Генетика гениальности. Часть третья. Некоторые наследственные факторы, стимулирующие умственную активность (В. П. Эфроимсон, 2011)

2.1. Исходные положения и психологическая характеристика «подагрических гениев»

Свою разгадку повышенная частота подагриков среди гениев нашла в 1955 году в замечательной работе Орована (Orowan Е., 1955), указавшего на то, что мочевая кислота структурно очень сходна с кофеином и теобромином, известными стимуляторами умственной активности (рис. 1).

Рис. 1. Структурные формулы кофеина, теобромина и мочевой кислоты, свидетельствующие об их сходстве

Орован указал также на то, что мочевая кислота, расщепляющаяся у всех млекопитающих, кроме приматов, до аллантоина под действием уриказы, лишь у приматов сохраняется в крови, и именно с этим, предположительно, связан новый этап эволюции, идущий под знаком повышенной активности мозга.

Отметим, что организм нормального человека содержит около 1 г мочевой кислоты, причем ежесуточно образуется и выводится 0,5 г. В организме больного подагрой постоянный уровень мочевой кислоты в крови повышен в 1,5–1,8 раз против нормы, а общее содержание ее в организме достигает 30 г.

При многолетнем избытке мочевой кислоты в организме происходит отложение солей этой кислоты в виде кристаллов – образуются тофусы, которые вызывают подагрические боли и превращают, в конце концов, больных подагрой в инвалидов.

Некоторые последующие работы подтвердили в большей или меньшей степени положительную корреляцию уровня мочевой кислоты и уровня умственной активности. Мы приведем здесь лишь данные исследования Г.У. Брукса и Э.Ф. Мюллера (Brooks G.W., Mueller Е., 1966), которые «вслепую» провели многогранные обследования умственной активности 113 профессоров Мичиганского университета, а затем вычислили связь (корреляцию) разнообразной активности обследованных профессоров с установленным у них уровнем мочевой кислоты (табл. 1).

Этот показатель демонстрирует даже в рамках этой социально выровненной группы очень высокую корреляцию многих характеристик интеллектуальной активности с уровнем мочевой кислоты.

Табл. 1.

Коэффициент корреляции между различными характеристиками активности и уровнем мочевой кислоты (по Brooks G. W., Mueller Е.)

Уже в Древней Греции и Риме обратили внимание на необычайно высокий интеллект многих подагриков. Эти наблюдения подтвердились и средневековыми авторами, и публицистами и врачами Нового времени, покуда в XIX веке подагру не стали надолго считать результатом обжорства, пьянства и всяких излишеств. Общественное мнение в отношении подагры замечательно иллюстрирует ураган карикатур в газетах того времени.

Но уже в 1927 году Г. Эллис, как мы уже говорили, дал четкое определение особенностей гениев-подагриков, отмечая их исключительную целеустремленность, энергию, неистощимое упорство и работоспособность, настойчивость, преодолевающую любые препятствия, и их мужество.

Если первым подагриком, зарегистрированным в истории, был Иудейский царь, мудрый Аза, то Гиерон Сиракузский в V веке до н. э.

уже знал о связи между болезнью суставов и камнями в мочевом пузыре, то есть о мочекаменной болезни у подагриков. Большая масса уратов была обнаружена в большом пальце ноги скелета пожилого мужчины, похороненного в Верхнем Египте. Самой древней находкой является мочекислый почечный камень у египетской мумии 7000-летней давности. Дж. Тальботт (Talbott J.H., 1967) замечает по этому поводу, что наличие мочекислого камня в почках не доказывает наличия подагры, хотя вероятность ее при этом составляет 15/16. Египтяне уже за 1500 лет до нашей эры умели лечить подагру растениями, содержащими колхицин.

Подагрой болел и от нее умер римский поэт Лукиан, описавший муки подагры в своих стихах. Еще в 1734 году Стакли писал, что многие греческие вожди, участвовавшие в Троянской войне, страдали подагрой, в том числе Приам, Ахилл, Эдип, Протесилай, Улисс, Беллерофонт, Плестен, Филоктет, тогда как Тианон Грамматик от подагры умер.

Итак, перед нами стояла задача выявить максимальное число тех известных и признанных исторических лиц, механизм стимуляции умственной деятельности которых можно было бы считать гиперурикемическим (подагрическим).

2.2. Принципы отбора материала

Просматривая обычно приводимые в книгах и статьях краткие перечни выдающихся лиц, страдавших подагрой, мы обратили внимание на то, что в них попадалось не только всем известное имя Александра Македонского (умершего очень молодым, следовательно, унаследовавшего подагру, скорее всего, от отца – Филиппа Македонского), но и известные только специалистам, почти забытые имена – например, Марка Випсания Агриппы, величайшего полководца и организатора бурного послецезарского периода борьбы Октавиана Августа с Помпеем Младшим и Марком Антонием. Что еще важнее, в этих списках отсутствовали имена нескольких крупнейших деятелей, которые, как нам было известно, определенно страдали подагрой. В частности, мы помнили, что подагриком был необычайно деятельный император Германии Карл V и его внук, знаменитый полководец Александр Фарнезе Пармский, и, кроме того, замечательный, но забытый полководец эпохи Тридцатилетней войны Леннарт Торстенсон. Следовательно, предстоял интенсивный поиск дополнительных имен и документальных подтверждений о наличии подагры у тех выдающихся деятелей, которые общепризнанно считаются «творцами истории и культуры».

Приступая к очеркам-биографиям замечательных деятелей мировой истории, мы должны предупредить, что длина этих очерков обычно будет обратно пропорциональна известности описываемого лица. Нет ни возможности, ни смысла описывать деяния Александра Македонского или Лютера. Они известны, и все, что они совершили, легко вспомнить, тогда как лишь специалисты знают, что из себя представлял, например, Г. фон Штейн.

Еще раз подчеркнем, что мы не можем подходить к деятелям мировой истории и культуры с позиций добра и зла, прогрессивности или реакционности их деятельности, нельзя считаться в особенности и с критериями «успех – неуспех». Люди действовали в соответствии с поставленными их социумом задачами, в рамках этики, нравственности (или безнравственности) своего времени, и для нас решающими критериями являются энергия, личная активность, решимость. Трудно найти в истории фигуры, более реакционные, чем, например, Карл Y или Филипп II. Но тогда и Колумба пришлось бы осудить, так как он вывозил рабов в Испанию, где они умирали через год-два.

Исследование патографий сталкивается с неимоверными трудностями. Некоторое представление о них могут дать полученные нами сведения о Наполеоне. Достоверно, что у него были постоянные затруднения с мочеиспусканием. Достоверно, что при вскрытии у него в мочевом пузыре были найдены камни и песок. Но его гений психологически не соответствовал подагрическому типу, и хотя в некоторых источниках прямо утверждалось, что он страдал «мочекислым диатезом», нам не удалось найти этому подтверждения в тех солидных трудах, с которыми мы успели познакомиться (далеко не всех!). И в этом случае желательна дальнейшая проверка.

Зная, что его племянник, Наполеон III, страдал почечно-каменной болезнью, мы обратились к его медицинской истории, и, по Г Эллису, его почечные камни оказались фосфатными.

А.В. Суворов в одном из своих писем упоминает о «семидесяти подаграх» (может быть, он имел в виду приступы подагры?), но все письмо написано так, что эту жалобу можно принять лишь за отговорку.

Адмирал Нельсон пишет о своей «подагре в груди», но эта локализация столь необычна, что заставляет комментаторов считать, что речь идет о какой-то другой болезни.

С другой стороны, Ч. Диккенс категорически отрицал наличие у него подагры, вопреки всей ее симптоматике. В дальнейшем обнаружилось, что у него была не только подагра, но и почечные камни, а его отец умер от операции по поводу почечных камней (наследование гиперурикемии).

Но и в отношении наследования, «династичности» подагры, мы постоянно сталкиваемся с неразрешимыми трудностями. В истории Нового времени не много найдется личностей, которых можно было бы поставить в один ряд с Вильгельмом Молчаливым. У него есть много черт именно «подагрического гения». Но мы не смогли обнаружить в его биографиях прямых указаний на подагру. Зато она обнаруживалась у очень многих из его необычайно даровитых потомков – Морица Оранского, Тюренна, Вильгельма III, прусских курфюрстов и королей. Конечно, подагра могла к ним перейти и от других предков, но «род Оранских возвышается как горный хребет даровитости среди бездарности других династий» (Woods F.A., 1906).

Александр Македонский был подагриком, что зафиксировано. Он умер в 32 года, подагра началась у него уже в молодости, десятилетия перед этим он был гиперурикемиком, и можно быть уверенным, что подагра у него была наследственной, скорее всего мономерной. Его отец Филипп II Македонский обладал всеми особенностями подагрического гения – невероятной целеустремленностью, безразличием к ранам и лишениям, постоянно и напряженно действующим умом. Но мы не смогли открыть указаний на его подагричность, несмотря на многонедельные целенаправленные поиски.

Итак, в нашем списке пробелов будет немало, и чрезвычайно желательно, чтобы эти «белые пятна» были как можно скорее и полнее закрыты.

По чисто техническим причинам нам пришлось сосредоточить свое внимание почти целиком на гениях и выдающихся талантах Европы (Западной и Центральной). Мы надеемся, что этот недостаток будет исправлен продолжателями, точно так же, как мы надеемся, что в ближайшие годы будут раскрыты не обнаруженные нами механизмы.

