Глава вторая. Которая объясняет, почему «разговоры по душам» чреваты последствиями
Мир Людей. Три года спустя
– Впервые я с ним встретился где-то в конце 70-х, – предавался воспоминаниям Трикс. – Иду однажды по улице и встречаю Сеню. Слово за слово, разговорились, ну я ему зачем-то сообщил, что у меня есть пять рублей. А тот, постарше и посообразительнее, возьми, да и предложи: «Слушай, Трикс, а поехали со мной на Соловки. У моей жены связи – она поможет попасть на военный корабль. Только выпить надо по стопочке перед этим делом».
Я, дерзкий и любознательный, согласился моментом, даже не подумав о том, что из одежды на мне только рубашка и брюки, в кармане всего пять рублей, а документов и вовсе нет. Сначала мы выпили в каком-то кабаке, а потом пошли на корабль, там еще с моряками добавили. Да так приложились, что память у меня в какой-то момент отшибло, и я заснул крепким сном. Просыпаюсь в трюме, голова раскалывается, откуда-то сверху на меня благим матом орет капитан. Мол, что я, штатский, здесь делаю. И, конечно же, гонит прочь. Денег – ноль, на острове – холод и промозглый ветер, а Семен затеявший всю эту авантюру, испарился. Ну я и решил, раз такая оказия случилась, пойду хоть, на монастырь их знаменитый посмотрю.
Ближе к вечеру добрел до монастыря, оголодавший и продрогший. Обошел вокруг, увидел рядом какую-то халупу. Заглянул в окно, а там тьма бомжей спят прямо на полу. «Зайду-ка я туда, может согреюсь и прикорну», – подумал. Вошел, осмотрелся, все дрыхнут, никто и ухом не повел. «И тут, смотрю, а у одного мужика 25-рублевая из кармана торчит. Ну я ее и украл. Впервые в жизни.
Ева подняла на Трикса глаза. «Бог ты мой, я знала Сеню столько лет, а ничегошеньки о нем толком и не поняла. В отличие от этого… урода», – подумала зло.
Меж тем, «урод» продолжил свое повествование. О том, как наутро он встретил человека, который пожалев отчаянного парня, предложил ему работу. «Что тебе делать там, на материке? – спросил, смакуя купленную Триксом водку. – Оставайся, я тебя куда надо пристрою». И слово свое сдержал. Пристроил без документов и лишних расспросов. Тогда на Соловках промышляли водорослями. Выходили в море, собирали и сдавали на завод. Так Трикс остался в Белом море на полгода.
– С тех пор, как только менялся ветер и начинало пахнуть весной, я непременно должен был куда-то ехать. Словно меня кто-то ждал. Всю страну объездил», – продолжал рассказчик.
– А потом? – вдруг спросила Ева.
– А потом… Не важно… Я встретил… одного человека… И понял, что ветер больше никогда не изменится. Потому что я нашел то, что искал.
– А Сеня?
– А он так и испарился тогда.
– А кого ты встретил? Женщину? Расскажи мне о ней.
– Как-нибудь в другой раз. Когда придет время.
Трикс и Ева познакомились на похоронах Семена. В тот день, ранней весной, моросил дождь, а город окутал туман, превративший урбанистический пейзаж в апокалиптический. Ева приехала на кладбище через пять минут после того, как здесь прошла похоронная процессия. Тайная любовница, Ева, естественно, не была приглашена ни на отпевание, ни на прощание с ныне покойным Семеном Рублевым. Хотя «прожила» с ним несколько лет. До того самого момента, когда однажды Сеня вдруг не перестал с ней общаться.
«Как он мог? Каак?» – выла Ева, жалуясь на судьбу Белке. Подруга понимающе кивала, все бормотала какие-то подбадривающие слова, но легче не становилось. Позвонила коллеге по работе – Офелии. Мол, ты представляешь, подруга, Рублев перестал за квартиру платить, на связь не выходит. А та и выдала: «А ты что же думала, красавица моя? Что он до пенсии тебя содержать будет? Он все-таки женат».
