Последняя надежда бакинских комиссаров
В этот момент взгляды коммунаров обратились на Лазаря Бичерахова, о котором в Баку давно уже были наслышаны и даже имели с ним деловые контакты. 24 мая председатель Баксовнаркома Степан Шаумян сообщал в СНК, Ленину: «Нет командного состава, не можем найти даже командующего войсками, которые должны быть двинуты к Елизаветполю. При этих условиях очень остро стоит вопрос о Бичерахове, о котором я уже несколько раз писал вам»201.
Бакинский совет через своего представителя в персидском порту Энзели И.О. Коломийцева уже не первый месяц имел прямой контакт с представителем Бичерахова поручиком Селимом Альхави – молодым офицером арабского происхождения, знавшим восточные языки. Альхави являлся адъютантом командира корпуса генерала Баратова. По поручению последнего он отвечал за прием в порту имущества корпуса, следовавшего со складов в Хамадаме, Казвине и Реште. Бичерахов Альхави также доверял полностью; между ними сложились равноправные отношения, несмотря на разницу в звании и возрасте. В дальнейшем он поручил Альхави от своего имени вести важнейшие переговоры с Бакинской коммуной («полномочия даю вам полные и по всем вопросам во всех отношениях и в решительном смысле»)202.
Бакинский совет позиционировал себя полномочным представителем центральной власти в Закавказье, чьей задачей, в частности, являлось обеспечить планомерную эвакуацию русских войск и имущества из Персии203. Не видя перед собой иных представителей власти, сначала командир корпуса генерал Н.Н. Баратов, а затем и Бичерахов честно сдавали имущество корпуса Энзелийскому ревкому (полное название – Военно-революционный комитет Восточно-Персидского района Кавказского фронта; позднее – Военно-революционный комитет Восточно-Персидского фронта)204, который отправлял полученное в Баку. Это артиллерийское и инженерное имущество, крупная авточасть, медикаменты, 12 тыс. пудов риса и многое другое205. В обмен отряд Бичерахова получал деньги, но большей частью – бензин и масла для своего многочисленного автопарка206.
Не без некоторых неувязок между Бичераховым и Баксоветом завязалась устойчивая взаимовыгодная деловая связь. Столь же крепкие деловые взаимоотношения установились и между представителем Бичерахова в порту Энзели поручиком Альхави и Энзелийским ревкомом (И. Коломийцев, А.П. Челяпин, Н. Джигитян и др.). «Товарищ» Альхави был даже переназначен ревкомом в своей должности начальника гарнизона, тем самым легализовавшись в глазах советской власти. К лету 1918 г., в связи с тем что численность большевистски настроенных солдат в Энзели резко сократилась, сократилось и влияние ревкома, в то время как Альхави, по свидетельству Денстервилля, стал настоящим «королем Энзели», и это положение ему «очень нравилось»207.
Бичерахов, судя по всему, относился к эвакуации ответственно, считая своим долгом переправить в Россию «более ста тысяч пудов народного русского добра», и готов был отказаться от нее и «ехать домой» лишь после того, как на него резко усилилось давление со стороны партизан Кучук-хана, поддерживаемых многочисленными русскими революционными комитетами208.
Большевики явно не ожидали таких подарков судьбы. Еще в феврале они настраивались силой вырывать «народное достояние из цепких лап английских империалистов» и «продавшимися им Баратовыми и других русских офицеров»209. Теперь же они имели все основания для симпатий к Бичерахову. Представители Энзелийского ревкома (в частности, дашнак Джигитян) первыми вели официальные переговоры с Бичераховым и оказали значительное влияние на формирование положительного мнения о нем у председателя Бакинского СНК Степана Шаумяна. Чтобы не раздражать Бичерахова, а заодно и сохранить отряд боеспособным, «товарищ Степан» «определенно приказал» запретить вести среди казаков революционную агитацию210.
Шаумян в донесениях в Москву настаивал: «Все, кого я уполномочивал вести с ними переговоры, и лица, многие годы знающие его и знакомые с его отрядом, – все уверяли в его порядочности.»211 Он убеждал центр в том, что «мы должны без колебаний принять его услуги», и часто употреблял термин «использовать» в том смысле, что ему удастся навязать Бичерахову свою волю. Шаумян делал упор на его личных качествах и аполитичности, присущей Бичерахову, как профессиональному военному. Еще не познакомившись с Бичераховым лично, Шаумян явно был им очарован. «Он полковник по чину, старый вояка, много раз раненный, с высохшей правой ногой и недействующей левой рукой, человек с большим обаянием, очень деятельный, по-своему честный, который не подведет», – доносил он Ленину212.
