Лоцман
Мы простились тогда, на углу всех улиц,
Свято забыв, что кто-то смотрит нам вслед;
Все пути начинались от наших дверей,
Но мы только вышли, чтобы стрельнуть сигарет.
И эта долгая ночь была впереди,
И я был уверен, что мы никогда не уснем;
Но знаешь, небо
Становится ближе
С каждым днем…
БГ
День начался с тачки. Скопив первые 500 евро, Егор взял да и купил старый «Гольф». На все. Тачку надо было проверить в деле. Бундес – последний оплот бесплатных автобанов, и через полчаса мы уже выжимали свои 120 в крайнем правом ряду. Пусть нас обгоняли бабушки-пенсионерки на сверкающих мерсах, поправляя свободной рукой прическу, мы ехали вперед, навстречу светлому будущему. Первая машина – это первая машина, и неважно сколько она стоит.
Через 50 километров свернули на второстепенную дорогу, а с нее на лесную. Егор хотел «проверить клиренс». И надо ж такому было случиться, что «Гольф» взял, да и зачихал. А потом и вовсе заглох.
– Спокойно, я сейчас, – Егор деловито дернул за рычаг под приборной панелью, вышел и поднял крышку капота. Прошло минут десять, но Егор все возился с мотором, и мы тоже вышли из машины.
Ну, чего у тебя тут? – спросил Саныч.
Да, кажется, датчик накрылся.
А чего делать? Попробуем с толкача может?
Не надо.
Мимо проходил какой-то дедок, по виду типичный грибник с палочкой.
Может деда попросим помощи? Смотри, а то заночуем тут.
Не надо, щас разберусь.
Дед поглядел на нас и неторопливо прошел мимо. Секундная стрелка еще не сделала полный оборот вокруг своей оси, и папоротник продолжал качаться в том месте, где он только что был, а из-за поворота вдруг появилась полицейская машина. Поравнявшись с нами, она остановилась, и из машины вышли два здоровенных светловолосых полисмена – Скутер и Швайнштайгер.
– Что, масло сливаете? – спросил Scooter
– Да нет, у нас датчик, похоже, полетел, – ответил Егор
– Здесь частная территория. Вы надпись видели?
– Нет, ничего мы не видали.
– Залезайте в машину, поедем в город.
Мы забрались в аналог уазика с зарешеченным помещением для перевозки преступников.
Первые минут пятнадцать мы молчали.
–Странные они. Европейцы, – произнес вдруг Егор.
И чего в них странного? Люди как люди, – ответил я.
Да мы вот сейчас на юге, тут Италия рядом.
Ну и что? Причем здесь Италия?
Да, я вспомнил про Калигулу и его коня. Это ж надо – коню дворец построили, сенатором сделали и хотели даже в консулы произвести. И все ж молчали. Никто не пикнул. Патриции хреновы. А как на частную территорию заехал человек случайно, так сразу полицию вызывают.
– Так то было 2000 лет назад – с конем, – сказал я.
– Кстати, а мы чем лучше? Ты вот знаешь, что крейсеру Аврора, например, орден дали?
Ну и что?
А то, что это ж груда металлолома. Корабль. Конь хоть живой, а железяка по любому не живая. Куда ты ей орден прицепишь?
Ясное дело куда – на нос, который растр. Сбоку.
«Ра-а-астр», – передразнил Саныч. – А ты теперь подумай. Если между конем и Авророй 2000 лет прошло, то насколько мы отстали от Европы?
А ты вот Аврору не трожь, – вдруг резко выступил Егор.
Это почему?
А потому. Аврора для меня – это святое, меня там в пионеры принимали.
Ну и что? Мало ли кого и где в пионеры принимали. Меня вот, например, в Музее Ленина, на Горьковской.
А вот и то, что сколько лет прошло, а я как сейчас все помню. Вот тут справа, пушка носовая, там мостик. Тут я стою, и передо мной комсорг, вяжет мне галстук и говорит, громко так, звонким голосом: «Будь готов!». А я ему также громко отвечаю: «Всегда готов!». Смотрю в глаза и отвечаю. А между нами и нет ничего, только готовность, на все готовность.
А комсорг – мальчик или девочка? Тебя послушать, так будто у вас там секс, прямо на корабле был. А не прием в пионеры.
Дурак ты. Это кстати, круче, чем секс.
Да что ты? Чего ж ты тогда сюда уехал? Вступил бы там в партию, ходил на митинги, кайфовал.
А одно другому не мешает.
Это как же?
А так. Я вот знаю, что здесь жить мне проще, знаю. Все знаю, про сырьевую экономику, про дефицит и профицит, про Ленина и Сталина, про Гулаг, читал Оруэлла и Варлама Шаламова, про ваучеры знаю, про Газпром и так далее, но дело не в этом.
А в чем тогда?
А в том, что при всем при этом, где-то там, глубоко в памяти есть островок, где я стою на Авроре и меня принимают в пионеры. И там я испытал такое счастье, какого с тех пор больше никогда и нигде не испытывал.