В своем стиле Офелиюшка. Разумная, слов нет. От остальных подруг Евы, она отличалась, пожалуй, самым острым умом и сообразительностью. Это, правда, не мешало ей быть ядовитой, желчной и часто чересчур резкой по отношению к людям. Пышная женщина с большой грудью и пухлыми губами, своей клокочущей энергией она умудрялась иной раз буквально снести все вокруг. Как тайфун или ураган. Особенно когда садилась на своего любимого конька – нравоучительного, и рассуждала на темы «а я тебе говорила», «пора повзрослеть и остепениться», «ответственность – вот что главное в этой жизни» и «зато у меня есть квартира в Мытищах».
Афина – ее покровительница из Мира Богов – пыталась передать подопечной ту мудрость, которой обладала сама, и, кажется, иной раз у нее это даже получалось. Загвоздка была в том, что Офелия искренне верила, что счастливым человек может стать только при наличии стабильной (пусть и нелюбимой) работы и успешной карьеры. Она наивно полагала, что желчь, приправленная интеллектом, – основное ее достоинство и при каждом удобном случае об этом заявляла.
Офелия служила ведущим юристом в крупном издательском доме, выиграла массу дел и больше всего любила рассказы о том, как много от нее в этой жизни зависит. Комплекс всеобщей благодетельности, правда, порой играл с ней злые шутки – Офелия вдруг начинала вести себя так, как будто на сама деле она и есть Афина. Последняя же, хоть и покровительствовала, но подобной наглости не терпела и периодически «хозяйку» наказывала, лишая то стабильной работы и заработка, то привлекательности, которой у Офелии итак было «в обрез», а то и вовсе возможности мыслить здраво. Сложные у барышень отношения были, надрывные.
Тогда, после отповеди на тему «а ты думала он будет содержать тебя до пенсии?» Ева на Офелию обиделась. Все думала: «Ну как же так, ты ведь подруга мне, а не черт с горы? А как же сострадание и участие?» Дамы на какое-то время даже прекратили общаться, пока однажды Офелия позвонила подруге посреди ночи, и, захлебываясь слезами, не рассказала, что ее собственный отец пытается отсудить у нее какую-то там квартиру в городе, где она родилась и выросла, любовник непонятно почему променял ее на «тупую малолетку» и вообще жизнь – говно. Лепетала что-то невнятное, злилась, кричала, рыдала в трубку, шумно запивая свое горе виски.
Ева сквозь сон выслушала подругу, посочувствовала, а после того, как положила трубку, вдруг поняла, какая та бедолага, и как много теплого и человеческого ей приходится прятать за бесконечными устремлениями, ответственностью, «выдающимся» умом, попытками что-то постоянно доказывать и прочей чепухой. Несчастная была прощена, и Ева на ее «проявления» внимания больше не обращала. Хотя общаться стала реже.
Что Сени, на тему их отношений Ева рефлексировала где-то около полугода. Все никак не могла взять в толк, почему он так поступил. Бросил, не сказав ни слова, буквально растворился в загазованном московском воздухе, словно и не было его никогда. И кто знает, как все сложилось бы дальше, но однажды через знакомую знакомых Ева узнала, что Сеня умер. Похороны, мол, завтра. «И это пройдет…», – подумала в тот момент Ева и тут же себя укорила за бесчувственность. И сразу же оправдала тем, что так говорил некогда великий царь Соломон, и вообще люди в стрессе чего только не скажут.
– Девушка, с вами все в порядке? – кто-то легонько тронул Еву за плечо
– Да… Да… Все хорошо, – промямлила та, шмыгнув носом и смахнув слезу.
– Нахлынули воспоминания? – как-то странно прищурился новый знакомый. – А что это вы предаетесь воспоминаниям так скромно, в сторонке?
– Этой семье на сегодня горя достаточно. Только меня им не хватало.
– Любовница стало быть? И долго это продолжалось?
Ева посмотрела на собеседника с любопытством.
«Да кто ты такой!?» – подумала, с трудом сдерживая гнев. В ответ «Наглец» посмотрел на девушку с нескрываемым вызовом, как будто прочитал ее мысли. Синие глаза, взъерошенные, цвета вороного крыла, волосы, среднего роста, лет примерно… на похоронах он ей показался Сениным ровесником, мужчиной лет сорока пяти.
