Герой должен умереть. Часть 1. Сказочница (Эльвира Суздальцева)

Глава 1

«Это было давно. В небе тогда светили два Солнца»

Я разгребла с деревянной скамьи снег, бросила на нее сумку, набитую книгами, уселась сверху, перелистнула несколько страниц потрепанного блокнота. На одной из них значилось, обведенное алым фломастером:

«Джер должен умереть!»

Тишина звенела над замерзшей рекой. Ни одного человека не было в этот ранний час на набережной. Прищурившись, я вгляделась в неясно проступающий из тумана противоположный берег, в голубые сопки, подернутые сонной дымкой, и стала тихо размышлять вслух:

– Когда из двух Солнц останется только одно, герой станет не нужен. О нем забудут. Он совершит самоубийство… Нет, плохо. Он будет искать смерти и погибнет в каком-нибудь дешевом поединке в богами забытой таверне.

Сердце бьется чаще, что-то так и подзуживает: «Дай ты ему уйти, как герою! Пусть он погибнет во имя спасения мира!»

Я встряхнула головой:

– Нет. Это противоречит идее. Герои нужны ненадолго. Данко тоже стал не нужен, когда вывел людей из леса.

Набрасываю карандашом пару строк. Самое вдохновляющее время и место – утренняя заснеженная набережная. Если есть возможность, я всегда сюда прихожу, чтобы подумать.

Вверх, к городу, уходит длинная лестница, сплошная обледенелая горка. На черных фонарных столбах лежат снежные шапки, деревья укутались в изморозь, скамейки превратились в пухлые сугробы. Над рекой плывет туманная пелена. В прозрачном небе всходит бледное солнце. Сегодня на удивление тепло. Зима понемногу отступает, запах весны уже проклевывается в морозном воздухе.

Я закрыла глаза, стараясь в красках представить последний поединок Джера. Вот он затевает поножовщину в таверне. Убивает одного из завсегдатаев. Друг убитого вызывает Джера на дуэль. Короткая схватка на ножах – и в придорожной канаве валяется тот, кто спас от засухи и сожжения целый мир. Но никто его не узнает.

Мир празднует спасение. А герой больше не нужен.

Я смахнула злые слезы, растерла лицо ладонями в перчатках с обрезанными пальцами. Джер открылся мне на пятой странице. Я прошла с ним все последующие двести пятьдесят. Подала руку, когда он тонул в подземной реке. Научила растягивать при стрельбе из лука мышцы спины так, чтобы меньше уставать. Мы проделали вместе путь до обиталища Алого Солнца, в решающий момент я стояла за его плечом и молилась, чтобы выстрел оказался удачен, ибо в тот момент от меня не зависело уже ничего. Оставалось только записывать.

Я полюбила Джера до безумия, до одержимости… нет-нет, не как мужчину, не как идеальный образ. Наверное… наверное, так греческие боги, слишком похожие на людей, любили древних героев. Я держала на коленях голову раненого Джера, прикасалась пальцами к его лбу и шептала: «Милый мой, все будет хорошо, я обещаю…» И он выжил, выбрался. Он стал мне другом, он открыл передо мной целый мир, он был со мной днем и ночью, я изучила его привычки и вкусы, он стал неотделим от меня.

А теперь мне нужно его убить.

Я пыталась применить обманный маневр – втайне презирая себя за малодушие, писала счастливый конец. Перечитанный через два дня, этот эпизод вызвал синтетический скрип на зубах, и я удалила его без раздумий.

Ну все, хватит. Должен умереть, значит убью. Устроила тут ромашку: «надо – не надо, жалко – не жалко». У меня, между прочим, с издательством договор, тут уж не до сентиментальности.

Закрыла глаза, вслушиваясь в тишину. Легкий морозец покусывал нос.

– Доброе утро.

Я так и подскочила от неожиданности. Не представляю, как можно было бесшумно подойти по скрипучему снегу, но незнакомый человек присел на краешек скамейки.

– Доброе, – отозвалась я, чуть помедлив.

– Вы приятно проводите время, – заметил он.

– Разве вы находите одиночество приятным?

– Почему бы и нет.

Я захлопнула блокнот. Карандаш упал в снег. Мужчина быстро наклонился и поднял его, подал мне. Легкое черное пальто, шарф-кашне, черные перчатки и старомодная шляпа. Поднятый воротник скрывал его лицо, я смогла увидеть только крупный крючковатый нос.

– Чем вы занимаетесь? – спросил он.

– Пишу книгу.

– Правда? Как интересно. Всегда хотел поговорить с настоящим писателем.

Я попыталась уловить в голосе иронию, но он, похоже, искренне выражал интерес.

– Наверное, вот так, в одиночестве и придумываются новые сюжеты?

– Всегда по-разному. Сюда я прихожу, когда нужно принять важное решение.

– Что-то не получается?

– Героя убить не могу! – я хотела сказать с усмешкой, но вышло как-то жалобно.

Незнакомец вытащил портсигар и закурил длинную сигарету.

– А надо?

– Надо! – ответила я с вызовом.

Обоняние защекотал табачный дым. Запах его сразу напомнил застарелую пыль в какой-нибудь библиотеке.

– А что же мешает?

– Я очень к нему привязалась.

– Тогда подумайте еще хорошенько – может, можно обойтись без смерти? Ведь большинство читателей предпочитает счастливый конец.

– Нельзя, – вздохнула я. – Автор не имеет права читателю лгать. А я абсолютно точно знаю, что Джер погиб после того, как совершил подвиг!

– Героическая смерть? – живо заинтересовался незнакомец.

– Нет, – угрюмо сообщила я. – Убит в пьяной поножовщине.

– Так позвольте ему уйти, – предложил он. – Пусть отправляется после подвига в странствия, а дальше читатель сам додумает, что с ним произошло.

– Не могу! Тогда не будет завершена идея – герой больше не нужен. Совсем не нужен, понимаете?

Незнакомец бросил окурок на землю и безжалостно затер его каблуком в снег.

– Грустно как-то. А для другого подвига разве не пригодится?

– Нет. Для другого и герои другие найдутся. В общем…

Я махнула рукой. В самом деле, что я тут обсуждаю с абсолютно незнакомым человеком, как поступить с персонажем? Он ведь и представления не имеет ни о моей книге, ни о вложенных в нее идеях.

– Ну что ж, – незнакомец встал, поправил воротник. – Удачи вам в творчестве.

– Спасибо, – бросила я раздраженно.

Честно говоря, я разозлилась – вот вроде все решила, так появился непонятно кто, и снова мысли разбередил.

– Только имейте в виду, – он медлил, голос звучал печально. – Герои тоже хотят жить.

Джер очень хотел жить.

Он вышел из дома торговца, которому только что выгодно сбыл несколько шкурок. Много лет прошло с тех дней, когда простой охотник бросил вызов богам, надел волшебные лыжи и прошел по радужному мосту до обиталища Алого Солнца. Земля изнывала от засухи и жара, два светила палили нестерпимо, вскипали и пересыхали реки, шипели и плавились камни, рыба выбрасывалась на берег. Сохли деревья, гибли люди и животные, превращались в мумии, не успев разложиться.

Ничем примечательным юный Джер не отличался, разве что, любил свою землю больше жизни. А тут вспомнился лук, доставшийся в наследство от прадедушки, заговоренный словами: «Единожды в жизни из него выстрелишь, но о выстреле этом поколения будут вспоминать».

Так и вышло. Не подвела верная рука, со свистом промчалась стрела, скатилось и погасло Алое Солнце, хорошо стало жить на земле. А в память о страшных временах, на остывающих скалах и валунах люди нарисовали изображения, рассказывающие об этих событиях. Да только кто их потом разберет?..

Джера славили много дней, сотни песен сложили, цветами увивали, женщины проходу не давали. Но ведь не век одного восхвалять! Жизнь в русло потихоньку стала входить, на другие темы заговорили, имя Джера Стрелка легендами да паутиной начало обрастать, его уж и изображали совсем непохожим, и такими чертами наделяли, что мать родная не узнала бы. В общем, вышло, как со многими героями – имя осталось, а человек истерся.

Джер дышал вечерней свежестью и раздумывал, куда податься. Вот уже долгое время он ходил по кругу, болтался по миру ничейным, добывал пропитание охотой, а шкуры и прочее продавал в деревнях. И все это время не оставляло дурацкое чувство – будто кто-то водит его за ниточки, точно куклу, то к краю обрыва подведет, то в постель к рыжей хохотушке уложит. А как он оказался, что там, что здесь – и боги не разберут.

Впрочем, богов Джер не особенно жаловал после того, как насмотрелся на небесные чертоги и пристрелил самого повелителя Алого Солнца. Единственную чтил – Терингу, отважную богиню, чье имя означает «не победить, но и побежденным не остаться». К ней он взывал, когда скользил по радужному мосту, по краю бездны. Ее дружескую руку чувствовал на плече, натягивая лук для рокового выстрела. Ее веселые кудряшки вспоминал, когда мерз в сырых пещерах, в одиноких ночевках на пути к небесной лестнице. А когда ранили его жестоко – умер бы, когда б не нашептывал горячо и ободряюще сбивчивый голос о жизни и о дороге, что еще не окончена. Однажды на привале вырезал из сухой деревяшки ее изображение, как представлял себе, пронес его над язычком пламени в светильнике, и показалось охотнику, будто получил легкий тычок в бок – выдумщик, мол!

О нем забыли. Прирежут в ближайшей канаве, как собаку – и никто не узнает о бесславной кончине Джера Стрелка. А вот если б погиб он тогда, в небесном чертоге, низвергся на землю, сожженный солнечными лучами – о, вот тогда бы весь мир прогремел о его смерти, и памятник из чистого обсидиана возвышался бы перед домом старейшин!

Бессмертие обретается в смерти. Живых героев не помнят.

Джер развел костер на берегу вертлявой речушки и занялся приготовлением ужина. Ночь вступала в права, ухали в кронах первые филины.

Шорох послышался в кустах неподалеку. Охотник пригляделся, втянул чуткими ноздрями воздух – животным не пахло, но для человека шорох слишком легкий. Джер на всякий случай потянул шнурок на ножнах, но тут в свете костра появилась фигура едва ли в половину человеческого роста.

– Разреши, охотник, погреться страннику у огня, – высоким, чуть визгливым голосом попросил незнакомец.

Джер сделал пригласительный жест, с подозрением разглядывая путника.

Это был согбенный карлик с седыми, свисающими до пояса космами, крючковатым длинным носом, кончик которого болтался почти над подбородком, что придавало ему сходство с червяком. Глаза карлика были разноцветными, а отвислые мочки ушей с медными кольцами серег трепыхались при каждом движении. Замотан он был бесформенную хламиду, а в маленькой руке держал кривую палку.

– Далеко ли путь держишь? – спросил Джер и протянул гостю берестяную чашку с травяным отваром.

Карлик с удовольствием выпил и отер рот своими космами.

– Далеко ли или нет, это как посмотреть. Иной всю жизнь топчется, с места не двинется, а другой выстрелом единственным полмира покрывает.

Джер помрачнел. Карлик, прищурившись, буравил его взглядом поверх чашки.

– Хорош отварчик, – одобрил он. – Зовут меня Книжный Червь. Для друзей просто Червь. Для краткости. Предлагаю считать, что мы друзья, ась? Ну, за дружбу!

И он опрокинул в себя остатки напитка. Джер его трещание слушал вполуха, ворошил веткой костер да прикидывал, когда прожарится рябчик, насаженный на вертел из очищенного прутика.

Карлик тряхнул головой так, что снова неприятно заболтался кончик крючковатого носа и выдал:

– Не разговорчив ты что-то, Джер Стрелок!

Джер нахмурился, переворачивая рябчика.

– Ты-то меня откуда знаешь, червяк?

– Не червяк, а Червь! – карлик повернулся в профиль и демонстративно поболтал носом. – Я тебе вот что скажу, Стрелок. Жить тебе осталось шиш да маленько, а прибьют тебя скоро в одной из местных таверен. Позорно и безрадостно. И даже распоследняя девица по тебе слезинки не прольет. Каково, а?

Джер едва не уронил рябчика в угли, выслушивая эту тираду. А карлик победоносно засверкал глазами, и искорки отражались в них.

– Да ты, мелочь пузатая, отродье земляное, что позволяешь себе?! – охотник развернулся к карлику, сжав кулаки. – Я тебя сейчас за шиворот и хворостиной отстегаю, ножа пожалею, на рост и ум не гляну!..

– Но-но-но! – Червь выставил перед собой худые ладошки, покрытые темными пятнами. – Я тебе так скажу, Джер Стрелок. Во-первых, невежливо угрожать тому, с кем ночной огонь делишь. Во-вторых, прислушался бы к мудрым советам. Чай, не в одной книжке дыр понаделал. Историю о тебе одна дама сочиняет, да вот не знает, как убить тебя покрасивше. А тут ей шлея под хвост попала, ну и решила она разделаться с тобой вышеозначенным способом. Чтоб, значит, подвиг совершил, да и не нужен стал. Идея у ней такая. Заметил, что последний месяц болтаешься, как кусок оторванный? Так это она концовку придумать не может, жалко ей убивать тебя. А тут придумала – а мне обидно что-то. Книга хорошая, да и ты ничего себе герой. Я б странички с тобой пожевал еще. Так-то. Хочешь – верь, не хочешь – в другую книжку пойду.

Джер хмуро смотрел на карлика. Языки пламени лизали его ужин.

– Ты свихнулся, чудной. Я тебе не в придуманной истории живу, а на своей земле. И выражайся по-человечески. Что такое «книга», о которой ты треплешься?

– А кто говорит, что придуманная?! – искренне изумился Червь, проигнорировав вопрос охотника. – Э, стрелок, это в плохих книгах… историях, короче, миры придуманные и обколотые. А в хороших – сами живут, не зависят от писателей. Ты вот, что, выдумка? Не чувствуешь ничего, не переживаешь, прошлого не помнишь? Или живешь по указке чьей-то? Ты как из пещеры своей вышел небесную лестницу искать, та дама только записывать за тобой успевала! Так, иногда руку подправляла да ласковым словом утешала. Только вот, Стрелок, отстрелял ты свое, задачу выполнил, делать что-то с тобой надо. Не может она тебя просто так по миру отпустить – у ней, понимаешь ли, идея! Герой больше не нужен. И хоть об стену бейся. Говорил я с ней намедни, а… – карлик безнадежно махнул рукой и снова приложился к кружке.

– Руку подправляла… словом утешала… – тихо проговорил Джер. – Врешь ты, червяк. Одна только такое может, богиня моя, Теринга.

– А я тебе что говорю? Она ж создатель этой книги и всего мира. Сейчас ее дело – только наблюдать да подправлять. Вот тебя сейчас и нужно подправить, балбес с луком! Чтоб не отсвечивал. В общем, так, что мог, сказал, дальше дело твое. Хочешь – выходи из истории в канаву местную, не хочешь – пошел бы ты к ней, перекинулся парой слов. Может, нашли бы язык общий. Бывай, Стрелок.

Книжный Червь отсалютовал охотнику берестяной кружкой, поставил ее на землю, встал и пошел к речке, насвистывая под нос. Джер хмуро смотрел ему вслед. Дым ел глаза, рябчик безнадежно сгорел, донимали комары, забиваясь под воротник. Охотник выругался и затоптал костерок толстой кожаной подошвой.

Желтая луна бросала дорожку на горную речку, журчала вода в тальниках. Карлик сидел на берегу, свесив ноги в воду, и попыхивал резной трубкой

– Эй ты, червяк! – окликнул Джер.

Карлик оглянулся, подмигнул черным глазом.

– Так я и думал! Не пожалеешь, давай!

В самом деле, что ему терять? Правильно этот Червь говорит, болтается он как неприкаянный, все одна дорога – на тот свет. А туда можно и поинтереснее уйти, нежели в поножовщину ввязаться.

– Постой. Только скажи – как тебе удалось поговорить с ней?

– Как-как… Мы, книжные жители, во все миры вхожи и облик менять умеем. Прогрыз я дыру в ее мир, да приоделся поприличней, чтоб без подозрений обошлось. А пару слов найти – дело нехитрое… Усек? Тогда приступим.

Книжный Червь выколотил трубку, спрятал ее за пазуху. Затем выбрался из воды, приподнялся на цыпочки, развел руки в стороны, широко разинул рот, полный мелкий острых зубов, и давай ими щелкать, точно захотел поймать стайку ночных бабочек. Он кряхтел, подпрыгивал, кружился на месте, приседал, и все щелкал и щелкал зубами, то и дело поглаживал себя по животу.

