Глава третья
Прощание с юностью. академия
1
– Надо считать под маневром и маневр людской, и маневр огневой, – обращаясь к слушателям, говорил Яков Александрович. – Я особенно подчёркивал принцип частной победы потому, что у каждого командира на войне является соблазн и стремление всюду заслонить себя «забором».
Посмотрим просто – охранение – надо охраняться, никто против этого не спорит, но… как его выставить, когда в жизни (постоянно) фронт не будет соответствовать уставным формам. Что же делать?
У слабовольного лица явится естественный ответ – загородиться всюду и этим вызвать сверхмерный наряд – ведь если прорвёт противник, отдадут под суд, а за то, что разложил свою часть чрезмерными нарядами, поди-ка доказывай. Такой начальник был всюду силён и потому окажется слабым.
Другой случай, надо ждать атаки противника или его атаковать. Является мысль и здесь прорвать, и здесь сделать контратаку – всюду надо быть начеку. Слабовольный всё учтёт и всюду растянет свои войска (в моей практике было даже, что один комполка вытянул цепи и по лощине) – результат поражение. Из всего этого выведем одно: сильным всюду быть нельзя – надо иметь ум и знания оценить обстановку и сосредоточить силы там, где диктует обстановка, и силу воли, чтобы провести это в жизнь. Умнейший командир без воли годится только для разработки плана, но ни в коем случае не для проведения его в жизнь. Всё в бою и в результате его победы определяется тем, – были ли мы в данный момент сильнее противника или нет, смогли ли мы его подавить нравственно и физически, или он нас подавил, а всё это делается материальной силою того оружия, той машиной, которая в данное время боя имеется в руках человека, желающего драться. В данной точке боя сильнейший ломит слабейшего и этим диктует свою волю (если эта точка важна) всему фронту боя.
Машинизированность частей в данное время позволяет маневрировать не только людской силой, но и огнём и позволяет рассредотачивать огневые машины по фронту, сосредотачивая огонь там, где нужно. У командира явилась новая возможность – двигаться и сосредотачиваться в одном месте, а стрелять из разных, около лежащих мест. На эту возможность и надо обратить сугубое внимание.
В настоящее время, благодаря силе и количеству огня всех видов, трудно представить себе, за редким исключением, массовую, общую атаку, при которой все бойцы одновременно встают и во главе со своими командирами бросаются вперёд и занимают позиции противника. Такая атака, дававшая успех при сплочённых фронтах, теперь при групповом строе в подавляющем большинстве случаев приведёт только к большим потерям. Он будет возможен только при особенно благоприятных условиях, т. е. когда противник настолько разложен, что не в состоянии выдержать зрелища идущих на него частей и покидает позицию от одного этого зрелища, не пробуя защитить себя огнём.
Теперешний бой пройдёт под знаменем борьбы за огневое превосходство, и дело каждого командира уметь маневрировать не только своими людьми, но в особенности своим огнём. Надо помнить, что на войне почти невозможно быть сильнее противника всюду – это положение является исключением, надо быть сильнее противника там, где нам нужно, и там, где ему будет больно.
Сильнее надо быть не числом кулаков, которыми сейчас драться смешно, а именно огнём, который всегда подготовляет победу, а очень часто и решает всю участь боя.
На маневр этим огнём, в связи с маневрами частей и следует обратить внимание – это будет служить залогом победы.
Всем я думаю ясно, что в бою участвуем не только мы, но и противник, который выявляет свою волю полностью, и рецепта для победы поэтому дать нельзя, но указать те основные принципы, которые, доведённые до конца, способствуют победе, – можно. Этим основным принципом и будет превосходство сил в важном месте.
Превосходство сил, повторяю, нужно понимать в широком смысле этого слова, т. е. людей с их готовностью драться и имеющими машинами боя. Это превосходство в силах, как уже было указано выше, достигается исключительно маневром. Если крупные соединения, задумав нанести или парировать удар, будут маневрировать стратегически, т. е. задолго до боя и из далёких мест сосредотачивать свои силы, то мелкие соединения, в виде взвода, роты и батальона, а часто и полка, будут маневрировать непосредственно тут же на поле сражения, часто на виду у противника. Сосредотачивая превосходство сил там, где им нужно. Я выше уже указывал, что теперь трудно представить валовую атаку всеми частями сразу. Теперь надо сгибать, как нормальное явление, постепенное занятие позиции противника путём отгрызания того или другого окопа, произойдёт так называемое вгрызание в позицию противника, и это выражение наиболее точно и метко.
Слащёв читал лекции превосходно, интересно, живо и поучительно. Ведь он говорил о том, что знал. Опыт у него был громадный. А ещё были превосходные знания, полученные в военно-учебных заведениях той самой дореволюционной России.
2
Дед Слащёва – Яков Иванович (1808–1875) – был потомственным дворянином и отставным подполковником. Известно, что с 1865 г. он владел собственными домами на Большом проспекте и Багговутовской улице в Гатчине.
Отец Слащёва – Александр Яковлевич (1847–1902) – был гвардии полковником и соответственно потомственным дворянином. Оба они были похоронены на Новом гатчинском кладбище. Их надгробные памятники представляют исторический интерес.
Мать – Вера Александровна Слащёва – была женщиной «властной и решительной». Именно так вспоминала «мадам Слащёву» вторая жена Михаила Булгакова Л. Е. Белозерская, которая встретила её в Петрограде. Но в этой женской властности и решительности нет ничего удивительного. Подлинные жёны генералов и полковников становятся именно такими благодаря не только чертам характера, но и тем особенностям жизни, в которой им приходится вращаться. В данном случае сказываются и почтенные чины их мужей.
Яков Александрович родился 29 декабря 1885 года (по новому стилю) в Петербурге.
Своё первое официальное образование Яков получил в Санкт-Петербургском реальном училище Гуревича. Чтобы было понятно, о чём идёт речь, обратимся к истории. В России прототипом реальных училищ стали в 1839 г. реальные классы для «временного преподавания технических наук». В ноябре 1864 г. было утверждено положение о реальных гимназиях, которые были заменены на реальные училища в 1872 г. Курс обучения длился шесть-семь лет. В уставе этих учебных заведений было записано:
«Училища имеют целью общее образование, приспособленное к практическим потребностям и к приобретению технических познаний». В старших классах преподавались исключительно прикладные дисциплины. Выпускники таких училищ могли поступить в технические, промышленные и торговые высшие учебные заведения, но не в университеты.
В 1888 г. реальные училища были реформированы в общеобразовательные заведения, выпускники которых уже могли поступить в университеты на физико-математический и медицинский факультеты.
Если говорить конкретно о реальном училище Гуревича, то с 1883 г. Яков Григорьевич Гуревич состоял директором собственного учебного заведения, «Гимназии и реального училища Гуревича», со всеми правами правительственных учебных заведений. Любопытна и биография российского историка и известного педагога Я. Г. Гуревича (1843–1906). Он окончил курс историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета. В 80-е годы был приват-доцентом всеобщей истории в этом же престижном учебном заведении. Кроме того, читал лекции на высших женских курсах, основал своё собственное учебное заведение, издавал ежемесячный педагогический журнал «Русская школа» (с 1890 г.). Был деятельным членом литературного фонда, где много лет состоял казначеем, а также комитета грамотности, исторического общества и целого ряда благотворительных учреждений. Написал: «Происхождение войны за Испанское наследство и коммерческие интересы Англии» (СПб., 1885) и «Историю Греции и Рима» (выдержала 4 изд.); составил вместе с В. Павловичем «Историческую хрестоматию по русской истории», ч. I–III (3 изд.) и «Историческую хрестоматию по новой и новейшей истории», ч. I и II (3 изд.).