Тогда же, в довесок к «наглецу», он получил определение «урод». С которым, кстати, вполне себе можно было поспорить. Трикс все же был привлекательным мужчиной, из тех, кого называют «в самом рассвете сил». Подтянутый, спортивный, он был как будто человеком без возраста и производил, тем самым, на людей довольно странное впечатление. Которое усугублялось другими его странными и мало принятыми в нашем политкорректном обществе привычками: задавать собеседнику неудобные вопросы, провоцировать, откровенно говорить об интимном и постоянно подшучивать.
Стоило Триксу появиться в компании, и людей в ней словно подменяли: из них начинало буквально изливаться все то, что долго сидело внутри, за семью замками. Люди злились, не понимали, что происходит и отчего вдруг им так хочется «обнажать» души, являя себя миру во всей красе, но остановиться было невозможно. Сыворотку правды он им подливал что ли… Трикс же наблюдал и, чего уж там скрывать, наслаждался своей «властью» над душами и человеческим несовершенством.
Как правило, интуитивно все догадывались, что виновник этой «правдивой феерии» находится здесь, среди прочих. Однажды кто-то даже подметил, что в определенные моменты глаза Трикса становились ярко-синими, словно напивались живой водой. Кажется, именно в них была сконцентрирована вся та сила, которая заставляла людей говорить. И как бы сильно он их не щурил, пытаясь это скрыть, – у него это не слишком хорошо получалось.
Так же, как и стереть с лица наглую ухмылку, которая словно говорила «не останавливайся, продолжай веселить меня, открывая страшную правду своей жизни». Вот и сейчас, его глаза стали превращаться в два глубоких синих озера. Не догадываясь об этой особенности собеседника, Ева, удивившись самой себе, вдруг поняла, что вовсе и не обижается на него за дурацкий вопрос про любовницу. В конце концов, это же правда. А после того, как самое печальное мероприятие в жизни девушки закончилось, она запросто пригласила Трикса выпить кофе. В ту минуту ей казалось, что она знает его если не двести, то сто лет совершенно точно.
– Я всю жизнь была сильной и крутой. Кажется, я такой родилась – чтобы кому-то что-то доказывать. Я так боялась показаться идиоткой. Глупой, смешной, неумной. Ей богу, не представляю, откуда это взялось. И только теперь, когда Сеня умер, вдруг поняла, что все из-за страха. В моей жизни были взлеты и падения, разделенные и неразделенные чувства. Но именно Сеня помог мне заглянуть в себя, он заставил меня измениться, понимаешь?
Время уже давно перешагнуло за полночь, а Ева и Трикс не собирались расходиться. Говорила все больше она. Он – внимательно слушал. Ева даже подметила: «Это же надо, какой внимательный собеседник, слушать умеет. Обычно это делаю я».
Шесть или семь лет назад я встретила и полюбила Сеню. Полюбила страстно, несмотря ни на его семейное положение, ни, уж тем более, на деньги. Упивалась своей любовью, прыгала от радости, как девочка. Пока однажды он не сказал: «Ты не должна меня любить, Евуся», мол, глупости это все. Такая вот тупая мужская прихоть. Сказал в тот момент, когда, уже было поздно, я была по уши влюблена.
Я попыталась выяснять отношения, истерила, стучала в стены, в дверь, в окно. Глухо. Мы расставались и сходились. Снова расставались и снова сходились. И в какой-то момент, из-за страха потерять, я замолчала. Перестала говорить о любви, перестала в нее верить. Закрыла душу и решила довольствоваться тем, что имею.
Длилось все это несколько лет. Недосказанные слова, надуманные мысли, невысказанные обиды, романы на стороне и манипуляции – они были бесконечными. «Зато бодрит, – подумала я в какой-то момент, – обязательств ноль, встречаемся раз в месяц, весело проводим время, заботиться и нести ответственность ни за кого не нужно. Я путешествую, Сеня с его деньгами позволяет мне жить красиво. Каждый живет своей прекрасной жизнью, но, при этом, у нас полная гармония и понимание». Мы – как две половинки одного целого. Просто так сложилось, что мы не живем вместе, бывает. Зато ни одной скучной встречи и нас всегда тянет друг к другу – об этом же только мечтать можно! В какой-то момент я поняла, что мне стала нравится такая жизнь.
