Вы здесь

Галобионты. ГЛАВА 4 (Иван Беляев)

ГЛАВА 4

Дзержинец совершил ошибку, которые романисты обычно называют роковой. Самое смешное, что он сам превосходно осознавал, к каким последствиям может привести, и, скорее всего, неминуемо приведет этот шаг. Но, не взирая ни на что, Дзержинец сделал это. Причина была простой: он попросту не мог поступить иначе.

Он прекрасно знал, что его поступок не останется незамеченным кое-кем, но в то же время не сделать этого он не мог.

В аэропорту, когда Президент и сопровождающие его лица садились в самолет, Дзержинец отстал от делегации. Ни одна душа не знала, был ли Президент в курсе неожиданной отлучки полковника Безопасности. Да и вряд ли много людей заметило, что Дзержинца нет в самолете.

Самолет Президента взмыл в безоблачное голубое небо, а полковник ГосБеза уселся в поджидавшую его „Волгу“ и направился в сторону морского побережья. Он держал курс на дельфинарий. Директор, бывший, по всей видимости в курсе повторного визита Дзержинца, ждал полковника.

– Как все прошло? – с волнением спросил он.

– Очень хорошо, – ответил Дзержинец, – у вас, действительно, отлично налажена работа.

Директор выглядел польщенным.

– Ну, при таком стимуле… – неопределенно ответил он.

Дзержинец не стал интересоваться, что имеет в виду директор дельфинария.

– Мне не понравилось, что вы так настойчиво приглашали Президента совершить прогулку на катере, – вдруг обронил Дзержинец по дороге вдоль канала.

– Но это было предусмотрено программой визита, – оправдывался встревоженный директор.

– Программой много чего бывает предусмотрено, но из этого не следует, что все должно быть выполнено.

Директор дельфинария молчал.

– Если бы Президенту взбрело в голову проехаться на катере, то он мог обратить внимание на вышки. Стал бы задавать лишние вопросы.

– Но такой центр, как наш, непременно должен хорошо охраняться, в этом нет ничего подозрительного.

– Так-то так, но всегда могут найтись особенно дотошные люди, которым такое объяснение не покажется правдоподобным, даже если оно соответствует реальности, – возразил Дзержинец.

Вообще-то, у него не было особых причин быть недовольным своим ставленником в дельфинарии. Этого человека Дзержинец пристроил в Центр изучения китообразных еще в конце восьмидесятых, после того, как секретная лаборатория заработала полным ходом. Ему необходим был свой человек в дельфинарии. Василий Адамович Ровенский, чистокровный еврей, жаждавший переехать в Израиль, благодаря Дзержинцу сумел избежать многолетнего тюремного заключения. И теперь был в неоплатном долгу перед своим спасителем и благодетелем. От воли полковника Безопасности зависел не только он сам, но и его многочисленное семейство. Он полностью находился в руках Дзержинца и оба они прекрасно об этом знали. Ровенский по сию пору вполне удовлетворительно справлялся со своими обязанностями, будучи не только хорошим исполнителем, но и отличным организатором. Редко эти взаимоисключающие качества сочетаются в одном человеке. Дзержинцу никогда нельзя было отказать в умении находить подходящих людей. Директор дельфинария не был исключением.

– Как Берианидзе? – спросил полковник.

– А, – отмахнулся Ровенский, – восторженный чудак. Пользы от него не много, но зато он помогает поддержать авторитет нашего заведения. Как-никак, ученый с мировым именем.

Дзержинец кивнул.

– Катер готов? – спросил он, когда они подошли к берегу.

– Конечно, все в порядке, – ответил Ровенский, – через минуту он будет здесь.

– Вот еще что, – сказал Дзержинец, – усильте, пожалуйста, охрану. Я предполагаю, что кое-кто может проявить слишком назойливое внимание к этому объекту.

Ровенский понимающе опустил голову.

– В связи с этими идиотскими слухами о дельфинах в районе гибели лодки? – полуутвердительно-полувопросительно произнес он.

– А вы считаете, что они не имеют под собой никакого серьезного основания? – в свою очередь спросил Дзержинец.

Директор растерялся, не зная, что ответить на этот странный вопрос. Он-то до последнего момента пребывал в уверенности, что эта идея – очередной плод больного воображения представителей средств массовой информации. Во всяком случае, Ровенский точно знал, что дельфины из подведомственного ему учреждения никоим образом не причастны к катастрофе. Если только…

Дзержинец, похоже понял, о чем думает Ровенский. Он не стал ни опровергать, ни, тем более, подтверждать этих подозрений, сказав только, что охрану необходимо усилить.

– Хорошо-хорошо, – отвечал Ровенский, – все будет исполнено в лучшем виде.

– Только, пожалуйста, сделайте это так, чтобы никто из работающих здесь не заметил изменения распорядка. Все должно быть выполнено очень и очень аккуратно. Вы не должны допустить, чтобы те, кто, возможно, наблюдает за дельфинарием, обнаружили какие-то нововведения. Вам ясно?

– Конечно-конечно, – директор энергично закивал головой, – все будет исполнено.

Тем временем к берегу причалил маленький катер.

– Все это очень серьезно, – сказал напоследок Дзержинец и, не прощаясь с директором, взошел на борт суденышка.

Катер вскоре доставил полковника к самой дальней вышке, расположенной на границе бухты. Отсюда можно было видеть бетонную стену, огораживающую водоем от моря. Дзержинец помнил, как нелегко было добиться возведения такого большого дорогостоящего сооружения. Но они сделали и это. В те годы финансирование подобных объектов осуществлялось гораздо интенсивнее, чем в нынешние, смутные, времена. Они проделали адову работу, но Дзержинец не сомневался, что их труды того стоили. Подкреплению его уверенности послужил не один весомый повод. А самой главной причиной стали последние события, взбудоражившие всю страну.

Сойдя с катера, Дзержинец по узкой винтовой лестнице поднялся на вышку. Там его встретил охранник. Только с такого близкого расстояния можно было заметить, что охранник вооружен до зубов. Помимо автомата и двух пистолетов, вышка была оснащена зенитной установкой. Именно по этой причине Дзержинец очень не хотел, чтобы Президент приближался к вышке. Кто знает, как могли бы развиваться события в таком случае. Хорош был бы директор дельфинария Ровенский, если бы кто-то из сопровождающих Президента, или он сам обратили бы внимание на такое вооружение. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы не заподозрить неладное.

