Правила игры
Я играю в любовь.
Я говорю о том, о сем.
Чуть, чуть мигну тебе глазком.
Я знаю много нежных слов.
Я играю в любовь.
Стою у зеркала, бреюсь. Вглядываюсь в свое отражение. Вообще, рожа ничего. Жесткие скулы, правильный овал лица. Темные волосы. Глаза зеленые. Одна дура сказала, что тонет в них. Утопленница. Если на мой взор бросить этакую поволоку, так эти дуры готовы вытворить, что угодно. Фигура у меня спортивная, плечи широкие. Отец с матерью постарались на славу. Не жалуюсь. Я этих дурех собираю, как грибы в кошелку. На мой век девок хватит. У меня своя квартира, так что притормозить с девчонкой у меня есть где. У меня свои правила игры. Я всегда ношу с собой защиту. Пачку презервативов. Я ж не дурак, чтобы за несколько минут удовольствия платить потом всю жизнь. Чем больше отлучаешь от себя девчонок, тем больше ты у них в цене. Можно считать, я ценный приз. Пусть борются. А мне-то что? Вечно любить невозможно. С этим я согласен. Вечно любить невозможно. Одна за мной увивалась. Мне ничего не надо. Мне только ребеночка от тебя. Обещаю, мне ничего не надо. Ага, я что, последний дурак. Помню поговорку, обещать, не значит жениться. Сегодня ты пообещала, а завтра захомутаешь. Нет. Барышни. Я в эти игры не играю. Я сказал, у меня свои правила игры. И будем играть по этим правилам, а не по вашим, бабьим. У меня тачка приличная, парфюм обалденный. Деньжата водятся. Вообще, все путем. Кто-то скажет, нельзя, Костяй, так с ними, с девками. А я что? Я ничего. Я ведь не маню их на огонек. Сами мотыльки мои летят. Пара. Тройка встреч, и они такие шелковые. Покладистые. Вот именно, покладистые. Сами ложатся, и меня к себе тащат. А я тут причем? Чертова бабка им в бок! Так и норовят, так и норовят. Что мне гнать их от себя? Отмахиваться, как от мух? Не хочется. Пусть летят. У меня свои правила игры, у них свои. Поиграем в любовь, девчонки, а?
Они крутятся вокруг меня, как кошки возле кринки со сметаной. Девственницы – это не мой стиль. Хотя можно. Но девчонка, которая попробовала мужчину – это лучше. Во-первых, меньше слез. Во-вторых, у нее какой-то опыт. Замужние? Нет, совершенно нет. Во-первых, мне не нужен для остроты ощущений ревнивый муж, который будет бегать и выслеживать. Ладно, если кулаки. А если выхватит нож? Или стрелять начнет? Или разведется. А эта так и будет лезть с чемоданом ко мне в дверь. Ну, ладно бы залезла, так она так и будет таскаться с чемоданом от меня к своему бывшему, а потом назад. Или к кому третьему. Просто табор, только не с кибитками, а с чемоданом. А те, кто дарит отдых за деньги, это неспортивно. Это охотиться на лису, которая сидит на привязи. Тут всякий урод, и тот будет в дамках.
Пора на работу. Опоздаю, опять шеф будет пилить. Подъехал на стоянку возле офиса. Оставил машину, иду. Ба! Издали меня заметила Марина. Машет, делает ручкой и ко мне. Замахала бедрами, как матрос на сигнальном мостике флажками. Сигналит, обещаю все. Подходит.
– Костя, это ты? Рада тебя видеть. – Как я рад, как я рад, что приехал в Ленинград. Детский восторг. Тряпки на ней не детские. В таких светские львицы себя выгуливают, или интердевочки возле отелей. Вру, такие, возле отелей, не шляются. Этих подают на заказ. Путана, путана, путана, тебя, как рыбу, к пиву подают. Мне такие по-карману. Но эта готова за мои красивые глаза. За твои красивые глаза, я готова в шалаше отдаться. По щеке моей течет слеза, убежать и в сквере отдышаться.
– Я тоже, Марина. – Откуда ее вынесло?
– Ой. Сколько лет. Сколько зим мы с тобой не виделись.
Да, думаю. Если две недели, это годы. Надо же, как ты истосковалась. Видать, мужик твой сбежал. Что поделаешь? Наверно, нашел что-то новенькое. Мы мужики такие. Бабы тоже любят обновить обстановку. Но у них это переставить горшки с цветами. Передвинуть мебель. Мы меняем баб. Вот это – обновить обстановку. В конце концов, хочется многое попробовать на пиру жизни. Надо было опоздать на работу. Да чего уж там. Я ведь не пацан пятнадцати лет, который увидел даму своих вздохов и побежал прятаться в дальний угол, чтобы никто не заметил его возбуждения. Не те у меня годики. Ну, давай, Марина, играть, так не по-детски. То мне в лицо смотрит. То опускает глаза вниз, на мои брюки, вроде от скромности. Что она там собирается увидеть? Нет. Мужчины порой бывают небрежны. Иногда молния может разойтись. Или иное может случиться с мужчиной при виде красотки. Эрекция. Но ты, Марина, не дождешься.
