2. Философия культуры славянофилов: основные черты концепции
Многие исследователи русской философии считают, что славянофилы были основоположниками самостоятельного национального философского мышления в России[57]. Большая часть философского наследия славянофилов касается сравнительного анализа культур Запада и России, поиска их оснований. Таким образом, мы можем говорить не только о зарождении самостоятельной философской мысли в творчестве славянофилов, но и о формировании первой в России концепции философии культуры. Дело в том, что славянофилы в рамках историософии не только использовали достижения западной философии по части осмысления феномена культуры в целом, но и предвосхитили некоторые достижения мыслителей XX в. в этой области. Следует оговориться, что славянофилы не применяли слово «культура», предпочитая «просвещение» – то ли им не нравилось латинское происхождение этого слова, то ли в «просвещении» они видели столь важный внутренний духовный свет.
Что касается источников исследуемого направления русской мысли, то, с одной стороны, славянофильство является реминисценцией немецкого романтизма, с другой – продолжением мистико-аскетической традиции в православной духовной литературе. Современный исследователь творчества славянофилов В. Кошелев пишет: «Хомяков пытался соединить два различных и, в сущности, несовместимых источника: раннюю патристику и идеи западного романтизма и западной натурфилософии. И в этом соединении он сумел примирить непримиримое: органический принцип истолкования духовных явлений очевиден не только в хомяковской экклесиологии, но и в его светской философии, в его политических, социальных и экономических статьях»[58].
Романтическим предшественником славянофильства в 20-е гг. XIX в. в Москве был кружок «Любомудры», куда вместе с писателем В. Ф. Одоевским и поэтом Д. В. Веневитиновым входили будущие славянофилы И. В. Киреевский и А. И. Кошелев. Интерес к философии Шеллинга, идеализация национального прошлого, оппозиция просветительским (в смысле идейного течения) принципам утилитаризма, рационализма и эмпиризма, стремление к построению мировоззренческой основы русской культуры на этических, эстетических и религиозных началах, критика европейской цивилизации, осознание миссионерской роли России – это то, что связывает славянофильство с его романтическими корнями.
Несомненно, духовные искания славянофилов были во многом инспирированы Шеллингом. Немецкий философ отказался от доминирующей роли рационализма в философии и перенес акцент на мифологическое и эстетическое освоение действительности. «Философия достигает, правда, наивысшего, но она приводит к этой точке как бы частицу человека. Искусство же приводит туда, а именно к познанию наивысшего, всего человека, каков он есть, и на этом основано извечное своеобразие искусства и даруемое им чудо»[59].
Согласно теории немецкого мыслителя, народ, чтобы иметь право на историческое значение, должен выполнять самостоятельную миссию, нести в себе часть той истины, которая досталась ему со времен первобытной цельности человечества. Иван Васильевич Киреевский (1806–1856) в своей статье пересказывал лекции Шеллинга: «Итак, если мифология не может возникнуть в народе уже существующем, то она необходимо должна возникнуть вместе с самим народом, и, следовательно, она есть не что иное, как тот участок всеобщего сознания, с которым народ вышел из первобытного единства человечества, чтобы существовать как какой-то определенный и от всех отдельный народ. Мифология народа есть то наследство, которое он получает из прежнего единства и с которым он отделяется от общности человечества»[60].
Близкими славянофилам оказались «философия сердца»
Б. Паскаля и размышления Г. Стефенса о единстве науки и религии. И. Киреевский так писал о последнем: «Он постоянно искал той неосязаемой черты, где наука и вера сливаются в одно живое разумение, где жизнь и мысль одно, где самые высшие, самые сокровенные требования духа находят себе не отвлеченную формулу, но внятный сердцу ответ»[61].
Вторым источником славянофильства являлось наследие отцов Православной Церкви (восточная патристика). Здесь уместно заметить, что славянофилы большее внимание уделяли мистико-аскетической традиции Православия (или исихазму, понимаемому в широком смысле слова), которая имеет своим содержанием умную молитву, а целью – обожение и достижение духовного видения. Творцами данной традиции были Симеон Новый Богослов, Максим Исповедник, Исаак Сирин и другие.