В свою очередь, Бичерахов уверял бакинских большевиков в том, что не претендует на власть в регионе, что «ни в политике, ни в социализме ничего не понимает». «Я казак: умею немного воевать, немного понимаю в военном деле»213. Бичерахов как будто чурался политики: «Имейте в виду, я к власти не стремлюсь, если моей работе не будут мешать, то я могу принести пользу. Предупредите, что я разговорами не умею заниматься и не буду»214. Свою политическую позицию он формулировал в то время довольно туманно: в Учредительное собрание он не верит, поскольку его решения некому будет проводить в жизнь на местах, пока не укрепится советская власть. Отсюда его тезис: «Вижу спасение в советской власти»215. В начале апреля 1918 г. политическую позицию Бичерахов формулировал следующим образом: «Ввиду создавшейся уже на внешнем турецком и внутреннем татарско-бакинском фронтах обстановки… необходимо возможно безболезненней провести в Энзели союзников, которые из Энзели будут поддерживать нашу борьбу против немецкой и турецкой ориентации в Кавказском крае… По моему малому разумению, без поддержки извне погибнет и армянское дело и советская власть и русская ориентация в Баку…» – сообщал он в письме Альхави 7 апреля216.
Вопрос о связях Бичерахова с англичанами не мог не стать на повестку дня при обсуждении возможного сотрудничества с большевиками. Шаумян признавал, что в глазах большевистского руководства страны он «наемник англичан» и «это оставляет некоторые сомнения»217. В то же время Бичерахов считал сепаратные от англичан действия заранее обреченными на неудачу.
25 апреля он заявил большевикам, что готов взять на себя защиту Баку «в том случае, если мне не будут мешать держать прочную связь с англичанами, так как на этом новом фронте единственную поддержку могут оказать только англичане – и оружием, и патронами, и деньгами, а если понадобится, то и войсками»218. Он успокаивал большевиков: «Имею полную гарантию того, что в политическую жизнь страны они не вмешаются. Я полагаю, что их непосредственно приглашать не придется. Но пользоваться в борьбе против панисламизма их оружием и деньгами необходимо»219.
Разумеется, Баксовету было хорошо известно о тесной связи Бичерахова с английской миссией. Через союз с Бичераховым они рассчитывали воспользоваться помощью англичан. Прямой контакт с ними, разумеется, сильно дискредитировал бы большевиков. По словам Шаумяна, «без англичан нам не справиться с турками. Но нам подтверждать связь официальную с англичанами равносильно объявлению войны Германии»220. На его докладе, в котором сообщалось о «неофициальном использовании» англичан, была оставлена резолюция Л.Д. Троцкого, который от имени СНК особо подчеркнул, что бакинцы могут рассчитывать на то, что правительство «приложит все усилия в поддержке вас морально и материально в борьбе за советскую власть»221.
Предварительное соглашение, подписанное от имени Бичерахова поручиком Альхави, имело следующую редакцию: «Бичерахов признает Советскую власть, как Всероссийскую, так и Бакинскую. Бичерахов назначается командующим одной из частей Кавказской Красной армии и находится под контролем комиссара по военным и морским делам Курганова. В операционном отношении он пользуется самостоятельностью, но все его приказы скрепляются подписью комиссара. Временное приостановление или прекращение военных действий зависит от Бакинского Совета Народных Комиссаров. Боевые задачи разрешаются штабом и приводятся в исполнение командующим самостоятельно. Отряд Бичерахова получает содержание от Бакинского Совнаркома на общих основаниях и входит в состав Кавказской Красной армии. Бакинский Совнарком берет на себя содержание всех отрядов, которые могут быть организованы Бичераховым в дальнейшем на Северном Кавказе и которые также войдут в состав Красной армии»222.
Генерал Денстервилль объяснял желание Бичерахова «сделаться красным» сугубо прагматичными причинами: мол, таким способом он пытается пробраться на Северный Кавказ. «Он говорит своему отряду: мы идем домой через Тифлис по Военно-Грузинской дороге»223.
