Глава 2
«Золотой обоз»
Пока шёл, обдумывал своё нелёгкое положение. Настоящий изгой. К своим, в действующую армию, нельзя. Не этого времени человек. Самого учили допрашивать, а в боевых условиях можно допрашивать с пристрастием, товарищ Сталин разрешил. Он же серьёзного допроса не выдержит, а специалисты в органах были. Про сотрудничество с немцами думать грешно, он патриот своей страны. Хотя слово это испачкали, замарали либералы всех мастей. К партизанам податься? Так нет их ещё, с начала войны несколько дней прошло, не успели организоваться. А одному плохо. Ни базы снабжения нет, ни казармы, даже землянки, где от непогоды можно укрыться. Благо погода по-летнему тёплая и дождей нет. А пойдут ливни, вымокнет, а обсушиться негде. Не хватало только простуду поймать. Аптек нет, как и больниц. Кроме того – остановись он на ночёвку в каком-нибудь доме, не исключал предательства. Немцы в деревнях объявления вешали – за укрывательство командиров и красноармейцев смертная казнь, а кто выдаст, тому награда. Сложная ситуация. По размышлении понял – ему недалеко от немецких маршевых частей и гарнизонов держаться надо. Немцы – они и цель для уничтожения, и база снабжения провизией и бое-припасами. А лес, куда он изначально стремился, где укрыться надёжно можно, лишь временная лёжка, дух перевести.
Сзади послышался далёкий шум моторов. Немцы? Илья выбрал удобное место для засады. Обочь лесной дороги было поваленное дерево. То ли ураган выворотил дерево с корнем, то ли по старости само упало. А только там, где корни были, осталась яма, практически готовый окоп. Спрыгнул туда, пулемёт установил, выложил сбоку пару «лимонок». Попробуй выковырять его из этой позиции. И отступить всегда можно, ствол лежащего дерева прикрывает путь отхода со стороны дороги. Шум моторов всё слышнее. Автомобиль явно не один. Вот показался грузовик, за ним ещё один и ещё. А грузовики-то наши, советские, «ЗИС-5», трёхтонки. Моторы ревут надсадно, скорость невелика, километров тридцать, хотя дорога позволяет ехать быстрее. Приблизились. Вроде и груза не видно, а осели кузова на рессорах. В передней кабине двое, на правом крыле ещё один, в тёмно-синей форме. У первого в небольшой колонне грузовика пар повалил из-под капота. Не доехав полусотни метров до Ильи, грузовик встал, мотор заглох. Вынужденно остановились и другие машины. Объехать невозможно, деревья не дадут. Из кабины выбрались водитель в армейской форме и человек в штатском, в очках на носу. Наши, точно не немцы. И по одежде, и по разговору. Обрывки фраз долетали до Ильи, особенно когда человек в тёмно-синей форме стал ругать водителя.
– Второй раз из-за тебя останавливаемся!
А далее текст вовсе не печатный. Немцы так виртуозно материться не умеют. Илья решил выйти из укрытия, если его обнаружат, хуже будет, решат – сделал засаду. Он сначала подумал – в грузовиках вывозят ценное оборудование или документы. Всё же скорее оборудование, уж больно тяжело нагружены машины. Для начала покашлял демонстративно, потом крикнул.
– Кто такие?
У машин сразу суета, люди сразу за машины попрятались, крик оттуда.
– А сам кто такой? Выходи с поднятыми руками!
– Руки ни перед кем поднимать не буду, один человек сюда, на переговоры.
– У нас оружие! Приказываем!
– А у меня пулемёт.
Пулемёт, это серьёзно. Одной ленты с избытком хватит, чтобы машины в металлолом превратить, а сопровождающих в «груз двести». У машин угрозу осознали. От колонны отделился человек в тёмно-синей форме, зашагал в сторону Ильи.
– Стой! – скомандовал Илья, когда незнакомец приблизился.
Человек встал. На ремне револьвер в кобуре, но человек пулемёт увидел, реальную опасность оценил. Илья поднялся, ловко выпрыгнул из ямы, пошёл навстречу.
– Старшина Новогрудского райотдела милиции Остапчук! – вскинул руку в фуражке милиционер.
Илья сообразил быстро. Свои современные документы предъявлять нельзя. Из нагрудного кармана вытащил красноармейскую книжку дезертира, протянул старшине. Милиция всегда больше верит документам, чем словам. Остапчук книжку взял, прочитал. Фотографии в документах не было, и сличить фото с лицом невозможно. Старшина книжку вернул с видимой неохотой.
– Ты один, сержант?
– Один. Группа была, да пока отходили, на немцев наткнулись, бой был.
– Так это у тебя трофеи? – показал рукой на пулемёт милиционер.
– Трофеи, взятые с боем, – кивнул Илья.
– Не подскажешь, где мы?
– Едете, а не знаете куда? – удивился Илья. – По моим прикидкам, до Лепеля десяток километров.
– А наши где, ну – линия фронта?
– Нет линии, немцы клиньями наступают.
– Плохо, – огорчился милиционер. – У тебя пожевать ничего не найдётся?
– Вояки! Вы откуда добираетесь? Даже харчей взять не успели, драпали.
Старшина сверкнул глазами зло, но не ответил на обидные слова. Илья к яме подошёл, спрыгнул, поставил на край ранец.
– Забирай. Подхарчиться хватит. С тобой сколько человек?
Троих с передней машины он точно видел, в двух других тоже двое-трое человек. Итого – почти десяток. Каждому по банке консервов достанется. Старшина на вопрос не ответил, ранец подхватил, к грузовикам пошёл. Не слышал? Или специально отвечать не хочет, секретность блюдёт. А какая, к чёрту, секретность, если они в немецком тылу? И в любой момент на них наскочить может мотоциклетная разведка или маршевая рота на грузовиках? По широким, мощёным дорогам, вроде Брест – Минск – Смоленск – Москва, техника немецкая идёт сплошным потоком. По мере продвижения наши войска пытаются если не остановить их, то задержать. То заслон поставят жидкий, взвод пехоты и пушку – сорокапятку, то бомбардировщики для бомбёжки пошлют. Некоторые немецкие подразделения, выполняя приказ, шли просёлочными дорогами. Илья сунул в карманы комбинезона гранаты, поднял пулемёт на плечо, пошёл к грузовикам. Напроситься в попутчики. Однако от первой машины выступил милиционер с трёхлинейкой.