К проблеме целостного осознания культуры (просвещения) И. Киреевский приступил уже в одной из первых своих работ романтического периода «Девятнадцатый век». Основываясь на работах немецкого правоведа Ф. Савиньи и французского историка Ф. Гизо, Киреевский выделяет три фактора (стихии) западного просвещения: «Стихии сии можно подвести к трем началам: 1-е – влияние христианской религии; 2-е – характер, образованность и дух варварских народов, разрушивших Римскую империю; 3-е – остатки древнего мира»[62] . По поводу России он пишет: «Еще прежде десятого века имели мы христианскую религию; были у нас и варвары, и, вероятно, те же, которые разрушили Римскую империю, но классического древнего мира недоставало нашему развитию»[63].
Собственно славянофильство идейно оформилось в 1839 г., когда Алексей Степанович Хомяков (1804–1860) в салоне А. П. Елагиной прочитал доклад «О старом и новом», на что И. Киреевский откликнулся статьей «В ответ А. С. Хомякову». Оба эти документа стали программными для славянофилов. Литературно-философский кружок А. П. Елагиной, матери И. Киреевского, собирал людей противоположных направлений: как славянофильского, так и западнического. Здесь бывали В. А. Жуковский, князь П. А. Вяземский, Н. П. Огарёв, М. А. Дмитриев, Н. В. Гоголь, П. Я. Чаадаев, А. И. Герцен, М. П. Погодин, А. И. Тургенев, Д. А. Валуев, профессор филологии С. А. Шевырев и другие видные представители культурного общества Москвы.
Речь Хомякова «О старом и новом» ломает все стереотипы о славянофилах. Принято считать, что представители этого направления идеализировали допетровское прошлое, русский народ и Православную Церковь, всячески ругали Петра I и боялись любых западных влияний. Однако данная работа не дает нам оснований однозначно так судить. «Явился Петр, и, по какому-то странному инстинкту души высокой, обняв одним взглядом все болезни отечества, постигнув все прекрасное и святое значение слова государство, он ударил по России, как страшная, но благодетельная гроза. Удар по сословию судей-воров; удар по боярам, думающим о родах своих и забывающим родину; удар по монахам, ищущим душеспасения в кельях и поборов по городам, а забывающим Церковь, и человечество, и братство христианское. За кого из них заступится история?»[64]
В этих словах можно увидеть предвосхищение исторической концепции западника-либерала С. М. Соловьева, однако Хомяков остается верен себе: «Теперь, когда эпоха создания государственного кончилась, когда связались колоссальные массы в одно целое, несокрушимое для внешней вражды, настало для нас время понимать, что человек достигает своей нравственной цели только в обществе, где силы каждого принадлежат всем и силы всех каждому. Таким образом, мы будем подвигаться вперед смело и безошибочно, занимая случайные открытия Запада, но придавая им смысл более глубокий или открывая в них те человеческие начала, которые для Запада остались тайными, спрашивая у истории Церкви и законов ее – светил путеводительных для будущего нашего развития и воскрешая древние формы жизни русской, потому что они были основаны на святости уз семейных и на неиспорченной индивидуальности нашего племени. Тогда, в просвещенных и стройных размерах, в оригинальной красоте общества, соединяющего патриархальность быта областного с глубоким смыслом государства, представляющего нравственное и христианское лицо, воскреснет древняя Русь, но уже сознающая себя, а не случайная, полная сил живых и органических, а не колеблющаяся вечно между бытием и смертью»[65].
Киреевский выступил со статьей «В ответ А. С. Хомякову», где он возвращается к трем факторам европейской культуры, но оценивает их по-иному: «Этот классический мир древнего язычества, не доставшийся в наследие России, в сущности своей представляет торжество формального разума человека над всем, что внутри и вне его находится, – чистого, голого разума, на себе самом основанного, выше себя и вне себя ничего не признающего и являющегося в двух свойственных ему видах – в виде формальной отвлеченности и отвлеченной чувственности»[66].
