Часть 2
Аферы фальшивомонетчиков
Фальшивомонетничество, возможно, появилось одновременно с выпуском первых бумажных купюр и ценных бумаг. Но только с развитием техники мошенники смогли по-настоящему развить свое производство и, нужно признать, достигли на этом поприще немалых высот. Однако прогресс не стоит на месте. Фальшивомонетчики конца XX века пользуются для изготовления поддельных купюр уже не краской и примитивным полиграфическим станком, а дорогостоящей копировальной техникой. При этом изобретается масса самых разных способов нанесения на обычный лист бумаги необходимых линий и даже водяных знаков. Искусство изготовления фальшивых денег сейчас достигло таких высот, что не каждый человек сможет невооруженным глазом определить, поддельная ли перед ним купюра или настоящая. В таких случаях на выручку человеку приходит все та же техника, которая и помогает установить подлинность бумаги.
Фальшивомонетчики античности
На одной из вилл в античном полисе Дима была обнаружена плита из белого мрамора, уложенная в основание лестницы. Лишь в конце XIX века археологи заинтересовались древней надписью, выгравированной по краю этой плиты. Время не пощадило содержащихся в ней слов, и они наполовину стерлись. Но ученым все же удалось восстановить содержание текста. Материалы, посвященные этой теме, в 1878 году опубликовал один из археологических журналов.
Полис Дима расположен на северо-западе Пелопоннесского залива. В стародавние времена он был крупным центром земледелия и цветущим портовым городом. Он принадлежал к Ахейскому союзу, образованному четырьмя городами-государствами и существовавшему с 280 по 146 год до н. э. Это была военно-политическая коалиция, противостоявшая македонским притязаниям на господство в регионе.
Полустертая временем надпись повествует о смертном приговоре шести фальшивомонетчикам. Она гласит: «Жрец Филоклес, писец Дамокритос и первый советник Клеон от имени города приговорили к смерти: Дракиона, он же Анти (…) или как бы он еще себя ни называл, далее… (…) тиса, кузнеца по золоту; затем (…) аниоса, он же Панталеион и как бы он еще себя ни называл, и, наконец, Мошолаоса за то, что они посягнули на священное имущество и чеканили медные деньги.
При первом советнике Дамофанесе (осуждены за те же преступления) сын Дромаса (…) иллас и при первом советнике Филеасе сын Олимпиона (…) ас».
Доподлинно неизвестно, кто и когда впервые обратил внимание на белую мраморную плиту, лежавшую среди развалин Димы. Невозможно также прочитать и имена фальшивомонетчиков, так же как и определить точную дату надписи, поскольку письменные памятники Древней Греции, относящиеся к описываемой эпохе, датировались довольно своеобразно: точкой отсчета могли стать годы жизни какого-либо государственного писца союза, верховного жреца или время правления главы города.
Мраморную плиту с надписью сначала, по всей вероятности, устанавливали на какой-нибудь рыночной площади Димы. Судя по количеству приговоренных и по периодичности появления на плите надписей, которые разделяет примерно полгода, поскольку первый советник городского совета переизбирался по прошествии именно такого промежутка времени, фальшивомонетничество тогда было весьма распространенным ремеслом. Пункт обвинения, в котором говорится, что кузнец по золоту и его соучастники посягнули на священное, может обозначать только одно: злоумышленники похитили медь из храма. Хотя можно найти и другое объяснение этой фразе: жрец храма мог одновременно являться и первым лицом в официальной чеканке монет, и храм извлекал из этого определенную пользу. Значит, фальшивомонетчики посягнули на доходы храма.
Документы, подобные найденной в Диме мраморной плите, встречаются очень редко. В древнегреческих полисах принято было записывать приговор на камне, который выставлялся на всеобщее обозрение лишь в тех случаях, когда преступнику удавалось ускользнуть от правосудия. Подобные плиты были своеобразным объявлением о розыске. С другой стороны, в странах, входивших в Ахейский союз, выпускались единые монеты. Так что их подделка, независимо от того, где совершалось это злодеяние, так или иначе касалась всего союза и обязывала каждый город открыто осуждать подобного рода преступления.
Мраморная плита из Димы является едва ли не самым древним официальным свидетельством, подтверждающим факт существования фальшивомонетничества и его наказуемости во времена античности. И хотя о монетных мошенниках древности практически не сохранилось никаких сведений, изделия, изготовленные их руками, дошли до наших дней. Однако и здесь существует одно но: они могли быть изготовлены «по высочайшему повелению».
Как бы парадоксально это ни выглядело, Диоген Синопский (412–323 годы до н. э.), который ограничивал себя во всем и, согласно легенде, жил в бочке, по утверждению лиц осведомленных, был фальшивомонетчиком. По крайней мере, об этом повествует не менее известный Диоген Лаэртский в своем труде «Жизнь и мнения прославленных философов», написанном около 220 года до н. э. Легенда гласит о том, что отец Диогена Синопского был ростовщиком и менялой в портовом городе Синопе, располагавшемся на южном побережье Черного моря. Он и приобщил своего сына к изготовлению легких монет.
Случаев подобного мошенничества история знает немало. Так, уже через несколько лет после того, как в малоазиатском царстве Лидия из сплава золота (40 %) и серебра (60 %) начали чеканить первые монеты, а произошло это в VII веке до н. э., было произведено умышленное снижение содержания в них золота. Номинальная же их стоимость осталась на прежнем уровне. О причинах содеянного мы, ныне живущие, можем лишь догадываться. Вероятно, города, которым приходилось выплачивать немалую дань правителю, весьма быстро усвоили ту простую истину, что ухудшение состава сплава позволяет сэкономить довольно внушительную сумму денег.
Дабы затруднить осуществление подобного мошенничества, король Крёз, правивший с 560 по 547 год до н. э., чье имя благодаря его бесчисленным богатствам стало нарицательным, издал указ чеканить золотые и серебряные монеты раздельно. Более того, он утвердил собственную монополию на чеканку монет.