Может быть, нелишне напомнить, что основной вывод нашей работы – это потенциальное могущество ума человека. Если оно гораздо полнее реализуется при воздействии на мозг внешнего по отношению к нему стимула (биохимического или гормонального), то это надо понимать прежде всего как доказательство того, на какую величайшую активность человеческий мозг способен при полной мобилизации.

2.3. Список основных литературных источников и краткие комментарии к ним

Как была построена работа? Прежде всего мы просмотрели десятки самых авторитетных групповых биографий, в которых были представлены деятели, прославившиеся в самых различных сферах – в науке, искусстве, музыке, военном деле, политике, технике и пр. Затем мы выбрали из энциклопедий имена тех знаменитостей, которым посвящены самые значительные статьи (размер статей в энциклопедиях, как правило, прямо пропорционален значимости вклада того или иного героя в человеческую историю). Таким образом, мы попытались свести на нет субъективное отношение к тому, кого считать гением, а кого оставить за бортом наших исследований. Итоги наших выборок по изучению индивидуальных патографий и определению частоты подагриков (а впоследствии – и обладателей прочих стимулирующих факторов), основанных на более чем пятидесяти различных групповых биографий и перечней великих людей, сведены в таблице 2. В этой таблице приведены данные о процентном отношении «гиперурикемических» гениев к общему числу упоминаемых в литературном источнике (последняя колонка).

Табл. 2.

Доля достоверных подагриков среди гениев, названных в различных групповых биографиях или перечнях

Предваряя приведенные данные, скажем здесь, что контрольной цифрой к нижеследующей таблице следует взять частоту встречаемости подагры среди немолодого мужского населения в странах с высоким потреблением животных белков (мяса) и алкоголя (0,3–1 %). Мы в несколько раз завышаем эту цифру из осторожности и предлагаем наивысшую – 2,0–2,5 %.

Нам кажется, что приведенная выше таблица требует хотя бы краткой персонификации, если не перечня всех великих, то хотя бы гиперурикемиков, подагриков и, предваряя дальнейшее изложение, обладателей других факторов, повышающих интеллектуальную активность. В последующем изложении менее известные российскому читателю личности будут рассмотрены более подробно.

Мы не будем останавливаться на всех источниках, но постараемся упомянуть тех подагрических гениев, которые упоминаются в них. Кроме того, мы укажем еще несколько выборок, заслуживающих, по нашему мнению, внимания.

Я. Голованов опубликовал в первом издании своей книги (1970) 39 очерков, а во втором (1976) – 61 очерк о крупнейших ученых. Среди его героев – семь подагриков: Галилей, Ньютон, Лейбниц, Гарвей, Линней, Даламбер и Дизель.

Если речь идет об ученых, художниках, военно-политических деятелях достаточно высокого ранга, можно с уверенностью предсказать, что среди них гиперурикемический механизм гениальности будет представлен достаточно часто. Так, во втором томе работы Л. Фигье (1871) среди упомянутых им 17 светил науки – Джероламо Кардано (1501/6— 1576) и Колумб были достоверными подагриками. В третьем томе даны биографии 18 ученых, среди которых шестеро оказались подагриками (к списку Голованова прибавился еще Ф. Бэкон).

Джулиан Хаксли (Huxley J., 1966) упомянул о восьми величайших представителях человечества, которыми, по его мнению, являются Шекспир, Гойя, Хаммурапи, Конфуций, подагрики Ньютон, Дарвин и Микеланджело и гипоманиакально-депрессивный Л.Н. Толстой.

Среди 25 ученых-атомистов с древности до наших дней Розалин и Рей Гиберт (Hiebert R., Hiebert R., 1970–1971) называют шестерых подагриков – кроме Галилея и Ньютона, они пишут о Бойле, Франклине, Волластоне и Берцелиусе.

Ланге-Эйхбаум и Курт (Lange-Eichbaum Ж, Kurth W., 1967) добавляют к списку гениальных подагриков Мильтона и Рубенса. Отметим, что среди 558 описанных ими гениев (впрочем, в подавляющем большинстве случаев это скорее таланты, и не всегда самые крупные) авторы нашли лишь два десятка здоровых людей, без «бионегативных» компонентов.

Дж. Кеттль и А. Мак-Кин (Cattel J., МсКееn А,1906), пересмотрев шесть самых авторитетных энциклопедий, чтобы выбрать десятку величайших гениев, получили относительно объективный список, в результате чего к уже перечисленным выше подагрикам добавился Гете. У Т. Грэхема (Graham Т.Е.,1968) среди пятнадцати его героев четверо – подагрики. Новые для нас имена: Томас Мор, Эразм Роттердамский и Мишель Монтень.

Маколей (Macaulay Т.В., 1961) в своих критических и исторических очерках называет в заголовках 22 имени, среди которых 9 подагриков. Добавим к нашему списку сэра Бэрли, Уильяма Темпля, Уолпола, Уильяма Питта Старшего, Клайва, Фридриха Великого, С. Джонсона.

Т. Карлейль (1891) упоминает троих подагриков, среди них впервые для нас – Кромвель.

В. Зейдель (Seidel W., 1975) в биографии Лейбница дает портреты величайших ученых того времени, и добавляет к списку великих подагриков Якоба и Иоганна Бернулли, Канта, Мальбранша.

Мадлен (Madelin L.,1933) среди четырех «великих слуг монархии» пишет о двух подагриках – Мазарини и Кольбере.

Е. Людвиг (Ludwig Е1932) посвящает пять из двадцати очерков – подагрикам. Новыми именами для нас здесь оказываются Фридрих II, Г. фон Штейн, Бисмарк и Рембрандт.

Н. Виллард (Willard N., 1963), ссылаясь на Дидро, называет в качестве литературных и философских гениев Шекспира, Платона, Декарта, Мальбранша, Бэкона и Лейбница. Таким образом, из шестерых трое последних оказываются подагриками.

Р. Вальдфогель (Waldvogel R., 1925), желая выявить биологию гениальности, выбрал троих величайших из великих: Бетховена, Гете и Рембрандта, не подозревая, конечно, что все трое отобранных им имеют нечто общее – они подагрики.

Добавим, что Наполеон в биографических записках избрал себе в судьи Цезаря, Александра Македонского и Фридриха II. Он тоже, конечно, не подозревал, что Александр и Фридрих – подагрики (Napoleon, 1827).

К. Шантелуз в «Исторических портретах» (Chantelauze К, 1886) к уже известным нам подагрикам добавляет Конде Великого (из шести портретов – трое подагрических гениев).

Л. Левенфельд (Loewenfeld L., 1903) в конце своей книги дает биографии 11 величайших художников, среди которых уже упомянутые выше Рембрандт и Микеланджело – подагрики, а Фейербах – обладатель гипоманиакально-депрессивного механизма стимуляции.

Ф. Месс (Mess F., 1935) пишет: «Фауст, легендарная мечта о тотальной гениальности, имеет исторические воплощения: Микеланджело, Леонардо да Винчи, Парацельс, Бэкон, Лейбниц, Кант, Гете». Не удивительно ли, что среди шести гениев-титанов, гениев-универсалов, выбранных наверняка безотносительно к их болезням, оказалось пятеро уже нам известных подагриков?

В остальных биографических выборках, нами использованных, повторяются те же имена, добавляются несколько новых: Бен Джонсон, Рубенс, Кольбер, Сиденгам, Ян Собеский, Драйден, Эдисон, Петр Великий, Дарвин и некоторые другие.

Мы позволили себе сделать выборку крупнейших политиков и дипломатов XVII–XIX веков, заранее понимая произвольность и, может быть, спорность собственного выбора. Мы внесли в список Ришелье, Наполеона, Фуше, Талейрана, Меттерниха, Гладстона, Горчакова, а кроме того, девятерых подагриков – Мазарини, Вильгельма III Оранского, Мальборо, обоих Питтов, Б.Франклина, Каннинга, Пальмерстона, Дизраэли и Бисмарка. Можно этот список удлинить, но вряд ли поименованные девять выпадут из него, и если даже список можно увеличить вдвое, при том, что из добавленных никто не окажется подагриком, то процент снизится с 50 до 25. Только и всего.

В специальном труде П. Дэйл (Dale Р.М., 1952) рассматривает болезни 33 знаменитостей. В предисловии он указывает: «Поиски медицинской информации о лицах давних времен, в общем, кончились разочарованием. Только иногда удавалось, подхватив немного симптоматических нитей там, немного других в другом месте, спрясть диагностическую нить». Автор выражает благодарность многим выдающимся историкам и медикам за помощь. Дэйл, как правило, занят причинами смерти и концентрирует свое внимание на диагностировании именно ее причин. Тем интереснее его список (не с точки зрения причин смерти), так как он позволяет еще раз убедиться в существовании биологических источников замечательной творческой активности, поскольку среди его 33 героев – 14 обладают выявленными нами механизмами стимуляции.

В работе А. Шейнфилда (Scheinfeld А,1972) приводится список гениев, считавшихся эмоционально неустойчивыми или даже психически больными. Среди них – Сократ, Сафо, Марлоу, Б. Джонсон, Свифт, Кант, Мольер, Бодлер, Поуп, Ницше, Шопенгауэр, Гете, Эдуард Каупер, Байрон, Скотт, Колридж, Соути, Де Куинси, Шелли, Эмерсон, Эдгар По, Гюго, Л. Толстой, Бисмарк, Вагнер, Сметана, Леонардо, Тинторетто, Боттичелли, Челлини, Блейк, Тернер, Веронезе, Рафаэль, Дюрер, Ван Дейк, Ватто, Ван Гог, Руссо, Модильяни. Эпилептиками называли Магомета, апостола Павла, Юлия Цезаря, Франциска Ассизского, Петра Великого, Наполеона, Достоевского. Мы не оспариваем «диагнозы». Но здоровыми Шейнфилд называет Вашингтона, Франклина, Джефферсона, Линкольна, Дизраэли, Гладстона, Черчилля, Дарвина, Эйнштейна, Б. Шоу, Фрейда, Томаса Манна, Пикассо, Тосканини и Ф.Д. Рузвельта.