– Ты чего, Марина? – Неудобно прогнать. А хочу ли? Прогнать ли ее?
– Шла, задумалась о жизни. – Ах, она и думать может. Такая неожиданность.
– А что о жизни? – Может и вправду задумалась. Бывает же.
– Есть ли на свете счастье? – Прямо философ передо мной. И этой счастье подавай.
– Отчего? Есть, бывает. – У меня часто. За вечер несколько раз. Когда она приходит и остается со мной. И когда уходит, ничего не требуя.
– А ты часто бываешь счастлив?
– Это зависит от обстоятельств. Например, когда родители не ждут ее ночевать домой.
– Меня не ждут. Ты счастлив? – Улыбается. Ее точно не ждут. Уже давно, лет с пятнадцати.
– Счастлив.
Марина вновь опускает взгляд.
– Марина, не ищи там влажных пятен. Я счастлив, но не до такой степени.
– Я хотела заметить только предвкушение счастья. – Невинная улыбка.
А люди проходят мимо. У них свои заботы. Пацанка в красном шарфике на шее бросила на нас взгляд. Улыбнулась.
– На улице, Марина. Не мое это. Не пацан. – Подарил ей улыбку Дракулы. Зря это я, сейчас заведется.
– Я тоже думаю, не пацан. Так может, мы составим друг другу счастье?
– Давай, вечерком залетай на огонек. – Может, забудет. Хотя, сам виноват.
– Хорошо. Мы с тобой сегодня увидимся. – Я чуть отстраняюсь. Сейчас на моей шее повиснет.
– Мне пора в офис. Вон, Сергей Сергеевич навстречу. – Указываю в сторону шефа. Спаситель!
– Костя, зайди ко мне в кабинет. Я хочу с тобой переговорить. Зайди. – Бросает на ходу. Старается не замечать мою собеседницу.
Мы зашли в кабинет. Сели.
– Костя, поздравляю. Позавчера ты был на высоте. – Право, может изобразить смущение? Что он имел в виду?
Это что, Галина делилась с шефом о прошедшей ночи?
– Стараюсь всегда быть на высоте, Сергей Сергеевич.
– У тебя это здорово получается.– Так, вот болтливые бабы. – Особенно, когда суд присяжных. Женская половина от тебя глаз не отводят. У тебя внешность, голос проникновенный. Константин вошел в зал. Судебное разбирательство можно считать закрытым. Все бросаются брать у тебя автографы.
– Ну, это не совсем так. – Вот, на воре шапка горит. Так оно на судебном разбирательстве.
– Не скромничай. И логика у тебя нормальная. Построил защиту хорошо. Очень хорошо. Так держать, поздравляю. Иди, работай.
И я отправился работать. Я занялся очередным запутанным делом, и день для меня пролетел незаметно. Но вот я отправился домой. Маринка ждала меня возле подъезда на скамейке. Она встрепенулась, увидев меня. Она поднялась ко мне. Легкий ужин. И вот мы сидим на диване, обнявшись. Ее бедро трется о мое бедро. Рука гладит карман моей рубашки.
– Как бьется твое сердце. – Шепот. Робкое дыханье, трели соловья….
– Из-за тебя, Марина, – шепчу я.
Ее рука скользит вниз, падает на мое бедро. Мои ловкие пальцы расстегивают пуговицы ее блузки. Кружевной лиф. Моя рубашка уже на полу. За ней следуют ее блузка и лифчик. Я ласкаю округлости ее грудей. Она целует меня, скользит губами по моей щеке, по шее. Я склоняюсь. Мои губы хватают ее сосок. Мой язык скользит по бусинке ее соска. Она изгибается всем телом. Сладостный стон. Рука ее на моем бедре. Со стоном она произносит:
– Костя, а что это у тебя там?
Я отвечаю пошлостью.
– Любимая игрушка моей девочки. – Потом поправляюсь. – Китайские мудрецы называют это нефритовым стержнем.
– Я так люблю нефрит, его твердость. Он такой теплый на ощупь.