После завоевания Лидии персами, присвоившими себе все богатства Крёза, королевское право на чеканку монет на несколько десятилетий было прервано. Персидским владыкам, Киру и Камбису, не было необходимости использовать деньги в качестве всеобщего платежного средства, поскольку к тому времени им не удалось еще установить тесного контакта с Грецией. Первым из персидских царей, при котором началась чеканка монет, стал Дарий, правивший в 522–486 годах до н. э. Эти деньги впоследствии получили название дариков.
Однако начало денежного хозяйства связано не только с изобретением монеты. До того как в обращение были введены деньги, их роль выполняли предметы повседневного обихода и скот. С конца III тысячелетия до н. э. в Месопотамии в качестве денег начали использовать серебро в форме тщательно взвешенных кусков, слитков, на которых позднее стали делать оттиски. Подделка денег в таких условиях была невозможна, однако обманывать все-таки удавалось посредством неправильного взвешивания серебряных слитков.
В VI веке до н. э. монетное хозяйство восприняли греки и персы, причем каждая местность в Греции чеканила свои монеты. Но самыми распространенными были деньги, выпускавшиеся в Аттике. Их использовали не только в греческих полисах, но и за их пределами.
Греческий политик и поэт Солон (640–560 годы до н. э.) известен как мудрый законодатель. В 594 году до н. э. он получил полномочия на преодоление экономического и политического кризиса Афинского государства. Одной из мер, которые он предпринял для достижения поставленной цели, было введение в Афинах аттийских денег, или, как их называли, эвбейских монет. Эта мера способствовала тому, что афинские купцы заняли ведущую позицию в мировой торговле того времени. Чтобы сохранить такую позицию, законы Солона требовали смертной казни обличенных в фальшивомонетничестве мошенников.
Поскольку государство обладало монополией на чеканку монет, законы Солона и всех последующих правителей подчинялись принципу: «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку». То, что под страхом смерти запрещалось простым гражданам, власть предержащим служило важным средством пополнения государственной казны, финансирования войн и т. п. Фальсификация денег нередко приводила к массовому обнищанию, поэтому народ относился к подобным операциям, предпринимаемым правителями, осуждающе. Но от этого, к сожалению, зависело немногое.
Нередко фальшивомонетчики прибегали к так называемому наполнению монет, то есть ядра монет, отлитые из менее ценного, чем оболочка, или даже недрагоценного металла, покрывались тонким слоем золота или серебра. Такой способ фальсификации денег известен с незапамятных времен. Так, наполненные монеты археологи обнаружили среди монет Коринфа, датированных VI веком до н. э., впервые в истории денежного хозяйства имевшие двустороннюю чеканку. Поэтому нередко незадачливый нумизмат под видом настоящей античной монеты за баснословные суммы приобретает подделку – так называемый субаэрат. Этот термин был введен в обиход во времена античности и употреблялся в качестве определения для фальшивых монет. Наполненные монеты из Коринфа, коринфские статеры, весили 7,58 г, тогда как подлинный серебряный статер обычно имел вес, равный 8,7 г.
Кроме того, следует заметить, что в античные времена не существовало точных приборов для определения веса, поэтому нередко фальшивые монеты по весу соответствовали принятому для подлинников стандарту. Показательной в этом отношении является история одного швейцарского коллекционера, который в 1978 году приобрел серебряный статер из Тиры (ныне остров Санторин), датированный приблизительно 530 годом до н. э. Его вес в точности соответствовал эгинскому стандарту (от портового города Эгина), который равнялся 12–12,5 г. До середины V века до н. э. это был один из самых распространенных масштабов, использовавшихся для чеканки монет.
Со временем на приобретенной нумизматом монете проявились отчетливые следы окисления. Озадаченный владелец статера поспешил в реставрационный отдел швейцарского музея, где ему сообщили, что вместо настоящего серебряного статера он приобрел фальшивую медную монету, покрытую тонким слоем серебра.
У древнегреческого историка Геродота (484–425 годы до н. э.) можно найти сведения о Поликрате, который правил в Самосе в 538–522 годах до н. э. Отец истории повествует о том, что упомянутый правитель чеканил свинцовые монеты, покрытые сверху позолотой. Несмотря на то что данные сведения почерпнуты не из самых достоверных источников, тем не менее сам по себе факт довольно интересный.
Своим «золотом» Поликрат расплатился с лакедемонцами, окружившими Самос, после чего те сняли блокаду. При описании деяний этого властителя Геродот, соблюдая осторожность, ссылается на другие, не вполне определенные источники. Однако сведения о военной хитрости и легендарной удачливости Поликрата, которые были воспеты в одной из шиллеровских баллад, представляются весьма достоверными.
Кроме того, известно, что наполненные монеты выпускались афинскими мастерами чеканки после окончания Пелопоннесской войны (431–404 годы до н. э.), которая привела к полному упадку экономики Афин. В одном из своих сочинений древнегреческий комедиограф Аристофан (446–385 годы до н. э.) сравнивает судьбу Афин и их достойных граждан с судьбой «старой, полнозвучной» монеты, которую подменили «плохие медные, неблагозвучные» деньги.
Во времена Аристофана выпускались тетрадрахмы – древнегреческие серебряные монеты достоинством в 4 драхмы и весом 14–17 г. Технология изготовления наполненных тетрадрахм была до такой степени несовершенна, что тонкий слой серебра, покрывавший медную начинку, очень быстро изнашивался, обнажая настоящую сущность фальшивой монеты. Экземпляров подобных подделок до наших дней сохранилось очень мало. Один из них занимает достойное место среди экспонатов Британского музея Лондона.
Наполненные тетрадрахмы были изъяты из обращения в 393 году до н. э. О том, как это происходило, рассказывает в одной из своих комедий под названием «Женщины в народном собрании» все тот же Аристофан.
Однако необходимо отдать должное античным правителям, которые прибегали к выпуску фальшивых денег лишь во времена экономического кризиса, когда страна находилась на грани финансового краха. Вместе с тем властители отдавали себе отчет в том, что выпуск фальшивых денег в течение длительного времени не приведет к положительному результату, поскольку их нельзя использовать для обмена товарами с другими государствами.