3
Как потомственный дворянин, а тем более сын и внук офицеров, Яков Слащёв был обязан послужить своему Отечеству. И это несмотря на полученное им образование в реальном училище. Всё дело в том, что «не служить офицером хотя бы какое-то время для дворянина считалось неприличным ещё и в первой половине XIX в., спустя 80–90 лет после указа о вольности дворянства, и почти все помещики (в т. ч. богатые и не нуждавшиеся в дополнительном источнике существования в виде офицерского жалованья) некоторое время служили офицерами «из чести», – пишет известный историк СВ. Волков. – При этом служба в гвардии и в некоторых кавалерийских полках требовала гораздо больше расходов, чем составляло офицерское жалованье, и дворяне служили фактически за счёт своих собственных доходов от имения. Как писал один из известных дворянских публицистов второй половины XIX в., «никогда не следует забывать, что не только деды, но и отцы и дяди наши – все сплошь почти были армейские и гвардейские поручики и штаб-ротмистры»».
Можно лишь предположить, что первоначально Якову Слащёву хотели дать хорошее университетское образование. Потому что в противном случае его бы отдали в кадетский корпус. Однако сам будущий белый генерал стремился именно на военную службу, что в конечном итоге и сыграло свою главную роль.
31 августа 1903 года Яков Слащёв вступил в службу юнкером рядового звания Павловского военного училища.
1-е Павловское военное училище было создано в 1863 году по указу императора Александра II (13 августа 1894 года во время очередной реформы военно-учебных заведений 1-е Павловское военное училище было переименовано в ПАВЛОВСКОЕ военное училище). Обучение было двухгодичным. В период пребывания в нём Слащёва штат 4-ротного батальона насчитывал 400 юнкеров.
В училище принимались лица, окончившие кадетские корпуса, а на свободные вакансии молодые люди не моложе 17 лет, удовлетворяющие условиям поступления в корпуса и имеющие аттестат о знании полного курса кадетских корпусов или других средних учебных заведений. Юнкерам Павловского училища были присвоены алые (красные) погоны без выпушки с жёлтым вензелем Павла I «П I».
В Павловском училище преподавали следующие дисциплины: тактику, военную историю, артиллерию, фортификацию, военную топографию, законоведение, военную администрацию, Закон Божий, русский, французский и немецкий языки, механику и химию.
Павловское военное училище считалось в Русской армии лучшим строевым, славилось железной дисциплиной, юнкера получали прекрасную военную подготовку, а получать плохие оценки считалось неприличным. Например, в 1912 году 198 выпускников училища были распределены: 23 в Гвардию, 149 в пехоту, 9 в артиллерию, 14 в инженерные части, 1 в железнодорожные части, 1 в казачьи части, 1 в казачью артиллерию. Окончившие полный курс училища делились на три разряда:
1-й разряд – имевшие в среднем не менее 8 баллов и в звании строевой службы не менее 10 выпускались в части армейской пехоты подпоручиками с одним годом старшинства; из них лучшие – с прикомандированием к гвардии;
2-й разряд – имевшие в среднем не менее 7 баллов и в звании строевой службы не менее 9 – выпускались в части армейской пехоты без старшинства;
3-й разряд – не удовлетворявшие условиям 2-го разряда – переводились в части армейской пехоты унтер-офицерами с правом производства в подпоручики не ранее чем через пять месяцев.
Признанные негодными к военной службе выпускались с присвоением гражданских чинов XII класса (1 разряда) или XIV класса (2 и 3 разряда). Окончившие курс были обязаны прослужить полтора года за каждый год пребывания в училище.
Известно, что за 50 лет существования училище подготовило 7730 офицеров, 52 выпускника стали кавалерами ордена Святого Георгия, 124 выпускника погибли на полях сражений. К 1913 году Ул состава наличных офицеров Генерального штаба состояла из бывших «Павловцев».
Многие известные русские офицеры и генералы учились в этом прославленном учебном заведении. Некоторые из них оставили свои воспоминания. Например, А. И. Спиридович в «Записках жандарма» так описывает свои первые впечатления об училище:
«Павловское военное училище помещалось в Петербурге в огромном здании на Большой Спасской улице на Петербургской стороне. Курс училища был двухгодичный. Атмосфера серьёзности, деловитости, военщины в лучшем смысле слова, охватывала входившего в училище. Там всё было построено на мысли: выработать в течение двух лет из бывшего кадета образованного хорошего пехотного офицера. Отсюда вытекал и весь режим училища с его системой обучения и воспитания. С первого же дня бывших кадет выстраивали на плацу и начинали беспощадно гонять маршировкой под оркестр музыки неимоверно большим и скорым шагом. Мы изнемогали от непривычки, особенно малые ростом, но на это не обращали внимания. Тогда же учили отданию чести. То была первая муштровка, посредством которой новым юнкерам сразу придавали военную выправку и молодцеватый вид, что не трудно было сделать с кадетами и без чего училище не выпускало в город своих юнкеров. Нас разбили на роты, причём и ещё два аракчеевца попали в первую роту, которая называлась ротой её величества. Через несколько дней нас привели к присяге. На плацу построилось училище с хором музыки…»
«Военное обучение и образование были поставлены в училище образцово… В результате мы увлеклись военным делом со всем пылом молодости. Мы старались довести строй, ружейные приёмы и гимнастику до щегольства. Многие перед сном проделывали ружейные приёмы и гимнастические упражнения перед громадными зеркалами, и это считалось вполне нормальным. Знание воинских уставов назубок считалось шиком и доходило даже до ненужных подробностей. Так, например, некоторые знали, какой вес по закону должна иметь офицерская перчатка или офицерский нейзильберовый свисток. Быть по одежде, по выправке в строю лучше других училищ, быть по стрельбе «выше отличного», ходить быстрей стрелков – считалось идеалом. Параллельно шло ознакомление со всеми новыми военными течениями по литературе; юнкера увлекались модными и очень популярными тогда книжками Бутовского. Его «Воспитание и обучение современного солдата» было настольной книжкой многих юнкеров старшего курса; его «Наши солдаты» – читалась всеми. По ним знакомились мы с психологией будущих подчинённых, мы старательно готовились быть хорошими офицерами. Примеры блестящих строевых офицеров были у нас перед глазами – это наши училищные офицеры».
К сожалению, Яков Александрович Слащёв ничего не успел написать про свои юнкерские годы. Но благодаря другим известным выпускникам мы вполне можем представить себе ту атмосферу, в которой готовился стать русским офицером будущий георгиевский кавалер и белый генерал.
Генерал А. С. Лукомский в мемуарах откровенно сознавался, что отправился в Павловское училище с большим неудовольствием и некоторым опасением.
«Чувство же опасения вызывалось слухами о чрезвычайной строгости и «подтяжке», которые царили в Павловском училище. Судя по рассказам, это училище представлялось мне каким-то дисциплинарным батальоном. (…)
Первые две-три недели я чувствовал себя плохо, боясь за каждый свой шаг и опасаясь суровых возмездий за каждую ошибку. Но приглядевшись, я увидел, что страшного ничего нет. Чувствовалась строгость, но требования были все разумные и отношения со стороны начальства были ровные и очень хорошие.