Однако путь через Тифлис сквозь боевые порядки турецко-азербайджанских, а затем и грузинских войск не кажется самым кратким и безопасным, какой мог быть выбран «для отвода глаз». Для объяснения причин перехода Бичерахова на сторону большевиков необходимо, как представляется, обратить внимание на его понимание бакинской власти. Не искушенный в политике казачий войсковой старшина, проведший многие годы на задворках империи, искренне принимал большевиков за представителей законной – «русской», в его понимании, власти.
Весьма обширная частная переписка Бичерахова с поручиком Альхави и братом Георгием за апрель – май 1918 г. рисует Бичерахова и вовсе убежденным сторонником советской власти. Но при этом он бесконечно далек от социалистических идей. «Советскую власть, – пишет он Альхави, – я считаю властью русской ориентации, и в борьбе с немецко-турецкой ориентацией мы можем работать рука об руку»224. За месяц до заключения соглашения с большевиками, в конце апреля в письме Альхави, Бичерахов заметил по поводу большевиков: «Мне по пути с тем, кто понимает необходимость придерживаться русской ориентации»225. Такую же точку зрения он высказывал и в частной переписке со своим братом226. Похоже, что решимость большевиков противостоять турецкой агрессии, понимаемая (и подаваемая самими большевиками) как патриотический акт, направленный на сохранение единства страны, стала главным фактором в принятии Бичераховым решения вмешаться в кавказские дела. «Вначале я хотел просто довести отряд и корпусное имущество до Северного Кавказа, а теперь решил помогать всем, кто против германо-турок», – писал он227.
Как уже отмечалось выше, восприятие Баксовета как правительства, представляющего и защищающего «русские» интересы, в тот период было практически повсеместным, особенно на фоне центробежных ультранационалистических тенденций, приведших в мае 1918 г. к развалу Закавказской Федерации и образованию независимых государств Армения, Азербайджан и Грузия. Большевики же оказались единственной значимой политической силой, выступившей против отделения Закавказья от России. В таком же ключе, между прочим, понимал бакинскую власть и непосредственный начальник Бичерахова – генерал Н.Н. Баратов228. Как сообщал 14 апреля один из корреспондентов Бичерахова, «волею судьбы большевики оказались в роли защитника русского дела на Кавказе и оплотом против мусульмано-турецкого нашествия»229.
Вполне можно допустить, что именно такой образ бакинской власти через слухи и отрывочные сведения доходил до далекой Персии. И дилетант в политике, вполне вероятно, не имевший о большевистской доктрине никакого мнения, войсковой старшина Бичерахов посчитал, что ему достаточно того, что большевики защищают русские интересы.
25 мая Г.Н. Корганов от имени Бакинского Совнаркома обещал Бичерахову принять все его условия (главное из них – «полное и безраздельное командование всеми вооруженными силами и флотом» Баку230) и предложил ему должность главнокомандующего Кавказской Красной армией231. Таким образом, первоначальные полномочия, предложенные Бичерахову, были значительно расширены.
Перед заключением соглашения Бичерахов лично явился в Баку в сопровождении только двух казаков232. Он представил Баксовнаркому «памятку» о своем отряде, в которой еще раз декларировал общность геополитических интересов на почве сопротивления германо-турецкой агрессии, предупредив, однако, что конечная цель отряда – Кубань и Терек, где он должен расформироваться. Он обещал помощь советской власти, но попросил «ни отряд, ни меня не привлекать ни к политической, ни к социальной, ни к национальной борьбе»233. Такое дистанцированное партнерство устраивало обе стороны. Особенно были довольны большевики: они получили отряд и талантливого командующего, не требующего в обмен ни власти, ни денег.
Вполне возможно, что окончательное решение о военном союзе было принято и раньше, однако выдвинуться из Казвина в Энзели Бичерахову не позволяли полное отсутствие бензина и масел, необходимых для обширного автопарка бичераховцев (в июле 1918 г. только марок автомобилей в отряде насчитывалось 14)234. Ирония состояла в том, что Баксовет располагал неограниченными запасами горючего и масел и готов был предоставить его Бичерахову, однако долго не мог этого сделать из-за отсутствия тары. Первая партия в 1800 пудов бензина и 300 пудов масла была получена помощником Бичерахова поручиком Альхави, однако этого было совершенно недостаточно для переброски всей колонны235. Нельзя забывать и того, что Бичерахов был связан обязательствами и с англичанами и вынужден был простаивать в Казвине в ожидании прибытия английских подкреплений.