И тут, на глазах у изумленного Джера воздух начал меняться. Сначала над рекой засеребрилась, свилась из влажного воздуха одна тоненькая крученая нить, затем вторая, третья. Нити стали сплетаться в паутинку. Книжный Червь ни с того ни с сего ткнулся лбом прямо в серебристое сплетение. Его ножки оторвались от земли, а голова исчезла, точно ее срубили начисто. Не успел Джер ничего сообразить, как голова появилась снова, а Червь схватился руками за две нити и принялся тянуть их в разные стороны так, что уши покраснели. Послышался тонкий треск, шелест, потянуло приятным запахом свежей древесины, и неровный кусок ночной темноты вдруг сполз вниз.

Перед ними оказалось огромное окно, по обе стороны от которого неслась река и чернели тальники на другом берегу, а наверху раскинулось темно-синее небо.

Окно казалось заклеенным прозрачной бледно-желтой пленкой, вроде рыбьего пузыря, по которой бежали во всю ширину и высоту вереницы непонятных черных значков. А за ней пылал пожар. Чуть приглушенное пленкой, пламя пожирало деревянные дома, от многих уже остались лишь обугленные остовы. Перед домами метались люди.

– Хм, – почесал карлик затылок. – Промахнулся малость. Но сойдет. Прогуляемся чуток, а там я другую страничку прогрызу. Прошу! – с поклоном указал он на окно.

Джер помедлил. Однажды вырвавшись из огненных объятий Солнца, он не слишком жаловал подобные приключения.

Но что ему терять?

Охотник набрал побольше воздуха в грудь и шагнул в окно, с мягким шелестом разрывая сплетение букв.

Глава 2

Его оглушил страшный гул пожара – рев пламени, треск ломающихся бревен, людские крики, стоны, проклятия. Проход мгновенно исчез, а карлик со всех ног помчался от горящего поселения прочь, к полосе леса. Огонь перекинулся на верхушки некоторых деревьев, пожирал сухую траву под ногами. Где-то истошно ржали лошади. Бревенчатые дома превратились в огромные факелы, рушилась кровля, разлетались во все стороны клочья горящей соломы, откуда-то бежали люди с берестяными ведрами в руках.

– Чего пялишься? – послышался визг Червя. – Давай сюда!

И тут охотник услышал из горящего дома отчаянный женский крик. Мальчик-подросток пытался пробраться в дом, огонь преграждал путь. Юноша отворачивался, закрывал лицо обгоревшим рукавом, но не мог справиться с жаром.

Единым духом Джер бросился вперед, оттолкнул кого-то с дороги, быстро прикидывая на ходу – облиться водой, обойти дом, влезть в окно. Перепуганная женщина, скорее всего, забилась куда-нибудь за сундук…

– Сто-о-ой! – истошно завопил Червь за его спиной.

Но герой не обратил внимания. А люди и не заметили незнакомца, что явился из леса. Маленькие цепкие руки вцепились Джеру в высокие сапоги.

– Стоять! Не твоя книга! Не тво…

Охотник отшвырнул карлика на кучу дотлевающего сена. Еще два прыжка – и герой оказался в шаге от цели. Прямо перед ним упало, подняв сноп искр, горящее бревно. Джер ринулся вперед, наметив ухватить ведро с водой у одного из погорельцев.

И споткнулся, налетел на невидимую преграду, впечатался в нее лицом и осел на землю.

В чем дело?

Джер вскочил, снова прыгнул вперед и снова упал, как будто тонкая упругая стена оттолкнула его прочь. Герой ударил по воздуху кулаками, на костяшках выступила кровь. Ни один человек даже не взглянул в его сторону, а в горящем доме затихли крики женщины.

Червь ухватил Джера за плечи и с недюжинной силой заставил его подняться.

– Это не твоя книга! – завопил карлик, повиснув на локте героя. – Ясно тебе?! Это завязка! Завязка сюжета! Ты не в силах на нее повлиять! Это может только автор, а такие как ты способны только толпу создавать, усек, герой?!

Джер смотрел на погибающее поселение, на осиротевших людей, на страшный огонь, так похожий на алые солнечные всполохи…

– Это невозможно.

– Возможно-возможно. Ты радовался б, что богиня твоя позволила тебе не только пожить, но еще и след заметный оставить. Пошли, пока ты еще живой!

– Какое они имеют право? – Джер все не мог отвести взгляда от огня. – Как они могут творить такие страшные вещи?

– Ну уж и страшные! Солнце-то твое пострашнее будет… – словно бы мимоходом заметил Червь.

Джера затрясло от ярости. Со времен юности, с самого своего подвига не помнил герой, чтобы его обуревали такие эмоции.

– Да она ведь… – щеки охотника горели, опаленные пожаром. – Она ведь каждый миг может о моей гибели рассказать. Да кто… Кто она вообще такая?! Неужели моя жизнь зависит от тех значков?! – он обернулся в сторону, откуда пришел, но увидел только стену черного леса.

Червь разинул рот и принялся щелкать зубами.

Послышался приближающийся топот десятков копыт.

Мимо Джера пронесся отряд всадников в черно-красных одеждах. В руках они держали кривые мечи. На всем скаку они ворвались в гибнущее поселение. Погорельцы падали под их ударами, один за другим, кровь шипела, заливала горящую траву, тела охватывало пламя.

Щелк! Щелк! Щелк! Червь яростно рвал книжную плоть.

Один из всадников обернулся, и заметил Джера. Черноволосая женщина со шрамом на лице взглянула на героя в упор, удивленно нахмурилась, пришпорила лошадь и понеслась прямо на него, с занесенным мечом.

И тут послышался радостный визг:

– Прыгай!

На этот раз охотник не заставил дважды себя просить и прыгнул прямо в легкое мерцание, в змейки черных значков. Через тонкое мутное окно увидел всадницу, которая осадила коня и с победным видом оглядывала место, где только что стоял Джер.

– Фух! Ну, выбрались! Препаршивенькая, на самом деле, книжица, скажу я тебе. Предсказуемая, плоская, и автор дурак. Не чета Теринге твоей.

Герой огляделся и злобно посмотрел на карлика, который беспечно поправлял истрепанную хламиду.

– Изволь ответить, где мы на этот раз?

Их окружала абсолютно голая, точно выжженная равнина. Сухая земля была покрыта трещинами, на фоне пасмурного неба кривились силуэты мертвых деревьев. На горизонте виднелась гряда скал. Чуть ближе высились каменные останцы. Все серое, неживое, даже воздух неподвижный и какой-то ненастоящий. Джер вздрогнул. Прошлое! Неужели он попал в страшные былые времена, которые так старался забыть?

– А, это! – Книжный Червь махнул рукой. – Извини, куда проще, туда и прогрыз. Это мертвая книга. Неоконченная, брошенная или попросту высосанная из пальца. Отойдем подальше от проема.

Джер расстегнул воротник. Невозможно вдохнуть полной грудью, кажется, что пробираешься сквозь мягкое масло, липкое и скользкое. К этому месту он не мог испытать ничего кроме отвращения – ни любопытства, ни страха – ничего. Точно оно и не существовало вовсе.

– Кто же здесь может жить? – прохрипел герой.

– Те, кому не нужен воздух.

– Он не нужен только мертвым.

– Именно. Здесь обитают неживые герои – без прошлого, без будущего, замкнутые на той истории, в которую имели несчастье попасть.

Впереди почудилось легкое движение. Джер сделал с десяток шагов и увидел странное существо, сидящее на сухом поваленном стволе. Очертаниями оно напоминало человека, но похоже было на скелет, обтянутый серой кожей, без намека на мускулы, с застывшим лицом, лишенным всякого выражения. Остатки жизни в этом существе выдавало только подрагивание плеч, да тонкие прозрачные ноздри чуть раздувались.

Джер тронул человека за плечо, сухое и холодное. Он опустился на корточки и заглянул в безжизненные глаза.

– Ты тоже герой?

– Оставь его! – крикнул Червь из-за спины. Послышалось уже привычное пощелкивание.

– Кто же посмел? – прошептал Джер. – Как можно так поступать с нами?

Человек чуть повел белками глаз, вдохнул глубже. Ощутимая сила волнами шла от Джера, сильного, смуглого, с горячим дыханием.

– Кто ты? – свистящим выдохом произнес человек, и вдруг подался вперед, в слабом голосе послышались умоляющие нотки. – Неужели?… неужели она передумала?

– О чем ты?

– Богиня… богиня, предавшая меня и мой мир…

– Предавшая?

– Она лгала… Я был героем… таким же сильным и настоящим, как ты… а потом… она стала лгать… она писала неправду… книга закончена… а мы хуже, чем мертвы. И мир мертв… и мы… и мы… – человек захрипел тяжело, и чуть, отдышавшись, продолжил. – Нет, ты не отсюда… другая энергия… иная сила… хорошо быть настоящим…

– Стрелок…

Карлик стоял рядом с ними, а в нескольких шагах от него мерцало окно.

– Идем с нами! – Джер встряхнул несчастного за плечо. – Идем в мою историю…

– Ты что творишь?! – рявкнул Червь и от души ударил героя под локоть. – Мертвого тащить в свой мир! Хочешь, чтобы и он превратился в пустыню?!

– Теринга такого не допустит. Она вернет жизнь этому несчастному! Он не виноват…

– Ничего она не вернет! – перебил карлик. – Только хуже сделает. Она не знает этой книги, не знает, кем он был и кем должен был стать. Мертвого в силах поднять лишь тот, кто смог убить. Пора, Джер.

Посреди пустынного умирающего мира искрилось окно с черными змейками букв. Человек, не ощущая более живого тепла руки Джера, снова впал в оцепенение.

– Боги, – с горечью произнес охотник, поднимаясь. Он представил, как взывал к своей богине изможденный, посеревший от горя герой, которого она превращала в ничто, как наблюдал он за медленной гибелью горячо любимого мира, где он мог… должен был… что? Уже неважно. Будущее навсегда утеряно, а герой обратился в собственную тень.

В проеме за страницей виднелась светлая лестница и небольшое окно. На подоконнике стояли в керамических вазах с землей растения. Прежде, чем сделать шаг, Джер еще раз оглянулся на неподвижную тень, на безжизненное пространство, и прыгнул в новый мир вперед карлика, схватил одну вазу и успел-таки перенести ее через порог, заметил напоследок буйный зеленый росток, так резко выделяющийся на покрытой трещинами земле.

Книжный Червь промолчал.

Я провожала взглядом странного человека в черном пальто. Скамейка вдруг показалась холодной, легкий ветерок – колючим, а еле уловимые нотки весны превратились в промозглость. Я перекинула сумку через плечо, запихала в нее блокнот и бодро поскакала вверх по лестнице, к пробудившемуся городу.

Переделав необходимые дела, я пообедала в уютном ресторанчике и отправилась работать. В моем кабинете всегда полумрак – не переношу солнце! Стеллаж ломится от книг, огромный рабочий стол завален распечатками, зарисовками, набросками. И обязательно – чайничек с зеленым чаем.

Включаю ноутбук, открываю папку под названием «Книга правленая. Самый-самый последний вариант!», выуживаю оттуда основной файл, прокручиваю вниз и зависаю в прострации на полчаса. Не могу выдавить из себя ни строчки.

Ненавижу это состояние! В такие моменты я почти физически ощущаю, как время летит мимо, буквально хлещет по щекам, просачивается в окно. Мчатся минуты десятками, а толку – ноль. Столько времени проходит ни за грош! Я давно убрала из комнаты все часы, обычно ставлю будильник на телефоне на время окончания работы и кладу его в прихожей. Интернет-кабель тоже безжалостно выдергивается из гнезда и сворачивается кольцами с глаз долой, чтоб не было соблазна влезть в очередную убийцу времени нажатием кнопочки. Провод ведь лень постоянно разматывать! У меня строго отведено время на поиск в сети нужной информации, и на время творчества я убираю абсолютно все, что может отвлечь.

Но сейчас и это не помогает. Барабаню пальцами по столу, вскакиваю, прохаживаюсь по комнате, нахожу среди кипы бумаг рисунок с изображением Джера. Внимательно вглядываюсь – карандашные черточки темных глаз с вызовом смотрят с листа.

Наконец, решительно придвигаю кресло к столу и начинаю писать, постепенно с головой погружаясь в мир Двух Солнц.

То, что в дверь стучат, до меня дошло не сразу. Негромко, но настойчиво.

Нехотя я сбросила с себя покров иномирья, возвращаясь к реальности. Эпизод был дописан. Джер успешно зарезан в канаве, которая мне приглянулась для этого дела еще в позапрошлой главе. Осталось завершить роман несколькими мыслями и тщательно отредактировать. Собралась было сохранить документ, но тут стук повторился, пришлось вставать и тащиться к входной двери. Я никого не ждала, но мало ли что…

Выглянула в глазок. Лестничная площадка пуста. Пожала плечами, но не успела сделать и двух шагов, как меня вновь настиг настойчивый стук. Разозлившись, распахнула дверь.

Словно сквозняк ворвался в прихожую, пошевелил волосы, прощекотал по щеке, руки покрылись гусиной кожей. На лестничном пролете мелькнуло что-то черное, не то край плаща, не то кошачий хвост…

Мне почему-то было страшно оборачиваться, ноги онемели и отказывались идти обратно в комнату. Больше всего на свете захотелось броситься вниз по лестнице, очертя голову, выскочить на морозную улицу, как есть, в домашней одежде. Или, может, постучаться к соседке, попросить…

За спиной явно послышались шаги, трение мягких подошв о ковролин. Прошелестело, стукнуло.

Под коленями пробрала дрожь. Казалось, будто ровный пол уходит из-под ног, что-то сдвигается вокруг, звенит воздух, отдается дурманом в потяжелевшей голове.

Я отступила от двери, тихонько, инстинктивно заглушая шаги, направилась к кабинету. В просветы между жалюзи проникают солнечные лучи, перекрещиваются, в их свете серебрится пыль, отвлекая внимание от общего полумрака. Тени крадутся по стенам и потолку прочь от света – моя, кресла, цветка на подоконнике…

И тут одна из теней отделилась от стены и, поколебавшись, принимая смутные очертания, стала приближаться ко мне.

Я вскрикнула – нет, скорее, выплюнула воздух с жалким свистом – отскочила в сторону, рефлекторно схватила первое, что попалось под руку – это оказался металлический заварник с длинным носиком. Нужно было бросаться прочь, звать на помощь, но тут тень вступила в переплетение лучей дневного света и я замерла, пальцы намертво свело на красивой резьбе ручки.

Книжный Червь перепрыгивал со ступеньки на ступеньку, бормоча себе под нос. На площадке наверху лестницы тускло поблескивала на зимнем свету металлическая дверь. Множество ступеней, узкий проход, давящий потолок вместо чистого неба над головой… Но Джер от злости не обращал внимания на странности нового мира, ему было наплевать на них и хотелось лишь взглянуть в глаза той, что взялась решать его судьбу.

– Джер, а Джер! – верещал карлик. – А как думаешь, достоин теперешний поход песни? А что, шикарная тема – встреча героя с богиней… и осушены слезы, и конец был положен скитаниям вечным по тропам бескрайним! И склоняет герой многострадную голову ниц, преклоняет колени! И рукою своей повелела она… Оо-о-ой!!!

Глаза на миг заволокло черным, что-то ощутимо толкнуло в плечо, Джер оступился, но удержался за перила, карлик же кубарем скатился на три ступеньки ниже.

Перед ними соткалась из воздуха женская фигура, наглухо закутанная в черное одеяние с рукавами до пола. Опущенное лицо наполовину скрыто кружевной вуалью, из-под скромной шляпки выбились темные пряди. Женщина шагнула вниз по ступеням, заставив Джера попятиться. Красиво очерченные, но бледноватые губы чуть скривились, всколыхнулась вуаль от певучего голоса:

– Здесь ли твое место, Джер Стрелок?

– Откуда знаешь меня? – Джер хотел остановиться, но от женщины шел поток такой силы, что ноги сами сделали еще шаг назад.

– Мне ли тебя не знать, Стрелок. Кто привел тебя?

– Ну, я.

Книжный Червь отряхнул коленки от пыли и оценивающе уставился на незнакомку в упор.

– Ах, ты. Можно было ожидать. Знаю вашу породу, лезете, черви книжные, куда вас не просят…

– А ты кто будешь-то? – перебил карлик.

– Подойди, герой, – пропела женщина, больше не обращая на карлика внимания и не поднимая головы. – Дай взглянуть на тебя.

– Кто ты? – Джер выпрямился во весь рост, стараясь поймать взгляд женщины под вуалью.