Жизнь потекла ровно и спокойно, хотя всё время чувствовалось, что надо быть подтянутым. Я с глубокой благодарностью вспоминаю Павловское военное училище.
Дисциплина была строгая, но грубости совершенно не ощущалось. Нас приучали к порядку, к долгу и сумели внушить любовь и уважение к Царю и Родине.
Военная практическая подготовка была поставлена хорошо, и Павловское военное училище выпускало в армию знающих и дисциплинированных офицеров. Недором армия любила получать в свои ряды «павлонов». Науками нас не изнуряли, но то, что преподавалось, хорошо усваивалось.
Вспоминая училищное время, могу отметить только один недостаток: не было обращено должного внимания, чтобы нас сделать грамотными, а в этом была большая потребность, ибо многие из нас после кадетских корпусов были малограмотные, а некоторые и совсем неграмотные».
Как раз-таки юнкеру Слащёву в этом плане повезло больше всех. Он получил до училища превосходное образование, на базе которого ему было гораздо легче учиться военному делу, нежели бывшим кадетам.
Генерал П. Н. Краснов, также выпускник Павловского военного училища, в эмиграции посвятил ему целую книгу под названием «Павлоны. 1-е Военное Павловское училище полвека назад»:
«В Императорской России было много военных училищ, как общих, так и специальных – кавалерийских, артиллерийских и инженерных. В них поступали юноши, преимущественно окончившие курс кадетских корпусов. Поступала молодёжь одного образования, одного воспитания, в значительной степени вышедшая из той же военной среды – казалось бы, и училища должны были быть одинаковыми… На деле каждое имело свой характер, свои особенности – свою душу. И если понятно, что специальные училища могли отличаться от училищ общих – пехотных, – то уже совсем непонятно, почему 1-е Павловское, 2-е Константиновское и 3-е Александровское училища так различались друг от друга? Каждое имело свою душу – и одинаковые по своим программам, быту, офицерскому и преподавательскому составу – они были разными. Я это чувствовал тогда, когда сам был юнкером, но особенно почувствовал, когда, приводя в порядок свои воспоминания о Павловском военном училище, перечитал «Юнкера» А. И. Куприна. Мы были юнкерами в одно и то же время: – я в 1-м Военном Павловском Училище, А. И. Куприн в 3-м Военном Александровском – всё у нас было так, как описано у Куприна – так – да не так, а временами и совсем не так. Другой дух был у Павловского училища. Над одним училищем реял дух сурового Императора Павла I, над другим благожелательного, добролюбивого, «либерального» Александра I. Конечно, сказывалось: – Петербург – холодный, замкнутый, строгий, военный, – и Москва – широкая, гостеприимная, радушная, приветливая – интеллигентно-купеческая. Не походили мы и на своих однополчан «Констапёров», юнкеров 2-го Военного Константиновского Училища. Там царил дух Дворянского полка, более вольный, чем у нас, где была суровая замкнутость Императорского Военно-Сиротского Дома, основанного в 1879-м году Императором Павлом I, переименованного при Императоре Николае I, в 1829-м году, в Павловский кадетский корпус и в 1863-м году в Павловское военное училище. Сказалось, несомненно, на дух училища влияние первых его начальников и батальонных командиров. (…) Дисциплина была твёрдая и суровая. Она перемалывала человека, сгибала, но не ломала».
Вне всяких сомнений, выпуск из училища, описанный Красновым в книге, был точно таким же и у Слащёва:
«Громко и отчётливо сказал нам Государь. Каждое его слово запоминалось нами на всю нашу военную службу:
– Поздравляю вас, господа, офицерами! Служите России и Мне, как служили ваши отцы и деды. Заботьтесь о солдате и любите его! Будьте ему как старшие братья! Будьте хорошими наставниками. Учите солдат добру, смелости и воинскому искусству. Кому доведётся служить на далёкой глухой окраине – не скучайте, не тоскуйте, помните, что все охраняете Российскую Империю. На вас, юнкера Павловского училища, я всегда надеюсь и верю, что, как были вы прекрасными юнкерами, так будете и образцовыми офицерами моей славной Армии…
Мы закричали «ура». Под восторженные наши крики Государь, сопровождаемый свитой, заслонившей нас от него, прошёл к Константиновскому училищу. Флигель-адъютанты передавали каждому из нас Высочайшие приказы о производстве в офицеры.
Это были толстые тетради сероватой казённой бумаги. Наверху крупными, какими-то казёнными буквами было напечатано:
Высочайший приказ.
По военному ведомству…»
А вот и сцена прощания с училищем:
«У нас в училище не было принято прощаться с офицерами, устраивать прощальные обеды в ресторане. Мы всегда далеко стояли от них… Нижние чины… Мы и они понимали – дальние проводы – лишние слёзы… Мы к ним не заходили. Всё, что нужно было нам сказать, было сказано за два года училищной жизни – торжественные, ресторанные обеды с возлияниями и по большой части неискренними льстивыми речами были совсем не в духе училища.
Я вышел на подъезд, первый раз взял извозчика и поехал. Отъехав, я оглянулся.
Румяное солнце спускалось к заливу. Длинное белое здание было залито жёлтым светом. Ярко блистали золотые буквы на синей вывеске: «1-е Военное Павловское Училище». Защемило сердце. А радость с тем всё шире и шире наплывала на сердце, и всё его заливало ярким блистанием свободы…
Но, как сказал поэт, в этой радости так грусти много.
Она была, как этот предзакатный вечерний свет, заливавший белые стены училища, – неяркая и тихая.
Чистая юность, прощай! Здравствуй, жизнь!..»
Яков Александрович Слащёв Высочайшим приказом от 22 апреля 1905 года был произведён в чин подпоручика и выпущен в лейб-гвардии Финляндский полк.
Нетрудно догадаться, что подпоручик Слащёв окончил училище по первому разряду, иначе в Гвардию он бы не попал…
Лейб-гвардии Финляндский полк квартировал на косой линии Васильевского острова, а на большом проспекте Васильевского острова располагались полковая церковь и полковой госпиталь. Казармы были построены ещё в первой четверти XVIII века.
Из истории полка можно узнать, что он был сформирован в декабре 1806 г. в Стрельне из крестьян окрестных вотчин как батальон милиции. В 1811 г. его переформировали в полк, который принял участие почти во всех войнах России XIX века.
Из воспоминаний очевидцев известно, что когда Слащёв прибыл в полк, то совершенно не выпивал, избегал весёлых офицерских компаний, предпочитая им иные занятия. А ещё молодой подпоручик очень любил сладкое, за что сразу же получил прозвище «красная девица». Тем не менее «положение офицеров лейб-гвардии Финляндского полка среди прочих офицеров гвардии издавна отмечалось особенною их сплочённостью между собою, духом единения и скромностью! – писал историк полка Е. Гулевич. – В полковой офицерской среде, годами последовательного отбора вступивших в неё офицеров и под постоянным влиянием полковой солидарности, выработался особенный характерный тип строго выдержанного, серьёзного, настойчивого, требовательного и к службе и к другим офицерам. Отношение Финляндских офицеров к службе было всегда серьёзное и ретивое. Между собой же, в товарищеской среде, офицеры полка держались всегда замечательно дружно, а при возникновении неизбежных подчас столкновений вызывали удивительное единство мнений – отличительную черту общества офицеров лейб-гвардии Финляндского полка».
