Вы здесь

Гамак из паутины. Глава 9 (Владимир Нагда, 2015)

Глава 9

Дверь с треском распахнулась. Запустив в комнату господ Комковых, она в недоумении замерла. Паника, сопоставимая с истерикой, случилась неописуемой. Мадам-родительница, с первого шага не разобравшись в ситуации, умудрилась поднять возможности голосовых связок до самого, что ни на есть, предела – где-то, тона на два выше допустимого. А вот сам папаша, не удосужившись подумать о собственном реноме, разразился незатейливым речитативом – всё потому, как ноты ему никогда не давались. Речитатив этот, по сути и незатейливому выражению мысли, рассекретил перед оторопевшими хозяевами безграничные возможности человека в неустанном его совершенствовании.

Анна Ивановна словно окаменела. Высоко подняв брови, она прижала ладони к груди и почтительно перестала дышать. Да, таких «изворотов» она ещё не слышала! Павел Германович, оценив ситуацию, посмотрел на жену и… даже засомневался в её благонадёжности.

Перемена показалась разительной. «Надо же, – думала Анна Ивановна, – а ведь, мужчина из себя такой видный, вежливый, обходительный… очень, а шершавые слова знает… откуда-то?»

Изречения Комкова несколько грубовато коснулись дивана и – непонятно за что – комода, картин и всего дома в целом. Досталось даже хозяевам: а чего они тоже… мельтешат тут.

Милые добрые хозяева молча стояли у распахнутой настежь двери, растерянные, не зная, что и делать? Но всё когда-нибудь кончается. Комков, не переставая разбрасываться эпитетами, вырвал наконец-то из лап «озверевшей» пружины ненаглядное чадо.


«Серафима, за мной!» – приказал Комков, поставил Жоржика на пол и твёрдым шагом направился к выходу.

Сима, миловидная женщина, не «добравшая» до тридцати полных лет, растерянно оглядывалась вокруг. Хорошо знающий Симу человек мог прийти в изумление, увидев сейчас её глаза, которые отчего-то были полны слёз, готовых выплеснуться. Сима смотрела на окружающий мир с каким-то недоумением – смотрела так, будто видела всё впервые или… когда-то очень давно, ещё в детстве.

Столь быстрая и необъяснимая перемена, странным образом изменившая её облик, озадачила и Жоржика. Он не мог понять: хорошо это или плохо.

Глубоко вздохнув, Сима покачала головой. И сделала она это так, точно отгоняла от себя назойливые противно мелькающие мысли.

Оставив без внимания слова мужа, она подошла к сыну.

– Ну-ка, снимай штаны! – не терпящим возражений тоном потребовала она. – Увечья твои осматривать будем.

– Ну, мам? – оглядываясь на окружающих, запротестовал Жоржик. Но, не рискуя быть раздетым насильно, да и не заметив должного сочувствия, он нехотя подчинился.

– И это всё? – глядя на царапину, поинтересовалась Сима.

– Да, кажется… вроде бы… – пытаясь через плечо осмотреть ранение, ответил Жоржик.

В этот момент от входной двери, уже распахнутой, раздался голос отца, мужа: «В больницу его… немедленно!»

– Зелёнкой обойдёмся, – присев на диван и помогая десятилетнему сорванцу заправить рубашку, твёрдо сказала Сима. Уже улыбаясь, она спросила у сына:

– И что же ты, притвора, так кричал?

– Не знаю. Испугался, наверное, – смущённо ответил Жоржик.

Комков топтался в прихожей. Одно только его присутствие, утомляя пространство, создавало неуместные колебания воздушных масс, а неудобоваримые реплики и нудное бормотание делали эти массы совершенно непригодными для дыхания.

Приведя одежду сына в надлежащий вид, Сима снисходительно – вот чего раньше за ней совсем не наблюдалось – посмотрела на мужа, который, заложа руки за спину, всё ещё затаптывал ковровые половики. Смерив пристальным взглядом его фигуру, Сима поднялась, сжала маленькую ладонь Жоржика и повернулась к хозяевам.

– Извините, но нам и в самом деле пора. Если позволите, мы в другой раз к вам заглянем.

Старики неуверенно, но в знак согласия – а иначе никак нельзя и воспитание не позволяло – вразнобой закивали.

Семейство Комковых удалилось.