Наконец, 25 и 27 мая отряд выдвинулся из Казвина в Энзели. Первый эшелон под командованием войскового старшины Попко составили: Уманская сотня; Пулеметная команда; Партизанская горная батарея; 1-я конная радиостанция; Полусотня пограничников; транспорт; Кубанская сотня.
Второй эшелон под руководством подъесаула Слесарева составили: Запорожская сотня; 2-я пулеметная команда; Кубанская казачья батарея; 2-я конная радиостанция; штаб отряда; транспорт; Горско-моздокская сотня.
В Казвине до полной эвакуации остались автомобильная команда, Линейно-хоперская и Осетинская сотни, а также Менджильский гарнизон236.
Общая численность отряда на 2 июля составляла 880 казаков, 80 нестроевых, 37 вольнонаемных, 544 строевые, 30 офицерских и 221 обозная лошадь237.
Персидская страница истории отряда была перевернута по-бичераховски широко и щедро: 4 июля начальник отряда подписал приказ о награждении личного состава Георгиевскими крестами. В списках награжденных крестами различной степени оказалось 943 человека – практически весь наличный состав отряда238. Происхождение Георгиевских крестов очевидно: они оказались среди имущества Экспедиционного корпуса, которым Бичерахов полновластно распоряжался. И позднее начальник отряда никогда не скупился на награды своим подчиненным, раздавая не только специфически военные награды – Георгиевские кресты и Георгиевские медали, но и имперские ордена Святого Станислава 3-й и 2-й степеней, Святой Анны 4-й и 3-й степеней и Святого Владимира 4-й степени. Награждения этими орденами зафиксированы в архивных документах. Например, орденами Святого Владимира 4-й степени и Георгиевским крестом 3-й степени (было отмечено, что это именно «солдатский крест») были награждены генерал Денстервилль и сменивший его осенью 1918 г. генерал Томсон239. Иногда награды, особенно георгиевские, сыпались на чинов отряда как из рога изобилия. В приказах о награждении нетрудно встретить случаи, когда одно и то же лицо одновременно награждалось Георгиевскими крестами двух степеней и еще Георгиевской медалью в придачу240. Орденов Святого Георгия – высшей военной награды Российской империи – в арсенале Бичерахова не было. Впоследствии именно наградная политика Бичерахова наряду с чинопроизводством оказалась одним из главных раздражающих факторов в его взаимоотношениях с добровольческим командованием.
2 июля началась погрузка отряда в порту Энзели на семь пароходов, поданных из Баку. В этот же день первые пароходы отправились в направлении гавани Алят241.
14 июня Шаумян отрапортовал Ленину: «Отряд Бичерахова. вошел в состав Бакинской советской армии, спешит на помощь бакинцам»242. Большевики возлагали большие надежды на Бичерахова и раздавали ему щедрые авансы в хвалебных статьях, утверждавших, что одно только прибытие казаков на фронт настолько взбодрило красные войска, что они повсеместно готовы перейти в наступление243. В публичных выступлениях Шаумян подчеркивал русский состав отряда, что соответствовало общей цели сохранения независимости России и Баку244.
К моменту появления на фронте бичераховцев в начале июля 1918 г., как уже отмечалось выше, Кавказская Красная армия потерпела несколько чувствительных поражений от турок и была дезорганизована.
Армянский национальный совет, действовавший в союзе с Баксовнаркомом, несмотря на все усилия, не мог заставить своих солдат отправиться на фронт. Один из начальников обороны полковник Аветисов сообщал в эти дни, что из обещанных 1000 штыков-армян на фронт прибыл 21 человек, да и те «при первых выстрелах ушли обратно в город»245.
Заместитель наркома по военным и морским делам Баксовета докладывал 19 июля в Москву, что «армия сильно дезорганизована. Из 12 тысяч красноармейцев, брошенных в десятых числах июня на этот фронт, осталось не более 4–4,5. Большая часть выбыла больными и ранеными (5000), остальные дезертировали. Недостаток пополнения грозит катастрофой всей армии. Пополнить силами Баку не представляется возможным, и необходима присылка частей из округа»246.