– Стоять! К машинам не приближаться!
Илья крикнул.
– Остапчук! Можно с вами подъехать?
– Не положено, – появился из-за грузовика старшина.
– А харчи мои жрать положено? Я не из военпрода.
– Груз у нас особый, не могу! – развёл руками старшина.
– Тьфу! – сплюнул Илья.
Раз так, пешком пойдёт. Да что у них за груз такой, что секретность выше крыши? Если партийные архивы, так их лучше сжечь. Или уголовные дела? Тоже сжечь! А что ещё может сопровождать милиция? В начале войны неразбериха была, даже паника. Приказы на места шли дурные. Начали партийные документы вывозить, нет чтобы людей и предприятия эвакуировать. Не хотят, не надо.
Развернулся и пошёл. Минут десять-пятнадцать прошагал, как сзади выстрелы раздались. Сначала винтовочные, одиночные, затем автоматная очередь и пулемётная стрельба. На грузовиках пулемёта не было. Немцы? Бросить своих в беде не в его правилах. Побежал назад, стрельба всё отчётливее. Бой уже близко, как бы не нарваться на случайную пулю. Забежал в лес и, лавируя между деревьями – к месту остановки грузовиков. Худшие опасения подтвердились. Недалеко от грузовиков три мотоцикла с колясками. Немцы! Отслеживали колонну или случайно вышли? Впрочем, Илье без разницы. Положение у него удобное, в тыл мотоциклистам вышел. Один в коляске сидит, ведёт огонь из пулемёта, другие с мотоциклов спешились, подбираются к грузовикам, постреливают из автоматов. Самый опасный сейчас – пулемётчик. Илья прижался левым боком к дереву, для устойчивости, очередь в спину пулемётчику дал. Тут же огонь перенёс на других. Двух успел точно срезать. Ещё трое сразу на землю попадали. Теперь получалось, сами в кольце. Впереди грузовики с вооружённой охраной, сзади пулемёт, явно не дружественный. Илья длинную очередь дал туда, где немцы скрылись в густой траве. Укрываясь за мотоциклами, подобрался поближе, сорвал чеку с лимонки, бросил. Ахнул взрыв. В ответ ни выстрела. Оставив пулемёт, с автоматом направился в сторону немцев. Бросок гранаты оказался точным. Двое убито, один ранен. Илья добил его, с врагом миндальничать нечего. Тем более ни в плен его не возьмёшь, ни в госпиталь не сдашь.
Со стороны автоколонны ударил выстрел, пуля ударила в ствол дерева, недалеко. Илья пригнулся, побежал к грузовикам. Встав за дерево, крикнул.
– Остапчук! Не стреляйте, я сержант Сафронов. Убиты немцы, можете не опасаться.
Несколько секунд тишины, потом голос.
– Убили старшину. А не ты ли мотоциклистов навёл?
– Ты не дурак ли? Навёл, а потом сам расстрелял?
У грузовика тихий разговор, совещаются.
– Выходи, стрелять не будем.
Илья автомат на плечо повесил, вышел. За грузовиками убитые лежат, в форме, два человека. Ещё один, в армейской зелёной форме сидит, прислонившись к колесу автомашины. Один из водителей ему перевязку делает прямо поверх обмундирования. Ранение в живот и кровопотеря сильная. Как ни прискорбно, но Илья знал – не жилец водитель. Если бы рядом больница была, можно было спасти. Ранения в живот всегда тяжёлые и смерть мучительная. Боеспособных осталось в колонне три человека. Два водителя и штатский в очках. Илья грузовики обошёл. На одном колесо пробито, на досках кузова пробоины от пуль. Если колесо поменять на запасное, вполне ехать можно. Ухватился за борт, встал на колесо, приподнялся, заглянул в кузов. Груз брезентом затянут от любопытных глаз. Откинул угол брезента – зелёные ящики плотно, в три ряда по высоте уложены, похожи на снарядные. Но боеприпасы милиционеры не сопровождали бы.
– Кто старший в колонне? – подошёл к водителям Илья.
– В кабине сидит, в очках.
Илья к грузовику подошёл, дверцу кабины открыл.
– Вы старший?
– Я.
– Куда направляетесь?
– Не могу сказать, государственная тайна.
– Да мне всё едино, помочь хотел.
Илья спрыгнул с подножки. Разбирайтесь сами. Доразбирались уже, досекретничались, двое убитых тому подтверждение. А взяли бы Илью, такого бы не случилось. Очкарик осознал, что с двумя водителями три грузовика не уедут, выпрыгнул из кабины.
– Товарищ, не знаю, как вас величать.
– Сержант Сафронов.
– Вы водить умеете?
– Могу.
– Тогда попрошу вас помочь. Нам надо выбраться к своим.
– Да бросили бы вы свои архивы или сожгли, выбирались сами.
– Не бумаги это, ценности банковские, – вырвалось у очкарика.
Илья вернулся к грузовикам.
– Вот что, бойцы. Грузите убитых и раненого в кузов. Я сейчас за пулемётом схожу и вернусь. Да, колесо поменяйте.
Бойцы переглянулись. Илья вообще человек незнакомый, а командует. Да кто он такой? Но подчинились, выбора не было. Илья обшарил коляски мотоциклов, забрал всё съестное. Набил два полных ранца, отнёс в кабину грузовика. Вернулся за пулемётами, прихватил из мотоциклов коробки с патронами. Когда вернулся, водители уже заменили колесо на запасное, закручивали футорки, потом опустили домкрат.