Все охранники – их было восемнадцать человек на весь исследовательский центр – знали полковника в лицо. Он сам тщательно выбирал каждую кандидатуру и теперь мог быть вполне спокоен. Тем паче, что за каждым из восемнадцати стражей был установлен строжайший надзор.

– Как идет служба? – поинтересовался Дзержинец у вытянувшегося в струнку охранника.

– Все нормально, – отрапортовал тот, не обращаясь к Дзержинцу по званию.

Полковник кивнул и прошел к еще одной винтовой лесенке, ведущей внутрь вышки. Спустившись по ней вниз, Дзержинец оказался перед металлической дверью с кодовым замком. Разумеется, код был известен только ему и никому больше. Когда-то доступом на секретный объект обладало трое человек, но Дзержинец позаботился о том, чтобы в настоящий момент он был единственным человеком, который может войти на Базу в любое время. С одной стороны, это позволяло ему обеспечить полный контроль над Базой, но с другой, – несколько осложняло жизнь, так как ему приходилось регулярно отрываться от остальных дел, чтобы нанести сюда визит.

Первая металлическая дверь была не единственной. Дзержинец открыл еще две, прежде чем оказался в узком коридоре, круто спускающимся вниз. Это был даже не коридор, а тоннель, который слабо освещали маленькие электрические лампочки. Через каждые двадцать метров Дзержинец достигал очередной двери, открывал ее и шел дальше, спускаясь все ниже и ниже. Таким образом приходилось проходить через шесть дверей. Проход по этому коридору всегда казался Дзержинцу нудным и утомительным, к тому же он занимал довольно много времени, а между тем полковнику всегда было нелегко выкроить свободную минутку.

„Надо что-то с этим делать“, – в который раз сказал он себе.

Наконец Дзержинец дошел до конца тоннеля. Отпер последнюю дверь. Эта была самая большая и толстая дверь во всем коридоре. Она была выкрашена в красный цвет. Никто, кроме Дзержинца не знал, что в нее встроена пластиковая взрывчатка, которая должна сработать в момент, когда дверь попытаются открыть люди, не владеющие кодом. Взрывом снесет всю переднюю часть Базы, а дальше начнут срабатывать взрывные устройства в других отделах. Буквально через полторы минуты от объекта не останется ничего. Дзержинец понимал, что эта мера предосторожности сопряжена с известным риском, но только так он мог быть гарантирован от того, что Базу рассекретят.

Он знал, что пока открывает последнюю дверь, в центральном отделе Базы уже знают о его приходе и готовятся к встрече. Так оно и было.

– Добрый день, полковник, – услышал он.

В просторном помещении с несколькими дверями, ведущими в разные отделы Базы, стоял человек среднего роста, нормальной комплекции, одетый в синий костюм, в коричневом галстуке. Темно-русые волосы зачесаны назад, открывая небольшие залысины на лбу. Глаза водянисто-голубые, смотрят насторожено и, кажется, немного неприязненно.

– Здравствуйте, Антон Николаевич, – полковник пожал протянутую руку.

– Милости просим, я давненько вас поджидаю.

– А разве была такая договоренность?

– Послушайте, полковник, – мужчина засмеялся неприятным блеющим смехом, – я все-таки слежу за развитием событий в мире. Я прекрасно знаю, что здесь некоторое время назад побывал президент страны. Кстати, этим вечером работники местного телевидения обещают показать репортаж, снятый в дельфинарии. С удовольствием посмотрю его. Может быть, наконец я смогу получить представление о том месте, которое находится надо мной…

– Вы чем-то недовольны? – спросил полковник, перебив говорившего на полуслове.

– Я? – Антон Николаевич растерялся и не сразу нашелся, что ответить. – Вы не так меня поняли, полковник, – все с тем же неловким смехом сказал он. – Я, как всякий человек науки, немного любознателен, только и всего.

– Я предлагал вам превосходную поездку на север страны, – продолжал давить Дзержинец, – вы сами отказались, заявив, что не имеет никакого желания покидать лабораторию. Я прав?

– Разумеется, вы правы! – Антон Николаевич больше не смеялся, он смотрел на визитера со страхом и долей раболепия.

Полковник остался доволен результатами сделанной выволочки. Он знал, что этот человек, как никто другой, нуждается в периодическом „промывании мозгов“. При чрезмерно лояльном к нему отношении, Антон Николаевич неизменно начинал вести себя недостаточно корректно, позволяя себе саркастические выпады. Дзержинец взял за правило пресекать подобные выходки еще до того, как они совершались.

Характер Степанова представлял собой гремучую смесь из многочисленных комплексов неполноценности, сочетающихся с непомерно большими амбициями. Столь опасное сочетание требовало строжайшего контроля. Допусти полковник слабину хотя бы один раз, и Антон Николаевич начал бы предъявлять всевозможные требования и мог бы и вовсе выйти из повиновения.

Они прошли в кабинет Степанова, оснащенный компьютерами и техникой последней модели.

– По-моему, вы выглядите гораздо лучше, по сравнению с тем, каким я вас запомнил по нашей последней встрече. Надеюсь, и настрой у вас соответствующий.

Вместо ответа Антон Николаевич только улыбнулся и пожал плечами.

– Что у вас новенького? – поинтересовался Дзержинец уже другим, благожелательным тоном.

– Новенького? – переспросил Степанов, как всегда, оттягивая время, чтобы обдумать ответ.

– Как идет работа над пятой серией?

– Полным ходом, полковник, полным ходом, – поспешно ответил Антон Николаевич, пожалуй, даже слишком поспешно.

– Когда планируете начать адвентацию?

Степанов ответил не сразу. Он был очень взволнован, это не укрылось от взгляда полковника.

– Мне еще необходимо провести серию различных операций, – уклончиво ответил он.

– Но вы можете назвать хотя бы приблизительные сроки? – настаивал Дзержинец.

Антон Николаевич начал раздражаться, что также насторожило посетителя.