Пальцами руки она проводит по ложбинке между своих грудей. Ее поцелуи становятся неистовыми. Она вся горит. Мы бросаемся в объятия простыней моей постели. Простыни пахнут лавандой. Наши тела сливаются в единении. Сливаются наши стоны и выкрики. Мы держимся за руки. Как дети. Я сжимаю ее руку в своей ладони. Мы наслаждаемся происходящим. Утро застает нас в лабиринте любовных игр. Мое тело зависает над ней. Я опираюсь на ладони, еще мгновение назад, скользивших по мрамору ее кожи. Мои движения становятся ритмичнее, толчки сильнее. Я смотрю на ее ресницы, прикрывающие глаза. В ней столько блаженства, неги. С ее губ срывается стон радости и боли. Я еще раз целую ее губы. Откатываюсь в сторону, и мы вместе переживаем эти мгновения. Опустошающее блаженство. Утренний кофе. Довольный смех Маринки. Прошла сегодняшняя ночь. Мы собираемся. Я отвожу ее. Потом бросаю машину в пыль повседневности. Иду в офис, туда, где ждут повседневные, но интересные дела. В офисе мне потребовалось полчаса, чтобы сбросить наваждение этой ночи, сказку для двоих. Я вчитываюсь в очередное дело. Ревнивец. Современный Отелло. Только вместо коварного Яго, коварство зеленого змея. Кухонный нож, который не позволил Дездемоне помолиться на ночь. Обычная ревность. Представляю, как в зале суда проникновенным голосом, с лицом отражающим сострадание, я пытаюсь обыкновенную бытовуху представить историей романтичной любви. История разбитого сердца. Тьфу! Чертовщина. Убийство на бытовой почве выдать за историю страсти. Превратить семейный скандал, площадную брань в стон истерзанного сердца. Муки моего подзащитного. Его боль. Его раскаяние, о котором он даже не вспомнил поутру. Его необыкновенные чувства. Безмерные страдания толкнули моего подзащитного на этот поступок. А может, безмерное количество водки? Мне становится противно самому. Горечь этого я отправляюсь запить горьким кофе.
Через несколько дней было слушанье этого дела в суде. Шеф похлопывал меня по спине и басил: ты молодец, мальчик. Молодец. Ты видел, что творилось в зале. Не только присяжные. Весь зал рыдал, когда ты рассказывал эту историю двух сердец. Твой голос то взмывал вверх, то срывался. А твои жесты, движение рук. Сострадание на лице. Нет, парень, такое можно увидеть только в театре, когда там играет звездный состав. В коридоре меня остановила Мария Федотова.
– Константин, ты устроил нам такое шоу. С тобой, конечно, тяжело тягаться. Но для чего, чтобы выгораживать этого подонка?
– Издержки профессии.
– Издержки? Но ничего, у меня теперь есть цель. Одолеть тебя. Положить на обе лопатки.
– Машенька, это не поздно сделать. Хотя бы сегодня вечером.
– Вечером? Бес проклятый, и тут вылез. Надавать бы тебе по твоей красивой роже.
– Машенька, за что портить такую красоту? – Улыбаюсь я.
Мария смеется.
– Ничего, будет и на нашей бабьей улице праздник. Доиграешься, красавчик.
– К тому времени я уже буду подслеповат, шаркать ножками. Костыль в правой руке, спутница жизни по левую. Так мы и будем шествовать по жизни.
– Как бы я была рада поплясать на твоей свадьбе. И думать, наконец-то, тебя захомутали. Пригласишь на свадьбу?
– Приглашу, только долго ждать. Свадьбу я сыграю на те деньги, которые мне выпишет Пенсионный фонд.
– Не зарекайся. Ты будешь рассказывать сказки своим внукам задолго до того, как Пенсионный фонд возьмет тебя под свое заботливое крылышко.
А кукишь хочешь, Федотова? Были б косички, дернул. И заливаясь смехом убежал!
Марину я увидел вновь через неделю. Издали. Она садилась в машину к своему прежнему. Видимо, вернулся. Ну, что ж, рад за них. Глядишь, и выйдет из них хорошая пара. Текли мои дни. Девчонок хватало. Честно говоря, я радовался тем дням, когда засыпал один. Когда-то надо и отдохнуть. Не дремать же потом за офисным столом. Вспомнился анекдот про мужика. Ты мальчик или мужчина? А в чем разница? Мужик спит с женщинами. А мальчик нет. Пиши, мальчик. Разве с ними уснешь. Подружки менялись, они то, приходили, то уходили. Суета дней. Однажды я отправился в гости к родителям. Большого желания идти к ним я не испытывал, и не потому, что не люблю их. Я их очень люблю. Но вот мама. Всякий раз, когда я прихожу, она начинает разговор. Что мне пора женится. Что ей хочется внуков. Вот и сегодня, снова и ладом. Мне это надоело. Отец сидит, кивает головой. Согласен со словами моей дорогой мамочки. Как же, куда он без ее мнения. Мы вышли с отцом на балкон покурить. Только тут он мне сказал:
– Нет, парень, я понимаю, ты молодой. Еще не нагулялся. Но, в конце концов, когда-нибудь это должно случиться.
– Может быть. – Так я же понимаю. Все когда-нибудь умрем. Я не исключение.
– Когда я встретил твою мать, я сразу понял, это моя половинка. Думаю, и ты это почувствуешь.
Я не стал возражать, согласился. Сын своего отца.
– Да, батя, вполне возможно. Появится половинка, я вам скажу. – Да черта с два она появится.
