Вы здесь

Гастарбайтер. Наши в Польше и Чехии. В Европе 2 (Фома Рахманинов)

В Европе 2

Проснулись на следующей остановке, на заправке. Еще темно, но уже Чехия.

– Мы уже в Чехии. – Говорит водила.

– Кру-у-то-о.

Теперь дышим еще глубже. Хотелось понюхать Чехию, но в ноздри идет запах бензина.

«Benzinka» написано на вывеске. Идем в магазин. Чехия непременно должна встретить нас кофе. Дорого, но ведь это первая ночь, знакомство. Эх… кофе как кофе, только стаканчик красивый.

Здешний туалет был действительно необычен, нет, унитаз белый, разводы желтые, но вот напротив расположены душевые кабинки, чтоб помыться с дороги. Вот это, что называется, для людей, у нас такого не припомню.

Старичок вышел в Брно. Ночь, тихая сонная улица, освещенная фонарями, старые дома. Его встречал упитанный отпрыск в домашней одежде, заспанный, но довольный. Старик тепло со всеми попрощался и скрылся с сыном в арке за железными воротами.

Небо начало светлеть, постепенно все отходили от дремы. Мы ехали загородом, удивлял поток машин в такую рань, словно сейчас час пик. Как мы узнали позже, многие чехи начинают рабочий день с шести утра и к двум часам пополудни уже свободны как птицы. Отличный, просто отличный график. Кто рано встает, как говорится, а там у тебя еще целый день на прекрасную жизнь.

Кое-где еще лежал снег, белыми коврами устилал прогалины и небольшие поля. Мимо проплывали маленькие, но густые и красивые леса. Они островками выглядывали из-за холмов верхушками своих сосен. Здесь, оглядываясь назад, я уж не скажу, что у нас так же, на западной конечно да, но что касается моей части Украины, то вдоль дорог лишь куцые посадки да поля. Некрасивая лысина привольных когда-то степей. Здесь же любовался. И всего-то островки островерхой зелени средь белой зимней серости.

Не прекращали удивлять дороги. Безупречная ровность, вездесущие разметки и на протяжении всего пути, почти в тысячу километров, ни единой ямки. В некоторых местах стояли интересные фиксаторы скорости – компьютерные столбы с цифровым табло. Вы проезжаете, а они показывают км/час, и коль уж нарушите, готовьте кровные, видеокамера не даст солгать.

На переездах знак: «Pozor», что вызывало улыбчивые вопросы, а означает всего: «Внимание». Вообще в чешском попадаются знакомые слова, однако означать они могут совсем отличное от привычного, впрочем, как и в польском (в чем еще нам предстояло убедиться, хоть и казалось пока совершенно невозможным) и, наверное, в остальных славянских языках.

Темноволосую женщину, курившую с шармом, высадили на рассвете в сонном пригороде. В утренней тишине звонко щебетала одинокая птица. Маленькие невзрачные домики тыквенного цвета, красная черепица. Нетуристическая Чехия на заре. Мы заехали во внутренний дворик и ждали пока за ней кто-то выйдет. Она курила сигарету на прощанье. Вскоре дверь отворилась и некая женщина, волоча гору белоснежного белья, вышла на улицу.


Водитель привез нас прямиком в торговый центр на станции, если я не ошибаюсь, Flora. Он созвонился с клиентом (так там называли посредников, обещающих работу), уточнил азимут и передал в целости и сохранности непосредственно ему в руки. А точнее ей. Батальная, но не воинственная, молодая Оксана. Мы поднялись в лифте на верхний этаж и заняли места в Макдональдсе. Она тараторила без тормозов и любезно угостила всех скромным меню.

– Сейчас я отправлю вас на квартиру, – говорила она. – Вы помоетесь, освоитесь, отдохнете с дороги, но это не то место, где вы будете жить. Там уже полная рукавичка, так что не взыщите. Позже найдем вам пристанище. Сейчас давайте ваши денежки и пройдемся в обменный пункт. Доллары, евро здесь не ходят, полагаются кроны.

Пацаны идут с ней, а я остаюсь на вещах. Ловлю Wi-Fi и доступ открыт, но козни хищного капитализма не впускают меня в сеть, токмо и, исключительно, на сайт Макдоналдс. Перепробовал все доступные сети – результат одинаков. Довольствуясь малым (бесплатная розетка), осматриваю людей, слушаю незнакомую речь, однако сигналы идут с помехами, ведь всю ночь, почитай, без сна.