– Мне трудно говорить с вами об этом, вы ведь не имеете представления о всех тех биологических процессах, которые происходят в моей лаборатории. Но поймите хотя бы то, что я действую вслепую и сам не могу предсказать результаты своих работ. Все, что я могу – это наблюдать, фиксировать и делать выводы. Последняя серия качественно отличается от всех предыдущих и что она будет собой представлять, для меня самого остается пока загадкой. Можете мне не верить, но в этом заключается специфика моей работы…

– Я все это знаю, – снова перебил Степанова полковник, – вы говорили мне в точности то же самое и в период работы над предыдущими сериями.

– Тогда тем более, не стоит давить на меня и требовать ответов на вопросы, которые мне самому еще неизвестны.

– Что-то вы слишком горячитесь, – заметил Дзержинец, усаживаясь на кожаный диван.

Степанов опомнился и мгновенно преобразился, вновь превратившись в подобострастного хозяина, принимающего почетного гостя.

– Я – ученый, – произнес он извиняющимся тоном, – и когда дело касается моей работы, теряю все представления о приличиях, – снова раздалось блеяние, от которого Дзержинец слегка поморщился. – Простите меня, полковник, я забыл о долге гостеприимства. Не желаете ли кофе или, может быть, чаю?

– С удовольствием выпью кофе, – ответил Дзержинец.

– Как всегда?

Гость утвердительно кивнул головой и откинулся на спинку дивана. Он чувствовал небольшую усталость – день сегодня выдался чересчур богатый событиями.

Степанов заспешил к выходу.

– А где же ваш ассистент? – спросил Дзержинец вдогонку.

– Михаил Анатольевич? – по своему обыкновению переспросил Степанов.

– А что у вас есть и другие ассистенты? – Дзержинец нахмурился, что не предвещало ничего доброго.

Антон Николаевич опять затрясся от смеха.

– Увы, полковник! – ответил он, избегая взгляда Дзержинца. – Михаил Анатольевич у меня один, хотя порой я мечтаю о том, чтобы у меня в подчинении было побольше умных, знающих, исполнительных людей.

– В вашей власти ковать себе собственные кадры. Как раз такие, о каких вы мечтаете, – ответил Дзержинец.

– О, если бы все было так легко! – усмехнулся Антон Николаевич и исчез в дверях.

Дзержинцу совсем не понравилось поведение Степанова. Он и сам не мог бы сказать, что конкретно его настораживает. На первый взгляд ученый вел себя как обычно. Он всегда был нервозным, трусоватым и каким-то скользким. Дзержинцу нередко приходилось использовать весь свой дар убеждения и силу характера, чтобы заставить этого человека вести себя так, как это нужно для дела.

Дзержинец имел обыкновение говорить негромким голосом, как-то вкрадчиво. Никто никогда не слышал, чтобы полковник кричал или даже повышал голос. Напротив, в особых случаях, если он был разгневан или раздражен, его голос становился еще тише, но приобретал зловещие нотки. Это действовало безотказно. Собеседник неизменно бывал повергнут в тревогу.

Через несколько минут Степанов возвратился с кофе.

– Так где же все-таки ваш ассистент? – спросил полковник, сделав маленький глоток крепкого черного кофе. Полковник не курил и никогда не употреблял алкогольных напитков. Единственной вредной привычкой, которой он не мог сопротивляться, было пристрастие к очень крепкому черному кофе без сахара. Но и здесь Дзержинец старался ограничивать себя, употребляя не более трех-пяти чашек в сутки.

– Михаил Анатольевич сейчас как раз находится в верхнем отсеке. Я говорил вам еще во время вашего прошлого визита, что сейчас мы приступаем к работе над следующей серией.

– И как далеко вы продвинулись?

– Я полагаю, что скоро можно будет говорить о чем-то конкретном.

Степанов оживился, в его глазах загорелся настоящий энтузиазм ученого от Бога. Таким он нравился полковнику больше всего.

– Попробую рискнуть и поинтересоваться вашими прогнозами относительно этой серии, – произнес Дзержинец, попивая горячий кофе.

– О! – вдохновенно воскликнул Степанов. – Это будет нечто совершенно потрясающее! Если все получится так, как я рассчитываю, то скоро в вашем распоряжении будет находиться такая рота, с которой не совладает целая армия.

– Очень многообещающе, – поощрительно произнес Дзержинец, – хотелось бы, чтобы вы не ошибались в прогнозах.

– Мне бы тоже этого очень хотелось.

– Я думаю, вам понятно мое желание уточнить, на сколько процентов вы уверены в успехе?

– Это очень сложный вопрос, дорогой полковник, – в волнении Степанов и сам не заметил, что допустил неуместную с Дзержинцем фамильярность, но тот, однако, предпочел не заострять на этом внимания. Степанов тем временем с увлечением продолжал: – Видите ли, до последнего времени я разрабатывал проблему точечного характера наследования различных моногенных особенностей…

– Антон Николаевич, вы опять увлекаетесь, – сказал полковник.

Снова раздался блеющий смех.

– Прошу прощения! Я говорил об отклонениях, вызванных мутацией одного гена и не зависящих от внешних условий развития особей. Я пробовал выяснить, доминантна либо рецессивна эта определенная особенность, обусловлена ли она мутацией гена, локализованного в половой хромосоме или в аутосоме…

– Послушайте, Антон Николаевич…

– Простите! – поспешно заговорил Степанов.

Он умолк, собираясь с мыслями. Весь его вид говорил о том, с каким трудом он приноравливается к невежеству собеседника, пытаясь отыскать понятные полковнику определения.

– Короче говоря, я убедился, что умственные особенности человека не моногенны, а полигенны, то есть, они обязаны определенному взаимодействию нескольких генов. Возникновение же этих генов в фенотипе зависит от внешних условий.

Полковник терпеливо молчал, добросовестно пытаясь вникнуть в суть услышанного.

– Таким образом, передо мной встала двойная задача, – говорил Степанов, – мне не только нужно было выявить необходимую комбинацию генов, но и создать внешние условия, при которых такая комбинация привела бы к наиболее оптимальному результату.

Дзержинец отставил свою чашку. Никто из сидящих в кабинете не заметил, что за дверью, ведущую в первую лабораторию, притаился человек. Приникнув ухом к щели между дверью и косяком, человек, затаив дыхание, прислушивался к разговору. Чем дольше он слушал, тем большее изумление отражалось на его лице.