Кажется, я понимаю, – сказал я. – Послушай, а вот у меня такой островок тоже есть.
А у тебя чего за островок?
Ездил я в детстве на Украину, к бабушке. И был у нее дом с садом. Сейчас думаю, посмотри я на тот дом, вообще ни о чем, развалюха, 1905 года постройки, а все б отдал, чтобы туда снова попасть. Потому как там я – царь и бог. Хочешь – в море купайся, хочешь – черешню собирай. Родители в Питере, лафа.
Точно, и царь и бог. Вот и я, знаю что нет ничего в той Авроре, знаю. Корабль как корабль, с мутной историей. Но разве ж я могу тот островок разрушить, где я был счастлив? Что тогда от меня останется? Диплом о высшем образовании? Аусвайс?
За окном машины темнело. Внутрь попадал лишь свет фар, проносящихся мимо машин.
А у меня островок – обрезание,– сказал вдруг Саныч.
Это – как? – засмеялся Егор.
А так, я ж обрезание сделал перед поездкой сюда. Осознанно.
И что?
А то, что до того я жил во тьме, а как обрезание сделал, будто новый мир увидел.
Что-то я не понял, – сказал я, – мне кажется, это сюда не подходит.
Очень даже подходит, – сказал Саныч. Говорю тебе, никогда я не был так счастлив, как в тот день. Если хочешь – то считай, что я испытал религиозный экстаз. В тот день я родился заново, я чувствовал себя большим и близким к Богу, и знаю, что это был самый важный день в моей жизни. И никакая Аврора для меня не сравнится с этим чувством.
А, ну тогда подходит вроде, – закивал Егор.
Есть у меня и второй островок, – добавил Сан Саныч.
Какой? – спросил Егор. – Израиль?
Нет, диск.
Кто в лес, кто по дрова, – возмутился Егор. Сначала обрезание, теперь вот диск. И что это за диск?
«День серебра» БГ.
Не знаю, я начал про конкретное место вспоминать, а у тебя то обрезание, то диск. И что ты с этим диском делаешь? С собой его возишь?
Не вожу, но он всегда со мной.
Это как?
Когда я чувствую, что я вдали от дома, я напеваю «Небо становится ближе», и через две минуты появляется ощущение, что я дома. Ну, а если диск есть под рукой, то вообще ништяк, ставлю, и все становится на свои места. Выходит – это и есть мой островок, и даже… моя Родина.
– Тогда выходит, – сказал я, – что ты, Егор, родился на Авроре.
Да пошли вы…
И у меня Родина не одна, – решил добавить я.
Ну да – еще один космополит. У Саныча и Питер родина, и Иерусалим, и кабинет обрезателя, а еще и диск. Полный набор. А у тебя что?
Концерт.
Ой, не могу, – заржал Егор. – Чем дальше в лес, тем больше партизаны. Какой концерт? Самый первый? У тебя видеокассета и видак в кармане?
Нет. Просто на хорошем концерте я чувствую, что я дома. А на плохом – не чувствую. С хорошего концерта не хочется никуда уходить. И вообще, если меня пробирает, я чувствую, будто Бог со мной говорит со сцены. Но это бывает редко, таких концертов были единицы.
А исполнитель кто? Имеет значение?
Почти не имеет. Но одним дано, а другим не дано. И если дано, то он про это знает, и ты знаешь. И другие, кто пришли – тоже знают, только сказать не могут. А если не дано, то учись– не учись: пластика, ноты – все без толку.
Я, в принципе, согласен, – сказал Саныч. – На хорошем концерте с тобой говорит Бог.
Не сотвори себе кумира, Саныч, – сказано в Писании, и не поминай всуе.
А я и не богохульствую, по мне так артист транслирует нечто, что прямо сейчас ближе всего к Богу. То, что тебе нужно прям в эту секунду. А если Бог сейчас с тобой не говорит, то на фиг такой концерт нужен. Это фуфло. Это и есть шоубиз. Когда говорят, что купив билет, увидишь Бога, а подсовывают фуфло.
Да, чуваки, – вздохнул Егор. – Начал я про Аврору, а вы меня так загрузили, что я уже сам не рад. Но, похоже, что у каждого из нас есть свои острова, и есть те, кто помогает твоему кораблю не заблудиться в безграничном океане времен. Твой лоцман. Причем только твой.
Машина притормозила. Раздался стук каблуков по асфальту, потом щелчок. Дверь открылась, и Scooter сказал:
Эй, выходите, приехали. Расходись по домам, завтра эвакуатор вашу тачку привезет, заплатите ему сто евро.
Как сто евро? У меня машина пятьсот стоит, мы на тросе можем, за мной дядя приедет, – возмутился Егор.
Здесь так не принято, поэтому, – сто евро, – строго повторил Scooter, подняв жезл, и мы разбрелись по домам.