– Ты не затягивай. Ты бы активнее поискал. – Право, отеческий совет. В хомут головой!
– Хорошо, батя, завтра же брошусь на поиски.
Как только я вышел из дома родителей, эти мысли выбросил из головы.
Я часто забегаю в ближайший супермаркет за продуктами. Готовлю я неплохо. Шеф-поваром в ресторан меня не примут, но тоски по домашней еде у меня не возникает. Постирать белье, так при современной технике это не проблема. Зачем мне жена. Чтобы она каждый вечер мелькала перед моими глазами? Передвигала вещи на моем столе? Потом ничего не найдешь. Задавала идиотские вопросы? Как там на работе, то, да се. А я на автомате ей отвечал: все замечательно, милая, все хорошо. Учила бы меня жить?
В тот день мы с Сергеем Сергеевичем поехали в управление по делам. Он там задержался, так что возвращаться мне предстояло самостоятельно. Выхожу из управления. А тут Коська. Мой тезка. Мы с ним вместе в институте учились. Поздоровались. Завязалась беседа. Кто и где сейчас. Вспоминали однокашников. Мы не виделись месяца два. Потом я закинул удочку:
– А что, Костяй, довезешь меня до офиса? Не спешишь?
Смотрю на него. Одет очень просто. Такие взяток не берут. Мрак! Его бы по башке. Не современный.
– Довезу, садись.
Мы сели в машину и поехали. Рассекаем улицу. Треплемся, как две клуши на скамейке. Вдруг тезка кого-то заметил.
– Смотри, это ж Лохматый отъезжает, собственной персоной, от обочины. Он давно в розыске. Догоним сейчас.
Лохматый оказался шустрым водителем. Мы сумели догнать его только в районе лесопарка. Обошли, встали поперек дороги. Костя выскочил из машины с пистолетом в руке.
– Стоять, полиция.
Лохматый не очень хотел этой встречи. Он выстрелил через лобовое стекло своей машины. Выстрел Кости прозвучал одновременно. Он упал на дорогу, держась за раненое плечо. Пассажир Лохматого выскочил из машины и бросился в лес. Я за ним. Хорошо бежит. Он пару раз оборачивался и стрелял. В меня не так просто угодить. Решил, что ноги его спасут. Прибавил скорость. Но я тоже умею бегать. Я догнал его. Подсек, толкнул в спину, и он упал на землю. Я сверху свалился на него. У нас начался рок-н-ролл. Мне повезло. Я уткнул его мордой в землю, завернул руку. Нащупал на земле пистолет и рукояткой припечатал по затылку. Затих. Я с пистолетом в руке встал рядом. Ждал, когда он очухается. Он пришел в себя.
– Вставай, пойдем.
Тот встал. Видимо, голова еще кружилась. Хорошо я приложил его.
– Иди. И без глупостей. Стреляю на поражение. – Он нехотя шел на ватных ногах. Так я его довел до дороги.
Тезка уже вызвал патрульную машину. Те подъехали. Подошла скорая. Я сдал своего клиента. Лохматый был в тяжелом состоянии. Его забрала скорая. У меня горел левый глаз. Этот мужик все же огрел меня. Надо было эту сволочь замочить. Такую красоту испортил. Синяки украшают мужчину, но мне они не к чему. Парни довезли меня до дома. Надо было переодеться. Костюмчик мой пришел в негодность. Стоит не мало. За такое и убить не грех. Переоделся. Посмотрел на свою рожу в зеркало. Да, фонарь отменный. Ночью будет, как днем. Пошел на работу. Сергей Сергеевич был на месте. Увидел мой левый глаз, спросил:
– Константин, где это тебя так?
– Так это мы с мужиками. Отметили это дело. Праздник удался, – пытался я отшутиться.
– Костя, не паясничай. Откуда это у тебя?
Пришлось рассказать правду.
– Орден на грудь, Сергей Сергеевич, повесите? Благодарность на стенку?
– Заблуждаетесь, молодой человек. В таком виде появляться в суде не резон. Ты контору подвел. Придется издать приказ о твоем не полоном соответствии и лишить премии.
– Вот и служи родному отечеству.
– Отечеству ты, может, и сослужил, а вот контору подвел. – Сам улыбается во всю рожу.
Выхожу в приемную. Светка, наш секретарь с двумя подружками. Она выбегала, когда я пришел.
– Костя, это что у тебя? – Смотрит на мой замечательный левый глаз.
Я грудь колесом.
– Бандитская пуля.
– Как это тебя угораздило? – Сейчас все бросятся спасать меня своей нежной любовью. И грудь прикладывать к подбитому глазу.
– Так получилось. Я теперь больной и несчастный, нету в сердце былого огня.
– Костя, мне жаль твоих девчонок.
– А что жаль-то?
– Мы с девочками всем расскажем, что нет больше у Кости огня. – Смеется, зараза. Это так. Но сама в грусти, не прошла через мою постель.