«Ева, ты ведешь себя как социопат», – как-то справедливо подметила Белка, когда я рассказала ей очередную историю. Но я не прислушалась. Я упивалась своей внезапной властью. Тем, как умею доставлять ему удовольствие. Знала, что он вернется ко мне, потому что я умею то, что умею и при этом не доставляю ему особых хлопот. Цинично, но правда. А главное – всем удобно.
В придачу ко всему, во мне открылась какая-то тяга к знаниям. В школе этого не было – я всегда хватала на лету и слишком ленилась, чтобы учиться и, уж тем более, зубрить. А тут – словно целого мира мне было мало. Я читала книги, штудировала учебники, смотрела научно-популярные программы. Рокси, одна из подруг, даже подметила: «Это же надо, Ева, вот ты себе профессию выбрала, с которой каждый день самообразованием заниматься приходится. И этого тебе мало, ты вдобавок все что-то штудируешь, изучаешь». Признаться честно, я и сама офигевала от того, сколько всего я знаю и как легко с помощью всех этих знаний управлять людьми. А главное – Сеней. Я жгла, заставляла собой восхищаться, срывала аплодисменты. Ловила кайф по полной.
А потом случилось непоправимое – у Сени обнаружили онкологию. Рак простаты. И через некоторое время человека, мужчины ближе которого у меня никого в этом городе и которого я любила всей душой – не стало. А мы так мало говорили о любви за все эти наши годы, никогда не просили друг у друга прощения, не признавались в сокровенном. Но все это было уже неважно.
Потому что после его смерти единственное, о чем я думала, это то, как много этого чертового времени мы, я в частности, потратила на свои тупые страхи, на боязнь открыться, по-настоящему открыться, показаться глупой и смешной. Хотя, по сути за это люди не едят людей… Трикс, ты спишь?
– Нет, нет продолжай, я тебя внимательно слушаю, – сообщил новый приятель Евы и затянулся сигаретой. Воспоминания девушки, словно диафильмы из его советского прошлого, на миг проявились и тут же растаяли в сигаретном дыму… Ева продолжила говорить.
– У каждой семьи есть свои истории и легенды, и у моей тоже. Я, например, сильно люблю историю про бабушку-цыганку, в которую незадолго до войны влюбился дедушка. Увел из табора, родил троих детей, а потом началась война. Дед ушел на фронт, и уже в 41-м пришла похоронка. Бабушка ее прочитала, сложила куда-то в комод и отказалась поверить в то, что это правда. Она продолжала жить, словно ничего не произошло. Растила и воспитывала троих детей, работала, как все другие. Но по вечерам, закончив работу по дому и по хозяйству, она выходила во двор, садилась на лавочку, смотрела на дорогу и ждала своего Викентия. Каждый день, каждую минуту, всю жизнь. Никогда не жаловалась ни на судьбу, ни на бога, ни на кого-то там еще. Просто тихо ждала. Бабушка Мария дожила до ста лет и больше ни одного мужчины в ее жизни так и не появилось. Кроме сыновей, конечно же. Просто она очень сильно верила в то, что однажды Викентий появится на дороге.
Трикс поднял правую бровь, выражая заинтересованность, а Ева продолжила: «Да, ты все правильно понял, легенда гласит, что в моих жилах течет цыганская кровь. Ну а как иначе объяснить тот факт, что единственное место, где я чувствую себя счастливой – дорога. Как-то в одном из очередных своих путешествий мы с друзьями вышли в море на яхте. На самом деле, на яхту она была похожа мало, но не суть. Я сидела на носу этой полуразвалившейся лодки и наблюдала, как дышит океан. Думала, какой же он огромный и прекрасный. Рассказывала воображаемому богу Нептуну, как сильно я люблю его детище. Лодка неслась по волнам, весело подпрыгивая, из-за чего меня время от времени обдавало водой. Соль была повсюду, впиталась в кожу в волосы, стекала каплями с моего любопытного носа. А я улыбалась и думала, какое же, черт подери, огромное счастье – быть в дороге, в свободном полете.
