Большое переселение гастарбайтеров
На квартире нас ждал беспокойный усатый. Он сдал гору Литвишкиных бутылок из-под пива и купил себе боле удобоваримой еды. Перед тем как съезжать с вещами, решили поехать осмотреться налегке, договориться. Вова остался дома, как заправский лентяй после изнурительной прогулки, а мы со Стукачом, оседлав местный автобус, поехали на край города.
Погода стояла хмурая, и обочина Праги казалась еще менее привлекательной. Кругом пустошь да трубы фабрик, редкие серые зданьица. Жить здесь расхотелось сразу же, и я был полон решимости отвергнуть предложение Оксаны о переезде сюда.
Обытовня была двухэтажная, с маленькой пустой парковкой. Внутри пусто и безжизненно, кофейный автомат сломан. На стенке над стулом консьержа висит объявление с часами работы, по которому стало понятно, что сегодня у него выходной. Мы постучали в двери, за ними раздался нервный женский крик с иностранными словами, потом кто-то зашлепал отворять. Неприятный парень: смуглый, черноволосый, что-то затараторил на своем языке, сзади выглядывала девушка с сигаретой в зубах, с других комнат доносились крикливые вопросы, смех. От всего этого так и веяло неблагополучием, наркоманией. Во концовке, уже за закрытой перед нами дверью, парень с девушкой принялись выяснять отношения и, после наступившей паузы, кто-то из них громко и деловито пёрднул. Затем последовала тишина и удаляющиеся шлепки тапочек по коридору.
– Румыны или болгары, – сказал усатый.
На остановке посмотрели расписание автобуса и, сверившись с часами, устроились ждать. Общественный транспорт здесь был на высоте, завсегда, сколько им не пользовался, он приходил минута в минуту, согласно графика, вывешенного на каждом остановочном столбе. И ни разу, ни разу я не видел ни одной пробки и ни одной аварии; вот так штука.
На стене висел плакат Iron Maiden: железная дева с кровавыми глазами, вырвала собственное сердце и протягивает его в руке, приглашая на свой концерт.
Вернулся Литвишко. Он в одиночестве сидел на лавке под раскидистым кустом и пил пиво. Рядом уже стояли несколько пустых бутылок. Мы не особо дружелюбно его встретили: все-таки уехал без всяких слов, бросил нашу маленькую команду, на звонки не отвечал. Очень не по мужски. На лице были признаки развивающейся депрессии, вскоре мы в шутку назовем эти приступы «Синдромом Литвишко», потому как они рано или поздно появляются у каждого переезжего.
Нам тоже было не по себе, сошла эйфория первых чувств, реальность проблем стала виднеться отчетливее, гладь стала шероховатой, и уже попадались первые рытвины, но мы держались. Держались молча, ибо если поддаться панике все закончится плохо.
В Германии Саня заполнил все нужные бумаги, и теперь показывал нам ксерокопию своего бланка с одобренным запросом и условиями получения беженства. Для этого ему нужно было проживать несколько месяцев в бараках с сирийцами, что отбило у него всякую охоту осесть у гостеприимных бюргеров. Теперь он продолжал пить пиво. Пил пиво и ничего не ел.
– Я не могу есть, когда бухаю, – говорил он. – Я либо пью, либо ем.
Вечером на квартире снова была пьянка. Все шумели и веселились, стараясь отвлечься от проблем. Только Литвишко сидел понурый как битый пес: налитые глаза, печать безысходности в вислой коже. Он играл желваками и копошился в хандре. Время от времени встревал в разговоры, сетуя на местный обманный сговор и вездесущий кидняк.
Оксана забрала раскладушку поторапливая наше выселение, но львовянин, к нашему счастью, не пришел. Вова опять лег третьим поперек дивана, а мне пришлось тесниться с Саней на одной койке. Ночью он стягивал с меня плед и, разговаривая во сне, все норовил меня обнять. Несмотря на его старший возраст, он походил на незрелого мальчика, ослабшего без мамы. Такой мамой для него была жена, в чем нам предстояло убедиться.
Наутро мы завтракаем чем Бог послал и чашечкой кофе. Пьем его на балконе, я пытаюсь насладиться свежестью чешской прохлады, но в нос нагло лезет запах тлеющей сигареты. Стукач объявляет сборы т.к. звонила Оксана – нашла недорогую обытовню в центре города.
Приезжаем на Flora, куда приехали в первый день, садимся в следующий автобус, едем мимо старинного кладбища, в окна стараюсь разглядеть ветхие надгробия. Сереге спихиваю «челночку», потом мы отстаем от него и хохмим с вида типичного нелегала, представляем, как его принимают под руки. Долго блуждаем улицами, не можем найти нужный адрес. Усатый нервничает, хочет спихнуть сумку обратно, но я не ведусь. Вскоре пустая длинная улица приводит нас к искомому.