Фальшивые монеты античности в большинстве своем имели частное происхождение. От настоящих они отличались как качеством нанесенного изображения, так и выгравированными на поверхности надписями. Но с уверенностью утверждать, что данная монета фальшивая, все же невозможно, поскольку зачастую отклонения в штемпелях встречались и на монетах государственной чеканки. Кроме того, следует учитывать тот факт, что античные монеты отличались огромным разнообразием. Они не только выступали в качестве средства платежа, но с V века до н. э., и в особенности в период расцвета рабовладельческого Римского государства, начали выполнять функцию своеобразной газеты, которая могла сообщить о важнейших событиях, происходивших в том или ином государстве, содержала различные призывы и т. п.
В эпоху античности выпуск новых монет осуществлялся довольно часто, старые обычно поступали в переплав, поэтому до наших дней сохранились лишь немногие экземпляры. В том случае, если содержание золота в них отличалось от принятых в эпоху обращения этих монет норм или они оказывались настоящими субаэратами, никто не решался утверждать, кто был изготовителем этих фальшивых монет: государство или частное лицо.
Частным промыслом в производстве подделок занимались, по всей вероятности, люди, причастные к чеканке монет. Такое положение сохранялось на протяжении всей эпохи существования монетного хозяйства. Конечно же, лучше всех владели техникой легирования металлов и изготовления штампов мастера-чеканщики. Более того, они имели возможность поставить на фальсифицированные монеты государственные штампы.
Дать адекватную оценку изготовлению фальшивых денег в эпоху античности практически невозможно. Особенно широкие масштабы приобрело производство субаэратных монет. Технологию их изготовления античные мастера держали в тайне, поэтому до наших дней во всех подробностях она не дошла. Однако в общих деталях ученым все же удалось установить последовательность наполнения монет. Заготовками для них в Риме служили медные пластины, а в Греции – медные шары. Сначала все стороны заготовки подвергались тщательной обработке. Затем она плотно обтекалась тонким слоем серебра и в специальном сосуде подогревалась до температуры плавления этого металла, которая составляет 960° C. Поскольку точка плавления меди лишь ненамного выше – 1083° C, верхний ее слой также становился мягким и вступал в сплав с серебряной фольгой. Этот сплав сохранялся и при последующей чеканке. По тому же принципу наполнялись и золотые монеты.
Таким образом, фальшивомонетчик присваивал себе довольно внушительную прибыль. Для того чтобы изготовить один субаэратный денарий, требовалось всего лишь 0,45 г серебра, иначе говоря, из одного полновесного денария можно было сделать 10, а чуть позже – 8 субаэратных монет. Если исходить из соотношения цен, которое сложилось в последние годы существования Римской республики и в первые два столетия империи, один денарий представлял собой довольно внушительную сумму денег. Так, например, в I веке н. э. легионер получал 225 денариев в год.
Фальшивые деньги Вечного города
В Риме денежное хозяйство начало развиваться относительно поздно – около 290 года до н. э. Первой римской городской монетой стал асс – медная монета, которая весила один римский фунт, или 327,45 г. Впоследствии вес монеты уменьшился до 236 г, а с появлением серебряных монет – дидрахм, введенных в обращение с 235 года до н. э., вес асса достиг 13,64 г к 89 году до н. э.
Серебряный денарий весом 4,55 г, содержащий 97–98 % серебра, поступил в обращение примерно в 213 году до н. э. Переменчивая судьба этой монеты в известной степени символична для римской истории. До настоящего времени динар является валютой многих арабских стран. В других европейских государствах – таких, как Франция, Венгрия и Италия, – он трансформировался в пфенниг, который пережил эпоху Средневековья.
Чеканка золотых монет достоинством в 60, 40 и 20 ассов началась в Риме в 222–205 годах до н. э. При Юлии Цезаре основной золотой монетой стал аурей.
Во время 2-ой Пунической войны (218–201 годы до н. э.) в сражении при Каннах римские войска были наголову разбиты Ганнибалом, в результате чего в Риме началось что-то вроде всеобщей мобилизации. Сенат, будучи законодательным органом Римской республики, принял решение сократить содержание металла в дидрахмах (квадригат, 6,98 г золота) и ассах, которые к тому моменту весили 81,9 г. Эта чрезвычайная мера была направлена на то, чтобы максимально использовать находившийся в распоряжении казны монетный металл. Одновременно сенатом было принято постановление о сдаче гражданами золота, серебра и меди в аэрариум, то есть в государственное хранилище металлов, которое использовалось для чеканки монет. В частных руках могло оставаться не более одного фунта серебра и 5000 ассов.
Однако подобное уменьшение содержания ценных металлов в монетах еще не являлось прямым обманом, поскольку римлянам было известно, что крайне ослабленная войной республика вынуждена была превратить свои монеты в разновидность кредитных денег. Вместе с тем, как показали некоторые находки, в то время выпускались медные монеты достоинством в 20 ассов, покрытые позолотой.
После трех Пунических войн, в 146 году до н. э., в Римской республике были восстановлены прежние денежные соотношения. Однако вес монет изменился: у денария он теперь составлял 3,88 г, а у асса – 34,9 г. Предположительно в то же время изменилось соотношение между стоимостью золота и серебра. Золото стало дешевле, что способствовало уменьшению веса серебряных монет.
Завоевав Карфаген, римляне присвоили его богатства, в том числе склады драгоценных металлов и рудники Испании и Сардинии. В 180 году до н. э. только на рудниках Нового Карфагена (ныне Картахена в Испании) золото и серебро для Рима добывали 40 тыс. рабов. Таким образом, критические периоды в истории Римской республики, а затем и Римской империи можно с большой точностью определять по состоянию монетной системы.
Первый серьезный кризис денежного хозяйства разразился в Риме в 122 году до н. э. На рынке в больших количествах появились субаэратные денарии. Дошло до того, что никто уже не мог сказать, какой же в действительности суммой денег он располагает. В сложившейся ситуации общей неуверенности начался рост цен, а для фальшивомонетчиков наступили поистине золотые времена, несмотря на то что их деятельность по-прежнему сурово наказывалась.