– Ты с чего взяла? Он меня в глаз ткнул, а не туда.
– А это надо посмотреть. – Зараза.
– Так ты приходи ко мне вечерком, и посмотрим. Я лягу в постель. Буду стонать. А ты будешь сидеть у постели и прикладывать мне компрессы.
– Костя. Я боюсь, ты перепутаешь предлоги.
– Какие?
– У постели, и в постели. С тобой это может случиться.
– А что. У меня в постели вполне уютно. Приходи.
– Сейчас, обрадовался. – Смеется.
– Ладно. Девчонки. Света, кофе угостишь, или зажмешь?
– Сейчас сделаю.
Пришел после работы домой. Телефонный звонок. Лера, сейчас придет. Она уже неделю ошивается в моей берлоге. По вечерам иногда даже тряпкой машет. Придает, как она говорит, человеческий облик моей холостяцкой квартире. Не возражаю, если в охотку. Так пусть. Лера вплывает в квартиру и сразу бросает взгляд на ярко проступившее на моей физиономии очарование.
– Где это ты так? – В голосе сострадание.
– Да это мы с моим тезкой, с Костей, пьяного пытались задержать. Тот изловчился и ткнул меня в глаз. Случайность. – Не говорить же ей правду. Начнет ахать, охать. Не подставляй себя под пули. Мне это надо? Нет, конечно.
Я спровадил ее на кухню.
– Лера, приготовь что-нибудь вкусненькое пострадавшему. Умирающему. Может, это моя последняя просьба. – Изобразил страдальца.
– Хорошо. Ты пойди, приляг. – Как всякая женщина, она сострадает.
– Так мне доктор и посоветовал. – Усмехаюсь.
– Может. У тебя сотрясение мозга? – Точно, у меня сотрясение. Остаться с этой женщиной. Но я просто мужчина, что хочет любви.
– Нет. Ввиду его полного отсутствия. – Это я о мозге. Я просто дурак.
– Иди в постель. – Ах, какая забота.
– Иду. Так доктор велел. Только забыл указать, должен ли я там находится один. – Ой. Ты не устоишь.
– Иди. Согрею несчастного. – Такая ласковая улыбка. Не устоять.
Я устроился на диване. Ожидая, пока Лерка там что-нибудь приготовит.
Эта неделя у меня тренинг семейной жизни. Ничего, не так уж плохо. После ужина мы легли в постель, выключили свет. Лера прижалась ко мне. Робко поцеловала. Я обнял ее, прижал к себе. Она шаловливо водила рукой по моей груди. Все больше пробуждая во мне желание. Твоя дочь, баловница, всю ночь мне дарила душевный покой. Я целовал ее губы, ее плечи. Она обхватила ногами мои бедра. Она обнимает меня. Треплет мои волосы. Я вижу, как в темноте горят страстью ее глаза. Миг сладостной развязки. Мы лежим на боку, глядя друг на друга. Она вглядывается в мое лицо. Я вглядываюсь в ее милые черты. Прерывает дозволенные речи и наши игры. Мы пьем кофе. Лера собирает вещи и направляется к выходу. Поворачивается и говорит:
– Это наша с тобой последняя ночь. Я выхожу замуж. Пусть это будет ночь, которую я тебе подарила. Я буду долго ее помнить. Ты, Костя, забудешь обо всем через полчаса. А я буду помнить.
– Лера, я постараюсь сохранить твой подарок.
Она поворачивается и уходит. Можно радоваться такой развязке. Ни упреков, ни претензий. Ни обид. Но мне отчего-то грустно. Что это, устал от быстрой смены декораций? Рановато. Чего- то не хватает в моей жизни. Завести подружку с ревнивым мужем? Редкие встречи украдкой. Боязнь огласки. Нет, не это.
Шеф попросил отвезти нашему коллеге документы. Я у него иногда бываю. Зашел в кабинет, отдал бумаги. Сделал несколько кратких комментариев. Вышел в приемную. Там сидит секретарь, Маша. Девчонка скромная, застенчивая. С веснушками на носу. Обычно, я ее не замечаю. Сияние моего замечательного фонаря сегодня сломило ее скромность.
– Константин Павлович, это что с вами?
– Это? Нелепая случайность. Бывает такое. По службе заработал. – Господи снова придется объяснять, откуда у меня фонарь.
– Клиент? – Что еще можно подумать.
– Нет. Нелепая случайность. – Не знаю, что меня дернуло. Лезу с глупым вопросом. – А что вы делаете сегодня вечером?
– Пироги стряпаю. – Маша смутилась, словно стряпать пироги дело не совсем приличное.
– Пироги? Сто лет не ел пирогов. На пироги пригласите? Кто знает, – я указываю на свой синяк, – может, это последние пироги в моей жизни.
Маша начинает смущаться еще больше. Не думал, что можно засмущаться еще больше.