В полку Слащёв прослужил всего три года и ещё в чине подпоручика поступил в Академию Генерального штаба. Объяснение тут может быть только одно. Высшее военное образование давало молодому офицеру возможность расти в должностях и званиях, чтобы в конечном итоге стать генералом. По мере карьерного роста офицера росло и его материальное благополучие. Не стоит забывать и про получаемые в академии знания. В любом случае они были соответствующими рангу этого высшего военно-учебного заведения. Словом, в Николаевскую академию рвались многие офицеры, чтобы в корне изменить свою скучную гарнизонную жизнь. Однако поступали туда единицы.
«Продолжительность службы офицеров в полку в среднем была весьма невелика и едва достигала 8–10 лет, – свидетельствовал Е. Гулевич. – Такой краткий срок пребывания офицеров в полку объясняется уходом большинства из них из полка ещё в молодых чинах. Причинами этого были: необходимость оставления строя офицерами, получившими раны, контузии и всякого рода болезни после кампаний, инертность службы в строю и её малая обеспеченность. В 1865 г. один из начальников гвардейских дивизий, в отчёте о полках своей дивизии, доносил следующее:
«Ограниченное содержание офицеров лишает полки наилучших из их среды переводящихся в другие отрасли военной службы и другие ведомства, обставленные лучшими материальными средствами». Таким образом, вышеуказанные причины заставляли офицеров уклоняться от их прямого служебного пути, нормальное происхождение которого за время столетнего существования полка было весьма различно. В начале этого периода субалтерн-офицеры получали роты на 5, 6 и 7-м году службы, в полковники производились на 11 и 12-м году службы. Затем эти сроки постепенно увеличивались, дошли до того, что за последнее время роты стали получаться офицерами по прослужении 13 и 14 лет, производство в полковники оттянулось на 22–23-й год службы, получение же полков отодвинулось до 27-го даже 29-го года службы».
4
«В России нет высшего учебного заведения, которое было бы поставлено в такие исключительно благоприятные условия в смысле предварительной подготовки слушателей, обстановки преподавания и материальных средств, как академия генерального штаба, – рассказывал в одной из своих статей генерал-майор Генерального штаба Е. И. Мартынов. – Огромные служебные преимущества, которыми пользуются офицеры этой корпорации не только в армии, но и в других сферах государственной службы, вызывают большой наплыв желающих поступить в академию. За исключением малого числа офицеров с образованием юнкерского училища огромное большинство поступающих прошло курс средней школы и затем военного училища, а некоторые офицеры имеют дипломы высших учебных заведений, военных и гражданских. Вся эта масса, обыкновенно раза в три превосходящая число имеющихся в академии вакансий, независимо от полученного ею образования, подвергается конкурсному экзамену из полного курса кадетского корпуса и военного училища.
Таким образом, для поступления в академию офицер уже в зрелом возрасте, снова и основательно, проходит весь среднеобразовательный курс.
Благодаря подобному порядку академия получает контингент слушателей с такой серьёзной подготовкой, которой далеко не имеют студенты наших университетов. Офицер генерального штаба, пишущий с ошибками, не умеющий связно выражать своих мыслей, не знающий географии и т. п., невозможен, между тем как, по авторитетному свидетельству статс-секретаря Муравьёва и председателей всех судебных учреждений империи, лица, окончившие наши юридические факультеты, даже после пятилетних практических занятий при судах зачастую отличаются широкою безграмотностью во всех смыслах этого слова».
Антон Иванович Деникин про поступление в академию писал следующее:
«Мытарства готовящихся в Академию начинались с экзаменов при окружных штабах. Просеивание этих контингентов выражалось такими приблизительными цифрами: держало экзамен при округах 1500 офицеров; в Академию на экзамены являлось 400–550; поступало 140–150; на дополнительный курс (3-й) переходило 100; причислялось к Генеральному штабу 50. То есть, другими словами, от отсеивания оставалось всего 3,3 %.
В старые годы, сообразно с со словно-кастовым составом офицерского корпуса, и в Академию шли по преимуществу дворяне по происхождению и кадеты – по среднему образованию. Прочие составляли единицы. Начавшаяся после милютинских реформ демократизация офицерского состава далеко не сразу отразилась на академических выпусках. Только с 90-х годов соотношение в сословно-образовательном цензе стало меняться быстрее и резче, выражаясь для последних двух нормальных академических приёмов и выпуска следующими цифрами: в 1912 г., из числа державших экзамен в Академию, окончивших кадетские корпуса было 30 % и гражданские учебные заведения – 70 %. В 1913 г. первых было 26 % и вторых – 74 %. В оба года приёма – число вышедших из юнкерских училищ превышало число окончивших военные училища.
Выпуск из Академии в 1913 г. дал 89 офицеров. Из них кадетов было 38,2 %, окончивших гражданские учеб. зав. – 61,8 %; по военному образованию – окончивших военные училища – 60,7 %, а юнкерские – 39,3; по родам оружия: пехотинцев 56,2 %, артиллеристов 18 %, кавалеристов 13,5 % и инженерных войск 12,3 %. В общем числе – армейцев 80,9 % и гвардейцев 19,1 %. Потомственных дворян было уже только 48 %».
При этом чуть ниже Деникин добавляет:
«В Академию разрешалось поступать по истечении трёх лет офицерской службы, и это было для большинства нормальным сроком. Шли, конечно, более честолюбивые или любознательные, имевшие благие намерения и достаточную волю, чтобы побороть инерцию армейской жизни, не слишком располагавшей к серьёзному самообразованию. При таком естественном отборе тем более странным и неожиданным для общества явилось откровение Главного управления Ген. штаба, опубликованное в 1907 г. и вызванное тревогой за судьбы высшей военной школы, ввиду того, что «с каждым годом уровень умственного развития аспирантов постепенно и неуклонно понижается…» Отзыв об офицерах, державших экзамен в Академию, составленный на основании письменных работ их, был поистине удручающий:
«1) Очень слабая грамотность, грубые орфографические ошибки.
2) Слабое общее развитие. Плохой стиль. Отсутствие ясности мышления и недисциплинированность ума.
3) Крайне слабые знания в области истории, географии. Недостаточное литературное образование. Совершенно детская оценка исторических событий.
4) Крайне слабое общее развитие и низкий уровень общего образования. Не знали: что такое власть исполнительная и что – законодательная; какая разница между однопалатным и двухпалатным парламентом и т. д.».
Недочёты эти свидетельствовали, конечно, о серьёзном кризисе, который переживала в девяностых и девятисотых годах вся русская средняя школа, и отнюдь не могут быть поставлены в особливую вину ни военному обществу, ни военному ведомству».
С 1901 года Академия Генерального штаба размещалась на Суворовском проспекте, в доме № 32. Основана она была в 1832 году в Санкт-Петербурге, по проекту генерала-адъютанта барона Жомини – «для образования офицеров к службе Генерального штаба» и «для вящего распространения знаний в армии».