Вскоре началась так называемая союзническая война (91–89 годы до н. э.) между римлянами и италийцами, всегда считавшимися союзниками и оказывавшими военную помощь римлянам. Теперь италийцы требовали равных с римлянами прав или независимости. В связи с военной ситуацией римский сенат вновь издал указ о том, что каждый восьмой отчеканенный денарий должен быть субаэратным. После окончания войны, которая хотя и закончилась поражением италийцев, все же их уравняли в правах с римлянами, чеканка субаэратов была прекращена. В подтверждение этого по краю новых монет стали делать насечку. Такие зубчатые денарии, получившие название «серрат», пользовались большим доверием купцов, чем продолжавшие изготавливаться обычные полновесные монеты. Так, известный историк Рима Тацит (56–120 годы) в своем труде «Германия» свидетельствует о том, что среди германцев наибольшим предпочтением пользовались зубчатые монеты.
Тем не менее выпуск фальшивых денег продолжался. В 87 году до н. э., когда борьба между аристократической партией сената (оптиматами) и их противниками, выступавшими за реформы в целях спасения политической системы (популярами), достигла своего апогея, римское денежное хозяйство снова переживало тяжелый кризис. Строгий указ сената предписывал принимать любые деньги, которые запрещалось не то что взвешивать, но даже проверять на звук.
По свидетельству Цицерона (106–43 годы до н. э.), в 87 году до н. э. претор (председатель совета присяжных, одна из ступеней карьеры сенатора) Марий Грацидиан издал эдикт, учреждавший специальную государственную службу контроля за качеством монет. Согласно эдикту, каждый, кто будет уличен в том, что расплатился фальшивой монетой, подвергнется суровому наказанию.
Цицерон утверждает, что римляне с большим подъемом восприняли эдикт и выразили Марию благодарность, т. к. это постановление обязывало государство осуществить замену «плохих» денег на «хорошие». Однако этому процессу не суждено было осуществиться.
В республике продолжалась Гражданская война. В 83 году до н. э. вождь оптиматов, Корнелий Сулла, захватил Рим, где учинил кровавую расправу над своими противниками, в процессе которой было убито около 10 тыс. приверженцев популяров. Через четыре года, в 87 году до н. э., консул Гай Марий не менее жестоко обошелся со сторонниками оптиматов. От щедрого подарка, преподнесенного римлянам Гаем Грацидианом, то есть от закона, требующего стабильности монет, не осталось и следа.
Отныне, как и прежде, все деньги без исключения, отчеканенные в государственных монетных мастерских, должны были приниматься к платежу.
Пороки «красивого» короля
В 1285 году на французский престол под именем Филипп IV взошел 17-летний юноша, в историю же ему суждено было войти под прозвищем Филипп Красивый.
Филипп являлся отпрыском древнего рода Капетингов, и успехи его предков на государственном поприще были весьма различного свойства. Его же самого целиком захватил честолюбивый замысел установить во Франции абсолютную власть и стать единственным полноправным вершителем мирских и духовных дел в этой стране. Однако обстоятельства этому отнюдь не благоприятствовали, так как для укрепления власти над королевскими территориями Филиппу нужны были деньги, а их-то как раз все время и не хватало. Желая как-то поправить финансовое положение, Филипп Красивый в 1292 году ввел всеобщее обложение налогами своих подданных, распространяющееся и на духовенство.
Филипп IV Красивый
Необходимо сказать, что данная мера была вызвана не только плачевным состоянием финансов двора, но и тем, что король Франции готовился к войне с англичанами за Аквитанию и Фландрию. Данная кампания обошлась Французскому государству очень дорого. Достаточно лишь отметить тот факт, что до подписания мирного договора, заключенного в 1303 году, в Аквитании дислоцировались французские войска, их содержание там стоило казне 2 млн. ливров – сумма по тем временам просто невообразимая. Расчеты тогда осуществлялись в ливрах, солях и денье. 12 денье равнялись 1 солю, а 20 солей – 1 ливру, который представлял собой только счетную единицу, так как монеты достоинством в 1 ливр не было.
Документ, составленный примерно в 1296 году, дает возможность понять, из каких источников предполагалось изыскать средства для финансирования войны за Аквитанию и Фландрию: 225 тыс. ливров – налог на евреев, 200 тыс. – займы у ломбардцев, 630 тыс. – займы у зажиточных подданных, 50 тыс. – займы у прелатов и королевских служащих, 50 тыс. – доходы от «облегчения монет». Итого: 2 105 000 ливров.
Были ли деньги, указанные в данной бумаге, получены – неизвестно. Но зато историки знают, что в 1295 году Филипп Красивый уже обращался к внутренним займам и получил 632 тыс. ливров, последующие же его попытки подобного рода, очевидно, такого успеха уже не имели.
Однако в представленном читателю документе, бесспорно, обращает на себя внимание такая любопытная позиция, как доходы от «облегчения монет». Уже в 1239 году король имел доверительную беседу с весьма сведущим в денежных делах неким Мускиатто Гуиди о преимуществах и недостатках манипуляций с монетами. Мускиатто не советовал Филиппу пускаться в это рискованное предприятие, ибо последствия подобных действий для хозяйства отрицательны, доходы короны в конечном счете превращаются в потери. Но король не слишком разбирался в потребностях экономики страны. Его главный советник по монетным вопросам – Бэтен Косинель, который был главой парижского монетного двора, тоже не являлся знатоком в данном вопросе. Он мог подсчитать лишь прямой сиюминутный выигрыш короны от уменьшения содержания в монетах драгоценных металлов и к тому же был преданным слугой своего господина.
Короче говоря, Косинель, особо не задумываясь о последствиях, взялся за выполнение указания короля чеканить новую крупную французскую монету соль с номинальной стоимостью значительно выше прежней, бывшей в обращении, одновременно существенно снизив содержание в ней драгоценного металла.
Крупнейшая монета, бывшая в обращении в период пика махинаций – в 1305 году, имела нарицательную стоимость 36 денье вместо 12, что в конечном счете должно было вызвать соответствующий рост цен. Но, к счастью для короля, экономика страны на такие изменения отреагировала не слишком быстро, и потому Филипп Красивый смог посредством выпуска фальсифицированных и завышенных по сравнению с реальной стоимостью монет освободиться от трети своих долгов.