– Всё, можно ехать.
Илья спросил у штатского.
– Как вас звать?
– Павел Филиппович.
– Запомню. Конечная цель какая? Город или банк?
– Всё равно, главное – попасть к нашим и сдать груз в любой банк. Мне расписка нужна, что ценности сдал.
Человека понять можно. Пропадёт груз, банковского сотрудника искать будут хоть до окончания войны. Что бумажные деньги? Тлен. Сгнить, сгореть могут, да типографии госбанка их напечатают. А золото, серебро, драгоценные камни – действительно ценности. За поставленные США по ленд-лизу оружие, самолёты, тушёнку, танки, СССР расплачивался золотом. Последние слитки золота из потопленного английского крейсера «Эдинбург» доставали уже в бытность Ильи, он помнил телерепортажи об этом событии.
Илья уселся в кабину, развернул немецкую карту. Где-то недалеко Лепель, районный центр. Чей он? Под немцами уже или обороняют его наши? Хотя бы радио послушать. С началом боевых действий, уже на третий день, президент США Ф.Д. Рузвельт заявил, что его страна окажет помощь СССР поставками техники и необходимых материалов, в этот же день, 24 июня, в Москве образовалось решением Ставки Совинформбюро, которое всю войну передавало сведения о боевых действиях на фронтах. Однако слушать сводки можно было только по проводному радио. С началом войны населению приказали сдать в органы милиции оружие и радиоприёмники.
В допотопном грузовике всё непривычно. Стартёр запускался круглой педалью на полу. Коробка передач требует навыка, поскольку синхронизаторов не имеет. Но тронулся. Мотор тянул хорошо, грузовик тяжело переваливался на неровностях. Илья в зеркало поглядывал за двумя грузовиками сзади. Добрались до узкого деревянного моста через реку. Илья, памятуя о том, что была остановка из-за перегрева мотора, остановил машину. На горловине бензобака висело резиновое ведро, сделанное из старой камеры. Сбегал к реке, долил воды в радиатор. Бегать пришлось дважды, видимо, – была где-то в системе охлаждения небольшая утечка. Медленно переехал через мост, переживал – выдержит ли? Наверняка не был рассчитан на изрядную нагрузку. Обошлось, все три грузовика перебрались. Через полчаса тихого хода впереди показалась деревня. Илья грузовик остановил.
– Пойду, гляну, нет ли немцев, – предупредил он Павла Филипповича. А то как бы не влипнуть.
Прихватил только автомат, пулемёт тяжёл.
Деревня на открытом месте, лес в сотне метров, а с других сторон поле с несжатой пшеницей. Понаблюдал немного, опасности не увидел. Решил в деревню зайти. Размеренным шагом до крайнего дома добрался. На лавке у дома дед сидит с малолетней внучкой.
– День добрый, – поздоровался Илья.
– И тебе здоровья, – отозвался дед.
Внучка, девочка лет шести, смотрела на незнакомца с интересом.
– Немцы в деревне есть? – спросил Илья.
– Ещё не видели, – вздохнул дед.
– До Лепеля далеко?
– Километров пятнадцать.
– А как деревня называется?
– Затеклясье.
– Спасибо.
Название у деревни заковыристое. Но главное – узнал. Сейчас на карте сориентируется. Отправился назад, к грузовикам. Половину пути одолел, как услышал звук моторов. Причём в небе. Остановился, голову поднял. Десяток «Юнкерсов-87» на восток летят, их сопровождает пара истребителей. Илья проводил их ненавидящим взглядом. Наши войска полетели бомбить. Один из «мессеров» отделился от остальных самолётов, описал полукруг на снижение, стал пикировать на грузовики.
– Воздух! – закричал Илья. – Все из машин!
Да разве услышат его на таком расстоянии? И ещё за рёвом мотора. «Мессер» снизился, открыл огонь из пулемёта, бросил бомбу и сразу вверх свечой ушёл. Вот гад! И не лень ему было! Бомба, одна-единственная, угодила точнёхонько в первый грузовик. Илья побежал к машинам, поглядывая на небо. Истребитель атак не повторял.
Грузовик разворотило на фрагменты, только рама искорёженная осталась и одно заднее колесо. А вокруг – осыпь из монет, как будто пеплом посыпано. Илья поднял одну монету. Серебро, пятьдесят копеек, 1924 года чеканки. Так вот что в ящиках было. Драгоценный запас, а не бумаги. Светлая память Павлу Филипповичу! Илья пилотку с головы стянул. Собирать монеты? Смешно. Здесь не одна тонна. Да и соберёшь, куда складывать? Крикнул.
– Бойцы! Живы?
Из леса вышли сконфуженные водители. Когда «мессер» пикировать стал и из пулемёта стрелять, инстинкт самосохранения сработал, кинулись из машины за деревья. Осмотрели грузовики. У второго в колонне лобовое стекло пулей пробито, как раз напротив сиденья водителя. Был бы в кабине – убило. Ни пулемёта нет, ни харчей. А подкрепиться бы не помешало. Но главное – сам жив.
– Бензин есть?
– Километров на сто осталось. И канистра запасная в кузове, – ответил Прохор, водитель второго грузовика.
Впрочем, уже первого. Потому что от первого ничего не осталось.
– Тогда едем.
Илья в кабину уселся, на пассажирское сиденье. Ни Илья, ни водители не знали, что этим днём третья танковая группа Гота ворвалась в Минск с северо-запада, а вторая танковая группа Гудериана вошла в столицу Белоруссии с юга. Десятая армия Западного фронта РККА оставила Белосток и отходила с боями к Волковыску и Зельве. Немецкая 9-я армия, наступающая на Гродно, севернее Слонима соединилась с 11-й армией Клюге, двигавшейся от Бреста, и отрезала пути отхода 3-й и 10-й армиям РККА.