– Я муза, – ответила она, протянула узкую ладонь с хищно заточенными ногтями и прикоснулась к подбородку Джера, провела пальцами по скуле. – Имя мое Фрея.

– Что-что? Кто? – взвизгнул Червь и картинно приложил ладонь к уху. – Да какая ж ты муза! Крылья где? Томный взгляд? Лира, в конце концов? Да и не красавица ты, прямо скажу.

Колыхнулась вуаль. Не отнимая ладони от лица Стрелка, Фрея чуть повернула голову в сторону карлика.

– Вижу, червяк, не понаслышке ты с музами знаком. Только я иная. Я правду говорю и писателей заставляю говорить. И поэтому мало кто меня знать хочет, а тех, ярких и с крылышками, всегда привечают. Правда никому не нужна. Только таким, как его Теринга, – Фрея вновь обернула вуаль к Джеру.

– Подумаешь, «правда»! – передразнил Червь. – Да кому твоя правда сдалась, вот из-за таких, как ты, героев и убивают почем зря! Нет бы…

– А ну, заткнись.

Джер произнес это тихо, но карлик как-то подавился словами и сник.

– Фрея, скажи, – продолжал герой. – Что происходит с теми, о ком неправду пишут? Кто должен был умереть, но остался жив, волею автора.

Легкий сквозняк чуть пошевелил кружевную накидку музы.

– Ничего, – шепот, слитый с ветром. – Они навсегда остаются в том эпизоде, в котором про них солгали. Выживший герой никак не напьется меда на свадьбе, победивший воин стоит навеки коленопреклоненный перед правителем, раздумавшая топиться девушка так и будет вечно смотреть в зеленую гладь.

– А я буду вечно мотаться от таверны к таверне, – криво усмехнулся Джер, чуть отстраняясь.

– Если ты правдивая такая, – снова встрял Книжный Червь. – Чего ж Теринга его никак не выдумает окончание истории? Говорил я с ней намедни, разорваться готова на части, а писать не может. А? Где ж она, правда твоя?

Фрея опустила руку, уголки губ чуть дрогнули в улыбке.

– Не по твоему уму правда, червяк. Эта история не окончена, и я не могу, как ни стараюсь, навести Терингу на единственный истинный финал. Впервые вижу, чтобы герой так сопротивлялся смерти. Странный ты, Стрелок…

– Откуда ты знаешь, что это – единственный финал? – спросил Джер.

Фрея подняла голову и отвела вуаль с лица.

Джер охнул. Книжный Червь подпрыгнул на месте от неожиданности. Под полями шляпки, из-под тонких черных бровей, в обрамлении пушистых длинных ресниц на них смотрели два абсолютно белых глаза. Казалось, будь темно, они бы светились.

– Такие, как я, видят истинно, видят сердцем. Я не могу тебя ни увидеть, ни полюбить, и поэтому не собью автора с пути, не стану приукрашать историю и выгораживать героев. Слепые музы, бесстрастны и непредвзяты, и проникаем в истории мы гораздо глубже, чем те, с крылышками. Нас не любят герои за то, что мы часто ведем к боли и смерти. И многие авторы предпочитают весело лететь к счастливому финалу, нежели раздирать душу в кровь и не спать ночей, терзаясь вместе с героем. Но мы такие, какие есть. Так что, – Фрея безошибочно повела подбородком в сторону опешившего карлика. – Крылышки оставь другим. Мне они ни к чему.

– Госпожа, – Джер опустился на одно колено. – Прошу, дай мне поговорить с Терингой. Я не хочу быть ни рисунком, выбитым на скале, ни узлом на шнуре. Я хочу сам найти свою истину.

Фрея положила ладонь на голову героя.

– Ты слишком живой, Джер, чтобы я могла тобой распоряжаться. Иди. Удачи тебе, герой.

– Иди, Стрелок, – с неожиданной серьезностью сказал вдруг Книжный Червь, и облик его стал меняться. Через несколько мгновений рядом со слепой музой стоял человек в черном плаще и шляпе, надвинутой так, что только крючковатый нос торчал из-под нее. – Живи, Стрелок. Вернись в свою историю и измени ее.

Джер преодолел оставшиеся несколько ступеней и несколько раз стукнул в дверь.

Глава 3

Это было невозможно. Я отказывалась верить глазам. Все, что угодно, только не это.

Все равно, как если б мое отражение вдруг вышло из зеркала.

Только еще невозможней.

– Вот ты какая.

– Вот ты какой.

Наши голоса сталкиваются и эхом отскакивают один от другого. Мы делаем полкруга по комнате, едва ли не принюхиваясь друг к другу, как звери, которых посадили в одну клетку.

Я только открываю рот, чтобы заговорить, и в это же время он что-то произносит, запинается, и оба смолкаем.

Так, одновременно, мы пытаемся заговорить еще два раза. Я вижу свою тень на его лице, чувствую его дыхание, безраздельно переплетенное с моим. И бессознательно фиксирую – волосы встрепанные, глаза темные, монголоидные, нос немного ассиметричен, скулы широкие, шрам… Стоп, какой еще шрам? Ну да, у каждого уважающего себя героя должен быть шрам! А у Джера где же?.. Хм-м, недоработка… Черт!

Я останавливаюсь, больно врезавшись локтем в стеллаж.

И он останавливается. И чуть склоняет голову.

– Прости, что напугал, богиня моя.

Я едва не оглянулась – какую еще богиню он у меня за спиной нашел?! Но в следующий миг понимаю – это обо мне.

– Я должна была сразу узнать тебя, герой.

– Похож? – Джер вскидывает подбородок и чуть щурится. – Или что-то не сходится?

Есть в его тоне нечто такое, что никак не вяжется с почтительным обращением ко мне.

– Очень даже, – потирая локоть, проскальзываю спиной по стеллажу, к столу, интуитивно загораживаю собой монитор.

Он следит за мной, окидывает взглядом кипу бумаг, и останавливает его на светящемся окне с текстовым документом.

– Вот оно как, – шепчет он, делая шаг вперед. Я невольно подаюсь назад. – Значит, здесь и творятся миры и судьбы?

Еще шаг. Вцепляюсь в столешницу за спиной пальцами.

Да что же это такое?! – мысленно взываю к себе. Почему в собственном доме веду себя, как перепуганная девчонка?! И перед кем – перед собственной выдумкой, перед тем, кто в моей абсолютной власти, что захочу, то и…

Но тело не подчиняется мыслям. Начинает бить дрожь, когда Джер оказывается совсем рядом, и, не обращая на меня внимания, дотрагивается до неяркого экрана.

Знаю, откуда эта дрожь. Я чувствую себя виноватой перед ним.

– Одно слово, – он точно в трансе. – И рушатся миры, и восстают чудовища. И из слов ткется покрывало битвы, и герои уходят в небытие…

– А также строятся города, возникают новые миры и воскресают величайшие герои, – говорю я. – Ты ошибаешься, Джер, если считаешь, что слова только убивают. Твой мир спасен словом.

– Мир спасен луком и верной стрелой, – отвечает герой. – Ты ошибаешься, Теринга, если думаешь, что есть слово, которое могло бы увести меня от радужного моста.

Непонимающе дергаю бровями.

– Как ты меня назвал?

– А как тебя зовут по-настоящему?

– Таня. А ты сказал «тэри…»

– Не победить…

– …но и побежденным не остаться. Интересно. Кто же меня так прозвал в твоем мире?

– В моем ли? Или в твоем?

Не отвечаю, молчит и герой. Между нами так и вьется что-то тяжелое, невысказанное…

– Каким будет конец истории? – спрашивает он через некоторое время.

Я молчу, язык бесполезной доской лежит во рту. Темный взгляд сверлит мой висок, скользит по щеке, обмахивает ресницы.

– За что, Теринга?

Идея у меня, идея, понимаешь ли! Вселенскую истину решила открыть, и не интересует, что ты вот тут стоишь, живой, и дымом ночного костра пахнет, и на руках кровь свежедобытой дичи, и сердце твое бьется не хуже моего…

– Я никогда не вымаливал жизнь. Я был готов умереть там, перед Алым Солнцем, я знал, что могу не дойти до него. Но чтобы вот так… за что?

Он обходит меня полукругом, и вдруг я вижу то, чего не замечала из-за нахлынувшего страха.

Он ведь тоже боится меня.

Мы – отражение друг друга.

Несколько слов – и он будет бессилен против судьбы. И страшится, что я напишу эти слова.

Но в чем судьба? Если бы быть уверенной, если бы впереди расстилалась та же ровная дорога, по которой сказочница так храбро шагала с героем об руку все повествование… но довелось угодить в дебри, где колючие лапы хватают и путают волосы, застят дневной свет, не дают идти вперед.

– Ты ли вправе определять мою судьбу?

Будто читает мысли… хотя, неудивительно, что мы думаем одинаково.

Герой наклоняется, поднимает с пола листок с собственным изображением, внимательно всматривается в него, быстро перебирает еще несколько – набросок лука Стрелка, горящее дерево, рисунки на камнях, умирающий Джер… Рукописные листы, перечеркнутые на много раз, распечатанные черновики… Неожиданно он с яростью хватает стопку листков наугад и рвет на части.

– Стой! Прекрати! – с криком бросаюсь на него. Джер быстро отскакивает в сторону, и я едва не падаю, удерживаясь за кресло.

– История закончена! – зло отвечает он и разрывает пополам портрет. – У тебя нет больше власти надо мной, и твои выдумки – ничто в моем мире.

– Джер! Нет! Ты не понимаешь…

Он отталкивает меня так, что я отлетаю к книжному шкафу. С верхней полки падает несколько томов. Бестелесная выдумка, не желаете ли? Еще кто кого быстрее убьет.

– Нет больше богов, – усмехается герой и пинком взметывает ворох исписанной бумаги. – Я не кукла на ниточках, и земля моя не станет зависеть от твоей прихоти… Теринга.

Имя это он словно выплюнул.

– Что ты делаешь, – тихо говорю я, глядя, как он рвет лист за листом. – Ты можешь уничтожить всю мою работу, но этим не изменишь судьбы. Ты не знаешь, какая она, и я… тоже еще не знаю. Я и тебя, оказывается, совершенно не знаю… Дай мне немного времени, и все станет на места.

Но он не слушает, упрямый, как баран. Вот так творец, создала героя на свою голову. Спасает то, что он в силу менталитета своего мира просто не в состоянии до конца осознать, что истинная история не в этих уничтожаемых бумагах-черновиках, а в памяти ноутбука, который он и не воспринимает всерьез.

Осторожно передвигаюсь вдоль стен, к рабочему месту. Нужно сохранить документ… Мне вдруг становится дурно – это ведь равносильно убийству! Вот Джер сейчас, передо мной, живой, настоящий, стоит мне нажать на одну кнопку, и…

Но я недооценила сообразительность своего героя. Джер вскинул голову, проследил за мной и ринулся к столу. Я успела загородить собой монитор, Стрелок налетел на меня, хотел отшвырнуть в сторону, но я вывернулась и вцепилась ногтями в его лицо, попыталась ударить коленом снизу вверх. Похоже, он опешил, что дало мне полсекунды.

– Не смей! – завизжала я, изо всех сил стараясь расцарапать его посильнее.

Джер схватил меня за запястья, перехватил одной рукой, прижимая крепко к себе, а другой сделал попытку дотянуться до компьютера. Я лягнула его в голень, он не удержал равновесия, и мы оба покатились по полу среди рваных и смятых листов бумаги.

О том, чтобы тягаться с ним в силе и ловкости, нечего было и думать. Я могла лишь сделать все для того, чтобы руки Стрелка были заняты и как можно дальше от стола – царапалась, кусалась, как чокнутая кошка. Тут еще проклятый монитор погас, и теперь на то, что можно было сделать за секунду, уйдет как минимум три. А столько времени он мне не даст. Ему и на то, чтобы меня обезвредить достало пары секунд. Обхватив меня так, что мои руки оказались прижатыми по швам, он выхватил из кожаных ножен на поясе охотничий нож.

– Не смей! – снова заорала я, вырываясь из железной хватки Стрелка. – Ты дуралей! Ты хочешь угробить весь мир?!

Извернулась и пнула выступающий за край стола корпус ноутбука. Верная машина подпрыгнула, монитор снова засветился, запрыгали перед глазами злосчастные строчки.

– Я сама! Дай я все исправлю! Ты только испортишь!

– Думаешь, я тебе поверю?

Снова попыталась вырваться, и внезапно Джер меня отпустил так, что я по инерции закружилась по комнате, он выиграл пару мгновений, которых хватило на то, чтобы вскрыть ножом монитор. В следующее мгновение, когда он уже чиркнул по корпусу, я повисла на руке с ножом – спасти жесткий диск. Наши руки сцепились на клавиатуре, с характерным звуком вдавились кнопки…

«Ctrl» «Num5» «Del» «Del» «Del»…

– Джер!!! – голос мой сорвался. – Пусти, кретин ненормальный!!! Что ты творишь?!!

«Del»…

Вихрем взметнулась рваная бумага, пол качнулся, ноги потеряли опору, я с криком вцепилась в джеров охотничий жилет, он тоже потерял равновесие, припал на колено. Страшный грохот оглушил нас, точно тысячи тяжелых томов одновременно грохнулись с верхних полок в старой библиотеке, ледяные струи воздуха завились спиралями вокруг тела, подхватив с собой обрывки черновиков и рисунков. Спустя мгновение мне уже казалось, что это черные тонкие цепи слов, строк, предложений вьются вокруг нас и засасывают в невидимую воронку. Очертания комнаты смазались, вокруг замигали цветные круги, как бывает при сильной усталости глаз, и между ними пролетали знакомые слова, имена…

– Джер! – я кричала изо всех сил, но голос растворялся в этом неясном, словесно-цветном пространстве. Сначала я еще чувствовала в ладонях грубую окантовку кожаного жилета и рельеф предплечья Стрелка, но миг-другой, и в ладони впились мои собственные ногти.

А еще через миг я больно впечаталась всем телом во что-то рассыпчатое, скребущее, ладони проехались по мелкому абразиву, а рот заполнился мелким песком.

Первой мыслью пронеслось глупое сожаление о том, что не удалось потерять сознание. Дышать было невозможно, все лицо залепило наглухо. Я приподнялась на руках и перевернулась набок, потом села, унимая трясущиеся от страха и напряжения руки, выплюнула песок изо рта, отряхнула с век, огляделась…

«Пустоши пролегали ныне там, где некогда мчали воды свои веселые говорливые речки. Песок, раскаленный Солнцем, погребал цепляющийся за жизнь стланик и обтачивал базальтовые валуны с упорством талантливого художника…»

И второй раз за какие-то пятнадцать минут – этого не могло быть.

Это дурной сон. Пересидела у компьютера. К врачу пора, автор дорогой, пока еще крыша не поехала с твоими романами.

В абсолютно белом небе палило, сияло, переливалось раскаленными кругами Желтое Солнце. Вдоль горизонта тянулась красная полоса, и из-за холмов на горизонте виднелся самый краешек Солнца Алого.

На чистом инстинкте я вскочила на ноги и тут же упала на четвереньки, зажмурилась, прогоняя подступившую дурноту. Когда смогла снова открыть глаза, то увидела, что Алое Солнце стало больше.

«Едва завидев Алую зарю, люди и звери прятались по убежищам, и никто не смел в этот день показаться пред небом. Смерть поджидала любого, кто по несчастливой судьбе не успевал спрятаться в живительной прохладе».

Теперь в голове оставалась одна-единственная мысль.

Бежать!

Я ухватилась за ближайший валун, быстро огляделась по сторонам, и воздух обжег легкие, когда я втянула его со стоном ужаса. Ни намека на возможное убежище ни в одной стороне. Везде одно и то же – голые пески, массивные валуны, исполинские скалистые выходы, колючки, пробивающиеся в месте, где едва-едва угадывается пересохшее русло ручья.

Еще раз огляделась и, что было сил, помчалась на запад, в сторону, противоположную Алой заре. Босые ноги вязли в песках, льняные брюки и рубашка не могли защитить от колючих мелких частиц, что нес ветер. Я боялась взглянуть назад, боялась перевести дух, все казалось, что небо уже стало ярче, что кожа на спине краснеет и вот-вот начнет обугливаться. И я превращусь в мумию, заживо погребенную в этой пустыне, которую сама же описывала не единожды…

Бежа-а-ать!!!

Наверное, легкие уже наполовину заполнены едким песком. Если я не останусь лежать тут, глядя во враждебное небо, так умру от удушья…

В глазах двоилось, я споткнулась о камень и полетела наземь, пальцы сомкнулись на чем-то твердом и хрупком, присмотрелась – прямо в лицо мне приветливо скалился зубастый череп, изучал песчаными глазницами.