Между тем в конце июня 1918 г. командующий Восточной турецкой армией Нури-паша сосредоточил на бакинском направлении две пехотные дивизии – 5-ю и 15-ю, а также 107-й пехотный резервный полк, два батальона пограничного формирования и 4-ю пехотную дивизию, предназначенную для занятия центрального Азербайджана, обеспечения тыла и для специальных формирований частей из местных мусульман247. В то же время к 1 июля турецкие войска еще не перешли реку Кура по единственному мосту у станции Евлах. Высаживаясь на пристани Алят, в 100 километрах от Евлаха, Бичерахов рассчитывал успеть перехватить Евлахский мост. Если бы удалось захватить и удержать его, то опасность осады Баку была бы отложена на неопределенное время.
Тем временем турки продолжали активное проникновение в Азербайджан. Прежде всего новые подразделения турецких войск продвинулись на Гянджу через Дилижан – Казах – Акстафу, а также в район Джульфы и Шуши.
В начале июля турецкие войска предприняли наступление на Баку. 10 июля они заняли Кюрдамир – важный пункт на пути к городу, а 26 июля в их руках оказалась станция Карасу и еще через день – Аджи-Кабул, что к юго-западу от Баку. Одновременно турки с целью охвата города с севера развили наступление в направлении на Шемаху.
27 июля С.Г. Шаумян в телеграмме, направленной на имя В.И. Ленина, сообщал: «Положение на фронте ухудшается с каждым днем. В шемахинском направлении наши войска отступили от Баку и переформировываются по линии железной дороги. Войска, угрожаемые с севера на пирсагатском направлении, с юга, со стороны Сальян, отступили до станции Алят, положение крайне серьезное»248. Судя по газетным сообщениям, отряд потерял 90 человек убитыми и ранеными – больше, чем за весь период с момента сформирования отряда249.
В первых числах июля отряд Бичерахова высадился южнее Баку и занял правый фланг обороны города. С немалым оптимизмом Шаумян сообщал в Царицын И.В. Сталину: «7 июля на Кюрдамирском фронте противник перешел в наступление, стараясь охватить Кюрдамир, но после 12-часового боя был отброшен, причем понес большие потери. В бою участвовал бичераховский отряд, броневики. Наши потери невелики»250.
К этому времени отряд действовал уже в полном составе: Запорожской, Горско-Моздокской, Кубанской, Уманской, Линейно-Хоперской, Пограничной Осетинской сотен, Кубанской казачьей конно-горной батареи, 1-й конно-горной батареи, пулеметной команды, 1-й и 2-й конных радиостанций, лазарета, автомобильной команды251. В усиление Бичерахову были назначены два пехотных батальона – 5-й красный и 1-й стрелковый. Южный сектор обороны занимали еще пять батальонов Красной армии252.
На бакинцев бичераховцы произвели большое впечатление. «На упитанных с лоснящейся шерстью лошадях сидели казаки в мерлушковых черных шапках, – вспоминал ветеран Кавказской Красной армии, в последующем – член-корреспондент АН СССР В.С. Емельянов. – На их спины спускались башлыки. Впереди ехал казак со штандартом с золотистыми кистями. На штандарте были изображены череп со скрещенными костями и надпись золотым шитьем… Держались казаки обособленно, вели себя высокомерно. Превосходной экипировкой и вооружением бичераховцы резко выделялись от наших солдат, одетых и вооруженных чем попало»253.
Первое же знакомство Бичерахова с бакинской Красной армией сильно его разочаровало. «Красной армии нет, – писал он Георгию. – Все это пустой звук. До моего прихода, говорят, было около 6000 человек, но при появлении регулярных турецких войск они все разбежались. Сейчас имеется красноармейцев около 2000, но все это сидит в вагонах и при малейшем появлении противника бежит. Номеров батальонов у них много, но солдат нет. Правда, очень много комиссаров»254.
