Вы здесь

Гедамбола. «Как будешь о себе говорить – таким и станешь» (Т. В. Сапрыкина, 2015)

«Как будешь о себе говорить – таким и станешь»

Спустя вечность я поднялась на четвереньки. Мои руки и лицо были в саже. Хорошо одно – как только ветер убрался, сразу потеплело. Комната была круглой, с тремя высокими окнами – от пола до потолка, шторы задернуты. Стоял полумрак, только пыль, что я подняла, до сих пор летала в воздухе. Через открытую балконную дверь пробивалось солнце. Ползком я добралась до большой кровати под тяжелым пологом. Лодыжка ныла. Подышала на оледенелые руки. Похоже, сюда уже сто лет как никто не заглядывал – повсюду пыльный налет, какой бывает, когда долго не трогать что-то плотно закрытое. Круглое зеркало на комоде смотрело неприветливо и мрачно. На потолке были нарисованы фигуры людей в длинных, развевающихся одеждах, танцующих в круговую, будто бы они, как и я летели, несомые ветром. Но ветер в их случае был приятным и теплым.

В дверь постучали. Я резко села и вдруг на глаза мне попал ботинок. Мой второй, левый ботинок. Он стоял возле изголовья кровати. Кто-то невидимый зашел в комнату, чиркнул спичкой, и в камине тут же зажегся огонь. Это напугало меня, хотя я была и не прочь согреться. Да что там, я только об этом и метала. Пока я пялилась на огонь и гадала, откуда он взялся, на постели возник поднос с едой, а чуть позже – на ковре – таз с водой, кувшин для умывания и мыло.

Забравшись под покрывало, на еду я набросилась не хуже голодного волка. Вспоминая о худых боках Герогха, я решила, что поем и за волчью стаю заодно тоже – может, им полегчает?

Вдруг за дверью раздался грохот, будто кто-то оступился и упал, что-то заскрипело. С набитым ртом я вытаращила глаза и застыла.

– Жужа! Девочка моя, – послышалось из-за двери.

Громкий топот, шаги. В комнату кто-то ввалился, на этот раз совсем по-другому – властно, поспешно, шумно. Хотя дверь так и осталась закрытой. Кто-то ходил тут, пыхтел, смеялся, но я никого не видела.

– Жужа! – наконец кто-то гаркнул прямо над самой кроватью.

Я вскрикнула. Крошки полетели на покрывало.

Пустота ответила мне озабоченно и осторожно :

– Дочка?

– Эгм, – я наконец решилась откликнуться. – Здесь никого нет. Кого вы ищите? Здесь только я. Но я вас не вижу.

Кто-то у кровати пошоркал ногами, повозился, и снова стало стало очень тихо. Оса поднялась с куска хлеба, намазанного медом, и вылетела через балконную дверь, будто бы не желая слушать чужих разговоров.

– Жужа?

Я почувствовала, как кто-то тяжело опустился на кровать. Запахло, и вполне отчетливо, навозом, сеном и чем-то теплым, вроде волка, только менее хищным и гнилостным.

Тут мне пришло в голову, что я даже не знаю, кто я такая. Откуда взялась? Но ведь это нормально для новорожденной? Это беспокоило меня. Может, волк был слишком занят, или слишком голоден, чтобы меня назвать? Кто такая Жужа? Я? Не я?

Однако же волк собирался повидаться с каким-то королем, так что, может, это король? Я еще немного подумала.

– Меня зовут Герогха, – что ж, если никто до сих пор не удосужился дать ребенку имя…

«Как сам себя про себя будешь говорить, таким и станешь». Верно? Так, вроде, считается?

Невидимый человек фыркнул.

– Прекрати. Я же прекрасно слышу, что это ты. Ты рядом. Этот разбойник драпал как ужаленный. Казалось, сосны бегут, а не он. Ишь, собрался играть со мной. Сделку заключить. Поймать бы его да в подвал. Может, тогда бы эта чертова стая воров убралась отсюда.

Уже второй раз за свою короткую жизнь я слышу что-то плохое про волков. Мне это не нравится. Это просто голодные звери! Я согрелась, но все еще не чувствовала себя сытой. Обдумывая, какую бы дерзость сказать в ответ, все еще продолжала жевать. Честно говоря, было жалко освобождать рот для того, чтобы хоть что-то кому-то сообщить. Жевать приятнее.

– А вы кто? Король?

На самом деле прозвучало это так: «А фы фто, кофоль?»

– Жужа, где ты? Зачем ты от меня прячешься?

Зашуршал полог – наверное это тот, кто пришел, полез под кровать.

Я тоже свесила голову вниз и со всей силы гаркнула:

– Я не знаю кто это Жужа, но я здесь!

– Ох, ну нет, нет, нет, нет, – запричитал голос.

Король, а это уж точно был он, поднялся с колен и снова бухнулся рядом со мной на кровать. – Ну нет же нет, нет, нет, пожалуйста!

А я, довольная собой, опять завернулась в пыльное покрывало и принялась есть. Все вокруг было не первой свежести. Что ж, и зеленое платье мое не лучше – все в грязи и листьях. Кажется, я напугала невидимку – это меня позабавило.

– Ты что, не узнаешь даже мой голос? – человек был, похоже, очень этим огорчен.

– Неа, – равнодушно ответила я, вгрызаясь в яблоко. – Вот помню ерунду всякую типа «Как яблоню польешь – такие яблоки и соберешь». Или «Свои штаны – не то, что чужое платье с рюшами». Что это?

– Просто наши местные поговорки. Тебе бабушка все время книжку читала, там еще картинки…, – голос вздохнул. – Хоть что-то ты помнишь…

Я откинулась на подушку.

– Спасибо, в первый раз в жизни поела! Очень вкусно!

– Но как насчет твоей комнаты? Узнаешь? И ты… Должа была уже повидаться с бабушкой. Она принесла еду и вот это все…»

Видимо, имелся в виду таз с водой и мыло. Я подавилась яблоком и стала кашлять.

– Я одних только волков видела. Они нормальные. Теплые. Голодные только. Ворону всей стаей ели. А бабушки никакой не видела. Думаю, как и она меня. Я не виновата, что тут у вас еда и огонь сами по себе возникают. И повсюду пылища и запустенье, как будто в комнату никто сто лет не заглядывал.

Я услышала сдавленный вскрик или кряхтенье, потом возню на краю кровати. Как будто кому-то прищемили палец – это для него оказалось не столько больно, сколько неожиданно.

– Ветер сказал, вы мой отец. А волк сказал, что вы король. Если это ваше королевство – поздравляю, тут знаете ли, нужна уборка.

– Видела бы ты, как сверкает сейчас люстра, как свет отражается в зеркале, какими красками сияют ковры, как ярко светится роспись на потолке и стенах, до чего идеально чистые окна, и… Да какая уборка, тут все просто сияет! Бабушка твоя, она коленки протрет до дыр, не даст пылинке упасть!

Я оглядела мрачные стены и пожала плечами. В конце концов, я же только вчера родилась. Многого наверняка не понимаю.

– Неужели ты не помнишь Климентина? Ветер, который тебя притащил? Он молодец, знаешь ли. Волки его боятся. Ты же так любишь на нем кататься.

– Извините, – откашлялась я безжалостно. – Мне бы помыться. И еще нога болит.

Этот ветер – даже вспоминать было холодно. Бррр… Как будто бы я в ледяную реку упала. Как можно вообще на таком кататься?