С криком я отползла прочь, отшвырнула белую кость, что попалась под руку, привалилась спиной к большому останцу, в тенек. Подышать. Чуть-чуть. Передохнуть… совсем немного… прикрыть глаза, на секундочку, не больше…

Голова клонится к плечу, и я почти наяву вижу перед собой мой чайничек, полный зеленого чая…

Нет! Всеми силами стряхнула с себя дрему. Чуть слабины – и она станет смертельной. Тень от камня становилась все меньше. Может, окопаться здесь, как ящерице, и переждать наступающий день?..

Впереди еще есть такие скальники, а солнце пока не взошло. Я должна бежать!

Бежать… идти…

Колени подкосились, и я упала на четвереньки, руки по запястья провалились в песок. Спину жгло нестерпимо. Я оглянулась и увидела, что Солнце уже на добрую треть вышло из-за горизонта. Желтое светило уже начало блекнуть перед алым заревом.

Ползти!

Зарываясь как змея, я доползла до большого валуна, укрылась в его тени, прижалась к еще прохладному подножию камня сухими губами.

Если я останусь здесь, то умру. Сгорю заживо, поджаренная кровавым светилом собственного мира…

Сухой воздух драл носовые ходы и глотку, жег грудь. Я стала дышать мельче, отчаянно прищурилась, стараясь разглядеть хоть что-то кроме бесконечной пустоши.

И тут мне почудилось, миражом, обманом зрения… крошечные очертания впереди. Холмики, изогнутые тонкие стволы… Тут же мираж заколебался, задымился и исчез за белыми мерцающими кругами. Я зажмурилась и вгляделась снова вдаль воспалившимися глазами.

Там что-то есть!

Даже если и так, мне нипочем не успеть.

Тень от камня уменьшалась.

Бешеным усилием я вскинула себя на ноги и рванулась вперед, изо всех сил, сколько хватало дыхания. Я бежала сквозь намертво высушенный воздух, который становился с каждой секундой все жарче, словно растапливаемая печь. Лицо горело, босые ступни отталкивались от раскаленной сковороды. Мне казалось, что по спине кто-то прокатывает тлеющие головни.

А мираж дразнил, маячил впереди, но не становился ближе.

Белый вихрь поднялся и снова сбил меня с ног. Я задохнулась прожаренным воздухом и не могла больше вдохнуть. Высвободилась наполовину из рубашки и подтянула пропитанную потом майку к голове. Натянула рукава обратно, а тонкую хлопчатобумажную ткань прижала к носу и рту. Помогло это на несколько секунд.

Вдруг прямо передо мной поднялся еще один вихрь, такой, что я совершенно потеряла возможность видеть.

Ко мне приблизилась жуткая пятнистая морда, двоящаяся в глазах, с белых клыков капала слюна. Влажный розовый язык облизал мне лицо. Зверь зарычал, я всхлипнула, не в силах двинуться с места. Уже стало казаться, что я оплавилась и скоро превращусь в стеклянную статуэтку. Невелик выбор – заживо сгореть или попасть в зубы хищнику…

И тут сквозь набившийся в уши песок, точно издалека, послышался голос:

– Эй! Эй, ты! Ты живая?

Пятнистая зверюга прошлась языком по моей шее и крепко вцепилась зубами в льняной ворот, протащила меня по земле и лапой перевернула на спину. Рядом с мордой очутились сапоги, перетянутые веревками, кто-то склонился надо мной и поднял на руки. Я видела только закутанный в грубую ткань силуэт да слышала какой-то непонятный звон.

– Помогите… – только и смогла я прошептать, едва ворочая пересохшим языком

– Без тебя не разберусь, – бросил глухой голос. – Цепляйся крепче.

Под руками я почувствовала жесткую шкуру, огрубевшую от песка и жара.

– Вперед! – командный тон.

Я успела уткнуть лицо в шерсть, ветер обжег уши. Мягкими скачками зверь несся, упруго отталкивался от земли, сильные мышцы играли под шкурой, а позади бегом мчался неизвестный. Смертельный жар гнался по пятам, но мы все время обгоняли его – на секунду, на мгновение…

Вот я краем глаза заметила тонкие силуэты сухих деревьев по сторонам. Зверь сбавил бег и остановился. Я скатилась с его спины на землю, у подножия невысокого холмика, поросшего жесткой рыжей травой и колючками. Сбоку явно выделялась квадратная дверь, обложенная дерном. Зверь переступал лапами и рычал, вглядываясь в пустыню. Я приподняла голову и увидела стремительно приближающийся черный силуэт на фоне алого светила. Незнакомец буквально пролетел мимо меня, зверь прыгнул на холмик, сильно припав на переднюю лапу, толкнул второй лапой дверь внутрь, и исчез в темном проеме, только мелькнул кончик пятнистого хвоста. Человек прыгнул вслед за ним, и я сама опрометью кинулась в черную яму, из которой веяло благой прохладой, скатилась вниз на несколько метров. Незнакомец что-то потянул на двери и плотно захлопнул ее.

Но я успела увидеть в закрывающемся проеме огромный алый шар с черными прожилками, от которого простирались к земле огненные лучи.

– Ты был послан уничтожить Стрелка.

Негромкий голос отдавался от стен старой библиотеки и скрывался в пыльных книгах.

– Повтори.

– Ну, я был послан уничтожить Стрелка.

Карлик поболтал трубочкой в чаше с мыльным раствором и выдул переливчатый пузырь.

– Стрелок жив.

– Ум-м-гумм, – отозвался карлик, занятый следующим пузырем.

– Объяснись.

– Мэтр Амгалан, – в голосе карлика почудилась легкая насмешка. – Я вам не наемный убийца из бульварного боевичка. Ножи в спину не мой конек. Так, направить, подтолкнуть… а дальше сами, любезны будьте.

Бледная рука, перевитая серебряными цепочками, смахнула со стола чашу. Мыльная пена растеклась по запыленному паркету, а карлик с сожалением отложил трубочку.

– Не надо так нервничать. Кто мог подумать, что у Стрелка окажется покровительница, которая могла бы стать вам достойным противником?..

– Противником? Мне? – колыхнулись черные кудри, сдерживаемые алой повязкой, рот презрительно изогнулся. – Не забывайся, червяк.

– …или союзником, – закончил карлик, изучая резной узор на круглом столе. – Авторесса амбициозна, даже очень. Стрелка едва не прибила, но ровно тогда, когда ей это потребовалось. За просто так мир гореть в аду она б не оставила. А вот если б ей объяснить, предложить…

– Это мой мир! – рявкнул Амгалан так, что зазвенели хрустальные подвески на огромном подвесном канделябре. – Я не стану его делить с какой-то…

– Простите, мэтр, но пока мир – не ваш, – нагло перебил его карлик. – Демиург обещал вам его только в случае вашей победы. А Солнце-то, – карлик выстрелил пальцами в разные стороны, изображая взрыв. – Да, я не успел – Терингу-то понесло, гибель вашу… о, простите, гибель Солнца она одним махом описала, никто б не успел вмешаться. Но кто, позвольте напомнить, время тянул, да с пути ее сбивал, Стрелка опять же натравил? А удачно ведь вышло, мэтр – все усилия ее прахом пошли. Так кто? – он недвусмысленно указал большими пальцами на себя. – Думаете легко по мирам таскаться, да еще с героем этим полудурочным? Хоть бы спасибо сказали. История-то продолжается.

Амгалан задумчиво тронул серебряный кулон в распахнутом вороте снежно-белой рубахи.

– Так-так, – протянул он. – Продолжается, говоришь? Что ж, внесем немного приключений…

Глава 4

Джер забрался поглубже в пещеру, прополз через узкий лаз. Руки нащупали крутой обрыв. Молодой охотник достал из поясного мешочка кресало, высек искру, затеплил лучину и, удостоверившись, что не переломает себе ноги, спрыгнул в неглубокую каменную западину, которая так и влекла к себе уютной прохладой. Из западины вел вглубь скалы еще один проход, но охотник решил, что идти дальше будет лишним, а это место вполне подойдет для отдыха.

Стояли дни Алого Солнца, и Джер передвигался исключительно после заката. Уже много ночей он шел вдоль скалистой гряды, а днем отсыпался в таких вот пещерках. В это время все люди земли вели такую жизнь – бодрствовали и занимались делами по ночам, а с рассветом прятались по укрытиям. Горе тому, кого Алое Солнце настигало под небом! Джер часто видел несчастных, погребенных в песках, не успевших скрыться от гибельного жара.

Так продолжалось до времени дождей, благословенных дней, когда низкие тучи застилали небо, и земля насыщалась влагой. Продолжались дожди от нескольких восходов до нескольких сезонов, как было угодно богам. После этого обычно вступало в права Желтое Солнце, жар становился не таким нестерпимым, и с рассветом можно было выходить из укрытий. Но все это время горизонт на востоке зловеще подсвечивался красным, иногда показывалась тонкая алая дуга, и каждую ночь люди с трепетом гадали, что принесет им новый день – просто жар, который можно пережить, или же огненные щупальца, шарящие по земле в поисках добычи.

Затеплив глиняный светильник, Джер первым делом извлек из кожаного чехла лук и осмотрел его. Это было доброе оружие – гибкие плечи с берестяной оплеткой, костяные накладки для большей крепости, свитая из волокон мощная тетива. Неведомая сила таилась в нем, дремала, ждала своего часа.

Удостоверившись, что все в порядке, Джер спрятал лук и вынул из поясной сумы кусок вяленой крольчатины. Поужинав, вдоволь напился чистой воды из кожаной промасленной фляги и стал готовиться ко сну.

Охотник задул светильник, подложил суму под голову, завернулся в походный плащ и принялся размышлять. По его подсчетам, до радужного моста оставалось не более десяти ночных переходов. Минуя испытания, он взберется по мосту на небо, добудет лыжи, сделанные из звездной пыли, проложит небесную лыжню, поднимется в обитель Алого Солнца и убьет его.

Всего-то навсего. Даже думать не о чем, плюнуть и растереть, ха.

Все это прошамкала Джеру древняя, похожая на сошедшую с ума крысу, шаманка. Бубнила она что-то над блюдом гнилой воды с поганками пополам, бубнила и добубнилась до того, что сам старейшина рода пришел к молодому охотнику на поклон. Уговаривать долго Джера не пришлось, старейшина застал его уже вощившим тетиву прадедова лука перед долгим странствием. Все селение провожало его в путь звездной ночью, даже шаманка выползла из заросшего паутиной логова, помахала костлявой рукой. Ручной ворон на ее плече каркнул со всей дури. Джер невольно обернулся и увидел, как бабка скалит в улыбке крепкие белые зубы да подмигивает такими молодыми и задорными глазами, что жуть берет. Решил – почудилось потемну.

Джер не имел и малейшего представления ни о том, как ходить по радуге, не проваливаясь, ни о преимуществах звездной пыли перед обыкновенным камусом, которым подбивали лыжи охотники в древние времена. Ни, тем более, каким лешим ему удастся пристрелить Алое Солнце, когда там и стрелять-то не разберешь, во что.

Но до этого утра он особенно не занимал голову такими мыслями. Шел себе и шел, весело да уверенно, точно знал, что идет правильно, как будто верное охотничье чутье само вело его к цели. И тут вдруг впервые почувствовал, что куда-то пропадает уверенность, непривычная растерянность овладела охотником, как будто в первый раз трезво взглянул на то, что предстоит ему сделать и отвечать за это перед всем миром.

Джер погладил плечи верного лука через чехол. Друг отозвался теплотой и спокойствием, словно хотел сказать: «Не скули, мол, сдюжим!» Охотник глубоко вздохнул, погружаясь в дремоту.

«Ты справишься! Ты не один…»

Джер вздрогнул и открыл глаза. Голос был таким ясным и звонким, что охотник не сразу понял, что прозвучал он во сне.

Он пошарил за пазухой и сжал в ладони маленькую, в палец длиной деревянную фигурку, погладил ногтем незамысловатую резьбу, изображавшую пышные кудри. Ему показалось, будто легкие пальцы, едва прикасаясь, взъерошили его волосы и, шутя, щелкнули по мочке уха.

– Благодарю тебя, Теринга, – тихо сказал он в пустоту пещеры. – Благодарю за силу, которую даешь мне.

Охотник прикоснулся губами к теплой фигурке и снова задремал.

Он проснулся от странных звуков вокруг. Сухой шелест наполнял пещеру, слышались пересвисты, в которых чудились отдельные, пока неразличимые слова. Охотник молнией вскочил, закинул за спину суму и лук, следующим движением высек искру, огонек заиграл на волосяном фитиле.

Вниз по скатам чашеобразной западины скользили три змеи, нащупывая себе путь влажными раздвоенными языками. Гибкие, блестящие в свете огонька, они переливались красно-золотыми оттенками, четко очерченные чешуйки шелестели по камню.

«Уничтожжшшшшить…»

Каждая змея была толщиной в руку, а хвосты их еще терялись в темноте над обрывом.

«Любой ццсссеной…»

Вот одна змея блеснула черными обсидианами глаз, раскрыла пасть, спружинилась и сделала бросок в сторону Джера. Охотничий нож сам прыгнул в ладонь, другую руку Джер выметнул вперед, перехватил змею пониже головы и ударил ножом снизу вверх, под нижнюю челюсть. С хрустом сомкнулись белоснежные клыки, тягучая желтая жидкость потекла по запястью охотника, но нож оказался бессилен пробить жесткую чешую. Оглушенная змея воспряла и с новой силой попыталась вывернуться из хватки Джера. А в это время вторая подползла к ногам, обвилась вокруг высокого кожаного мокасина и довольно бестолково вонзила зубы в плотное голенище. Продолжая сжимать первую змею, Джер с силой ударил подошвой вторую, и тут уже пришлось ловить на нож атаку третьего свитка алых упругих колец.

Славное, идеально отточенное лезвие беспомощно скользнуло по золотой шкуре, но ему удалось отбросить змею на несколько шагов. Пока она, шипя, готовилась к новой атаке, Джер сориентировался и ударил острием вторую змею прямо в раскрытую пасть, которая шарила языком, не в силах дотянуться до колена, не защищенного толстой кожей.

«Униччччтожжшшшить Джжшшшера Ссссстрелка…»

«Любой ццссссеной…»

Змея обмякла на полу пещеры, слизистая лужа крови и яда растеклась по серому камню.

А Джер уже бился с двумя змеями, стараясь перехватить обеих ближе к голове. Первую он продолжал сжимать все сильнее так, что твари приходилось невольно раскрывать челюсти, чтобы дышать. Улучив момент, он ударил ее ножом в небо, и тут же почувствовал острую боль в левой ноге. Поток слизи и крови хлынул из головы убитой змеи на руки, лицо, одежду. И второй раз боль ударила охотника в бедро. Он припал на правую ногу и прямо перед ним оказалась морда змеи, разевающей пасть для третьего укуса. Джер по рукоять погрузил нож в шипящую глотку, змея мягкими безвольными кольцами осела у его ног, но он услышал торжествующий угасающий свист:

«Ты умрешшшшь… Сссстрелок уничтожжшшшен… сссслава Ссссолнццсссу…»

Джер подтянул левую ногу, ножом вспорол штанину, ударил лезвием глубже, сдавил, еще сильнее, кровь вперемешку с желтым ядом насквозь промочила одежду. Он потянулся к чудом не угасшему светильнику, чтобы прижечь рану, но тут снова послышался тот же самый отвратительный шелест. Еще одна змея перевесилась через край обрыва и ползла к нему.

Джер понял, что еще одной схватки не выдержит. О том, чтобы забраться на обрыв, нечего было и думать, тем более что по выходу из пещеры его уж точно ждала неминуемая смерть под палящими лучами.

Сжав зубы, вцепившись в окровавленную костяную рукоять ножа, он полуползком бросился к черному проему, что вел вглубь скалы.

В подземном укрытии мой спаситель первым делом засветил глиняный жировик и принялся осматривать лапу зверя, напоминающего ягуара средних размеров. Похоже, зверь серьезно поранился. От пережитого напряжения у меня дрожали руки и ноги, горела обожженная спина. Незнакомец не обращал на меня внимания, гладил ягуара и ласково разговаривал с ним. Я понемногу пришла в себя и увидела, что лежу на сырой земле, а в углу, в небольшой яме проступила грязная лужица. При ее виде засаднило горло. Человек тоже заметил воду, подошел и принялся раскапывать землю пальцами. Я молча стала помогать. Вскоре ямка наполнилась мутной жидкостью. Я зачерпнула ладонью, поднесла к губам, и обнаружила, что пью воду, отфильтрованную многими слоями грунта. Человек напился сам и напоил зверя, затем сбросил с плеч туго набитый мешок, извлек смотанную полосу ткани, смочил ее, принялся отирать больную лапу…

Пережитый жар дал о себе знать – закружилась голова, и я почувствовала, что проваливаюсь в сон.