Во всем этом списке из 70 имен, без всякой дополнительной проверю! – Кант, Бисмарк, Петр Великий, Франклин, Дизраэли, Б. Джонсон и Дарвин оказываются подагриками. Свифт, Колридж, Толстой, Ван Гог, Черчилль и Фрейд – обладателями гипоманиакально-депрессивной характерологии почти на клиническом уровне. Шопенгауэр и Гете совмещают в себе циклотимию и подагричность. У Линкольна – синдром Марфана. То есть, без специального дополнительного изучения в выборке из 70 имен обнаруживается 16, у которых имеется тот или иной признак (фактор) эндогенной активизации умственной энергии.

Приведем небольшой поэтический перечень великих мореплавателей из знаменитых «Капитанов» Николая Гумилева:

Восемь имен, но Колумб и Улисс – подагрики, а если не доверять сведениям об «многохитром Одиссее», то надо будет подавно отказаться от сказочного Синдбада, от Ганнона, о котором почти ничего неизвестно. И все-таки главным останется Колумб, добившийся нечеловеческими усилиями не только средств на четыре экспедиции в неизведанную часть земли, но и осуществления этих экспедиций. Мы полагаем, что шестьдесят прозаических перечней дают нам право и на один поэтический.

Замечательным образом, частота подагричности резко возрастает с повышением уровня гениальности. Так, у Г. Эллиса, исследование которого охватило 1030 самых выдающихся деятелей Англии (большинство из которых к гениям никто не причислит), частота подагричности 5,2 %. В Павленковской серии «Жизнь замечательных людей» (200 биографий на 1895 г.) частота подагричности – 13,5 %. В серии «Плутарх XIX века» (165 биографий, по 2–3 страницы на каждого) – частота подагричности 5,5 %, вероятно, только потому, что далеко не все 165 биографий нами были обследованы достаточно досконально. С другой стороны, когда Дж. Хаксли называет всего восемь, но величайших, гениев человечества, частота подагричности среди них оказывается 37,7 %. Когда Маколей дает 22 очерка величайших деятелей, то среди них подагриками оказываются 9 (41 %).

Когда Мадлен называет четырех великих министров Франции, то из них подагриками оказываются двое. Когда Наполеон отдает себя на суд трех величайших полководцев истории, то из четырех (включая его самого) двое оказываются подагриками. Разумеется, обе эти выборки статистически вовсе не убедительны. Убедительно то, что речь идет о величайших военных деятелях, определивших в первом случае судьбы нации, во втором случае – судьбы мира. Когда Кеттль объективно выбирает 10 наиболее знаменитых людей, то из них подагриками оказываются трое, точно так же, как троим подагрикам из десяти великих посвящены очерки Карлейля.

Когда у Е. Людвига из 19 выдающихся деятелей истории и культуры – четверо (вероятно, неведомо для него) оказываются подагриками (21 %), и когда у Ревеша (Revesz G.,1952) из 22 выдающихся гениев – семеро (22 %) оказываются подагриками, то это статистически неубедительно, как и 7 из 30 в выборке Т. Бакли, или 8 из 12 крупнейших политиков Англии.

Но, с другой стороны, Вальдфогель пишет биографии трех величайших гениев искусства, и все трое – Микеланджело, Рембрандт и Бетховен – оказываются подагриками. Шефлер (Scheffler К., 1948), перечисляя 10 наивысших гениев, не подозревает, что подагриками были семеро из них. Точно также, как не подозревал М. Нордау (1908), называя 20 гениев-титанов и универсалов, что 8 из них (40 %) были подагриками, как не подозревал Уайтхед (Whitehead A.N., 1933), что из названных им 22 гениев – основоположников эры науки и техники, шестеро были подагриками.

Если с этими частотами надо сопоставить частоту подагры среди всего мужского пожилого населения страны, где потребляется много мяса и алкоголя (выявителей подагрического предрасположения), частота подагры по разным источникам колеблется от 0,3 до 0,6 %. Если судить по официальной статистике, то в США на 100 миллионов мужского населения (среди них около 40 миллионов – старше 30–35 лет) насчитывалось 300 000 подагриков, что составляет менее 1 %. По личному сообщению профессора Э. Пихлак, действительное число подагриков в США доходит до 1 миллиона, что составляет 2,5 %. Как мы видели, крупные выборки гениев и выдающихся талантов дают цифру 5— 10 %, малые выборки подлинных гениев – 20–30—40 %, тогда как у гениев-титанов, которых вообще насчитывается несколько десятков, выборки дают цифры 30–40—50 %.

Можно возразить, что многие признанные гении, сверхвитальные, доживали до глубокой старости, когда подагра принимает особо мучительные, острые формы. Однако известно, что эта болезнь сокращает продолжительность жизни, в среднем, на пять лет, а главное – не было совершенно никакой возможности настолько подробно углубляться в патографию всех великих людей, чтобы исключить у них наличие подагры, нередко проходившей под диагнозом «ревматизм», «артритизм» и пр., в чем мы убедимся при анализе родословной А.С. Пушкина.

Трудно представить себе заболевание, более мешающее полководческой деятельности, нежели подагра. Однако не менее трех великих полководцев командовали походами и руководили сражениями с носилок, к которым их приковала подагра: это Александр Фарнезе Пармский, Валленштейн и Леннарт Торстенсон. Вообще же список великих полководцев-подагриков, начиная с Гиерона Сиракузского, Александра Македонского, Марка Агриппы, продолжая Карлом Великим, Генрихом IV, Тюренном, Конде, Вильгельмом III Оранским, и кончая, например, А.П. Ермоловым, – производит разительное впечатление.

Около 50 перечисленных нами подагриков войдет в любой список 400 общепризнанных гениев мировой истории и культуры. Следовательно, эти подагрики-гиперурикемики составляют 12,5 % от числа тех, кого принято считать гениями. 12,5 % – бесспорно достоверно статистически отличаются от среднепопуляционных 1,1 % для пожилого населения богатых стран.

2.4. Патографии выдающихся подагриков и кратчайшие очерки значения этих личностей

Гиерон Старший, правитель Сиракуз (?—467 г. до н. э.)

Став «тираном» Сиракузским в 478 г. до н. э., Гиерон Старший за одиннадцать лет правления) успел прославиться по всей Сицилии и Италии не только своей храбростью, но и тем, что покровительствовал наукам и искусствам, в частности, он пригласил к своему двору Эсхила и Пиндара. При Гиероне Сиракузы стали столицей восточной Сицилии и, вероятно, существует преемственная связь между его правлением и появлением в Сиракузах Архимеда. О подагре Гиерона упоминают Сэз и Рикверт (Seze S., Ryckwert A., 1963).

Александр Македонский (356–323 до н. э.)

Поскольку о Филиппе и Александре Македонских уже упоминалось выше и их деяния достаточно хорошо известны, мы их только поверхностно коснемся здесь.

Д. Хоггарт (Hogarth D.G., 1897) отмечает, что Филипп оказался похожим на Эпаминонда (победителя спартанцев при Левктрах и Мантинее) и Пелопида, и что он обладал железным здоровьем. Он описывает, как Филипп осадил порт Метону, и когда его воины уже взобрались на стены, приказал убрать все осадные лестницы, чтобы заставить солдат двигаться дальше. Город был взят, горожан его изгнали, оставив им только одежду. При этой осаде Филипп потерял глаз. Он одерживал множество замечательных побед, прославился своим полководческим и дипломатическим искусством, организационным талантом.

В своих «Филиппинах» Демосфен говорил: «Вся Греция, весь варварский мир слишком малы для гордости этого человека… Постыдно, что именно этот македонец имеет столь смелую душу, что ради расширения своей империи дал себя совершенно изранить».

Тот же Демосфен после смерти Филиппа сказал: «Нам пришлось воевать с таким человеком, который за власть и господство расплатился выбитым глазом, сломанным плечом, изуродованной рукой и ногой; и он все отдал бы, что бы ни потребовала у него богиня Счастья, чтобы оставшемуся досталась слава и честь».

Когда Филипп отправился в дальний поход, шестнадцатилетний Александр Македонский был оставлен правителем всей Македонии. В 18 лет Александр командовал решающим флангом македонских войск в битве при Херонее.

После смерти Филиппа началось повсеместное брожение в государстве. Для того, чтобы прекратить его, двадцатиоднолетний Александр стремительно двинулся на Фивы, взял город штурмом и разрушил его, а затем продал в рабство жителей, устрашив таким образом весь эллинский мир. К 25 годам он блистательно выиграл решающие сражения с персами при Гранике. Пройдя по побережью Средиземного моря от Геллеспонта до границ Египта, он выиграл еще два решительных сражения. Численность персидских войск, как показал Дельбрюк, была преувеличена современниками в десятки раз, но все же намного превышала силы Александра. Тогда же он завоевал Вавилон. Он поднялся на еще никем не достигнутые вершины могущества. Но он вел войска все дальше и дальше, завоевывая Среднюю Азию. Через нынешний Афганистан он повел измученные войска на Индию, перешел Инд, победил могущественного царя Пора и повел бы войска еще дальше, если бы его истощенные воины не взбунтовались. Только полностью исчерпав пределы их энтузиазма, выносливости и сил, он, наконец, повел их обратно.