– Вам жалко кусочка пирога? – Ой, начинаю выпрашивать кусочек пирожка.
– Нет, не жалко. Приходите. Так вы не придете.
– Где ты видела, чтобы я отказывался от пирогов? – Машка совсем растерялась. – Отказаться от пирогов, созданных такими ручками. Это не в моих правилах.
Это окончательно приводит ее в смущение. Она покраснела.
– Давай адресок. Или уже пожалела, что пригласила меня на пироги? Пожалела пирога? – Теперь я наступаю.
– Нет.
– Тогда пиши адрес. – Напросился в гости.
Она написала мне адрес.
– Когда приходит-то? Во сколько? – Спрашиваю я, забирая бумажку.
– В половине восьмого. К этому времени я управлюсь.
– Все, ждите гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных. – Настроение мое улучшилось. Наверно. Из-за того, что я решил нарушить одно из своих правил, не встречаться с родителями своих подружек. Впрочем, она мне вовсе не подружка. Подарим ребенку счастливый вечер. Потом ей будет о чем вспомнить. Рассказать внукам. Как ей посчастливилось провести вечер с неземной красотой. Это со мной. Внуки будут смотреть на нее восхищенными глазками.
Маша потихоньку приходила в себя. Она замечала этого парня. Трудно не заметить такого. Но никогда не осмеливалась с ним заговорить. Она раньше и голоса его не слышала. А сегодня что же ее дернуло, взяла и заговорила. Она места себе не находила. Может, выбежать на улицу подышать воздухом. И еще ляпнула про эти пироги. Вот дурища. Кто так разговаривает с мужчинами. Пироги. Деревенщина какая-то. Что он о ней подумает. На пироги его пригласила. Она понимала, она совершенно не смотрится рядом с этим парнем. У них нет ничего общего. Но сердце сладко ныло. Она пыталась оправдать себя. Один вечер. Почувствовать себя красивой, неотразимой. Какая же она красивая? Чушь. Смешно. Каждой женщине хочется быть красавицей, надеяться на чудо. Однажды она подойдет к зеркалу, а оттуда на нее глянет прекрасный лик. Попасть на бал жизни, закружиться в танце с принцем. Не вспоминать о бое курантов, о карете, что обернется тыквой. Она отпросилась с работы. Придя домой сказала:
– Мама, у нас сегодня гости.
– Девчонки придут? – Мать обрадовалась.
– Нет. Константин Павлович.
– Мужчина? Дай-то бог. – Возможно, дочь нашла свою судьбу.
Но они обе не знали, что должен дать этот бог.
– Маша, живо надевай фартук и на кухню. А то придется кормить гостя сырым тестом.
Раскатывая тесто, мать спросила:
– Ты хоть скажи, кто этот Константин Павлович.
– Это юрист. Он иногда заходит к нам с документами. Такой серьезный, строгий.
– Молодец, решила хоть с кем-то заговорить.
– Он сам заговорил. – Она и матери не хотела признаться, что заговорил он в ответ на ее вопрос. Стыдно было.
– Что он из себя представляет, как выглядит?
– Мама, ты сама увидишь. Он высокий. Стройный. Милый молодой человек.
Пироги были готовы к семи часам. Оставшиеся полчаса Маша мучила себя вопросом, а придет ли гость.
Он пришел ровно в половине восьмого.
Я купил цветы. Вообще, я не умею покупать эти веники. Я в них не разбираюсь. И таскать не привык. Мои девчонки не избалованы подарками. Подарок – это я, обернутый в фирменный костюм. Это был мой первый опыт, не хотелось ударить в грязь лицом.
– Проходите, – пригласила Маша гостя.
Я переступил порог. Не очень галантно сунул в руки хозяйки веник. Обрадовался. Что освободился от него.
– Проходите, Константин Павлович.– Маша смущенно улыбается. Не часто здесь в гостях мужчины.
– Просто Костя. – Поправил я.
– Да. Проходите, Костя.
Я прошел в комнату и поздоровался с мамой Маши.
– Здравствуйте, я Костя.
– А я Наталья Степановна.
– Очень приятно.
– Мне тоже. Садитесь, я сейчас соберу на стол. Пироги уже готовы.
Я сел. Маша села на стул напротив, нервно перебирая пальчиками края юбки. Да, тяжелый случай. Похоже, мужиков она видела только по телевизору. Хозяйка дома принесла пироги, разлила чай, и мы сели за стол.
– Вы юрист? – Спросила мать Маши.
– Юрист.
– Часто выступаете в суде?
– Бывает. Только сейчас у меня временный перерыв. Шеф не пускает меня в зал суда. С таким-то украшением.
– А можно поинтересоваться, где вы приобрели это «украшение»?
– Вам правду сказать или соврать? – Придется рассказать.
– Лучше, правду.