Не знаю, сколько пришлось пролежать не то во сне, не то в беспамятстве. Очнулась в окружении абсолютной темноты, но над головой, в открытом квадратном проеме виднелось темно-синее небо, усыпанное яркими звездами. Я лежала, свернувшись клубком на холодном земляном полу, абсолютно продрогшая, в отсыревшей одежде.

Мысли угоревшими белками запрыгали в голове, когда начали всплывать воспоминания о произошедшем.

Предположение, что это сон или бред, я отмела примерно на этапе воспоминаний о невозможности вдохнуть раскаленный воздух и песке, скребущем горло. Как показывает опыт, любой сон прерывается на моменте, когда спящий близок к смерти. С уверенностью могу заявить, что так оно и было.

Что делать сейчас? Окопаться в земле и переждать, пока Алое Солнце закатится, сраженное меткой стрелой?

С нервной усмешкой я села, встряхнула головой, коснулась обгоревшей кожи на затылке и поморщилась от боли. Так-то, богиня Теринга! Хорошо, устроившись в уютном кресле, творить страшные миры? Теперь отвечай лично за то, что натворила!

Я попыталась сообразить, до какого момента мы с Джером могли стереть роман. Что происходит сейчас? Идет ли Джер по дороге к радужному мосту или еще живет спокойно в своей пещере, не подозревая о великой надежде, что возлагает на него весь мир? А может, уже гремит в небесах битва охотника с солнечным богом?

Чуть поразмыслив, я пришла к не самому утешительному выводу о том, что третий вариант вряд ли возможен. Сможет ли охотник совершить в одиночку то, к чему мы шли вдвоем? Пройти путь, на котором не раз приходилось мягко направлять его в верную сторону?

– Ты справишься, – прошептала я в темноту. – Ты не один.

Поеживаясь и зябко кутаясь в льняную рубашку, я выкарабкалась из ночного убежища. Огромные чистые звезды рассыпались по небосклону, в воздухе сплетались ноты свежести и дикости с терпкой примесью высохших трав. Этот аромат не истребить никаким жаром. Под ногами шмыгали мелкие песчанки. И представить трудно, что с рассветом все подзвездное пространство становится абсолютно безжизненным.

По-видимому, ночь наступила недавно. Неподалеку плясал маленький костерок, пламя обрисовывало силуэт человека, который склонился над распростертым на боку зверем. Я подошла ближе, зашуршала сухая трава под ногами. Человек даже не глянул в мою сторону. Он приподнял обеими руками тяжелую переднюю лапу. Зверь жалобно заворчал, на голень была наложена полотняная повязка, насквозь мокрая от крови.

– Надо сменить, – несмело проговорила я.

Человек не ответил, принялся разматывать ткань, небыстро, уверенно. Зверь терпел, слегка поскуливал, вздергивая губу, под которой виднелись влажные десны. Под повязкой оказалась открытая рана. В свете костерка было видно, что в нее попала шерсть и песок.

Незнакомец извлек из лежавшего рядом заплечного мешка кожаную флягу и чашку, выдолбленную из жесткого ствола какого-то растения, поднялся и направился к холму, в котором мы укрывались. Я обошла костер, стараясь держаться от ягуара поодаль. Зверь хоть и был болен, но внушал страх и уважение. Сильные мышцы бугрились под бело-желтоватой шкурой, великолепной, блестящей, в черных пятнах. Подрагивали чуткие уши, крутой лоб хмурился от боли, влажные желтые глаза помутились. Я подбросила в костер немного сухих колючек. Стояла свежая ночь, и хотелось согреться, даже памятуя о вчерашнем аде.

Человек быстро вернулся с полной флягой. Сейчас я смогла лучше разглядеть его в свете костра. Черные волосы забраны в хвост, перевязанный кожаным шнуром. На одном конце шнура свободно закреплено истрепанное перо. Смуглая кожа, темные, очень усталые глаза. Одет он был в светлую рубаху и штаны из плотной ткани, на земле небрежно валялся многослойный большой плащ. На вид незнакомцу можно было дать и двадцать пять лет и сорок. Мелкий песок въелся в складки кожи, делая черты лица резче и старше.

Он налил воды в чашку, смочил кусок холстины и аккуратно промыл рану. Закончив, принялся рыться в мешке. Я поняла, что ищет он чистую ткань. Но, судя по первой перевязке, нужного материала у него не было – окровавленное полотно оказалось жестким и грубо вытканным, и никак не могло мягко и надежно удерживать края раны.

Я жестом привлекла внимание своего спасителя, затем сняла с себя мягкую домашнюю льняную рубашку и протянула ему, оставшись в одной тонкой майке. Незнакомец окинул меня быстрым взглядом и принял ткань, чуть склонив голову в знак благодарности. С помощью ножа разорвал рубашку на полосы и умело наложил добротную повязку. Затем дал зверю напиться, и раненый заснул.

– Как бы не взяла гниль, – проговорил он.

– Нужно обработать рану лекарством, – сказала я. – Хотя бы отваром подорожника или чистотела. Какие травы можно достать в этих местах?

Человек дернул углом рта:

– Ты откуда пришла? На поверхности толком ничего не растет большинство восходов.

Уже и забыла, где я…

Он протянул мне холщовую накидку вроде пончо с длинными рукавами.

– Вот, держи, – и, подумав, прибавил. – Люди называют меня Бьерг.

Голос у него был осипший, как случается при сильной простуде.

– Меня зовут Тэри, – отозвалась я, решив, что настоящее имя будет довольно непривычно для этого мира, а называть себя именем местной богини… мало ли, чем обернуться может.

Я спрятала озябшие ладони в бахромчатых складках. Одежда, хоть и согревала, но казалась такой, точно много лет пролежала на музейном складе, поедаемая молью. Или – я вздрогнула от внезапной ассоциации – будто ее сняли со старого трупа.

– Ближайшее селение в трети ночного перехода, – размышлял вслух Бьерг, обращаясь скорее к себе, нежели ко мне. – Мангу нужна помощь целителя.

Он замолк. Все ясно без слов. Зверю нельзя даже шевелиться лишний раз, а уж никакой переход ему и вовсе не осилить. Я осторожно коснулась жесткой, продубленной песками шкуры. Под загрубевшей шерстью угадывался мягкий подшерсток.

Где же я? В какую часть страны занесло? Представила схематичную карту, которую попыталась составить где-то в середине работы. Было, за что себя отругать! Увлекшись идеями и героями, я не слишком заморачивалась географией. Очень, очень зря.

– Сколько еще до рассвета?

Бьерг глянул на небо.

– Не больше четверти ночи прошло.

– Я не знаю, где ближайшее селение. Но могу остаться с твоим зверем, пока ты раздобудешь… лекарства.

И тут же завертелись мысли, перебивая одна другую. А что я буду делать, когда хищник очнется и увидит незнакомого человека? Чем его кормить? Но Бьерг сказал:

– До следующего заката он может не дотянуть.

Ох, нужно привыкнуть к тому, что дневные часы здесь в расчет не идут. Передвигаться можно только ночью. Бьерг встал и принялся упаковывать свой мешок.

– Что ты собираешься делать?

– Однажды Мангу вынес меня полумертвым из песков. Я буду плохим другом, если не сделаю то же самое.

Я оценила вес ягуара, затем взглянула на нового знакомого. Сила, конечно, в нем угадывалась, и немалая. Но протащить на себе беспомощную тушу по пескам, да и не пять минут ведь идти… Что-то подсказывало – шансы не пополнить собой бесчисленные скелеты пустыни у моих спасителей стремились к нулю.

– Постой. Можно сделать волокушу из твоего плаща.

Теперь Бьерг оценивающе посмотрел на меня, и пришлось поспешно добавить:

– Я помогу.

Предложенная конструкция Бьергу была явно знакома – управился в считанные минуты. Почему же он сразу не вспомнил об этом? В одиночку с волокушей непросто совладать в песках, зато вдвоем – шансы возрастают мгновенно. Не захотел просить о помощи. Неужели мой вид настолько не внушает доверия?

Он бережно уложил раненого зверя на плотный плащ, стянул концы. К двум противоположным углам привязал крепкие веревки. Костер он небрежно раскидал. Я сделала несколько глотков воды, смочила саднящую сожженную кожу на шее. Уже примерилась было взяться за край волокуши, но тут Бьерг бросил взгляд на мои босые ноги.

– Ты что, так и пойдешь?

Сказать по правде, я и забыла – мелкий песок был даже приятным для ступней, и травяные клочки под ногами совсем не доставляли неудобств. Но Бьерг посмотрел так, что сразу стало ясно – решил, что всерьез рассчитывать на меня нечего. Он снова порылся в своем мешке, и, как заправский фокусник, извлек пару старых плетеных мокасин.

Обувь оказалась слишком свободной, но я натолкала в мыски сухой травы, и вышло вполне терпимо. По крайней мере, несколько часов дороги должна осилить. Бьерг укрепил за спиной на ремне короткое копье с бронзовым наконечником. В складках одежды у пояса я заметила ножны, но хорошо рассмотреть оружие не было возможности.

…Никогда мне не забыть этот невообразимо огромный звездный шатер, шелест песка по ногами, мечущиеся взад-вперед тени ночных зверьков, черные очертания исполинских скальников ближе к горизонту, размеренное дыхание Бьерга, уверенно выбирающего нужный путь…

Он действительно петлял по абсолютно однородному темному пространству так, будто невидимые вешки отмечали дорогу. Идти было хоть и тяжело, но под ногами твердая опора ощущалась чаще, чем зыбкие пески. Руки я намяла быстро, но не жаловалась. Умный зверь лежал на боку, не двигаясь. Оглядываясь, мы встречали чуть виноватый взгляд. Где-то раз в полчаса отдыхали, делали несколько глотков воды из фляги и снова брались за веревки.

Небо на горизонте уже чуть посветлело, когда справа перед нами начала открываться гряда темных холмов. Мы свернули к ним. Несмотря на прохладную ночь, пот тек с меня ручьями, в боку кололо, руки покрылись мозолями и онемели до локтей от натуги. Ноги сбились в неудобной обуви, горели ожоги. Мой спутник тоже выглядел не лучшим образом, время от времени он останавливался и тяжело откашливался от песка и пыли.

Мы втянули волокушу в тень холма. Бьерг сбавил шаг и негромко просвистел незамысловатую мелодию. Подождал, прислушался, сделал мне жест, и мы остановились. Под ногами стлалась жесткая растительность – колючие ветви, корни, торчащие из песка. Волокушу тянуть по такой земле невозможно. Мой спутник бережно поднял ягуара, перекинул его через плечо, пошатнувшись от усталости. Я понесла плащ.

Мы подошли к треугольному проему в холме, и тут стрела с ярким оперением, приглушенным ночной мглой, ушла в песок в шаге перед нами. Я вскрикнула и подалась назад, Бьерг же спокойно остановился. Несколько секунд не происходило ничего, а потом раздался голос:

– Кто идет?

«Идет… дет…» – умножило эхо.

Мой спутник чуть приподнял подбородок и крикнул:

– Бьерг мародер!

«…родер… дер…» – передразнили холмы.

Снова тишина. Я молчала, решив за лучшее полностью положиться на Бьерга.

В глубине земляной пещеры послышались шаги, затем наметилось движение, и перед нами появилось несколько человек в бахромчатых светлых одеждах. В звездном свете легко различался блеск длинных ножен на поясах. Двое держали луки. На тетивы были наложены стрелы, наконечниками они смотрели в землю.

– И впрямь, мародер, – сквозь зубы процедил один из лучников. – Шел бы ты…

Его остановил резким движением ладони невысокий горбоносый парень, вышедший первым. В нем я угадала главаря.

– Доброй стражи, Тьерн, – обратился к нему Бьерг. – Я прошу убежища. Мой Мангу ранен, нам нужна помощь целителей.

Лучник сплюнул:

– Надо же! Людей не успевают лечить, чтоб еще за твою дохлую кошку…

И умолк под взглядом горбоносого.

– Добрых странствий и позднего восхода, Бьерг, – сказал главарь. – Для тебя вход, охраняемый мною, открыт всегда. А тебе, женщина, что нужно? Почему идешь вместе с мародером?

Тьерн посмотрел на меня в упор. Я помянула про себя старую поговорку, поучающую плавать, если швырнули в прорубь, и заговорила:

– Меня зовут Тэри. Иду из поселения Ласточки в Травники к своей тетке. Мои родные в Ласточках сгинули в песках. Я прошу временного убежища. Бьерг спас меня накануне из-под песчаного заноса, и я помогла ему дотащить сюда раненого зверя. Если мы будем терять время на разговоры, зверь погибнет.

Проговаривая названия, я уловила быстрый, брошенный искоса взгляд Бьерга. Про первое поселение я брякнула наугад – находилось такое на карте где-то на западе. Травники же были родиной Джера.

Стражник чуть прищурился, раздумывая:

– Хм… Неблизкий путь…

– Это правда, Тьерн, – сказал Бьерг. – Тэри помогла мне этой ночью, и справедливо будет, если она войдет в убежище вместе с нами.

Тьерн еще немного подумал и кивнул:

– Пусть будет так. Проходите.

Бьерг нес Мангу, и я уверилась в том, что мы поступили правильно, соорудив волокушу. Со зверем на руках он далеко не ушел бы по пустыне. Мы прошли через длинный узкий ход и очутились в широком ущелье. С обеих сторон возвышались скалистые холмы, поросшие тугими мясистыми лианами. Тут и там виднелись пещерки и проходы разных форм и размеров, естественного происхождения и выбитые нарочно. В страшную дневную жару можно было выжить, только схоронившись в холодных лазах.

Люди сновали по ущелью, из одной пещеры в другую, в неприметных одеждах, сосредоточенные и молчаливые. Все были заняты работой – перетаскивали тюки сухой травы, точили ножи, скоблили шкуры песчаных зверьков. Из пещер доносился запах готовящейся еды, сдобренный рыбным духом, от которого скручивало желудок – я не ела более суток. На нас обращали внимание, поглядывали с сумрачным любопытством. От людей веяло силой, собранностью и спокойствием.

Мы вошли в пещеру у самого подножия холма. В нос сразу ударил острый запах трав, неожиданный на фоне абсолютной засухи. Похоже, у целителей имелись хорошие запасы. Седая женщина сматывала на чистой доске полосы серой ткани в рулоны. Позади нее тянулся ряд деревянных сундуков. В стенах были выдолблены длинные углубления, в которых стояли керамические горшки, накрытые шкурами. В дальнем углу находился сложенный из глиняных кирпичей очаг, и валялись деревянные щипцы. Освещали пещеру жировики. Женщина подняла глаза, когда мы вошли, но не прервала занятия.

Бьерг бережно спустил с плеч раненого зверя. Целительница бегло глянула на него, руки сноровисто работали сами по себе.

– Где? – спросила она.

– В пустоши, – отвечал Бьерг. – На рассвете.

Женщина оставила работу, приблизилась, размотала повязку, осмотрела лапу и покачала головой.

– Ржавое лезвие. Слишком много времени потеряли.

– Я заплачу. Хорошо заплачу.

– Лекарств мало, – нахмурилась знахарка. – Людям нужнее.

Лицо Бьерга потемнело.

– Сколько нужно? – с нажимом спросил он.

Знахарка раздвинула края раны, поцокала языком. Мангу терпел, и в глазах его читалась почти человеческая боль и бессилие.

Бьерг запустил руку за пазуху и кинул на землю связку зеленоватых монет с отверстиями посередине. Знахарка отпрянула и наложила на себя странный знак, как будто хотела оберечься.

– Проклятые деньги, – пробормотала она.

– Это всего лишь деньги, – сказал Бьерг. – Так что?

Женщина покосилась на монеты, нанизанные на шнурок, и снова углубилась в изучение раны. Затем отошла, подняла крышку одного из сундуков и принялась копаться в нем. Бьерг, в свою очередь, развязал заплечный мешок, отозвавшийся звоном и треском, и достал оплавленный браслет из желтого металла.

Ого! Да мой спутник не так уж плохо устроился во время всеобщего бедствия.

Когда знахарка вернулась, он протянул ей украшение.

– Держи. Это чистое золото. Потом купишь все, что нужно, в других селениях.