Никаких собственных личностных барьеров его энергия и храбрость, по-видимому, совершенно не знала. О том, что вся завоевательная политика держалась на его личности, на безграничной целеустремленности, свидетельствует не только быстрый распад огромной империи на царства и убийство его маленького сына, но и то, что известие о смерти Александра Македонского, величайшего распространителя эллинизма, было встречено в Афинах с необычайной радостью. Изгнанный Александром Демосфен был немедленно возвращен из изгнания и триумфально встречен всем городом в Пирее.

Марк Випсаний Агриппа (63–12 г. до н. э.)

Подагра Марка Агриппы установлена достоверно. Более того, известно, что он перенес три тяжелейших подагрических приступа и покончил с собой в начале четвертого приступа, не желая переносить дальше невероятные муки. Марк Агриппа является одной из нередких в истории личностей, которые подготавливают и осуществляют великие дела, предоставляя представительство и славу другим. Он выдвинулся как крупный полководец еще при Юлии Цезаре, но особенно в гражданских войнах, затем в войнах с Секстом Помпеем и Марком Антонием. Историки утверждают, что он был для Октавиана Августа «Бисмарком и Мольтке в одном лице», соединяя в себе качества блестящего дипломата, организатора, полководца и флотоводца.

Как полководец Агриппа прославился прежде всего кампаниями против восставших кантабров и аквитанцев, затем в перузийской и килирийской войнах. Даже когда могущество помпеянцев на суше было сломлено, огромный флот Секста Помпея продолжал господствовать на Средиземном море, блокируя Италию. Для того, чтобы справиться с этим врагом, контролирующим все порты республики, Агриппа организовал первую защищенную с моря римскую военную гавань, порт Юлию, где и был сооружен сильный морской флот. При этом, однако, Агриппа ввел крупное новшество: на кораблях скрыто устанавливалась мощная катапульта, которая выбрасывала на борт вражеского корабля длинную железную балку с загнутым крюком. Привязанная к канату, эта балка при помощи кабестана быстро притягивала вражеский корабль, начинался абордажный бой, в котором тренированные в ближнем бою и хорошо защищенные латами, вооруженные для такого боя легионеры Агриппы легко справлялись с матросами Секста Помпея.

Сражение при Акциуме было заранее выиграно Агриппой, который так систематично и методично блокировал армию и флот Марка Антония, что тому пришлось вместе с Клеопатрой бежать при первом удобном случае, когда во время морского боя представилась возможность прорваться с частью эскадры. Вся армия и остальной флот сразу сдались. Но помимо своей военно-политической деятельности, Агриппа прославился проведением дорог, водопроводов, составлением карты Римской империи. Ему трижды присуждался триумф, и он от него каждый раз отказывался. Его слава, однако, обернулась большими бедами для Рима, поскольку власть попала в руки его правнуков – Калигулы и Нерона.

Как бы ни был могуч основатель династии, если дети не наследуют его гений, то род быстро теряет власть, и хорошо еще, если с ним не гибнет государство.

Когда Агриппа покончил с собой в 12 г. до н. э., от него оставались дети от двух жен: от первой жены – дочь Агриппина (ее сын, Друз II, был отравлен Сеяном). От второй жены, Юлии, дочери императора Октавиана Августа, у Агриппы было четыре сына. Дед, Октавиан Август, усыновил сыновей Агриппы и Юлии – Гая и Люция, но они оба рано умерли, и Август усыновил Агриппу Постума, вместе с Тиберием. Дочь Агриппы, Агриппина, вышла замуж за Германика и стала матерью 9 детей. Трое доживших до зрелости детей – Нерон, Друз III и Гай – были по очереди названы преемниками Тиберия, но первых двух устранил Сеян, и принципат достался Гаю по прозвищу Калигула, сумасшедшему внуку Агриппы. Из трех дочерей Агриппины старшая, тоже Агриппина, стала женой императора Клавдия и возвела на престол своего сына, правнука Марка Агриппы – Нерона. С его смертью кончился дом Агриппы.

Необходимо сделать несколько замечаний по поводу роли семейных связей в выдвижении на высшие должности. И прежде всего следует заметить, что ни одна аристократия, олигархия, плутократия, и даже фирма не может длительно позволить себе роскошь выдвижения на ответственные должности бездарностей. Известно, что уже в первую Пуническую войну такие роскошные жесты едва не привели Карфаген к окончательной гибели. Может быть, кто-либо подсчитал, во что обошлась Англии роскошь выдвижения после Дж. Чемберлена – Остина и, наконец, Невиля Чемберлена. Бездарный и вялый наследник очень скоро разрушает дело своего отца. В качестве пары из сотни примеров можно напомнить жалкую роль сына Яна Собеского или Иеремии Вышневецкого.

У Цельзия (25 г. до н. э. – 50 г. н. э.) имеется необычайно важное указание: почти все римские императоры страдали от подагры. Цельзий отмечает: «По своей ли собственной вине или от своих предков, я не знаю». Речь может идти, безусловно, о Юлии Цезаре и Октавиане Августе. Цельзий имел в виду императоров вообще, то есть победоносных римских полководцев, за замечательные победы провозглашавшихся императорами без всякого нарушения республиканских установок. И первым таким императором был Сципион Африканский, тоже подагрик.

К сожалению, ни в «Жизни двенадцати цезарей» Светония, ни в других исторических произведениях, например у Полибия или Ариана, почти ничего не говорится о болезнях цезарей. Но само упоминание Цельзия представляется нам чрезвычайно важным потому, например, что именно подагрические натуры до мелочей разработали тактику римских войск, ввели железную дисциплину, ежевечернее устроительство укрепленного лагеря, ежедневную тренировку, плотное построение, при котором противника неизменно встречал залп дротиков с загибающимся железным концом, и при котором варвары сталкивались со стеной кирас, шлемов и щитов, а каждого нападавшего ждал одновременный удар коротким мечом в пах и удар двумя копьями из второго и третьего ряда. Благодаря такой тактике перед манипулой образовывался вал убитых и раненых, что с еще большей надежностью обеспечивало победу.

Септимий Север (146–211)

Септимий Север, римский всадник, родившийся в Африке, благодаря своему исключительному трудолюбию, деловитости, энергии и уму, стал быстро выдвигаться в качестве полководца в эпоху Траяна и его преемников, нуждавшихся в таких людях. Смерть Коммода застала его командующим тремя легионами в Верхней Паннонии. Войска провозгласили его императором. Стремительно двинувшись на юг, захватив благодаря этому Равенну и имперский флот, Север, получив утверждение в качестве императора от сената, первым делом изгнал из Рима привыкшую уже распоряжаться императорским троном преторианскую гвардию и набрал новую гвардию из отобранных солдат и офицеров всех провинций, уравновесив ее расположенным недалеко от Рима армейским легионом.

Успешно одолев других, весьма небезопасных претендентов на императорский трон, он в то же время провел очень успешные кампании против парфян, взял Ктезифон и Вавилон, отвоевав для Римской империи Месопотамию. Последний отрезок своей жизни он провел в Британии, разрешая возникшие там смуты и восстанавливая каледонский вал – непреодолимое препятствие набегам скандинавов, предшественников будущих викингов.

Он провел ряд важных реформ, укрепляя армию, поднимая авторитет ее командиров и делая службу в ней осмысленной и выгодной (в частности, он дал звание всадников центурионам и обеспечил будущее ветеранам, заканчивающим срок армейской службы), а главное – серьезно облегчил судьбу крестьянства. Септимий Север также постарался сгладить разницу в правах между провинциями и Италией, и после опустошительного владычества Коммода и междуцарствия упорядочил финансы империи, создав при этом большой запас средств. Сделанные им шаги к ослаблению власти сената и переходу от принципата к единовластию носили в его эпоху прогрессивный характер, но обернулись большим злом, когда престол стал снова переходить в руки негодяев, в частности, его сына – Каракаллы.

Для нас здесь, помимо выдающегося военного, дипломатического и административного таланта Септимия Севера – одной из тех волевых личностей, которые, быстро поднявшись к власти благодаря личным заслугам, энергично подправляют клонящееся к упадку государство, интересно то, что он приказал как следует наказать насмешников, издевавшихся над его подагрой и хромотой, вызванной этой подагрой: «Пусть знают, что я правлю не больными ногами, а здоровой головой».

В кружок его жены, Юлии Домны, входили многие выдающиеся писатели и законодатели эпохи, в частности Ульпиан, пытавшийся наводить порядок в качестве советника молодого императора Александра Севера и за то убитый солдатами.

Папа Григорий Великий (540–604)

Григорий Великий справедливо считается истинным вождем всей римско-католической церкви, установившим благодаря своему авторитету полное господство римских пап над западноевропейским церковно-монастырским миром. Это был аскет, человек необычайно сильной воли, выдающийся администратор и писатель. Две из его книг имеются в русском переводе, а одна до сих пор считается настольной для всего католического духовенства. Григорий Великий страдал тяжелейшей подагрой, столь инвалидизирующей, что его распухшие руки не владели пером и он должен был привязывать перо к кисти или диктовать свои обширные классические труды.