Или все эти южные морские закаты? Когда наблюдаешь на небе такую красоту, возникает только одно желание – упасть на колени и начать молиться Богу Солнца и Вселенной за то, что они дали тебе возможность увидеть такое, сделав счастливейшим из смертных. Ни один мужчина в жизни не сделал меня такой счастливой. Понимаешь?
«Озера» утвердительно кивнули в ответ, а Ева продолжила. «Мой друг Егор считает, что я ненормальная – бегу все время куда-то, не сидится мне на месте. Однажды я подумала, что мое счастье, как будто разбросано в разных местах и странах, в самых удивительных уголках мира. И моя задача его собрать по этим самым кусочкам. Эй, Трикс, ты заснул что ли? Вот же… урод!»
Той ночью в истории Евы случилась какая-то осечка. Или волшебство. Ей приснился удивительный сон. Она стояла на каком-то странном плоском круге посреди сотен таких же одинаковых кругов и вопрошала у сморщенного буддистского монаха, у которого зачем-то было лицо состарившегося Трикса, что ей делать дальше: «Учитель, я не знаю, как быть дальше, как жить без Сени? А что, если я прыгну на другое колесо? Может быть, там меня ждет другая жизнь? Монах хитро улыбнулся и сказал всего одну фразу: «Делай что хочешь, Ева. Весь мир в твоих руках. Это твой выбор. Всего лишь выбор, но делать его тебе».
«Интересно, как там Кора?» – запульсировало в виске, едва только проснулась. «И где этот, Трикс что ли? И след простыл. Странно. Поздравляю, дорогая, ты уже придумываешь себе воображаемых друзей», – отхлестала наотмашь очередная мысль, которую Ева немедленно отогнала, после чего решительно взяла с тумбочки мобильный телефон и набрала забытый номер подруги.
– Привет, Ева, я ждала твоего звонка, – прозвучало на той стороне трубки.
– Здравствуй, Кора. Как сама?
– Наслаждаюсь свободой, которой ты меня когда-то наградила. Вспоминаю, как это классно – крылья за спиной. Спасибо тебе за это. А ты как?
– А я вот размышляю, правильно ли я поступила, позвонив тебе. Не наломаешь ли ты дров снова, не заставишь ли меня наступить на те же грабли? – Ева засмеялась.
– Я смотрю вы с Офелией прямо закадычными подружками стали…
– Ну а почему нет. Она, может, и не такая легкая, как ты, зато надежная. Многому меня научила, кстати. На многое открыла глаза.
– Ну, здорово. А я тебе зачем, с такой-то крутой подружкой?
– Меня не покидает ощущение, что внутри меня что-то умерло, и там поселилась какая-то невыносимая тоска. Офелия не понимает, она так не чувствует. Она вообще не чувствует, толстокожая, как бегемот. От Белки с Рокси тоже толку мало. Одна слишком занята собственными страхами, сомнениями и поисками смыслов, а вторая – бессмысленным разбиванием сердец. Мне нужна помощь, Кора. Я очень хочу снова научиться чувствовать. Я не хочу больше быть эмоциональной калекой. Помоги мне, пожалуйста, я хочу разыскать свое счастье. А без тебя у меня не получается.
– Ты хочешь сказать, что готова поверить в то, что без любви счастья не бывает? Готова проявлять чувства, вместо того, чтобы подавлять их?
– Да. Я не хочу больше тратить время на тупые ужимки и страхи. На тоску и скуку. Хочу не боятся того, что меня отвергнут. В конце концов от этого еще никто не умирал.