В академию могли поступать офицеры не моложе 18 лет и в чинах не старше капитана армии и штабс-капитана гвардии, артиллерии и сапёров. Офицеры, проходившие военную службу вне Петербурга, сначала держали предварительный экзамен при корпусных штабах. «В академии желающие поступить в теоретический класс держали вступительный экзамен; те, кто желал поступить сразу в практический класс, – и вступительный, и переходной; а желающие приобрести права окончивших курс – ещё и выпускной. По окончании курса офицеры прикомандировывались на 1 год к образцовым частям для ознакомления со службой. Выпуск производился в октябре. Окончившие по 1-му разряду получали следующий чин, по 2-му – выпускались тем же чином, а по 3-му – возвращались в свои же части и в Генеральный штаб не переводились. Армейские офицеры переводились в Генеральный штаб с тем же чином, артиллеристы, инженеры и гвардейцы – с повышением (гвардейцы ещё со старшинством в последнем чине). В 1850–1855 гг. академия выпускала ежегодно в среднем 23 человека. В 1855 г. она стала называться Николаевской академией Генерального штаба. С 1909 года – Императорская Николаевская военная академия.
Организация академии была существенно изменена в 1862, 1888 и 1893 годах. В 1862 г. было установлено, что с 1863 г. для поступления в академию (кроме геодезического отделения) надо прослужить 4 года (исключая время службы на нестроевых должностях). Из окончивших в Генеральный штаб зачислялись только на вакансии, а остальные возвращались в части, причём окончившие по 1-му разряду – со следующим чином (но не выше капитана Генерального штаба или равного ему майора армии). В 1863 г. и на геодезическое отделение принимали после 2 лет строевой службы. Но уже в 1868 г. из 4 лет можно было иметь только 2 года строевой службы для всех поступающих. При этом приём (ранее не ограниченный) был установлен в 50 человек (геодезическое отделение – 19 человек за два года). В 1869 г. для окончивших по 1–2-му разрядам был введён дополнительный 6-месячный курс.
На общем отделении академии главными предметами были тактика, стратегия, военная история, военная администрация, военная статистика, геодезия с картографией, съёмкой с черчением, а вспомогательными – русский язык, сведения по артиллерийской и инженерной части, политическая история, международное право и иностранные языки. На геодезическом отделении – теоретическая и практическая астрономия, физическая география, геодезия со съёмкой и черчением, картография и военная статистика; вспомогательными – военная администрация, тактика, русский и иностранные языки.
С 1894 г. квота на число поступающих отменена, но изменились и правила выпуска: было установлено, что основная задача академии – распространение высшего военного образования в армии. В соответствии с этим после 2-го курса офицеры выпускались в войска, а лучшие поступали на дополнительный курс, и лишь окончившие его причислялись к Генеральному штабу. Выпускники были обязаны прослужить в военном ведомстве 1,5 года за каждый год обучения.
Довольно большое число офицеров по разным причинам отчислялись до окончания курса: за 1881–1900 гг. было отчислено 913 человек. Зато окончившие академию занимали впоследствии высшие командные посты.
По положению (пр. по воен. вед. 1893 г.) Николаевская академия Генерального штаба имела целью:
«а) развитие высшего образования среди офицеров армии и
б) комплектование корпуса офицеров Генерального штаба.
Кроме двух классов – младшего и старшего – существовал Дополнительный курс, куда переводились лучшие по успехам из офицеров, в числе, соответствующем вакансиям в Генеральном штабе» (Императорская Николаевская военная академия).
Поручик (пр. 06.12.1909 г.; старшинство 22.04.1909 г.) Яков Александрович Слащёв окончил академию в 1911 году. Два класса вместе с дополнительным курсом – успешно, но без права причисления к Генеральному штабу из-за низкого среднего балла. Сегодня можно лишь предположить, так как прямых свидетельств не сохранилось, что Яков Александрович вполне мог вступить в конфликт с одним из преподавателей академии. Прямой, честный и храбрый офицер отличался превосходнейшим образованием, но уже тогда не терпел несправедливость.
А. И. Деникин в своих незаконченных мемуарах, вспоминая академию, очень ёмко сформулировал своё отношение к несправедливости в её стенах следующими словами: «Каким непроходимым чертополохом поросли пути к правде». Для этого у него были достаточно веские причины:
«Весною 1899 года последний наш «лееровский» выпуск заканчивал третий курс при Сухотине. На основании закона были составлены и опубликованы списки окончивших курс по старшинству баллов. Окончательным считался средний балл из двух: 1) среднего за теоретический двухлетний курс и 2) среднего за три диссертации. Около 50 офицеров, среди которых был я, тогда штабс-капитан артиллерии, причислялись к корпусу Генерального штаба; остальным, также около 50-ти, предстояло вернуться в свои части. Нас, причисленных, пригласили в Академию, от имени Сухотина поздравили с причислением, после чего начались практические занятия по службе Генерального штаба, длившиеся две недели…
Но вот однажды, придя в Академию, мы были поражены новостью. Список офицеров, предназначенных в Генеральный штаб, был снят, и на место его вывешен другой, на совершенно других началах, чем было установлено в законе». История долгая, но поучительная. Антону Ивановичу потребовалось много сил и здоровья, чтобы добиться справедливости. Благодаря настойчивости будущего прекрасного военачальника, его всё-таки причислили к Генеральному штабу в 1901 году, после соответствующей резолюции военного министра.
По поводу обучения в Академии Генерального штаба генерал Мартынов не без иронии рассказывал, как бывший начальник академии генерал Леер неоднократно говорил ему, что «наши курсы военного искусства представляют огромную мусорную кучу, куда каждый несёт свои отбросы». В частности, он писал:
«Затем, каждого поражает оторванность академии от жизни. В то время как все высшие военные школы Европы идут во главе быстро развивающегося военного дела, наша академия как бы замерла в своих отживших неподвижных формах.
Офицеров заставляли заучивать переправы на какой-нибудь давно пересохшей речке, запомнить количество баранов и свиней, приходящихся на одну квадратную версту в Галиции, а между тем никто не позаботился познакомить их, хоть в самых общих чертах, с Маньчжурией, где русской армии в действительности пришлось вести войну. Слушателей академии спрашивали о том, сколько золотников соли на человека возится в различных повозках германского обоза, каким условиям должна удовлетворять ремонтная лошадь во Франции; но организация японской армии оставалась для нас тайной до такой степени, что перед моим отправлением на войну главный специалист по этому предмету категорически заявил мне, что Япония не может выставить в Маньчжурии более 150 тысяч человек. Занимаясь пустословием о воображаемой тактике Чингисхана и фантастической стратегии Святослава, академические профессора в продолжение целой четверти века не успели даже критически исследовать нашу последнюю турецкую войну, ошибки коей мы с точностью повторили теперь на полях Маньчжурии. Следуя раболепно и подобострастно, но без всякого смысла и рассуждения в хвосте Драгомирова, представители нашей официальной военной науки прозевали те новые приёмы военного искусства, которые под влиянием усовершенствованной техники зародились на Западе. По справедливому замечанию французского писателя Негрие, «русская армия не захотела воспользоваться ни одним уроком последних войн». Вообще, академия генерального штаба, вместо того чтобы упорно служить проводником новых идей в войска, всё время упорно отворачивалась от жизни, пока сама жизнь не отвернулась от неё.
Однако бессистемность академической программы и отсталость отдельных курсов являются несравненно меньшим злом, чем те методы преподавания, которые господствуют в академии».
В отличие от Деникина, Слащёв, судя по всему, не стал тратить свои нервы на то, чтобы доказать свою правоту, и тем самым он отказался от борьбы за причисление. Жалел ли он об этом потом, неизвестно и поныне.