Двум автоколоннам с банковскими ценностями чудом удалось не угодить в котёл. События развивались стремительно. Уже двадцать девятого июня Гудериан продолжил наступление на Бобруйск. Группа немецких армий «Центр» сжимала кольцо, методично уничтожая части Красной армии, попавшей в окружение западнее Минска. Часть окружённых прорвала немецкие позиции и вышла к Ново-Борисову. За упущения по обороне 30 июня был арестован и вскоре расстрелян командующий Западным фронтом генерал Д.Г. Павлов.
Панику в населённых пунктах, среди военнослужащих, вносили действия полка «Бранденбург-800». Состоял он из диверсантов, свободно говорящих по-русски, как на родном, и одетых в форму бойцов и командиров Красной армии. Они резали проводную связь, убивали наших командиров, при встрече с красноармейцами кричали.
– Окружают! Танки!
Танков боялись, поскольку действенных способов вывести их из строя не было. Пушек, как и снарядов, остро не хватало – разбомблены были в большинстве своём в артиллерийских парках в первые дни войны. Противотанковые ружья ПТРД и ПТРС начали поступать в войска только осенью. И «коктейли Молотова», горючую смесь в бутылках, начали производить лишь в июле. Из-за безысходности делали связки гранат, усиливая мощь, бросали под гусеницы. Броню обычные гранаты не пробивали, но попробуй ещё добросить связку гранат под траки, когда танкисты всё пространство перед собой густо накрывали пулемётным огнём.
Илью здорово выручала трофейная карта, по ней он прокладывал маршрут. Одна беда – Лепель значился у обреза карты. По мере продвижения немцев на восток карты заменялись на другие, с более глубинными районами Советского Союза.
Илья подумал – придётся из-за карты рисковать, убить ещё кого-нибудь из офицерского или младшего командного состава, у рядовых карт не бывает, если только у разведчиков.
К исходу дня впереди показался город. Илья приказал водителю остановить машину. Следом остановился другой грузовик.
– Бойцы, взять оружие, охранять груз.
Водители взяли трёхлинейки, встали у машин. М-да, если наскочит противник, покрошат из пулемётов или автоматов вмиг. Автоматы, тот же ППД, был в войсках редкостью. Армейские генералы считали пистолеты-пулемёты оружием полицейским, смотрели презрительно, выпуск их был крайне мал. После финской войны отношение к оружию изменилось. Финны вооружали лыжные отряды автоматами «Суоми», проникали в наши ближние тылы, и потери от автоматного огня противника наши войска несли большие. Спохватились, а только оборудование быстро на выпуск автоматов не перестроишь, а требовались миллионы экземпляров и десятки, а то и сотни миллионов патронов к ним. А ещё один урок преподали «кукушки», как называли финских снайперов. Урок пошёл впрок, на заводах стали выбирать винтовки с кучным боем, оснащали их снайперскими прицелами. Опять узкое место – выпуск прицелов невозможно быстро нарастить, нет оборудования и специалистов.
Во многом из-за того, что в военном руководстве принимали решения такие, как маршал Будённый, бывший фельдфебель царской армии, не имевший военного образования, зато коммунист с классовым чутьём. Не понимали такие руководители роли танков, перспективного вооружения, полагали – конница будет царствовать на полях сражений.
Илья уже в сумерках приблизился к городу, полежал, понаблюдал. Со станции отправлялись в тыл эшелоны с эвакуируемыми людьми, станками предприятий. По улицам проезжали отечественные машины – «Эмки», полуторки, «ЗИСы». Значит, не занят ещё город. Вернувшись к грузовикам, сказал:
– Бойцы, немцев в городе нет. Можно ехать. Можно попробовать сейчас, а лучше утром. В темноте могут принять за противника, обстреляют.
Рисковать ценным грузом не захотели, решили ждать до утра. Обе машины с дороги загнали под деревья, на опушку. Спать устроились водители в кабинах, Илья в кузове, на ящиках, под брезентом. Жестковато, но не привыкать. Спал чутко, фактически дремал. Под утро рёв мотора. Илья вскочил, водители тоже выбрались из кабин. По звуку – танк, уж больно рёв мотора утробный, мощный, потом уже слышно стало лязганье гусениц. Сразу вопрос – наш или немецкий? Танк прогромыхал мимо грузовиков, метров через сто остановился.
– Бойцы, вы на охране. Я взгляну.
Илья, держа наготове автомат, побежал к танку. Мотор стальной крепости работал на холостых оборотах, Илья повёл носом – соляркой воняет. У немцев техники на тяжёлом топливе не было, уже хорошо. Но немцы могли захватить танк и ворваться в город на нём. Откинулся люк, смутно замаячила фигура танкиста. Шлем чёрный, комбинезон чёрный, да ещё темно. Видимо, танкист отдал команду по внутренней связи, мотор заглох. Тишина, только потрескивает выхлопная труба. Танкист выбрался из башни на корму, на моторное отделение. Окрик Ильи застал танкиста врасплох.
– Эй, руки вверх!
Танкист замер. Из танка да в темноте обзорность скверная. А после грохота двигателя и слух снижен, и для него окрик Ильи прозвучал как гром среди ясного неба. Танкист руки поднял.
– Да ты чего, браток? Свои мы, наши части ищем.
Из люка выглянул второй танкист.
– Старшина, что за разборки?
– Сам не пойму, вроде дозор.
– Старшина, ко мне! – приказал Илья. – Предъяви документы!
Приказывать старшине мог только вышестоящий по званию. Старшина спрыгнул с брони, подошёл, достал документы. Опа! Только сейчас Илья понял – допустил оплошность. Фонарика для подсветки нет. Какой толк был требовать документы?
– Кто такие?
– Отдельный батальон тяжёлых танков. Из-за Минска отходим.
– От Минска полторы сотни километров, – заметил Илья. – Сражаться надо, на фронте танков нет, а ты в тыл.
– А чем стрелять-то? Снарядов нет, горючки нет. На честном слове сюда дотянули. Сказали, в Лепеле на нефтебазе солярка есть, а на станции вагоны со снарядами.