– Самое сложное заключалось в том, чтобы отыскать подходящий материал. Кстати, здесь нужно отдать должное нашему Михаилу Анатольевичу – он проделал гигантскую работу. Именно ему мы можем быть обязаны нашим богатейшим генофондом популяции, в котором присутствует множество мутантных аллелей одного гена.

– Замечательно, – одобрил Дзержинец, – теперь объясните, как это скажется на вашей последней разработке.

– К этому я и веду, – ответил Степанов, – думаю, не ошибусь, если скажу, что мне удалось добиться самых потрясающих результатов.

Ученый выдержал театральную паузу. Зная за Степановым этот грешок – любовь к эффектным репликам, – полковник с безучастным выражением лица терпеливо ждал продолжения.

– Что бы вы сказали, если бы узнали, что в недалеком будущем в нашем распоряжении будут существа, обладающие сверхъестественными способностями?

Дзержинец не мог удержаться от того, чтобы слегка вздрогнуть. Почти незаметно, но тем не менее Степанов почувствовал, что ему удалось заинтриговать собеседника.

– То есть? – спросил Дзержинец.

– Способности, которыми обладают сотые доли процента населения земли, да и то в ничтожных масштабах. А у нас с вами будут существа, аккумулирующие в себе все наиболее выдающиеся таланты сверхъестественного толка.

– Вы можете объяснить нормальными словами, какими именно способностями они будут обладать, или мне придется вытягивать это из вас клещами?

Степанову, похоже, удалось выбить полковника из равновесия. Он взял небольшой реванш и был весьма рад этому.

– Сверхчувственное восприятие: телепатия, телекинез, левитация, пирокинез, гипноз, интуиция на грани ясновидения, – на одном дыхании выпалил Антон Николаевич.

Некоторое время Дзержинец молчал, пытаясь уместить в сознании услышанное. Степанов наслаждался произведенным эффектом.

– Насколько это реально? – наконец спросил полковник.

– Процентов на восемьдесят. Я был мог дать и больше процентов, но еще не выяснил, насколько наличие данных способностей может повлиять на другие, без которых невозможно полноценное существование в наших условиях.

– То есть, они будут какими-нибудь ущербными?

Степанов усмехнулся.

– Это слишком сильно сказано. У них будут наличествовать те же органы, что и у их собратьев. Если они и будут иметь отличия на физическом уровне, но только в лучшую сторону. Другое дело, что я еще не знаю, как эти способности будут взаимодействовать с их психикой и какое влияние они возымеют над их психологией. На изучение этой проблемы потребуется определенный срок и, скорее всего, немалый. Как я уже говорил, я выхожу на качественно новый уровень моих экспериментов. В случае, если я добьюсь успеха, можно будет подумать о том, чтобы перейти к еще более высокому витку.

Глаза Степанова горели фанатическим огнем. Даже видавший виды полковник был заворожен этой экзальтацией.

– Куда еще? – спросил он чуть слышно, но ученый понял вопрос.

– О! Это будет такой скачок, после которого человека – земное существо с ограниченными возможностями – можно будет приравнять к божеству, создающему существ по собственному усмотрению.

– Но вы и так создаете…

– Это не то! – отмахнулся Степанов. – Когда я смогу преодолеть физический барьер и выйти на астральный уровень, на уровень трансмутации, тогда я буду считать, что я добился всего, о чем только может мечтать человек, претендующий на роль Бога.

В речи Антона Николаевича было слишком много „Я“, но Дзержинец, не обратил на это внимание, он думал о том, что Степанов сходит с ума.

– Вы это серьезно говорите? – спросил он, внимательно глядя на Антона Николаевича.

– Вы не верите! – губы Степанова исказила кривая ухмылка.

– Что ж, это абсолютно нормальная реакция. Достаточно вспомнить, как воспринимались обывателями все выдающиеся изобретения, начиная с автомобиля и самолета, и заканчивая полетами в космос и развитием робототехники.

– Благодарю, – произнес Дзержинец, при этом на его тонких губах мелькнуло подобие улыбки, – вы назвали меня обывателем.

– С моей точки зрения, вы, при всех ваших выдающихся способностях – самый настоящий обыватель. Ваша психология не способна выйти за рамки давно открытых физических законов. Это происходит в силу вашей абсолютной прагматичности. Вы чрезвычайно умны и проницательны, в этом смысле вас смело можно назвать незаурядным человеком. Но в этом также и состоит ваша неспособность заглянуть за грань того, что в философии называется объективной реальностью.

Дзержинец взглянул на часы.

– У меня сейчас нет времени слушать ваши интереснейшие выкладки. Но я буду очень внимательно следить за ходом ваших разработок и с нетерпением ждать результатов.

– Я бы советовал вам, наоборот, вооружиться терпением, – со смехом возразил Степанов, – это будет еще не скоро.

– Вам потребуются дополнительные ассигнования, или другая помощь?

– Пока эта проблема не стоит, – ответил ученый с все той же кривой ухмылкой, – вы снова не пожелали принять в расчет, что я пытаюсь выйти на иной уровень, нежели физический, соответственно, и средства нужны иные.

– Возможно, мое сознание и ограничено, как вы говорите, но, насколько мне известно, телепаты и ясновидящие точно также дышат воздухом, едят такую же пищу и пьют такую же воду, как и остальные люди. Это не бесплотные духи, а вполне обычные, во всяком случае, с виду, люди, из плоти и крови.

– Задача, которую я перед собой ставлю, заключается в том, чтобы соединить незаурядные физические качества с паранормальными способностями на астральном уровне.

– Может статься, что когда вы представите мне результаты, я смогу воспринять это как нечто, имеющее право на существование, но сейчас, извините, мое приземленное мироощущение не дает такой возможности.

– Я понимаю вас, полковник, – ответил Степанов, – просто я считал своей обязанностью поставить своего патрона в известность относительно моих планов.

– Вы правильно сделали, Антон Николаевич, – сказал Дзержинец, поднимаясь с дивана, – а теперь мне пора идти.

Человек, подслушивавший у двери, метнулся в сторону и неслышными шагами стал удаляться в дальние помещения.

– Кстати, – заговорил Дзержинец снова, когда они со Степановым шли по направлению к выходу, – как поживают ваши питомцы?