5
После академии поручик Слащёв был назначен младшим офицером в Пажеский Его Императорского Величества корпус, где был самым обыкновенным преподавателем тактики в течение целых трёх лет. Правда, на штатную должность преподавателя Якова Александровича назначили только 31 марта 1914 г. До этого он числился всего лишь прикомандированным.
Вновь к Гвардейской пехоте Слащёва причислили только 31 марта 1914 года. То есть как перспективный офицер гвардейской пехоты он был лишён строя, что для выпускника Академии Генерального штаба считалось, так сказать, дурным тоном. Но нельзя забывать и о том, что Пажеский корпус в царской России был самым элитным учебным заведением. Как военно-учебное заведение он существовал с 1802 года. До этого это была просто придворная школа, созданная указом от 5 апреля 1742 года. В 1762 г. Екатерина II запретила принимать в эту школу отроков недворянского происхождения. К началу XIX века Пажеский корпус состоял из трёх пажеских классов (на 50 пажей) и одного камер-пажеского (на 16 камер-пажей) и в порядке управления не был объединён с другими военно-учебными заведениями. С 1810 г. корпус разместился в комплексе зданий по Садовой улице в бывшем дворце графа М. И. Воронцова. И только в 1819 г. он был подчинён главному директору кадетских корпусов. С 1827 г. число обучающихся доведено до 150 человек.
По положению 1889 г. Пажеский корпус состоял из 7 классов, с учебным курсом кадетских корпусов и двух специальных, с учебным курсом военных училищ. Все воспитанники носили звание пажей, а при переходе в старший класс за успехи в науках и по дисциплине могли быть произведены в камер-пажи.
«Пажеский корпус, – сообщается в «Википедии», – состоит в ведомстве военного министерства и подчиняется главному начальнику военно-учебных заведений, непосредственное управление вверяется директору, а ближайшее заведование учебной частью – инспектору классов. Ротами заведуют ротные командиры, а классными отделениями – офицеры-воспитатели. При корпусе состоят комитеты: педагогический, дисциплинарный и хозяйственный.
Общий комплект обучающихся: 170 интернов, воспитывающихся на полном казённом иждивении, и 160 экстернов, за которых уплачивается по 200 р. в год.
В 3-м (низшем) классе полагаются только экстерны. Сверх общего числа интернов полагается 6 штатных вакансий для уроженцев Финляндии. К приёму в корпус допускаются исключительно зачисленные предварительно, по Высочайшему повелению, в пажи к Высочайшему двору; ходатайствовать о таковом зачислении разрешается лишь о сыновьях и внуках лиц, состоящих или состоявших на службе в чинах первых трёх классов или же об отпрысках родов, занесённых в пятую и шестую части родословных книг (титулованное и древнее дворянство).
Приём производится по состязательному экзамену; в 7-й общий и оба специальные классы ни приёма, ни перевода пажей – кандидатов из других корпусов, не допускается (врем. прав. 1891 год).
Воспитанники делятся на три роты. На лагерное время 1-я рота выводится в лагерь, в Красное Село, где прикомандировывается к Офицерской стрелковой школе; 2-я рота проводит летом от 5 до 6 недель в кадетском лагере в Петергофе. Пажи 1-й роты считаются на действительной военной службе. По результатам выпускного экзамена все воспитанники старшего специального класса разделяются на четыре разряда:
1. Отнесённые к 1 разряду выпускаются подпоручиками или корнетами в гвардию, или теми же чинами в армию или в специальные войска, с одним годом старшинства, и получают на обмундирование по 500 руб., трое отличнейших из них могут быть прикомандировываемы к гвардейской артиллерии;
2. Отнесённые ко 2 разряду – подпоручиками и корнетами в армию или специальные войска, с одним годом старшинства, и получают на обмундирование по 225 руб.;
3. Отнесённые к 3 разряду – теми же чинами в армию, без старшинства; на обмундирование получают столько же;
4. Отнесённые к 4 разряду переводятся в части армейской пехоты или кавалерии унтер-офицерами на 6 мес, после чего могут быть производимы в офицеры, но исключительно на вакансии.
Все отнесённые к первым трём разрядам выпускаются в части войск по собственному выбору, хотя бы в них не было вакансий, но в гвардейские части лишь в те, где сверхкомплект офицеров не превышает 10 %.
Неспособные к военной службе награждаются гражданскими чинами: первые 2 разряда – X класса, 3 разряда – XII и 4 разряда – XIV класса».
Кроме всего прочего, воспитанники Пажеского корпуса в период обучения считались причисленными к Императорскому двору и систематически несли обязанности караульной службы.
Сложно сказать, как себя чувствовал Яков Александрович среди детей и внуков августейших особ и членов императорской семьи, но за два года преподавательской работы в корпусе ему удалось написать одну весьма примечательную книгу «Ночные действия». Она была издана в типографии Альтшуллера по адресу Фонтанка, 96 в 1913 году.
В ведении к ней автор писал:
«Во все времена ночные действия рассматривались как явление необычное, можно сказать, из ряда вон выходящее, составляющее удел талантливых – лучших полководцев своего времени.
Это обуславливается тем, что выполнение их сопряжено с большими трудностями, преодоление которых требует недюжинных способностей от начальника и хорошей подготовки войск.
Эти два условия, т. е. личность начальника, способного организовать и привести в исполнение ночное действие и войска, достаточно хорошо подготовленные, чтобы выполнить это действие, и представляют собою главное затруднение.
Трудность действия ночью происходит вследствие:
1) Большой впечатлительности войск ночью.
2) Сокращения до минимума обзора и обстрела.
3) Увеличение случайностей.
4) Упадка физических сил войск, вследствие отсутствия сна и утомления.
5) Трудности управления войсками и ориентировки.
6) Трудности маневрировать.
7) Затруднительности действия артиллерии и конницы.
Всё вышесказанное указывает, насколько трудно действовать ночью, а между тем действовать нужно, потому что в некоторых случаях это необходимо, а иногда прямо решить дело в нашу пользу.
Обратимся теперь к рассмотрению, какие выгоды представляют собою ночные действия:
1) Очень часто энергичный начальник, не обладающий достаточными силами для победы над противником, попытается восполнить этот пробел ночными действиями, которые не позволят противнику разобраться в обстановке, в нападающих силах и дадут победу, хотя и более слабым количеством, но более сильным качеством войскам (качеством начальника и духовной силой и обучением войск).
2) Находясь далеко от противника, энергичный начальник может быстрым ночным маршем поглотить это расстояние и неожиданно напасть на противника.
3) Желая отвязаться от противника после боя, начальник может воспользоваться для этого ночью, т. е. ночными действиями вернуть себе свободу действий.
4) Обладая всеми данными, чтобы одержать верх над противником в дневном бою, но предвидя огромные потери, вследствие плохих подступов, передовых пунктов и сильного огня противника, начальник может решить избежать этих потерь при помощи ночных действий (взять передовые пункты ночью и подвести свои силы на последнюю стрелковую позицию).
5) После дневного боя, давшего недостаточные результаты, начальник может, не опасаясь губительного огня противника, под которым его войска изнемогали весь день, достигнуть цели ночными действиями.
6) Наконец, ночные действия облегчат движение во время жары.
Из вышеуказанного видно, что главным образом ночь влияет на:
1) Духовную сторону бойца.
2) Значение современного огня.
3) Увеличение значения случайностей.
4) Управление, охранение, разведку, маневрирование и ориентировку войск».