Илья повертел документы старшины в руках, вернул.
– Старшина, вы хоть один танк фашистский подбили?
– Три! Если бы светло было, поглядел бы на броню. Весь лоб корпуса и башни в отметинах. Не берут нашу броню их танковые пушки. Таких бы машин побольше, остановили бы фрицев.
Танк был огромен, но разглядеть его в темноте не удавалось, а интерес был.
– Товарищ командир, – обратился к Илье танкист.
В темноте званий не видно, танкист справедливо решил, что Илья по званию выше.
– В Лепель можно следовать?
– На дороге мин нет, но в темноте могут принять за немца, подобьют.
– Сам так же думаю. Значит – ждём рассвета.
– За вами ещё два грузовика пойдут.
– Да хоть три, – хохотнул старшина.
– Как ваша фамилия, старшина?
– Иванов. На мне вся Россия держится.
Танкисты выбрались из танка. Мало того, что обмундирование чёрное, так и лица закопченные от пороховых газов. В темноте и не различишь, только блики глаз заметны. Илья вернулся к грузовикам.
– Как рассветёт, двигаемся за танком.
Бойцы духом воспрянули. Откуда им было знать, что у танка боекомплект иссяк?
Звёзды на небе стали бледнеть. Запели пичуги в кустах.
– Заводите моторы, пристраивайтесь за танком, – распорядился Илья.
Сам вскочил на подножку с пассажирской стороны. Танкисты грузовики увидели, полезли в танк. Заревел мотор, выпустив клуб сгоревшей солярки. Жуть, дышать нечем!
Танк шёл медленно, грузовик трясло. Илья с трудом удерживался, держась одной рукой за борт кузова. Танк увидели из города и услышали, Илья видел, как засуетились на окраине. Да потом разглядели очертания. Тем более за танком «ЗИСы» идут. До города двести метров, пора. Илья спрыгнул с подножки, едва устоял на ногах, пилотка слетела с головы. Искать её в зарослях полыни не стал. Мимо проехал второй грузовик, водитель посмотрел на Илью удивлённо. Однако Илья знак остановиться не дал, и машина проехала. Илья постоял, посмотрел, как танк, а за ним грузовики, въехали в Лепель. Всё, свою задачу он выполнил. Водители сами найдут банк или городское руководство, пусть те сами решают, что делать с ценностями.
Илья зашагал по дороге назад. Хотелось есть, а ещё бы побриться, щетина за несколько дней выросла изрядная.
Решил зайти в какую-нибудь деревню по пути. Посмотрел по карте – есть такая, немного в стороне. На перекрёстке свернул. Деревня в десяток домов показалась, остановился на опушке понаблюдать. Постоял с десяток минут, немцев не видно. Только хотел двинуться к домам, сзади голос.
– Автомат брось!
Твою мать! Как чужак подобрался неслышно? А ещё Илья себя спецом считал! Автомат с плеча сбросил.
– А теперь пистолет!
Кобура на боку висит, человеку сзади видна. Придётся подчиниться.
– Только медленно, а то башку продырявлю!
Илья клапан кобуры расстегнул, пистолет вытащил, на землю бросил.
– Ногой пушку откинь!
И это приказание выполнил. Мужчина говорит по-русски. Илья бы мог выстрелить, когда «Грач» доставал. Но вдруг сзади свой, окруженец?
– Повернись!
Илья медленно повернулся. Перед ним мужчина в ватнике, обросший, по виду – уголовник, блатной. Кисти рук в наколках, во рту железные фиксы на обеих челюстях, взгляд злобный. В руке револьвер держит, штатное оружие младших командиров в армии.
– Что-то ты какой-то мутный, не пойму. Вроде форма на тебе непонятная, знаков различия нет, а по-русски понимаешь.
Незнакомец палец на спусковом крючке держит, курок взведён, потому сейчас надо время тянуть, выбрать удобный момент. Наверное, блатной сбежал из тюрьмы или с этапа. В начале войны особо опасных зэков расстреливали, других по возможности вывозили в наш тыл вагонами. Поезда подвергались бомбардировке, поэтому возможность сбежать была.
– Ксива есть?
Илья полез в нагрудный карман, достал красноармейскую книжку, бросил её блатному. Когда уголовник пытался документ поймать, отвлёкся на секунду от Ильи. Вот он, момент! Илья мгновенно выхватил нож, без замаха, снизу, от бедра, кинул. Мощно, с закруткой, как учили. Урка среагировать не успел, дистанция невелика. Недоумённо посмотрел на нож в груди и рухнул навзничь. Илья кинулся к нему. Раненый враг опасен, как зверь на издыхании, может нанести смертельный удар. Илья забрал револьвер из руки блатного, откинул дверцу барабана, прокрутил. Всего два патрона. Выкинуть оружие жалко и носить семьсот грамм железа из-за двух патронов накладно.