Полковник шел впереди и поэтому не видел, как изменился в лице Антон Николаевич. Однако, по секундной заминке он понял, что этот вопрос – из разряда сложных.

– В быстрейшие сроки ожидаю возвращения.

– Вы получали от них известия?

– Пока нет, – ответил Степанов, – но мы и не планировали, что будем поддерживать связь до их возвращения на Базу.

– Хорошо, – сказал Дзержинец, – вы знаете, что делать, когда они прибудут?

– Без сомнения, но тут уместнее было бы выразиться по-другому: не „когда они прибудут“, а „если они прибудут“. Лично я бы не дал гарантии, что они вернутся.

– Надеюсь, что вы ошибаетесь.

– Я и сам на это надеюсь. Вот и опять, возвращаясь к нашей беседе. Не правда ли, насколько было бы легче, если бы мы могли иметь с ними телепатическую связь?

Дзержинец лишь пожал плечами. Он уже подходил к красной двери, когда ему в голову пришла одна мысль.

– Вы уверены, что сможете обеспечить контроль над существами со сверхъестественными способностями? – озабочено спросил он.

– Я буду работать над этим. Вы же понимаете, что это в моих интересах.

– Что ж, – полковник протянул руку, – удачи вам. Думаю, скоро увидимся. Передавайте привет Михаилу Анатольевичу. Жаль, что я так и не повидался с ним.

– Непременно передам. Всего вам доброго, полковник.

Красная дверь закрылась. Единственная дорога во внешний мир снова осталась закрытой. Степанов минуту или две стоял перед ней и с болезненной тоской представлял себе, как Дзержинец удалялся прочь по длинному, уходящему вверх коридору.

В последнее время профессору, как никогда, хотелось выйти из этих опостылевших стен.

* * *

Секретчик удовлетворенно потирал руки. Его план осуществился, как нельзя лучше. Не было сомнений, что Дзержинец имел отношение к этому пвсевдодельфинарию, как он называл Исследовательский центр. Не то, чтобы у Секретчика были прямые доказательства причастности полковника Безопасности к темным делишкам, творящимся в дельфинарии, но нескольких нюансов, которые не могли ускользнуть от его пристального взгляда, оказалось более чем достаточно, чтобы подтвердить его подозрения.

Самым забавным, по мнению Секретчика, было то, что Дзержинец понимал, с какой стороны ветер дует, и ничего не мог с этим поделать. Визит Президента в дельфинарий, осуществленный посредством неусыпных забот Секретчика, оказался весьма и весьма плодотворным. Оставалось еще множество неясностей, но тем нее менее он уверился, что нашел ту самую исходную печку, от которое предстоит теперь плясать не только ему, ни всем его лучшим людям. По возращении в Москву, Секретчик прежде всего дал директиву особое внимание уделять подводным поискам районе затонувшей субмарины. В операции было задействовано два десятка водолазов, сантиметр за сантиметром обследовавших морские глубины в радиусе нескольких километров от места залегания останков АПЛ.

Помимо этого Секретчик распорядился сообщать ему обо всех интересных находках, сделанных на море, будь то Баренцево, Лаптевых или же Балтийское.

Результаты не замедлили появиться. Уже на второй день скрупулезных поисков ему на стол положили сообщение об обнаружении двух трупов на берегу Финского залива. Тела были закопаны в песок в десятке метров от моря, там же нашли резиновую лодку и рыболовное снаряжение, по всей очевидности принадлежавшее убитым мужчинам. Неподалеку, под обрывом, нашли автомобиль рыбаков. Вскоре были установлены личности убитых. Ими оказались два пенсионера. Секретчик моментально выделил это сообщение из числа восемнадцати других. Что подсказало ему? Все та же интуиция? Или же просто неестественность ситуации?

Грабители вряд ли стали бы так действовать. На одном из мужчин нашли дорогие водонепроницаемые часы, которые обязательно должны были быть „приобретены“ нападающими. Уцелела и увесистая золотая цепь с крестом, что висела на шее у другого рыбака. Все наводило на мысль, что это не было убийство с целью ограбления. Пропали только деньги и несколько предметов одежды.

Секретчику пришло на ум, что некто вышел из воды в чем мать родила, убил рыбаков, отнял у них одежду, закопал останки и был таков. Да, к тому же он еще сбросил с обрыва автомобиль, что говорило о его недюжинной силе. На то, что этот некто был в единственном экземпляре, указывало отсутствие лишь одной пары брюк, одного свитера и одной пары обуви. Хотя с другой стороны, их могло быть и много, но только одному из них понадобилась одежда. Идиотизм, конечно, но разве вокруг нас мало творится идиотизма? Секретчик не имел обыкновения отказываться от версии всего лишь потому, что она выглядит абсурдной.

Узнав от родственников убитых, какая именно одежда была похищена, его люди взяли след. Искали высокого крупного человека в сером свитере, коричневых брюках и сапогах.

Вскоре выяснилось, что мужчину с такими приметами видели у Московского вокзала, но дальше его след безнадежно терялся в бурном людском потоке, обитающем в вокзальном районе мегаполиса.

Параллельно проводилась подготовка к разведке в псевдодельфинарии. Секретчик, как никто другой понимал, что данное мероприятие будет сопряжено с немалыми трудностями: от его наметанного глаза не ускользнули те солидные охранные точки, которыми был снабжен исследовательский центр. Еще больше насторожило, что вся охрана велась, так сказать, негласно.

Секретчик многое отдал бы за то, чтобы собственными глазами взглянуть на объекты, скрытые где-то на территории дельфинария. А в том, что они имели место быть, он ни капли не сомневался.

* * *

Побережье Баренцева моря. Поселок Белогорск. Районная больница.

Этот день не задался с самого утра. Главврач поселковой больницы Василий Васильевич Матвеев мучился с жесточайшего похмелья. Не помогали ни ударные дозы активированного угля, ни горсть янтарной кислоты, ни другие применяемые в таких случаях снадобья. Видно спирт оказался дрянным. В кои-то веки, они с Макарычем решили сэкономить казенный и попробовать подаренного одним из благодарных пациентов пойла. Но лучше бы они перелили „подарочек“ в емкости из-под казенного спирта и выпили, как обычно.