По возвращении компаньонов получаю свою долю наличных, рассматриваю невиданные банкноты. На руках порядка пяти тысячек крон, что практически равносильно гривне, и тут Оксана прекращает непрерывный треп, начинает мяться, выдавливать редкие фразы о деньгах, с фальшивой скромностью умилять добродушной улыбкой. Улыбка не умиляет, но пальцы слюнявим – 800 чешских, как договаривались, и тут прилетает первая «прекрасная» новость:

– Хлопцы, я уже устала всем объяснять, нет никакого А1. Вас обманывают ваши любимые агентства.

Вот те раз.

– Вы платите мне за работу, за встречу, за помощь, за вакансии. Разумеете?

– Почти.

Вскоре приехал пожилой усатый мужик и сказал:

– Серега.

– Вова.

– Вова.

– Саня.

Мы поручкались, Оксана сказала, что ей надо спешить дальше, а этот человек нас привезет куда надо. На связи, в общем.

Он привел нас в гостиницу и нам назвали непомерные цены. Сделав умные лица типа: «цена не пугает, но мы подумаем», мы обалдели от тарифов и направились к станции метро.

– Проезд здесь поминутный, – сказал Серега. – Одну ездынку я у ребят одолжил, вторая моя, ну а двоим, придется заплатить.

Он протянул проездной, он же ездынка, Сане, и мы начали спускаться.

– Так, – сказал усатый. – В метро вечно полицаи ошиваются, надо быть осторожными. Тут нелегалов только так гоняют, а с этой сумкой, – он указал на мою челночку, – в два счета спалимся, только по ним сразу вычислят.

– Да ладно.

– Да. Здесь даже китайцы с такими не ходят, – усмехнулся он. – Если что вы туристы и ищете хостел.

Полицаи стояли неподалеку от лестницы и сразу нас заметили.

– Налево, – сказал Серега и завернул. – Не смотрите на них.

За нами никто не пошел. Пронесло. В автомате купили по билету. Минимальный – полчаса за 24 кроны. Вставляешь его в турникет и вытаскиваешь со штампом даты и времени, отчет пошел.

Новенькие вагоны, цифровые табло, все на чешском. Из динамиков монотонный голос на приятном непонятном языке. Люди кажутся другими. У них белая кожа, светлые волосы, усы, залысины, так же погружены в себя, но все же другие. Неуловимые отличительные черты обозначают в них лица, виденные с экрана телевизора в зарубежном кино.

Остановка. Кто-то забыл шапку на сиденье.

– Шапка! – крикнул благородный Литвишко и бросил ее молодому чеху, обернувшемуся в толчее.

Будто они поняли, что он там крикнул. Чех расплылся в дружелюбной улыбке и закивал в благодарности.

Мы вышли на станции Háje. Поначалу я немного расстроился т.к. вместо ожидаемых характерных построек, лицезрел обыкновенный лысый массив с рядом обыкновенных многоквартирных прямоугольников, правда, разных цветов. Остановка, мост над дорогой, дальше лужайки с подстриженной травой и дома. Очень мне напомнило наши массивы, только более ухоженные. Люди гуляют с собаками или просто снуют не спеша. Мы прошли все дома, и вышли к последнему двухэтажному новострою цвета бледного салата. Комплекс однотипных домов с прилегающими лужайками с коротко стриженой травой. Наши бабушки здесь не живут, а живут не наши, без клумбочек и цветочков все выглядело лысым и пустым. Радовали широкие асфальтные дороги, пересекающие двухэтажки, маленькие парковочки для местных машин, аккуратные мусорные баки, спрятанные в отдельных решетчатых квадратах. Ни одной бродячей собаки или кошки, ни одной вороны.

Усатый позвонил в домофон и вскоре нам открыли. Подъезды тоже отличались. Все чистенько, приятно пахнет. Датчики движения регулируют освещение. Лестница не закрыта отдельными стенами, а будто целое с длиннющим коридором, расходящимся в две стороны чередой квартир. Ступени не бетонные глыбы, а вполне приятно оформлены и хорошо отделаны. Пролеток нет, зато на этажах большие площадки. Коридоры тоже не закрыты стеной, а ограждены перилами.