Обытовня в два этажа спряталась за страшненькими зданьицами типа гаражей или сараев, плотной стеной диких кустов, что очень напомнило родину. Рядышком благоухающая benzinka. Заплатили за пару ночей, и довольный Стукач улизнул, пожелав на прощанье удачи. Уборная с душем располагались между этажами и имели общественное свойство. В той же комнате, что-то вроде предбанника, там стоял стол, стулья и было все время накурено. Спальня наша оказалась незамысловатым прямоугольником со столом, шкафом, и четырьмя кроватями. Из окна чудный вид на заброшенную трамвайную колею, сплошь усыпанную мусором и окурками, сквозь ветки кустарника – заправка.
Мы созвонились с нашим связным по Чехии, Наташей – той, что отправила нас дровосеками. Рассказали, как нас хотели поиметь лесные бригадиры, о полной квартире ребят месяцами ждущих работы от этой Оксаны, из которой нас выселили, и за последние деньги разместили в грязном притоне, пообещав на прощанье трудоустроить в ближайшее время Х.
Наташа выказала удивление и негодование, извинилась, и дала еще одного клиента.
– Этот человек уж точно найдет вам работу, – сказала она.
Человек Андрей живописно раскритиковал Оксану, сразу же нашел вакантные места на благоустройство парков и скверов, и самым доверительным образом предложил нам дать денег его доброму товарищу, который чудом оказался в наших краях, и в течение получаса заскочит.
– Нет, гражданин Андрей, так не пойдет, – отвечаем мы. – Деньги мы уже заплатили и остались на бобах, так что куда правильнее будет рассчитаться с человеком непосредственно на рабочем месте.
Вскоре он перезвонил и сказал, что работодатель железный, и нам не стоит даже грамма волноваться, но деньги, в доказательство своих самых серьезных намерений, мы должны все-таки заплатить.
– Человек забронирует за вами место, – говорил Андрей, – а вы возьмете да не приедете. И что тогда? А работа стоит, люди нужны, промедление – потеря заказов. Понимаете?
– Понимаем и готовы заплатить, но только лишь на рабочем месте.
Его условия предполагали, что заедет некий связной, который передаст наши деньги куда следует и лишь тогда нами начнут заниматься. Мы снова звоним Наташе, она начинает гарантировать своим именем, что все будет хорошо, так здесь все работает и нам действительно нечего бояться. Литвишко прорывает депрессивный словесный понос на все ту же тему вездесущих кидняков, нашем незавидном и безвыходном положении.
Мы просим Наташу договориться с Андреем на наших условиях и вскоре она сообщает, что все решила как надо: работодатель сам заберет нас отсюда и увезет в страну добрых фей.
Потом нам позвонила Оксана, видимо получившая от Наташи, и побожилась дать нам в самые ближайшие дни злачное место на паштетном заводе.
Вроде как ситуация налаживается и теперь нам есть из чего выбирать, и мы решаем идти туда, где места появятся первыми. В состоянии удов. решаем прогуляться, осмотреть местность, подыскать магазин. Уже с самой Украины не ели нормального мяса, так что я уговариваю ребят сброситься на свиные стейки. Литвишко насупленным голосом просит одолжить ему денег, хотя с собой он брал больше чем каждый из нас. Из-за этого мы слегка бесимся, ведь кто ему доктор, что он все деньги спустил на пиво, дорогущие сигареты и не дешевый поезд в Германию, причем зря. Он звонил жене и долго плакался в трубку обо всех бедах свалившихся нам на голову, злоключениях и обмане. Его тон был то бешеный, то плаксивый, он пересказывал все долго, тщательно разжевывая и сгущая краски.
– Жена должна выслать мне деньги, – говорил он, клянча заем. – Нужно только найти банк.
Мы зашли в небольшой китайский магазинчик, но цены в нем быстро вытолкнули нас обратно. Мы прошли весь проспект до самого низа, но по дороге встречались лишь подобные магазинчики с высокими ценами. Наш любимый Lidl расположился довольно далеко, и хаживать в него постоянно, как на Háje, было бы не сподручно. Купив мяса, я взял себе дешевый шоколадный батончик с кокосом, и мы пошли восвояси.
От дешевого батончика мне вскоре стало нехорошо, а через еще немного времени – и вовсе плохо. Примечательно, что ничего особого съесть я еще не успел, так что вкинутый натощак заменитель Bounty, напичканный химикатами для неимущих чехов, стал подозреваемым номер один. Не став дожидаться дальнейшего развития событий я выпил восемь таблеток активированного угля и лег вздремнуть. Вскоре мне стало легче.
Созвонились с ребятами и обрисовали им ситуацию. Возмущенный Эдик принялся поносить Оксану с ее паштетным заводом т.к. она обещала ему то же самое. Он вышел туда пару раз и на том дело замерло. Завод работает от заказов, и когда их нет, то и люди сидят по домам. Стукачу тоже выпадало счастье подрабатывать там, но до сих пор его больше не вызывали.
Конец ознакомительного фрагмента.