Предаваясь этим мрачным мыслям, доктор Матвеев понуро сидел за своим столом и смотрел, как за окном качается от сильного ветра сосновая ветка. Как опостылел ему вид этой вечной ветки за грязным окном!

– Василий Васильевич! – дверь в кабинет приоткрылась и вошла старшая медсестра Людочка.

По ее взволнованному виду можно было сделать заключение, что произошло нечто особенное.

„Этого еще не хватало“, – мрачно подумал Матвеев и неприязненно воззрился на Людочку.

– Там привезли труп! – сообщила старшая медсестра, блестя своими темными глазками.

– Труп? – тупо повторил Василий Васильевич, с тоской чувствуя, что вот-вот от него потребуется принятие важного решения.

– Труп! – почти радостно подтвердила Людочка. – Рыбаки нашли у самого берега сегодня рано утром.

– Что за труп?

– Почем я зная! – Людочка повела остренькими плечиками, давая понять, что главврачу пора бы начать реагировать несколько поактивнее.

С тяжким вздохом Василий Васильевич поднялся из-за стола и вышел из своего кабинета. Людочка поскакала следом, сводя главного с ума цокотом своих каблучков по мраморному полу.

– Позвони заведующему моргом, – распорядился Василий Васильевич, чтобы избавиться от назойливого сопровождения.

– Так его же нет сейчас на месте, – напомнила Людочка, – он будет только послезавтра.

Главврач снова издал тяжкий вздох. Если уж не день задался с утра, то и продолжение будет соответствующим.

– А где его зам?

– Виктор Михалыч на месте, это он прислал за вами.

– Ну иди тогда, займись своими делами, – буркнул Василий Васильевич, – я и без тебя дорогу найду.

– Но… – обиженно воскликнула Людочка, – может быть там понадобится мое присутствие…

– Если понадобится, тебя позовут, иди отсюда.

Зная, что главный не в том расположении духа, чтобы ему можно было противоречить, Людочка отстала от него, предоставив продолжать путь в одиночестве. Когда цокот каблучков замер за спиной, Василию Васильевичу стало полегче.

Он вышел из главного корпуса, прошел через больничный двор и оказался в приземистом строении, где был расположен морг.

Свежий воздух немного приободрил главного, в голове прояснилось и только после этого он в полной мере осознал всю важность происшедшего. В свете событий последних дней труп, обнаруженный невдалеке от места трагедии, мог стать самой настоящей сенсацией.

– Ну что тут у вас? – по-деловому спросил Василий Васильевич, стремительно входя в зал, уставленный свободными столами.

Его встретил заместитель заведующего моргом.

– У нас тут такая находка, – заговорил он возбужденно, – сколько лет работаю, но такого еще не видел.

– Ну, где ваш труп? – хмурясь, поинтересовался Василий Васильевич.

Замзава указал куда-то в дальний конец зала, главврач обратил внимание, что сам патологоанатом не проявляет желания подойти к дальнему столу, на котором лежит „находка“.

Зрелище и впрямь оказалось умопомрачительным. Полуразложившееся месиво, больше чем наполовину обглоданное рыбами, источало такую вонь, что уже за несколько метров Василия Васильевича начались позывы к рвоте.

Он не стал подходить ближе, опасаясь, что его и без того пострадавший организм не выдержит такой нагрузки.

– Вы уже произвели осмотр? – спросил он у замзава.

– Да, первичный осмотр я произвел, – ответил тот, закуривая сигарету без фильтра.

Василий Васильевич с наслаждением втянул дым в ноздри. Сам он не курил, но хорошо понимал, почему патологоанатомы не спешат расставаться с этой привычкой.

– Ну и каковы ваши выводы?

– Трудно сказать, Василий Васильевич, – для определенных выводов нужна экспертиза. Придется ждать возвращения заведующего.

– А без него никак?

– Я не могу брать на себя такую ответственность, – поспешно отговорился патологоанатом, – к тому же в моем распоряжении нет целого ряда специальных препаратов, за ними необходимо кого-нибудь послать в областной центр…

– Понял, – прервал его Василий Васильевич, – не хотите, так и скажите, а ваши оправдания мне слушать не за чем. Я только одно хочу выяснить, – главврач понизил голос и приблизился к собеседнику почти вплотную, хотя в зале кроме них двоих никого не было, – я хочу знать, может ли эта… – он помялся, в поисках подходящего определения, – эта… хм, находка, иметь какое-то отношение…

Василий Васильевич сделал многозначительную паузу. Патологоанатом с первой секунды понял, к чему клонит главный. Это отнюдь не являлось показателем остроты его умственных способностей, просто сейчас буквально все события, как выдающиеся, так и мелкие, вольно или невольно связывали с гибелью подлодки „Антей“.

Он задумался. Докурил сигарету, бросил ее на пол, растер окурок. Василий Васильевич, проявляя истинно христианское долготерпение, молча наблюдал за всеми этими манипуляциями.

И только тогда, когда его рыжеватые брови стали сходиться у переносицы, патологоанатом решился прервать молчание и заговорил:

– Я не могу сказать этого с полной ответственностью, – осторожно заговорил он, – но у меня сложилось впечатление, что этот труп не мог быть связан с затонувшей субмариной… – увидев, как при этих словах лицо главного мало-помалу прояснятся, он продолжал уже с большей уверенностью, – да, мне думается, что погибший не имел отношения к тому, что произошло одиннадцать дней назад.

Василий Васильевич поощряюще кивнул и замер в ожидании продолжения. Не сводивший с него глаз патологоанатом заговорил снова:

– У меня есть ряд оснований для такого умозаключения.

– Слушаю вас, – Василий Васильевич весь излучал тепло и симпатию.

– Прежде всего – одежда.

– То есть?

– Дело в том, что на погибшем не сталось ни клочка одежды.

Обычно в таких случаях остается хотя бы миллиметровые кусочки ткани. Как-никак моряки, – патологоанатом невольно понизил голос, – были одеты в форму. За эти дни она не успела бы сгнить, осталось бы по крайней мере хоть что-то.

Нельзя сказать, что Василий Васильевич пришел в восторг от этого довода, который, несмотря на всю свою привлекательность, явно был притянут за уши. Он с надеждой смотрел на замзава, ожидая большего от следующих аргументов.