Тем временем во Франции нарастало социальное беспокойство, и, чтобы предупредить возникновение беспорядков, король поручил своим чиновникам разъяснять народу проводившуюся денежную политику как своего рода заем: как только прекратится война, ухудшенная и завышенная по сравнению с реальной стоимостью монета будет полноценно обменена на новые деньги.
Однако Филипп Красивый выполнил данное обещание по-своему. До 1306 года он пять раз изымал монеты из обращения, чтобы заменить их новыми, улучшенными, и восстановить прежнее состояние.
Указы, в соответствии с которыми все полновесные монеты, имевшие хождение в стране и вне ее, а также изделия из золота и серебра подлежали обмену на плохие королевские монеты, дополняли эти мероприятия Филиппа, который, кроме того, складывал в свой личный карман все доходы от военных трофеев.
Масштаб махинаций можно представить, ознакомившись со следующими данными. Доход королевской казны от денежных махинаций в 1296 году был обозначен цифрой 101 435 ливров, уже через два года он составил 1,2 млн. Причем Филиппу и его советникам и в голову не приходило увеличить жалованье своим подданным.
Но ни одно из предпринятых Филиппом Красивым неблаговидных действий не пошло на пользу королевству. Отяжеленные деньгами кошельки баронов по-прежнему оставались недоступными для казны, так как налогообложение дворянства осуществлялось лишь в военное время, а в 1310 году Франция ни с кем не воевала. Тогда король решился на крайнюю меру – ухудшение золотых монет, которые до сих пор оставались неприкосновенными. Он распорядился с 22 января 1310 года вместо монет достоинством в 44 ливра чеканить из той же массы золота 55 ливров.
Через год французский венценосец предпринял последнюю попытку пополнить свою казну за счет махинаций с монетами. Здесь следует пояснить, что в те времена во Франции существовали две валютные системы: старая, парижская, и новая. Четыре старых ливра равнялись пяти новым. Филипп же объявил, что монета достоинством в 1 денье по новой системе обращения отныне имеет достоинство в 1 денье по парижской системе. Таким образом получалось, что теперь каждый француз должен был платить всюду на 20 % больше. Правда, разгоревшаяся вслед за реформой Филиппа буря протестов со стороны общественности заставила его пойти на попятную.
Неизвестно, что еще бы успел придумать король-аферист, но смерть унесла его в 1314 году. Филиппу IV не удалось реализовать главную цель своей жизни – объединение Франции под его абсолютным началом. Кроме того, все проекты этого короля, продолжавшие действовать и после его смерти, были преданы анафеме
Венценосный мошенник
Фридриха Великого потомки называли блестящим правителем. Когда он занял прусский трон в 1740 году, его считали не только образованным, открытым и терпимым, но и сказочно богатым.
Терпимость короля, правда, не простиралась дальше декретированной еще его прадедом свободы вероисповедания. Сказочное же богатство состояло из 8,7 млн. талеров и серебряных сокровищ берлинского замка, который сестра Фридриха Вильгельмине Фредерике Софи фон Байрейт оценила в 6 млн. тайлеров.
Спустя пять лет вся наличность прусского короля ушла на оплату тех нужд, которые неминуемо тянет за собой любая война, а войн за эти годы было две (Силезские: первая с 1740 по 1742 год, вторая с 1744 по 1745 год). Первоначальный капитал, необходимый для новой кампании, в которой Фридрих в союзе с Англией и некоторыми германскими государствами боролся за обладание Силезией и Саксонией против коалиции Австрии, Франции, России, Швеции и большинства германских княжеств, был оценен финансовыми экспертами Фридриха в 5,5 млн. талеров, в то время как налоги принесли в казну лишь 2,3 млн. талеров. Часть серебряных сокровищ отправили на переплав, что дало еще 1,5 млн. талеров. Оставалось собрать 1,5 млн. талеров, и этой суммы могло хватить только при условии быстрого окончания кампании.
Фридрих II Великий
Примечательно, что острый недостаток средств подействовал на Фридриха достаточно странно: он, всегда отличающийся необыкновенной трезвостью и расчетливостью, обратился за помощью к некой даме, занимавшейся алхимией. Последняя заверила короля, что «изготовит» золота на 1 млн. талеров. Конечно, сделать это ей удалось, но так как эксперимент был секретным, дальнейшая судьба дамы неизвестна.
Завоевание Саксонии являлось первой целью прусского короля. В связи с этим необходимые для войск мелкие монеты для покрытия первых потребностей уже были изготовлены по образцу лейпцигских монет в Кёнигсберге и Бреслау, пока в строгом соответствии с саксонскими нормами.
В 1796 году прусские солдаты вторглись в Саксонию и вскоре наголову разбивают ее защитников. Фридрих обязывает саксонцев уплатить контрибуцию в размере 5 млн. имперских талеров, а затем издал указ о включении лейпцигского монетного двора во владения прусской короны, что было вызвано, в частности, тем, что саксонский арендатор монетного двора Фреге остерегался ухудшать качество монет.
Новый арендатор нашелся в лице берлинской фирмы «Эфраим и сыновья», которая за чеканку миллиона имперских талеров в разменной монете была готова уплатить королю 200 тыс. имперских талеров. Причем качество этих денежек оказалось гораздо ниже исходного уровня. Так, при Фреге монетный масштаб составлял 14 талеров разменной монеты из марки серебра. Эфраим, чтобы вносить арендную плату, довел выпуск монет до 18 и даже 20 талеров.
Спустя некоторое время Эфраим предложил прусскому королю подделывать австрийские монеты достоинством в 7, 10 и 20 кройцеров из расчета 200 тыс. монет на 1 млн. талеров. Фридрих согласился, но, к счастью, население Богемии не слишком пострадало от такой аферы.
Между тем продукция саксонских монетных дворов под давлением нарастающих требований короля обесценивалась. Вместо первоначальных 14 талеров из 1 марки серебра стали чеканить 45 талеров в мелких монетах. Фридрих II, однако, в каждом договоре со своими монетными арендаторами специально оговаривал, что саксонские монеты не должны попадать в Пруссию. Выгода от этого мошенничества для прусского короля была огромной: он получил около 25 млн. талеров, что составило шестую часть от того, во что обошлась ему вся Семилетняя война.