К оружию Илья относился серьёзно, с уважением. После стрельб всегда чистил, смазывал, лелеял. Для его специальности оружие необходимый инструмент, как для монтажника дрель или для дворника метла. Только если дворник метлу сломает, заменят. А для Ильи или его сослуживцев, если оружие осечку дало или перекос патрона при подаче из магазина, почти как смертный приговор. Бой на короткой дистанции, городской, он скоротечный и времени перезарядить пистолет или автомат просто нет. И каждая секунда в большой цене. Илья вытащил нож из тела, обтёр клинок о ватник, вложил в ножны. Обыскивать уголовника было неприятно, от него дух тяжёлый шёл. Кто в тюремной камере сидел, запах имеют своеобразный, стойкий, какой несколько месяцев держится, как ни мойся. Никаких документов при убитом не оказалось, что утвердило в подозрении о побеге. Человек, освобождённый законно, всегда имеет при себе справку об освобождении, для него это замена паспорта. А у блатного во внутреннем кармане ватника Илья обнаружил пачку денег, но не в банковской упаковке и потрёпанных. Наверняка кого-то ограбил, а то и убил. Илья деньги бросил рядом с убитым. Зачем они ему? На территории, подконтрольной немцам, советские деньги будут не в ходу, введут оккупационные марки. Да и не собирался он ничего покупать, отберёт у противника силой. Двинулся к деревне. В сёлах жизнь продолжалась. Как можно не накормить птицу или не подоить корову-кормилицу? Только притихли селяне, между сёлами и деревнями движения почти никакого нет. Если идёт обоз, так с беженцами, а если разношёрстная автоколонна – наши отступающие части, коих немного Илья видел. Немцы наступали клиньями, сосредотачивали ударную силу – танки, на одном направлении, взламывали оборону и стремились идти дальше. Чресполосица возникала – то наши, то немцы. Из жителей кто мог уйти, уходили на восток. Скотину с собою гнали, а то и бросали, жизнь дороже. Особенно опасались семьи советских и партийных работников. Немцы их казнили в первую очередь, во многом из-за предателей или пособников, – выслужиться перед врагом хотели, сами новые должности получить. При любой власти, любом общественном строе всегда найдутся недовольные, обиженные. А советская власть вела себя жёстко, бесцеремонно, при раскулачивании, по идеологическим мотивам да просто из-за непролетарского происхождения, потому предателей хватало.
Илья ничуть не сожалел об убийстве уголовника. Блатной да при оружии – зло. Будет безнаказанно, пользуясь тяжёлым положением страны и временным отсутствием какой-либо власти, заниматься преступным промыслом – грабить, насиловать, убивать.
В деревне, по крайней мере в избе, куда он постучался, встретили доброжелательно. Накормили пшённой кашей, дали хлеба, налили кружку парного молока. Илья поел, хозяева – муж с женой, лет пятидесяти, смотрели жалостливо.
– Где же твоя часть, товарищ боец?
– Не знаю. Пока немец силён. Техники у него много, прёт. Но это временно. Остановим, перемолотим, вперёд пойдём. Так что война долгой будет и тяжёлой.
– Говорят, Минск под немцем, – неуверенно сказал хозяин.
– Под немцем, правда. А вот Москву не сдадут, точно говорю.
– Сынок, как думаешь – уходить нам?
– Если не жалко хозяйство бросить, имущество нажитое, уходите. Однако немец опередит. Вы пешком, а он на машине, на танке.
– Вот и я так думаю, – вздохнул хозяин.
– Спасибо за угощение, – поднялся Илья из-за стола.
– Полина, хлебца отрежь бойцу да сала дай, – сказал хозяин.
Тут же небольшое лукошко нашлось, туда половину каравая хлебного уложили в тряпице, кусок солёного сала, пучок зелёного лука, редиску. Хозяин, может быть, и больше бы дал, да бедно в деревнях жили. Илья и этому рад. День-два о еде думать не придётся. Из деревни, вёске по-белорусски, на запад двинулся. Можно немцев и здесь ждать, всё равно придут, да натура у него активная. Зачем ждать, когда за это время врагу урон нанести можно? Он военный, присягу давал страну защищать, пусть и ценой жизни. Значит – пришёл его черёд. В своё время страна о нём заботилась, обучила, кормила-одевала, денежное довольствие приличное платила. Теперь долг возвращать надо, желательно с лихвой. Пусть страна другая – СССР, а не Россия. Земля-то одна и люди.
Подкрепившись у добрых людей, Илья направился на запад. Там враги, там его место. Но уже километров через десять наткнулся на группу красноармейцев. Причём неожиданно. Вышел на поляну, а с другой её стороны наши бойцы, до отделения. Сборная солянка, потому что петлицы разных родов войск. У троих – пехотные, красные, у двоих – чёрные, с эмблемами связистов, а остальные из БАО, батальона аэродромного обслуживания, у них петлицы голубые. На всех одна винтовка. От неожиданной встречи замерли. Илья среагировал первым.
– Я свой, русский. Откуда идём, бойцы?
Сразу напряжение спало. На середине поляны сошлись. Старший в отделении из БАО, сержант.
– Мы из-под Сморгони выбираемся.
Бойцы на лукошко поглядывают. Илья томить не стал.
– Чем богаты, тем и рады.
Порезал ножом хлеб, сало. Каждому по бутерброду досталось. Как поели, приободрились. Сержант спросил.
– Не подскажете, где наши?
– В Лепеле, точно, сам видел. Вот по этой дороге, не сворачивая. А где немцев видели?
– У Молодечно, восточнее километров десять.
Отдохнув, бойцы поднялись. Сержант к Илье подступился.
– Оружием, вы смотрю, богаты, не поделитесь?
– У вас же трёхлинейка есть!
– Антураж. К ней ни одного патрона.
Илья достал из набедренного кармана револьвер, протянул сержанту.
– В нём всего два патрона, учти.
– Спасибо.
Сержант «наган» за пояс брезентовый сунул.
– Вы не с нами?
– К Минску пойду.
– Занят он, связисты едва выбраться смогли, – предостерёг сержант.
– За совет спасибо, но мне туда.
Разошлись. Неизвестно, что сержант об Илье подумал. То ли задание специальное, то ли сдаваться идёт. С войной вся «накипь» голову подняла. Так всегда бывает в тяжёлую годину. Но Илья доволен. Бойцы, которых он встретил, не по хуторам разбежались, лихое время переждать, а к своим идут. Стало быть, присяге и долгу верны. Из таких хорошие вояки получаются.
День яркий, солнечный. Никакого компаса не надо, иди за солнцем, получится на запад. К вечеру вышел к пересечению железнодорожной ветки Полоцк – Молодечно – Минск и автомобильной дороги Борисов – Докшицы – Мядель. Залёг на опушке леса понаблюдать. Как автоколонна покажется, будет понятно кто: наши или немцы? Видел он уже немецкие грузовики – большие, тупорылые, почти все крыты брезентом для защиты груза или солдат. Несколько минут на дорогах движения не было, потом показалась колонна автомашин. Точно наши – полуторки, «ЗИСы», все нагружены. Через несколько минут вой моторов, налетели «Юнкерсы». Автоколонна встала, люди из машин бежали в стороны от дороги, укрывались в кювете, канавах, ямках. Пикировщики успели сделать один заход.