Согласившись прибыть в Баку, Бичерахов рассчитывал на существенное пополнение своего отряда, как за счет терских казаков, так и местными ресурсами. «Пушек, пулеметов и снарядов у меня много, мало живой силы и винтовок», – писал он своему брату Георгию в Моздок, «прося и требуя» от него пары тысяч казаков, с которыми он мог взяться за сверхзадачу – разгром турок в Закавказье255. Судя по всему, обещание пополнения реальной боевой силой было пунктом договора между Бичераховым и коммунарами. Как разъясняла издававшаяся в Баку дашнакская газета «Вперед», «полковник Бичерахов точно указал цифры: в течение стольких-то дней вы должны мне дать столько-то тысяч войск, а в течение двух недель – столько-то тысяч; в противном случае он слагал с себя всякую ответственность за защиту Баку»256. Между тем мобилизации, объявляемые Совнаркомом, неизменно проваливались: «Мобилизация. при колоссальном числе мужчин и фронтовиков в городе, не давала никаких результатов., на призыв являлись только единицы»257.
Отношения Бичерахова с политическим руководством Коммуны стали быстро портиться. Полную власть над войсками он так и не получил. Руководство центром и левым флангом фронта оставил за собой Корганов. Бичерахов командовал только правым флангом обороны. Коммунары очень опасались популярности Бичерахова среди горожан, особенно среди армян. Бакинский обыватель цеплялся за соломинку; еще до начала высадки отряда в Аляте большевистское руководство вынуждено было констатировать, что «все контрреволюционные элементы тянутся и объединяются вокруг Бичерахова и его отряда». Оно не исключало борьбу против и «татаро-турецких банд и бичерахово-английских». Имелся и новый руководитель обороны: «Комиссар Петров со штабом работает вместе с нами, и ему именно поручено это ответственное дело»258.
Г.К. Петров, назначенный руководителем еще не созданной армии, человек, как уже говорилось, необузданный и честолюбивый, игнорировал распоряжения Бичерахова и на указанные ему позиции так и не вышел259. «Негодяй из московского центра», – характеризовал Л. Бичерахов Петрова в письме к брату260. Отряд Петрова должен был занять позиции левее бичераховцев, а в итоге казаки наблюдали, как мимо их позиций «турецкие войска, не разворачиваясь, походным порядком, густыми колоннами двигались прямо левее нас на том участке, где должен был быть Петров. Турки знали, что наших войск не будет, это и было обещано бывшими комиссарами»261. Очень скоро отряд Бичерахова оказался в полном одиночестве в 35 километрах от Баку, в то время как большевики стянули все свои вооруженные силы в город, с тем чтобы давить на общественное мнение горожан, в большинстве своем настроенных против них и за приглашение англичан.
В эти дни в городе царили панические настроения. 17 и 25 июля дважды созывались расширенные чрезвычайные заседания Бакинского совета, на которых присутствовали члены Баксовета, районных советов, судовых комитетов, представители Центрокаспия и других организаций. На первом из них присутствовали 420 делегатов, а на втором – 495262. Для большинства политических сил Баксовета (Армянского национального совета, левых эсеров, меньшевиков) спасением казалось приглашение в город англичан: генерал Денстервилль к этому времени уже прочно укрепился в Энзели и Реште и всерьез нацеливался на Кавказ. «Все – и правые и левые партии – ввиду безнадежности Красной армии требуют приглашения англичан», – отмечал в письме брату Л. Бичерахов263. Против этого выступали только преобладавшие в Совете большевики, выполнявшие жесткую установку центра и Сталина: не призывать «варягов-англичан»264. Интересно, что Бичерахов поддержал мнение большевиков по поводу англичан. Он считал, что можно обойтись собственными силами, но при условии немедленной присылки из России подкреплений не менее 5,5 тыс. штыков хорошо обученных солдат265. Видимо, он также был введен в заблуждение большевистскими лидерами, поскольку прибытия таких сил на самом деле не ожидалось.
В самом конце июля произошел вопиющий случай, который окончательно вывел Бичерахова из себя. Три тысячи армянских солдат отказались выйти на позиции, мотивируя это отсутствием экипировки. Многие свидетели тех дней отмечали удивительную деталь: в то время как на фронте были единицы, все городские кафе и рестораны были забиты военными, в основном армянами. В каком-то бесшабашном отчаянии они пьянствовали, ожидая собственной участи.
Конец ознакомительного фрагмента.