Изготовление фальшивых денег со временем охватывало все более широкие круги «монетных господ». Первым среди них был граф фон Вид, который в своей мастерской чеканил недоброкачественные четырехгрошовые монеты, сбывая их в основном в Саксонии, где они составляли конкуренцию прусским подделкам. За графом фон Видом следовал маркграф фон Ансбах, организовавший производство фальшивых монет в своем родовом имении, и другие аферисты.
Обманываемый же народ возложил всю вину за монетные махинации на евреев, так как арендаторами королевских и многих других монетных дворов являлись в основном представители этой нации. Конечно, и в их руках оседало немало из того, что они делали по приказу своих господ. Восстановленный дворец Эфраимов в одном из районов Берлина стал ярким свидетельством их власти, но они тем не менее страшно боялись разоблачения, что означало бы для них не только разорение, но, возможно, и суд, а также какой-нибудь страшный приговор.
Однако не евреи были ответственны за фальшивомонетничество. Это видно из следующего эпизода.
Итак, Англия обещала Пруссии за кампанию против Франции, Австрии и России значительные субсидии, предоставление которых было начато в середине 1758 года: золото стоимостью 1 367 626 и серебро стоимостью 2 655 388 имперских талеров. Изготовление монет из полученных драгоценных металлов было поручено не арендаторам-евреям, а осуществлялось самим государством.
Фридрих Великий, знакомый со способами облагораживания меди, отправляет своему тайному военному советнику Фридриху Готтхольду Коппену послание, в котором значатся следующие слова: «Я располагаю информацией, что существует способ рафинирования меди, при котором обработанная рафинированная медь может использоваться вместе с золотом для чеканки монет, внутренняя ценность которых значительно выше, чем стоимость монет, сделанных из обычной меди. Если сейчас дополненные плохой медью монеты с изображением Фридриха (эти монеты должны были быть на самом деле золотыми) по своей ценности примерно соответствуют 2 талерам 12 грошам, то использование рафинированной меди повышает их стоимость до 4 талеров…
Так как это может дать значительную прибыль и увеличить доходы от чеканки монет, я пришел к решению, что все золото, субсидированное англичанами и пока не превращенное в монеты, должно быть использовано в соответствии с этим способом на монетном дворе в Берлине. Все должно оставаться в моей собственности, чтобы никакие евреи-монетчики не имели с этим ничего общего и не могли отчеканить ни одной монеты из оставшегося английского золота». Как видно из этого письма, просвещенный абсолютный самодержец опять оказался в плену алхимических идей.
А вот отрывок из воспоминаний Бенджамина Фейтеля Эфраима, помогающий составить представление об аферах Фридриха Великого: «Король решил произвести уменьшение содержания драгоценного металла в монетах. То, как он хотел это сделать, было неправильным. Он не хотел ничего слышать о том, что содержание металла в монете не может быть совершенно произвольным. Для того чтобы разубедить его в этом, я привел пример с разменной монетой. Мне хватило мужества признаться в том, что я не внял его приказу, но, Бог свидетель, я всегда следовал правилу, что из всех циркулирующих монет не больше десятой части должно приходиться на разменные монеты.
Чеканку ущербных монет король обосновывал следующими соображениями: для того чтобы не допустить подъема промышленности в Польше, необходимо привести в негодность основной измеритель, оценивающий и воплощающий в себе все предметы, – польские деньги.
С одной стороны, я не рискнул говорить ему о несправедливости этих действий, так как он бы наверняка ответил: „Смотри-ка, еврей, а разыгрывает из себя честного человека“; с другой стороны, они вполне совпадали с моими интересами. В результате я должен был на фальшивые польские деньги закупать в Польше овощи и зерно».
Бенджамин Фейтель Эфраим завершает портрет Фридриха Великого, не единственного монарха-фальшивомонетчика, словами: «Привязанность большого человека чеканить в уменьшенном виде чужие монеты восходит еще к Семилетней войне. Эта страсть не покидала его, так как тем самым король находил не только необходимые для ведения войн средства, но и скрытым образом взимал контрибуцию со своих соседей».
«Пекарь античности»
Нередко между фальшивомонетчиками и теми, кто занимается подделкой монет, ставят знак равенства. Однако многие криминалисты и нумизматы выражают несогласие с подобным весьма распространенным мнением. Фальшивые монеты изготавливались высокопоставленными или рядовыми мошенниками во времена монетного хозяйства, причем чеканщики прибегали к уменьшению содержания в них драгоценных металлов или облегчению их веса, так что установленной стоимости такие монеты соответствовали лишь по внешнему виду, на самом же деле они стоили гораздо дешевле. Тем самым фальшивомонетчики наносили ощутимый ущерб как государству в целом, так и простым его гражданам, у которых в обращении находились такие монеты.
Подделывать же деньги стали гораздо позже, когда люди начали коллекционировать монеты разных стран и эпох. По свидетельству биографа римских императоров Светония, жившего где-то в начале I века н. э., одним из первых нумизматов в истории был император Август (63 год до н. э. – 14 год н. э.), любивший в дни торжеств одаривать своих друзей старыми монетами.
Плиний (23–79 годы) в своей «Истории» сообщает о том, что фальшивые монеты пользовались большой популярностью у римских патрициев, которые за один фальшивый денарий готовы были выложить несколько настоящих. Возможно, такое положение дел побудило римских фальшивомонетчиков расширить свое производство.
Особенно выгодна была подделка монет в эпоху Ренессанса, когда в кругах высшей знати распространилась мода на коллекционирование монет и оборудование специальных монетных кабинетов. Особенным спросом у нумизматов пользовались античные монеты. Коллекционерами монет были такие известные личности, как Микеланджело Буонарроти, Джорджио Вазари, императоры Максимилиан I и Карл V, Римский Папа Пий IV, король Испании Филипп II, Екатерина Медичи, Антуан и Иоанна Наварские, а также архиепископы Кёльна и Майнца.
В дневнике голландского художника и историка Губрехта Гольция (1526–1583 годы) упоминается около 950 монетных кабинетов, которые ему довелось посетить. Именно Гольций, являющийся автором трехтомного труда «Памятники римской и греческой античности, заключенные в старинных монетах», стал одним из основоположников нумизматики как вспомогательной исторической науки. Доподлинно известно, что к тому времени в Риме насчитывалась 71 крупная коллекция монет, в Неаполе – 47, в Париже и Аугсбурге – по 28, в Венеции – 25, в Брюсселе – 23 и в Антверпене – 22 коллекции.