Второй этаж, дверь открыта, мы вошли.

– Тук-тук, кто в тереме живет?

– Это мы гастарбайтеры.

Терем был битком. Комната-кухня небольших квадратов на три кровати и диван на двоих. Вторая комната еще меньше на такой же диван и кровать. Большой балкон. Итого восемь человек в четырех стенах, а с нами вообще одиннадцать. Все с западной и один сосед с Кривого Рога. Он встречал нас как родных, с неподдельной радостью. В целом все ребята были нормальные и дружелюбные.

Пашка – крепкий малый лет тридцати пяти. Львовянин. Спокойный, сдержанный. Дома малое дите и скучающая жена.

Еще один Вова, тоже со Львова. Лет тридцать. Разгильдяй и гуляка, носящий кожаные штаны и не ночующий «дома».

Юра мастер – смешной веселый мужик с прической Луи де Фюнеса и фасом Пьера Ришара. Под полтинник.

Дима алкаш. За полтинник. Что-то вроде главаря. С красным пропитым лицом и замашками смотрящего.

Серега усатый, прозванный далее Стукачом. Одессит под полтинник. Бывший моряк.

Коля зим тридцати с кавказской щетиной и компанейским настроем.

Была еще женщина под пятьдесят, но видел ее лишь раз и то мельком. Пахала как лошадь и спала как сурок.

Ну и Эдик, тот, что с Рога, который Кривой.

В общем, годы и жизни самые разные, а денег хотят одинаково. Ну и мы не отстаем. В хотении.

После короткой биографической справки и обнародования посулов мы в поочередности смыли пыль дорог в горячей ванне. Вода центральная, напор хороший, маленькое удовольствие. Стирка, бритье. Потом я попытался уснуть в отдельной комнате на троих, но тщетно. На подоконнике лежал роман Селенджера «Над пропастью во ржи». Я проникся симпатией к хозяину книги и неспешно пролистал оную. Пацаны вовсю галдели, и спать не собирались, ибо негде толком. Вскоре выполз и я.

– Ну что пройдемся окрестностями?

– Айда.

На прогулке Литвишко высказывался об историях ребят.

– Вот не надо их слушать, – говорил он. – Есть такие люди: все у них плохо, плохо, они вечно ноют, жалуются, и все у таких становится только хуже. Не надо обращать на них внимание. У нас все будет хорошо.

А истории были неутешительные. Из восьми человек работали лишь двое, остальные ждали у моря погоды и прочих обещаний сроком в три оборота планеты вокруг звезды. Ежедневно Оксана всем раздавала вкусные завтраки из свежей лапши, да только места на ушах уже не было. Все что она реально могла – это фушки (подработки) на несколько, а то и меньше, дней. Галя пахала в общепите, а Дима на стройке и оба устроились своими силами. Они вытягивали, при возможности, остальных с собой, но лишь по одному, и то не часто. Деньги сокращались, виза тоже, а за жилье платить надо и питаться кое-как. Усатый, например, вообще сидит больше месяца, ждет, что ему заплатят с прошлой работы, чтобы хоть проезда домой удостоиться. Кормится уцененными булками и редкими милосердными подачками от сожителей. Койку отрабатывает всевозможными безоговорочными поручениями и, по подозрениям ребят, доносительством, отчего и прозван стукачом.

Эдик и Стукач идут с нами. Показывают дорогу, магазины Penny, Lidl. Рассказывают где что дешевле. Мы зашли в оба. Конечно, для туриста из девяностых, это была бы не то что другая планета – другая галактика, другая вселенная просто, после унылых гастрономов с колбасой и кирпичиком. Мы уже повидали изобилие ярких оберток и дома, но все же, были здесь продукты, и не мало, которых еще нет в наших маркетах.

– Вот нормальный вариант, – сказал Эдик, схватив с прилавка мясной рулет. – Дешево и сердито. Мы таким на постой питаемся.

Попробуем. Не такой как у нас – с конкретным, якобы, мясом, а мягкая котлетная масса из свинины и овощей. Еще взяли плавленых сырков, дешевых и очень вкусных. Молока, овощей и пива. От пива здесь вообще можно спиться. Самое дешевое пять крон, потом сдаешь бутылку в специальный автомат при магазине и он тебе выплюнет с окошка три крона. Итого пиво выходит два крона, прям как у нас до кризиса.