Появился наш «И-16», прозванный в войсках «Ишачком». Подловил выходящего из пикирования «Юнкерса», подобрался поближе и открыл огонь. Хвостовой стрелок пикировщика попытался отстреливаться, меткой очередью сражён был. «Юнкерс» задымил под восторженные крики людей из автоколонны. Но не вспыхнул, не рухнул, повернул на запад. Остальные пикировщики рассыпались в стороны, спасаясь. Из-за тучи, с высоты, пикировали два «мессера». Видимо, на прикрытии были, пропустили «Ишака», теперь пытались сбить. Наш «И-16» чужих истребителей не видел. Настойчиво атаковал дымящий «Юнкерс», пытаясь добить. Все самолёты скрылись за лесом, стали не видны. Люди вернулись к машинам, автоколонна продолжила путь. Илья перебежал дорогу, углубился в лес. Для себя решил – пойдёт до сумерек, потом спать. Через час стало темнеть. Илья стал подыскивать место, и вдруг голос сверху.
– Эй!
Илья поднял голову. На дереве висел парашют, под ним на стропах лётчик.
– Помоги спуститься, боец!
Илья прикидывать стал, как лётчика спустить. Ножом срезал толстую ветку с коротким сучком, вместе с ней полез на дерево. Лезть, держа в одной руке ветку, затруднительно. Сразу выход нашёл – сучком цепляется за вышерастущую ветку, лезет сам, снова перецепляет импровизированный крюк. Забрался выше лётчика, полез к куполу парашюта, стал крюком подтягивать шёлковый купол к себе. Скользкий материал этот шёлк и прочный. Пока удалось купол поближе подтянуть, сам чуть не сорвался с дерева. Высоты Илья с детства побаивался. Затем принялся орудовать ножом, подрезая стропы. Причём не все резал, только с одной стороны. Под весом тела лётчика купол стал съезжать вбок, пилот рывком опустился ниже на добрых пять метров. С каждой минутой видимость хуже, солнце уже наполовину за горизонт ушло, освещает только верхушки деревьев. Ещё две стропы разрезаны и снова рывок пилота вниз. Трещали ветки, сыпались листья. Илья боялся одного – парашют может сорваться с веток и лётчик рухнет на землю. Пилот на уровне десяти метров над землёй – вполне достаточно, чтобы сломать ноги или повредить позвоночник. Действовал осторожно теперь. Перережет стропу, подёргает купол. Вот так, рывками по метру, а то и по половине его, удалось опустить лётчика метров до двух. Пилот сказал.
– Я подвесную систему расстегну и спрыгну, ты парашют стяни. Утром немцы с воздуха обнаружат, солдат пришлют, было уже так.
И без совета пилота Илья сделал бы так же. Когда в училище были парашютные прыжки в тыл условного противника, инструктор наставлял:
– Парашют после приземления обязательно собрать и спрятать. Замотайте в него камни, утопите в реке или болоте, укройте в яме, забросайте листвой или землёй. Для противника обнаруженный парашют – как подарок судьбы. Долго ли прочесать район приземления? Спрятали и быстро уходите. Если случайно парашют обнаружат, поблизости вас быть не должно.
Правда, прыжков было всего три. Всё же Илья обучался не в парашютно-десантном училище. А вот с вертолёта высаживался часто, и посадочным способом, и прыжками с малой высоты на висении вертолёта, и на тросе, там, где посадка невозможна, например в гористой местности.
Пилот расстегнул ремни, упал на землю, завалился набок, выругался.
– Крайний полёт неудачным выдался. В эскадрилье один самолёт оставался, да и тот сбили.
Илья с трудом сдёрнул купол с веток. Вдвоём скомкали его, бросили под дерево. Если завтра найдут по великой случайности, оба далеко от места приземления будут. Парашют опасен, когда его купол виден с высоты, как знак, своего рода сигнал.
– Давай познакомимся, – шагнул к Илье пилот. – Сержант Деев.
– Сержант Сафронов, – назвался чужим именем Илья.
У него при себе красноармейская книжка, пусть будет Сафронов. В спецслужбах секретность личных данных на уровне, вбита почти на подсознательном состоянии. А ещё для Ильи было удивительно, что пилот имеет сержантское звание, а не офицерское. Несуразицу позже исправили. А то получалось иной раз, что в бомбардировщиках, где экипаж несколько человек, командир воздушного судна – старшина, а его подчинённый штурман – капитан.
– Сафронов, мы где?
– Насколько я знаю, немцев здесь нет.
– Отлично! К какой-нибудь дороге или селу можешь вывести?
– Запросто, но только утром.
– Хм, в полку беспокоиться будут. По времени я уже сесть на аэродроме давно должен.
– В темноте свои могут подстрелить.
– Резонно.
Пилот улёгся на свой разодранный парашют, Илья недалеко под сосной. Лётчик утром проснулся мокрый от выпавшей росы, а Илья сухой. Пилот посмотрел на Илью, укорил.
– Мог бы подсказать сухое место.
– В следующий раз под густой сосной, а лучше – елью, у неё ветви ниже и гуще, даже в дождь сухим остаёшься.
– Ладно, не сахарный, не растаю. Веди.
Илья повёл его назад, где пересекались автомобильная и железнодорожная ветки. Когда к полудню выбрались, лётчик сразу вышел из леса. Илья дёрнул его за руку.
– Куда? Ложись, понаблюдать надо.
– Ты же говорил – свои здесь.
– Обстановка меняется быстро, тебе ли не знать, летун?
– Поторопился, прости. А ты из каких войск?
– Инженерные.