Основное различие между Россией и Западом Киреевский видит в «особенных видах христианства»: «Но потому ли, что христиане на Западе поддались беззаконно влиянию классического мира или случайно ересь сошлась с язычеством, но только Римская церковь в уклонении своем от Восточной отличается именно тем же торжеством рационализма над Преданием, внешней разумности над внутренним духовным разумом. Так вследствие этого внешнего силлогизма, выведенного из понятия о Божественном равенстве Отца и Сына, изменен догмат о Троице, в противность духовному смыслу и Преданию; так вследствие другого силлогизма папа стал главою церкви вместо Иисуса Христа, потом мирским властителем, наконец, непогрешаемым; бытие Божие во всем христианстве доказывалось силлогизмом; вся совокупность веры опиралась на силлогистическую схоластику; инквизиция, иезуитизм – одним словом, все особенности католицизма развились силою того же формального процесса разума, так что и самый протестантизм, который католики упрекают в рациональности, произошел прямо из рациональности католицизма»[67].
Славянофильство не представляет собой строгой философской школы, однако авторов данной доктрины объединяют общие предпосылки: убеждение в том, что базисом культуры является религиозная вера, которая формирует народные обычаи, искусство, литературу, науку. «Человечество воспитывается религиею»[68], – писал Хомяков.
И. Киреевский в статье «Обозрение современного состояния литературы» провозгласил неразрывную связь между «первыми элементами, из которых слагается народная жизнь», и высшими достижениями литературы. Понятия, которые опираются на традиционные отношения народной жизни, «образуют тот корень, из которого вырастает высшая образованность нации». Эти первые элементы, определенные стереотипы мышления, отраженные в языке народа, философ назвал основными началами просвещения. Нетрудно заметить, что речь здесь идет об этнической картине мира, как она представляется в культурной антропологии, и школе «Анналов». «Системы ценностей <…> могут быть имплицированы в человеческом поведении, не будучи сведены в стройный и продуманный нравственный кодекс. Но эти внеличные установки сознания имеют тем более принудительный характер, что не осознаются…»[69].
Таким образом, славянофилы видят в религии базисный элемент культуры, некую «общесистемную характеристику», которая приводит в соответствие части и целое, что характерно для системного подхода в культурологии XX в. «Решение данной проблемы означает, что с множественными конкр. культурными объектами и процессами необходимо сопоставить некоторые стабильные, неизменные понятия, исследование взаимоотношений между которыми делает возможным выявление характера системных взаимосвязей явлений, наблюдаемых в реальной действительности, с конечным выходом на общесистемные параметры и характеристики культуры»[70].
Сравнительный анализ западноевропейской и русской культур – сквозная тема творчества славянофилов. Особенно в этом преуспел И. Киреевский. В статье «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России» он спорит со своими воображаемыми оппонентами: «Общее мнение было таково, что различие между просвещением Европы и России существует только в степени, а не в характере и еще менее в духе или основных началах образованности. У нас, говорили тогда, было прежде только варварство – образованность наша начинается с той минуты, как мы начали подражать Европе, бесконечно опередившей нас в умственном развитии. Там науки процветали, когда у нас их еще не было, там они созрели, когда у нас только начинают распускаться»[71]. По существу, в данной статье предлагается качественно различать две культуры, устранив единый для всех критерий развития, принадлежащий исключительно Европе. Таким образом, предположив, что Россия имеет собственные основания культуры, славянофилы оказываются на пороге цивилизационного подхода, который был впервые сформулирован Н. Данилевским.
В вышеназванной статье Киреевский возвращается к трем факторам западного просвещения, но теперь интерпретирует их относительно русской культуры:
1. Римская церковь характеризуется односторонней рассудочностью, перевесом логического начала над внутренним созерцанием.
2. Античное наследие на Западе выразилось в римском праве, где имеет место перевес внешней формальности в законах над внутренней справедливостью, а также доминирует индивидуализм.