Как указывается в фундаментальном Die Grossen der Weltgeschichte (1972), труды Григория Великого оказали в ранние и средние века огромное воздействие на христианство. Они способствовали созданию аскетического типа европейской церкви, определив его на столетия вперед. Книга «Regula pastoralis» стала важнейшей для всех священников. Написанные им в 25 книгах «Могайа», его необычайное красноречие, громадный административный талант, исключительная работоспособность при аскетическом образе жизни, обширная миссионерская деятельность и, кроме того, создание церковного государства, тянувшегося от Тосканы до Сицилии – все это оказалось основополагающим и направляющим для деятельности римских пап на протяжении более тысячелетия, как бы при этом сами папы не отклонялись от аскетических идеалов Григория Великого.

Частое сочетание аскетизма с тягчайшей подагрой опровергает теорию о ее обязательном порождении обжорством.

Папа Григорий Великий считается по «Биографиям композиторов» (1904) «одним из главнейших деятелей в разработке церковной музыки».

Пипин Короткий (714–768)

В 1871 году Л. Ольснер (Oelsner L.) писал о Пипине Коротком: «Существо Пипина – не его внешность, о которой отсутствует малейший намек, а его духовная природа, отражающаяся прежде всего в его делах… Мы убедились в том, насколько усилилось франкское государство как в своей внутренней организации, так и в отношении внешнего могущества не только во времена Пипина, но и благодаря Пипину. Возложив на свою голову корону, он не поддался пустому властолюбию, но в полном сознании своего внутреннего призвания и принятых обязанностей приступил к тяжкой должности властителя.

До тех пор, пока он был на троне, он был ведущей силой в государстве. Что не проистекало из его инициативы, происходило, по меньшей мере, не без его участия. Нити как внутренней, так и внешней политики соединялись в его руках. В многочисленных походах, предпринятых во время его правления – 12 из 17 лет были годами войны – он всегда был во главе своих войск, равным образом он лично участвовал в дипломатических переговорах.

Разработка законов в пятидесятые годы происходила по его инициативе и даже в мелочах под его влиянием. Под его председательством проводили судебные разбирательства, и он внимательно интересовался судебными совещаниями. Таким образом он стоял – подлинно властительная личность, всепроницающая, творческая, увенчанная успехом».

Однако установить что-либо о наличии или отсутствии подагры у отца Карла Великого, Пипина Короткого, или у деда нам не удалось, может быть, из-за неполноты патографической летописи, может быть, потому, что мы по Пипину Короткому использовали далеко не все источники, а лишь немногие.

Император Карл Великий (742–814)

Карлу, сыну Пипина Короткого, внуку Карла Мартелла, правнуку первого великого мажордома королевства франков Пипина Геристальского, пришлось развивать грандиозную организационную и военную деятельность. Если, например, Карл Мартелл остановил в битве при Пуатье, уже в середине Франции, нашествие мавров из Испании и отбросил их за Пиренеи, то Карлу в 773 и 774 гг. пришлось провести две кампании против лангобардов и стать королем Ломбардии. В 791 и 802–803 гг. он разгромил аваров, дойдя до Хорватии и организовав «Остмарк» – пограничную оборонительную область, впоследствии собственно Австрию (Oesterreich).

Однако самыми длительными оказались войны с саксами. Война, начатая в 771 г., после покорения и нового восстания (783 г.), завершилась массовым истреблением саксов и переселением уцелевших, обращенных насильно в христианство. После экспедиции в Северную Испанию (778 г.) и гибели арьергарда – события, прославленного «Песней о Роланде» – Карл в походах 796–811 гг. создал в Каталонии «Испанскую марку», область, из которой позднее началось отвоевание Испании у мавров.

В 800 г. он был коронован императором. Огромная территория империи, охватывавшей всю Францию, Бельгию, Голландию, добрую половину Германии, Австрию, север Италии и Испании, была реорганизована и подчинена разработанному единому законодательству, стала управляться назначенными Карлом графами и епископами, при этом сохранялся рад демократических принципов.

Карл Великий уделял огромное внимание образованию и вовлечению в управление наиболее даровитых людей, в частности, он рассылал во все концы страны людей для разыскания наиболее одаренных мальчиков и подростков и посылал их в организованные им школы. Это внимание к одаренной молодежи породило Каролингское возрождение, а сама личность Карла породила множество легенд и саг.

Приведенный нами кратчайший перечень того, что совершил Карл Великий, только напоминающий о некоторых сторонах его деятельности, можно беспредельно расширять, но мы должны здесь отослать читателя к историческим трудам, энциклопедиям и т. д., в частности к работе Абеля и Симпсона (Abel S., Simpson В., 1888). А о том, что Карл под конец своей жизни хромал на одну ногу, без указания причины упоминает, например, А. Эйнгардт (1966).

Существенно, что Карл Великий отличался умеренностью в пище и питье, и это говорит в пользу наследственной, а не диетарной этиологии подагры. С целью направить исследователей на правильные поиски, упомянем о том, что его отец, энергичный Пипин Короткий, умер от водянки, а по поводу деда было сказано: «Французы и немцы должны причислять Карла Мартелла к своим наиболее почитаемым героям».

Генрих II Плантагенет (1133–1189)

Генрих I (1068–1135), младший сын Вильгельма Завоевателя, унаследовавший корону от своего брата, выдал свою дочь Маргариту за Готфрида, графа Анжуйского. Сын от этого брака, Генрих II Плантагенет, был первым из 8 королей этой династии, боковыми ветвями которой являются династии Ланкастерская и Йоркская.

Генрих II, ставший королем Англии в 1154 г., справился с существовавшей в ней анархией и превратил феодальную страну в государство с сильной королевской властью, постоянными налогами, народной милицией, судом присяжных.

Генрих – герцог Нормандский, граф Анжу – благодаря браку на Элеоноре, герцогине Аквитанской, оказался владельцем большей части Франции и стал королем Англии в 21 год, когда страна жаждала сильного правительства после ужасов анархии. Генрих II разрушил множество неразрушимых баронских замков, наказал некоторых феодалов и установил прочную власть судей и шерифов, отняв у шотландского короля Малькольма Четвертого Кумберленд, Уэстморленд и Нортумберленд.

Он воевал не только с французскими и шотландскими королями, но и с собственными сыновьями, восставшими против него. Главным его противником был его сын Ричард Львиное Сердце, человек огромной физической силы и энергии.

Ставленник Генриха, архиепископ Кентерберийский Томас Беккет стал отстаивать церковные права, опираясь на папу римского.

В конце концов, после многих лет борьбы по приказу короля Беккет был убит (1170 г.).

Генрих был поразительно умен, жесток, властолюбив, энергичен и целеустремлен. Физическая и умственная энергия его были совершенно необычайны. Он стал самым могущественным государем Западной Европы и очень энергично «наводил порядок» в самой Англии.

Генрих II был «повсеместен», быстрота его передвижений поражала короля Франции: «То в Ирландии, то в Англии, то в Нормандии… Он должен летать, а не ездить верхом или на корабле», – однажды воскликнул французский король при одном из внезапных появлений Генриха. А. Пул (Pool A.S.) писал в 1955 году: «Прежде всего человек действия, он никогда не бездействовал, его неутомимая энергия, пожалуй, была его самой выраженной особенностью. Он не терпел безделья, даже в церкви он коротал время, рисуя или шепотом разговаривая с придворными. Говорили, что он никогда не садился, кроме как на коня или для еды. Он мог проводить день с рассвета до заката, наслаждаясь охотой, которую необычайной любил… Но он никогда не пренебрегал государственными делами. Его природные способности, его невероятное трудолюбие, его деловой здравый смысл, доступность, сочетающаяся со способностью легко запоминать факты и лица – все это сделало из него первоклассного государственного деятеля и дипломата».

Он владел французским, английским и латинским языками.

В 1171 году Генрихом была завоевана часть Ирландии, но в 1173 г. против него поднялась лига, объединявшая его жену Элеонору, короля Франции Людовика III, сыновей Генриха, графа Фландрского, короля Шотландского и многих феодалов. Однако Генриху II удалось отбить нападение на Нормандию и Анжу, а в 1174 году взять в плен шотландского короля, который обязался признать верховенство Генриха II над Шотландией. Генрих II взял в плен советника своих сыновей Бертрана де Борна. И только будучи больным, незадолго до смерти он потерпел поражение, когда против него вновь восстал Ричард Львиное Сердце в союзе с французским королем.

Генрих II и Элеонора имели 5 сыновей и 3 дочерей. Матильда была выдана замуж за Генриха Льва, герцога Саксонии и Баварии. Элеонора – за Альфонса VHI Кастильского. Иоанна – за Вильгельма II Сицилийского. Кроме того, Генрих II имел двух внебрачных сыновей – Джеффри, ставшего архиепископом Йоркским, и Линксворда, графа Солсбери.

Подлинная империя, которую создал Генрих II, простиралась от Шотландии до Пиренеев. Это была империя с почти абсолютной королевской властью, притом, в общем, весьма популярной, и не только потому, что она поддерживала мир, но вследствие того, что империя имела большие преимущества перед прежней феодальной юрисдикцией, замененной королевской администрацией и судом присяжных. С 1180 года стал действовать постоянный королевский суд, причем законодательство было кодифицировано.

Р. Барбер (Barber R., 1973) пишет о Генрихе II: «Генрих был величайшим государственным деятелем своего времени, а его ошибки были обычными для правителей… Под его властью Англия пользовалась большим числом мирных лет и меньшим количеством призывов к оружию, нежели ей пришлось узнать за столетия после его смерти… Купцы могли спокойно проезжать через страну от ярмарки к ярмарке со своими ценными грузами пряностей, шелков и других роскошных изделий из дальних стран».