Внутри нет камер хранения, а охранники хлипкие старикашки или задохлики с сальными патлами. Продуктовые тележки просто так не возьмешь, сперва в качестве залога нужно вставить монету в специальное отверстие. Накатавшись, ты привозишь ее обратно и по щелчку возвращаешь свои медяки: от двух до десяти. Если заприметишь беспризорную тележку, можешь отвезти ее на место и заработать кроны щедрых граждан, поленившихся вернуть ее в стойло.

На кассе уплатишь сразу все налоги и, что совсем удивило, сдачу тебе дадут от округленной по чеку суммы. Скупившись на сорок шесть семьдесят, с полтинника получишь три крона и до свиданья. Вот так.

И еще стоит обращать особое внимание на ценники т.к. под крупными цифрами стоимости прячутся неприметные: 100 гр. То есть цена именно за них, а не за полноценную единицу товара. Хотя на сегодняшний день такое практикуется и у нас, однако тогда это было в новинку и не раз стоило мне недоуменных ревизий по чеку.

Но что является огромным плюсом, так это хорошие, частые скидки и уценка изживающих свой срок товаров. Действительно много скидок и вкусной уцененки, вполне себе пригодной.

Скупившись, мы сели на лавочки неподалеку от дома. Вечерело. Солнце мягко освещало пространство и, хоть я не пил горячительных напитков и не владел радужными перспективами, жизнь показалась прекрасной. Детство всплыло в памяти ощущениями покоя, хотя нет, это случилось дней через пару, а пока мы просто сидели и общались. Эдик рассказывал о своей жизни в Португалии, о том, как полюбил ту страну, привык и хотел остаться, но забеременела жена, а вскоре и, суть да дело, пришлось им покинуть желанную родину и вернуться на не столь.

Назавтра Оксана обещала паштетный завод.

– Хоть паштета наемся. – Улыбнулся он.

На ночь снова не пришел Володя львовский, так что мы сдвинули койки и улеглись втроем на две. Саня лег на диван поперек тоже третьим. Раздобрившийся, после проставленного пузыря Дима, самолично пригласил его разделить ложе. Этот Дима гастролирует, как оказалось, всю жизнь. Взрослые уже дети, помнящие отца лишь за деньги, ушедшая жена, разрушенная семья. Как водится. Почти десять лет он прожил в Англии под именем Джим, пока одна сволочь, не простившая ему какой-то постельный вопрос, не сдала его местным властям за поддельные документы.

– Как ты туда попал?

– Бандиты в фуре провезли.

Ну и еще кучу историй по мелочи.

Утром привезли раскладушку для одного из нас, но на ночь, две, и пора бы нам убираться. Вот сейчас устроимся на работу и уедем в лес почивать.

На завтрак заварил родной «Мивины» и нарезал тот самый рулет. Он оказался довольно вкусным и ни на что не похожим. Эдик свалил на завод, Колю, Дима с собой забрал, Пашка пошел посудомойкой на подмену, а мы сидим и байки травим, ржем от души, на нервах видно. Не смотря на условия выспаться получилось, сказалась дорога. Мужики намекают на страхи безработицы.

– Я тоже думал меня тут ждут с распростертыми, – веселился мастер, сидя на диване. – Видишь, как ждут? Вот пусть еще подождут, а я покажу характер, цену набью.

Он хохотал и мы вместе с ним. У нас-то все будет иначе.

Сигареты здесь оказались слишком дорогими. Все наши покупали рассыпной табак, гильзы и крутили самоделки. Машинку можно купить у китайцев, в киосках ее почему-то не продают.

Заварили кофе, вышли на балкон. Тишина и спокойствие, благодать. Чуть прохладно. Наш дом был последним в черте, а поодаль за ложбиной виднелся лесопарк.

– Надо бы туда прогуляться, – говорю.

Литвишко захотел пива. Наша троица собралась, и мы пошли за пивом.