– С другой стороны, если бы данный труп действительно имел отношение к лодке, то он не сохранился бы в таком хорошем состоянии. Согласитесь, прошло одиннадцать дней. За эти дни тело должно было проделать довольно внушительный путь – почти в двести километров. А в море, как вы знаете, водятся всевозможные хищники, которые не оставили бы без внимания такую добычу.

– Но ведь труп изрядно подпорчен, – возразил Василий Васильевич, правда очень нерешительно.

– В том-то и дело, – патологоанатом все более воодушевлялся, – он только подпорчен, а по идее от него должен был остаться один скелет!

– Вы уверены?

– Да, Василий Васильевич, я уверен, – твердо произнес замзава моргом, закуривая очередную сигарету.

– Послушайте, – оживился Матвеев, – кто кроме вас и старшей медсестры еще в курсе на счет трупа?

Патологоанатом призадумался и начал загибать пальцы.

– Ну, во-первых, рыбаки, во-вторых, милиционеры, которые составляли акт, а из наших – я, старшая медсестра, которая неизвестно как оказалась здесь в момент доставки и вы, наверное, это все.

– Немало, – озабочено произнес Василий Васильевич.

– Вот-вот должны позвонить из отдела милиции, они ждут нашего заключения.

– Подождут, – неприязненно процедил Василий Васильевич, – эти дела так быстро не делаются. Если позвонят, вы им так и скажите. Хотя нет, – главврачу пришла в голову одна мысль, – я сам позвоню начальнику отдела и поговорю с ним. А теперь нам с вами нужно подумать о том, какое заключение мы выпишем.

Они направились в кабинет заведующего моргом.

– Как вы себя чувствуете, Василий Васильевич, – поинтересовался патологоанатом.

– Хреново, Виктор Михалыч. С утра голова раскалывается и подташнивает. А тут еще эти новости. И почему это должно было случиться именно у нас!

Василий Васильевич обхватил свою страдающую голову руками и сел за стол на место заведующего. Патологоанатом изучающе посмотрел на него и вкрадчиво произнес:

– Василий Васильевич, у меня есть одно великолепное средство для улучшения вашего самочувствия.

– Я уже все попробовал, – убитым тоном ответил главврач, – не помогает.

– Уверен, что этого вы еще не пробовали.

С этими словами замзава вынул из недр несгораемого шкафа бутылку прямоугольной формы.

– Что это у вас? – с интересом спросил Василий Васильевич.

– Подарок одного знакомого моряка Тихоокеанской флотилии. Виски „Johnnie Wolker Red Label“. Я даю голову на отсечение, что глотнув из этой бутылки, вы почувствуете себя заново рожденным.

Василий Васильевич не стал заставлять себя долго упрашивать. Виктор Михалыч плеснул на одну четверть граненого стакана жидкость восхитительного темно-янтарного цвета, достал из холодильника лимон, нарезанный кружками и поставил все это перед главным.

– А вы? – спросил Василий Васильевич.

– Как-то не решаюсь… – промямлил патологоанатом.

– Да бросьте вы в самом деле, – махнул рукой главврач.

Без дальнейших разговоров Виктор Михалыч налил и себе.

Они выпили. Василию Васильевичу и впрямь полегчало. Тут же возникло желание повторить. Замзава моргом был человеком понимающим и тут же плеснул еще, на сей раз увеличив дозу. Таким манером спустя чуть больше получаса они опустошили всю бутылку. Теперь обнаружение нежелательной „находки“ уже не виделось им в столь мрачном свете.

– Вот что, Михалыч, – говорил Василий Васильевич заплетающимся языком, – нам с тобой лишние проблемы ни к чему, верно?

Виктор Михалыч утвердительно закивал.

– Понаедут сюда всякие комиссии. Представляешь, сколько будет хлопот, если к нам заявится какая-нибудь столичная делегация?

– Точно, Василий Васильевич, хлопот не оберемся.

– Начнут, чего доброго больницу нашу шерстить. А нас ведь тут не все ладно.

– Еще бы, Василий Васильевич, с таким-то финансированием… – многозначительно заметил Виктор Михалыч.

– Вот-вот, – главврач похлопал патологоанатома по плечу, – умный ты мужик, Михалыч, все понимаешь.

– Я вот что думаю, – заговорил окрыленный замзава.

– Что? – с любопытством поинтересовался Матвеев.

– Нам бы надо все это дело обделать до возвращения Сыромятникова.

Замзава имел ввиду своего непосредственного начальника, заведующего больничным моргом.

– А то ведь он, сами знаете, какой. Шум поднимет, доискиваться начнет…

– Это ты правильно заметил, Михалыч, – Василий Васильевич икнул, – светлая у тебя голова.

– Стараюсь, – ответствовал польщенный патологоанатом.

– Как же нам поступить? Придумай, ты ведь мужик догадливый.

– Есть у меня одна задумка…

К вечеру этого же дня в местное отделение милиции пришло заключение из морга, гласившее что обнаруженный на берегу труп идентифицирован. Это не кто иной, как пропавший две недели тому назад беспробудный пьяница Вячеслав Егорихин, 1953-го года рождения, уроженец Красноярска, не имеющий никаких родственников. В документах значилось, что труп опознан близкой знакомой Егорихина (это стоило главврачу всего-навсего одного литра медицинского спирта до опознания и двух литров той же живительной жидкости после него). Ввиду плачевного состояния тела, эксперты рекомендовали незамедлительно произвести захоронение.

Начальник Белогорского отделения милиции, которому точно так же, как и главврачу местной больницы не хотелось никакой шумихи в своем районе, на удивление быстро и охотно согласился с выводами патологоанатома и подсуетился, чтобы местный отдел регистрации актов гражданского состояния не медлил с выдачей свидетельства о смерти.

На следующее утро найденный труп был за казенный счет похоронен на Белогорском кладбище. Ни один человек из населения поселка, насчитывающего около восьми тысяч, не проявил ни малейшего удивления. Славка Егорихин за последние несколько лет ни разу не представавший перед соседями в состоянии, мало-мальски отличном от непотребного, вполне мог оказаться утопленником. К тому же и сроки совпадали.

Спустя еще пару-тройку дней и сам главврач поселковой больницы Василий Васильевич Матвеев полностью поверил в изобретенную совместно с замзава морга версию.