Генрих II заложил настолько прочно основы королевской власти, что его династия не только удержалась на троне четверть тысячелетия, но и дала начало другим династиям – Йоркам и Ланкастерам, происходившим от его потомка Эдуарда Третьего. Ланкастеры и Йорки передали власть только Тюдорам, таким образом традиция дошла до времен протестантства и власти парламента. Можно без конца иронизировать над королевской властью с позиций современности, но со всеми ее притеснениями, она все же была в историческом плане шагом вперед по сравнению с анархией, властью силы и войной всех против всех. Основоположником королевской власти в Англии, сильно продвинувшим вперед процесс слияния саксов и норманнов, и был Генрих II Плантагенет, человек, которому мы можем наверняка приписать диагноз «подагра» по очень четкому физическому признаку и очень характерным в отношении этой болезни складу характера и деятельности.

«…Король английский Генрих II скончался у себя в укрепленном замке Шинон всего пятидесяти шести лет от роду. Альфонсо, как живого, видел перед собой отца своей доньи Леонор, невысокого, приземистого, тучного человека, видел его бычью шею, широкие плечи, по-кавалерийски кривые ноги. Пышущий силой, державший на оголенной руке сокола, который впился ему в мясо – таким запечатлелся он в памяти Альфонсо. Все, к чему он вожделел – и женщины, и государство – хватал этот Генрих своими голыми красными, могучими руками… Он был умнейший человек христианского мира» (Л. Фейхтвангер. «Испанская баллада»).

В Большой Советской Энциклопедии о Генрихе II сказано, что именно при нем были заложены основы всей судебно-административной системы английского феодального государства, королевская курия разделилась на высший королевский суд и казначейство, начало складываться английское общегосударственное право.

Имя Генриха до наших дней живет в легендах о его любви к прекрасной Розамунде.

Любопытную справку по поводу Генриха II мы находим в книге Э.А. Вартаняна «Из жизни слов» (1963), где рассказывается, откуда пошло выражение «жить на широкую ногу»: «На большом пальце правой ноги английского короля Генриха II появился уродливый нарост. Король никак не мог изменить форму обезображенной ноги. Поэтому он заказал себе башмаки с длинными, острыми загнутыми кверху носками… и про богатых людей заговорили: «ишь, живет на широкую ногу» или «на большую ногу».

Почему же все-таки приходится сомневаться в достоверности этой истории? Да потому, что законодателем этой моды в некоторых источниках называют отца Генриха II – Готфрида Плантагенета, графа Анжуйского.

Было ли это так или иначе, для нас несущественно. Понятно, конечно, что граф Анжуйский не был достаточно видной персоной, чтобы распространить моду. Другое дело – король Англии, властитель большей части Франции, основатель трех династий.

Нелегко будет установить – был ли большой палец Генриха II поражен именно подагрически, но в том, что у этого короля была подагрическая характерология, сомневаться не приходится.

Иоанн Безземельный Плантагенет (1167–1216)

Вальдман (Waldman М., 1940) в книге «Некоторые английские диктаторы» называет четверых: Иоанна Безземельного, Генриха Восьмого, Елизавету Первую и Кромвеля. Генрих и Кромвель – бесспорные подагрики. Относительно Иоанна Безземельного историческая документация давно рассеяла легенду о его ничтожестве. Еще в 1919 году Дж. Грин (Green J.R.) называет его самым даровитым и решительным из всех Плантагенетов «по быстроте и широте своих политических комбинаций далеко превосходящим государственных деятелей того времени». А. Пул пишет об Иоанне, что он был жесток и беспощаден, вспыльчив и страстен, жаден и эгоистичен, талантлив и отталкивающ, что он был произволен и несправедлив, умен и одарен, оригинален и вдумчив. Дж. Холт (Holt /. С., 1963) указывает, что он при этом являлся чрезвычайно талантливым администратором, искусным правителем. Однако вердикты его современников о поразительном отсутствии достоинства и вспышках сумасшедшего бешенства – снижали личность Иоанна Безземельного до уровня ограниченности и банальности, и именно эти вердикты стали широко распространены.

Для нас здесь существенно, что в общем положительно оценивающий его А. Ллойд (Lloyd А., 1972) мимоходом упоминает о том, что он страдал подагрой. Впрочем, гораздо важнее то, что подагричность Иоанна Безземельного частично подтверждает подагричность первого Плантагенета, Генриха II, на которую, правда, указывал только очень большой, неудалимый нарост на большом пальце ноги и, помимо титанической энергии, весьма подагрическая характерология.

Совершенно естественно, что Иоанн Безземельный, с его многочисленными неудачами, стоит в тени своего богатого малополезными приключениями, рыцарственного и легендарного брата Ричарда Львиное Сердце.

Современное воззрение на Иоанна Безземельного базируется, главным образом, на работе Дж. Грина (1919), который видел в нем «парадокс злобности и дарования».

А. Ллойд в книге «Оклеветанный монарх» отмечает его поразительный административный и организаторский талант в борьбе с шотландскими и ирландскими неурядицами. Он замечает также, что в войнах Иоанн проявлял решимость, упорство и изобретательность.

В той же книге отмечено, что, страдая подагрой, Иоанн Безземельный работал до самой смерти: «Как энергичный хранитель власти короны, от природы предрасположенный к миру, Иоанн обладал талантом и упорством, необходимым для поддержания сильного и благотворного правления».

Что касается потомства Иоанна Безземельного, наши предварительные поиски подагры у его не очень даровитых сына и внуков (Генрих III, Эдуард I, Эдуард II), положительных результатов не дали. И, насколько удалось выяснить, предки Генриха II и Иоанна Безземельного (имеется в виду, конечно, мужская линия) – Вильгельм Завоеватель и Вильгельм Рыжий – подагрой тоже не страдали.

Потомство Иоанна Безземельного не заслужило доброй славы. В частности, Эдуард II был со своей армией наголову разбит Брюсом при Беннокберне, и это послужило очень мощным основанием для последующего противостояния Шотландии и Англии.

Генрих VII, император Священной Римской империи (1269/74—1313)

Генрих VII, граф Люксембургский, после избрания его на трон императора Священной Римской империи (1312 г.) признал независимость швейцарских кантонов, предпринял поход в Италию, где возвратил на родину изгнанников и напрасно пытался примирить гвельфов и гибеллинов; именно он пытался также установить независимость императоров от римских пап.

В исторических трудах Генрих VII характеризуется как решительный, твердый и деятельный правитель.

Он страдал почечно-каменной болезнью и принимал ванны в Мачерефета, для того, чтобы избавиться от своего недомогания, но вскоре умер.

Хубилай-Хан (1215–1294)

Хубилай-Хан, внук Чингисхана, сын Тулуя, император монголов с 1264 по 1294 гг., уже к 1271 году овладел большей частью Китая и перенес его столицу в Пекин. Затем он завоевал Бирму, Камбоджу, Корею, но не будучи удовлетворен этим, дважды отправлял неудачные экспедиции для завоевания Японии (1274 и 1281 гг. – оба раза помешали бури) и даже Явы (1293). Хубилай-Хан ввел новый монгольский алфавит, реорганизовал управление страной, всячески способствовал распространению буддизма, в то же время ведя политику национального угнетения. Он стал основателем династии китайских императоров.

О подагре Хубилай-Хана упоминает, в частности, Марко Поло. Улугбек (1393–1449)

Улугбек, в течение многих лет мудрый соправитель своего отца, Шахруха, к которому от Тимура перешел Узбекистан с Самаркандом, страстно увлекался астрономией. Он составил знаменитые «улугбековы астрономические таблицы», каталог звезд и ряд других астрономических произведений. Увлеченный астрономией, он упустил из виду внутренние дела и в результате заговора был свергнут и убит своим собственным сыном.

Подагра Улугбека заставляет пожалеть о том, что нам не удалось получить никаких сведений по патографии его родичей – Тимура и других тимуридов, а также по патографии их потомков – Великих Моголов, в частности, Бабура, Акбара и Аурангзеба.

Король Карл У Валуа Мудрый (1337–1380)

Оказывается, что среди потомства, родичей и свойственников Людовика IX Святого (1226–1270), а именно потомков его младшего сына Роберта, женившегося на Беатрисе Бурбон и тем положившего начало знатности этого рода, и потомков его второго внука Карла Валуа, подагра была очень часта. Так, страдали этой болезнью Оливье Подагрик (де ла Марш), его потомок Карл I Подагрик, герцог Бурбон (умер в 1456 г.), его сын Жан II Подагрик, и еще один герцог Бурбон (умер в 1487 г.). Но наследственная подагра переходила к ним и от Валуа, например, от Карла V Валуа.

Существенно, что из двух подлинно крупных предшественников Людовика XI – Филиппа ГУ Красивого и Карла V Мудрого – один Карл Мудрый был подагриком. Бриссо (Brissaud Е., 1903) уделяет этой его болезни полтора десятка страниц, на которых упоминает, в частности, что подагра была наследственной («племянник подагрика, сын ревматика»), что у него были суставные боли, почечный диатез, отеки, подагрическая кахексия.

Как дофин, Карл Мудрый принял управление Францией в тяжелейших условиях. Ему было 19 лет, когда его отец, Иоанн I, потерпел страшное поражение при Пуатье и был взят в плен англичанами, занявшими значительную часть запада Франции.