Однако главный Комков, удаляясь, успел пообещать, что никогда больше «паршивый» порог этого дома не увидит… А вот чего такого в обозримом будущем не сможет увидеть удивлённый порог никто так и не успел расслышать – вопиющая несправедливость: кто-кто, а уж он-то и вовсе не при делах Входная дверь захлопнулась, надёжно оградив слух провожающих от вредного влияния забористого фольклора.


Анна Ивановна и Павел Германович не сразу пришли в себя.

Они почти успокоились, когда в довершение бед и волнений за их спинами в пустой комнате – конечно же, пустой? – прошло какое-то неясное волнение. Что-то очень похожее на бравурный марш возникало, слышалось из наступающей темноты. Искренняя неподдельная радость исходила от тихих, но уверенных звуков.

Инцидент с пружиной отошёл на второй план.

– Вы слышали, Пал Германович? – повернувшись к мужу, прошептала Анна Ивановна. Не мешкая, она заняла самую безопасную позицию, которая по старой привычке всегда оказывалась за спиной супруга.

Пал Германович медленно – да что же это сегодня происходит? – повернул голову и попытался рассмотреть что-либо в темноте комнаты, из которой явно доносились невозможные звуки: и музыка, и женский смех и, что казалось совсем уж непонятным, воинствующие кличи – под звон металла и грохот барабана.

– Тебе послышалось, Аннушка, – заверил Павел Германович, но тут же напомнил о молодых и шумных соседях, с недавнего времени проживавших на другой стороне улицы.

Говоря это, Павел Германович, странное дело, улыбался. Возможно, он вспомнил что-то весёлое – о чём никому не стал бы рассказывать.

Анна Ивановна внимательно, но с некоторым подозрением смотрела мужу прямо в глаза. Вот только подозрения не оправдались: глаза мужа оставались честными и правдивыми.

«Ну-ну…» – подумала Анна Ивановна. Нахмурив брови, она оставила некогда надёжное «укрытие» и решительным шагом направилась в расшумевшуюся комнату. При этом Анна Ивановна через плечо и с лёгким укором посмотрела на супруга. Тихо, как бы чего не вспугнуть и чему-то не навредить, она заметила:

– Ничего, Паша, мне не послышалось. А соседи, Павел Германович, здесь не причём… вовсе не при чём, – и, нащупав выключатель, добавила: – Я ещё… ещё сама в состоянии разобраться…

Свет без долгих уговоров и лишней суеты из матовых плафонов люстры разошёлся по потолку, опустился по стенам и вернул предметам, потерявшим в сумерках дневные очертания, те линии и формы, которым недавно так радовались солнечные лучи.

Анна Ивановна осмотрела все подозрительные уголки. Не оставила она без внимания и узкие пространства между стеной и картинами. Затем Анна Ивановна, присев к полу, заглянула и под диван. Но, так и не обнаружив признаков постороннего присутствия, она поднялась и подошла к комоду. Попытавшись открыть один из ящиков, Анна Ивановна лишний раз могла удостовериться в надёжности старинных запоров. Однако же, Анна Ивановна так и не смогла, как ни пыталась, припомнить: и когда это она их замкнула – зачем и почему? Очень странно.

Анна Ивановна посмотрела на мужа.

– Паша, а ты не знаешь, где ключи от комода?

– Не знаю, – сказал Павел Германович, – но догадываюсь.

– Так, где же они? – в прозвучавшем вопросе уже чувствовалось нетерпение.

– В последний раз я видел их в верхнем левом ящичке.

– Но… ведь он закрыт, ящик этот?! – удивилась Анна Ивановна.

Тут она в доказательство своих слов ещё и подёргала за ручку упрямого ящичка, где непостижимым образом оказались запертыми сами же ключи.

– Оставь, Аннушка, – мягко посоветовал жене Павел Германович, – найдутся твои ключи, обязательно найдутся – это я тебе обещаю.

– Ну, хорошо, – вдруг согласилась Анна Ивановна. – Вот только на веранду загляну.

Она прошла через комнату, не переступая порог, наклонилась и осмотрела слабо освещённую веранду. Ничего подозрительного не заметив, Анна Ивановна осторожно – мало ли что – прикрыла дверь и вернулась к супругу. Став напротив, Анна Ивановна растерянно пожала плечами и виновато улыбнулась.

Конец ознакомительного фрагмента.