Женщина смотрела на браслет, и на ее лице боролись страх и жадность.

– Добыча мародера до добра не доведет, – забормотала она, но приняла золото. – Скоро ничего не останется и у других. Говорят, меткий стрелок ищет дорогу к Солнцу. Ох, горе нам, если он сгинет…

Я вздрогнула.

– Стрелок?

Знахарка посмотрела на меня мутными подкисшими глазами.

– Ага, стрелок. Люди бают, старая шаманка снарядила его в путь по завету предков. Долго ли, коротко ли идти охотнику, но настигнет он Солнце, пронесется верная стрела и закатится оно навеки. Так говорит легенда, такие вести разносят люди.

– Ложь, – бросил Бьерг. – Людям хочется во что-то верить, вот и выдумывают.

– Ага, – знахарка расплылась в ухмылке, в которой недоставало нескольких зубов. – Тебе-то, мародер, чего верить? Тебе-то радоваться впору, вон сколько золота нагреб…

– Не каркай, ворона древняя, – жестко оборвал ее Бьерг. Он огладил Мангу от головы до хвоста и обратился к нему, – Потерпи, брат, поспи. Я скоро вернусь к тебе, – и снова знахарке. – Вылечи его. Если за мной останется еще долг, уплачу. Ты знаешь, я не обману.

Женщина положила руку на лоб зверя и закивала.

– Приходи через закат, там и поговорим.

Оставив Мангу на попечении целительницы, мы с Бьергом отправились в пещеру старейшин. Все люди в селении были заняты работой, и каждый, кто останавливался здесь хотя бы на две ночи, должен был приносить пользу общине. Быстро перебрав в уме свои немногочисленные навыки, я решила, что достаточно пользы от меня может быть в плетении циновок и другой утвари. Бьергу было решительно все равно, чем заниматься, и седоусый старейшина велел ему навить веревок из крапивы. После короткого разговора Бьерг задержался и отсчитал старейшине несколько монет, крупнее тех, что отдал знахарке. Поджидая его у выхода, я не слышала, о чем они говорят, но видела, что старейшина смотрит на зеленоватую бронзу чуть ли не с отвращением. Но, как и целительница, монеты взял.

Мы забрались в пещеру, на которую указал нам старейшина. В ней ничего не было, кроме двух лучин, торчавших в расселинке, да охапки сухой травы на каменном полу. По прошествии ночи я чувствовала к своему спутнику еще большее доверие, чем после моего спасения. А он, похоже, проникся ко мне уважением после тяжелого ночного перехода.

Бьерг зажег лучины и кинул мне кресало.

– Держи. Разведи огонь.

У стены валялось несколько корней и колючих веток. Я разложила маленький костерок в глубине пещеры. Бьерг ненадолго ушел и вернулся с пропитанным жиром туеском, полным воды. Я подвесила его за плетеную ручку на каменном выступе над огнем.

Мой спутник достал из мешка связку полосок сушеного мяса, нанизанных на нить, и сказал:

– Ешь, ты голодная.

Увидев еду, я тут же сглотнула набежавшую слюну. Сутки голодания и невообразимое напряжение последних часов давали о себе знать. Саднили набухшими мозолями ладони.

Мы пили ничем не заправленный кипяток, и делили походную пищу. Я поймала себя на том, что дремлю с глиняной чашкой в руках. Бьерг затоптал костерок, стянул сапоги и улегся на солому, предусмотрительно отделив мне охапку. Я допила воду, загасила лучины и свернулась клубком, закуталась в пончо, стараясь зарыться в траву поглубже.

Не чувствуя ничего кроме абсолютной эмоциональной и физической измотанности, я заснула в одну секунду.

Глава 5

Далеко за пределами реальностей, меж бесконечными рядами стеллажей, доверху набитых книгами, прогуливались двое. Солнечные лучи проникали сквозь стеклянный потолок и золотили седые волосы мужчины. Длинный шлейф богатого платья женщины тянулся по пыльному полу. Они негромко разговаривали, и этот разговор длился уже давно.

– И все же, Демиург, я продолжаю держаться мнения, что мы поступаем неразумно, доверяя Амгалану эту задачу целиком.

Мужчина неспешно вышагивал, заложив руки за спину, смотрел в потолок.

– Да, Гермия, ему не равняться с теми, кто был раньше. И, конечно, никогда не заменить погибшего Разрушителя. Но он талантлив, а нам требуется помощник.

Дрогнули длинные ресницы.

– Неужели во всех мирах больше не найдется ни единого таланта?

– Он сам воззвал к нам. Он упорен и не сдается. Создание миров ему никогда не постичь, но разрушать – почему бы и нет?

– Тем не менее, ему не удалось с первого раза, – с мягким нажимом отвечала женщина. – Ему помешали.

Тонкие губы мужчины чуть растянулись.

– Те-ринга, – проговорил он, растягивая слоги. – Интересный творец.

– Она оказалась сильнее Амгалана, раскусила его замысел, как скорлупу. Я бы не отказалась взглянуть на нее поближе. Быть может…

Невысказанные слова зазвенели в воздухе. Мужчина любовался потолком, прищурившись.

– Я наблюдала за ними, – продолжила женщина. – Пусть Теринга полюбила своего героя, но она была готова уничтожить его во имя идеи. Ей всегда хотелось творить еще лучше, мощнее, реальней, и она готова жертвовать ради этого жизнями.

– Амгалан тоже легко жертвует, – заметил Демиург.

– Но даже если Амгалану удастся сжечь этот мир, возродить руины заново ему нипочем не удастся, – парировала Гермия.

– Разве ты не станешь сама заниматься созиданием?

– Я одна, Демиург. Мои чаны полны замешанной глины, а в паутине еще достаточно просветов. Увы, боюсь мне не вытянуть все возможности грядущего мира. А Теринга молода, амбициозна, с ясным взглядом. Если ее талант объединить с замыслом Амгалана, новый мир может стать бриллиантом в мировой паутине…

Меж стеллажами слева показался просвет. Огромное пыльное окно начиналось от пола и уходило вверх. Сквозь стекло лился мягкий свет заходящего солнца. Оранжевым подсвечивались облака, а в них парил легкий востроносый корабль с черными парусами и черным развевающимся флагом.

В единственной каюте, склонившись над маленьким столиком, сидел курчавый черноволосый юноша в алой повязке. Закусив губы, он скрипел пером по бумаге, то и дело обмакивая его в тяжелую чернильницу. По всей каюте были разбросаны исчерканные и исписанные листы, стопками громоздились на прикрученных к стене полках, на кровати, под столом…

Юноша писал, пальцы его покраснели и стерлись, несколько мозолей вскрылось, и кровь смешивалась с чернилами на бумаге. Он был бледен и изможден, под глазами синели круги. Наконец, последняя фраза появилась на листе:

«Алое Солнце закатилось вновь, и люди стали просыпаться в подземных убежищах»

Едва поставив точку, юноша уронил перо, сполз со стула, на четвереньках добрался до маленького бара в виде глобуса, извлек бутылочку темного стекла и принялся жадно пить.

– Добьете вы себя, мэтр.

Писклявый голос доносился откуда-то сверху. Амгалан поднял глаза и увидел карлика, который раскачивался на люстре в виде штурвала.

– Сгинь, – бросил автор.

– Что ж так грубо – «сгинь»? Непрофессионально, мэтр.

Амгалан швырнул в карлика опустевшей бутылкой. Книжный Червь проследил за снарядом, что пролетел в полуметре от его носа, спрыгнул с люстры, взобрался на рабочее место и принялся изучать листы.

– «Алое Солнце сжигало селение за селением…» – нараспев продекламировал он. – «Несчастный чувствовал, что жилы его горят, как веревки в костре…» Бр-р-р! – передернулся карлик. – Жуть берет. Только что-то это вы вокруг да около? Столько народу поодиночке перебили, а Герой не дается, а?

Амгалан зубами содрал пробку с очередной бутылки. По каюте распространялся сильный аромат кофе.

– У меня кончается вдохновение, – пробормотал он заплетающимся языком.

– А у меня – терпение, – в тон ему подхватил карлик. – Не находите, что я достаточно послужил?

Тут глазки Червя плотоядно оглядели полки. Ближе к полу был устроен шкафчик, закрытый на ключ. Карлик впился в него взглядом.

– Мэтр, ну право слово…

Амгалан растянул губы в улыбке и покачал длинным мозолистым пальцем.

– Но-но, червяк. Всему свое время.

– А если оно не настанет?! – взвизгнул карлик. – Да вы ж умрете от изнеможения раньше, чем этот мир уничтожите! И что мне тогда делать?! Вы мне хоть скажите, где ключ?..

Но Амгалан не слушал.

– Мне нужно вдохновение, – бормотал он, разглядывая плещущуюся в бутыли темную жидкость. – Озарение. Мне нужна… Дьявол! – глаза автора вдруг вспыхнули.– Эй, Червь! Ключ, говоришь? Скажу я тебе, где ключ. Только сначала найди-ка ты мне музу. Тогда поговорим.

– Музу? – карлик почесал длинный нос. – Вам какую, мэтр – блондинку, брюнетку, с крылышками, без? Особые предпочтения? Ласковую, покорную, изобретательную?

Амгалан вылил в себя остатки питья.

– Настоящую, – прошептал он.

Глаза карлика недоверчиво распахнулись.

– Нас-то-я-щу-ю?.. нет-нет, мэтр… Вы не понимаете, что говорите. Вы никогда не сталкивались с ними, вы не потянете… Мой вам совет, лучше будет…

– Я не просил совета, – перебил Амгалан. – Выполни приказ – и ключ в твоих руках. Приведи настоящую, правдивую музу. А я уж найду с ней общий язык.

Карлик вздохнул, еще раз покосился на шкафчик и аж облизнулся от предвкушения.

– Так и быть, пеняйте на себя… – он раскрыл было рот, чтобы прогрызть проход, но вдруг передумал. – Да, мэтр, вы б о Теринге все-таки подумали. Музы ее поболе вас любят, такого б союзника вам…

– Надо же, какой удачный разговор, – послышался голос от дверей. – Думаю, продолжу я его сам,

Щелк! На месте, где только что стоял Червь, остался тонкий пучок серебристых нитей. Амгалан оперся рукой о бар, приподнялся на одно колено, склонил голову и произнес срывающимся голосом:

– Приветствую, господин Демиург.

Алое Солнце закатилось вновь, и люди стали просыпаться в подземных убежищах.

Бьерг отправился навестить Мангу с двумя крупными рыбинами, выменянными у местных жителей. Рыба, выловленная в подземных реках и озерах, составляла значительную часть рациона людей. Поселения возникали в холмах и скальниках, где было достаточно выходов подземных вод ближе к поверхности.

Я слонялась по селению, заводила разговоры с людьми, подсаживалась к кострам. Строила из себя любопытную девочку и разузнавала сплетни о таинственном стрелке, что решил бросить вызов Алому Солнцу. Ничего, впрочем, нового я не вынесла из разговоров – мол, в каком-то селении шаманке открылось видение, что великий охотник сразит Солнце, и так далее… Охотника снарядили, вручили волшебный лук и отправили туда-никто-не-знает-куда. Ни имени героя, ни хотя бы названия его родного селения никто не знал. Точнее, названий мне огласили с десяток – каждый путник с подвешенным языком считал своим долгом гордо сообщить, что славный герой вышел именно из его селения. Разумеется, точное направление похода тоже оставалось неизвестным. А те, кто постарше да поумнее, и вовсе грустно говорили, что стрелок – только красивая легенда, чтобы люди не теряли надежды на возвращение старых времен. Как бы там ни было, главное я узнала – Джер действительно вышел в поход к радужному мосту. Любые сплетни имеют под собой основания. Осталось продумать, как и где мне найти его. При мысли отправиться в пустыню в одиночестве брала дрожь, да и идти наугад бессмысленно. Можно прибиться к кому-нибудь из сплетников-путешественников, чтобы хоть как-то сориентироваться в этом мире, оказавшимся таким незнакомым. Путешествовали между пещерными селами, в основном, торговцы. Днем и ночью пещеры посменно охраняли стражники.

Ночь была прохладной и звездной, костры ярко освещали ущелье. Я перебирала травы, отделяя пригодные для плетения волокна, и заметила у костра неподалеку Бьерга в компании Тьерна и еще нескольких мужчин. Стражник разглядывал при свете огня кривой нож, одобрительно кивал, передавал его товарищам. К мужчинам подошла юная красивая девушка с роскошными черными косами. Бьерг улыбнулся ей, что-то весело сказал, девушка зарделась и присела рядом. Мой спутник протянул ей отрез тонкой яркой ткани. Девушка кокетливо приложила ткань ко лбу, Тьерн сделал одобрительный жест.

Вдруг послышалась ругань, юную красавицу грубо схватил за руку пожилой мужчина, по-видимому, отец, и потащил ее прочь. Горбоносый стражник встал, примиряюще положил ладонь на его плечо, заговорил. Девушка умоляюще смотрела на отца, а тот метал на молодых людей молнии из-под густых бровей. Он отпустил девушку, и злобно бросил несколько слов в сторону Бьерга. Тот не обратил внимания. Старик ушел, изливая ругань на все ущелье, девушка снова принялась примерять платок. Тьерн укрепил на перевязи нож и передал Бьергу в обмен крепкую флягу из выделанной шкуры.

Я сгребла травы и подошла к ним. Бьерг улыбнулся мне:

– Садись, Тэри, – и обратился к стражнику, точно продолжая прерванный разговор. – Вот, Тьерн, без нее нас с Мангу уже давно занесло бы песком.

Тому, что ягуар попал в беду из-за меня, он значения, похоже, не придавал.

– Друг Бьерга мародера – мой друг, – отвечал Тьерн. – Рина, сестричка, ну сколько можно выбирать?!

Девушка все разглядывала тонкую ткань, которая вблизи оказалась действительно красивой.

– Тебе очень идет, – искренне сказала я, любуясь тем, как убор гармонирует со смуглой кожей и блестящими волосами.

– Отец недоволен, – вздохнула Рина. – Не могу понять, за что он тебя так не любит, Бьерг.

– Меня много кто… ч-черт…

Неожиданный приступ кашля оборвал слова Бьерга. Около минуты он надсадно кашлял, потом отдышался, вытер лицо платком. Я с тревогой смотрела него.

– Все в порядке, – хрипло сказал он в ответ на мой взгляд. – Тебе, думаю, после вчерашнего тоже несладко, – он выразительно кивнул на мои ладони.

Да, перебирать траву неловкими незажившими пальцами – то еще удовольствие.

– У меня еще кое-что есть для тебя, Рина, – как ни в чем не бывало, обратился Бьерг к девушке и достал из мешка, который мне уже стал казаться бездонным, монисто из маленьких бронзовых подвесок в виде лошадей.

Девушка ахнула при виде украшения, и я ее понимала. Искусно и тонко сработанное, оно могло превратить в принцессу любую замарашку, не говоря уж о красивой девушке.

– Какая красота! – воскликнула она. – Но… это слишком, слишком дорого… отец никогда не позволит…

– Забирай так, – с улыбкой сказал Бьерг. – Дарю. Я тащил его для тебя переходов двадцать.

– Для меня? – красавица не поверила ушам. – Бьерг, лучше тебя никого нет!

И Рина от избытка чувств бросилась ему на шею.

– Балуешь ее слишком, – с легким неодобрением сказал Тьерн.

– Ничего, – Бьерг потрепал девушку по макушке. – Ей замуж выходить, пусть красуется. Да, мышонок?

– Не хочу замуж! – капризно воскликнула Рина. – Если только за такого, как Бьерг!

Спутник мой снова улыбнулся, поддразнил девушку. Стражник охотно включился в шутки.

Рина упросила брата взять красивый платок. Тьерн сдался и передал Бьергу взамен туесок с медвежьим жиром. К костру подсели еще несколько людей. Бьерг извлекал из мешка разные вещи – металлические чашки, украшения, ножи, наконечники стрел. Люди разглядывали их, проверяли качество бронзы, ударяли по рукам, доставали свои припасы.

Я занималась сортировкой трав и наблюдала за людьми, за Бьергом, за их ночной жизнью. Все вокруг было таким настоящим, таким реальным! Вот Рина кокетливо улыбается Бьергу, вот Тьерн подтягивает ремни мокасин, вот проверяет на прочность нож мужчина с повязкой на лбу. Гоняются друг за другом, возятся в земле голоногие мальчишки лет пяти. Запахи жареной рыбы, шорох травы в моих руках, мерцание звезд, дуновение ветра, нависающие над ущельем, изрытые пещерами скалы – как обратить все это в слова на бумаге?! И мой роман мне показался вдруг бледным и бесталанным по сравнению с этой настоящей, сильной и страшной жизнью.