Поднялось восстание Этьена Марселя в Париже, Жакерия на севере, и началась борьба с Карлом Наваррским. Однако Карлу V удалось подавить Жакерию, справиться с Парижем, причем начатые казни он уже через неделю прекратил общей амнистией. Когда возобновилась война с Англией, Карл Vвместе с Бернаром Дюгекленом почти полностью освободил Францию от англичан. Затем он привел в порядок совершенно расстроенные финансы. Карл широко покровительствовал наукам.

Лишь после его смерти вновь вспыхнула Жакерия и вдобавок началась борьба арманьяков и бургиньонов, а затем новая война с Англией, приведшая к поражению при Азенкуре. Таким образом, только правление Карла Мудрого оказалось единственной благоприятной для Франции передышкой в Столетней войне. С его смертью вновь начались смуты, восстания, междоусобицы, поражения в войне с англичанами, продолжавшиеся до появления Жанны д’Арк. Разумеется, всегда можно объяснить неудачи и неуспехи социальными факторами, однако в эти социальные факторы может в немалой мере входить и личность правителя.

Карл Vне нами назван «Мудрым». Наша обязанность сводится лишь к тому, чтобы подытожить его большую роль в истории Франции и документировать подагричность этого, одного из первых Валуа. Сын его, король Карл VI «Безумный», был психотиком. Карл VII нам известен как ничтожество, спасенное Жанной д’Арк. Однако браки между подагрическими семьями продолжались, и наследственный характер подагры у Людовика XI очень вероятен.

Галеаццо Висконти (1347–1402)

Бенедек и Роднан (Benedek Т.О., Rodnen G.P., 1963) сообщают следующее: «…Этот великий витязь, Галеаццо Висконти, правитель Лигурии, страдал подагрой более десяти лет, причем у него болели не только ноги, но и руки, плечо – все тело болело так, что нижние конечности были малоподвижны, скованы и изогнуты – не только ходьба, но даже стояние стало для него невозможным. И он переносил все это с неизменной твердостью и благородством… И все же он оставался молодым, сильным и умелым в долгих и утомительных путешествиях, был воителем, прекрасно владел оружием и выделялся в рыцарских турнирах. Врач-знахарь потребовал за излечение 3500 золотых дукатов, которые и были ему гарантированы, однако вылечить Галеаццо он не смог…»

От Галеаццо Висконти владычество над Миланом и значительной частью Ломбардии перешло к его зятю, кондотьеру Франческо Сфорца.

Если мы вспомним о династии Медичи, то должны признать, что добрая доля поразительной истории северной Италии, да и всего Возрождения, добрая доля ее культуры связана с подагриками Медичи и Висконти…

О династии Медичи, в частности, о Лоренцо Великолепном, мы расскажем в главе «Династическая гениальность».

Петрарка (1304–1374)

Благодаря исследованию Бенедека и Роднана, известно, что Петрарка дважды серьезно страдал от болезни ног. Второй приступ болезни он называл подагрой. О подагре Петрарки упоминает и Фишхарт в своей книге «Утешительница подагриков», где говорится о том, что этой болезнью страдал и поэт Лукиан, и крупный деятель эпохи гуманизма Виллибальд Пиркхеймер, друг Альбрехта Дюрера.

Людовик XI (1425–1483)

Переход от господства феодалов, от войны всех против всех, от раздробленности к организованному, централизованному национальному государству совершался в разных странах разновременно, но под давлением неудержимых социально-экономических сил. Однако осуществление этого перехода с поразительной закономерностью выпадало достаточно часто на долю именно подагриков. При всем своеобразии условий, в ходе борьбы за эту централизацию, осложненную борьбой с Реформацией, впоследствии «сломался» подагрик КарлУ. Гораздо раньше, дальновиднее, но преждевременно и неудачно централизацию пробовал осуществить подагрик Иоанн Безземельный. В России ее осуществлял Иоанн III, сын которого так рано умер от подагры, что наверняка унаследовал ее, быть может, и от отца. В Англии ее решали подагрики Тюдоры, во Франции осуществлял Людовик XI, подагричность которого твердо установлена (Cabanes А., 1957).

Людовик XI, в молодости взбунтовавшийся против отца, когда это требовалось, проявлял исключительную боевую храбрость. Этому чрезвычайно ловкому интригану случалось запутываться в своих собственных сетях и не без потерь из них выпутываться. Поразительно упорный, настойчивый, коварный, жестокий, он шел с неимоверной целеустремленностью к решению эпохальной задачи – объединению Франции. Задача была необычайно трудна уже потому, что главным противником короля был его вассал, гораздо более могущественный, чем сам король, – герцог Бургундский Карл Смелый, владелец богатейших областей нынешнего Люксембурга, Бельгии и Голландии. Карл Смелый имел огромную армию, да и другие вассалы были, объединившись, много могущественнее короля.

Но Людовик XI сумел втравить Карла Смелого в войну со швейцарцами, которые нанесли ему два сокрушительнейших поражения. В последнее сражение, кончившееся новым поражением и гибелью (при Нанси), Карл Смелый пришел уже с ничтожными остатками своей когда-то могучей армии. Людовик присоединил к своим владениям не только Бургундию («Бенилюкс» достался Габсбургам), но также Франш-Конте, Прованс, Мэн, Пикардию, Артуа, Анжу, Пуату, Гиеннь. Он сумел противопоставить феодалам города и горожан: хотя и увеличил налоги, он вместе с тем, покровительствовал земледелию, промышленности, торговле, речному судоходству.

Людовик был редкостно образован. При беспощадной экономии, даже скаредности во всем, что касалось личных расходов, он покровительствовал наукам и искусствам, организовал огромную армию (60 тысяч человек), создал мощную артиллерию. Этот король не знал отдыха от трудов, он непрерывно обдумывал все новые планы и интриги, был неистощимо предприимчив и, в результате, оставил Францию единой, сильной, централизованной – настолько, что это единство сохранилось вопреки всем последующим потрясениям, расколу Франции на католическую и кальвинистскую, несмотря на честолюбивые авантюры Карла VIII, Франсиска I, ничтожество Карла IX, Генриха III, несмотря на возвышение Гизов, несмотря на потоки золота Филиппа II.

Е.Бриссо (Brissaud Е1903) подтверждает подагричность Людовика XI: «К этому ряду кожных или ревматических симптомов, господствующих в биологической истории Людовика XI, нужно добавить подагру». Далее Бриссо приводит текст письма дочери Людовика XI, Анны, в котором она упоминает об этой его болезни. Книга Бриссо, в основном, посвящена психозам и психопатиям королей Франции и их предков, но попутно приводится рад важных для нас сведений, тем более, что Бриссо, разумеется, и не подозревал о том, почему мы интересуемся подагрой.

Христофор Колумб (1451–1506)

Подагричность Колумба установлена вполне достоверно. В испанской литературе о Колумбе нередки упоминания, в том числе и о том, что он страдал подагрой, а в английских книгах говорится неопределенно – то о подагре, то о ревматизме. Но нам не раз удавалось убедиться в том, что испанское слово «gota» (подагра) нередко переводится как «ревматизм».

Документы и сведения о Колумбе крайне противоречивы. Решительно оспаривается, например, его генуэзское происхождение. Он не знал итальянского языка и писал только на испанском. Оспаривается даже значение его открытий, но здесь невозможно рассматривать ни его претензии, ни выдвинутые против него обвинения, в частности, в том, что он совершил роковую ошибку, приняв Америку за Азию (что всецело объясняется состоянием географии того времени, трудностью и ненадежностью сведений от туземцев, а может быть, и невозможностью получения средств и экипажа для экспедиции в столь фантастическую даль).

Нужно обратиться к его действиям, его упорным попыткам добиться при португальском дворе снаряжения экспедиции на запад; его многолетним попыткам добиться этой экспедиции при дворе Кастилии и

Леона; к его решимости после многих бесплодных лет стараний обратиться к Франции; к преодолению им бесчисленных кризисных ситуаций со своим будущим экипажем, с Пинсонами; к успешной борьбе с придворными интригами… Вторая, третья, четвертая экспедиции в Америку – любого из этих предприятий достаточно, чтобы увидеть в нем человека совершенно изумительной энергии, настойчивости, целеустремленности, воли, увлеченности.

Итак: следствия его открытий громадны, а его подагричность, по существу, несомненна. Вопросы о том, был ли он великим или посредственным мореплавателем, правдолюбцем или фантазером, верующим христианином или жестоким дельцом – скорее относятся к истории нравов и знаний его времени, чем к его личности.

Для нас существенно то, что, не считая случайного, забытого открытия «Винланда» Эриком Рыжим и Лейфом Счастливым, Колумб был первым за многие тысячелетия человеком, который, преодолевая бесчисленные препятствия, добился снаряжения первой экспедиции к Американскому континенту, а последующими тремя сделал Новый Свет достижимым.

Он был очень незнатным человеком – обстоятельство, неимоверно осложнившее его задачу. Он был чужестранцем, что еще хуже. Ему приходилось добиваться цели при дворе и подчинять своей воле всегда готовый к бунту экипаж. Ему приходилось выторговывать себе высшие звания, может быть потому, что без них с ним вообще не стали бы считаться подчиненные ему авантюристы и преступники. Нам кажется, что его характерологию следует определять именно по свершениям, а не по дошедшим до нашего времени документам, включая собственноручно им написанные.

Возможно, что если бы он не давал своих непомерных обещаний, он не получил бы средств для осуществления замысла. Для нас существенно одно – многократность совершенных подвигов интеллекта, воли, настойчивости и целеустремленности.

