить разговор и положить трубку, как мать запричитала громче:
– Погоди, погоди, сыночек, у меня же к тебе просьба. Катюшка наша в Москву хочет ехать поступать в институт. Я тебя очень прошу встретить ее и приютить на несколько дней у себя, пока она в общежитие не устроится.
– О, Господи, какая еще Катюшка?
– Ну, как же, соседка моя, Валина дочь, да знаешь ты ее. Она с детства помогает мне по дому, по хозяйству. Ну, ты что, не помнишь?
– Так, она же маленькая еще. Какой институт?
– Ей уже скоро девятнадцать будет. Она школу еще в прошлом году закончила, только из-за болезни матери осталась работать в поселке, а теперь хочет ехать учиться. Она умная, хорошо закончила школу, много читает.
– Я же ее видел в последний раз, она была совсем соплюхой.
– Сыночек, ты же у меня-то был в последний раз три года назад, поэтому ты ее большой не помнишь. А Катюха в это время в Ленинграде была. Она потом так плакала, что тебя не увидела. Ты что не помнишь, что она влюблена в тебя с детства? Поэтому и бегала ко мне все время. Она такая хорошая девочка, так много для меня сделала. Я тебя очень прошу, хотя бы для начала помоги ей освоиться в Москве, хорошо? А лучше было бы, если бы она пожила у тебя, пока поступит. Она такая хозяйственная, чистоплотная, а как готовит! Она б у тебя все прибрала, да подкормила бы немного, а то ты сильно что-то похудел, – захныкала опять мать.
– Мам, у меня столько работы, столько дел, а ты с какой-то Катюшкой морочишь мне голову. Мне некогда. Пусть сразу едет в институт и устраивается в общежитие.
– Она же никогда в Москве не была, как же она найдет институт-то тот? Сыночек, пожалуйста, не откажи. Как же я ей, да Вале, скажу, что ты не хочешь помочь?
– Только этого мне не хватало… – с досадой в голосе сказал Кирилл, уже окончательно проснувшись. – Ну, хорошо, позвони, как она возьмет билет и узнай в какой институт она собирается поступать, чтобы я ее сразу туда отвез.
– А она уже взяла билет и сегодня ночью поездом выезжает, в Москве будет послезавтра днем, в три часа. Но я тебе все уточню и перезвоню позже. До свидания, Кириллушка, я тебе позвоню… – скороговоркой закончила мать разговор и, чтобы не услышать возражений, быстро повесила трубку.
Кирилл сначала сильно расстроился, а потом, решив так и сделать – с вокзала сразу отвезти непрошеную деревенскую гостью в общежитие и забыть – тут же успокоился. Некоторое время он еще повалялся в кровати, потом встал и направился в ванную. Проходя мимо большой комнаты, он увидел, что Артем в одежде спит на диване. Значит, вчера он сильно напился, что даже не сумел раздеться и лечь в кровать, – подумал Кирилл, успокоившись, что Артем все же дома..
Помывшись и побрившись, Кирилл начал уборку квартиры. Он уже не помнил, когда он превратился в такого чистоплюя, что его самого часто доводит до бешенства. Он совершенно не переносит грязи и неряшливости ни в доме, ни в одежде, ни в еде. Убирается он всегда тщательно. Поверхностной уборки у него никогда не бывает, всегда только генеральная. Он сам ненавидел в себе эту чрезмерную зависимость от чистоты, но уже ничего не мог с собой поделать. Раньше, когда он снимал квартиру, то часто нанимал домработницу. Теперь, в своей квартире ему хотелось все делать самому. Последнюю неделю он совсем не занимался хозяйством из-за сдачи очередного номера своего журнала. Кирилл знал, что уборка займет часа два, потом нужно будет пойти в магазин и загрузить холодильник. И, конечно же, что-нибудь еще приготовить.
Уже почти четыре года Артем живет с ним по всем его съемным квартирам. Но так и не изменил своих привычек. И за это время Кирилл не сумел его приучить к порядку в доме, к заботе не только о нем, но даже к заботе о самом себе.
К десяти вечера Артем проснулся от запаха свежеприготовленной еды, доносящегося из кухни. Не обратив внимания на блестевшую от чистоты квартиру, он лениво помылся, зашел на кухню и, не промолвив ни слова, сел за стол. Кирилл тоже молчал, едва взглянув на заспанное лицо Артема, поставил перед ним блюдо с красиво уложенными котлетками, картофельным пюре и с помидорами поверх листьев салата. Артем взял тарелку, пошел в большую комнату и сел перед телевизором.
За столько лет Кирилл так и не смог привыкнуть к этим повадкам Артема и это каждый раз его сильно обижало. Но говорить ему что-либо по этому поводу было бессмысленно. Поэтому в который раз Кирилл расстроившись, без аппетита в одиночестве перекусил и принялся мыть за собой посуду.
Зазвонил телефон. Кирилл взял трубку и услышал незнакомый голос, который сообщил номер поезда и время прибытия Кати из Иркутска. Мать, видимо, решила прибегнуть к хитрости, попросив кого-то из знакомых сообщить информацию о Катином приезде, чтобы Кирилл не смог ничего возразить, а еще, не дай бог, отказаться от обещания. Это сообщение еще более усилило плохое настроение Кирилла, поэтому он решил немного развеяться. Не сказав Артему ни слова, Кирилл оделся и вышел из дома.
Когда он вернулся, Артем уже спал в их кровати. Как бы Кирилл не злился и не обижался на Артема, но каждый раз, когда он видел его спящим в постели, на него всегда накатывала волна какой-то непередаваемой нежности к этому, так сильно ненавистному и одинаково так сильно любимому, человеку. Приняв душ, Кирилл разделся и тихо юркнул под одеяло. Артем спал ровным, глубоким сном. Немного поворочавшись, Кириллу вскоре удалось заснуть.