Задумавшись, я вдруг заметила, что Бьерг внимательно изучает меня, пока люди обсуждают его товар, будто пытается разгадать загадку. Я ответила ему спокойным взглядом.

К середине ночи я и Бьерг бродили по окрестностям пещерного селения и собирали пригодные для работы травы. В тени одной из скал раскинулся небольшой лесок. Обычная влаголюбивая растительность давно погибла, зато на смену ей пришла иная – грубые стволы и стебли, мясистые листья, сухие с виду колючки. У всех растений была мощная корневая система, уходящая на многометровую глубину. Толстая, изжаренная солнцами, кора скрывала под собой тончайшие водоносные капилляры. Широкие листья у самой земли накапливали воду, а от гибели их защищало плотное сплетение колючек и игл в кронах.

Время от времени в стране наступали дни дождей. Небо плотно заволакивали тучи, сквозь которые бессильно было пробиться даже Алое Солнце, и ливни щедро орошали и насыщали почву. Дожди могли идти от пары дней до сезона-двух. Они будили измученную дремлющую флору, и буйные зеленые побеги в считанные часы вырывались из-поз земли, оплетали скалы, взметывались жесткие травы. По завершении дождей хрупкие растения гибли в первую же Алую Зарю. От них оставался только сухостой и высушенные волокна. Их можно было использовать в хозяйстве – плести циновки и корзины, набивать постели.

Бьерг выдирал сухую траву с корнем, неподатливые растения подрубал у самой земли широким мачете. Я сгребала добычу в мешки.

Мы присели отдохнуть под скалой. Бьерг принялся тщательно чистить мачете куском холста. Для витья веревок он отбирал толстые стебли, похожие на конопляные. Потом их нужно было хорошо вымочить в воде, разделить на волокна, свить нити, а из нитей – шнуры разной толщины вплоть до каната, на котором можно было протащить по песку нагруженную, сделанную из полого ствола лодку.

– Почему тебя все зовут мародером? – спросила я, глотнув воды из фляги.

– Потому что я мародер, – отвечал он.

Потрясающе. Как же я сама не догадалась? И логично ведь, не поспоришь.

Бьерг заметил мою озадаченность и спросил:

– Неужели ты никогда не слышала о нас?

Я покачала головой.

Он коснулся пальцами коричневого пера в волосах.

– Это перо стервятника, наш символ, опознавательный знак мародеров. Странно, что ты не обратила внимания. Мы – падальщики, которые питаются останками погибших в песках, – мой спутник придирчиво оглядел мачете и начал его полировать до блеска. – С первыми же Алыми Восходами люди, не сумевшие спрятаться от жара, гибли на месте. Погибших заносило вместе с их домами и всем имуществом. Люди, которым удалось бежать, попрятались по глубоким пещерам и холодным скальникам, им пришлось вести самую бедную жизнь, какую только можно представить. Перед пустыней большинство испытывают дикий страх, людей не заставишь и шагу ступить на мертвую землю. Но я совсем не хотел прозябать под землей, питаясь дарами подземных рек.

Песчаные мародеры выходят в пустошь в поисках погребенного добра. Когда наступает ночь, мы добываем из остывающих песков посуду, бронзу, одежду, украшения – все, что сохраняется. Обыскиваем трупы, которые давно превратились в мумии. Или недавно – много людей гибнет в песках и сейчас. Иногда удается найти еду, которую можно использовать – мешки с прокаленным зерном, провяленное мясо. Все это мы приносим людям в ближайшее поселение, где добычу меняем на нужные вещи, на дневной отдых и пищу. Мы нигде не останавливаемся подолгу, постоянно переходим от одного поселения к другому. Песчаных мародеров многие не слишком привечают, ведь мы постоянно копаемся на огромном кладбище и тревожим погибших. Но редко бывало, чтобы юная красавица отказывалась от золотого ожерелья или старейшина не принимал мешок прокаленного пшена.

Я невольно опустила глаза на пончо, которое мне дал первой ночью Бьерг. Значит ассоциация не подвела – не так давно одежда была собственностью одной из мумий. Я передернулась, но тут же заставила себя с благодарностью подумать, как согревает эта ткань холодными пустынными ночами.

Бьерг обмахнул холстиной рукоять, машинально провернул мачете в ладони.

– Я давно так живу. Ночами путешествую и перекапываю могилы, днем отдыхаю в холмах да пещерах. Волей-неволей приходится держаться ближе к горным цепям, но, бывает, я увлекаюсь, как тем утром… Мы ушли слишком далеко на восток и я едва не пропустил восход. Нам пришлось мчаться к убежищу во весь опор, но Мангу чутким нюхом издалека уловил незнакомый запах и внезапно свернул с прямого пути, не обращая внимания на мой зов. Это он нашел тебя под камнем. Мангу силен, и некоторое время может пронести на себе человека, и только его, а не меня ты можешь благодарить за спасение.

Он встал и снова отправился на поиски растений.

Я молчала. Да и что говорить? Неуместно рассыпаться в благодарностях перед тем, кому обязан жизнью. Единственное, что можно сделать – отплатить тем же.

Вспоминая жесткую шерсть ягуара под сведенными от напряжения руками, я вдруг подумала – а что случилось бы с миром, если б Бьерг не задержался посреди пустыни, и я осталась бы лежать, сожженная лучами Алого Солнца? Что будет, если я вдруг погибну? Неужели исчезнут оба солнца, и эта пустыня, и колючие неприветливые растения, таящие влагу в корнях на многометровой глубине? Не может быть, чтобы канул в небытие храбрый и вспыльчивый Джер, и никогда не существовало бы великолепных влажных глаз огромного ягуара… Неужели жизнь Бьерга, странного человека, выбравшего тяжелый путь, зависит от моей прихоти – набросать несколько строк или ну их?

Додумывая эту мысль, я вдруг сообразила, что никакие мародеры и намеком не упоминались в моем романе, и выдумать их я никак не могла.

Что же происходит? Вначале меня едва не убил мир, который я сама же и описала. Затем узнаю о нем подробности, о которых и подумать не могла. Кем же является Таня, Тэри, Теринга и нужна ли она здесь вообще? Я вспомнила, как рвалась к ноутбуку, чтобы сохранить окончание романа. Поставить точку в жизни героя.

Джер… где ты сейчас? Он пришел через миры, чтобы остановить меня, не дать наделать ошибок. Не уверена, могу ли я повлиять хоть на одно дуновение ветра в этом мире, но точно знаю – мы со Стрелком связаны накрепко, крепче родственных, любовных, дружеских уз. Мы как две части единого целого, одному без другого невозможно здесь жить, чувствовать, бороться в полную силу. Мне без Джера страшно и неуютно под смертоносным Солнцем, на бой с которым мы смело шли рука об руку. Сможет ли он один, без меня, добраться до радужного моста? Что он сейчас чувствует, о чем думает, какие планы строит?.. Я зажмурилась, стараясь как можно четче вызвать образ своего героя, и вдруг сильная боль запульсировала в голове, во рту пересохло, а ноги начали неметь.

– Джер… – простонала я и вцепилась пальцами в сухую землю. – Держись, родной мой…

«Я с тобой, я рядом! Вот моя рука, возьми мою силу, держись, сражайся, я тебя не оставлю…»

Глава 6

Джер прижался к холодной каменной стене, всеми силами стараясь уберечь больную ногу. Поднял нож, готовый ударить в любой миг. Он слышал, как змея исследует стены западины, направляется к его укрытию. Стрелок весь подобрался для удара. Боль в ноге уже эхом начинала отдаваться в мозгу. Еще одна порция яда – и ему больше не подняться.

Вдруг за спиной послышался шум, точно десятки птиц одновременно поднялись на крыло. Джер быстро обернулся, и ему тут же пришлось упасть навзничь – прямо в лицо из глубины пещеры летела целая стая летучих мышей. Он закрыл голову руками, а зверьки стремительно прошелестели над ним. Пещера наполнилась визгом, скрежетом, и сквозь какофонию звуков явственно пробивалось яростное шипение. Джер выглянул из укрытия и увидел, что летучие мыши буквально раздирают на части огромную змею. Десяток ударов сердца – и от твари осталось лишь несколько клочков шкуры.

Из глубины пещеры снова послышались звуки – на этот раз, легкий топоток. Несколько пар маленьких ног мелко ступали по каменному полу. Сознание Джера начало туманиться. Тут перед его лицом очутился маленький фонарик, внутри которого ползали светлячки, а в свете фонарика – востроносая мордочка с круглыми белесыми глазками.

Существо чуть склонилось, быстро обнюхало ногу охотника и скомандовало визгливо:

– Помочь!

Тут же еще несколько существ вынырнули из темноты и сноровисто принялись за рану – зажурчала вода из маленького бурдючка, затрещала ткань штанины, ноздри защекотал ароматный дымок. Одно из них приникло бархатистым ртом к ране и принялось высасывать яд.

Первое существо продолжало разглядывать Джера в свете фонарика.

– Ты кто? – осведомилось оно.

Охотник из последних сил боролся с ядовитым туманом в голове. Ему удалось выдохнуть:

– С-с-стрелок…

Неизвестно, с чего ему на ум первым пришло не собственное имя, а слово, которое яростно шипели алые змеи. Но подумать об этом не удалось – в нос ударил запах паленой кожи, а в следующий миг боль из раны выстрелила через все тело, и Джер впал в забытье.

Подземные лабиринты, один другого запутаннее, раскинулись под миром Двух Солнц. С самого творения мира укрывались в них те, о ком лишь смутно подозревали сами Создатели. Духи, древние, как сама Древность, хранили мир изнутри и поддерживали его жизнь, когда отворачивались даже небесные боги. Люди опасались спускаться в пещеры слишком глубоко, повернувшего за запретный поворот немедленно атаковали стаи летучих мышей и выгоняли обратно на поверхность.

Все ниже и ниже спускалась по темным коридорам странная процессия. На носилках из рыбьей кожи лежал герой, бледный, с испариной на верхней губе. Шестеро подземных жителей несли его, еще двое шли позади и впереди с фонарями в руках. Был слышен плеск вод, что питали огромные пещерные озера. Реки, которые выходили ближе к поверхности стали спасением для людей в страшные Алые времена – они изобиловали рыбой и земноводными, снабжали водой и пищей. По рекам плавали обитатели подземелий в легких лодчонках, обтянутых кожей рептилий. В одну из таких лодочек и уложили поверженного героя. На тонком загнутом носу был укреплен фонарь из рыбьего пузыря, два подземных жителя с белесой кожей оттолкнулись от каменного берега и устроились один на носу, другой – на корме.

Уносимая стремительным течением вод, лодочка скрылась в черном тоннеле.

Оказывается, смерть не так и ужасна. Ты просто находишься за пределами своего мира и равнодушно рассматриваешь, как он растворяется в небытии. Это ничуть не больно, и даже не страшно. Это… никак. И Джера такое состояние полностью устраивало. Осознание «я умер» вошло в тело и осталось там, спокойное и расслабляющее.

– Держись, родной мой…

Кто это? Такой странный голос, наполняющий силой, звонкий, встревоженный, чуть со слезами… Не может быть такой страсти в этом пространстве без единой эмоции.

– Я с тобой, я рядом!

Джер взметнулся, внезапно ожившее сердце само рванулось из небытия за отчаянным голосом.

– Вот моя рука, возьми мою силу!

Герой бросился за ускользающим образом через мертвое пространство. Умереть, так никогда и не увидев ее? Нет! Гори оно все огнем, и жизнь и подвиги, и целые страны – но расстаться с возлюбленной богиней, даже ни разу не коснувшись ее руки – нет!

– Сражайся, я тебя не оставлю…

Голос терялся, зато возвращалось осознание себя в мире.

Со стоном Джер раскрыл глаза.

По телу разливалось тепло, изгоняя боль и озноб. Чьи-то ловкие руки отирали больную ногу и тут же сменяли прохладную мокрую ткань на лбу.

– Те-рин-га… – простонал охотник. – Тэ-ри…

– Тише, – нежные пальцы легли на его губы. – Все хорошо.

– Где ты… – Джер слабо поднял руку, коснулся хрупкого предплечья. – Это ты?.. Ты, возлюбленная?..

Огромные светло-голубые глаза сверкали в слабом свете фонаря. Бледная до прозрачности кожа посверкивала капельками воды, длинные, почти белые волосы касались его лица.

– Отдыхай. Опасность миновала. Ты справился с ядом.

Джер пошел на поправку быстро – подземные жители знали свое дело, да и железное молодое здоровье не подвело. Отлежавшись две ночи, охотник отправился на разведку по пещерам, чтобы разогнать последние капли яда. Подземные проходы освещались все теми же фонарями из рыбьих пузырей, подтеки воды мерцали на стенах, срывались капли с известняковых наростов.

Самым обидным и нелепым оказалось то, что Джер в забытьи выпустил из рук единственное ценное, что было в его жизни – прадедушкин лук, верного спутника и спасителя. Охотник ощущал себя предателем худшим, как если б он бросил на произвол судьбы человека. Его спасители не придали неведомому оружию никакого значения, спешно унесли героя в глубины подземелий. И вот лежит где-то там, наверху, его лук, надежда всего мира. Лежит и ждет своего хозяина. А ну как неразборчивый странник спалит его в костре, одни костяные накладки останутся?..

Сей же час Джер был готов мчаться наверх, только вот дороги не разобрать. Безошибочно умеющий нащупать неуловимую тропу в беззвездной темноте, в царстве холодного камня охотник чувствовал себя связанным и слепым.

Плеснула вода. Из пещерной мглы появилась лодочка. На корме, освещаемая тусклым фонарем, различалась изящная фигурка с веслом в руках. Светлые волосы спадали ниже пояса, и вся она точно светилась мягким голубоватым сиянием.

Проскребло по камням обтянутое кожей днище. Лодочница отложила весло, сняла с шеста фонарь и легким прыжком перебралась на берег.

– Ты сделан из алмаза, Стрелок, – сказала она, и голос нежнейшим колокольчиком прозвенел во мраке подземелья.

Джер смутно припомнил это лицо, склонившееся над ним, расплывающееся в бреду.

– Как отблагодарить тебя за спасение, прекрасная незнакомка? – Джер призвал на помощь все немногочисленные основы учтивости, которые мог знать простой охотник.

Девушка рассмеялась, и ее звонкий голосок наполнил жизнью окружающую мглу.

– Не меня благодари. Отца моего, духа подземных вод чти, который послал слуг на помощь. Это он узрел, что дикие нездешние силы рвутся в наше обиталище. Никогда не позволят подземные духи врагу ворваться в основы мира.

– Впервые я видел, чтобы змеи сами набрасывались на человека, – сказал Джер. – И среди пустынных тварей не встречал таких гадов…

– Это не земные чудовища, – покачала головой девушка, и отблески фонаря вспыхнули на ее волосах. – Небесные боги послали их на твою погибель.

«Сссссстрелок…»

Джер вспомнил явные человеческие слова, исторгаемые змеиной пастью.

– Боги… – прошептал он.

Богине Теринге молился он той ночью. И вновь прошла мимо него смерть. «Слава Солнцу!» – шипели змеи. Значит, прознали о его замысле иные боги, злые духи, подослали чудовищ, призванных уничтожить героя.

Но если неведомые боги сами встают на пути у героя, значит, им никто не мешает? Значит, исчезла защита, хранившая его от иных сил? Значит…

Потеряв на миг голову, Джер бросился в первый попавшийся проход. Но через несколько шагов споткнулся и запрыгал на здоровой ноге, подволакивая вторую за собой. Девушка осторожно заглянула в пещеру, смеющимися глазами разглядывая героя.

– Ты куда это, как нетопырем укушенный?

Охотник, ругаясь про себя на все лады, заковылял обратно.

– С Терингой что-то случилось! – заговорил он запальчиво. – Я уверен, с ней беда! Она не позволила бы никому из богов вот так прямо нападать на меня!..

– Теринга? – осторожно переспросила девушка. – Кто это? Ты постоянно повторял это имя в бреду.

– Это моя богиня, мой хранитель, мой друг! Моя… возлюбленная! – Джер едва не взорвался. Он был готов отрубить себе больную ногу, только бы не мешала идти. – Я должен найти ее, должен… – он бессознательно вскинул руку за плечо и ухватил пустоту пальцами. – Должен найти мой лук! На меня надеется весь мир, а я сижу тут и теряю время!