– Мой однокашник и тезка в полиции работает. Он подвозил меня. А тут заметил, впереди едет преступник. Он погнался за ним. Мы их догнали, остановили. Костя выскочил из машины с пистолетом. Стой, полиция. Преступники и Костя выстрелили почти одновременно. Костю ранили. Он ранил одного из преступников. Второй попытался убежать. Я его догнал. Вот он мне и врезал. Но я все же задержал его. Ничего, я ему навалял. Его же пушкой по башке так трахнул. Такая история. Если б не мой однокашник, то я бы и не связывался. Так, что героем меня назвать трудно. Обстоятельства заставили.
– Так он был вооружен? Стрелял?
– Пару раз. – Я проговорился случайно про пистолет. Не хотел, что б подумали, каждый меня может побить. Вот и вырвалось. – И все мимо.
– Так вы – герой.
– Какой герой. Я больше не за какие коврижки ловить не буду бандитов. Шеф мне выговор обещал. И премии лишить. Вот это героизм.
– За что? – Искреннее удивление.
– Я срываю график судебных заседаний. Шефу вместо меня придется выступать.
– Так вы же для благого дела.
– А ему какая разница.
Наталья Степановна оказалась чудесной женщиной. Мы очень скоро забыли тему моего героизма. Болтали о всяких пустяках. О сериалах. О комнатных растениях. Пироги были чудесными. Уходя, я поблагодарил женщин за прекрасный вечер и вкусные пироги. На пороге я почему-то спросил:
– С пирогами мы разобрались, Маша. А завтра, что ты делаешь?
– Не знаю.
– Тогда я беру билеты в театр. Пойдешь?
– Да.
– Тогда. Я заеду за тобой.
Ха, ха. Театр. Ты явно заболел, парень. Последние подмостки, которые ты помнишь, это твоя постель. А занавес – одеяло. Нет, ты что-то не то съел. Но на следующий день я купил билеты в театр. Давали «Хелло, Долли». К нам пришла Долли, наконец, Долли. Доли к нам вернулась навсегда. Маша внимательно следила за спектаклем. Она понемногу расслаблялась. Напряжение спало. В антракте мы не забыли посетить буфет. Выпили чего-то прохладительного.
– Я давно не была в театре.
– Я тоже. А ты почему не ходишь в театр?
– Одной как-то грустно.
– А с подругами?
– У подруг для этого есть более подходящая компания.
– Теперь и у тебя есть более подходящая компания.
Маша вновь смутилась. Ах, это милое смущение.
Домой мы шли пешком. Болтали.
– Маша, а чем ты занимаешься в свободное время?
– Разным. Вышиваю. Готовлю. Читаю. А вы, Константин?
– Костя. Меня зовут Костя. У меня много друзей. Все славные. – Не сознаваться же ей, что мои друзья чаще всего носят юбки. – Они не дают засидеться мне в моем болоте. Свободного времени, для себя, как сегодня, у меня не так много.
– А вам понравился спектакль?
– Очень. «Хелло, Долли» я могу смотреть бесконечно. Мне вообще, понравился сегодняшний вечер.
Я довел ее до двери квартиры. Открывая замок, она спросила:
– Зайдешь?
– Нет. Уже поздно. Отдыхай. Я позвоню.
– Хорошо. – Сказала она и скрылась за закрытой дверью.
Сколько после Маша с матерью обсуждали эту встречу. Было сказано все. Не по себе дерево рубишь. Он разобьет твое сердце. Но она была готова, как мотылек лететь к пламени свечи. А что оно, сердце, что его жалеть. Живут только раз на свете.
Пару дней я смеялся над собой. В детство впал. Просто школьник. Мне б за ней портфель таскать. Но к выходным решил позвонить.
Маша с тоской поглядывала на телефон. Пыталась убедить себя, все это глупости. К чему она ему. Надо выбросить это из головы. Забыть. Снова вернуться к обычной жизни. Но телефон все же зазвонил. Его голос.
– Маша, у тебя какие планы на выходные?
– Никаких.
– А если съездить на пруд или речку. Позагорать, искупаться? Как?
– Не возражаю.
– Завтра у нас суббота. Я заеду за тобой. Часов в девять.
В девять Маша выскочила из подъезда с пакетом. Захватила с собой разную снедь, чтобы перекусить на берегу. Мы поехали на озеро. Загорали, купались.
Я так, мельком (признаюсь, вовсе не мельком) оглядел ее фигуру. Ничего. Даже очень. Хорошая девочка. Мы купались. Поглощали снедь, которую она приготовила. Было хорошо. Мне этот день понравился. Она простая и искренняя. Ее можно было читать, как открытую книгу. Она резко отличалась от моих прежних знакомых. Тех охотниц за мужиками и удовольствиями. Она иная. На обратном пути она болтала о разных пустяках. Выглядела забавной. Звонко смеялась. Я проводил ее домой, понимая, без этих встреч в моей жизни будет чего-то не хватать. С этого дня наши встречи стали постоянными.