Поскольку античные монеты представляли огромную редкость, многие искусные гравировщики занялись изготовлением их копий, что обещало им немалые доходы. Среди зачинателей этого прибыльного дела следует назвать Витторе Камелио (1460–1537 годы), Джованни Кавино (1500–1570 годы) и Алессандро Бассиано. Нумизматы не относят их к фальшивомонетчикам, так как работы этих мастеров являются настоящими произведениями искусства и мало чем отличаются от оригиналов. Кроме того, эти гравировщики создавали многочисленные «авторские» медали.
Античные монеты, изготовленные в мастерских Камелио, Кавино и Бассиано, позднее стали известны как падуанские. Они считаются подлинными медалями эпохи Возрождения.
Однако вернемся к предмету нашего интереса и выясним наконец, кем же был «пекарь античности» и почему его так называли. Под этим странным прозвищем скрывается вполне реальный человек, надворный советник оживленного промышленного города Оффенбаха Карл Беккер, который вошел в историю как самый крупный фальшивомонетчик всех времен и народов. Фамилия его действительно переводится на русский язык как «пекарь». Среди его почитателей был сам Гёте. Кем же был этот загадочный человек?
Карл Вильгельм Беккер родился 28 июня 1772 года в семье члена городского совета и виноторговца Иоганна Вильгельма Беккера в старинном городе Шпейере, где находился и монетный двор. Отец старался дать сыну прекрасное образование с тем, чтобы тот продолжил семейное дело. Однако молодой человек строил собственные планы на будущее. Карл мечтал стать скульптором или заняться художественным промыслом. Но отец послал его на обучение к одному виноторговцу в Бордо. Именно с этого времени Беккер и увлекся изучением старых монет и начал делать их зарисовки. Кроме того, он получил некоторые навыки в искусстве гравировки, что и определило его дальнейшую судьбу.
В 1795 году во Франкфурте Карл открыл собственную винную торговлю. Однако спустя три года он забросил это дело и, переехав в Мангейм, организовал торговлю сукном, но и это занятие, так же как и предыдущее, не принесло ему ожидаемого коммерческого успеха. В результате в 1803 году Беккер окончательно оставил торговлю и обратился к художественному промыслу. По утверждению биографа Беккера М. Пиндера, это были работы по золоту.
Достоверных сведений о жизни Беккера в рассматриваемый период не сохранилось. Следы его деятельности обнаруживаются в Шпейере, Мангейме и Мюнхене, где он работал на императорском монетном дворе и специализировался на изготовлении монетных печатей, постепенно совершенствуя свое мастерство.
Именно в Мюнхене приключилась история, которая способствовала обращению Беккера к подделке монет. Как-то раз он купил у барона фон Шеллерсгейма фальшивую монету, отчеканенную во времена Римской империи. Распознав подделку, Беккер в тот же день высказал Шеллерсгейму справедливые претензии. Ответ барона буквально его ошеломил. «Все правильно. Если чего-то не понимаешь, то не следует этим и заниматься». Как спустя много лет признавался сам Карл Беккер, с этого момента он и превратился в фальшивомонетчика. Причем первый же образец из его фальсификаторской мастерской стал предметом мести обидчику. Беккер обменял его на подлинную монету через посредника, работавшего на Шеллерсгейма.
Описываемые события происходили в 1804 или в 1805 году. С тех пор чеканка античных монет приобретала все большие масштабы. Поначалу Беккер предпочитал изготавливать золотые монеты. Он покупал те из них, которые имели широкое хождение (достать их не составляло особого труда), а затем переплавлял по античным образцам. С серебряными монетами, к подделке которых Беккер приступил несколько позднее, он поступал точно так же.
Прежде чем приступать к работе, Карл тщательнейшим образом изучил приемы, которые использовали в своей практике античные мастера. Для того чтобы максимально приблизить свои изделия к оригиналам, Карл отказался от использования появившихся в эпоху Средневековья специальных прессов и производил чеканку вручную. Кроме того, он возвратился к так называемой двойной чеканке. Так же как античные мастера, в том случае если чеканка получалась слабой, Беккер повторно использовал штамп. В результате контур оттиска получался двойным. Изготовленную таким способом подделку очень сложно было отличить от подлинной монеты.
Несмотря на все хитроумные уловки фальшивомонетчика, нашелся-таки человек, который смог разоблачить его. Речь идет о Георге Фридрихе Кройцере (1771–1858 годы), который являлся знатоком античной литературы и искусства и создателем многих трудов на эту тему. Уже в 1806 году по воле случая он сумел добыть доказательство того, что «искусный Беккер копирует греческие королевские монеты».
Однако Беккер и не подумал хотя бы каким-то образом отреагировать на предупреждение Кройцера и с еще большим рвением продолжал заниматься подделкой монет. Более того, спустя год после пресловутого разоблачения он изобрел новую древнегреческую монету – так называемый антипатер.
В 1810 году Беккер отправился в путешествие по Швейцарии и Италии. В этом же году он гостил у директора миланского монетного кабинета Брера, которому продал монеты на сумму 6986 лир.
В 1812–1813 годах по неведомым причинам Беккер снова обратился к торговле вином и стал совладельцем одной из торговых фирм в Мангейме. Вскоре он открыл там же антикварный магазин для «повышенных запросов». В число крупнейших клиентов Беккера входил князь Карл Фридрих фон Изенбург-Бирштейн, принадлежавший к Рейнскому союзу 16 князей, которые в 1806 году вышли из «Священной Римской империи германской нации» и присоединились к Наполеону. Как сообщает М. Пиндер, из испанского похода наполеоновской армии князь привез «прекрасную коллекцию монет и, прежде всего, полный комплект монет вестготов».
Князь с большой симпатией относился к удивительно образованному любителю античности, то есть Карлу Беккеру, и даже пригласил его в Оффенбах, на что Беккер любезно согласился. Так он получил сначала должность библиотекаря, а затем – надворного советника изенбургского двора.