В еде, пока, особой нужды не было т.к. мои «челночные» закрома были в лучших традициях армейских прапорщиков. Кто же знал, что все это ни к чему, ибо цены здесь вполне схожи с нашими, во всяком случае, на данный период времени, и продукты тоже привычные. Правда, чего мы так и не нашли, так это семечек. Ядра подсолнуха здесь видимо были не в чести, а так хотелось иной раз пощелкать, пожевать, полузгать. Занять руки, тракт и полость. Ан нет. Так что если будете ехать в Чехию, вместо каш, консервов и прочего, берите семечек. И сгущенку. Она, конечно, продается, но только в тюбиках подобных зубной пасте, да и стоит дороже. А я вот с детства любитель пробить в банке две дырочки и присосаться к густой сладющей жиже.

Вообще, должен сказать, даже если вы не особый любитель привычных продуктов, попадая в среду, где их нет совершенно, это всплывает со временем, а то и сразу.

Сидим на лавочке, пацаны пьют пиво, а я взял себе какой-то диковинный спортивный напиток. Чехи гуляют с детьми и собаками, многие ходят в загипсованных членах, скачут налетами сороки. Вот ворон нет, реально, за все время не увидел ни одной, только сороки. И воробьев нет совершенно. А у людей нехватка кальция. Вскоре я начал замечать много таких загипсованных, ребята потом сказали что здесь вода, мол, такая. У меня даже ногти здесь росли гораздо медленнее, и постоянно хотелось молока, а таблетки кальция продаются во всех маркетах, прямо на кассе, рядом с презервативами и сладким. Продаются еще и другие микроэлементы с витаминами, но я не пробовал.

Средь бела дня прозвучала хорошая новость: вечером у нас встреча с работодателем. Ура. Странно, только, что вечером, ну да бог с ним, все равно ура.

Провожатым был Стукач. Без часу полночь, улицы пусты. Мы кружим тут и там, не можем найти место встречи. Серега на телефоне с Оксаной, Оксана с работодателем. Нашли. Освещаемая парковка возле какого-то заведения. Из машины вылезают сомнительного вида ребята. Привет, привет. Один кавказец со шрамом на всю щеку, другой белобрысый, толстошкурый славянин. Ну, давай обтирать, что к чему. По мере их вводных становилось понятно каким мясом нас видят. Все россказни о славной работе, звучавшие на территории Украины, улетучились как бздо на ветру. 120 в час лишь при больших объемах, которые не так просто сделать, тем паче для чечако вроде нас. А пока мы будем обрастать способностями, платить будут меньше. Также будет высчитываться за жилье и свет, плюс та самая А1 влетит в копеечку, ну ничего, они ребята с пониманием, вычеты разобьют на пару тройку зарплат. Ах да, еще спецовка не бесплатно и инструмент. В общем, завтра могут нас уже забрать, и поедем косить дремучие дебри.

Когда Оксана сказала им что мы пас, они стали причитать, что мы неправильно их поняли, и можно все еще раз обсудить, найти компромиссы. Благодарим вас парни, обойдемся. Оксана пообещала найти что-нибудь другое, но пока мы должны съехать т.к. помимо нехватки спальных мест, есть еще хозяйка квартиры, захлебнувшаяся, в перспективе, брызжущей в панике слюной, от такого количества заполонивших ее жилплощадь нелегалов.

Деньги за жилье мы ей, кстати, не вручили.

Пацаны на хате мало удивились нашему фиаско, а где-то даже приободрились, что не только их имеет гомосексуальная Европа. Намеки на ужасы безработицы переросли в полноценные истории. Полквартиры здесь с той осени сидят, а работали лишь во сне, да в Украине. Только по фушкам и бегают, чтоб на пожрать было. Почему домой не уехать? Да потому как стыдно батенька. Стыдно! Деньги потрачены, надежды возложены, мосты сожжены. Так-то.

Эдика с завода выгнали на время т.к. заказов мало, оформленным не хватает. В Коле тоже нужды боле нет, ну и Павел туда же.

– Кавказец, говорите?

– Ага. Только розмовляв на українській.

– А, ну так это закарпатец, а не Кавказ. Они тоже чернявые все.

– Ох, не люблю я закарпатцев, – сказал Дима. – Три раза здесь на них работал, и трижды меня кидали.

– Прикарпатцы, ой, не любят закарпатцев, так что не все западенцы одним миром, как говорится.