3. Завоевание германцами римлян создало господствующий и эксплуатируемый классы. «Эти три элемента Запада: Римская церковь, древнеримская образованность и возникшая из насилий завоевания государственность – были совершенно чужды древней России. Приняв учение христианское от Греции, она постоянно находилась в общении со вселенскою церковью»[72].
Итак, ядром русской культуры славянофилы считали Православие. Славянофилы шли от Православия к народу, а не наоборот: «Иван Васильевич Киреевский <…> точно обратился от философии к Православию, но не вследствие стараний добиться сближения с русским народом, а путем строго научного искания истины, путем философского анализа систем западноевропейской философии, и также вследствие живого, почти случайного столкновения с некоторыми проявлениями русской религиозной жизни»[73]. Славянофилы уважали русский народ за то, что он, в отличие от образованного сословия, сохранил в себе православный уклад жизни допетровской России. Таким образом, идея самобытности напрямую связывается славянофилами с Православием.
В православном миросозерцании славянофилы выделяли два отличительных принципа (основных начала).
1. Принцип цельности духа – гармоничного единства всех способностей человека на основе веры. Эту концепцию разрабатывал на протяжении всей своей жизни И. Киреевский: «Сознание об отношении живой Божественной Личности к личности человеческой служит основанием для веры, или, правильнее, вера есть то самое сознание, более или менее ясное, более или менее непосредственное. Она не составляет чисто человеческого знания, не составляет особого понятия в уме или сердце, не вмещается в одной какой-либо познавательной способности, не относится к одному логическому разуму, или сердечному чувству, или внушению совести, но обнимает всю цельность человека и является только в минуты этой цельности и соразмерно ее полноте. Потому главный характер верующего мышления заключается в стремлении собрать все отдельные части души в одну силу, отыскать то внутреннее средоточие бытия, где разум, и воля, и чувство, и совесть, и прекрасное, и истинное, и удивительное, и желанное, и справедливое, и милосердное, и весь объем ума сливаются в одно живое единство и таким образом восстанавливается существенная личность человека в ее первозданной неделимости»[74]. Учение о цельности духа разрабатывалось под влиянием писаний Исаака Сирина и других творцов мистико-аскетической традиции, в которых пристальное внимание уделялось трезвению ума и очищению сердца во время умной Иисусовой молитвы.
2. Принцип соборности, предполагающий гармоничное единство Церкви во множестве ее членов. А. С. Хомяков для характеристики Православной церкви ввел понятие «соборность», вернее, он пытался объяснить, почему первоучители славянские Кирилл и Мефодий в Символе веры перевели греческое слово «кафолическая» как «соборная». «…Собор выражает идею собрания не только в смысле проявленного, видимого соединения многих в каком либо месте, но и в более общем смысле всегдашней возможности такого соединения, иными словами: выражает идею единства во множестве»[75]. Что означает «…Церковь свободного единодушия, единодушия полного, Церковь, в которой исчезли народности, нет ни греков, ни варваров, нет различий по состоянию, нет ни рабовладельцев, ни рабов…»[76]. Хомяков противопоставил православное единство во множестве католическому единству без свободы и протестантской свободе без единства. Последователи Хомякова перенесли это понятие в области общественную и антропологическую: «У К. С. Аксакова выражением соборности служит “хоровое начало”, где личность не подавлена, но только лишена эгоизма»[77].
Истинная соборность может быть только в Церкви, вместе с тем «соборность подразумевает оцерковление социальной жизни. Общество, чтобы стать соборным, должно восстановить атрибуты первохристианской апостольской Церкви начала новой эры. Приоритет России в этом плане как раз основывается на том, что Православие (если пренебречь историческими искажениями) является единственным христианским вероисповеданием, сохранившим идею соборности. В России сохранился и материальный аналог соборности – община, древний славянский институт, обладающий силой морального единения людей и предохраняющий их от эгоизма»[78] .
Конец ознакомительного фрагмента.