– Ева, но все эти годы ты прекрасно жила и без меня. Все, что ты говоришь, очень правильно и красиво, но, мне кажется, ты не до конца искренна со мной. Ты запутываешь следы, я тебе не верю, – трубка на мгновение замолчала. – Я хочу тебе помочь – все-таки это мой долг. Но ты должна подумать и попытаться ответить нам обеим на вопрос – зачем я тебе нужна? Когда придумаешь – ты знаешь, как меня найти.
Почти месяц понадобился Еве на размышления – нужный ответ, как будто постоянно маячил рядом, но в последний момент ускользал, снова и снова оставляя наедине с теми же вопросами. Помощь пришла неожиданно – от Белки.
Однажды, во время их совместных кухонных посиделок, Белка произнесла нечто, сильно напоминающее пророчество: «Ева, а ведь это твой путь – рассказать о том, что случилось с тобой. И, возможно, однажды твой опыт кому-то поможет. Ведь каждая из нас испытывает похожие эмоции. Боится своих чувств, боится показаться глупой и нелепой, боится, что ее высмеют. А я помогу тебе, чем смогу. У меня тоже, может быть, опыт».
Сгоряча пообещав помочь, Белка, конечно, обманула подругу – она была слишком порывистой для того, чтобы сдержать свое слово. Но в тот момент это ее обещание стало той самой точкой отсчета, которая помогла Еве спросить себя, чего же она боится, чего хочет, и, вслед за этим, буквально вшагнуть в свои страхи. Ведь это то, чего люди опасаются больше всего – заглянуть в себя. Увидеть пугающую тень, признать ее и, возможно, даже сделать союзником… И мало кто догадывается, что, когда страх преодолен – приходит та самая свобода и независимость, которую все так вожделеют. Бояться-то больше нечего.
Ошеломленная внезапной мудростью подруги, Ева собралась было вызвать Кору, чтобы рассказать ей о своих открытиях, как вдруг какая-то странная, тягучая пустота окутала ее, словно кисель. Лишенная способности самостоятельно передвигаться, Ева проваливалась все глубже и глубже, пока не услышала веселый голос, доносившийся откуда-то из самой глубины.
– Ну, а как ты думала, звезда моя? Ты шагнула в свой страх и все разрушила. А я тебя предупреждал, хахаха!
– Эй, ты кто? – попытавшись вынырнуть из киселя, спросила Ева у темноты. – Трикс, это ты! Ну-ка появляйся, мерзавец!
Трррррррр, фыыыыр, баах – создавалось ощущение, что вокруг все взрывается, рушится, падает, крутится, движется со скоростью света. Небо почернело и время от времени его освещали фейерверки, то там, то здесь вспыхивали зарницы, где-то что-то горело. Трррррррр, пфффффф снова и снова. Голова закружилась, но Ева держалась из последних сил, пытаясь все же взять себя в руки.
– Трикс, негодник, я кому говорю, остановись и подойди! Почему, черт подери, в тот момент, когда ты был мне так нужен, ты исчез, а сейчас – взял и появился? Вы только подумайте, какой мерзавец!
И снова трррррррррррррррр, бах! И еще фейерверк, и еще один, и еще несколько зарниц.
– Слышишь, а, может, ты и не Трикс вовсе? На самом деле ты… Бабушка? Это вы?
Внезапно звуки и вспышки исчезли, словно их и не было вовсе. В воздухе запахло тоской и безнадегой. Вокруг Евы стояли привычные многоэтажки, мелькали знакомые лица. Казалось, все возвращается в привычное русло, только вот запах тоски становился все сильнее и сильнее. Он затягивал, окутывал, прижимал к земле, лишая возможности двигаться.
– Бабушка, пожалуйста, остановитесь, я больше не могу, эта вонь, она меня убивает. Вы что, решили меня отравить? – прокричала Ева, не в силах это все больше выносить.
– Нет, – отчеканила старая графиня, вдруг восседающая напротив в кресле, сильно напоминающем трон из «Игры престолов». Я лишь хочу, чтобы ты сделала, наконец, свой выбор, девочка.
У старухи было удивительное свойство, после того, как Ева проигнорировала ее похороны (по уважительной причине), графиня являлась, когда считала нужным (то есть, когда ей вздумается и, в основном, во снах) чтобы поучить непутевую внучку.