В апреле 1913 г. Слащёва производят в очередной чин штабс-капитана, а на груди появляется первый орден Святого Станислава 3-й степени. Некоторые очевидцы утверждали, что Якову Александровичу нравилась новое поприще. Тогда он преподавал с удовольствием и много времени уделял своему самообразованию. При этом у него появилось желание навсегда распрощаться с мундиром своего полка, дабы всего себя посвятить военной науке.
Всё в том же 1913-м молодой офицер заключил брак с Софьей Владимировной Козловой (1891 г.), которая была дочерью командира лейб-гвардии Финляндского полка. В 1915 году в этом браке родится дочь. В 1920 г. жена и дочь белого генерала эмигрируют во Францию.
Сегодня в некоторых статьях про Слащёва можно встретить такое утверждение, будто бы Яков Александрович женился на дочери командира гвардейского полка исключительно ради карьеры. Но это не более чем личное мнение авторов, так как на тот момент Слащёв преподавал в Пажеском корпусе не один год и к полку никакого отношения не имел. С Софьей Владимировной он познакомился гораздо раньше, ещё юным подпоручиком, когда был представлен семье полкового командира. Но тогда ей было всего 14 лет. И только теперь, когда девушке исполнилось 22, а молодому офицеру 28, родители почтенного семейства благословили молодых и дали своё согласие на брак.
Почему в 28? Потому что по правилам, утверждённым 3 декабря 1866 года, русским офицерам запрещалось жениться ранее достижения возраста 23 лет. До 28 лет офицеры могли жениться только с разрешения своего начальства и только в случае предоставления ими имущественного обеспечения реверса, принадлежащему офицеру, невесте и обоим. Предоставленное обеспечение должно было приносить в год не менее 250 руб. чистого дохода.
Как рассказывает известный историк СВ. Волков, «позднее эти правила были подтверждены и развиты законом от 7 февраля 1881 г. и другими актами, принимавшимися в 1887, 1901–1906 гг. По-прежнему сохранялись названные возрастные ограничения и внесение реверса офицерами, получавшими до 100 руб. в месяц, а с 1901 г. и вообще всеми офицерами, получающими менее 1200 руб. в год, независимо от возраста (т. е. практически всеми офицерами до командира роты). Сумма реверса была к тому же повышена. 4 марта 1903 г. возраст внесения реверса снова был ограничен 28 годами».
Так что Я. А. Слащёв вступил в брак абсолютно по закону, таким образом составив себе хорошую партию. Ведь при даче разрешения на брак учитывалась его пристойность, а это значит, что невеста офицера должна была быть «доброй нравственности и благовоспитанна». Кроме того, её общественное положение было вне всяких сомнений.
6
По-разному сложились судьбы однокашников Слащёва по Академии Генерального штаба. Виной тому стала так называемая Октябрьская Социалистическая революция, плавно перешедшая в Гражданскую войну. И думается, будет совсем не лишним очень кратко рассмотреть биографии этих офицеров, волею судьбы и злого рока оказавшихся по обе стороны братоубийственной войны. Ибо в целом они представляют некую картинку той эпохи, ставшей трагической страницей в жизни почти каждого из них.
Апухтин Константин Валерианович (1881–1945). Окончил Пажеский корпус (1902), Офицерскую кавалерийскую школу (1912), Императорскую Николаевскую военную академию (1911). Участвовал в Русско-японской и Первой мировой войнах. Штабс-ротмистр (1910). Командир эскадрона лейб-гвардии Уланского Её Величества полка (1912). С 1918 г. в Белой армии. До эвакуации Крыма командир запасного кавалерийского полка. В эмиграции служил в пограничной страже в Югославии. В 1941 г. представитель Русского Корпуса в Югославии. С 1929 г. имел чин генерал-лейтенанта.
Архипов Михаил Николаевич (1885–1972). Окончил 1-й кадетский корпус (1903), Павловское военное училище (1905), Санкт-Петербургский археологический институт (1908), Императорскую Николаевскую военную академию (1911). Участник Первой мировой войны. Подполковник (1915). В 1917-м штаб-офицер для поручений при штабе 22-го армейского корпуса, начальник штаба 6-й Финляндской стрелковой дивизии, начальник штаба 22-го армейского корпуса, командующий войсками Казанского военного округа. С 1918 г. в Белой армии. Начальник штаба войск Мурманского района. В эмиграции в Финляндии, военный писатель, сотрудник журнала «Военная Быль».
Богданович Павел Николаевич (1883–1973). Окончил Киевское военное училище (1904) и Николаевскую Академию Генерального штаба (1911). Участвовал в экспедициях по прекращению волнений и беспорядков в Закавказье, где был ранен в голову и спину. Участник Первой мировой войны. Был контужен и ранен. Подполковник (1914). Старший адъютант штаба 8-й пехотной дивизии (1913). При окружении 13-го и 15-го армейских корпусов попал в плен. В 1918 г. бежал в Голландию. В 1922 г. приглашён на службу в военную миссию при русском посольстве в Париже. В 1921 г. произведён в чин полковника. Исполнял должность штаб-офицера для поручений при главноуполномоченном Главнокомандующего Русской армией в Париже. Во время Второй мировой войны стал редактором издававшегося в Париже еженедельника «Парижский вестник». В 1948 г. уехал в Аргентину, где первое время был управляющим большого имения в горах, а затем по болезни выехал в Буэнос-Айрес.
Бучинский Борис Иванович (1881–1971). Окончил Киевский кадетский корпус, Николаевское кавалерийское училище и Николаевскую военную академию. Участник Первой мировой войны. В 1917 г. – старший адъютант отделения генерал-квартирмейстера штаба 5-й армии. Полковник. С 1918 г. в Белой армии. Начальник Контрразведывательного и разведывательного отделений. Умер во Франции в доме для престарелых.
Букретов Николай Адрианович (1876–1930). Окончил Московское юнкерское училище (1896) и Николаевскую Академию Генерального штаба (1911). Участник Первой мировой войны. Командир 90-го Онежского полка, начальник 2-й Кубанской пластунской бригады. Генерал-майор (1916). В 1920 г. – войсковой атаман Кубанского казачьего войска. До 1922 г. проживал в Константинополе, затем эмигрировал в США.
Васильев Виктор Михайлович (1879–?). Окончил Киевское военное училище (1902) и Императорскую Николаевскую военную академию (1911). Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Исполняющий должность старшего адъютанта штаба Одесского Военного округа. Полковник (1917). В 1918 г. в армии УНР, а позже Украинской Державы.
Верховский Александр Иванович (1886–1938). Пажеский корпус не окончил, был исключён. В чин подпоручика произведён «за боевые отличия». Императорскую Николаевскую военную академию окончил (1911). Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Начальник оперативной части 22-го армейского корпуса, помощник начальника отделения управления генерал-квартирмейстера штаба 7-й армии. В 1907 г. военный министр. Генерал-майор (1917). В 1919 г. вступил в Красную армию, член Особого совещания при Главкоме РККА. В 1930 г. – начальник штаба Северо-Кавказского военного округа. В 1931 г. по обвинению в антисоветской деятельности приговорён Коллегией ОГПУ к расстрелу. Приговор заменён 10 годами лагерей. В 1934 г. досрочно освобождён. В 1936 г. присвоено звание комбрига. В 1938 г. Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в антисоветской деятельности приговорён к расстрелу. В 1956 г. реабилитирован.