Выдался случай, надо было отнести бумаги в ту контору, где работал Костя. Маша с радостью взялась за это. Бумаги она передала. Потом у секретаря, у Светы, спросила:
– А Константин Павлович где?
– А тебе-то что? Тоже попалась в его сети? Одна из тех, кто готов прыгнуть к нему в постель?
– Нет.
– Оно и видно. У этого бабника столько дурех. Полгорода под него стелилось. Говорят, в постели он сказка. А ты как думаешь? Посоветуй, он и мне предлагал. Я отказалась. Так как, зря?
– Не знаю. – Маша покраснела. – Он мне нужен по делу.
Развернулась и ушла. По дороге думала, что она глупая девчонка. Дура. На что она надеялась? Думала, что он монах? Закрылся в келье и молится с утра до ночи. Дома она своей печалью поделилась с матерью.
– Что ж, дочка, мужики, они все такие. Им от женщин одно нужно. В постель затащить, а там, как доведется. Ты, Маша, постарайся не повторять моих ошибок. Моей судьбы. Нам, конечно, вместе хорошо. Но женщине все же нужен спутник жизни. С кем детей растить. А этот красавчик изломает тебе жизнь. Постарайся его забыть.
Но, забыть, никак не получалось. Она хотела отказаться от встреч с ним, но воли не хватало. Она обещала себе, что будет вести себя с ним сдержанно, холодно, но клятвы эти таяли сами собой, как только она видела его. Его глаза, отливающие зеленью. Его руки, что обнимали ее. Она окончательно сломалась, сдалась. Не сказала себе вот так, в явь, но в подсознании понимала, если он пригласит ее к себе, она согласится на все. Путь это будет первый и последний раз в ее жизни. Она не сможет отказать ему, не сможет отказать себе.
Они продолжали встречаться. Константин не то, чтобы боялся заключительного аккорда, он опасался, что своими неосторожными действиями может подвести черту под их хрупкими отношениями. Он опасался, что все закончится той пустотой, которую он не раз ощущал, когда встречался с другими женщинами. Подкралась осторожно осень, бросая желтые листы под ноги. Слезы дождя. Его былые подружки как бы растаяли в осеннем тумане. Оставалась только Маша, такая близкая, понятная. Однажды Костя решился. Он позвонил матери.
– Мама, я завтра к тебе зайду. Хорошо?
– С каких пор ты начал спрашивать, зайти тебе или нет.
– Я не один зайду.
Сердце матери екнуло. Неужели свершилось.
– Хорошо. Мы с отцом будем ждать.
На следующий день, как обычно, он встретился с Машей.
– Я давно не был у стариков. Надо бы забежать к ним.
– Хорошо. Ты иди, если надо.
– Ты не поняла, мы с тобой зайдем вместе.
– А это удобно?
– Вполне удобно, по крайней мере, для меня. Вот для них…. Они постоянно пытаются меня заклевать. В твоем присутствии им будет неудобно меня клевать.
– Они такие злые?
– Нет, это они по доброте сердечной. Все пытаются наставить своего маленького сыночка на путь истинный.
Константин своим ключем открыл дверь. Они вошли. От порога Костя крикнул:
– Мама, мы пришли.
Навстречу вышла женщина еще далеко не старая.
– Вот, наконец-то. Проходите. Сейчас на стол соберу. Поди, голодные. Павел! Сын пришел с девушкой.
Вышел отец.
– Проходите. Что ты гостью на ногах держишь. Предложи присесть.
Они присели. У Маши тут вырвалось:
– Может, мне пойти на кухню, помочь?
– Мать сама справится, – ответил отец.
Маша подумала, что брякнула это не к месту. Не всякая женщина захочет, чтобы другая женщина вторгалась в ее царство. Но Костя встал и повел ее на кухню.
– Идем, Маша.
– Мама, я тебе помощницу привел. Примешь?
– Проходи, девочка. А ты, Костя, ступай. От тебя больше вреда, чем пользы.
– Ухожу, ухожу.
– А ты, Маша, помоги мне.
– А что от него такой вред?
– Ой, разве может быть от мужика польза. Один вред. Им бы только диван продавливать с газетой в руках. И ту верхом вниз держат. Один вред от них в доме. Сама не могу понять, чего мы их терпим. А Костя – ходячее недоразумение.
Маше отчего-то захотелось защитить Костю.
– Нет, он доразумение. Очень даже доразумение. Особенно в суде.
Мать бросила на нее взгляд.
– Защитить хочешь. Теперь я вижу, если что, то отдам сына в хорошие руки.
Маша смутилась.
– Давай, понесем. А то мужики там голодные.
Когда они вошли в комнату, мужики что-то обсуждали. Политику? Сердито посмотрели на женщин. Пришли мешать. Но все же решили соизволить сесть за стол. Снизошли. Маша стеснялась. Со стороны могло показаться, что ест она с неохотой.
Конец ознакомительного фрагмента.