* * *

База, на которой профессор Степанов работал без малого двадцать лет, и где было произведено несколько тысяч различных экспериментов в области генетики и клонирования, была построена в рекордно короткие сроки. Она представляла собой довольно большое двухъярусное строение, возведенное из прочного водостойкого материала. Здание было построено таким образом, что первый, нижний, ярус располагался в котловане, вырытом в морском дне, второй же возвышался над дном. Все основные отделения Базы: главная лаборатория, где проводились текущие работы с галобионтами, жилые помещения, кабинеты Степанова и Тихомирова находились в нижнем ярусе, который сообщался с тоннелем, шедшим от одной из охранных вышек. В верхнем ярусе были сосредоточены вспомогательные помещения, склады, а также „общежитие“ галобионтов второй и третьей серий, осуществлявших охрану Базы и всегда готовых предстать перед профессором по первому его зову. Там же находился так называемый детский сад – отделение, где проходила начальная, самая длительная, стадия генезиса.

Охранная система Базы была оснащена по последнему слову техники. Телевизионная система включала в себя малогабаритную телевизионную передающую камеру КТП-216, находящуюся в прочном герметичном корпусе cо встроенными светильниками, обеспечивающими работу камеры в затемненных условиях за счет дополнительной подсветки; малогабаритное видеопросмотровое устройство ВП11В117; сетевой блок питания БП-422; блок питания БП-427, работающий на аккумуляторной батарее; устройство спуска-подъема и поворота камеры в воде, что позволяло обнаружить подводные объекты размерами не менее 30 мм. Дальность видения подводной телевизионной системы достигала 0,6 Zб.

В распоряжении Базы был штат так называемых боевых пловцов, располагавших разнообразным арсеналом подводного оружия. Они обеспечивали разведку в радиусе пяти километров от Базы.

У каждого боевого пловца имелся подводный пистолет СПП-1 и автомат АПС, противодиверсионный комплекс ДП-64, а также многоствольный реактивный гранатомет МРГ-1.

Пистолет СПП-1 с четырьмя гладкими стволами, попарно закрепленными в один блок, имел самую совершенную конструкцию. Дзержинец по праву гордился таким уникальным приобретением. СПП-1 был оснащен самовзводным ударно-спусковым механизмом, позволяющим моментально открывать огонь. Выстрелы производились поочередно из каждого ствола. Каждый пистолет был укомплектован десятью обоймами для патронов. Примечательно, что Дзержинец после тщательного изучения российских и зарубежных моделей отдал предпочтение отечественным, справедливо сочтя их гораздо более эффективными.

Что же до подводного автомата АПС, то это оружие попросту не имело аналогов за рубежом. По своим габаритам он уступал автоматам общевойскового назначения, но в воде действовал безотказно. Стрельба могла вестись короткими очередями – от трех до пяти выстрелов, и длинными – десять, а также одиночными.

Разумеется и патроны для пистолетов СПП-1 и автоматов АПС были особенными, предназначенными исключительно для использования в подводных условиях. Их уникальность заключалась в пуле большого удлинения. Hа предельных дальностях стрельбы в воде такое подводное оружие могло пробить оргстекло толщиной 5 мм.

Еще одной гордостью Дзержинца был противодиверсионный комплекс, состоящий сорокапятимиллиметровый ручной гранатомет с фугасной гранатой ФГ-45 и сигнальной гранатой СГ-45. Цель поражалась фугасной гранатой с радиусом поражения до четырнадцати метров. Уничтожение объекта достигалось не за счет действия поражающих элементов, таких как осколки, шарики и т. п., а посредством создания мощнейшей акустической волны. Сигнальная же граната служила для обозначения местонахождения обнаруженного объекта, подлежащего уничтожению.

Перед началом стрельбы взрыватель механического типа, расположенный в носовой части ФГ-45, устанавливается на глубину срабатывания. При достижении заданной глубины происходит подрыв взрывчатого вещества. Уничтожение диверсанта осуществляется не за счет действия поражающих элементов (осколков, шариков и т. д.), а за счет создания мощной акустической волны. Радиус поражения – около 14 метров. Для обозначения местонахождения обнаруженного боевого пловца используется сигнальная граната.

База оснащалась гидроакустической аппаратурой четырех видов, каждый их которых предназначался для определенных целей. Гидроакустическое устройство „AN/PQS-1C“ работало в двух режимах: поиск и обнаружение подводных объектов и обнаружение сигналов маркеров с определением направления на них. Аппаратура второго вида – „Disersom“ – предназначалась для обнаружения сигналов маяков – маркеров и обеспечения звукоподводной связи. Аппаратура „SRS“ служила для выхода боевых пловцов на маркер. Система „AN/PQC-2“ предназначалась для звукоподводной связи.

Было и еще множество всевозможных „примочек“, в частности пуленепробиваемые стекла, которыми была огорожена вся База, а также минные заграждения, устроенные на подступах к ней.

Секретчик при всей свои проницательности никак не мог предположить, что База оснащена столь совершенной охранной системой. По этой причине он послал на разведку всего лишь одного человека. По разумению Секретчика, опытного подводника, вооруженного высококлассной видеокамерой и двумя пистолетами было вполне достаточно. Но он просчитался.

Степанов как находился в своей лаборатории, когда его ассистент Тихомиров прибежал с сообщением о том, что в районе Базы обнаружен человек. В течение нескольких минут они наблюдали за действиями разведчика.

– Нужно немедленно его уничтожить! – сказал Степанов.

– Не кажется ли вам, – возразил вечно осторожничавший ассистент, – что сначала следует поставить в известность полковника?

– Пока мы будем связываться с Москвой, – он преспокойно заснимет на камеру нашу Базу и будет таков. Вы представляете себе, как на это отреагирует наш куратор?

– А вдруг, это его человек? – предположил Тихомиров.

– Исключено! – решительно заявил Степанов. – Дзержинец никогда не стал бы без предупреждения посылать сюда разведчиков. Он не хуже и даже лучше нас знает, какая здесь охранная система. Что-то не похоже, чтобы разведчик знал о минах. На мой взгляд он передвигается, как человек, не имеющий представления о схеме минирования. Удивительно, что он до сих пор еще не подорвался.

Конец ознакомительного фрагмента.