Многие историки отрицают за Колумбом какие-либо выдающиеся качества, считают его баловнем судьбы, лгуном, обманщиков, невеждой. Эти высказывания базируются на совершенно чудовищных ошибках, обнаруженных в документах, исходящих от Колумба, и на том, что он считал себя не открывателем нового континента, а открывателем нового пути в Азию, а открытые им земли – азиатскими. Нет смысла перечислять ошибки в донесениях, им написанных, прокламациях и декларациях. Они и впрямь бесчисленны.

Но Колумбу была нужна поддержка испанской короны, были нужны деньги и люди. Он не смог бы получить ни того, ни другого, ни третьего, если бы он просил все это для достижения цели, лежащей на расстоянии 13 000 километров, в те годы, в ту эпоху, когда за пределами Средиземноморья любое некаботажное плавание, даже переправа через Ла-Манш, были небезопасным предприятием. Он должен был указывать и прокламировать гораздо более близкую цель, и вынужден был поддерживать свою версию.

То, что он эту цель, а также путь к ней и обратно, в действительности знал неопровержимо, доказывается тем, что от берегов Испании он отправился не прямо к цели, а на юго-восток, к Канарским островам, а оттуда, пользуясь попутными пассатами, за 5 недель доплыл до Антилл. Возвращаясь же в Испанию, Колумб плыл вовсе не прямым путем на восток, а против ветров и течения, на северо-восток, и затем, по зоне попутных ветров и течений, всего за две недели приплыл к Канарским островам.

Другое доказательство, что Колумб еще до первого путешествия знал приблизительно, где ждет его берег, известно из записок Фернандо Колумба и Лас Касаса: каравеллам была дана инструкция плыть на запад днем и ночью 700 лиг, и только после этого прекратить ночное плавание. Следовательно, Колумб был уверен, что земля ближе этого расстояния не покажется (700 лиг = 4150 км). А расстояние от Канарских островов до восточной части Карибского моря составляет около 750 лиг (4500 км). Следовательно, Колумб знал, куда плывет.

Еще одно доказательство точных знаний Колумба: когда после тридцати трех дней плавания под попутным ветром и течением команда взбунтовалась и потребовала возвращения, Колумб дал свое знаменитое обещание повернуть обратно, если земля не будет обнаружена в течение ближайших трех дней. При любой ситуации такое обещание можно было дать только в твердой уверенности, что земля близка. Незадолго до истечения выговоренного срока земля была обнаружена. А ведь Колумб в других случаях действовал очень решительно, усмиряя команду. В этом случае, давая обещание, он рисковал потерять абсолютно все.

Вскоре после возвращения первой экспедиции, король Фердинанд и королева Изабелла пишут Колумбу: «Нам кажется, что все, о чем вы в самом начале нам рассказали, о том, что можно будет добыть – все оказалось настолько правильным, как будто вы все это сами видели до того, как об этом сказали».

Сама формулировка титулов, пожалованных Колумбу после первого путешествия, совершенно исключает мысль о том, что где-то рядом с открытыми им островами лежат могущественные империи Китай и Япония (Чипанго), с которыми, вероятно, пришлось бы отчаянно бороться за господство над открытыми Колумбом островами, если они действительно богаты, а Китай и Чипанго так близки к ним. Соперничество в морской торговле всегда играло огромную роль, конкуренты отчаянно сражались друг с другом, а шпионы и неправильные, сбивающие с толку карты были общепринятыми методами в этой борьбе.

Принижать достоинства Колумба, совершившего четыре совершенно необычайных по трудности и значению экспедиции в Америку, на том основании, что он то ли был сбит с толку еще до их начала, то ли введен в заблуждение туземцами из-за незнания их языка (хотя указание на наличие где-то западнее невероятно богатых золотом могущественных империй быстро подтвердилось открытием Мексики и Перу), столь же неправомочно, учитывая условия места и времени, как и обвинять его или кого-либо другого в работорговле – деле совершенно нормальном в практике того времени… да и последующих четырех с половиной столетий.

Колумб знал заранее, куда он плывет. Откуда эти знания? Письмо Тосканелли, на которое впоследствии ссылались, оказалось фальшивкой, сфабрикованной уже после открытия Америки. Карта Марина Тирского, на которую ссылался Колумб, известна только из Птолемея, который ее опровергал.

Лас Касас сообщает, что, по слухам, Колумб в своем доме на острове Мадейра принял какого-то кормчего португальского корабля, однажды отнесенного бурей далеко на запад, и получил от него карту западных островов.

Это вполне правдоподобно. Но откуда такое прекрасное, практически бесценное знание ветров и течений?

Насколько точно и достоверно знал Колумб о том, что его ждет на Западе? Достаточно ли было для этого тех сведений, которые ему мог сообщить легендарный кормчий португальского корабля? Нет, недостаточно.

Возможно совсем иное объяснение, а именно – то, на что указывает несколько доныне не полностью осмысленных фактов.

В 1492 году в Испании одновременно произошли три события: отправление эскадры Колумба к берегам будущей Америки, взятие последнего оплота мавров – Гренады, издание указа об изгнании из Испании всех евреев, не согласившихся креститься.

Между этими тремя событиями можно установить простую связь: арабы сломлены – можно приниматься за других иноверцев (евреев), но им деться некуда… Евреям надо искать подходящее место, чтобы избежать истребления… Но кто должен это место искать?

Есть ряд других обстоятельств, давно бросившихся в глаза историкам. И в Португалии, и в Испании Колумб находил постоянную поддержку у маранов (крещенных евреев). Деньги на снаряжение его экспедиции (1,6 миллионов мараведисов) дали именно мараны – 1 миллион непосредственно Колумбу, и 0,6 миллионов в виде «целевого займа» казне специально на экспедицию. Главным «спонсором» был маран Сантахиель, племянник сожженного марана, бывший тогда кем-то вроде финансового советника королевства.

Несомненно, что после гренадской войны казна Испании была истощена, отсюда и происходили постоянные промедления со снаряжением экспедиции. Известно, что Колумба вернули с пути во Францию, куда он направлялся, измученный бесконечными проволочками.

Несомненно, что испанским евреям (и маранам, у которых земля горела под ногами, и множество которых впоследствии все же истребила инквизиция) необходимо было убежище. Ведь даже после изгнания 800 000 евреев около половины или даже трех четвертей оставшихся погибли, а уцелевшие прошли через страшные муки.

Также несомненно, что испанским евреям, которые вели большую международную торговлю, как и евреям других арабских стран и Средиземноморья, было известно очень много географических данных, и любой корабль, проплывавший мимо Зеленого мыса, мог быть легко занесен бурей в область пассатных ветров и течений в сторону Карибского моря. Понятно, что все географические сведения, которые могли пригодиться в случае беды, должны были поступать к испанским маранам.

Таким образом, если отбросить недостаточно вероятную версию о карте португальского кормчего, на ее месте возникает версия о евреях и маранах, ищущих убежище и знающих, где оно находится.

Через полтысячелетия трудно разобраться в тех событиях, но несомненно еще одно обстоятельство: Колумбу было очень трудно укомплектовать экипажи для своих экспедиций. Вербовавшиеся в третью экспедицию освобождались даже от смертной казни и каторги (из-за таких «кадров» возникали потом бесчисленные неудачи). Однако строжайшим образом власти следили за тем, чтобы на корабли всех четырех экспедиций не попал ни один маран (единственное и абсолютное исключение – переводчик первой экспедиции, знавший множество языков). Вот это-то обстоятельство, этот необычайное внимание правительства к этой стороне подготовки экспедиции – к запрету участвовать в ней евреям и маранам – указывает на то, что правительство Испании во всей затее Колумба – открыть то ли новый путь в Китай, то ли новые страны – видело также и какую-то затею маранов и испанских евреев, которую надо было предупредить с величайшей бдительностью. Но истина настолько глубоко захоронена, что мы не отваживаемся на какие-либо собственные суждения.

Я. Свет (1973), в соответствии с многими историческими источниками, отмечает: «В Арагоне с замыслом Колумба связывали определенные надежды члены некогда очень могущественной корпорации дельцов-маранов. Это были очень богатые сыновья и внуки богатых еврейских купцов, отпущенников и банкиров, крещеных в конце XIVи начале XV века. Из этой среды вышли влиятельные царедворцы короля Фердинанда – Луис де Сантахиель и Габриэль Санчес. С 1480 г. положение маранов в Арагоне резко ухудшилось, и лютым преследованиям они подверглись после того, как в 1485 году группа маранов убила в Сарагосе арагонского инквизитора Педро Арбуэса. В одной только Сарагосе репрессиям подверглось не менее двухсот человек. Инквизиция сознательно направляла свой гнев на богатейшие маранские семейства Арагона… Имущество казненных и бежавших маранов конфисковывалось, и операция «Возмездие», проведенная инквизицией в 1485 году, принесла арагонской казне десятки миллионов мараведисов».

Луис де Сантахиель, хранитель арагонской казны, познакомился с Колумбом в 1486 г., но сошелся с ним позже, а в 1492 г. стал самым близким его другом. Родной дядя Сантахиеля был сожжен инквизицией, сам Луис спасся только благодаря заступничеству короля. В новые времена Луиса Сантахиеля называли «Дизраэли Фердинанда и Изабеллы». «Альтер эго» Луиса – казначей арагонского королевства, Габриэль Санчес, был тесно связан с сарагосскими, барселонскими и валенсийскими маранами. Именно Габриэлю Санчесу и Луису Сантахиелю Колумб адресовал свое знаменитое письмо с первыми известиями о заокеанских землях.

Конец ознакомительного фрагмента.