– Да какой выбор?! Откуда вы вообще взялись, я вас не звала! – похоже, бабушка действовала на Еву слишком сильно, ее буквально трясло от ярости. – Займитесь своими загробными делами, а?
– Ах, вот оно что! – глаза графини сверкнули огнем, заставив Еву вжаться в стул от страха. – Ну так слушай, гневливая ты моя. Это я перенесла тебя на распутье, мне и решать, что тебе делать!
– Да отвалите вы от меня со своим распутьем! Здесь вам не русские народные сказки! Я не хочу ничего решать, я всего лишь хотела вернуть подругу! Я любви хочу! – по щекам Евы струились слезы. Она попыталась было оттолкнуть незваную гостью, но поняла, что не может и пальцем пошевелить. Старуха же, как ни в чем не бывало, продолжала.
– Вернемся к вышеупомянутым тобой сказкам. Сейчас я покажу тебе два пути, – сказала она. – А ты сообщишь мне, какой выбрала. Ты ведь не хочешь, чтобы я решила это за тебя?
Лишенная возможности сопротивляться, Ева покорилась и в своем невольном смирении посмотрела в окно, в котором увидела странную картину. Там показывали разрушенный город, весь в дыму и в огне. Внимание девушки привлекла фигура на заднем плане. Босая и растрепанная, в изодранном платье, она наклонилась над грудой камней и словно пыталась что-то рассмотреть.
– Бабушка, а можно посмотреть на эту картинку поближе, – попросила Ева. И каково же было ее удивление, когда в этой девочке она узнала себя. Совсем юная, там, среди руин, она любовалась красивым белым цветком, похожим на подснежник, выросший прямо из обломков. «Любовь, – пронеслось в голове. – Ты где-то здесь. Я чувствую. Ты снова рядом».
Поток мыслей прервала сменившаяся картинка, появившаяся на экране в сопровождении ставшего уже привычным запаха тоски. Сначала Еве снова показали многоэтажки и мелькающие лица знакомых, потом ее же где-то на берегу океана, потом в каком-то незнакомом городе, и ее, катающуюся на слоне. А потом бац – снова Ева, но уже на вечеринке с друзьями. И снова среди многоэтажек, и снова знакомые лица. Картинку повторили несколько раз, с каждым разом все быстрее и быстрее, пока она окончательно не потеряла форму и содержание. Чуть медленнее промелькнул лишь последний кадр. Там были похороны. Еву прошиб холодный пот – хоронили ее, молодую и красивую. В тот момент, когда запах тоски стал невыносимым, экран погас.
Графиня, превратившаяся вдруг из старухи в прекраснейшую из женщин, с любопытством в глазах смотрела на внучку. Ева ощутила, что снова может двигаться и одновременно поняла, что совсем не хочет этого делать. Она нарушила молчание первой.
– Разрушить? Не оставить камня на камне? К чертям собачьим взорвать всю эту тоску и уныние? Так вот что имел в виду Трикс, когда сказал, что, лишь шагнув в свой страх, я преодолею его. Почувствовать вопреки страху – и будь что будет, да?
Фррррррррр, пронеслось что-то мимо со бешенной скоростью, а стул, на котором Ева сидела, закрутился так быстро, что девушка зажмурилась от страха. Через мгновение движение прекратилось, Ева открыла глаза и увидела себя, сидящей на том самом пепелище. Вокруг – дым, гарь, огонь и руины, а из земли прямо перед нею робко пробивается красивый белый подснежник.
«Какой же ты смелый, не побоялся здесь расцвести, среди всей этой разрухи» – тихо произнесла девушка.
Воздух разрезал пронзительный звон будильника. Ева открыла глаза и осмотрелась. Привычные предметы занимали свои привычные места, в окно ярко светило солнце, за окном наперебой чирикали птицы, приглашая друг друга на птичьи свидания, а будильник, надрывался так, как будто пытался перекричать пернатых соседей. «Ох, приснится же такое», – подумала Ева и радостно рассмеялась, радуясь солнцу, новому дню и мысли о том, что, кажется, теперь она точно знает, как поступить».