На следующий день Литвишко как подменили. Толи разбитые мечты дровосека, толи истории ребят, наконец, дошли куда надо, а скорее всего, и то и другое, да разбавленное литрами дешевого пива. Он был смурной и молчаливый, ничего не ел и играл желваками.

– Это жопа, это полная жопа, – твердил он словно мантры. – Это кидняк, кидалово.

– Да брось ты Саня, рано плакаться, – сказал я. – Пошли лучше погуляем, проветримся.

Володя остался дома бока належивать, а мы направились в лесопарк, что виднелся с окна. Оазис очень напоминал нашенские: те же деревья, озеро, травка на лугу, только лишь безупречно чисто. В прозрачной воде не видно бутылок и иже с ними, в траве и под деревьями тоже. Реально ни одной бумаженции или крышечки от напитков. Аж, как-то, не по себе, будто смотрю кино от Marvel и не вижу спецэффектов.

Ну и помасштабней, что ли. Поляны шире, деревья больше, гуще, толи куцая загаженная флора наших парков. Ровная асфальтная дорожка разветвилась по всей площади. По ней бегают бегуны, гоняют на роликах дети, подростки на скейтах. Никаких кафешек и киосков, сплошь растительность.

Когда у Сани закончилась очередная бутылка он начал тащить меня назад в цивилизацию. Должен сказать он вообще не проникался природой, я же старался выводить его бесконечный треп, где-то на задний фон, и вслушиваться в пусть маленький, но лес.

Потом он потащил меня искать некий супермаркет, виденный кем-то из парней. Мы прошли бессчетное количество светофоров и «зебр», ведь за переход дороги в неположенном месте, здесь, без шуток, стяжали немалый штраф. Голой земли не приметил ни разу, везде асфальт, плита и плитка. Деревца и кусты растут в аккуратных клумбах. Повсюду тройные мусорники разных цветов: для стекла, органики и пластика. За рулем много стариков. Автомобили совершенно обычные, мирной, нейтральной формы и марки. Ни тебе джипов, спортивных, агрессивных, тюнингованных, бандитских машин. В основном Skoda и немцы. Америки, Кореи, Японии, тем более Китая с СНГ днем с огнем не сыщешь.


Когда стемнело, мы сидели на лавке. Пацаны пили горячительное, я дышал парами. Эдик разглагольствовал о любимой Португалии, выказывал досаду на глупость покинуть оную. А ведь его дело уже лежало на рассмотрении, до всех прав, казалось, рукой подать, да только все это нынче как Боржоми без почек и кулаки после драки.

– Как я рад вас здесь видеть, вы даже не представляете, – говорил он уже подшофе. – Столько времени уже с западенцами, они нормальные ребята конечно, но они себе сами, это совсем другой регион. Земели, земелечки мои дорогие.

Вечером пришел Вова со Львова и занял свое место, так что другой Вова, не со Львова, улегся третьим поперек дивана, а мне досталась раскладушка. Литвишко сидел за столом с поникшей миной и батареей пивных бутылок. Истории безработных ребят, набравшие больших откровений и темных красок, кажется, раздавили его напрочь. Дима напился и слушал шансон о несчастной любви. Доля гастарбайтера, вечного скитальца, лишенного дома и нормальной семьи, казалось, зримо окутывала его пьяной тоской.

Наутро Литвишко исчез.

Я продрал глаза, когда занималась заря. В комнате стоял жуткий перегар, сопение и храп. За столом было пусто, Сани нигде не видно. Потом я обратил внимание, что нет и его сумки, стоявшей, дотоле, рядышком с моей. Когда все проснулись, то дружно пытались разгадать тайну его исчезновения.

– Все уже спали, – говорил Стукач. – Он сидел за столом и молча пил пиво. Потом и я уснул.

– Может он выперся среди ночи за добавкой и попался полицейским?

– Может он пошел на стройку вместе с Димой?

– Может он пошел гулять и заблудился?

– Может его выкрали инопланетяне?

– Все это может, но его сумки тоже нет!

И никто ничего не знает. Даже Оксане позвонили, но и она не в курсе, только теперь озадачена. Звонили Диме – не берет. Все что осталось это гора пивных бутылок под столом и пара его ношенных носков.

– Давайте собаке дадим его портянки, – не унывал Юра мастер. – Пусть возьмет след.