Вишневский Виктор Арсеньевич (1878–1918). Окончил Казанское пехотное юнкерское училище и Императорскую Николаевскую военную академию (1911). Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Исполняющий должность начальника отделения управления генерал-квартирмейстера штаба главнокомандующего армиями Северного фронта. Подполковник (1915).
Гершельман Владимир Константинович (1880–?). Окончил Петровский Полтавский кадетский корпус (1899), Николаевское инженерное училище (1902), Императорскую Николаевскую военную академию (1911). Участник Русско-японской войны. Командир роты в лейб-гвардии Измайловском полку, капитан (1911).
Головкин Владимир Константинович (1881–1937). Окончил Академию Генерального штаба (1911). Подполковник. В годы Гражданской войны в Красной армии. Военспец, преподаватель методики обучения войск на курсах «Выстрел». В 1931 г. арестован по делу «Весна». В 1937 г. – заведующий военной кафедрой Планового института Госплана СССР. Арестован по обвинению в шпионаже и антисоветской агитации. Приговорён к расстрелу. Реабилитирован в 1957 году. Всю свою жизнь собирал и исследовал российские знаки почтовой оплаты, цельные вещи Российской империи. В его коллекции были такие редкости, как, например, провизорные штемпельные конверты Царства Польского. Коллекция Головкина частично пострадала при аресте, а частично была распродана дочерью. Также Головкин автор многочисленных трудов по тактике, значительная часть которых была уничтожена после ареста, а остальные попали в фонды спецхрана.
Гонтарёв Борис Викторович (1879–1977). Окончил Одесское военное училище (1905) и Императорскую Николаевскую военную академию (1911). Начальник штаба 12-й армии, полковник (1917). С мая 1918 г. в Белой армии. Начальник штаба отряда генерала А. Г. Шкуро. В эмиграции в Югославии работал преподавателем в сербской гимназии в Белграде. В 1924 г. произведён в генерал-майоры. Во время Второй мировой войны совместно с генералом М. Скородумовым являлся основателем Русского корпуса в Югославии. Умер в Австрии.
Добржияловский Борис-Август Антонович (1872–1917). Окончил Николаевское кавалерийское училище (1900) и Императорскую военную академию (1911). Участник Первой мировой войны. Подполковник (1916). Штаб-офицер для поручений при штабе 23-го армейского корпуса. Умер в Ставке Верховного Главнокомандующего от кровоизлияния в мозг.
Замбржицкий Виктор Альфонсович (1883–1960). Окончил Воронежский кадетский корпус, Николаевское инженерное училище (1903) и Николаевскую военную академию (1911). Участник Первой мировой войны. Подполковник (1916). Старший адъютант оперативного отделения генерал-квартирмейстера штаба Особой армии. С 1917 г. – начальник штаба 133-й пехотной дивизии, затем 29-го армейского корпуса. Полковник (1917). С 1918 г. в Белой армии, генерал-майор. Генерал для поручений при Главнокомандующем Вооружённых Сил Юга России. Умер в США. Автор многочисленных статей по истории Второй мировой войны в журнале «Часовой».
Зарубаев Владимир Николаевич (1880–1972). Окончил Николаевское кавалерийское училище (1903) и Императорскую Николаевскую военную академию (1911). Участник Русско-японской и Первой мировой войн. Помощник начальника отделения управления генерал-квартирмейстера штаба Главнокомандующего армиями Северного фронта, полковник. В 1918 г. вступил в Красную армию. Занимал должность помощника заведующего и заведующего учебной частью Тамбовских пехотных курсов. Начальник штаба Тамбовского укреплённого района. С 1921 г. помощник командующего войсками Петроградского военного округа, служил в военно-учебных заведениях и штабах.
Капустин Николай Яковлевич (1878–1927). После Технологического института выдержал офицерский экзамен как прапорщик запаса. Окончил Императорскую Николаевскую военную академию (1911). Участник Первой мировой войны. Начальник отдела 2-го отделения управления генерал-квартирмейстера при Верховном Главнокомандующем, полковник. Штатный преподаватель военных наук в Николаевской военной академии (1918). С 1918 г. в Красной армии. Заведующий обучающимися слушателями и группами слушателей по практическим занятиям в Академии Генштаба РККА. Преподаватель Артиллерийской академии, секретарь Военно-научной редакции Военно-исторической комиссии, штатный заведующий обучающимися в Военной академии, преподаватель Военно-инженерной академии.
Касаткин Василий Николаевич (1885–1963). Окончил Николаевское инженерное училище и Николаевскую академию Генерального штаба. Участник Первой мировой войны. Начальник штаба корпуса, генерал-майор. С 1918 г. в Белой армии. Начальник военных сообщений Ставки адмирала А. В. Колчака, преподаватель военных наук в Академии Генштаба. Военно-полевым судом осуждён на 6 месяцев заключения, исполнение приговора было отложено до окончания войны. Генерал-квартирмейстер штаба Омского Военного округа. В эмиграции жил во Франции.
Косматов Александр Васильевич (1879–1938). Окончил Военно-топографическое училище (1900) и Николаевскую академию Генштаба (1911). Полковник, начальник штаба Латышской стрелковой дивизии. С 1918 г. в Красной армии. В 1918–1919 гг. – военрук краевой экспедиции Туркестана, в 1919–1920 гг. – начальник штаба Двинского Укреплённого района. В 1932–1937 гг. военрук Геодезического института, военрук Московского государственного университета, начальник 2-го отделения, начальник 6-го отделения 7-го отдела Разведуправления РККА.
Косьмин Владимир Дмитриевич (1884–1950). Окончил Николаевскую академию Генштаба (1911). Участник Первой мировой войны в 8-м Московском гренадёрском полку. Подполковник (1916), полковник (1918), генерал-майор (1919), генерал-лейтенант (1919). В Белой армии с 1918 года: начальник штаба 1-й (6-й) Уральской дивизии, командир 4-й Уфимской дивизии, командир 6-го Уральского корпуса и армии, командующий Сводной группой войск. В эмиграции в Китае. Формировал и руководил контрреволюционными отрядами.
Кузнецов Матвей Никифорович (1888–1938). Окончил Чугуевское пехотное юнкерское училище (1905) и Императорскую Николаевскую академию (1911). Участник Первой мировой войны. Штаб-офицер для поручений при штабе 46-армейского корпуса, подполковник (1916). Исполняющий должность начальника штаба 27-й пехотной дивизии, полковник (1917). С 1918 г. в армии Украинской державы, адъютант штаба 3-го корпуса в Одессе. Затем в Красной армии. В 1930 г. преподавал в Московской военно-инженерной школе.
Кусонский Павел Алексеевич (1880–1941). Окончил Полтавский Петровский кадетский корпус, Михайловское артиллерийское училище (1900) и Николаевскую академию Генерального штаба (1911). Участник Первой мировой войны. Офицер в штабе 8-й армии, офицер в управлении генерал-квартирмейстера Ставки Верховного Главнокомандующего. Полковник (1917), генерал-майор (1919), генерал-лейтенант (1922). В Белой армии – генерал-квартирмейстер штаба Добровольческой армии, комендант Симферополя, начальник штаба 3-го армейского корпуса. В эмиграции проживал в Турции, Бельгии, Франции. В 1941 г. арестован гестапо и помещён в концлагере, как возможный сторонник Советского Союза и противодействия Германии в войне с СССР. Умер от жестоких побоев в концлагере.
Конец ознакомительного фрагмента.