Видимо, пилот кое-что знал: посмотрел на Илью пристально, но расспрашивать не стал. Перед войной были созданы особые батальоны, фактически для диверсионно-разведывательной деятельности в тылу врага в случае войны. Для маскировки числились за инженерными войсками, петлицы носили соответствующие.
На дороге показались машины, скромная автоколонна из четырёх грузовиков. Присмотрелись – наши полуторки, как называли грузовики «ГАЗ-АА», грузоподъёмностью полторы тонны. Немцы использовали наши трофейные «ЗИС-5», ценили их за неприхотливость, хорошую проходимость по скверным дорогам. А вот полуторки немцы не жаловали. Вообще у немцев в армии была техника разных стран: грузовики, легковушки, танки – и чешские и французские, пушки – чешские, у немцев свои были хорошего качества и в достатке. Самолёты только свои, поскольку почти до конца войны превосходили и советские и английские и были вровень по ТТХ с американскими. А с выходом на поля сражений реактивных самолётов никто не мог сравняться с ними в скорости, самом главном качестве истребителя. Однако выпущено их было мало, опытных пилотов не хватало, и большой роли реактивная авиация не сыграла.
Разом поднялись, побежали к дороге, чтобы успеть. Встали прямо у проезжей части. Из кабины, с пассажирского сиденья, встала на подножку девушка в военной форме, на рукаве белая повязка с красным крестом.
– Раненые у меня, освободите дорогу.
Илья к санитарке подошёл.
– Лётчика сбитого забрать надо.
– Некуда, сунь нос в кузов.
Илья заглянул. В кузове не то что сесть, встать негде. Тяжёло раненные лежат, на бинтах кровь запеклась, сидят с ранениями в руки или ноги, в голову. Илья рукой махнул.
– Езжайте.
Колонна тронулась, оба посреди дороги стоять остались. Грузовики ещё скрыться не успели, как налетели «мессеры». Колонну расстреливали из пушек и пулемётов, сделав несколько заходов. Пилот смотрел, сжав кулаки.
– Да что же это творится? Видели же, что раненые.
– Им всё равно, доложат в штабе, что автоколонну разгромили.
Показался мотоцикл-одиночка, у бойцов остановился по взмаху руки.
– Земляк, куда едешь?
– В Плещеницы.
– Подбрось до любого города, позарез нужно.
– Садись, только держись крепче.
Только лётчик уселся сзади водителя, мотоцикл рванул. Илья снова остался один. Некоторое время шёл по дороге, но не на восток, а на юго-запад. Навстречу прополз тягач «Комсомолец», волочивший за собой танк БТ с пробоинами в башне.
Илья проводил танк взглядом. Зримое подтверждение ошибочности военной доктрины. До войны считалось, что танк должен быть быстроходным для совершения прорывов и рейдов по тылам врага. А сейчас немцы совершают эти рейды по нашим тылам. Хорошо, нашлись здравомыслящие конструкторы. На Харьковском танковом заводе – Морозов и Кошкин, создавшие отличный средний танк Т-34, и Котин, сконструировавший тяжёлый КВ в Ленинграде и выпускавшийся на Кировском заводе, бывшем Путиловском. У обоих хорошая броня, только пушка у КВ слабовата для тяжёлого танка. А ведь предлагал конструктор пушек Грабин для КВ свою пушку. Местничество подвело: на КВ изначально поставили Л-10 конструктора Махонина, ленинградца. Пушка обладала дефектом, в процессе производства пришлось её срочно менять на Ф-32 Грабина.
Мимо Ильи проследовала колонна грузовиков, в кузовах – беженцы. Женщины, дети, старики. Пожалуй, пора убираться с дороги. Мало того, что пыльно, так ещё и под обстрел попасть можно. Самолёты противника не всегда разглядеть успеваешь, скорости высоки, да ещё у немецких лётчиков привычка – заходить в атаку со стороны солнца, когда их не увидишь. Сориентировался по карте, совсем рядом грунтовка на село Мамоны. Туда и свернул. Судя по карте, за селом лесной массив тянется до Ошмян. Перед селом осмотрелся, противника не обнаружил, вошёл. Постучался в первую же избу, попросил поесть. Дело к вечеру, а у него хлебной крошки во рту не было. Вышла средних лет бабёнка, пригласила в избу. Поставила без просьб на стол варёной картошки, редиски, хлеба. Пока Илья ел, стояла в стороне и смотрела жалостливо. Насытившись, Илья поблагодарил. Набравшись смелости, спросил – не найдётся ли бритва. Пять дней не брился, щетина отросла чёрная, вид неопрятный, а он привык держать себя в форме.
– Есть, от мужа осталась.
– Муж-то где?
– На третий день с начала войны призвали.
– Солдатка, значит.
Женщина принесла бритву опасную, помазок, малюсенький кусок мыльца. До сего дня Илья брился станком, опасная бритва непривычна. Длинная, с ручкой, острая. Но бреет чисто. Правда, немного порезался. Зато почувствовал себя человеком. Ещё бы помыться, но для этого баню топить надо, что долго.
– Спасибо, хозяюшка. Желаю, чтобы мужа встретила с победой. Ребятишки есть ли?
– Не дал Господь! А ты заходи, если недалеко будешь. Меня Полиной звать.
– Может, и свидимся.
Прошёл пару километров, в лесу остановился на ночёвку. Обустроив лёжку под елью, поблагодарил мысленно случай, что в Белоруссии оказался. Лесной край во время войны стал партизанским. Ситуация в этом плане на Украине хуже: в центральной и восточной её части лесов нет, перелески да ветрозащитные полосы, укрыться негде. Только на западе бывшей республики густые леса, но и там партизан не было из-за действий националистов. Хотя самый известный партизанский отряд – Ковпака – появился и активно действовал там.
Пока лежал на подстилке из хвои, припоминал историю. Кстати, какое сегодня число? Вроде 29, а может и 30 июня. Точно помнил, что 29 вышло постановление об образовании партизанского движения на временно оккупированных территориях.