Любовь любовью, и война войной, но мы пошли в магазин и купили колбасы на завтрак.

– Предлагаю поехать в Стару Прагу, – сказал я Вове. – Это великий грех, будучи в Праге не побывать там.

Мы одолжили ездынку и поехали. Остановка – стация Florenc. Красивое здание, книжный магазин, потом неприметный, грязный, маленький ж/д вокзальчик. У входа была целая гора сигаретных окурков и мелкого мусора, и это в самом культурном центре. Мы постояли, пока Володя покурил и привнес в кучу свою лепту. Тем временем появились уборщики и принялись сдувать весь мусор в стоки специальным аппаратом.

Дальше начиналась сумасшедшая толчея. Толпы людей со всего мира сновали здесь во имя развитого, как никогда, туризма. Но красиво все-таки было. Улицы, мощенные булыжниками, новенькие трамваи, исторические здания, Каролинум, Пороховые ворота, усыпальницы. Повсюду готика, барокко, ренессанс, а на улице пасмурно, впечатления ложатся как по заказу.

На площади ярмарка с едой и фермерскими животными в клетках, но там дорого. Мы спускаемся в метро и берем кофе у парня похожего на девушку. Неустанно фотографируемся.

Возле Пороховой башни к нам подошла женщина и предложила экскурсию. Переселенка из России после наших расспросов рассыпалась в признаниях, о не такой уж и сладкой жизни на чужбине, высоких налогах, дорогом проезде. Но, черт побери, я уже так люблю этот город, и по извилинам беспокойно мечется неокрепшая еще мысль о переезде.

Мы поднялись в башню по винтовой каменной лестнице пятнадцатого века с тусклым освещением и снующими иностранцами. Вышли в коридор с тучным неразговорчивым кассиром за окошком. Дальнейшее шествие по башне стоит денежек, так что, осмотрев огромные витражные стекла, мы убрались с глаз его долой ступенями той самой лестницы.

Вскоре позвонила Оксана и потребовала нашего немедленного появления на квартире. Она связалась с Димой, и он сообщил, что Литвишко отправился утренним поездом в Германию, просить убежище, а нам стоит собрать скромные пожитки и выехать в хостел.

Володя заволновался, и хотел было возвращаться, но я вел его все дальше красивейшими улицами старой Праги. Быть может, не вырвемся сюда более, а он обратно вздумал.

Дорогой обсудили негожий поступок Литвишко и квартирный вопрос. Решили подыскать хостел неподалеку, тем более жутко хотелось в сортир после подземного эспрессо.

В узеньком сквере обсмотрели старое сухое дерево изогнувшееся йогом и огражденное невысоким заборчиком. На нем табло в две пластины с историей этого самого дерева. Культура! У нас все подобные долгожители без промедлений и зазрений совести превращаются в пеньки.

– Так необычно слышать здесь русскую речь, – сказал приличный с виду мужчина. – Это всегда приятно, словно весточка с родного дома.

Он был с женщиной, оба приветливые, располагающие. Минутой позже стала понятна причина сего явления – свидетели Иеговы1, вездесущие как микробы в теплой среде. Спросил о войне на Украине, мудро констатировал факт стравливания извне.

– Это там мы можем ссориться друг с другом, – сказал он. – Здесь же, в чужой стране, всегда находим общий язык и понимаем, что у нас общий дом, общее прошлое, общее видение мира. Не такое как у здешних людей. И чтобы не было у нас дома, здесь мы всегда объединяемся и стараемся помогать друг другу.

Потом он пригласил нас в русскоязычную общину свидетелей, написал контакты на библейской брошюре и рассказал, как добраться до метро, потому как к тому времени мы уже заблудились в лабиринтах достопримечательностей и культурных древностей.

Нашли хостел в приятной узкой улочке и обомлели от выдвинутого прейскуранта. Выдержав ноту, расспросили подробности с намеком на интерес, а в конце, как бы невзначай, зашли в уборную, справили нужду и, пообещав хозяину вскоре прийти, испарились. Хозяин кстати россиянин с густой черной бородой и характерным выговором, неплохой, как показалось, малый, но ценами своими, просто, высмеял наш бюджет.

Так и закончилась наша первая прогулка по Старой Праге, слабо утоленным интересом и большим пробелом в посещении мест, слывущих к тому обязательными.