Девушка слушала его, перебирая пальцами подол голубого платья, и в прозрачных глазах ее плескались реки.

– Покажи мне выход на поверхность, прошу тебя, – Джер заглянул девушке в лицо. – И моя благодарность не будет знать границ, я сделаю для тебя все, что в моих силах, если только вернусь из похода живым.

– Ты далеко не уйдешь с такой раной, – сказала она. – А боги… – тут в ее голосе прорезалось нескрываемое презрение. – Сядь в мою лодку, Стрелок. Я покажу тебе, где живут истинные боги.

Мчалась по подземной реке быстрая лодочка, на корме сидел Джер, а длинным веслом играючи орудовала стройная девушка в голубом платье. Штаны и рубаха героя превратились в лохмотья после схватки, но на перевязи уцелел охотничий нож. Плотный плащ в подземельях оказался кстати – холод и сырость пробирали до костей. Досадно было то, что бледная незнакомка, похоже, не чувствовала холода, легкое платье полностью открывало руки и плечи, потоки воздуха обрисовывали красивую фигуру.

Они проплывали мимо крохотных пещерок и огромных зияющих проемов, вдоль берегов поблескивали золотые жилы, тускнели россыпи халцедонов, сердоликов, кремниев. Миновали бесконечные ровные плато и целые залы из переплетений сталактитов и сталагмитов. Иногда встречались обитатели подземелий – они были разными, высокими и низкими, худыми, с белесой кожей и длинными носами. У некоторых имелись хвосты, как у ящериц. Многие рыбачили с берегов кривыми удочками. Один раз они спугнули фонарем стаю летучих мышей, которые с пронзительным визгом понеслись против течения.

Но вот остались позади живописные и населенные места, и вокруг вместе с тьмой стала сгущаться тишина. Затихла ругань летучих мышей, не плескалась в реке рыба, не видно было больше странных существ, населявших подземелья.

– Как тебя зовут? – спросил Джер, когда молчание стало нестерпимым.

– Илайна, – отозвалась девушка.

Она подогнала лодку к каменному мысу. Джер, прихрамывая и проклиная больную ногу, выбрался на берег. Они оказались на большом плато, уходящем вдаль. Девушка взяла фонарь и первой направилась вперед. Босые ноги неслышно ступали по ровному камню. Джер ковылял, стараясь не отставать. И вдруг он увидел, что буквально в нескольких шагах впереди плато круто обрывается. Илайна остановилась, охотник взял у нее фонарь и осторожно подошел к самому краю обрыва.

Чернота, тьма темнее самой непроглядной ночи уходила вперед и вниз, вниз, вниз… У Джера, прославившегося храбростью на много поселений, подкосились колени. Абсолютная тишина царила в этом месте, страшная, давящая. Сколько ни протягивал Джер фонарь во тьму – чернота поглощала свет, и неустрашимый герой чувствовал себя беспомощным и никчемным перед величием этой бездны.

Илайна подошла и села на самый край обрыва, свесив ноги. У Джера, который никогда не боялся высоты, закружилась голова.

– Твои боги, – прошептала Илайна, обратив лицо к бездне. – Твои небесные боги – только раскрашенные куклы в сравнении с духами Сердца мира. Там, в глубине, живут те, кто был до творения мира, и останутся последними после его разрушения. Послушай, Стрелок, и ты услышишь…

Она протянула Джеру тонкую, облаченную в сияние руку, и охотник сел рядом с ней.

И из бездны вдруг послышался едва различимый, невыразимо печальный и нежный напев. Тихая-тихая песнь наполняла пространство, вплеталась во тьму, звенела, и древней магией была она наполнена, магией, что старше людей, солнц и мира, самой древностью, тьмой и основой бытия.

– Твои боги могут уничтожить друг друга, – шептала Илайна. – Твои солнца могут погибнуть и родятся новые светила. Все люди могут исчезнуть, затем возродиться снова. Но, покуда звучит песнь подземных духов, мир будет жить. И никто не сможет прекратить этого, ибо нет во всех мирах ничего сильнее Древности. Твои боги молоды и смертны, и они однажды уйдут, а мы останемся… И как ни станут биться небесные злодеи, они превратятся в прах, а миры будут стоять, покуда звучит внутри них подземная песнь. Твои боги смешны, если думают, что могут уничтожить сущность, внутри которой заложена вечная жизнь.

Джер молчал, придавленный открывшейся перед ним вечностью.

– А знаешь, Стрелок, – Илайна обернулась к нему, и глаза ее вспыхнули голубыми искрами, – когда мир погибнет? Однажды подземные духи выйдут из бездны на поверхность и запоют последнюю песнь бытия. Только тогда исчезнет этот мир из пространства для того, чтобы его место занял новый. До тех пор – все бессмысленно.

Охотник взглянул в глаза Илайны, в которых чудилась голубая бездна, подобная той черной, что окружала их со всех сторон. Он сжал кулаки и попытался вызвать в памяти все то, ради чего оставил родной дом, адский жар, борьбу за жизнь, верный лук, свою богиню…

Но все это меркло перед открывшимся безмолвным величием, он не мог удержать мыслей, и все, ради чего он существовал – любовь к жизни, преданность народу, готовность к подвигам – вытесняла бесконечная тьма и горящие колдовскими огнями глаза.

– Иди ко мне, Стрелок, – прошептала Илайна. – Все бессмысленно.

Все бессмысленно. Главное, что еще поют подземные духи, и таится жизнь внутри мира. И до тех пор, пока звучит песнь, ничего не случится. Алое Солнце может сжечь землю дотла – все равно возникнет новая жизнь, сильнее и лучше предыдущей. И что за дело до каких-то мелких людей, букашек на теле мира – будут новые люди, родятся новые букашки.

Главное, что звучит песнь подземных духов.

И еще губы Илайны – нежные и прохладные, как подземный родник на жарком закате.

Глава 7

Это случилось абсолютно неожиданно.

Прошла ночь, и люди уже готовились ко сну. Я сидела на входе в пещеру и разглядывала стремительно светлеющий горизонт, готовая в любой миг скрыться в прохладной глубине. Бьерг куда-то пропал.

Но этот восход не играл алыми красками, не заливал жаром скалы и пустошь перед ними. Цвета были мягкими, точно смазанными. И вдруг я поняла, отчего.

Небо скрыли тучи.

Я вскочила и опрометью кинулась вниз, где люди, оставив свои дела, собрались в толпу и все, как один, с надеждой глядели в низкое небо.

Тучи сгущались, тяжелые, фиолетовые, несущие радость.

Первая благодатная капля вырвалась на волю, ударилась о камешек и скользнула по моей щеке. Вторая дотронулась до губ. И мелкой дробью задрожали мясистые листки на лианах, капли путались в волосах, темными пятнами расплывались на одежде…

Я закрыла глаза, предоставив живительным струйкам змеиться по лицу.

Зашумел ветер, хлестнула по носу обломанная колючка. Я услышала за спиной шум, топот. Люди, успевшие устроиться на сон, выбегали из пещер, съезжали по скалистым склонам, падали на колени, загребали горстями мокнущую землю. Залаяли охотничьи собаки, детский смех взлетел ввысь, столкнулся с падающими каплями – и целый водопад обрушился на головы обезумевших от радости поселян.

– Дождь!

– Дождь!!!

– Радость дождю!!!

Звонко перекликались девушки, мальчишки не упускали возможности хорошенько потузить друг друга в лужах, грязные с головы до пят. Старый дед подставил морщинистое лицо небу и шептал что-то, приложив пальцы ко лбу.

Кто-то толкнул меня в плечо, потом схватили за руку, и я позволила увлечь себя в безумном, безудержно счастливом танце. Люди кричали, вопили, пели на разные лады, и все это сплеталось в странную, удивительно красивую, несмотря на абсолютную разобщенность, музыку. Это был гимн жизни, песнь свободы и надежды. Возглас «радость дождю!» слышался со всех сторон. Босые ноги утопали в земле, еще недавно сухой и потрескавшейся, теперь же превратившейся в грязь. Я вымокла насквозь, до нитки, до последнего волоса. Вдруг меня в грудь ударили тяжелые мягкие лапы, я поскользнулась и упала в грязь, молодой волкодав принялся радостно облизывать мне нос и щеки. Я не знала, смеюсь или плачу, я задыхалась влажным живительным воздухом, зажмурившись, ловила ртом струи ливня, упивалась счастьем людей, зашедшихся вокруг в диких плясках, и плясала с ними так, точно сама провела долгие годы, страдая от жары, и жила лишь ожиданием этих дождливых дней. Мелькнули в танце черные косы и яркий платок, Рина хохотала и веселилась со всеми, но я видела, как взгляд ее с затаенной тоской перебегает с одного селянина на другого…

Я устала, запыхалась, выбралась из круга пляшущих. Солнце взошло, но нас окружали сумерки, серые и прохладные, и весь день обещал быть таким. А потом, если будут благосклонны духи, и еще один. С наслаждением шлепая по грязи, я гуляла вдоль холмов и прикидывала – если дожди затянутся, то, возможно, смогу осилить переход по пустыне в одиночестве. Размышляя так, я вошла в сень рощи. Здесь ливень превратился в морось – мощные кроны, сражавшиеся с солнцем, лишь нехотя делали одолжение для дождя. И вдруг, вглядевшись в полумрак, я смутно различила знакомый силуэт.

Мародер сидел на земле, привалившись спиной к кожистому стволу. Рядом лежала его кожаная фляга.

– Бьерг! – окликнула я, подбежала ближе. Мне было так хорошо, что я и представить не могла, будто кто-то может не радоваться этой ночи.

Он чуть повернул голову в мою сторону. Я проскользила пару шагов по мокрой земле, грохнулась на колени, потормошила его за плечо.

– Что ты сидишь? Идем со мной, пойдем под дождь!

Мародер покачал головой, и я вдруг заметила даже в тенистых сумерках подтеки крови на его губах и подбородке. Он проследил за моим взглядом и промокнул губы платком, зажатым в ладони. Я увидела, что серая ткань вся покрыта свежими темными пятнами.

Сердце зашлось от испуга, я бессознательно ухватила мародера за запястье, но он мягко высвободил руку и убрал платок за пазуху.

– Что с тобой?

Кровь размытыми каплями оставалась в углах губ.

– Все в порядке, Тэри. Радость дождю. Иди. Я хочу отдохнуть в одиночестве.

Я видела – совсем не все в порядке. Хотела заговорить снова, но Бьерг неожиданно раскашлялся, надсадно, хрипло, задыхаясь, будто легкие жгло изнутри. Я сама почувствовала, как сжимается горло. Мародер чуть отклонился, прижался лбом к стволу и сплюнул наземь тягучий сгусток крови. Достал платок и вытер губы, стараясь отдышаться.

Я заметила, что по бахромчатому краю ткани идет вышивка, вылинявшая и грязная. Но некогда красивая – переходят друг в друга разноцветные спирали и змеи, вышитые тонкой гладью, блестит золотая нить.

– Выпей, – я тронула его за плечо и подала флягу с водой.

Он чуть кивнул, сделал несколько глотков, прикрыл глаза.

– У тебя дрожат руки, Тэри. Не бойся так.

– Бьерг, ты же болен… – тихо сказала я.

– Это давно не новая весть.

– И ты ведешь такую жизнь? Тебе же нужно…

И замолчала, встретив его усмехающийся взгляд. В самом деле, что – «нужно»? Отсиживаться в сырых подземельях и покорно ждать встречи с судьбой? Довериться травникам, которым больше негде доставать травы?

Бьерг снова закашлялся, склонившись к земле. Я подхватила его, дала опереться на свое плечо. Я понимала, почему он предпочитает одиночество. Разве возможно довериться людям, для которых мародеры – безумные странники, падальщики, что отважились разведывать пути, страшившие остальных. Отвращение пополам с любопытством, благодарность, размешанная со страхом – не самые надежные чувства. Не придет умирающий стервятник искать помощи у живых зверей, которые не сегодня-завтра могут стать его же пищей. Не станут песчаные мародеры искать утешения у людей, с чьих погибших друзей еще вчера срезали поясные кошельки.

Да и чисто по-женски я с досадой понимала, что Бьергу не по гордости просить помощи у старейшин и воинов, охраняющих пещеры – помогите, мол, добродился по пескам. И чем тут поможешь – разве только словом. Я, женщина – другое дело… Незнакомка, с которой дороги вот-вот разойдутся, и не вспомнит на другой день о случайном попутчике, а все на душе легче. Такой можно довериться, как сестре, как давней подруге, или…

В приступе слабости мародер выронил платок. Я бережно подняла его, некогда мягкий, теперь огрубевший от крови и песка лен скользнул по пальцам. Вышивка и впрямь была красивая, но очень уж изношенная. Не только кровью была запятнана она, но и застарелая скорбь невидимым налетом скрывала потускневшие нити от лишних глаз.

Сколько же всего было сокрыто от меня, одержимой великой идеей уничтожения Солнца! Скольких людей я не заметила, сколько мелочей упустила! Может, это и к лучшему – и так душу дерешь, а если пропускать через себя каждую судьбу, недолго и с ума сойти…

Бьерг не торопился забирать у меня платок.

– Нравится? – спросил он.

– Очень, – искренне прошептала я, проводя пальцем по вязи разноцветных спиралей.

Через вечное переплетение линий и судеб несется, бурлит быстрая стремнина, распускаются по берегам цветы невиданной красоты, выстреливают к небу тонкими тычинками, рождается новая жизнь…

– Я жил тогда далеко на западе, – Бьерг подставил лицо каплям, что падали с деревьев. – Алая Заря восходила там гораздо реже, чем в восточных землях, и мы иногда оставались в наземном селении на долгое время. Только когда жар становился совершенно нестерпимым, укрывались в пещерах у подножия гор, но и тогда он не был смертелен. Но однажды восход застал нас врасплох – гибельным жаром овеяло долину, и мы поняли, что больше нам не жить на земле. Много ночей подряд люди перетаскивали имущество из хижин в пещеры и обустраивали жилье. Мы с отцом и двумя братьями стояли на страже. Нарья, моя невеста, занималась раскладкой еды и других припасов. Однажды ночью она с еще несколькими селянами отправилась в свою хижину перенести остатки запасов. Время шло к рассвету, а их все не было. Я сторожил выход из пещеры и до боли в глазах вглядывался в ночную тьму, которая вот-вот грозилась рассеяться. Нам было запрещено отправляться на поиски пропавших – это только умножило бы потери. Но этого я вынести не мог. Оставив братьев на страже, я бегом бросился к вымершему селению по натоптанной тропе. Когда я добежал, уже почти рассвело и Алое Солнце показалось из-за горизонта. Я метался по селению и выкрикивал имена моей невесты и ее спутников. Ответа не было. Когда я уже почти отчаялся, то вдруг услышал слабый голос Нарьи. Я нашел ее в старом амбаре, испуганную и изможденную. Она не могла идти. Я подхватил ее на руки и, что было сил, помчался к пещерам. Из ее отрывистых слов я понял, что на них напали бандиты. Спутников ее похитили, а ей удалось спрятаться в подвале, но она вывихнула ногу…

Бьерг замолчал, переводя дыхание, и я совсем притихла, бережно поглаживая печальное шитье, не смея поднять на мародера глаз.

– Я бежал так, как никогда раньше… И все же не успел. До пещер оставалось слишком много шагов, когда Солнце уже едва касалось краем горизонта. Нарья плакала и то просила не бросать ее, то умоляла оставить и спасаться самому. Я не отвечал, и не успевал, не успевал, я видел это и знал, и все равно бежал и чувствовал, что раскаленный песок проникает прямо в кровь. Наконец, силы отказали мне, я упал навзничь, и Нарья потеряла сознание от жара и боли. Много лет я убеждаю себя в том, что в тот момент я мог сделать для нее только одно… У меня хватило сил достать нож. Диким усилием воли я заставил себя снова бежать, без мыслей, как зверь, спасающий шкуру, потому что так велит инстинкт. Я бежал, затем шел, затем полз, сжигал грудь мертвым воздухом, и в глазах двоились разноцветными кругами вершины гор.

Я не помню, как попал в пещеры. Пришел в себя через много дней, с болью от ожогов по всему телу, с болью внутри, как будто везде жгли костры. Про боль в душе нечего и говорить. Потом мне рассказали, что братья высматривали меня, как до этого я высматривал Нарью, и заметили движение впереди. Наплевав на запрет, они наглухо замотались в плотную одежду и ринулись навстречу, приволокли меня, почти уверенные в том, что я нашел свой конец… Но я выкарабкался, хотя и очень долгое время абсолютно не понимал, зачем.

Конец ознакомительного фрагмента.