Многие представители княжеского двора были не прочь использовать таланты Беккера для собственного обогащения. Особенное рвение в этом вопросе, по свидетельству М. Пиндера, проявлял маркиз Иоганн Габриэль фон Частелер (1763–1825 годы). Беккер не спешил соглашаться на сомнительные предложения, понимая их тайный умысел. К тому же он отнюдь не нуждался ни в чьем покровительстве, поскольку располагал надежной сбытовой сетью, которая, в частности, включала известные еврейские торговые и банкирские дома. Среди них прежде всего следует назвать Коллинов в Оффенбахе, Джованни Рикарди в Венеции, Оппенгеймеров и даже Ротшильдов. Так, в 1806 году от фирмы «Мейер Амшель Ротшильд и сын» Беккер получил заем, который спустя пять лет погасил фальшивыми монетами. Ротшильды же, ничего не подозревая, подтвердили получение золотых монет следующими словами: «Мы видим, что имеем дело с честным человеком».
В 1815 году Беккера посетил Иоганн Вольфганг фон Гёте. Встреча с надворным советником не оставила поэта безразличным, потому что чуть позже он сделал в своем дневнике такую запись: «Надворный советник Беккер в Оффенбахе показал мне значительные картины, монеты и геммы, и при этом он иногда не отказывал в подарке гостю полюбившейся ему вещи».
В книге Гёте «Искусство и древность» есть следующие слова: «Господин Беккер, высоко ценимый знаток монет и медалей, собрал значительную коллекцию монет всех времен, поясняющую историю его предмета. У него же можно увидеть значительные картины, бронзовые фигурки и другие древние произведения искусства различных видов».
В письме Й. К. Эрманну Гёте еще раз упоминает о Беккере, причем из текста становится понятно, что поэт знает наверняка о характере основной деятельности надворного советника. Гёте пишет о том, что Беккер, как и прежде, располагает «резиденциями» для развития своего «монетного дела» во многих городах.
Беккер, и в этом следует отдать ему должное, был неутомимым тружеником. Для изготовления своих подделок он ни разу не использовал отливки с настоящих монет. Каждый раз он чеканил монеты заново. А это означает, что для изготовления 330 монет ему требовалось примерно 600 штампов, поскольку для чеканки отдельных экземпляров он использовал аверс или реверс других монет. Некоторые монеты, так же как и вышеупомянутый «антипатер», явились исключительно плодом его фантазии, потому что аналогов в истории просто-напросто не существовало.
В своем ремесле Беккер вынужден был полагаться только на свои собственные силы, поскольку привлечение к делу помощников могло повлечь за собой разоблачение его обмана. Только в 1826 году, когда Карлу Вильгельму начало отказывать зрение, что не преминуло сказаться на качестве его работ, он нанял помощника – Вильгельма Циндера. К тому времени всем уже было известно, чем занимается надворный советник в промежутках между выполнением своих прямых обязанностей, поэтому наконец он смог себе это позволить.
Поистине удивительным представляется умение этого человека распределять свое время. То, как он успевал выполнять обязанности библиотекаря, постоянно проводить беседы с покровителем, совершать «деловые поездки» в Италию и Австрию и при этом заниматься своим промыслом, остается загадкой. Ведь на изготовление некоторых штампов, особенно тех, которые предназначались для чеканки древнегреческих монет, у мастера уходило до 12 недель.
Изделия Беккера к тому времени достигли высочайшего совершенства. Французский эксперт-криминалист XIX века Поль Эдель, который специализировался в области искусствоведения, в связи с этим писал: «Ему (Беккеру) подвластно все: элегантная грация греков, строгая красота римского искусства, оригинальность и причудливость средневековых монет».
Действительно, коллекция отчеканенных Беккером фальшивых монет охватывала огромный период – с VII века до н. э. до XVIII века. Она включала монеты из Сицилии, Греции, Древнего Рима и его итальянских провинций, из Карфагена, Тракии, Македонии, Крита, Пергамона, Сирии, Финикии, Египта, монеты вестготов, Меровингов, Каролингов, германских императоров и епископов из Майнца.
Для того чтобы выпускаемая им продукция имела подлинно античный вид, надворный советник разработал собственную технологию. К рессорам своей двуколки находчивый мошенник прикрепил открытую емкость, в которую помещал монеты, перемешанные с тщательно пропитанной жиром металлической стружкой. Когда двуколка проносилась по городской брусчатке или по пыльной проселочной дороге, монеты подвергались интенсивным грязевым процедурам, от которых быстро старились, приобретая вид подлинных экспонатов древности. Недаром на страницах дневника Беккер с характерной для него скрупулезностью записывал: «Опять вывозил свои монеты».
Образцами для подделок Беккеру служили монеты из богатой коллекции князя, к которой он имел доступ с 1814 года. При этом Беккер частенько подменял подлинники, продавая их затем за немалые суммы. Аналогичным образом он поступал и с другими коллекционерами, даже не подозревавшими о подмене. С достаточной откровенностью Беккер писал о подобных своих проделках в письме в Альтенбург, господину фон Габеленцу: «Что касается «Юлии Тити», она настолько хорошо сохранилась, она так редка и изысканна, что мне трудно с ней расстаться. Прошу Вас проявить еще немного терпения. Вы обязательно получите ее и другие монеты, как я Вам и обещал. Делаю это потому, что рассчитываю и от Вас получить что-нибудь действительно редкое».
Так доверчивый нумизмат получил вместо своих подлинников изделия Беккера. Директор берлинского монетного кабинета с 1854 года Юлиус Фридлендер (1813–1884 годы) в посвящении отцу Й. Г. Бенони Фридлендеру писал о Беккере следующее: «Он нашел в коллекции моего отца „свои“ серебряные монеты, обрадовался и сказал, что это наверняка хорошие копии, раз в них поверил такой знаток! А на следующий день в качестве „доказательства“ он прислал бронзовые экземпляры тех же монет, потому что тогда обстоятельства вынудили его признать, что изготавливает он античные монеты якобы для того, чтобы коллекционеры, которые не могут достать настоящие монеты, получили хотя бы их копии».
Конец ознакомительного фрагмента.